Текст книги "Последний спектакль (СИ)"

Автор книги: Безупречное алое цветение

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Теперь на кону стояла её жизнь.

– Знаешь, если так склеить, то получится руна! Ого, смотри, Гермиона, как вышло! Почт-ти и не замет-тно. Т-ты чего? Г-гермиона, чт-то п-произошло?

Она ревела, отвернувшись в угол. Как Невилл нашёл анонимное письмо, остаётся загадкой. Он многое раскусил, так как спросил именно про Джиневру и дал понять, что не отстанет, пока не выяснит хотя бы в паре слов. Обессиленная страданием, Гермиона осталась кроткой. Сказала о зелье невидимости и сроках, а затем уткнулась лбом в угол и закусила губу, чтобы перенести внимание со страдания душевного, на боль физическую. На этом он её оставил.

На удивление, злость, которую никто и никогда не примечал в сердце рассеянного юноши, разгорелась в молодом мужчине. Невилл достал ингредиенты в ближайшую неделю и даже помог с варкой. Уизли бесила его, раздражала и, уж конечно, вызывала ненависть. Кому, как не ему, ученику Снейпа, знать опасность «Невидимости»? Неверно сваренная стадия, ложка из не того материала или чётное количество помешиваний создали бы яд! Смертельный и безвозвратный. Это либо подставит, либо убьёт зельедела. Естественно, пробовать зелье в процессе варки они не могли, так как не было смысла – не готово. Понять, получилось ли, – тоже.

Пока дни летели, а зелье настаивалось, Гермиона избегала Снейпа, и Маккгонагалл всячески способствовала в этом. После того как шок сточил юное сердце, как разочарование затопило его льдом, а самое ценное, что было в нём к Снейпу, унёс страх, Гермиона сделалась бледной и измученной. Она всё чаще запиралась у себя, позабыла о витражах (даже не проверила: работали они после того, как их склеил Невилл, или нет!). Из сна её гнали кошмары, из жизни в сон – мрачная мысль. Бывало, Гарри заговаривал с ней, а она то уставится в стену, то сожмёт кулаки да молчит. Когда Макгонагалл попросила руны, Гермиона без возмущений высыпала стёкла на стол. Когда Невилл осведомился как бы невзначай о Снейпе, она залистала сценарные листы быстрее. Взгляд как никогда заглатывал строчки, но буквы плясали перед глазами, а в голове на одном и том же месте мучительно больно металась мысль. Её хотели убить.

Ни на минуту не забывая этого, Гермиона пыталась выдумать другую трактовку рун. Ей ещё никогда так сильно не хотелось оправдать Снейпа! Но с каждой неудачно надуманной версией отчаяние заглатывало всё дальше! Внутренняя вера в возлюбленного маленьким хрупким лучиком прорывалась из карих стеклянных глаз. Уж лучше бы недоставалась роль ей, и Снейп не помогал, и танцевать не приглашал, и не спасал! Действительно, в голове всё чаще возникал образ тёмной кладовки, и, видит Мерлин, упасть в ту бездну было бы не так больно, как знать, что Снейп игрался.

В тот день, когда Гермиона разлила зелье на два флакончика, с самого утра у неё дрожали руки. Бессонница нашёптывала на ушко желанные надежды. За те долгие ночи к ней приходили разные идеи, но осторожность, как и у всех других, брала верх. Таких совпадений не бывает. Пришлось смириться: следующий выпуск «Пророка» про неё.

На встрече Джиневра ликовала, ведь Гермиона, злейший враг, её соперница и пятнище на славе, теряла ход! Чего только стоил вид худощавых ручонок!

– Что это ты не бережёшь себя? Стала вон, вся дохленькая, бледненькая. Ай-ай-ай, морщины пойдут, зубы опять вылезут. Ты и так не блистала красотой, а сейчас…

Ладонь Джиневры махнула в воздухе. Гермиона лишь расправила плечи и надменно вздёрнула носик.

– А смысл? Какая разница, если всё равно умрёшь? Забирай свои зелья, и разойдёмся.

– Что? – заржала Джиневра. – Ты заговорила о смерти? Неужели уверена, что сварила неправильно зелье, хах! Вот будет умора, когда найдут дохлую Клеопатру не на сцене!

– Я не об этом, глупая ты баба! – рявкнула Гермиона. – Неужели для тебя важна лишь сцена, Джиневра? Не искусство, не вечный смысл красоты, а сцена?!

Джиневра надула щёки, хоть и намёк поняла.

– Так ты не про зелье? Ох, Гермионочка, будь другом, не занудствуй, а?

– Тогда давай по делу: «Невидимости» желательно настояться. Точка. Оно не проверено. Точка. Если консистенция начнёт сворачиваться в комочки, то мы поймём, что реакция пошла не так, а там, объясняя лёгким языком…

– Пей. Пей немедленно эту гадость, – прошептала Джиневра злорадно, а её маленькие глазки уставились с переполняемым восторгом на флакончик.

Поскольку зелье Невидимости Гермиона варила впервые, запахи готового эликсира оставались для неё тайной. Возможно, всё шло по рецепту, но что-то подсказывало, что это далеко не так. Что это зелье принесёт немало бед. Наверное, какой-то ингредиент оказался иным, где-то недомешала или на каком-то этапе огонь ослаб, и всё пошло иначе. Она почти была уверена в ошибке. В часы рассеянности и тяжёлых душевных переживаний даже мастера прекращают работать и ждут успокоения. У неё не было и такой возможности. Совсем никакой! Гермиона была близка к злобе на весь мир.

Слабый уголёк гнева заалел в её подавленных глазах. Даже для самой Гермионы её голос сделался неузнаваемым – холодным, сильным и властным:

– Ты же знаешь, что я умру, если зелье не будет правильным, Джиневра! Поэтому повторяю: дай мне неделю. Видишь, оно готово, ему нужно лишь настояться.

Губы рыжей медленно расплылись в лыбе.

– Времени больше не выдам, Гермионочка, а вот травить себя я не хочу. Надеюсь, ты всё сделала правильно… Пей давай, любейзнейшая, пей, и не рычи так! Или ты меня отравить задумала? Что, не ожидала такого хода, полагала, я не догадаюсь?

Джинни замигала глазами, поглядывая на заветный тюбик, и оскалилась кривой улыбочкой.

– Не лукавь, я проницательнее тебя. Пей, Грейнджер!

Губы Гермионы сжались плотно, будто не желая впускать неизвестное снадобье. Пальцы впились во флакончик настолько сильно, что тот чуть не треснул. Она откупорила его и швырнула крышку куда-то в стену. Мгновение, и она храбро припала к горлышку.

Когда Гермиона пила, прямого, спокойного взгляда с рыжей она не сводила, и до того величественен был этот взгляд, до того пристальный, что Уизли отшатнулась и осмотрелась по сторонам. Наверно, той чудилось, что не может быть уверенным человек, играющий со смертью, что где-то рядом непременно окажется палочка Снейпа и тот умудрится уберечь Грейнджер от роковой ошибки, а её саму подловить, поймать и обвинить. На всякий случай Уизли второй раз осмотрела тёмные углы.

Снейпа нигде не было.

Гермиона тем временем поблекла и исчезла. Её пальцы немного онемели, но во всём остальном – порядок. Зелье Невидимости сработало! Мимолётная отдушина тогда охватила девушку. К ней вернулась лёгкость и улыбка.

– Теперь удовлетворена, кумушка? Убедилась? – рассмеялась довольная собой Гермиона. Звон её смеха означал победу и конец жалкому договору, козням рыжей и сплетням.

– Да, – разнеслось подобное урчанию в животе мурлыканье Джиневры. Тогда Гермиона не придала этому значения. Счастливые люди обычно невнимательны к мелочам.

Радостно и весело, довольная собой и победой не только над Уизли, но и над сложным зельем, девушка не успела добежать и до лестниц, как проявилась: сначала тень, затем и пальцы, кожа, буйные кудри – вся она!

Как раз тогда-то Гермиона споткнулась и чуть не упала. Она привалилась к стене. Верно, думалось ей, рок стоял за спиной! Вместо положенного часа зелье не выдержало и пяти минут, что означало ошибку, вследствие которой – смерть.

В ту ночь, когда мрак завладел небом и ни одна звезда не засветилась в окнах спящего замка, из форточки вылетело белое пятно. То была сова с маленькой запиской в лапках.

«Всё готово. Ожидаю», – гласила она.

***

Но прошёл день, и на вторые сутки Гермиона перестала следить за своим дыханием. Никакого рока и поныне не было. Чувствовала она себя здоровой, вернее, как обычно. С подозрениями она ходила на репетиции. В её руке мерцал кубок царицы, она изучала изменения в сценарии и не понимала из прочитанного ровно ничего. Зато улавливала мимолётно движение профессора, чувствовала его дыхание, жесты и при этом Снейпа она сторонилась. Когда раздавались за спиной его широкие шаги, она замирала, когда взгляд трогал ей шею и медленно скользил по позвонкам, кровь подступала к вискам.

– Сюда мы нальём сока. Вишнёвого, почти что натуральное вино получится, и Клёпа с Тони выпьют за победу. А потом, уже вон там…– лепетал Шарль, всецело отдающийся репетиции. Он летал по сцене и объяснял каждому, где кому место и когда выходить.

Те, кто не участвовали в акте, сидели в качестве зрителей, и так получилось, что для установления новых мест, пришлось расчистить зал. Остались только тринадцать школьных стульев, двенадцать из которых уже заняли. Пустующее место находилось рядом с Трелони, которую совсем не радовал сей факт: он заставлял её елозить и крутиться, поглядывать с подозрениями на беспечных учеников и сводить брови. Только Грейнджер, как думалось Сивилле, следила неотрывно и постоянно за ней, а даже это не могло остановить её на пути к комфорту.

Трелони встала и, сжав тощими пальцами спинку, решительно оттащила стул в дальний тёмный угол. Ножки скрежетали по каменному полу с диким визгом. За ней летали любопытные взгляды. Но Трелони не обращала на них внимания и считала, что лучше вынести стул, чем «вынести» Макгонагалл.

Когда вошла директриса, её встретили растерянные молчаливые взоры. Отцокав каблуками, важничая, Минерва дошла до своего места и сверкнула кошачьим взглядом.

– Гарри, будь добр, принеси мне стул и поставь на место. Видимо, кто-то с прошлой репетиции позабыл, – говоря это, она ни на секунду не переставала глядеть на Сивиллу. Та перелистывала сценарий с видом самым невозмутимым.

– Конкуренты нынче умные пошли, директор, – бросила Сивилла и поправила очки.

– Что правда, то правда. Благо, ведут они себя как дети, профессор.

– Вы под этим подразумеваете порчу на Хогвартс? А я говорила…

– О нет, упорство, с каким дети разрисовывают обои и обклеивают наклейками стены! Вот и сейчас стул унесли. По-моему, стоит ввести некую антиполитику шаманства и шарлатанства, вы не находите?

Трелони вскинула голову и вперила огромные глаза в собеседницу. В этот момент обеих распирало раздражение.

– И вы ещё не поняли, к чему они это делают, директор?

– А вы не поняли, к чему снимаю наклейки я? – Макгонагалл недоговорила, но паузу сделала умышленно. Обе понимали, что говорят далеко не о пророчествах и порче на Хогвартс. Здесь было дело принципа. В кабинете директрисы у каждого, за исключением Сивиллы, имелась любезно трансфигурированная вещь. Для уюта, так сказать. Для того, чтобы почти никому и в голову не пришло увольняться. По замку же везде, почти везде, висели наклейки Трелони – символ её правоты и свирепости Макгонагалл.

– …Вы не поняли, профессор Трелони, почему я снимаю атрибутику лженаук? Почему так упорно стараюсь объяснить особо «одарённым», что стены Хогвартса не место проявлению «творческих способностей»?

Сивилла сузила свои огромные глазища, стёкла в огромных очках блеснули.

– Предельно, как и ваша некомпетентность в директорстве. А чего таить? Вы на меня так смотрите, директор, будто я уже произнесла вещее, – здесь Трелони выдержала театральную паузу, – пророчество!

– Не я затеяла кинуть камень, Сивилла, – зашипела Макгонагалл, – и не я заигралась в детские козни!

– Ещё ребёнком меня назовите, директор! – фыркнула в гневе Сивилла настолько тихо, чтобы речи её доносились только до собеседницы. – У вас отлично получается раздражать совершенно всех! Что с вашими руками, почему вы считаете своим долгом срывать мои наклейки, мандрагора вас закричи? Макгонагалл, если кто и дитя, так это вы! Для вас красота важнее безопасности, а сохранность детей интересна намного меньше, чем щегольство перед одноклассницей! Бесстыдница!

– Это я бесстыдница? Если бы не министерство, вы бы не задержались в Хогвартсе, уважаемая предсказательница, – надменность сочилась из каждого слова. – Пережили войну, вот и всё! Ваши наивные побуждения героизма, к слову, мнимого, уже воротят. Вы сыграли свою роль на сцене прошлого года, ныне в вас не нуждаются. Вернее, не только в вас, но и в вашей помощи, ваших пророчествах и уродских наклейках!

Спросите любого, и вам ответят, что кто и спятил давным-давно, так это вы, Сивилла! Дамблдор держал вас из жалости, а ныне и Министерство закрывает глаза на скопище бутылок в ваших комнатах, и опять-таки, только из-за пережитого! Из вас никакой педагог и уж тем более защитница. Если кто и бесстыдница, так это вы! Учить детей лженауке… – Минерва покачала головой, не находя слов, и продолжила. – А потому попрошу в последний раз: перестаньте паясничать!

Директриса говорила бездумно, на эмоциях, и вскоре пожалела. Всё смешалось в выражении лица Трелони: и вид человека преданного, и обманутого, и обиженного и, самое важное, раненного. По кодексу чести обезоруженных нельзя атаковать – Макгонагалл не щадила. Правдой она попала в самую болезненную точку. Единственное, с чем прогадала Минерва, так это с героиней войны. Многие бы согласились, что без пророчества Трелони едва ли Гарри Поттеру досталась победа. Но теперь, после слов Минервы, сама прорицательница не верила в это. Её убеждения о себе самой раскололись, как бутыль, брошенная в стену. Теперь она четко осознала, что она никто, даже не сквиб, что все, кто смотрят на нее, насмехаются, что каждый студент, слышащий резкие слова Макгонагалл, согласен с ними.

Сначала Сивилла неверяще покачала головой и осмотрелась; затем поджала губы, послала долгий и разочарованный взгляд Минерве и молча направилась к выходу. Однако на полпути ей пришлось остановиться.

Закричала студентка.

В сторону мисс Грейнджер неслась зелёная вспышка Авады Кедавры.

Видит Мерлин, Гермиона не успела даже палочку схватить, как её тело оцепил страх. Вот и рок – никакого движения, ни шага! Она умрёт без возможности что-либо сделать! Без попытки спастись! Она стояла прямо под ударом! Мгновенье, и в ней произошёл бы резкий всплеск магии, разрыв сосудов и остановка сердца.

Но Гермиона не двинулась и тогда – разве что зажмурилась. В зале тоже никто не шелохнулся.

От болезненного мощного удара её защитила высокая тень. Вихрь тьмы пронёсся в воздухе. Сильные руки толкнули Гермиону назад, подальше от разрушительной магии, которую, возможно, она видела последний раз в жизни. Широкие плечи загородили, а руки прижали к себе, к спине, точно так же, как и на третьем курсе, когда защищали от оборотня. В чёрных глазах промелькнул зелёный луч.

Комментарий к Гермиона находит убийцу и узнает о новой жертве

Котяятки, главу хотела закончить на эпизод больше, уф, там такоое, но поняла, что на аваде будет куда веселее *Хохочет, как мандрагора*

А вообще, я люблю вас, а потому не буду ничего обещать, так как поняла, что при обещаниях обрушиваются все возможные и несносные ситуации))) А так усе будет тихо и быстро *шепчет что-то про свод написанных для новой главы эпизодов*))))

Я сонная, счастливая, но спать не желающая девчуля!) Люблю вас и свое расписание, так как мне к третьей паре!)))

И ДААА, в моей голове один перс рвется из-за кулис, ууу))) Мы почти у кульминэйшен (да простят мое просторечие филологи!))

Ну и да, авада – жесть, конечно.

========== Шах мистера Шарля ==========

За несколько часов до шокирующей репетиции, в ночь, когда почти все спали, изящные руки листали блокнот. Полукровки никогда не брезгали маггловскими вещицами, а такие, как Шарль, и вовсе не разграничивали магическое и маггловское. Исписанные им страницы таили систему доказательств. Он водил ручкой по бумаге и изучал повадки каждого, кто хоть как-то влиял на пиар. Для Квентина то было важным. Он всегда подходил ответственно даже к целям той роли, которую взялся играть во имя маскировки. А потому-то он просто не мог не заниматься рейтингом Хогвартса. А сколько книг проглотил, сколько тренингов прошёл! Он давал слово прежде всего себе! Если пообещал что-то, так делай это с большим участием!

И до недавних пор успех сопутствовал принятым решениям Шарля. Оттого-то и раздражение взяло Квентина, когда три коварные стихии обрушились на его планы. Первые две – были достаточно объяснимыми. Клэр и Уизли – простые душонки, которых чужой успех едва ли не выводил из себя. Шарль вполне понимал их мотивы и обиды, однако истинно уставал, когда на каждый пиар-ход бросалась тень то разврата, то опасности замка. Ему приходилось тратить вдвое больше времени на устранение этих помех. Однако третья сила была совершенно необъяснимой. Редчайший случай призраков! Сначала он не понимал, сканировал коридоры, периодически испытывал мерзкое чувство пронзительного сквозняка внутри мышц, а затем раскрыл книгу по редким существам и почти прозрел! Понял всё и даже то, что та самая стихия угрожала и его «делу»! Тому, зачем он по-настоящему прибыл в Хогвартс!

Поэтому сейчас он сидел и просчитывал, как этих неведомых призраков будет использовать Снейп, и в зависимости от этого какими стратегиями ходить. К тому же его посетила одна интереснейшая идея! Она баламутила и бросала вызов. От неё болела голова и захватывал азарт!

Его цель пребывания в Хогвартсе должна измениться, расшириться и вобрать в себя не только Снейпа! В конце концов, всё, в чём нуждался Шарль, были правда и общественная безопасность, важность которых он на личном опыте уяснил ещё с детства. В окне уже летела сова с его письмом о прошении в министерство.

За дверью вновь громыхнуло. Шарль бросил взгляд на часы и резко, не думая более и секунды, вылетел из комнат и осмотрелся. Ни дежурных, ни старост не было. По сути, коридор пустовал, но в нём находилось многое. Квентин улавливал изменение: в портретах – никого; повешены они криво; а на самих полотнах ползали уродливыми полосами тени. Вокруг едва уловимо трепетали свечи. Казалось, что старинные рыцарские доспехи одержимы какой-то тварью. В общем атмосфера была недружелюбной и небезопасной.

День назад на стене висела наклейка мадам Трелони – хоть какая-то мнимая защита. Сегодняшним утром директриса приказала снять и её.

Шарль провёл пальцами по стене, и за спиной что-то мелькнуло. Он резко обернулся и направился по коридору, словно кто-то заманивал его интуицию вперёд. За поворотом, кроме мрачных стен, Квентин не нашёл ничего. Сильнее обычного задёргался гобелен. В руку аврора вмиг скользнула палочка.

Призраки!

Шарль рванул в сторону движения, перепрыгнул задранный угол ковра, выбежал вдоль стены до лестниц и остановился не потому, что увидел нечто ужасное. Он замер из-за двух женщин, к личностям которых за последнюю неделю возрос его интерес.

Макгонагалл и Клэр медленно прогуливались вдоль погашенных канделябров и сожжённых гобеленов, и если бы не призрак, прошедший сквозь него, Шарль бы задержался и вник в тет-а-тет директрис. Приведение помчалось в сторону Подземелий, и Квентин нырнул за ним.

***

Азкабан не страшнее ада. Затворников его истязают и пытают до безумия. Им травят души. Тому, кому удалось возвратиться оттуда, уже никогда не бывать прежним. Заключение в этом гиблом месте пережёвывает психику волшебников точно так же, как пёс, комкающий зубами пергамент. Белоснежные страницы мнутся, намокают вязкими вонючими слюнями, рвутся. Повезёт, если этот клочок мусора не выбросят в первые же минуты. Но что случится потом? Кому понадобится мерзкий пергамент? Никому. И всё же, по утверждению министерства, шансы у освобождённых велики! Все люди равны, и даже побывавшим в Азкабане под силу начать новую жизнь! Обновлённый Магически мир справедлив и милосерден!

Бесспорно, содержащие какую-либо ценность пергаменты, будь то сантименты или память, быть может, кому-нибудь и нужны, но чистый лист обречён на гниение в урне.

Бывает, человека проклинают и ему снится черёд кошмаров, из-за которых каждая ночь перевоплощается в насильственную бессонницу. Всё доходит до помутнений в сознании, и с ужасом человек понимает, что вновь во сне. Лицом к лицу с тьмой. Наедине с безумием.

В Азкабане, вокруг которого летают мерзкие голодные твари, всё было ровно наоборот. Заключённый, осознавая, что тревожно спит, трепещет перед пробуждением. Во сне он хватается за что угодно, лишь бы не проснуться, он кричит, бежит, стонет и зовёт на помощь, но, увы. Каким бы жутким ни оказывался сон, поцелуй дементора страшнее.

В ночь перед тем днём, когда стены Хогвартса сотряс ужас, когда в выручай-комнату просочилась рука смерти и зелёный луч полетел в Гермиону Грейнджер, до всего этого случилось не менее страшное для профессора Снейпа и директора Макгонагалл событие.

Той ночью, в нелюдимых Подземельях, куда специально никого не заселяли из прибывших школ, где было по-прежнему темно и мрачно, один человек вздрогнул и с ужасом распахнул глаза. Всюду ему мерещился Азкабан: во снах преследовали дементоры, в жизни – мысли о решётках на окнах.

Кто некогда знал этого тощего мужчину, то не признал бы ныне – настолько тот постарел и ссутулился. От болезни щёки впали; когда-то сильное тело от хвори сделалось субтильным, кожа приобрела серый цвет. Нездоровые круги под глазами, в которых горел мутноватый огонь, грязные волосы, отёки – последние штрихи лихорадки. Той самой, от которой можно как умереть, так и спастись.

Этот человек закашлялся, и от резких движений молния боли разразилась рядом с его сердцем. Он привстал и поморщился. Плечо будто свело долгой судорогой. Если бы насквозь прошло копьё, едва ли мышцы ныли сильнее.

Должно быть, зеркало у этого человека вызывало отвращение, так как он избегал встречи с отражением. И правда, всякий, кто увидел бы этого больного, сначала бы содрогнулся, а уже потом бросился в бегство. Не существовало ещё на свете того, кого красило аврорское ранение. Да и к тому же понять, жив ли этот человек, давалось с трудом, а потому прозвали бы этого доходягу «Господином Прозрачным». Кости да кожа, и ни блика жизни в стеклянных глазах!

Господин Прозрачный осмотрелся и вздрогнул, услышав шаги. Когда вошёл бесстрастный Снейп, комната омрачилась: по стенам поползли мерцающие тени; огонь в свечах задрожал. На лице Господина Прозрачного запечатлелась гримаса неуверенности. Страх заметался в сердце. Игнорируя пленника, хозяин комнат прошёлся широким шагом и посмотрел на тлеющие угли в камине.

– Где Тинки? – спросил он ровным, холодным голосом.

Раненный либо не услышал, либо умышленно не ответил.

Заскрипели дверца шкафчика, стеклянные колбы и склянки. Снейп извлёк два флакончика мерзкого снадобья и изрёк:

– Ты смотришь на меня, как на смерть. Неужели не полегчало?

– Что бы ты ни говорил: я почти готов, – прохрипел Господин Прозрачный. Рана заболела сильнее, и доходяга скривился.

– Правда? – не поверил Снейп. – Тебе повезло, что заклятие прошло навылет и не осталось в твоём тельце. А теперь пей и не торгуйся.

– Я сказал, что почти готов. А это означает «готов»! Неужели ты думаешь, что я слабак?! – рявкнул Господин Прозрачный. —Уверяю: я вынесу что угодно! А переход из пункта А в пункт Б – запросто! А потому перестань сомневаться в моей жизнеспособности, чёрт возьми! Я совершенно готов!

Снейп посмотрел на него внимательно и промолвил:

– Я знаю…

А в тёмных глазах загорелось отеческое тепло, и как только Снейп понял это, тотчас погасло. «Милосердие и жалость – вот что расслабляет мужчину», – думалось ему. А Господину Прозрачному расслабиться означало умереть.

И тем не менее, Господин Прозрачный рвался на побег. Он не был уверен, что выживет после очередной порции гадкого зелья, и отчётливо соображал, что если придётся выбирать между Азкабаном и жизнью в плену с мерзкой отравой на завтрак, обед и ужин, он выбрал бы первое. Настолько тому осточертели микстуры, настолько сводила с ума сиротливая тусклая жизнь, жизнь невидимки, маленького человека, изгоя, что Господин Прозрачный дышал одной только мыслью – волей!

Почти ничто не могло бы помешать ему вырваться отсюда! И всё же, было скрежещущее внутри чувство. Это маленькое «почти».

В глубине души слабость беспокоила его. Снейп отказывался говорить, как много крови он потерял, и раз это так, значит, заключил Господин Прозрачный, – существенно.

– Накинь это и иди за мной. Никто не должен на этот раз заметить, потому как другой шанс появится нескоро. Да пошевеливайся!

– Я рад, что когда нет мисс Грейнджер, ты возвращаешься в своё естественное состояние … – захрипел господин Прозрачный, на что Снейп вскинул бровь.

– Какая прелесть, – растянул профессор сухо, – ты выучил её имя…

Господин Прозрачный закашлял, но накинул тяжёлую мантию, которая показалась ему каменной плитой. Такая по силам только атланту. Тон Снейпа смягчился, он вручил зелье и вздохнул:

– Я уверен, что всё получится. Ты должен отсюда сбежать. Нам на руку, что газеты смолки, а потому, идём скорее.

Медленно направляясь к двери, Господин Прозрачный кривовато усмехнулся.

– Возможно, ты не смекаешь, но пресса замолкла только потому, что через пару недель спектакль… Никогда не думал, что скажу это, но только благодаря тебе и мисс Грейнджер о смертях хоть на чуть-чуть да забыли. Вы прям два лучика счастья!

Тонкие губы Снейпа тронулись, но он ничего не ответил, а в первый и последний раз спросил:

– Ты точно выдержишь побег?

– А у меня будто есть иной выход, – хмыкнул весело Господин Прозрачный, но сразу же согнулся от приступа кашля и как можно скорее выпил мерзкую микстуру. Горло тотчас будто смазали маслом. Господин Прозрачный выдохнул.

– Да ясное дело, выдержу, выдержу! – повторил он и накинул капюшон, благодаря которому в зеркале исчезло и его болезненное лицо, – ну и в передрягу же мы влипли! Три смерти…

– Три смерти – это не пустяк. За такое дементоры ласкают и костный мозг, – растянуто любезничал Снейп, но после твёрдо изрёк: – Ты выпьешь ещё одну порцию.

– Ну уж нет! Всё будет хорошо. Ты и сам сказал: времени не так много, а шанс последний… но он есть… Идём!

– Не заставляй меня применять силу. Выпей немедля.

– Иди к гиппогрифам!

Снейп долго смотрел на место, где находился подопечный, и, признаться, тому сделалось не по себе.

– Тогда идём быстро и тихо.

– Погоди-погоди! Ответь прежде, мне перед отъездом просто необходимо знать: то, что слухи… Как много они лгут?

– Мы тратим время, – Снейп послал довольно сильный взгляд, чтобы более и в голову не приходило задавать такие вопросы. Господин Прозрачный сла́бо улыбнулся.

Они оба еще не знали, что через дюжину часов случится невозвратное, что за свою ошибку Северус заплатит многим, а их будущее существенно пошатнется вспышкой зеленого луча. Всё, что беспокоило сейчас, – так это свидетели, которые могли помешать побегу.

К счастью, в эту ночь дежурил один из самых мрачных и опасных профессоров, а потому приезжие не высовывались. Из баек они поняли, что попасться этому преподавателю означало немало проблем не только в Хогвартсе, но и в своих школах, а раз так, знающий немало о своей репутации Северус шёл медленно и спокойно, за что Господин Прозрачный, находящийся под покровом мантии-невидимки, был благодарен. Нельзя сказать, что самоуверенность сыграла злую шутку с ним – он догадывался: путь к выходу дастся нелегко, но чтобы на втором десятке шагов отставать – стало сюрпризом не из приятных! Ранивший его аврор оказался действительно сильным волшебником. Проклятье до сих пор вызывало спазмы в грудной клетке, разрывало лёгкие и кололо каждый нерв в ребрах и плечах.

Сдаются только неудачники, и именно по этой причине Господин Прозрачный не обращал внимания на ускорившийся пульс в горле. Они прошли ещё несколько шагов. Где-то у виска застучало. Совсем скоро зарезало у самого сердца и идти сделалось невозможным. Каждый шаг отдавался в позвонках, плечах, молотом проходился по сухожилиям и суставам, изнутри резал. Пришлось привалиться к стене и утихомирить дыхание. О своей крайней слабости ни сказать, ни показать Господин Прозрачный уже не мог —заметят. Тем временем фигура Снейпа удалялась. Его шаги не сделались ни короче, ни медленней. Он шёл неизменно. Тогда невидимый превозмог боль и продолжил свой путь, уже опираясь о стену. За что он и любил Северуса, так это за непозволение расслабляться. С ним не сдашься, а соберёшься и ещё и обгонишь его! Поддерживаемый этой мыслью Господин Прозрачный ковылял, не оборачиваясь.

Оно и верно. Казалось, монстр преследовал его по пятам, и этот монстр – Азкабан. Обернёшься и пропадёшь! Сегодня обязательно нужно сбежать!

Снейп внимательно сканировал пространство, но внезапно, резко остановился и свернул не по плану. Для Господина Прозрачного это стало ударом. Самый короткий путь был через лестницы! Идти другой доро́гой – изматываться. А силы с каждым вздохом будто вылетали из его некогда крепкого тела.

Единственное, что подталкивало, – скорая свобода, безопасность. Они давали хоть немножко сил.

Внезапно позади послышались женские голоса, в которых можно было чётко различить профессора Макгонагалл и кого-то ещё. Пронёсся чей-то вульгарный смех, и он будто исходил из пасти монстра, который вот-вот готовился схватить их.

В глазах у господина Прозрачного потемнело, в какой-то момент, забыв об осторожности, он ухватился за локоть Снейпа, чтобы не отставать. На стенах всколыхнулись гобелены. Мимолётно скользнул сквозняк, и где-то загудело.

Они ускорились. Господин прозрачный едва успевал перебирать ногами. Времени было в обрез. Порт-ключ лежал среди камней недалеко от запретного леса и вот-вот должен был исчезнуть! Либо с Господином прозрачным, либо без. Видимо, это понял и профессор. Его локоть напрягся, и теперь стало очевидным, что он поначалу ещё нежничал, сейчас же перешёл на средний темп. Свернули ещё раз, и ещё. Почти бежали! По коридору слышались их спешащие шаги и громкое дыхание.

В портретах всё меньше попадались спящие персонажи, всё чаще – пустые рамы. Пламя свечей замелькало сильнее. За поворотом пришлось остановиться. Они столкнулись с горящим взором Шарля.

Господин Прозрачный, тотчас узнавший этого страшного, безобра́зного человека, выпустил локоть и замер. Он не причислял себя к разряду паникёров (то, что удалось ему пережить, закалило бы всякого труса), но сейчас… Сейчас окаменела спина даже у Снейпа. Господин прозрачный затрясся от охватившей слабости. Его бросило в холод и сразу в жар.

Снейп медленно наклонил голову и изогнул бровь так, словно Шарль совершал самую большую ошибку в своей жизни. Квентин резко выпрямился и кивнул профессору насторожённо.

– Какая неожиданная встреча, мистер Шарль.

– Не менее изумительная для меня, профессор. Три часа ночи… Разрешите полюбопытствовать… Да?

Снейп молчал, позволяя плести разговор, как вздумается собеседнику. Хоть его скучающий взгляд ничего не выражал, Шарля он читал насквозь. Во всяком случае, так могло казаться. Воистину правы те, кто хоть раз встречался с Северусом Снейпом и рассказывал про него! Даже такому профессионалу, как Квентин, наверняка резало живот от плохого предчувствия. Точно так же и Снейпа наверняка настораживала беззаботность самого Шарля!