Текст книги "Подготовка смены (СИ)"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 41 страниц)

– Ну, так уж прямо и вымариванию, – хмыкнул я, – Расслоению по менделевским законам. Четверть в сторону жёлтых меток, половина сохраняет свою красную, а четверть – чёрную с автоматическим отсевом на тот свет. За счёт этого процент жёлтых меток у нас будет расти, а процент красных сокращаться. Понятно, что из жёлтых будут выщепляться новые красные, ну так ведь и новые зелёные тоже, и их процент будет всё время расти, что нам и нужно. Это по смертельным болячкам, а по не смертельным – один хрен та же самая система меток, и с чёрной никто не будет водиться ни за какие коврижки, а с красной – ну, только кто сам из таких же, и лучшие с ним самим не водятся. Чёрные при этом не мрут и свой век доживают, но практически не размножаются, да и красные плодятся не настолько активно, чтобы воспроизвести свою численность.

– Но тогда какие препятствия к тому, чтобы и рак сделать не смертельным?

– Да собственно, только отсутствие лекарств. Будет гриб, можно будет и лечить им тех, кому он поможет, но только заболевших и спалившихся на этом, дабы и система меток продолжала бесперебойно работать на уменьшение процента ущербных.

– Макс, ну так ведь всё равно не выйдет, – снова встряла Юлька, – Женщины из отверженных будут всеми правдами и неправдами стараться залететь и родить ребёнка от нормального благополучного мужика, чтобы улучшить генетику детей.

– Естественно. И у смазливых это даже будет получаться. И мы даже не будем этому препятствовать, если те не будут претендовать на то, чтобы и женить любовника из благополучных на себе. Если сумеют наставить рога ущербным мужьям втихаря, это тоже будет работать в нужную сторону. Сумеет ведь кто? Достаточно смазливые, чтобы на них позарились, и достаточно умные, чтобы не спалиться на этом и не стать жертвой убийства на почве ревности. Ну так такие гены достойны своего шанса.

– Я представляю, какие шекспировские страсти закипят вокруг спалившихся!

– Ага, и это будет ещё один механизм сокращения ущербного поголовья.

– Молилась ли ты на ночь, Дездемона? – схохмил Володя, и мы рассмеялись.

– Это жестоко, мужики! – возмутилась Юлька, – У нас же так и не запрещён до сих старый античный обычай, по которому муж имеет полное право убить жену за измену.

– Ну, не утрируй. У нас для того, чтобы ему за это ничего не было, факт измены должен быть подтверждён судебным расследованием, – поправил я её, – Если убьёт только по подозрению, справедливость которого не сумеет доказать, сам после этого прогуляется на эшафот за убийство. Артар с ребятами как раз в прошлом году расследовал пару таких случаев, и в одном из них мужик повис высоко и коротко, а общине было объяснено, что к нему бы не было претензий, если бы он её просто высек за подозрительное по этой части поведение, заставил сделать аборт и развёлся с ней. Факт измены хоть и не подтвердился, но лахудра вела себя уж точно не как положено порядочной замужней бабе, так что своим поведением оснований для подозрений она дала немало.

– Но это же архаичная дикость!

– Ну так в приличном обществе этот обычай давно уже считается не комильфо, а у маргиналов, которым на комильфо плевать, он всё-таки работает в том направлении, в котором и должен по идее. Трусливая перебздит, смелая дура спалится и заработает свою премию Дарвина, и только смелая умная улучшит гены своего потомства через удачный загул налево. Смазливость при этом подразумевается, потому как на страхолюдину-то кто польстится? Сразу многофакторный механизм евгеники в маргинальной среде.

– Жестоко, но – работает, и по существу возразить нечего, – признала Наташка, – В конце концов, нам и в самом деле не обойтись без евгеники, если мы не хотим сценария из статьи Сергиенко. А как биологу он мне нравится многократно меньше, чем то, что нам приходится сейчас делать для его предотвращения. Если проблему вырождения запустить, то потомкам придётся принимать ещё более жестокие решения.

– А народ у нас простой и сугубо античный, – добавил спецназер, – Если заметит и осознает проблему, которую власть игнорирует, то сам её стихийно решать начнёт и так её решать будет, что у Ликурга с Алоизычем волосья вздыбятся от такого экстрима.

– Причём, даже не так жестокость этих стихийных чисток будет страшна, как их генетическая безграмотность, – заметил Серёга.

– То-то и оно, – поддержала биологичка, – Лучше уж всё это делать постепенно, понемногу и грамотно. Ладно, с этим всем ситуация понятна, и это – проехали. Но я ещё вот что заметила. Среди италийских лигуров выше процент детей, заваливающих тест на сообразительность, и основная масса таких – горцы из Альп. В меньшей степени, но тоже это заметно на наших горцах и иммигрантах из Бетики, если они родом из мест, наиболее удалённых от морского побережья. Тут напрашивается только одно объяснение – дефицит йода в воздухе и пище. На Азорах и в прочих приморских колониях это не актуально, но в Испании и Южной Африке по мере экспансии у нас появятся и удалённые от моря районы с естественным природным йододефицитом. В швейцарских кантонах, например, вплоть до девятнадцатого века проблемы со слабым умственным развитием и с зобом были если и не поголовными, то массовыми. И решились они только с поставками в горы консервов из морепродуктов, в которых морского йода достаточно. И специально для тебя, Макс – и там были люди, развивавшиеся нормально по нашим меркам, но их процент был невелик. Только не спрашивай меня, обходился ли их организм для нормального развития без йода или минимизировал потери того мизера, который получал даже в своих Альпах – чего не знаю, того не знаю. Но дарвиновский отбор за века так и не сделал их там большинством.

– Ты решила, что я сейчас предложу считать тяжёлым генетическим дефектом и неспособность обходиться без йода? – прикололся я.

– А кто тебя знает? С тебя ведь станется! – мы рассмеялись.

– Нет, проблему йододефицита надо, конечно, решать, и ты правильно делаешь, что предупреждаешь о ней заранее. Серёга, в морской соли йод ведь должен быть?

– Есть, но слишком мало. Йодирование через добавление солей из золы морских водорослей несложно, но там в основном йодиды, которые быстро разлагаются. Их можно перегнать в йодаты, которые хранятся многократно дольше, но даже с ними гарантийный срок хранения йодированной соли не превышает трёх месяцев. Ну, по идее, йодаты будут сохраняться дольше в крупных кристаллах, если их размалывать перед употреблением, но мне что-то сомнительно, что это правило будет строго соблюдаться на местах. Слишком соблазнительно намолоть большой запас впрок и не морочиться.

– То есть, за несколько месяцев йодированная соль теряет весь свой йод?

– Ну, не весь, но остаётся слишком мало, так что использовать её можно только как обычную. В общем, именно как йодированная, она долго не хранится, а её регулярные поставки вглубь суши, особенно в горные неудобья – сам понимаешь.

– Да, тогда для нас это не вариант. Значит, только консервы из морепродуктов?

– Получается – да, только они. Рыба концентрирует в себе многократно больше йода, чем его содержится в морской воде, а больше всего йода из воды концентрируют в себе морские водоросли.

– Так может, тогда соли из их золы добавлять к обычным консервам?

– Можно в принципе и так, но я не уверен, что годятся любые водоросли. Не все же съедобные, и в некоторых наверняка есть что-нибудь вредное. Что, если оно останется и в их золе? А выделение чистых йодидов уже геморройнее. И опять же, срок хранения. А ещё прикинь, кто будет есть, допустим, тушняк на той же Капщине, когда там до хрена и свежей дичи? Тут нужно именно что-то такое, чего нет в шаговой доступности, а это как раз морепродукты типа рыбы, мидий с устрицами, крабов с креветками, кальмаров и тому подобной морской экзотики.

– Морская капуста была бы хороша, – заметила Наташка, – Если культивировать, то и много её будет, и дёшево, и достаточно сердито по содержанию йода. И сама по себе она достаточно вкусная, чтобы её ели охотно. Особенно японская.

– А ещё дальше не найдётся? – схохмил Володя, – Где-нибудь в Новой Зеландии или в Антарктиде?

– Ну, вы же планируете всё равно отправку экспедиции в Китай? А оттуда уже и до севера Японии не так далеко, – после того, как её дети вернулись со службы на дальних точках живыми и невредимыми, и рисковать там теперь уже не им, она стала относиться к путешествиям на край света гораздо спокойнее, – Морская капуста есть и поближе – север Атлантики вас устроит? Норвегия, Шотландия, Исландия, Гренландия или Лабрадор. Два вида ламинарии, сахаристая и пальчаторассечённая.

– Так вроде бы, водятся и южнее, – возразил Серёга, – Я читал и про Бискайский залив, и про север атлантического побережья Штатов.

– Современный ареал – может быть. Результат современного культивирования и случайных завозов. Но сейчас южнее Шотландии за атлантическую морскую капусту я не поручусь. А вот ламинария японская достоверна у берегов Приморья, Сахалина и севера Японских островов, где и начала японцами культивироваться. Ну, в смысле, начнут они её культивировать где-то в Средние Века. Сейчас, если и промышляют её, то только дикую. Но это самый южный вид из всех трёх культивируемых, да ещё и самый популярный по своим пищевым качествам. Вроде бы, распространялась и до Хонсю, и на юге Приморья до Кореи, а когда случайно завезли в Жёлтое море, то прижилась и там на радость Китаю.

– То есть, это наиболее подходящий вид для нашего субтропического климата? – въехал я в суть, – Должна прижиться и у испанского побережья, и на Азорах, и у берегов Южной Африки, по идее?

– В принципе – да, должна. А растёт гуще всего на глубине в несколько метров, целыми зарослями, их даже называют водорослевыми лесами, и молодые водоросли в них с удовольствием цепляются за погружаемые в воду камни, деревянные решётки и верёвки, которые потом можно поднимать, так что культивировать её удобно.

– Это я понял. Ты мне вот что лучше разжуй. Какого хрена той морской капусте в более тёплых водах не живётся? Прижилась же и южнее, ты говоришь, когда завезли? А самой ей что мешает распространиться на юг?

– Вот этого, Макс, я точно не знаю. Но о какой-то родственной им ламинарии из совсем северных мне попадалось упоминание, что больше всего её именно в южной части ареала. То есть, скорее всего, она с удовольствием распространилась бы и южнее, но то ли живность какая-то морская там её активно поедает, то ли местные водоросли вытесняют, которые приспособлены к более тёплым водам лучше её.

– Так у наших там, считай, почти весь маршрут будет через тропические воды, и если эта японская морская капуста в них жить не может, то какие у наших тогда шансы до Капщины хотя бы её живой и трезвой довезти? Ей же там ещё и воду наверняка придётся всё время менять?

– Да, менять нужно. В застойной воде ламинария не растёт, а любит течение, а в аквариумах его можно заменить только регулярной заменой воды. И наверное, надо брать не одну ёмкость, а хотя бы десяток. В каких-то может погибнуть, но в каких-то довезут до Капщины, а там она в подходящих условиях прижиться уже должна.

– А потом ждать уже её размножения там, чтобы перебросить в наши широты?

– Это не так долго. У японской вообще срок жизни два года. Ну, в смысле, я не знаю, сколько она прожить способна, но при культивировании собирают двухлетнюю, а зрелые споры появляются у полуторалетней с конца лета по начало осени. Я не знаю, как повлияет смена полушарий, но через два или три года после взятия молодых водорослей в Японском море будет уже что везти сюда и из Южной Африки. Ещё два года, считай, до здешнего урожая. Взрослое растение к двухлетнему возрасту сбора на несколько метров вырастет запросто, а сбор культурной двухлетней ламинарии до сотни тонн с гектара. Ну, это сырой, конечно, а сухой вес в семь раз меньше.

– Немного меньше пятнадцати тонн за два года получается.

– Макс, она же лёгкая, и по объёму это получается очень много.

– Верно, упустил из вида. Грибы-то в сушёном виде вообще девять десятых веса теряют, и это для них нормально. Ладно, что нам нужно получить в итоге, в общих чертах я въехал. А теперь кто мне объяснит, в каком виде наши люди должны это дело застать на месте, когда доберутся до него?

– Первое достоверное упоминание о морской капусте от севера Хоккайдо среди дани императорскому двору относится к Средневековью, конец восьмого века нашей эры, – припомнила историчка, – Это провинция, населённая айнами, дояпонским ещё народом, и считается, что они ели морскую капусту ещё задолго до того. Следы употребления ими водорослей другого вида относятся ещё к их собственной культуре Дзёмон, это древность, до третьего века до нашей эры. На этом основании предполагают, что должны были уже и морскую капусту употреблять.

– Но археология этого не подтверждает, что ли?

– Морская капуста разлагается полностью, так что и археология этого не может ни подтвердить, ни опровергнуть. А по логике вещей айны севера Хонсю и Хоккайдо уже должны знать и промышлять её. Пищевые пристрастия у народов могут не меняться века, если для этого нет веских причин, а у айнов их образ жизни был устоявшимся за тысячи лет. Наверняка употребляли какую-то другую водоросль издавна, а при своём расселении на север не нашли её там и переключились на местную морскую капусту. В общем, на все сто процентов я как историк гарантировать не могу, но я уверена процентов на девяносто пять, что добычу, заготовку и употребление морской капусты в пищу наша экспедиция у айнов на севере Хонсю и на Хоккайдо уже застанет.

– И если ты окажешься права, то как это у них сейчас должно выглядеть?

– Считается, что ремеслу японских ныряльщиц ама не менее двух тысячелетий. А не менее – это же понятие, сам понимаешь, растяжимое. Но классические ама – это уже ныряльщицы за моллюсками, съедобными и жемчужными, а эта классика наверняка ведь тоже не с нуля началась. Ей должно было предшествовать что-то попроще. Я считаю, что это должны были быть ныряльщицы за морской капустой, и раз её промысел берёт начало от айнов, то и первые ныряльщицы ама должны быть айнками. Никакой культивации этой водоросли, конечно, нет ещё и в помине, айны ещё не кормят ей всю Японию, а для себя им за глаза хватает и диких зарослей. Но вряд ли режут вершки с лодок, наверняка давно ныряют и режут всю водоросль у самого дна. Если глубина небольшая, это не так трудно. Вот, как-то примерно так я это себе представляю.

– Ну, а если даже этого и нет, то сама-то водоросль всё равно должна там быть, – добавил Серёга, – Уж в проливе-то между Хонсю и Хоккайдо она быть в наличии обязана, и какая нам разница, собственно, ныряют ли там уже за ней эти голые японки или айнки?

– Разве только мореманам нашим на них попялиться! – прикололся Володя, – А по делу абсолютно без разницы. Если будет картинка, по которой ни с чем не спутаешь, и известно место, где эта морская капуста есть наверняка, то какие проблемы?

Проблем там и без того, конечно, будет выше крыши. Я ведь упоминал как-то о раскладах в Юго-Восточной Азии? Там и к Южному-то Китаю придётся через малайские моря пробиваться, потому как индо-малайские торгаши уж точно не придут в восторг от утери своей монополии на спекуляцию китайским шёлком. А значит, не будут в восторге и крышующие их раджи с вождями, у которых имеются и какие-никакие военно-морские силы. Силы-то и у нас на Цейлоне накапливаются, так что не главная это проблема на том направлении. Выгода от прямых закупок шёлка на юге Китая для Тарквиниев очевидна, и тут их ни в чём убеждать не нужно. На обустройство этого маршрута они и санкцию свою без вопросов дадут, и финансов не пожалеют. А вот рывок уже оттуда к северу Японии за какой-то морской водорослью, никакой прибыли не сулящей, они едва ли поймут. Что им йододефицит где-то вдали от моря? А вы не селитесь вдали от моря, скажут, и будут ведь правы со своей колокольни. Нахрена им сдались внутренние районы тех же Мадагаскара и Южной Африки, особенно горные? Вот бразильское виноградное дерево – это да, это хоть и не сей секунд, но в перспективе улучшение торгового баланса с Индией, это они поймут. А широкая территориальная экспансия куда-то вглубь континентов – а зачем она им? Нет, они-то не против, но при чём тут их финансы и войска? Тут ещё думать надо, как и чем их убедить в положительном влиянии на будущие прибыли и этой японской водоросли, без которой их бизнес пока-что прекрасно обходится.

О невысоких умственных способностях лигурийских горцев они наслышаны и без нас. Кто же об этом не знает? У прибрежных лигуров в ходу анекдоты о тупости своих же горцев – когда волниевская Секвана нам их рассказывала, так по смыслу это почти как наши современные анекдоты о чукчах или хохлятские о молдаванах. Переделай любой из них под античные реалии, и будет один в один. Но связывают ведь с чем? Не с питанием, а либо с породой, либо с захолустной примитивностью их жизненного уклада. О зобе тоже наслышаны, но и его с породой связывают. А вы не покупайте таких. Ведь есть же среди них и нормальные здоровые? Вот таких и берите. Собственно, наши работорговцы так и делают, отчего и проблема эта для наших нанимателей не очевидна. Я и сам разве думал бы иначе, если бы не читал о йододефиците и его последствиях ещё в той прежней жизни? Млять, если не убедим – придётся самим экспедицию организовывать и финансировать…

19. Нескончаемый плейстоцен

– Сегодня, ребята и девчата, мы с вами поговорим об эпохе плейстоцена, – начал я очередное занятие КУКСа, – По устоявшейся в науке нашего мира традиции плейстоцен принято считать прошедшей эпохой, предшествовавшей нашему современному голоцену. И если не считать приходящегося на нынешний голоцен последнего десятка тысячелетий, то плейстоцен – это по разным оценкам от последнего миллиона до трёх миллионов лет. А характеризуется он периодическим чередованием покровных материковых оледенений с межледниковьями. И вот тут, ребята и девчата, если кто-то из вас и впрямь полагает, что плейстоцен закончился и никогда больше не вернётся, а голоцен – это всерьёз и надолго, то у меня для вас пренеприятнейшее известие – ничего подобного. Плейстоценовая эпоха на самом деле и не думала кончаться, а наш нынешний голоцен – всего лишь одно из тех межледниковий, которые наступают по окончании предшествующего им оледенения, но затем сменяются следующим. И нравится это нам с вами или нет, следующее оледенение когда-нибудь наступит неизбежно и нашего с вами согласия не спросит. И утешить я вас могу только одним – что на ближайшие два с небольшим тысячелетия наше голоценовое межледниковье ещё продлится, о чём мы можем вам засвидетельствовать, а вот дальше – уже никаких гарантий мы вам дать не можем.

– В ваше время новое оледенение ожидалось, досточтимый? – спросил один из центурионов-преподов кадетского корпуса.

– Допускалась возможность его скорого наступления, а точнее, тех условий, при которых оно могло бы начаться, скажем так. Основные-то по массовости страхи, правда, с наукой ничего общего не имели. У нас ведь на дворе был тогда две тыщи двенадцатый год эры Распятого, а вы прибавляйте ещё сто семьдесят до её начала. И как раз на конце этого года кончались календарные системы шумеров и майя, с разницей в считанные дни между ними, из чего паникёры делали вывод о якобы предсказанном их жрецами конце света, то бишь глобальной катастрофе. Почему те и другие закончили свои календари именно этим годом, хрен их знает, а возможного конца света те же майя ожидали каждые пятьдесят два года, как сейчас ожидают ольмеки. Конечно, полная чушь, но в самой дате было всё-таки и некоторое рациональное зерно. Как раз в том году Солнечная система проходила через плоскость Галактики, что случается дважды примерно за двадцать шесть тысяч лет – ага, тот самый цикл прецессии земной оси – или раз в тринадцать тысяч лет. Такие моменты и плюс-минус полтора или два столетия чреваты повышенной вероятностью схлопотать из космоса камешек, и их по мере приближения к тому году в самом деле просвистело мимо нашего шарика немало. Так что и вероятность катастрофы и нового ледникового периода вполне себе наклёвывалась, а вот мамонтов наши предки всех слопали и нам не оставили.

– Так может, оно и к лучшему, досточтимый? – спросила одна из слушательниц, – Мамонт – это же как слон, только ещё больше и лохматый?

– Да, это сородич индийского слона. Он крупнее, но не настолько, чтобы против него не годились приёмы, годные против слона. Людям верхнего палеолита, не имевшим и не знавшим металлов, вполне хватало для охоты на мамонтов и дротиков с кремнёвыми наконечниками, которыми они их и истребили сдуру с концами. В Индии есть проблема с бешеными слонами, но она не техническая, а социальная – жизнь слона там ценится выше, чем жизнь крестьянина, и крестьянам запрещено убивать элефантусов даже для обороны от них своих деревень. А технически – какие проблемы для людей железного века? А для наших крестьян с их гораздо лучшей обеспеченностью стальным оружием – тем более. Я уже не говорю о наших арбалетах и огнестреле. Винтовочный-то калибр на слонопотама, конечно, маловат, но можно обойтись даже им, а у нас производятся и крупнокалиберные слонобои. Если вас с вашей выучкой и оружием закинуть в плейстоценовую тундростепь, так вы её пройдёте из конца в конец, лишь бы только боеприпасов хватило. Если чего-то в ней нам и бояться, то уж точно не мегафауны. Во-первых, есть чем её унять, как и дикарей всевозможных, а во-вторых, теперь-то ей откуда взяться?

– А разве не размножится, если сложатся условия?

– Так ведь это смотря какая. В случае распространения степных и лесостепных ландшафтов тарпаны, конечно, размножатся с удовольствием. Лесной зубр вполне может пастись и в степи, так что найдётся замена и прежнему степному бизону. Без проблем из нынешних степей забредут сайгаки с джейранами, когда-нибудь забредёт из тундры даже северный олень, но откуда у нас взяться слонам и носорогам? Африканские через пролив не переплывут, а сирийский слон истреблён ещё до персов. О носорогах и вовсе молчу.

– А зачем они нужны, досточтимый?

– Для поддержания ландшафта. Бизоны и вообще быки недостаточно массивны для прореживания деревьев, и именно исчезновение мамонтов с шерстистыми носорогами привело к зарастанию бывшей тундростепи тайгой. Конечно, лесные массивы с приходом влажных ветров с Атлантики расширились бы, но между ними оставались бы редколесья – лесотундра плавно перетекала бы в лесостепь. Поэтому для полного восстановления того ландшафта, в котором процветали верхнепалеолитические охотники не выйдет обойтись без слонопотамов. Кстати, при обильной кормёжке им не так уж и страшен зимний холод.

– А в чём смысл тундростепного ландшафта? – спросил ещё один слушатель из числа вернувшихся с дальних точек.

– В продуктивности по животной биомассе. Степи в этом смысле продуктивнее лесов. Это же сплошное пастбище для травоядной живности самых разнообразных видов и размеров. Эталоном тут, конечно, является африканская саванна, которую превзойти по этой части едва ли возможно. Но плейстоценовая тундростепь тоже была в какой-то мере её северным аналогом. Посудите сами, ребята и девчата. Сайгак вместо мелких антилоп, северный олень вместо крупных, тарпан вместо зебры, бизон вместо буйвола, северный шерстистый носорог вместо африканского и мамонт вместо слона. Даже страус был свой, родственный африканскому. Вроде бы, ещё водится где-то далеко на востоке. Павианов разве только не было с жирафами, но без них тундростепная экология как-то обходилась. Вместо павианов, правда, другой примат завёлся и напакостил там похлеще тех павианов, – слушатели рассмеялись, – В общем, по животной биомассе с тундростепью плейстоцена не тягаться ни нынешним обеднённым живностью степям, ни широколиственным лесам, ни тем более тайге. Только она в состоянии дать тот максимум, который вообще возможен для зон умеренного и холодного климата.

– Но досточтимый, мы-то ведь сами живём в субтропической зоне, а колонии у нас в основном вообще в тропической, – заметил Мато, – Там разве разведёшь тундростепь вроде этой плейстоценовой? Проще уж скопировать африканскую саванну завозом зверей оттуда, если ты считаешь, что в этом есть смысл.

– В тропической зоне, конечно, проще скопировать африканскую, – согласился я, – А в субтропиках продуктивнее будет уже что-то среднее между ней и тундростепью. Но смысл в этом появится не для нас с вами самих, а для наших дальних потомков по мере приближения опасного периода, чреватого наступлением нового оледенения. Наверняка у них будут колонии и в умеренной климатической зоне, которую это оледенение затронет гораздо существеннее, чем субтропики. Та же Северная Америка, например. Зачем дарить её тем, кто занял её в истории того нашего мира, если в этом мире наш народ дотянется до неё первым? А кто первым встал, того и тапки. Понятно, что наиболее масштабно пойдёт освоение Мексики, до которой с Кубы рукой подать, но рано или поздно руки потомков и до земель посевернее дойдут. Почтенный Сергей ведь рассказывал вам о месторождениях полезных ископаемых Урала? Ну так до того Урала нам слишком далеко, и климат на нём слишком суров для испанцев, зато североамериканские Аппалачи – это, считайте, второй Урал, американский, на котором и с климатом вдобавок получше, и с логистикой. Южная часть – ещё субтропики, северная – в умеренной зоне, но климат помягче уральского. А по рекам удобный сплав через Миссисипи в Мексиканский залив. Немало месторождений и рядом с атлантическим побережьем, а район Великих озёр даёт и хорошую транспортную связность между обоими маршрутами. Но это уже зона умеренного климата, в котором на всякий случай не мешало бы иметь заготовки плейстоценовой тундростепи. В прериях на восток от Миссисипи для её аналога не хватает, пожалуй, только лошадей со слонами.

– Но ведь у наших потомков наверняка будет и развитая цивилизация получше нашей нынешней, – прикинул Кайсар, – Наверняка ведь и сельское хозяйство будет таким, что с прокормом не будет никаких проблем. Зачем тогда эти охотничьи угодья? Чтобы там дикари на этой халявной дичи размножились?

– В нынешнем климате они, конечно, не особо нужны. Чернозёмные прерии по Миссисипи – это и целина под высокопродуктивное земледелие, и пастбища для скота. В истории того нашего мира Штаты в три горла кормили и себя, и немалую часть всяких там африканских маргиналов. Естественно, уж точно не будет голодать и наша турдетанская Северная Америка. Но это пока сохраняется климат нашего нынешнего межледниковья. А теперь представьте себе наступление нового ледникового периода. Два последних из них – Рисский и Вюрмский – привели к оледенению всей Канады с захватом и северной части Штатов. Считайте, почти вся умеренная климатическая зона Северной Америки взяла, да и закосила под Гренландию с Антарктидой. Сами посудите, могли ли при этом нынешние субтропики остаться на месте? Естественно, они сдвинулись к югу, потеснив тропическую зону в Мексике, а большая часть их прежней зоны стала умеренной, потому как и бывшая умеренная сильно похолодала из-за близости ледника.

– Климат на большей части колонизованной нашими потомками территории для устоявшихся на нём способов хозяйствования станет непригодным, – обобщил Волний.

– Абсолютно верно. Какие-то сельскохозяйственные культуры выращиваться на прежних территориях уже не смогут вообще, а у прочих из-за похолодания климата резко упадёт урожайность, и это касается как тех, которые идут в пищу людям, так и кормовых для скота. Кукуруза и даже пшеница, например, сразу окажутся под большим вопросом, у ячменя упадут урожаи, да и рожь – мало того, что не очень-то она подходит для желудков южноевропеоидных народов, так и её тоже станет меньше. В какой-то мере мы работаем на смягчение этой проблемы, внедряя более холодостойкую пшеницу в связи с нынешним похолоданием климата, но чудес ведь, ребята и девчата, не бывает. Даже холодостойкие сорта полезной растительности имеют свой предел холодостойкости, и если похолодание климата его перехлёстывает, то не будет толку и от них. И тогда нашим потомкам особо не позавидуешь, если к тому моменту у них не окажется приспособленных к тундростепи способов ведения хозяйства. А где их разрабатывать, если не в искусственно созданных заранее эдаких плейстоценовых парках?

– А вот насколько резко может наступить ледниковый период? – спросил Артар, – Ледник ведь, по логике вещей, не может вырасти и расползтись по большой территории мгновенно? Мне кажется, на это уйдёт не одна сотня лет.

– На рост и распространение покровного материкового ледника – даже не одна тысяча лет. Если исходить из скорости сползания в море антарктического ледника, что и приводит к откалыванию от него айсбергов, так это в среднем метр в сутки по береговому уклону, и я не думаю, что сухопутный материковый ледник по равнине поползёт намного быстрее. От Гренландии до юга Канады или от Скандинавии до Москвы это займёт где-то в районе пары тысячелетий. Берём условно двухтысячный год эры Распятого, до которого округляем для простоты, и к нему ещё пару тысяч лет до максимального распространения ледников прибавляем. То бишь с момента создания условий для образования ледника и до его стука к нашим потомкам в дверь времени у них, вроде бы, и немало. Но тут, ребята и девчата, собака порылась в двух крайне неприятных для нас с вами тонкостях. Во-первых, климат может похолодать и значительно раньше, чем приползёт ледник. Не настолько, как с его приходом, но гораздо ощутимее, чем нам с вами хотелось бы. А во-вторых, создание условий для его появления и роста может носить катастрофический характер. То бишь мы тревожный сигнал не прозевали, всё поняли и рады бы подготовиться, но готовиться нам некогда, потому как у нас навалилось выше крыши сейсекундных проблем пострашнее и понасущнее того образующегося и растущего где-то пока ещё далеко ледника. Если это будет камешек, которого мы опасаемся больше всего, то это сразу и землетрясения вдоль всех геологических разломов, и цунами на морских побережьях, и пробуждение многих спящих вулканов. Кстати, две трети поверхности нашего шарика приходится на океаны и моря, так что с вероятностью в две трети камешек булькнется в воду. Представляете волну от него? В общем, скучно нашим потомкам не будет, – половина слушателей рассмеялась.

– А климат сразу похолодает из-за затемнения от вулканического пепла и сажи от лесных пожаров? – предположил Артар.