Текст книги "Подготовка смены (СИ)"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)

Тем более, что и выхлопа-то общественно-полезного от действующего макета по сути дела будет ещё ноль целых, хрен десятых. Вот когда взлетит дирижпомпель уже в настоящем типоразмере, пригодном в качестве хотя бы рейсового воздушного автобуса, тогда только и можно будет впервые заикнуться о начале реального воздухоплавания. У того же графа Цеппелина такие примерно дирижпомпели и были к началу войны, и этого технологического задела хватило для будущих кайзеровских воздушных эскадр.

У нас, конечно, такого лихого рывка не выйдет, потому как не кайзеровская же у нас Германия ни разу. Ни населения того, ни ресурсов, ни технического уровня. Но нам такой лихой рывок и не нужен. С кем нам нашими дирижпомпелями меряться? Авиация чистого неба у нас намечается, то бишь такой идеал, о котором тот граф с тем кайзером и мечтать не могли. Тут любой мало-мальски вменяемый летательный аппарат обеспечивает полное и безоговорочное господство в воздухе по причине полнейшего отсутствия какого бы то ни было реального противодействия. Единственная головная боль – над Лужей этой греко-римской палить авиацию нежелательно, а её связь с нашей испанской метрополией и вовсе противопоказано. Это не мы, это всё они, атланты эти заокеанские. Слухи-то ведь до римлян и из далёких стран рано или поздно дойдут, и когда-нибудь их накопится уже достаточно, чтобы не считать их выдумкой, но тут главное – чтобы царство Миликона не имело к этому никакого отношения. Атлантов – ищите и ловите, и если сумеете, покажите и нам, а то нам тоже жутко интересно. Неужто в самом деле летают?

– Мама, а как эта штука висит и не падает? – допытывается пацан дошкольного возраста у мамаши-горожанки явно из обычных колонистов.

– На всё воля богов. Умные и образованные люди знают такие молитвы, что для них боги сделают и невозможное, – та сама в не меньшем ступоре, но надо же и авторитет родительский как-то поддерживать.

– Да нет, мама, там воздух просто легче обычного надули вон из той железяки, – это уже пацан постарше, младшая школота, – И папа говорил, что в эти железяки его не в храмах надувают, а в мастерских. Ведь правда же, почтенный? – рядом стояли несколько центурионов из преподско-инструкторского состава кадетского корпуса, по возрасту явно уже из наших, и пацан обратился к одному из них.

– Ну, раз твой отец говорит, что надувают, значит – надувают, – ответил тот ему с самым серьёзным видом, – Но это дело непростое и получается только у очень опытных мастеровых. Представляешь, сколько нужно учиться и как тренироваться, чтобы надуть в железный баллон не обычный, а вот этот лёгкий воздух? Я вот так не сумею и надую туда только самый обычный, да ещё и мало. Не такая у меня дыхалка, как у них, – его товарищи прыснули в кулаки, а юнкера и вовсе расхохотались.

– Нет, парень, это почтенный Битор шутит, а на самом деле туда не дуть надо, а пердеть, – схохмил ближайший к пацану юнкер, – Надо только перед этим наесться гороху очень хорошего, тогда и воздух будет полегче, и вонизма от него будет поменьше.

– Укруфов, ты давно на губе не сидел? – дурашливо пригрозил центурион.

– А за что, почтенный? – ухмыльнулся тот, – Я разве неправду сказал? Ну да, это абсолютно не водород, ну так и метан ведь у нас разве не был ещё с утра легче воздуха? – его однокурсники грохнули от хохота.

– Вот, как раз за правду и отсидишь. Ты подписку о неразглашении давал? Кто тебе позволил разглашать совершенно секретную информацию гражданским? – хохотали и центурионы, и юнкера, и девки-юнкерши.

– Несправедливо, почтенный, – вступился за однокурсника другой юнкер, – Он же самую главную военную тайну так гражданским и не разгласил. Хрен кто из них куда взлетит на этой пердильной углекислоте с небольшой примесью метана, если этой самой главной тайны не знать, – всё это, естественно, говорилось по-русски.

– И в чём же, по-твоему, состоит самая главная тайна? – заинтересовался Битор.

– Так элементарно же, почтенный – не мы, а девки в баллон пердеть должны.

– Это ещё почему? – вопросила одна из юнкерш, дурашливо уперев руки в боки.

– Так ты же сама прикинь. Мы тяжёлые, а значит, у нас и пердильные газы тоже тяжёлые. Ну сколько там с нас выйдет того метана? – его однокурсники рассмеялись, – А вы лёгкие, у вас и газы должны быть лёгкими – наверняка углекислоты у вас поменьше, а метана побольше, чем у нас, – рассмеялись и центурионы.

– Ну а я, значится, по твоей логике, смесью метана с чистым водородом пердеть должна? – прикололась самая миниатюрная из юнкерш, – Только ты учти, даже если ты и прав, в меня ведь гороху столько не влезет, чтобы напердеть на баллон! – девки от хохота едва лежмя не легли.

– Так тебе-то ведь как раз не нужен баллон, – хмыкнул Битор, – Если у тебя там такие газы, так ты струю зажигалкой подожжёшь и на реактивной тяге улетишь! – и снова всеобщий взрыв хохота.

– Смотри, почтенный, довыступаешься у нас! – самая крупная из девок шутливо сжала кулак, – Вне строя нам на твой чин – тьфу, а сам ты хоть и сильнее любой из нас, мы тебя толпой всё равно замесим! – остальные девки так же дурашливо погрозили кулаками.

– Ага, я испуган. А ну-ка построились!

– В одну шеренгу или в две?

– Да без разницы, лишь бы в строю были, – хохотнул центурион, – А то ведь вне строя с вас в самом деле станется, а убегать от вас мне что-то лень, – и снова центурионы и юнкера смеялись до упаду, – А ты, парень, учись в школе старательно, не прогуливай и не ленись, и тогда ты будешь знать, как всё это делается на самом деле, – напутствовал он пацана уже по-турдетански.

Ближе к вечеру у нас КУКС для преподов и сменившихся со службы на дальних точках – ага, те самые Курсы Усовершенствования Командного Состава. Я ведь упоминал, что сырая у нас вышла основная учебная программа для юнкеров? И опыта ещё должного у нас тогда не наработалось, и время поджимало, потому как требовалось позарез заткнуть катастрофический кадровый затык хоть какими-то более-менее образованными спецами. И конечно, много чего мы в тогдашней спешке нашему молодняку недодали. Теперь вот, зная уже из их реального опыта службы, в чём основные пробелы, восполняем их и общее развитие им подтягиваем. Сегодня, раз уж выпало занятие на день испытаний баллонета – как раз по дирижпомпелям их и просвещаем. Народу не так много, поменьше нынешнего юнкерского потока, но вместе с теми, кто прибыл с мест службы недавно, некоторые и на днях, два первых потока почти в полном составе, да преподов не менее половины.

– Итак, господа центурионы и госпожи опционши, начнём наше занятие, – моё вступление потонуло в хохоте слушателей, – Ну, а что вы хотели? Ребятами и девчатами, как в ваши школьные и юнкерские годы, вас теперь разве назовёшь? Взрослые семейные люди, у многих дети и не один год службы за плечами. Кое-кто уже и повоевал немного.

– Да ладно, досточтимый! – выкрикнули из зала, – Давай уж по-старому! И нам привычнее, и тебе!

– И вообще, это у нас третий курс! – схохмила одна из слушательниц, и весь зал снова расхохотался.

– Хорошо, ребята и девчата, пусть это будет третий курс, – я рассмеялся вместе с ними, – Итак, как вы уже знаете, летательные аппараты являются воздушным аналогом морских судов и предназначены для путешествий по воздуху. По принципу своего полёта они делятся на аппараты тяжелее воздуха или самолёты и аппараты легче воздуха, они же – дирижабли. И тем, и другим для горизонтального полёта нужны моторы, работающие на горючем, но если самолёт и подъёмную силу может создать только в движении с не такой уж и маленькой скоростью, ниже которой ему в воздухе не удержаться, то для дирижабля его подъёмная сила обеспечивается заполняющим его оболочку лёгким газом. Дирижабль за счёт этого может вообще заглушить все свои моторы и дрейфовать по ветру, но от этого он, в отличие от самолёта, на землю не упадёт, если не повреждены его газовые мешки. В нашем с вами случае несущим газом является водород. Он горюч и пожароопасен, а при некоторых условиях, как вы знаете, и взрывоопасен, что, естественно, радовать нас с вами не может, но зато он легче всех других газов, и его в природе много. Не в чистом виде, а в химических соединениях, но одно их них занимает две трети поверхности нашего шарика. А при электролизе водных солевых растворов, например, чистый водород выделяется на одном из электродов. И в наших с вами реальных условиях для наших дирижаблей у нас с вами нет реальной альтернативы водороду.

– А чем это обусловлено, досточтимый? – спросил один из слушателей, – Ведь есть же еще и гелий, и метан. Разве они не легче воздуха?

– Да, оба этих газа тоже легче воздуха. Метан – примерно вдвое. Его можно и на нефтяных месторождениях получать как попутный газ, и на болотах, и в биореакторах. Он есть и в подземных месторождениях, и когда-нибудь мы дорастём до его добычи из них. И опасность его не так велика, как водорода, и летучесть не превышает летучести воздуха, и утечки газа сквозь герметичную оболочку практически исключены, но вот подъёмная сила слишком мала. А у нас и возможности не настолько совершенны, чтобы суметь построить метановый дирижабль, который поднимет в воздух и понесёт хотя бы сам себя. Это такие размеры, которых нам не осилить. Поэтому метан для нас реально неприменим. Вот гелий был бы идеальным вариантом, будь его в природе много, и добывайся он так же легко, как добывается водород. Ведь это же инертный газ, с которым не страшны никакие пожары, и это гарантирует безопасность. Но во-первых, гелий редок и труднодобываем даже в более развитом мире, чем наш с вами. В том нашем между двумя Мировыми войнами его могли получать в товарных количествах только Североамериканские Соединённые Штаты. Они имели единственное месторождение, годное для разработки по тогдашним технологиям. И хотя после тех войн технологии улучшились, и стали доступны другие месторождения, а дирижабли давно уже никто не рассматривал как боевую авиацию, которой нужно много, дороговизна и нехватка гелия всегда оставалась одной из главных проблем дирижаблей. В последние годы перед нашим попаданием в этот мир вопросы о возрождении дирижаблей поднимались, но речь шла уже не о гелии, который кончался, а о флегматизации водорода другими газами для снижения опасности его использования. Другого пути нет и для нас.

– А насколько велика опасность водородного дирижабля? – спросила опционша из бывшего второго потока.

– Смотря в каких условиях использовать, ребята и девчата. Дирижаблестроение достигло своего пика, как вам уже нетрудно догадаться, у кайзеровских фрицев в Первую Мировую войну, когда они использовались в качестве тяжёлых бомбардировщиков. Было построено около сотни жёстких дирижаблей Цеппелина, из которых сорок были потеряны непосредственно от повреждений в бою, тринадцать сгорели в эллингах, в том числе и от бомбёжек, семь штук уничтожены собственными экипажами при вынужденной посадке на территории противника. Четырнадцать погибли от шторма, четыре – от удара молнии. Это явно вылеты в нелётную погоду, которые в мирное время вряд ли состоялись бы, но война есть война – есть боевая задача, оправдывающая риск. Так что их тоже по справедливости следовало бы отнести пусть и не к боевым, но всё равно к военным потерям. А от случаев, не связанных с военной спецификой, погибло восемь. Самолёты тогда бились десятками.

– А остальные, досточтимый? – спросила другая слушательница.

– Около полутора десятков честно выработали свой лётный ресурс и разобраны по причине технического износа. Часть – уже у победителей, которым они были переданы после той войны в счёт наложенных на Германию репараций. При этом я бы отметил, что не все победители использовали эти трофеи грамотно и умело. Останься они у фрицев, так наверное, прослужили бы дольше. А по названным вам цифрам вы можете и сами судить о том, каковы были бы пропорции потерь, если бы не война и потери на ней. Другое дело, что их и строилось бы тогда значительно меньше. Всё-таки это очень большая, сложная и дорогая штука. До войны грузопассажирские авиаперевозки внутри Германии выполняли несколько штук. Но тут надо понимать, что не случись той войны, неизбежно возникла бы необходимость и в международном авиасообщении, в том числе и трансокеанском. В ходе войны, кстати, рассматривался вопрос и о налётах вполне штатных военных цеппелинов через Атлантику на Штаты после их вступления в войну, и отказались от этой затеи из-за невозможности взять в настолько дальний рейс оправдывающую его бомбовую нагрузку. В самой же принципиальной способности цеппелинов слетать из Германии в Америку и вернуться обратно без посадки и дозаправки у кайзеровских вояк сомнений не было. Так что после войны к вопросу об уже мирных полётах дирижаблей через океан вернулись, и эта задача была успешно решена.

– Это уже на флегматизированном водороде? – спросил центурион из преподов.

– Нет, флегматизация водорода – это уже поздние разработки, когда стало ясно, что гелия на новый бум дирижаблестроения уж точно не хватит. Кайзеровские же фрицы, как и веймарские после них, честно рисковали на чистом и взрывоопасном водороде, и их опыт безопасных полётов между мировыми войнами показателен поэтому вдвойне. "Граф Цеппелин" постройки двадцатых годов совершил несколько успешных полётов в Штаты и обратно, затем кругосветный облёт шарика – с посадками и дозаправками, конечно, ну так впервые же в истории, а потом осуществлял регулярные грузопассажирские рейсы между Европой и Бразилией. На самолётах аналогичное регулярное сообщение через Атлантику было налажено только после Второй Мировой войны. И если бы не военная гонка между войнами, которая подстегнула развитие самолётов, дирижабли ещё долго оставались бы вне конкуренции в качестве грузопассажирских авиалайнеров. Катастрофа "Гинденбурга" не дала бы такого эффекта сама по себе, если бы весь мир не готовился к новой большой войне, на которой дирижабли уже не могли противостоять новым военным самолётам. О причинах этой катастрофы прорабатывался целый ряд версий, в том числе и взрыва мины с часовым механизмом – случилось это уже при нацистах, которым было кому и насолить при случае. Потом эта версия старательно опровергалась победителями, но другие версии о статическом электричестве, легковоспламеняющейся краске на оболочке и неполадках в ходе полёта ничуть не убедительнее версии о террористическом акте. Но так или иначе, возгорание и пожар были внезапными и быстрыми, а из почти сотни человек пассажиров и экипажа на борту погибло тридцать пять человек. Дело было при заходе на посадку, и более половины спаслось. Заметьте, ребята и девчата, это всё на том же чистом водороде. Будь он флегматизированным – вполне возможно, что спастись успели бы, если и не все, то почти все. А перед тем, как долетаться, "Гинденбург" тоже успел совершить несколько десятков вполне удачных грузопассажирских перелётов, в том числе и через Атлантику.

– Но от пожаров флегматизация водорода, как я понял, всё равно не спасает? – спросил тот же центурион.

– Химию не обманешь, и полностью с горючестью водорода ничего поделать не удастся. Но флегматизация многократно снижает вероятность возгорания водорода, как и скорость распространения пожара. Взрыв флегматизированного газа исключён, а пожар не настолько быстрый, чтобы не оставить командиру экипажа времени на принятие решения о спасательных мерах и на их осуществление. Абсолютная безопасность в воздухе едва ли достижима в принципе, и это неизбежная расплата за быстроту перемещений на большие расстояния, но вероятность катастрофы невелика, а риск погибнуть в ней и того меньше. В то же время пассажирские самолёты в нашем мире падали и бились регулярно, и редко кто после такой катастрофы оставался в живых. Да, опасность есть всегда, но в целом по статистике невоенных катастроф получается, что полёты на дирижаблях безопаснее, чем на самолётах. А у нас с вами и альтернативы им реальной нет, поскольку таких самолётов, которые способны посоперничать с дирижаблями в дальности перелётов, нам долго ещё не осилить. Наши мотодельтапланы вы видели, а многие уже и полетали, но это игрушка, из которой вряд ли удастся выжать что-то большее. Фанерно-матерчатая этажерка вроде тех, которые и противостояли кайзеровским цеппелинам, нам в принципе доступна, но и на ней не полетаешь через океаны. Поэтому для нас остаются только дирижабли.

– То есть, досточтимый, мы пока дотягиваемся только до уровня самого начала воздушного транспорта? – уточнил ещё один из слушателей.

– И даже до него с большим трудом, – подтвердил я, – Конечно, и в том нашем мире всё начиналось с энтузиастов-частников с их не столь уж и большими ресурсами, так что на их фоне, да ещё и с учётом их опыта, который они нарабатывали сами, мы имеем не самые худшие условия старта, но вот с разбегом будут проблемы. Там успешные частники получили поддержку государств, о ресурсах которых мы можем только мечтать. Так лихо мы не разгонимся, и тех из вас, кто преподаёт или будет преподавать детворе в школах, я бы попросил не обнадёживать мелюзгу обещаниями скорых чудес с покорением воздуха. Не так быстро у нас пойдёт это дело и не так массово, и даже этот старт без тех наработок предшественников, за которые им большое спасибо, был бы для нас невозможен.

– Будет всего две или три штуки? – разочарованно спросила слушательница как раз из числа припаханных к учительству в школе, – Что же тогда детям рассказывать?

– Не надо обнадёживать раньше времени. Можно сказать детворе, что мы ведём работы, которые когда-нибудь в будущем позволят не всем, даже не большинству, а очень немногим и нечасто путешествовать по воздуху. Зачем мы будем обещать людям больше, чем можем сделать? Давайте лучше пообещаем меньше, а сделаем больше. Сейчас у нас идут испытания водородного баллонета для малого дирижабля на газопроницаемость его оболочки. Если скорость утечки водорода через неё окажется приемлемой, мы запустим его в серию уже на весь нужный для малого дирижабля комплект. Этот малый дирижабль ещё не будет серийным, да и лётными показателями блистать не будет – не те размеры для такой конструкции. Но зато именно её, когда она будет доведена до ума, можно будет уже масштабировать до оптимального для неё типоразмера, и вот тогда только и пойдёт у нас нормальный образец, достойный уже не единичного, а серийного выпуска. Малой серией, конечно, поскольку большой нам не потянуть, но побольше, чем пара-тройка.

– Значит, надеяться хоть в будущем на быстрые полёты на службу и в отпуска всё-таки можно? – оживилась слушательница.

– Не в ближайшие годы и уж точно не всем сразу, но в принципе – да, можно.

– Из-за нехватки ресурсов?

– Да, прежде всего из-за этого. Производство хлопковой пряжи и ткани из неё мы механизируем, но мало самого хлопка, мало алюминия и мало каучука. Эксперименты и серийное производство – это же разные масштабы и разные потребности.

– У кайзеровской Германии был уже синтетический каучук или натуральный из колоний? – поинтересовался один из центурионов.

– Синтетический каучук уже был, но ещё не тот, который стал потом достойной заменой натуральному. У них был очень дорогой и очень плохой по качеству, так что для прорезинивания газовых оболочек он не годился. Фрицы применяли для этого бодрюш – это плёнка такая из коровьего аппендикса. Оболочка с бодрюшем получалась и полегче, и погерметичнее для водорода, чем из прорезиненной ткани, но для его сбора в нужном для дирижаблей количестве фрицам пришлось централизованно собирать коровьи аппендиксы со всех своих скотобоен. Такое возможно только с их организованностью, дисциплиной и логистикой. Нам до этого далеко, да и где взять столько коров для забоя разом? А если бы и нашлись, куда потом девать такую прорву говядины, которую нашему населению всю и не слопать? Тем более, что у нас вообще-то солнечная активность уменьшается, и климат холодает, и пускай уж лучше наши коровы пасутся и насыщают атмосферу парниковыми газами, – слушатели рассмеялись, – На "Гинденбурге" веймарские фрицы применяли уже желатин, который тяжелее и ничем не лучше резиновой пропитки, а впоследствии хоть и отказались от дирижаблей, аэростаты использовать продолжали, и на них прорезиненная ткань оказалась вполне применимой. Мы исходим из этого более позднего опыта.

– А в той войне, досточтимый, кайзеровским дирижаблям противостояли только эти ранние несовершенные самолёты? – спросил центурион-препод.

– Да, в воздухе – только они. Но до появления зажигательных пуль их пулемёты были малоэффективны. Жёсткий цеппелин за счёт размещения его несущего газа в многих отдельных баллонетах не так-то легко завалить, а не худших пулемётов и стрелков из них на нём больше, так что обычно с него успевали сбить тот самолёт раньше, чем он наделает в дирижабле слишком много дырок. Надёжно было только залететь сверху и сбросить на него малые бомбы, но это редко кому удавалось. Скорость-то набора высоты у тогдашних самолётов была небольшой, а у дирижабля и потолок выше. А с земли по ним стреляли из обычных полевых пушек, поставленных на зенитные приспособления. Били шрапнелью, и случаи сбития дирижаблей в принципе были, но чаще эта шрапнель при падении обратно поражала своих. Так что на начальном этапе войны цеппелины были малоуязвимы.

– А у греков ведь с римлянами нет и этого?

– Ну, на задранные вверх баллисты вам даже авиабомбы не нужны – вы их, если просто проигнорировать их вам будет скучно, забросаете с недосягаемой для них высоты и ручными гранатами, – слушатели рассмеялись, – Если найдётся какой-нибудь отчаянный летун на планере системы Дедала, вы собьёте его даже из ваших табельных револьверов, а парореактивный беспилотник Архита Тарентского неуправляем и летит, куда вздумается ему самому. Помните же испытания наших новоделов на первом курсе? А в типоразмере, пригодном для пилотирования, лично я подобную конструкцию представляю себе с очень большим трудом, – слушатели лежмя легли от хохота.

Этот означенный Архит Тарентский был современником Платона и даже водил с ним дружбу, на досуге философствовал и сам, а по совместительству подрабатывал иной раз стратегом Тарента. Хрен его знает, ради чего он этим голубем своим парореактивным заморочился, но факт остаётся фактом – первый в мире прототип ракетного перехватчика в виде малоразмерной и неуправляемой авиамодели античным грекам в принципе давно известен. Первые потоки юнкеров мы с ним на первом курсе знакомили, но уже включен и в школьную программу для мелюзги. А чего его секретить, собственно говоря?

Когда согласовывали этот вопрос с Юлькой, так она ещё припомнила, что этот Архит, который Тарентский, вообще считается основателем механики как философского направления. Ему же, вроде бы, приписывали и изобретение самых ранних метательных военных машин, но по этому вопросу дискутируют и сами греки. А вот беспилотник этот парореактивный – однозначно его. Аглея даже вычитала у кого-то, будто бы и Архимеда на его идею паровой пушки натолкнул этот архитовский голубь, и хотя у греков это тоже вопрос дискуссионный, я склонен согласиться с её источником. Обычно изобретают не с нуля, а совершенствуя и приспосабливая под другое применение что-то уже известное, а связи Сиракуз с Тарентом – давние. Вроде бы, тот Архит и самого Платона из кутузки в Сиракузах вызволял, когда его Дионисий Старший за что-то арестовал и посадил. Ну, нам хрен с ними обоими, нам техническая суть важнее. Беспилотник тот архитовский греки до пилотируемого перехватчика уж точно хрен доведут. Зенитная модификация той паровой архимедовской пушки, раз уж в александрийском Мусейоне она давно известна, выглядит реалистичнее, но при заряжании с дула её скорострельность под большим вопросом, а без неё хрен ли это за зенитка? Ну, натолкнёт она в свою очередь Герона Александрийского на его парореактивный ротор, так хрен ли им от него толку? Так и останется игрушкой. И уж точно не повлияет на это изучение нашей школотой этой архитовской парореактивной птички даже в метрополии. Это вполне себе античная разработка, и так известная в Луже всем, кому интересна. Мало ли, какой блажью страдают эти испанские чудаки, приобщая свою мелюзгу больше к механике, чем к высоким искусствам? Так или иначе, это работает на эллинизацию их варварской культуры, а разве не эллинистическую культуру прививает окружающим варварам и Рим? Что тут может прийтись не по вкусу цивилизаторам?

– А на Востоке ведь тоже ничего серьёзного нет?

– Если и есть, то примерно того же уровня, что и у греков. Что-то может быть и пошире внедрено. Китайский арбалет может быть распространён и в большем количестве, чем греческий гастрафет, но вряд ли намного мощнее его. Могут применяться воздушные шары с нагретым воздухом или большие воздушные змеи, но единично в целях разведки. Мы до Китая не добрались, и в каком там всё это состоянии сейчас, не знаем, но позднее всё это там отметится, так что в принципе может уже и быть. Могут знать уже и порох, но хуже нашего, как и в Индии, и едва ли он применяется у них в военном деле. Скорее, тоже для праздничных фейерверков. Любят они там это дело. Додуматься в принципе могут, но их ракеты будут ничем не лучше тех, которыми вы баловались ещё в школе. Ну, побольше разве только размером, но точно так же летящие туда, куда им больше хочется самим. По коннице хунну ими шмалять для расшугивания их лошадей смысл ещё какой-то есть, а по точечной цели для её поражения – абсолютно никакого. Катапульты на Востоке известны, но они примитивнее греческих – это аналог онагра, только с грузом вместо закрученных канатов. Её уменьшенную модель вы изучали на втором курсе, а настоящая оправдывает себя только в очень крупном типоразмере. Зенитный вариант, сами понимаете, исключён.

– То есть, реален там только обстрел из луков?

– В Китае возможны композитные деревянно-роговые луки и, как я уже сказал, арбалеты, но их там наверняка мало. В Индии есть стальные луки, но тоже мало, основная масса стреляет из бамбуковых. Так что массовый длинный лук индийского или кельтского типа наиболее вероятен – дальнобойный, но неприцельный. Высоты в пару сотен метров достаточно, чтобы не опасаться серьёзного ущерба от обстрела, а с трёх сотен дирижабль может его вообще игнорировать. В то же время, длинный лук – оружие залповое, так что это не отдельные стрелки, а целые подразделения в не очень плотном, но всё-таки строю. Авиабомбу на такую цель потратить меня бы жаба задавила, но пару гранат и пулемётных очередей, если решите, что надо поучить их хорошим манерам – в самый раз.

– Далековато получается, досточтимый, – заметил другой центурион, – Метров триста по вертикали, да по горизонтали вряд ли меньше – это уже четыреста с лишним по диагонали. Для нашей стрелковой девятки это уже далековато.

– У нас уже разработан и производится малой серией крупнокалиберный патрон для нового крепостного ружья, испытывается опытный образец самого ружья, а на стадии разработки чертежей – крупнокалиберный пулемёт под этот же патрон. Дирижабль, сами понимаете, несколько посложнее этих машинок, – слушатели рассмеялись, – Вооружение для него подоспеет явно раньше, чем он сам.

– А для каких целей тогда есть смысл таскать авиабомбы?

– Ну, это если хорошим манерам нужно поучить не рядовых хулиганов, а очень больших и важных. Вот допустим, пожалуются командованию нашей воздушной эскадры наши мореманы на нехорошее поведение какого-нибудь там индо-малайского раджи или китайского ванна. Исполнителей ведь ему рядовых сколько ни прореживай, у него народу там полно, и азиатские бабы ещё нарожают. А вот если по столице его отбомбиться, да не одним дирижаблем, а сразу всей эскадрой, да не по массовой застройке, а по его личному дворцу, да по особнякам его придворных жополизов, да ещё не один налёт ему устроить, а пару-тройку – вот это будет уже наглядный и доходчивый урок хороших манер даже для такого местечкового пупа земли. А то привык тут, понимаешь, что может вытворять всё, что левой пятке вздумалось, и управы на него никакой, – слушатели снова рассмеялись.

– Для бармалеевских царьков хорошая острастка, – заценил володин Александр, как раз вернувшийся с Цейлона по замене, – А то у них там их столицы не на побережье, а в глубине суши, и морским десантом к ним туда не наведаешься. Оштрафуешь их только погромленным и разграбленным портом, но сами они в безопасности отсидятся, а убытки потом новыми поборами восполнят. А вот если с воздуха их бомбами повоспитывать в их столицах – это раз и навсегда всю глубину своей неправоты осознают.

– Абсолютно верно, – подтвердил я, – Для восточного деспота власть и престиж власти важнее и богатства, и благополучия подданных, на которых ему вообще наплевать. Неприятно какое-то время жить похуже, чем привык, пока вновь не содрал с подданных достаточно для достойной его величия жизни, но обгадится он с перепугу только в случае реальной угрозы ему самому. Особенно, если его противник при этом не рискует вообще ничем – это же не просто угроза, а ещё и унижение на глазах у подданных. Наш морской десант южноаравийский царёк отразит, не считаясь с потерями, а нам и небольшие потери нежелательны, и он об этом знает и страшно гордится этим как своим преимуществом. А воздушный налёт, способный смешать его со всем его дворцом в однородную массу, да ещё и абсолютно безнаказанно – это уже совсем другой эффект. Ни от войска никакого ему толку, ни от крепостных стен, ни от расстояния, недосягаемого для морского десанта. Такие уроки не забываются. Проучи таким манером одного, и тогда появление в небе над столицей одного единственного дирижабля, не сбросившего ни единой бомбы, а просто сделавшего над ней круг и молча улетевшего обратно, любой из них безошибочно поймёт как тонкий и пока ещё дружеский намёк на его не подобающее достойному и уважаемому человеку поведение. А если он сам не допетрит, в чём неправ, так придворные выяснят и доложат ему на следующий же день всё, что надо, и чего не надо.

– Но это ведь, досточтимый, только военное применение, – заметила та же самая слушательница, – А ты говорил ещё про рейсовые грузопассажирские полёты.

– Естественно, ребята и девчата. О военном применении речь зашла в контексте главной опасности для дирижаблей по опыту Первой Мировой войны того нашего мира. У нас она по сравнению с ним смехотворно мала, и применительно к воздушным судам наш принцип будет точно такой же, как и к парусно-моторным морским. Это у нас не военный корабль, а хорошо вооружённое на всякий случай грузопассажирское транспортное судно. При необходимости может выполнять и военные задачи, и его вооружения для них вполне достаточно, но основная его работа – рейсовые перевозки людей и грузов между нашими колониями. Таким же точно в этом смысле мы замышляем и наш серийный дирижабль. И на разведку слетает, когда понадобится, и отбомбиться слетает по обнаглевшей обезьяне, если придётся, и экстренный груз на дальнюю точку доставит или проведёт спасательную операцию там, куда никакому морскому судну не поспеть вовремя, но это всё внештатно, по особой ситуации, а штатной работой для него станут регулярные грузопассажирские рейсы на большие расстояния. Тот же самый "Гинденбург", например, рейс из Германии в Штаты совершал в благоприятных условиях за двое суток. В один конец, естественно. У цеппелина военного времени, менее совершенного, на это ушло бы, допустим, три дня, но у тогдашних морских судов на такой же трансатлантический рейс уходила неделя. Мы не рассчитываем на совершенство уровня кайзеровских цеппелинов, пусть будет три дня или даже четыре, но наши морские суда преодолевают этот путь за добрый месяц, и никому из вас не нужно объяснять, каково это. О регулярности я и вовсе молчу. Ну да, каждый год, и это у нас считается вполне регулярными рейсами за неимением лучшего. Но хочется ведь немного другой регулярности и других скоростей? – слушатели невесело рассмеялись.