Текст книги "Арбалетчики в Карфагене (СИ)"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

– Ты точно уверен, что это были листья коки? – спросил я нашего испанца по-русски, когда мы уже шли по улице.

– Я ведь изучал наркотики и сырьё для их получения. Этому учат всех полицейских. Если это не кока, то что-то ОЧЕНЬ похожее на неё.

– Ну, если так – тебе виднее. Табак мы с тобой тоже опознали оба. И что получается?

– Получается, Макс, что нас с тобой обоих надо прямо сейчас отправлять в психиатрическую клинику. Вы, русские, любите смеяться над качеством образования в западных странах. Может быть, не стану спорить. Да и я сам не был в школе круглым отличником. Я не помню, в каком году появился компас и даже в каком веке Испания стала христианской. Но то, что табак и кока родом из Америки, и что до сеньора Кристобаля Колона им в Старом Свете быть не полагается, знаю даже я!

– Ну, раз знаешь – ты не безнадёжен, гы-гы! – успокоил я его.

– Но откуда? И кто?

– Откуда – нам с тобой никто не скажет. А вот кто – мне сильно кажется, что мы с тобой его знаем.

– Я имею в виду перевозчиков – моряков, а не хозяев…

– Это я понял. Думаю, что это наш старый знакомый Акобал.

– Основания?

– Помнишь, когда мы сплавлялись на его судне вниз по реке из Кордубы? Меня всё время тянуло курить, и я постоянно дымил как паровоз.

– Да, было дело. Меня тоже тянуло сильнее обычного. Хочешь сказать, что на корабле перевозили табак, и он пропах им? Тогда почему не курили матросы?

– А у них нет привычки курить, и их запах табака не дразнит. Я – другое дело, заядлый курильщик как-никак. А ещё вспомни нашу первую встречу с Акобалом на берегу моря. Я тогда закурил после еды, и он как-то уж очень заинтересованно разглядывал мою трубку, но старался не показать виду.

– Да, это я тоже заметил. Похоже, ты всё-таки прав, хоть это и представляется невероятным…

– А что тут невероятного? Викинги пересекли Северную Атлантику через три столетия после начала своего мореплавания. А финикийцы почти тысячелетие назад – девятьсот лет, если точнее – достигли Гибралтара. Хотя прикинь хрен к носу – где та Финикия, а где тот Гибралтар? И после этого за девять столетий Атлантику не пересечь?

– Ну, может быть, ты и прав. Но это не приближает нас к ответу на вопрос нашего работодателя. Если бы табак и кокаин использовались широко – это было бы известно и не составляло бы тайны. А вот нелегальные поставки куда-то… гм… Я, конечно, полицейский, но я патрульный, а не из наркополиции. Без картотеки и агентурных данных я даже не представляю, как к этому подступиться. Не напрасно ли ты согласился заняться этим вопросом?

– Да не парься ты так! – осклабился я, – Я знаю, куда идут эти табак и наркота.

– Ты выбрал не самый удачный момент для шуток.

– Никаких шуток. В натуре знаю. В Египет.

– Откуда такие сведения?

– Откуда, откуда… Книги надо читать, а не кроссворды в журналах разгадывать. В египетских мумиях обнаружены частицы табака, а в ихних волосах – никотин и кокаин. Открытие скандальное, поэтому широко не обнародуется, но и не секретится наглухо. После того, как я прочитал об этом в научно-популярной книжке, нашёл кучу подтверждений и в интернете. Наркоши эти египтяне самые натуральные!

– Ну, так уж прямо и наркоши?

– А кто они?

– Ну, тогда и мы с тобой тоже наркоши. Мы же тоже курим.

– Так ты ж не равняй никотин с кокаином.

– А почему бы и нет? Кокаин является сильным наркотиком только в высокой концентрации. Если выделить его из листьев коки в чистом виде – тогда да, но для этого нужен спирт или бензин, которых античный мир не знает, а в самих листьях его крепость – примерно как у чая или кофе. От жевания листьев коки или питья их отвара наркоманом не станешь.

– А от курения?

– Кокаин не курят. Он разлагается при нагреве. Курят крэк, а это уже химическая переработка, для древних недоступная.

– Ну, тогда я рад за них – здоровее будут, гы-гы!

– А зачем тебе тогда отсрочка, если ты уже знаешь ответ? Доложил бы сразу и отличился бы…

– А доказательства? По-настоящему отличится тот, кто их добудет. Мы с тобой готовы к командировке в Египет?

– Ну… Гм…

– На каком языке ты собираешься там общаться с аборигенами? Иберийским там никто не владеет, финикийским – единицы.

– Разве? Финикия же рядом.

– В самой Финикии уже говорят больше по-гречески. В Египте – тем более. Естественно, я говорю о верхушке, которой по карману дорогие импортные… гм… "лекарства".

– Да, верно, Египет ведь уже эллинистический. А ты уверен, что мумии там всё ещё делают?

– И в римские времена ещё будут делать – вплоть до победы христианства. А среди тех мумий, в которых никотин с кокаином обнаружили, парочка была как раз из нынешних птолемеевских времён. То есть продолжают и эллинизированные египтяне табачок покуривать и кокой баловаться. Вот подготовимся как следует, греческий подучим – Арунтий мне ещё в Гадесе переводчика обещал – тогда и раскроем карты.

– А чего ждать, если переводчик будет?

– Надо, чтоб МЫ египетских покупателей нашли, а не переводчик. Не ему, а нам Арунтий должен быть обязан увеличением своих прибылей от заморской наркоты. Поспешишь – не вынешь и рыбку из пруда, а тише едешь – дело мастера боится. Зачем нам дарить благодарность начальства и достойную награду кому-то постороннему?

4. Пикник на природе

Млять! Если бы кто только знал, как я ненавижу этих долбаных греков! Не за то, что все места, где хоть немного мёдом намазано, они как осы обсели своими долбаными колониями. И даже не за шовинизм ихний великоэллинский ко всем прочим варварам, одного из которых я периодически наблюдаю в зеркале. На это мне как раз глубоко насрать. Если я знаю совершенно точно, что на самом деле это я самый лучший, самый правильный и самый угодный богам, то какое мне на хрен дело до заведомо ошибочного мнения каких-то античных недоумков? Но вот за этот ихний уродский язык – поубивал бы гадов! Ну неужели их далёким предкам было так трудно говорить по человечески? Ага, кирие элейсон, млять! Нет, отдельные-то знакомые слова в греческой тарабарщине встречаются, поскольку соответствующие наши как раз от этих греческих и происходят, но таковых до смешного мало. Гораздо больше, чем в финикийском, будем уж объективны, но гораздо меньше, чем мне бы хотелось. И хотя сам греческий язык – вполне индоевропейский, изучать его мне не в пример труднее, чем финикийский в Гадесе. Там-то ведь мне финикийские слова на иберийский переводили, тоже не родной, но к тому моменту уже достаточно хорошо знакомый. А тут переводят на финикийский, которым я владею со скрипом. Я-то ведь надеялся, что Арунтий выделит мне переводчика из числа испанских греков, но такого у него не нашлось. Раб Ликаон, которого он мне предоставил – не испанский, а местный, карфагенский грек, иберийским языком не владеющий, и мне приходится почти каждое греческое слово, если не повезло запомнить его сходу, переводить мысленно минимум дважды – сперва на финикийский, а с него уж, если получится напрямую – на нормальный человеческий. Стыдно признаться, но мои собственные рабы – Укруф и Софониба – осваивают греческий куда успешнее меня самого. Они-то ведь финикийским владеют хорошо, и мои трудности им неведомы. Если бы не их помощь – мне бы пришлось вообще тяжко. Ну и за что мне, спрашивается, после этого любить греков? Ну, уроды, млять!

Зато теперь и Васькину понятно, что нехрен спешить с "успехами следствия", пока мы не овладели должным образом греческим. Кое-какие мероприятия наш испанский мент проводит, вроде наблюдения за людьми Феронидов – карфагенского купеческого клана, которому и продают Тарквиии свои заморские "зелья". Оно-то конечно, последние две тысячи лет искусство слежки не стояло на месте, и кое-какие новшества Хренио применяет, да и картотекой какой-никакой помаленьку обрастает, но всё это – так, имитация бурной деятельности. Когда-нибудь пригодится наверняка, но вряд ли по нашей основной цели. Как Арунтий тщательно скрывает от посторонних источник своих товаров, так и Ферониды кого попало со своими покупателями не знакомят. И хотя в общем и целом главный секрет этих финикийских спекулянтов нам известен, рановато нам своё знание обнаруживать. Если конкретику выяснит тот же Ликаон – вряд ли он поделится ей с нами. Скорее уж, доведёт до хозяина сам в надежде получить от него за это свободу и, скорее всего, таки получит – не скупятся Тарквинии, когда оказанная им услуга того стоит. Что ему по сравнению с этим деньги, которые он получил бы от нас? Поэтому спешить мы не будем и обойдёмся в этом деле без хитрожопого грека. Велено ему учить нас греческому, вот и пускай учит, а остальное мы уж как-нибудь и сами, гы-гы!

Велия, заинтересованная в нашем успехе не меньше моего, помогает как только может, но нечасто ей это удаётся. Не то, чтобы её отец препятствовал нашим встречам – ни в какое дальнее поместье меня не заслал, охрану я несу, когда моя очередь, в его мегарском особняке, даже не на стенах – но и не балует нас особо. То очередным ликбезом по местным африканским делам меня займёт, то "контрольную" по финикийскому, а теперь ещё и греческому, мне устроит, то изучение "матчасти" кораблей и метательных машин – того же "скорпиона", например. С одной стороны это радует и обнадёживает – не возился бы он так со мной, если бы не имел на меня серьёзных видов, но с другой – и напрягает ведь неслабо. Но в эти дни нам наконец-то выпала лафа – Арунтий разгрёбся с рутинными делами и решил отдохнуть на природе.

Античная Северная Африка лишь отдалённо напоминает опустыненную современную. Никаких песчаных барханов с верблюдами мы так и не увидели, а увидели богатейшие и идеально возделанные сельскохозяйственные угодья.

Ожидаемо выглядели только финиковые пальмы, а вот остальное слегка ошарашило. Вот тебе и Сахара! Знакомые по Испании оливковые плантации, виноградники, даже цитрусовые и инжир, кажется – полностью не уверен, поскольку сами растения знаю плохо, а для плодов не сезон. Весна как-никак, до урожая далеко.

Судя по пашням, наш наниматель был совершенно прав, говоря о наращивании полей под зерновые – огромнейшие площади были уже вспаханы, и немало ещё пахалось – на волах, на мулах, кое-где даже на ишаках, и только пресловутые североафриканские верблюды нам на глаза так ни разу и не попались – вообще ни единого. Да и нахрена они тут нужны, если вдуматься? В пустыне им место, а не среди плантаций и полей… ага, Сахары, млять!

А на горизонте виднелись поросшие лесом Атласские горы.

К ним-то мы и направлялись, поскольку для "досточтимого" Арунтия отдых на природе – это именно на природе, а не на загородной вилле. На лошади проехаться, в том числе и "с ветерком", поохотиться на дикую живность, пикничок устроить, да и просто отдохнуть от города и связанных с ним дел. Естественно, в сами горы он переться не собирался, далековато до них, да и какой смысл рисковать сломать шею на кручах? Его целью были предгорья, представлявшие из себя холмистую саванну с небольшими островками леса. Постепенно возделанные земли сменились пастбищами со стадами коров, отарами овец с козами и конскими табунами, численность которых поражала. И снова ни одного верблюда.

А затем уже показался и нетронутый людьми естественный природный ландшафт, тоже на безжизненную пустыню ну никак не смахивающий.

Что ж, ради этого действительно стоило выехать из города. Такая Сахара – без барханов с верблюдами – мне определённо нравилась.

– Классные места! – одобрил Володя, – Не повезло Серёге!

– И кто ему доктор? – хмыкнул я, – Предупреждал же дурака!

О том, что в Африке плохая вода, и нам, русским, пить её можно только после кипячения или добавив в неё не менее четверти вина для обеззараживания, я предупреждал всех неоднократно. Не только наших, но и иберов на всякий пожарный. Наши среднеазиаты, которые по жаре – летом там до пятидесяти в тени, если кто не в курсе – пьют горячий чай, делают это вовсе не из мазохизма. Просто нет у них другого выхода. Тамошнюю сырую воду нельзя пить даже им, местным, а вино пророк запретил. У скотоводов-кочевников есть кумыс, о котором араб Мухаммед не знал и запретить его не догадался, а что прикажете делать оседлым земледельцам? Мы, хвала богам, ни разу не мусульмане, даже я, и нам мусульманский пророк не указ. Слабенькое сухое вино для того и предназначено, чтоб воду для питья им обеззараживать, что мы и делаем неукоснительно. Но Серёга есть Серёга. Вместо того, чтоб "портить вино водой", он решил употреблять обе жидкости по отдельности – и доупотреблялся. Юлька и в Испании-то постоянно дразнила его Говнюком – после того как он, учась вместе с нами верховой езде, свалился с норовистого мула и ухитрился вляпаться прямо в его свежеотложенную кучу, а теперь, надо полагать, и вовсе затюкает. И среди иберов-то наших пятеро, которые оказались с наибольшей кельтской примесью, то и дело в отхожее место бегают, а этот-то коренной москвич на что рассчитывал? В результате они с Юлькой остались в городе, и нескоро она простит ему срыв выезда "на шашлыки"…

После давней охоты на кроликов мы все обзавелись "рогатыми" сёдлами савроматского типа, так что верховая езда для нас теперь – не проблема. Кролики водятся и в Северной Африке, но кому они тут интересны? Хоть и не совсем типична местная саванна, слонов с носорогами и жирафов с зебрами как-то не наблюдается, но уж антилоп всевозможных тут – видимо-невидимо. Зря, что ли, наш "досточтимый" двух охотничьих гепардов с собой прихватил?

Ну, ориксы-то с их длиннющими "сабельными" рогами для гепардов, пожалуй, крупноваты, а вот мелкие газели – в самый раз. Арунтий, судя по всему, был того же мнения, поскольку при виде стада газелей спустил гепардов с поводков. Собственно, и тартесский охотничий кот при охоте на кроликов вполне способен показать класс кошачьей охоты. Но кот – это кот, а гепард – это гепард! Это стремительная пятнистая молния, несущаяся стрелой!

Лёгкие подвижные газели – тоже отличные бегуны, и погоня за ними гепарда – это достойное зрелище. Куда там до него тем тартесским котам с кроликами! Вот где настоящий азарт!

Если длинноногий кошак-спринтер сплоховал и обнаружил себя издали – шансов догнать газель у него немного, что и произошло пару раз. Газель выносливее и на длинной дистанции выматывается не так быстро. Но при броске с короткой дистанции стремятся к нулю уже шансы газели – разве только гепард попадётся неопытный и промахнётся. Но у нашего нанимателя гепарды тренированные и серьёзных ляпов не допускают, да и голодать им, в отличие от их диких сородичей, не приходится, так что их физическая форма превосходна. Не так уж и много времени ушло у них, чтобы добыть трёх газелей. Учитывая всего две неудачные попытки, результат получался получше, чем у "дикарей", которые лажаются обычно чаще, чем достигают успеха. Потом, достаточно натешившись с газелями, Арунтий спустил сразу обоих хищников на антилопу покрупнее, видовую принадлежность которой я, не будучи биологом, определить не смог. На буйвола-дистрофика не похожа, так что ни разу не гну, но для газели уж очень крупна, хоть и смахивает на неё внешне. Догнали-то гепарды её легко, но завалить добычу для них оказалось затруднительно, и в конечном итоге её уложил один из лузитанских лучников нашего отряда.

На халяву и в Африке всегда находятся халявщики-попрошайки, в том числе весьма наглые и напористые. Из зарослей нарисовалась львица, а за ней – молодой лев-подросток, судя по едва наметившейся гриве и сохранившихся пятнах на лапах. Тем не менее, "котёнок" был уже нехилый, а львица-мамаша – и вовсе матёрая.

Будь гепарды сами по себе – им пришлось бы неизбежно "подарить" добычу попрошайкам. Но здесь были ещё и мы, испанские наёмники Тарквиниев, и у нас на свежедобытое мясо были свои собственные планы, совпадающие с планами нашего нанимателя, а никак не со львиными. Наши лошади нервно храпели и к месту спора приближались крайне неохотно, но у нас было три тугих арбалета, не говоря уже о шести пружинных пистолях, и с нами было пять иберийских камрадов – двое с луками и трое с копьями, и отступать при таком соотношении сил на глазах у нанимателя было принципиально неприемлемо. Но конечно, и геройствовать понапрасну тоже никто не стремился. Приказа валить львов от Арунтия не поступило, и мы просто обозначили твёрдое намерение защищать добычу. При виде сильной подмоги приободрились и гепарды. Вцепившись в тушу, тяжеловатую даже для их обоих, они неуклюже потащили её, пятясь в нашу сторону, а мы взвели арбалеты, вложили в желобки болты и прицелились. По всей видимости, львица уже имела дело с людьми и тоже оценила расклад. Порычав для порядка, львы ретировались.

Пока взятые на выезд рабы разбивали лагерь и разделывали добытых антилоп, мы проехались вокруг – типа, пропатрулировать окрестности. А заинтересовал нас в качестве "подозрительного места" небольшой лесной массивчик на склоне холма, в самом деле удобный для засады. Понятно, что её там нет и в помине, но нам захотелось посмотреть поближе на леса, произрастающие в "безжизненной" Сахаре. С нами тут же увязалась володина Наташка, а глядя на неё отпросилась у отца и Велия, к которой мать всё-же приставила для присмотра Велтура. Парень против этого нисколько не возражал, да и я, откровенно говоря, тоже. В отличие от "почтенной" Криулы, её сын давно уже мысленно отдал сестру мне в супружницы и помехой не являлся. Сдаётся мне, что если бы мы с ней удалились в кустики для занятий, дозволенных только законным супругам, хрен бы он стал за нами шпионить и хрен бы заложил нас родителям. Увы, сама Велия, при всей своей показушной шаловливости, на деле лишнего не допустит, и мне оставалось только предвкушать тот момент, когда можно будет всё, а пока довольствоваться тем, что дают…

"Пустынные" леса Северной Сахары оказались внушительными. Верхний ярус занимали высоченные хвойные с мощным прямым стволом.

– Нумидийский кедр! – не без гордости пояснил Велтур, – Не уступает знаменитому финикийскому!

– Немного уступает, – вполголоса поправила пацана Наташка по-русски, – Ливанский кедр всё-таки крупнее атласского.

– Да ладно тебе! И этот неплох! – заметил Володя.

– Отличное дерево! – просвещал нас брат Велии, – Из него построен карфагенский флот, – тут парень несколько замялся, вспомнив, что могучего карфагенского флота больше нет и не предвидится.

– Ну, на дерево ведь всё равно никто не жаловался, – подбодрил я его, понимающе кивнув, после чего припомнил и рассказал нашим анекдот про парашюты, которые не раскрывались, о чём продающий их торговец и не подозревал, поскольку ещё ни один из купивших не явился к нему с претензиями. Володя с Наташкой и Васькин упали на конские шеи со смеху, а Велии с Велтуром мне пришлось объяснять, что такое парашют и для чего он нужен, а потом переводить им анекдот на иберийский.

Дубы же, составляющие средний ярус лесов Сахары, по мнению Хренио – "дубы как дубы", то бишь ничем не отличающиеся от испанских. Что верно, то верно – тот же пробковый, тот же каменный, как и в Испании. Хотя опознанный Наташкой кустарниковый озадачил и Хренио, привыкшего считать, как и мы, что дуб – это настоящее полноценное дерево.

Да и насчёт "дубы как дубы" – тоже вопрос не столь уж и однозначный.

Ведь как опознаёт нормальный русский человек нормальный русский дуб? Прежде всего – по характерному дубовому листу с волнистыми закругленными "зубчиками". Ну, есть ещё вид с острыми, видел в детстве в Хохляндии, когда гостил в деревне у бабушки. Я его тогда вообще за гибрид дуба с клёном принял, не знал ведь ещё, что они не родственные и не скрещиваются. Ну да ладно, острый или закругленный – форма всё-же характерная и ярко выраженная. А вот как прикажете листья средиземноморских дубов оценивать?

Правильно, если это дубовые листья, то я – испанский лётчик. И хрен я поверил, что неправ, пока мне на них – там ещё, в Испании – жёлуди не показали – тут уж мне крыть было нечем. Показала нам Наташка и под этим кустарниковым прошлогодние жёлуди – мы с Володей и Васкесом выпали в осадок. Вот такие в южных странах растут дубы…

Тем не менее, лес – он и в Африке лес. Где деревья с кустарниками, там и влага. А где влага, там и вездесущие насекомые-кровососы. Для комаров всё-же суховато, да и тени мало, зато слепням раздолье. А слепни на югах такие, что наши среднерусские по сравнению с ними – просто образец воспитанности. Наши мужики и пацан стоически терпят, я напрягаю биополе, устанавливая энергетическую защиту, Наташка визжит – она ведь и вообще насекомых боится, гы-гы!

– Давайте вон к тому ореху! – сообразил вдруг Велтур, – Слепни его не любят!

Естественно, мы последовали доброму совету без всяких споров. Может это и неправильно по патриархальным родовым канонам, но лично мне как-то ни разу не в падлу послушать пацана, если он разбирается в вопросе лучше меня. Сворачиваю к полезному дереву сам, тащу Велию, а она хихикает в кулачок, практически не реагируя на "воздушную тревогу". И ведь точно, не садятся на неё слепни!

– Ты что, заколдованная? – заинтересовалась заметившая это Наташка.

– Нет, просто на мне косская ткань.

– Какая, какая?

– Косская. Есть такой остров Кос в Греции, там такую ткань делают, что от всей этой летучей дряни защищает, – объяснила Велия.

– Ну-ка, ну-ка! – Наташка подъехала и, забыв даже о слепнях, завистливо пощупала край тонкой и блестящей ткани, – Ух ты! Так это ж… Это ж шёлк! Небось натуральный?

– Ты поразительно догадлива! – подколол её Володя, – В этом мире не умеют делать синтетику!

Но куда там! Баба увидела соблазнительную тряпку, и больше её не интересовало ничего на свете!

– Не, ну прям в натуре шёлк, – бормотала она, – Грубоватый, но шёлк…

На бабьи тряпки мне всегда было плевать и чихать, но тут невольно пригляделся и я, силясь понять, из-за чего весь сыр-бор. Пожалуй, насчёт "грубоватый" – это если с современным сравнивать, а если с местными тканями – тоньше я ещё не видел.

Не так, чтоб совсем уж полупрозрачная, но слегка просвечивает, представляя из себя чисто символическую одёжку ради приличия. Тонкая, поблёскивает – ну, раз говорят, что шёлк, значит – он и есть. Бабам уж всяко виднее, из-за чего там с ума сходить. А Наташка уже на грани. Ей плевать уже и на противонасекомьи функции, её сама фактура ткани на бешеную зависть прошибает. Сама-то она в хлопковую ткань вырядилась, что ткут в финикийской Мдине на Мальте – единственное место западнее Египта, где выращивают собственный хлопок. Тоже дефицит и стоит соответственно, и Наташка с Юлькой жутко гордились своими обновами перед соседками. А тут такой облом!

– Это же из Китая?

– Из какого Китая? – не поняла Велия.

– Страна такая, очень далеко на востоке, оттуда такие ткани привозят, – пояснил я ей.

– Нет, с востока привозят морем в Египет похожие ткани, только тоньше. Говорят, из Индии, страшно дорогие. А у меня косская ткань – похожа на индийскую, но попроще и подешевле.

– Подешевле – это насколько? – тут же прицепилась Наташка, и Володя страдальчески сморщился, предвидя дальнейшее…

– На вес золота. Индийская ткань обычная, чуть получше косской, стоит полтора веса золота, а самая тонкая – уже два. Бывают и за три веса золота, если с вытканным узором.

– А твоё платье сколько стоит?

– Моё? Ну, выкройку и пошив наши домашние рабыни делали, а за саму ткань папа почти тридцать статеров отдал…

– Мыылять! – выдохнули мы хором.

– И мечтать забудь! – добавил Володя Наташке, которая сама настолько офонарела от названной суммы, что даже не возмутилась.

И было отчего! Золотой карфагенский статер – это пятнадцать серебряных шекелей. Нашим мужикам Арунтий платит по пять шекелей в день. Три дня надо служить за один статер, умножаем на тридцать – девяносто дней, три месяца. Если все эти три месяца не есть, не пить и не платить за квартиру – только и наскребёшь на такое "платьице". Я как старший нашей четвёрки получаю семь шекелей в день, но и для меня такая цена – как обухом по башке. Есть, конечно, статеры, полученные в награду от Ремда в Кордубе и от Волния в Гадесе, есть и камешки хорошенько приныканные, дабы не светить их и на лишние вопросы работодателя не провоцировать, но то на серьёзные дела отложено, а не на такое баловство.

– Не говори Юльке, – попросил я Наташку, – Иначе она тогда Серёгу живьём съест.

– Да, мы такие! – усмехнулась та, – Ладно, поняла. Но всё-таки, неужели ничего нельзя придумать? Где хоть этот остров, как там его?

– Кос? В Эгейском море, рядом с Киликией, – подсказал Велтур, хорошо подкованный в географии античного мира.

– Это аж за Грецией? Севернее Египта, но в том же, дальнем конце моря? – я с географией тоже в ладах, но солдату-наёмнику ведь не пристало быть грамотнее сына олигарха, так что изобразим малограмотного солдафона, гы-гы! Я даже пальцем ткнул примерно в восточном направлении для пущей убедительности.

Усмехнувшись, пацан подтвердил правильность моих прикидок. А мы с Васькиным, переглянувшись, подмигнули друг другу, поскольку подумали об одном и том же. Не так уж и далеко этот Кос от Египта, в который нам так или иначе предстоит со временем прогуляться.

– А эта косская ткань – точно косская или тоже привозная? – поинтересовался я.

– Я читал у Аристотеля, что там и делают, – ответил Велтур, подумав, – Аристотель пишет, что после походов великого Александра на Кос попали рабы из Индии и стали делать такую же ткань, как делали у себя.

– А из чего? Что они для этого выращивают? – я решил, что знать о шелковичном черве для наёмного солдафона тоже несколько чересчур.

– Собирают коконы каких-то гусениц, щипают их как-то и прядут из них нить, а уже из неё ткут. Подробностей никто не знает, это ихняя тайна.

– Какой-то местный дикий шелкопряд, – задумчиво проговорила Наташка по-русски, – Скорее всего, дубовый. Тутовый здесь не водится…

– А дубовый водится? – спросил я её.

– Должен водиться. Он везде водится, где дубы есть.

– А зачем тогда тутового из Китая вывозили, когда дубовый есть?

– Дубовый хуже. Коконы очень плохо разматываются, нить в них спутанная – уметь надо с ними обращаться…

– Ты уверена?

– У меня ведь специальность по образованию – лесное хозяйство. Диких шелкопрядов изучали по основной программе – как насекомых-вредителей. А факультативно изучали и лесное шелководство, и я этим вопросом интересовалась.

– Местного дикого шелкопряда распознать сумеешь?

– Да хоть сейчас… Ой, там же эти слепни!

– Режем ветки! – я достал кинжал и подал пример.

Нарезав кинжалами свежих ореховых веточек с листьями, мы закрепили их на одёжке и на конской сбруе и избавились таким образом от опасности с воздуха. Потом, погрузившись в медитацию, я нащупал наконец-то местных крупных стрекоз, подходящих для "истребительного сопровождения". Здесь, в Северной Африке, это какой-то другой вид, не тот, что в Испании, отчего я и не нащупал их сразу. Наши и Велия с Велтуром вскоре это заметили и заулыбались, и только Наташка, в том горном походе не участвовавшая, поскольку оставалась с Юлькой на руднике, ничего не поняла. Впрочем, её я стрекозами и не прикрывал, учитывая её боязнь абсолютно всех членистоногих. Хватит с неё и ореховых веток, которыми мы её увешали особенно щедро.

Мы выехали из-под кроны приютившего нас орехового дерева и пустили лошадей медленным шагом в обратном направлении. Наташка вглядывалась в ветки местных дубов, время от времени брезгливо морщась, но я рано радовался – всякий раз оказывалось не то, что мы искали. То паук какой-нибудь, то жук, то оса или муха… Ага, классный специалист по насекомым нам достался – страдающий патологической насекомобоязнью, гы-гы! Но, будем надеяться, что кто ищет – тот всегда найдёт. Надежда – она ведь последней умирает…

– Вон, смотри! – не проговорила, а страдальчески простонала наша специалистка, отвернувшись от куста, скорчив брезгливую гримасу и показывая пальчиком вслепую, – И ещё рядом! Вот тебе твои дикие шелкопряды!

– Мыылять! Срань господня! Что ж они небритые-то такие? – прихренел я, когда разглядел этих невообразимо волосатых гусениц, копошащихся двумя плотными скоплениями.

– Ничё, надо будет – побреем на хрен! – пообещал Володя, – Если из этой ихней волосни шёлк и прядётся – прям щас и побреем!

– Я бы не советовала, хи-хи! – прикололась Наташка, – Во-первых, не из этой волосни, а из коконов, а во-вторых – она у них ядовитая. Обожжёшься, и болеть обожжённое место будет долго…

– А они что, всё время вот так вот, кучей держатся? – спросил я её.

– Да, это дубовый походный шелкопряд. Походным назван за то, что гусеницы при передвижении следуют колонной одна за другой.

– Слушай, так это ж удобно! Если они всё время кучей, так небось ведь и коконы все где-то в одном месте совьют?

– Да, все их коконы будут в одном общем гнезде. Но лучше бы там их и оставить…

– А это ещё почему?

– Вот из-за этой длинной ядовитой волосни. После их окукливания она останется в коконе, и из-за неё и при работе с коконом люди будут обжигаться, да и в ткани эта дрянь останется. Кому нужен шёлк, который нельзя носить?

– А если их перед самым закукливанием побрить? – поинтересовался Володя, и хрен его знает, в шутку или всерьёз.

– Слово "загребёшься" пишется с мягким знаком, – напомнил я ему на всякий пожарный.

– Угу. С им самым, млять…

– В Германии при вспышках численности походного шелкопряда даже запрещают посещение лесов, – просветила нас Наташка, – Как раз во избежание массовых ожогов ихней волоснёй.

– Так что, надо с Коса тамошнего шелкопряда вывозить? – поняв, что халява отменяется, я решил выяснить все предстоящие трудности.

– Нет, обычный дубовый шелкопряд, не такой волосатый, наверняка есть и здесь. Просто он мне пока не попался. Попадётся – покажу. А с Коса нужны только люди, которые умеют делать из его коконов пряжу.

Всё это мы, естественно, обсуждали по-русски. Незачем посторонним знать подробности намечающегося у нас бизнес-плана. Впрочем, когда я спохватился, что прогулка-то заканчивается, и пристроился бок о бок к Велии, та в очередной раз продемонстрировала недюжинную сообразительность:

– Ты задумал делать косскую ткань здесь?

– Почему ты так решила?

– Ты заинтересовался, где находится Кос, а потом этими мохнатыми червяками. Это они нужны для косской ткани?

– Нет, эти не подходят. Но должны быть другие, и их надо будет найти. Ткань, которая стоит своего веса золотом, заслуживает того, чтобы поразмышлять о ней…

Потом мы, само собой, плюнули на всех червей – как шелковичных, так и обычных – и занялись друг другом. Увы, недолго – надо было возвращаться к биваку. Там уже горели костры, от которых доносился дразнящий запах. Шашлык, не шашлык, но что-то вроде того. Отличный пикничок организовал наш наниматель! А для нас – так ещё и полезный, и весьма познавательный…