Текст книги "Скрипач (СИ)"

Автор книги: Aston_Martin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Открыв глаза и резко вдохнув, юноша оглядывает комнату. Кровать, письменный стол, большой гардеробный шкаф… Капли холодного пота стекают по лбу и груди. Поднявшись с кровати, юноша переводит дыхание.

Кто-то настойчиво стучит в дверь.

Наспех одеваясь, юноша спешит впустить гостя.

– Мосье Сотрэль, я должен вам сообщить, что сегодня нас ждут на вечере одни знатные господа, – сказал Ришаль.

Ганс на секунду зажмурил глаза, будто бы желая вырваться из очередного кошмара. Но, увы, это был уже не сон.

Юноша нашел листок бумаги и написал: «Идите без меня. Я имею другие планы на сегодняшний день». Протянув листок Ришалю, юноша уставился на него, ожидая ответа.

– Ах, значит, планы! – воскликнул Ришаль, побагровев, – Я стараюсь работать ради искусства, ради тебя, неблагодарный щенок! А у тебя планы?!

Ганс прямо и нагловато смотрел на режиссера.

– А теперь ты послушаешь меня, – сказал Ришаль, хватая юношу за воротник рубашки, – Сегодня мы идем на вечер, где ты будешь играть на скрипке для гостей. Весь этот тур итак принес мне убытки!..

Ганс не был в курсе всех денежных махинаций, проводимых Ришалем, но был уверен в том, что проведенные концерты принесли немалую прибыль, поэтому продолжал смотреть на Ришаля, ожидая пока режиссер успокоится.

– Я терплю убытки, концерты не окупаются, залы наполовину пусты! – кричал Ришаль.

Ганс улыбнулся.

– Ты ещё и улыбаешься?! – воскликнул режиссер и резко с силой отшвырнул Ганса назад.

Юноша не удержал равновесия и, отшатнувшись назад, упал. Больно стукнувшись о стул, Ганс зацепился рукой за столешницу и повалился на пол, опрокинув легкий деревянный стол. Послышался треск дерева и мелодичный звон.

Потерев отбитый локоть, юноша приподнялся с пола и тут же глубоко и резко вдохнул от ужаса. Его скрипка, с вечера лежавшая расчехленной на столе, валялась на полу среди опрокинутых бумаг и разлившихся чернил. Отколовшаяся головка инструмента лежала чуть поодаль, колки вылетели, струны беспорядочными завитками торчали от подгрифка, отполированная пальцами черная накладка грифа была разрезана трещиной.

Присев на колени, юноша с навернувшимися на глаза слезами собирал отколовшиеся щепки. Хлопнула дверь.

Осторожно положив скрипку в футляр, Ганс завернул отколовшуюся головку и накладку грифа в ткань. Отыскав деньги, которые выдавались ему в качестве гонорара, Ганс накинул плащ и отправился на поиски мастера, который сумеет починить инструмент.

Юноша знал, что здесь, в Генуе, существует несколько скрипичных школ. Туда он и отправился. Найдя извозчика, Ганс, посредством пера и бумаги (что немало удивило кучера), расспросил о том, где можно раздобыть карту города, где отобедать, а также как добраться до музыкальных школ, находящихся в Генуе. Узнав все необходимое, Ганс отправился за картой.

Повозка остановилась рядом с огромным книжным магазином. Отпустив извозчика и заплатив ему с лишком, юноша, сжимая крепче ручку футляра, поднялся по ступенькам. Высокие стеллажи в этом магазине были полностью забиты книгами. Юноша скользил взглядом по корешкам, прочитывая понятные ему названия. Здесь были художественные книги итальянских, французских, немецких, английских авторов, книги мифов и легенд, справочники по медицине, физике и астрономии. Обернувшись, Ганс увидел стопки с бумагой для письма, перья с фигурными головками, сургучные печати, а рядом в плетеном сосуде, напоминавшем вазу, стояли разнообразные огромные карты, свернутые в трубочки.

Юноша нашел продавца, работающего в этом магазине, и попросил найти для него карту Генуи. Пока мужчина разворачивал на длинном столе карты, читая их названия через лупу, юноша разглядывал нотные издания.

Купив карту и несколько сборников скрипичных этюдов, Ганс вышел на улицу и остановился в небольшом кафе. Здесь, в Италии, несмотря на то, что была зима, погода стояла довольно теплая.

Заказав обед, юноша расстелил карту на столе и начал изучать основные улицы города. Найдя на карте гостиницу, из которой уехал, Ганс проследил свой сегодняшний маршрут, а затем отметил адреса школ, которые планировал посетить.

Отобедав, Ганс Люсьен собрался и пешком направился по первому выбранному адресу. Блуждая между плотно налепленными домиками из желтовато-белого камня, Ганс любовался красотой открывавшихся панорам города. Сверяя названия и номера домов, выписанные на отдельном листе, юноша добрался до первой скрипичной школы, которая представляла собой прямоугольное здание с небольшой надстройкой, прилепленной у входа, украшенное колоннами.

Юноша поднялся по лестнице и, пройдя через главный вход, оказался в небольшом холле. Осмотревшись и обнаружив, что в помещении никого нет, Ганс прислушался. Справа от входа была лестница, со стороны которой доносились гулкие шаги. Юноша направился туда, и в следующую секунду ему навстречу вылетел ссутуленный старичок с альтом в руках. Ганс легонько задел его за плечо, чтобы обратить на себя внимание. Седовласый мужчина будто бы очнулся ото сна и удивленно поглядел на Ганса.

– Мосье что-нибудь нужно? – спросил мужчина.

Ганс достал бумагу и написал: «Я приезжий и поэтому не знаю к кому можно обратиться с моей проблемой. Сегодня утром я имел несчастье уронить свой инструмент (скрипку) и теперь ищу мастера, который сможет его починить».

– Позвольте взглянуть на инструмент, – попросил мужчина.

Ганс поспешно поставил футляр на одну из скамеек, находившихся в холле, и вынул поломанный инструмент.

– Плохо дело, – покачал головой сутуловатый мужчина, – боюсь, вам придется обзавестись новой скрипкой. Хотя… В Генуе сейчас остался всего один мастер, который занимается починкой инструментов – Агостино Коромальди. Я напишу вам его адрес. И, если инструмент нельзя починить, то у Агостино вы сможете купить новый. Прекрасные инструменты, я бы сказал…

Ганс поблагодарил старого музыканта за помощь и отправился навестить скрипичного мастера.

Мастерская Коромальди находилась почти на другом конце Генуи, но, несмотря на это, юноша решил дойти пешком. Как ни странно, мастер выбрал для работы один из трущобных районов города. Здесь плотно прижавшиеся друг к другу дома были серыми и грязными, солнечный свет застревал где-то между черепичными крышами и не доходил до земли. Юноша то и дело шарахался в сторону, увидев, как неожиданно из куч мусора, валявшихся на краю дороги, выскакивают огромные жирные крысы. В воздухе висел тяжелый запах чего-то протухшего.

Приглядываясь к потертым табличкам на домах, Ганс наконец-то отыскал нужное здание. Рядом с номером дома красовалась выцветшая надпись «Officinadi Koromaldi». Обойдя здание, юноша увидел небольшую лестницу под навесом, ведущую в подвал. Спустившись на несколько ступенек, Ганс взял дверной молоточек и постучал.

Долгое время не было ответа. Ганс постучал ещё раз. За дверью послышались тихие шаркающие шаги. Половицы скрипели. Пронзительно взвизгнули дверные петли, и в образовавшейся щели появилось раскрасневшееся лицо с низкими густыми бровями и длинным острым носом. Мужчина спустил очки на нос и смотрел поверх их.

– Buon jiorno, signor!– сказал мужчина.

Ганс вытащил бумагу и, прижав к стене, написал по-французски: «Здравствуйте! Вы скрипичный мастер Коромальди?»

– Да, я, – ответил Агостино тоже по-французски, – А вы кто будете?

«Я музыкант. Скрипач», – написал Ганс.

– По делу? -спросил Коромальди, странно поглядывая на Ганса.

«Извините, я не могу говорить, поэтому пишу на бумаге, если вас это смущает…» – написал Ганс.

– Что вы, нисколько, – ответил Коромальди, прочитав, – С какой целью вы меня посетили?

«У меня есть», – написал Ганс и зачеркнул.

«У меня была скрипка. Старинный инструмент. Я имел несчастье уронить его. Вы могли бы починить?»

– Сначала надо осмотреть инструмент. Пройдемте, – сказал Коромальди и пригласил жестом Ганса пройти в мастерскую.

Мастерская представляла собой небольшую комнатку с низким потолком – под стать худощавому, невысокого роста Коромальди. Напротив входа была небольшая печь, в которой варилось что-то в небольшом круглом котелке. Все помещение было окутано тяжелым запахом смолы и свежего дерева. Пол усыпан кучерявыми стружками. Мастер подошел к одному из табуретов и снял с него кусок дерева с нарисованным на нем изображением будущей верхней деки скрипки.

– Присаживайтесь, – кивнул Коромальди на табурет.

На стене рядом с печью висели чертежи инструментов, выпиленные заготовки, кисти для нанесения лака, самые разнообразные напильники и многое-многое другое.

Коромальди подошел к огню и помешал нечто, варившееся в котелке.

– Отлично… – проговорил мастер и снова обернулся к Гансу. – Показывайте инструмент.

Установив футляр на стол рядом с готовой, только не покрытой лаком, скрипкой, Ганс открыл его и вынул оттуда то, что осталось от его инструмента. Коромальди присел рядом на краешек стола, убрав свою неготовую скрипку на широкий подоконник окна под потолком.

Когда Ганс выложил на стол все, что раньше было его скрипкой, Коромальди взял в руки корпус инструмента, мельком осмотрев и отложив в сторону головку и накладку грифа.

– Неужели, это она… – шепотом проговорил Коромальди, проводя рукой по верхней деке.

Ганс удивленно поднял брови, а Коромальди спустил очки ещё ниже на нос и стал заглядывать внутрь скрипки через эф.

– Невероятно! – воскликнул Коромальди, – Это она – Анна-Мария.“IHS” – монограмма Гварнери!

Ганс продолжал удивленно следить за мастером.

– Вы хоть понимаете, что это за скрипка?! – воскликнул Коромальди, – Это же сестра известнейшей «Вдовы Паганини».

Ганс нахмурил брови, не понимая, о чем ему толкуют.

– Вы знаете скрипку Cannone? – спросил Коромальди, потом, махнув рукой, начал рассказывать. – Это была любимая скрипка Никколо Паганини. Историю этого инструмента знают сейчас немногие, но, Богом клянусь, скоро о ней заговорят!.. Мастер Джузеппе Гварнери создал в один год две абсолютно одинаковые скрипки, различавшиеся лишь формой головки. О, Cannoneтоже сменила много владельцев, однажды с ней была даже неприятность – потеря звука… Но вот Анна-Мария – её родная сестра… Анна-Мария исчезла после пожара в мастерской. Затем о ней много лет никто не слышал. Говорили, что она сгорела, но потом прошел слух, что Анну-Марию видели на аукционе в Вене и даже перекупили и увезли в Германию. Затем её след снова затерялся до нашего времени. А сейчас… О Господи, я не могу поверить, что держу в руках этот инструмент!

Ганс затаив дыхание слушал рассказ о своей любимице.

«Вы можете починить её?» – написал Ганс и протянул листок Коромальди.

– Сожалею, мосье, боюсь, я не могу помочь, – с сожалением ответил Коромальди. – Хоть я и имел счастье подготовить скрипку Паганини для передачи музею после его смерти, но я не смогу починить Анну-Марию. Эта работа слишком тонка, и любое вмешательство может испортить её звук.

Ганс с сожалением вздохнул.

– Я могу предложить вам новую скрипку, – сказал Коромальди, – конечно, она не будет звучать как Анна-Мария, но тоже неплоха…

На глазах Ганса навернулись слезы. Скрипка эта была последним, что осталось от его матери, от его прошлого, а теперь ему говорят, что Анну-Марию невозможно починить…

– Вам нужно в Париж. Вы знаете мастера Вийома? – спросил Коромальди, – Именно он «оживил» Cannone, когда она потеряла звук. Возможно, он сможет отремонтировать и Анну-Марию…

Ганс сосредоточенно потирал виски, пытаясь прийти к какому-то решению, потом взял бумагу и карандаш и начал быстро писать: «Если проблема в деньгах, то я готов отдать любую сумму…»

– Да не в деньгах дело… – прошептал мастер, – Это очень тонкая работа. Очень! Я боюсь повредить…

Повисла неловкая пауза.

– Чтобы как-то вас успокоить… У Вийома должна быть точная копия Cannone, которую он изготовил после ремонта скрипки Паганини. Возможно, она по звучанию очень похожа на вашу. А пока я предлагаю вам вот эту мою лучшую работу – L`anima.

Коромальди снял с полки инструмент, стоящий на подставке и протянул Гансу.

– Ну же, сыграйте! – попросил Коромальди, протягивая скрипку.

Ганс неохотно взял инструмент, вскинул на плечо и, вооружившись своим смычком, начал играть один из последних выученных каприсов.

Мастер с замиранием сердца следил за музыкантом, и слезы радости потекли из уголков его прищуренных глаз. Ганс с любопытством прислушивался к новой скрипке. Звук её не был тем привычным густым, глубоким, грудным, но вместе с тем певучим и сочным, а наоборот, легким, звонким, слегка дребезжащим. Юноша прислушивался и думал о том, сможет ли этот инструмент со звучным названием L`anima заменить ему родную Анну-Марию.

– Прошу вас, играйте на этой скрипке! – воскликнул Коромальди, когда Ганс опустил смычок, – Это любимое детище – лучший инструмент, который я когда-либо изготавливал этими самыми руками! Я не хотел его продавать никому, но для вас, мосье… Я бы очень хотел, чтобы вы играли на моей скрипке!

Ганс грустно усмехнулся, глядя на доверчиво лежащую на его коленях скрипку, а потом перевел взгляд на Анну-Марию с расколотым грифом и тяжело вздохнул.

«Сколько?» – написал на бумаге Ганс и подвинул листок Агостино.

– О, синьор, я дорого не возьму, – сказал Коромальди.

Сговорившись с мастером в цене и попрощавшись, Ганс зачехлил Анну-Марию и Л`Аниму и, повесив один футляр с новой скрипкой на плечо, а второй прижав к груди, направился к выходу.

– Мосье! – вдруг окликнул его мастер, – Назовите себя, и я буду надеяться вскоре услышать известия о вас.

«Ганс Люсьен Сотрэль», – написал крупно на бумаге Ганс, повесил листок на гвоздь у входа и ушел.

Покинув мастерскую, Ганс несколько часов бесцельно гулял по городу, разглядывая причудливые творения итальянской архитектуры. Парки, желтовато-серые тротуары, фонтаны – все это было неизвестно, ново для юноши. Именно здесь, в незнакомом городе, Ганс вновь остро чувствовал свое одиночество и, чем больше непривычных людей и предметов видел он вокруг, тем беспокойнее становилось на сердце и тем сильнее ему хотелось ещё чего-то другого, неизведанного, необычного.

Вернувшись домой под вечер, Ганс обнаружил Ришаля, беспокойно расхаживающего из стороны в сторону в ожидании юноши. Режиссер был зол на Ганса за своевольный уход из гостиницы, но похвалил за приобретенную новую скрипку и пообещал возместить часть расходов.

После плотного ужина компаньоны отправились на танцевальный вечер к одному знатному семейству Генуи – Дориа.

На этой встрече Ганс не выпускал скрипки из рук, что сделало его всеобщим любимцем. Он играл с небольшим придворным камерным ансамблем семьи Дориа, играл соло. Публика услышала восхитительные виртуозные произведения, но, по настоянию Ришаля, самое яркое и интересное юноша оставил для концерта. После этой продолжительной музыкальной паузы, оркестру и юноше дали немного отдохнуть, переведя собравшихся в огромную гостиную, где каждый мог поговорить, послушать, в общем, узнать много нового и полезного для себя. После этого начались танцы. Юноша вновь не был обделен вниманием и танцевал с лучшими дамами, которые присутствовали на встрече. Он слышал обещания обязательно посетить концерт, приглашения на другие встречи, выражения восхищения его талантом и благодарности за прекрасную музыку…

Испытавший достаточно разочарований и вдоволь наскучавшийся в своем одиночестве, юноша с легкостью отдался происходящим событиям. Он играл, танцевал, пил, общался посредством писем с дамами (которых очаровывал это необыкновенный способ разговоров, а также манера юноши изъясняться на чистейшем языке Вольтера). Развеселенный вином и приятным обществом, Ганс находился в самом хорошем расположении духа. Вновь он забыл обо всем на свете, отдавшись во власть сладкого и туманного опьянения мнимого счастья.

Пребывание в Генуе продолжалось несколько недель. Искушенное великолепной музыкой общество по достоинству оценило талантливого юного музыканта, стараясь окружать его множеством внимания и похвал.Юноша уже привык к новому инструменту, но не бросал надежд восстановить Анну-Марию.

Ещё через две недели он давал первый концерт в Милане. Зал Ла Скала аплодировал стоя. Слава талантливого юного «Черноглазого Дьявола» разнеслась по всей Европе, открыв Гансу множество творческих, и не только, путей. Ему казалось, что вот оно, счастье – стоит только протянуть руку. И он протягивал дальше и дальше, гонясь за призраком собственной жизни, ускользавшим, как вода сквозь пальцы.

====== Глава 13. ======

Со дня возвращения Ганса в Париж после первого в его жизни гастрольного тура минуло полтора года. Прошла весна – время пробуждения природы ото сна. Но вместе с природой не пробудилась, бывшая когда-то живой и чистой, а теперь сделавшаяся испорченной и окаменелой, подобно сотням других, душа Ганса Люсьена.

Продолжалась привычная жизнь – концерты, репетиции, уроки, вечера, встречи, цветы, аплодисменты, записки… Но кое-что очень сильно изменилось. Ганс никогда не любил всего этого и всеми силами стремился вернуться к тому первозданному, честному и совершенному миру, каким ему представлялись годы, проведенные в деревне. Он хотел отрешиться от всего пережитого, перевернуть страницу в книге своей жизни и начать все сначала.

Но теперь все переменилось. Слава, деньги, внимание и восхищение людей стало главным, что занимало юношу. Конечно, где-то в глубине его сердца все ещё оставалось место любви, счастью, но Ганс сделался слишком увлеченным внешней стороной «настоящей жизни».

Он был любимцем публики и отвечал ей взаимностью. Он был любимцем женщин и старался не разочаровывать их в своих манерах и таинственной недосказанности. Он был любимцем денег и никогда не отказывался от щедрых гонораров. Он думал, что ищет настоящее счастье и с каждым новым шагом отдалялся от своих прежних мыслей, целей и чувств, окунаясь в омут ложных убеждений.

За те полтора года, что прошли, Ганс свыкся с безумием Ришаля. Юноша оставил мысли об убийстве и продолжил жить, будто бы ничего не замечая. Популярность скрипача росла, а вместе с ней росли и цены на билеты, которые теперь практически невозможно было раздобыть. Получая большие доходы только лишь за появления в нужном месте и в нужное время, Ришаль был вполне доволен и через некоторое время даже стал подумывать о покупке недвижимости в Италии.

Скопив приличную сумму денег, юноша выкупил поместье, находящееся недалеко от дома Ришаля и сегодня, в один из теплых летних вечеров, отмечал новоселье, совпавшее с его девятнадцатым днем рождения.

На просторной крытой террасе среди сада собрались люди, называемые Гансом «друзьями» и «единомышленниками». То есть те, кто чаще всего посещал концерты Сотрэля, приглашал его на музыкальные и танцевальные вечера, желал лично общаться с маэстро, а также непрестанно восхищался манерами и талантом музыканта.

Солнце уже скрылось за горизонтом и бросало теперь только неясные отблески на небосвод. На темном полотне неба появились первые звезды. Среди раскидистых яблонь горели редкие фонарики. Мелкая галька, которой были засыпаны дорожки сада, мягко шуршала под ногами гостей и прислуги. Деревья тихо шелестели листвой под нежным, едва уловимым летним ветерком. Ганс, в последнее время сделавшийся взволнованно-нервным, ходил туда-сюда и отдавал последние указания. Шумная жизнь, «высшее общество

», карточные игры сделались для него важной составляющей существования, и молодой человек больше не смущался людей. Он начал понимать и любить все мелочные и низкие интересы жизни. И чем дольше это продолжалось, тем меньше думал Ганс Люсьен о прежних, насыщенных чувствами и чистыми мыслями годах. Анна-Мария, забытая и до сих пор не восстановленная, лежала теперь зачехленной на одной из верхних полок стеллажа с книгами, куда владелец никогда не заглядывал. А вместо этого он занялся коллекционированием инструментов известных скрипичных мастеров, что, несомненно, создавало музыканту репутацию благовоспитанного человека с отличным художественным вкусом. Скрипка, купленная у Коромальди, до сих пор была у Ганса, но теперь пылилась на подставке за стеклянной дверцей, среди коллекции.

Ганс отрекся от своего прошлого. Точнее, яркая мишура теперешней жизни вытеснила из его памяти прежние страдания. Новоиспеченный владелец шикарной усадьбы

встречал и провожал гостей, распоряжался слугами, поправлял своими руками неудачно поставленные свечи или неровно лежащие вилки.

– Мосье Сотрэль! Я так рада быть приглашенной на этот чудесный вечер! С новосельем вас! Это просто очаровательная усадьба! Мне доводилось бывать здесь до сего момента и, признаюсь, под вашим руководством этот дом обрел новую жизнь! – восклицала одна дама, встретившись с Гансом на дорожке сада, пока он целовал её худощавую ручку.

– Очаровательно, очаровательно! Вы большой молодец, что не последовали моему совету насчет усадьбы Дюбуа, а приобрели именно этот дом, – говорил один из парижских чиновников, когда Ганс встретил его у входа.

Собирались последние гости. Ганс уже переместился на освещенную десятками канделябров и уличных фонариков террасу, где расположились пришедшие ранее. Поднявшись по невысокой лестнице и скользнув между колоннами, увитыми садовым виноградом, Ганс невольно ахнул от восторга. Огромные столы, покрытые расшитыми золотом скатертями, были уставлены белоснежной фарфоровой посудой, хрустальными бокалами, рядом с которыми лежали серебряные столовые приборы. Аромат только что приготовленных блюд наполнял воздух. В приглушенном мерцании свечей искрились пузырьки шампанского и кристальная

прозрачность красного вина. Обернувшись на дом, украшенный каменными барельефами и витражами, на чудесный тенистый сад, усаженный вековыми деревьями, украшенный скульптурами и небольшими фонтанами, Ганс улыбнулся. Ведь все это принадлежало ему. И неважно было, что ради этого видимого счастья он продал свой талант, свою душу. «Черноглазый Дьявол» восторжествовал, а прежний Ганс Люсьен не существовал более.

Раздался звонок к началу вечера. Гости, до этого располагавшиеся небольшими группками в разных концах террасы, стали собираться и присаживаться за длинный стол, место во главе которого уже занял хозяин торжества.

Когда все разместились, Ганс встал, поднял бокал с шампанским и хотел было подозвать своего дворецкого, чтобы тот зачитал торжественную речь, заранее приготовленную молодым человеком, но тут с соседнего места раздался голос молодой девушки:

– Может быть, вы позволите мне прочесть? Мне было бы это очень приятно.

Ганс с удовольствием отметил, что сегодня она выглядела ещё красивее, чем обычно. И тем лестнее это было, что делалось специально для радости Сотрэля.

Молодой человек передал девушке листок и, улыбаясь каждому гостю по отдельности и всем сразу, стоял с поднятым бокалом шампанского. Когда он вновь услышал её мелодичный, нежный голос, перед мысленным взором мгновенно возникли картинки проведенных вместе с ней часов.

ЖеневьеваЛефебивре-Форньер была дочерью отставного адмирала ГотьеФорньера. Любительница романов и танцевальных балов, проницательная, чувственная и притягательная, Женевьева мгновенно завладела вниманием юноши при первой же встрече.

Как сейчас помнил Ганс этот вечер. Старик Форньер, завершавший свою карьеру, устроил большой танцевальный вечер, дабы отметить уход в отставку. Получивших множество положительных оценок и похвал в Милане, Вене, Париже и Генуе, Сотрэль был приглашен в качестве музыканта, ведь теперь ни один вечер у знатных особ не обходился без черноглазого скрипача.

Оторвавшись от игры, чтобы перелистнуть страницу нотной тетради, Ганс столкнулся взглядом с горящими зелеными глазами прелестной девушки в красном бальном платье. Что-то радостно дрогнуло в сердце при виде этих глаз, и, продолжая игру, юноша специально отыскивал яркое красное платье среди толпы, чтобы убедиться, смотрит ли на него эта прелестная девушка.

Отыграв положенное время, Ганс был приглашен для участия в танцах. Стоит сказать, что взятые уроки не прошли даром. Помимо потрясающего музыканта Ганс славился галантным кавалером, мастером танцевать вальс. Простояв некоторое время в стороне и вглядываясь в лица танцующих, Ганс неожиданно встретился глазами с той девушкой.

Ни раз говоривший с женщинами на языке взглядов, Ганс мгновенно понял, что от него ожидалось. Уверенной, гордой походкой юноша пересек залу и подал руку своей даме в знак приглашения на танец. Она согласилась.

Придерживая её за талию и сжимая её ладонь в своей руке, Ганс

склонился над трепещущими обнаженными плечами, вдыхая пьянящий аромат духов девушки. Они молча кружились по залу – девушка не проронила ни слова, будто бы не желая разрывать окутавшую их сладкую романтическую пелену.

Как только закончилась музыка, она отвела Ганса в сторону от танцующих, придерживая за руку. А когда все снова закружились в танце, незаметно вывела из зала через балкон в сад. Юноша, для которого все происходящее было ново и необычно, с легкостью отдался во власть своей очаровательной спутницы. Уведя своего партнера по танцу подальше от людских глаз – в затерянную в саду небольшую беседку, увитую пышным плющом, девушка присела напротив Ганса, продолжая легонько держаться за его руку. В её зеленых радужках и больших зрачках, плавно двигавшихся из стороны в сторону с малой амплитудой, угадывалась высшая степень душевного волнения. Ганс не мог заговорить с ней, поэтому находился в нерешительном ожидании.

– Я писала к вам, – сказала, наконец, девушка.

Ганс хотел было достать из кармана свернутый лист бумаги и ответить, но девушка удержала его за руку.

– Вы понимаете, что для девушки это не подобает, но я не могла молчать… Вы не ответили мне тогда…

Ганс снова потянулся за бумагой.

– Нет-нет, я не виню вас в этом, прошу только, дослушайте! Я не смею надеяться на ваше расположение, но мне очень хотелось бы видеться с вами. Я пыталась искать с вами встречи, но вы покинули Париж, а после… После я снова увидела вас на сцене и поняла, что судьба благоволит мне. Я уверена, что вы порядочный человек, и что вы примете мудрое решение. Согласитесь ли вы сделать меня, верную почитательницу вашего музыкального таланта, также вашею собеседницей и приятельницей?

Потом, отведя на секунду взгляд, едва слышным шепотом девушка добавила:

– … но на большее не смею даже надеяться.

Тронутый до глубины души этим признанием, юноша, наконец, добрался до бумаги и написал такой же пламенный ответ. Прочитав трогательную речь человека, чей талан и красоту она боготворила, девушка расплакалась.

Успокаивая свою прекрасную спутницу, Ганс выслушивал произносимые сквозь рыдания слова благодарности.

В конце концов, согласившись ждать на следующей неделе от не письма и ответить, Ганс был возвращен в зал, где станцевал со своей спутницей ещё один вальс, после чего она исчезла, так и не сказав даже своего имени.

Через несколько дней Ганс получил письмо с посыльным. В письме девушка рассказала, как её зовут, кто она такая, когда она впервые увидела Ганса и ещё многое-многое другое. А закончила свой рассказ она просьбой

написать ответ в течение двух дней и отправить ей с тем же посыльным, который, по её словам, «должен остаться единственным невольным хранителем» их тайны.

Так началась их переписка. Ганс с нетерпением ожидал каждого следующего письма от Женевьевы. Иногда молодым людям удавалось договориться о встрече на балах и приемах, куда они оба были приглашены. Каждый раз они вместе танцевали по несколько танцев, преимущественно вальсов, а для окружающих были просто обычными незнакомыми друг с другом людьми.

Проходили дни, недели, месяцы, и случайная влюбленность, подкрепляемая романтикой сохранения тайны знакомства, перерастала в нечто большее. Через полгода Женевьева и Ганс были официально «познакомлены» на одном из вечеров, где девушка была представлена как потрясающая пианистка и флейтистка. Ганс уже знал о том, что Женевьева занимается музыкой, но юноше раньше не доводилось слышать её игру. Им предложили исполнить вальс дуэтом.

Ганс видел, как волнуется и старается Женевьева, но чего-то в её музыке не хватало. Ганс слышал это, но все равно не мог понять, чего.

Так они нашли повод для встреч.

В сопровождении своей бывшей кормилицы вечерами Женевьева приходила в гости к Сотрэлю якобы для того, чтобы сыграть с ним новую пьесу дуэтом, а на самом же деле, стоило старушке-кормилице задремать

(как это постоянно случалось), сидя в мягком кресле, молодые люди начинали разговаривать о самой разнообразной ерунде. Конечно, все это происходило посредством бумаги, но ведь смотреть на лицо пишущего, видеть его улыбку, слышать сдержанный смех – гораздо приятнее для молодого, влюбленного человека, чем скучать в одиночестве, ожидая письма.

Семейство Женевьевы было радо такой дружбе своей дочери. Хотя по первому времени им казалось, что музыкант, да ещё и безродный, не самая лучшая партия для их дочери. Но деньги сделали свое дело. Узнав о том, что Сотрэль собирается покупать собственное имение, а затем и дворянский титул, супруги Форньер перестали противиться встречам молодых людей.

Спустя год после их знакомства поползли слушки о скорой помолвке и женитьбе, но Ганс не торопился. Ведь если и жениться, то нужно было каким-то образом обеспечивать проживание своей молодой супруги…

Тем временем Женевьева закончила чтение и под аплодисменты передала листок обратно Гансу. Подняв бокал, молодой человек жестом пригласил собравшихся отведать шампанского и приступить к кушанью.

Праздник начался. Новоиспеченный хозяин прекраснейшей усадьбы, талантливый музыкант, богатый жених получал поздравления и подарки от гостей, слышал трогательные слова благодарностей и похвал.

Когда закончился ужин, на террасу были приглашены музыканты. Начался бал. Ганс танцевал с Женевьевой. И по взглядам, бросаемым на эту пару всеми людьми, было ясно, что от Ганса чего-то ждали. Да он и сам понимал, что покупка дома есть первый шаг к достижению новой жизненной цели – семейного счастья. Он непрестанно искал слова и поднимал руку к карману, в котором лежал лист бумаги и угольный карандаш, но видя

лучезарную улыбку своей спутницы, её горящие радостью глаза, он забывал все на свете и снова и снова кружился с ней в танце.

Вдруг раздался громкий крик, а затем сердитые причитания лакеев. Ганс, отвесив поклон своей партнерше по танцу в качестве извинения, бодрым шагом спустился с террасы и поспешил к парадному входу, где намечалась потасовка.

Пройдя по засыпанной галькой дорожке, Ганс оказался на главной аллее, откуда мог видеть, как его кучер держит за руку маленького мальчика лет девяти-десяти и с силой лупит его шамберьером, который зачем-то всегда держал при себе.