Текст книги "Подготовка смены (СИ)"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 41 страниц)

– Короче, наблюдаем, какие пчёлы или шмели садятся на цветки этого сильфия, следим за ними, находим нору, раскапываем гнездо и забираем соты и матку? – спросил Володя, – А в пути кормим нормальным мёдом от нормальных пчёл?

– Там сложнее, – уточнила Наташка, отсмеявшись, – Это не общественные виды в нашем с вами понимании. Есть вообще одиночные, и у каждой самки своя нора со своей кладкой, а есть колониальные с общей норой, но в ней у каждой самки свой собственный отнорок со своим собственным гнездом. То есть, у этих видов нет рабочих и маток, у них каждая самка сама себе рабочая и сама себе матка. Собственно, вот эти гнёзда с медовыми капсулами и отложенными на них яйцами только и нужны, но их желательно побольше – тоже для генетического разнообразия. Но перед этим следует изучить и весь образ жизни этого насекомого, особенно вне сезона цветения сильфия. Где-то может быть подходящий климат, но не оказаться других растений, с которых это насекомое кормится вне сезона, а где-то грунт может оказаться неподходящим для его нор. В идеале нужно воссоздать для растения и его опылителя всю их общую экологическую нишу.

– То бишь сперва выявляем полосатого муха неизвестной заранее расцветки, но пасущегося на известном и интересном нам растении в сезон, когда оно цветёт, выявляем затем всю прочую растительность, на которой он пасётся вне сезона, изучаем тот грунт, в котором он предпочитает гнездиться, и наконец ищем подходящее место под плантации с подходящим климатом и грунтом и завозим туда всю нужную этому муху растительность, и только после этого коммуниздим у киренцев самого муха и семена сильфия и везём на подготовленное место? – резюмировал я то, во что въехал.

– Почти, – улыбнулась Наташка, – Климатическая зона известна, а нужный грунт ваш разведчик-натуралист выяснит сразу же, как только выявит вид насекомого и отыщет его гнёзда. С этого момента уже можно искать аналогичное место у себя и сажать на нём семена сильфия. Дело в том, что ферула киренская, как и вонючая персидская – растение многолетнее и цветёт один раз в жизни через несколько лет после прорастания и отмирает после того, как даст семена. То есть, с момента посадки семян и до момента цветения тех растений, которые из них вырастут, у нас несколько лет времени, за которые мы успеем и всю остальную нужную для насекомого растительность туда завезти. И собственно, после этого только и нужно само насекомое. Даже если мы опоздаем с воссозданием маленькой Киренаики на наших плантациях, и сильфий отцветёт впустую, насекомое не вымрет, если мы компенсируем ему отсутствие цветков вымершего сильфия мёдом или любой патокой. Пчёлы с удовольствием воруют готовый чужой мёд, если им выпадает такая возможность. Несколько сезонов такой подкормки не разорят нас, пока не вырастет новый сильфий из новых семян. Зато переплюнем и Магона Агронома, и самого Колумеллу.

– Тем более, что их и достать не так уж трудно – один ведь хрен идут на экспорт как пряность, – добавил я, – И поскольку до сих пор никто ещё из раздобывших семена не смог развести свой собственный сильфий вне Киренаики, вряд ли таможенный контроль за их всхожестью очень уж строг. Короче, даже с мухом и всем евонным экологическим обвесом задача представляется проще, чем выводить надёжный противозачаточный сорт из этой персидской вонючки, да ещё и отучать его от вонизма, – и мы все рассмеялись.

Смех смехом, но это сейчас пустяком выглядит, пока сильфий ещё не дефицит, а на дальнюю перспективу вопрос ведь серьёзный. О том, что после своего присоединения к Риму провинция Киренаика будет выплачивать ему все налоги именно сильфием, Юлька нам рассказывала. О том, что Цезарь Тот Самый, заняв Рим и выступая в новый военный поход против своих противников, прихватит из казны для финансирования своей армии не только денежную наличность, но и запасы сильфия, она нам тоже рассказывала. По какой цене он тогда будет идти, история умалчивает, но сами эти факты на что намекают? Ага, на высокие ценность и ликвидность в те времена этого специфического товара, то бишь на дефицитность и ажиотажный спрос. Он был нужен всем и везде, и продать его за звонкую монету труда не составляло. Так было в известном нам реале, и я не вижу веских причин, по которым в реале наших потомков дело обстояло бы иначе. О том, что римские матроны при Поздней Республике пустятся во все тяжкие, я читал и без Юльки, и этот расклад не слишком зависит от тех мелких изменений, которые будут неизбежны в результате нашей деятельности. Цезарь будет развратничать с Сервилией или Хренезарь со Звиздилией из известных и именитых, на общей потребности римской элиты в контрацептивах это едва ли скажется кардинально. О том, что греки и при римском господстве своего разгульного образа жизни не оставят, я тоже читал и без Юльки, а как они развлекаются сейчас, кому это по карману, я помню и по Коринфу, и по Никомедии. И вряд ли в этом отношении у них тоже что-то принципиально изменится. А как загуливает и отжигает карфагенская золотая молодёжь, подражая той греческой и стремясь её переплюнуть – что-то и сам по Карфагену помню, а что-то и Мириам рассказывала – ага, не без гордости за своё в этих шаловливых загулах участие. Примерно то же самое, короче, и потребности в сильфии у них тоже соответствующие. А если Карфаген ещё и удастся спасти от уничтожения, что хоть и не гарантировано, но возможно, так это ведь что значит? Что и его потребности в сильфии никуда в этом случае не исчезнут, а останутся дополнением к тем греческим и римским. Короче, меньшими по сравнению с известным нам реалом общие потребности Лужи уж точно не станут, а вот существенно большими могут стать запросто.

И нам-то хрен с ними, с подсевшими на эти свои разнузданные оргии греками и финиками, хрен и с римлянами, которые на очереди, а с учётом Вакханалий, запрещённых официально, но вовсе не искоренённых, а только загнанных в подполье, так уже и начали приобщаться к безобразиям. Сами себя полезного ништяка лишат, истребив его с концами оголтелым перепромыслом, ну так и кто им доктор? Сами себе злобные буратины. Но вот закавыка-то в том, что лишат они этого ништяка не только себя, но и весь мир, включая и наших. А наших за что, спрашивается? За компанию? Так может – того, дружба дружбой, а сильфий врозь? Вы как хотите, друзья и союзники, а нам от вашей дури зависеть ни разу не с руки, так что заверните-ка нам нашу долю, и мы её за морями заныкаем подальше от ваших завидючих глаз, а со своей делайте, что хотите. Когда доведёте его до цены на вес золота, готовым продуктом поделимся – ага, по справедливой на текущий момент цене, а семян всхожих даже не просите – сами раздобыли бы с удовольствием, да вот беда, хрен продадут их эти жадные и хитрожопые атланты. Думаете, мы у них для себя не просили? Так что это не мы, это всё они.

Тем более, что этим даже не обязательно заниматься самим. Тестя надоумлю, и он всё устроит в лучшем виде. Для него ведь дело теперь даже не в этих деньгах, которые сильфий на дальнюю перспективу сулит. После конфуза с уже предпринятой им попыткой для него это теперь уже спортивный интерес – ага, матч-реванш, дабы отыграться. И если дело выгорит, то хоть и не похвастается он в Карфагене, что самого Магона Агронома за пояс заткнул, поскольку дело это тайное, а тайные дела хвастовства не любят, но самому ведь один хрен приятно, что таки заткнул и таки переплюнул, сделав то, на чём обломался общепризнанный и уважаемый всеми мэтр. В Киренаику ведь даже ни спецназ для этого засылать не надо, ни крутого шпиена, а нужен обыкновенный чудак-натуралист, любитель всевозможных букашек, никому окромя таких чудаков не интересных. Лучше грека, но и таких в Карфагене полно, и наверняка хоть один безработный натуралист, да найдётся, а скорее всего и не один, профессия не шибко-то в античном мире востребованная, так для Карфагена ещё и не самые лучшие в плане работы времена. Силу земного притяжения в порту преодолевать – ага, грузчиком – и то по блату устраиваются, а уж непыльная работа без блата – вообще предел мечтаний. Так что учёного чудака и пару рабов ему в помощь, дабы учёный человек престиж свой физической работой не ронял – это для тестя ни разу не проблема. Проблема – она где-то через полтора столетия нарисуется у тех, кто этого не сделает, а через два столетия станет нерешаемой в принципе.

Наташка и с каучуком здорово помогла, предупредив, что семена гевеи быстро теряют всхожесть. Ну, относительно. На прямой пароходный рейс в реале из Бразилии в Юго-Восточную Азию её хватило, после чего и завелись там свои плантации гевеи, но нам такой подвиг едва ли под силу. Поэтому в Гасте Горгадской часть семян прорастят, дабы дальше – в Гвинею и на Мадагаскар через Капщину – отправить не только семена гевеи, но и проросшую рассаду. Подсказала она и местный мадагаскарский каучуконос, молочай интизи, вряд ли способный конкурировать с гевеей бразильской, но с нашей вест-индской – это уж Икер с Удэйной на месте посмотрят и сравнят. На дальнюю перспективу нужна, конечно, бразильская, но до той перспективы дожить ещё надо, а пока правильную гевею не добыли и не распространили, мы обойдёмся и тем, что у нас есть. Нам разве привыкать за неимением гербовой писать на туалетной?

3. Дела правительственные

– Отец пишет, что в Карфагене жалуются на наших работорговцев, и на Совете Ста Четырёх ему даже попеняли за содействие им. Самые лучшие, говорят, и не попадают на невольничьи рынки, и купить их карфагенским купцам становится почти невозможно, а отбираются заранее ушлыми испанцами, – поведал нам Фабриций, – Особенно с молодыми красивыми рабынями стало трудно – самых умных и обучаемых теперь не купить, только и достаются, что тупые и зловредные. Ливиек же теперь хороших много не наберёшь, чуть что, и ливийцы бунтуют, а нумидийцы только того и ждут, так что вся надежда была у них на Лигурию и Сардинию с Корсикой, а тут наши прямо из-под носа лучших выхватывают.

– Мне это расценивать как выговор или как похвалу? – схохмил Хренио, отчего мы лежмя легли со смеху, потому как налаживание эксклюзивных деловых связей между нашими работорговцами и римской администрацией в тех местах без его агентуры, само собой, не обошлось и обойтись не могло, хоть формально он и абсолютно не при делах.

– Отец там недовольных урезонил, так что как делали, так и продолжаем делать, и к тебе, естественно, никаких претензий, – ухмыльнулся босс.

– А если вдруг появятся, то сразу ко мне, и я тебя помилую, – поддержал шутку и Миликон, отчего мы снова расхохотались, потому как реально же право помилования, в отличие от права казни, для нашего венценосца в Хартии прописано, и юмор явно сродни тонкому аглицкому получается, – И вообще, не всё же Риму и Карфагену скупать хороших рабов, когда они и нам не помешают, – и снова мы ржём, потому как тут уж юмор ни разу не тонкий, а толще некуда.

Буквально только что в очередной раз собачились с царём из-за людей, которых отобрано и завербовано для колоний гораздо больше, чем ему бы хотелось, хоть и гораздо меньше, чем хотелось бы нам, а тут – в кои-то веки полное совпадение интересов и полное согласие! Ведь не только же для колоний пополнение высококачественное приобретается, но и для метрополии заодно, и чем больше наши работорговцы привезут, тем больше и на долю его царства выпадет. И карфагенским торговцам людьми ничто не мешает ни связи с нужными римскими чинушами наладить, ни забашлять им щедро, чтобы в числе первых выбирать, да только жаба ведь давит. Для них же это только бизнес, и ничего личного, ну а бизнес – правильно, сугубо под денежную прибыль заточен, и чем меньше издержки по отношению к прибыли, тем он доходнее. Вот и стремятся карфагенские дельцы издержки уменьшить, подешевле рабов купив. А подешевле где? Там, где их до хрена предлагается. Раньше у римлян поговорка была "дёшев, как лигур", потому как именно их и продавали больше всего, а брали их, если не на вывоз за моря, то не очень-то охотно, поскольку им сбежать и податься домой вполне реально. А теперь римляне говорят "дёшев, как сард" – ага, по аналогичным соображениям. Тоже до хрена, но тоже дикие и склонные к побегам, так что по цене и качество. Но это, естественно, среднестатистическое, а чтобы толковых отобрать – это же и денег дополнительных стоит, и времени, которое для бизнесмена тоже деньги. Кому не жаль, тот выбирает, а кому жаль – бери, что осталось, и не капризничай.

А нашим ведь не жаль ни чинуше римскому забашлять, ни на предварительный отбор время потратить, ни на собеседования индивидуальные с отобранными для отбора уже из их числа тех, кого купят – ага, тоже не на ту сумму, которая в купчей указана, а на ту, о которой с римским чинушей договорятся, дабы тому и с неё нашлось чем промазать мимо кассы, но метко попасть в свой собственный кошель. Сколько он уже оттуда наверх начальству отстегнёт, то уже его с начальством дело, наших не колышащее. Работорговец – он и так-то в людях разбирается, ремесло у него такое, а для наших ещё и методичка же составлена, как низкопримативных среди толпы определять, которые нам и нужны, а всё остальное он и сам определит намётанным глазом профессионала. А среди его мореманов есть уже и лигуры, и сарды, и корсы. Не первый же год людьми оттуда пополняемся, даже не пятый, и есть уже среди прежних рабов оттуда выслужившие свободу, выбравшие себе профессию моремана и изъявившие желание в аналогичном устройстве судьбы для своих соплеменников поучаствовать и от тяжкой доли в каменоломнях, на рудниках и на полях римских латифундий их избавить. Пусть не всех, далеко не всех, а только тех везучих, на кого падёт выбор начальника-испанца, но ведь и они тоже соплеменники и уж точно не из худших. Сам-то мореман-вольноотпущенник из каких? Вот таких же и отбирают, каков он сам. Как тут не поспособствовать?

И не работорговец первым с предварительно отобранными людьми говорит, а их соплеменник из его команды, сам в их шкуре в своё время побывавший и их прекрасно понимающий. Это во-первых. Во-вторых, он им сразу объявляет, что отбор к испанцам – дело добровольное, и если кто римского или карфагенского покупателя предпочитает, то вольному – воля. Испанцы отбирают только из тех, кто согласен, и семьи не разлучают, но берут не всех. Ни слова критики при этом не звучит ни в адрес римских покупателей, ни в адрес карфагенских – ага, профессиональная этика, конкурентов не хаем. Но сард и лигур – они ведь отчего дёшевы? Оттого, что сбежать за ними не заржавеет. Сколько из таких не попадётся, а сумеет добраться до родных гор, вопрос уже второй. Не было бы шансов – не бежали бы и репутацию имели бы другую, а по репутации и цену. Так что есть у них и из римского рабства сбежавшие, а возможно, что и из карфагенского единицы были, и от них знают лигуры, сарды и корсы, чего им ожидать и у римлян, и у карфагенян. Малоценному рабу – ничего хорошего. И это – безотносительно к личным качествам тех перекупщиков, которых их соплеменник не хает из профессиональной этики, это уже касается конечных покупателей, розничных, в чьих руках и окажется судьба каждого конкретного бедолаги. И вот тогда подходит очередь "в-третьих" – а у испанцев чего ожидать? И соплеменник – он ведь не станет им сказок рассказывать про молочные реки с кисельными берегами. Он им о своей судьбе расскажет в первую очередь, а во вторую – о судьбе тех соплеменников, которых знает лично или о которых наслышан от достойных доверия людей. Не шикарная она, конечно, но и не кошмарная для тех, кто показал себя у испанцев хорошо и не был ни забракован, ни перепродан римлянам. Судьба как судьба, уж всяко не из худших, так что думайте сами, соплеменники, и решайте сами, но завтра уже начальство испанское с вами говорить будет, и к этому моменту хорошо бы вам определиться, что вы предпочитаете.

В чём подвох? Да, есть и подвох. У испанцев – забудьте о возвращении домой. Свобода – это вполне реально. Меч видите? Кинжал видите? А много вы видели рабов с мечами и кинжалами? Несколько лет хорошей работы и хорошего поведения – и свобода, но о родине, кто к испанцам попадёт, забудьте сразу. И не потому, что не сбежишь от них, сбежать-то откуда угодно можно, если целью такой задаться и быть готовым ради этого на всё, а потому, что смысл-то в этом какой? Ради чего? Чтобы второй раз в рабство попасть? А где гарантия, что и во второй раз испанцы выберут и купят? Кто-нибудь верит в то, что так может повезти дважды подряд? Поэтому, кто выбирает испанцев, тот выбирает новую родину и новый народ для своих детей и внуков. Ну так там зато в рабство не попадёте. И в Испании можно жить очень неплохо. А кто-то и ещё дальше за моря с испанцами может отправиться, если и сам захочет, и испанцы его подходящим посчитают. Там тоже очень неплохо. Откуда известно? А из говорящих значков. Есть такие и у римлян, и у греков, и у финикийцев, и у испанцев. Ты говоришь то, что соплеменникам в другой стране передать хочешь, а грамотный испанец с твоих слов этими значками на листке папируса твою речь на твоём родном языке запишет. Ну, что не составляет тайны. У каждого народа есть свои тайны, которых не следует знать чужакам, и это надо понимать. Но зато всё, что не тайна, испанец запишет на листок и тебе прочитает. Он неправильно прочитает, коверкая слова, иногда очень смешно, а иногда и неприлично, но по смыслу это будут твои слова, которые поймёт любой твой соплеменник. Этот листок испанцы перешлют туда и тем людям, кому ты попросишь, а им его прочитает любой грамотный испанец, который там окажется. Он тоже неправильно прочитает, но тоже понятно. И завтра, кстати, начальник-испанец один такой листок вам зачитает со словами человека, которого некоторые из вас могут и знать.

Вот таким примерно манером мы людьми из Лужи пополняемся, пользуясь для этого, мягко говоря, не самыми респектабельными из явлений античного мира. Что есть в окружающей нас объективной реальности, тем и пользуемся. Не мы их в эту жопу сунули, мы их из неё как раз вытаскиваем. Не всех, конечно, даже далеко не большинство из них, а только то небольшое меньшинство, которое нам подходит. Для некоторых, знаете ли, и на коленях постоять – немалый прогресс после прежнего стояния на четвереньках, но эту цивилизаторскую миссию есть кому в Луже выполнять и без нас. Мы – снимаем сливки.

– Опять женщины будут недовольны, когда у нас в порту выгрузится очередная партия, – хмыкнул Фабриций, – Шесть десятков лигурок, три десятка сардок и два десятка корсок, и добрая половина без мужей и женихов – полсотни соперниц нашим кошёлкам, и для худших из них замужество теперь под вопросом. Опять будет визг, опять истерики.

– И опять жаловаться уже на тебя побегут ко мне, – ухмыльнулся наш монарх, – Не впервые уже, как-нибудь переживём.

Строго говоря, избыточные невесты – это не столько для его царства подспорье, сколько для не принадлежащих ему даже номинально колоний. Из числа понаехавших или коренные, без разницы. Тем из них, на кого не хватит женихов, или в колонии подаваться, перекос в них исправляя, или в шлюхи. Худшие по тому или иному признаку, капризные и тяжёлые на подъём из процесса размножения таким манером выдавливаются. И чаще это будут не понаехавшие, отбираемые жёстко по высокой планке, а те коренные, которые до той планки не дотягивают. Если бы это делалось большими порциями, беспорядки были бы нехилые, но тут каждая конкретная порция – гомеопатическая, потому как на передоз подходящих невест извне банально не набрать. Низкопримативных баб и так-то меньше, чем низкопримативных мужиков, а планка – она же не только по примативности. Нужны не всякие, а молодые, бесхозные, здоровые и смазливые. В идеале хорошо бы, чтобы и не дуры, потому как примативность и интеллект, к сожалению, не одно и то же. Есть умные обезьяны, а есть и ушибленные на голову низкопримативные. Не большинство их таких, хвала богам, но встречаются. Вот с учётом всех этих факторов откуда тут до хрена таких невест подходящих набрать? Поэтому – да, дозы гомеопатические, и пострадавших мало, на серьёзную бузу не набирается. Не швыряем лягушку в кипяток, а варим на медленном огне. Берём и пары, и семьи с детьми, если обезьяны в них отсутствуют как явление. Из Мавритании продолжаем хорошее пополнение понемногу брать, из Карфагена. Хорошего – его везде мало, так что и при желании хрен разгонишься. По капле заменяется ущербная генетика полноценной, заодно и ассимилируя эти добавки в титульной нации. Процесс на века, но капля – она ведь и камень точит. И не все эти капли в колонии утекают, часть и в метрополии оседает. А избыток невест не страшен, потому как низкопримативных парней больше, и найти их в нужном количестве гораздо легче.

– Вы бы лучше вот этих набранных по другим странам на эти свои острова хоть всех вывозили, – заметил Рузир, наследник нашего венценосца, регулярно участвующий в совещаниях правительства метрополии без права решающего голоса, но с полным правом совещательного, дабы вникал в вопросы управления государством и понимал, насколько оно непросто, – Вы с отцом из-за наших турдетан с бастулонами то и дело препираетесь, а вам даже один только Карфаген сколько угодно своих переселенцев даст, если вы только отбирать их не так придирчиво будете. Чем вам карфагеняне плохи? Ладно бы ещё дикари какие были, но ведь культурнее же наших.

– Именно тем, сияющий, что они финикийцы, а не турдетаны и не бастулоны, – ответил ему Фабриций, – К их культурному уровню претензий нет, и хотелось бы, чтобы и наши крестьяне как можно скорее достигли хотя бы уж его. Но это ведь не наш народ и не наша культура, а нам нужны наши. Да, наши острова – это другие страны, и государство на них другое, но народ – тоже турдетанский, и мы хотим, чтобы он и впредь оставался турдетанским. Будут, допустим, накапливаться небольшие отличия, но народы останутся братскими и дружественными друг к другу. Как сейчас турдетаны и конии, например, оба народа бывшие тартессии. Конии сейчас сливаются с турдетанами в один народ, как это и было в прошлом, а за морем будет немного другой народ, но тоже турдетаны и потомки тартессиев. Может, и не один, а два или три, но все свои, собратья-турдетаны.

– Это и в наших интересах, Рузир, – добавил царь, – Заметь, я спорю с нашими друзьями, а иногда даже и ругаюсь с ними только из-за количества наших переселенцев. Но слыхал ли ты хоть раз мои возражения против самой политики отплытия турдетан на острова наших друзей? Сильный друг и союзник за пограничной речкой – это-то, конечно, хорошо, но разве не лучше, когда за морем есть ещё один сильный друг и союзник одного с тобой народа? Свои-то разве не надёжнее будут?

– Ты, сияющий, тот хлебный бунт ещё в той финикийской Оссонобе вспомни, – заметил Велтур, – Так ты думаешь, это был кошмар? Нет, по сравнению с Карфагеном это была детская шалость. Вот там был настоящий кошмар для жителей Старого города, и я не жалею о том, что наблюдал за ним из безопасной Мегары.

– А нам как солдатам и пострелять там тогда пришлось, и мечами поработать, и жертв было во много раз больше, чем здесь, – припомнил я,

– Было дело, – хмыкнул Васькин, – И приятного было мало. Финикийский бунт без крови не обходится, а в большом городе и кровь льётся большая.

– И причины были те же самые, – продолжил я начатую шурином мысль, – В то время случились трудности с хлебом, и хлеботорговцы тут же усугубили их, чтобы цены взвинтить и на беде своих же сограждан нажиться. Фмникийские торгаши – они такие, и своего же собрата финикийца оберут при случае. А что им тогда чужаки-турдетаны?

– Ну так я же не о торгашах карфагенских говорю, а о крестьянах и мастеровых.

– А какая разница, сияющий? С чего ты взял, что и из их среды не выдвинутся точно такие же торгаши? Это же финикийцы! И наш торгаш барыша не упустит, но он и понимание имеет, как не делается, а финикиец – нет. Так кого ты за морем предпочтёшь?

– И ещё один есть маленький пустячок, – ухмыльнулся Фабриций, – И из Бетики приток людей снова вырос, и дети наших здешних турдетан вырастают, и всем им нужна земля. Уже из родившихся здесь и достигшим совершеннолетия наделы нарезаем, так это ещё есть на них свободная земля, а что мы будем делать, когда она кончится? Вырастут и нынешние сопливые мальчишки, и где мы возьмём землю для них? Мы рассчитывали на что? На то, что за счёт зажима негодного отребья сдержим рост нашего населения, и новая земля понадобится тогда, когда и лузитаны дадут законный повод к завоеванию нижнего течения Тага. А что получается? Лузитаны угомонились, и Ликут удерживает их в рамках порядка, а без них не выступают на юг ни веттоны, ни северные лузитаны. А кельтиберов вполне устраивают условия Гракхова мира. И скорее всего, мир так и будет продолжаться, пока у них у всех не вырастет новое неприкаянное поколение хулиганов. Нет у нас повода для маленькой победоносной войны на севере, а без неё нет и земли для подрастающего и вступающего во взрослую жизнь поколения. Так куда мы девать его будем, сияющий?

– И что, обязательно на ваши острова? Нет повода для войны, так создать его!

– Не так-то это просто, сияющий, – ответил наш главный мент и госбезопасник, – Мелкую провокацию организовать нетрудно, но для серьёзной войны нужен серьёзный и неоспоримый повод, если мы хотим, чтобы нас правильно поняли в Риме. А дикари разве дураки такой повод нам давать? Их вожди ведь тоже всё понимают. Рим сейчас ввязался в войну с Персеем Македонским, и туда направляется консульская армия Публия Лициния Красса, два легиона и союзники. Второй консул, Гай Кассий Лонгин, тоже с консульской двухлегионной армией, направлен на север Италии против лигуров и на тот случай, если через Альпы вторгнутся союзники Персея бастарны. Ещё четыре легиона находятся возле Рима в распоряжении сената, и это не пустая предосторожность. И Крассу подкрепления могут понадобиться, и Лонгину, и на Сардинии с Корсикой снова может заполыхать. Хлеб для македонской армии Красса выколачивается с сицилийцев и с них. Даже в Испанию не два претора назначены, а один, который будет управлять обеими провинциями, поскольку одному из преторов поручен флот. Риму сейчас нужен мир в Испании, и если мы нарушим его в такое время, трудно будет объяснить нашу военную активность сенату.

– Да, в сенате нас уж точно не поймут, – мрачно заметил Миликон, – Инциденты возможны, но сенат будет ожидать от нас их мирного разрешения путём переговоров с их вождями и старейшинами, только в самом крайнем случае мелких военных операций для наказания разбойников, если их не выдадут или не осудят и не накажут сами свои же. Но серьёзной военной кампании с завоеванием не принадлежавших нам ранее земель – такого сенат не поймёт. От нас могут потребовать освободить занятые земли и вывести войска, и ради чего тогда затевать войну? Просто чтобы оружием побряцать? Глупо это.

– Ну, побряцать оружием тоже не мешало бы, – буркнул Сапроний, наш главный вояка, – Чтобы уметь воевать хорошо, армия должна время от времени воевать.

– Не время, Сапроний, – возразил царь, – Всё понимаю, но – не время. Погонять армию на хороших добротных учениях было бы очень неплохо, но денег в казне…

– Это не проблема, великий, – заверил его Фабриций, – Мы это профинансируем. Проведи, Сапроний, хорошие армейские манёвры у северной и северо-восточной границы, но не выходя за лимес. Это римляне поймут правильно – мы не нарушаем нужный им мир в Испании сами и предостерегаем от его нарушения всех окрестных дикарей.

– Всеми тремя легионами? – у вояки загорелись глаза.

– Для прикрытия остальных границ мобилизуй ещё десять когорт, – ради пущей наглядности босс показал ему обе растопыренных пятерни, – Но смотри, только отдельные когорты. Никакого Четвёртого Турдетанского у нас не было и не будет. Но мобилизовать к ним и лёгкие вспомогательные войска – на твоё усмотрение. Ну и конечно, кто-то ими и командовать всеми должен, пока ты будешь командовать нашими тремя легионами, – мы все рассмеялись, потому как не в первый уже раз развёртывается фактически четвёртый армейский легион, официально не формирующийся и как бы не существующий.

– Обучите молодёжь, а потом на острова свои сманите, – проворчал Рузир.

– Наплыв из Бетики может увеличиться, – подсластил я ему пилюлю.

– Ты уверен в этом?

– Почти, сияющий. В Рим отправилась делегация городов жаловаться сенату на злоупотребления позапрошлогоднего наместника Марка Матиена. Ты же сам знаешь, как преторы наживаются на завышении цен при взимании натуральных повинностей деньгами и на их занижении за обязательные хлебные поставки. Ну и откупщики налогов тоже себя не забывают, и при Матиене особенно распоясались. Осудят его или нет, не столь важно. Главное, что сенату придётся выносить постановление против таких злоупотреблений на будущее. А это значит, что испанские наместники будут теперь искать другие пути набить свой кошель. Скорее всего, махинациями с металлом рудников, а крестьяне перестанут их интересовать как источник обогащения, и отпускать к нам их начнут охотнее.

– Кстати, не мешало бы и нам посольство в Рим отправить, – заметил Фабриций, – Это на суше мы можем припугнуть дикарей армией, а на море против пиратов у нас ведь как не было военного флота, так и нет, и мы в очередной раз попросим сенат и народ Рима помочь нам обзавестись собственной военной эскадрой.

– А какой смысл? – хмыкнул наследник престола, – Нет, посольство-то, конечно, нужно – почтение наше сенату и народу Рима засвидетельствовать, удачи в войне против македонского тирана пожелать, о наших армейских учениях у границ для предупреждения дикарям уведомить, да спросить, не нужна ли ещё какая помощь испанским провинциям Республики в это непростое время – это всё понятно. А насчёт флота опять просить какой смысл, если всё равно откажут?

– Конечно, откажут, как и в прошлые разы, – безнадёжно махнул рукой монарх, – В лучшем случае опять попросят Гадес поддержать нас своей эскадрой, если мы будем их просить, а нашим послам скажут обращаться к Гадесу. А нам разве это нужно?

– Именно это нам сейчас от них и нужно, – ухмыльнулся глава правительства, – Повторить просьбу и получить на неё повторный отказ. Во-первых, отказав нам в нашей просьбе, римскому сенату будет очень неловко просить какой-то помощи от нас, а сенат очень не любит попадать в неловкое положение. Значит, поблагодарят за предложение и скажут, что необходимости напрягать нас нет, справятся с Персеем и сами. Ну так а мы с вами разве горим желанием тратиться на их войну? Но мы же предложили, а они сами от помощи отказались, и какие причины для недовольства нами? Во-вторых, мы наглядно демонстрируем своей просьбой нежелание нервировать друга и союзника. Ведь имеем же полное право и самовольно военный флот построить, и не нужна нам для этого римская помощь, когда и Гадес рядом, и карфагенские судоверфи без работы простаивают. Но ведь не делаем же мы так? Просим же у сената позволения, хоть и завуалировано? И опять же, какие причины для недовольства нами? А в-третьих, напоминаем же просьбу не в первый уже раз и не раз ещё её напомним. И когда появятся и в самом деле лузитанские пираты и опустошат их побережье, к нам-то какие могут быть претензии? Мы ведь предупреждали сколько раз? Мы ведь насчёт флота сколько раз просили?