Текст книги "Angel Diaries (СИ)"

Автор книги: AnnaSnow

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Месье де Ла Фер согласно кивнул; мы взяли огарок свечи и осторожно вышли во тьму коридора. Теофилия прекрасно знала, куда ступать, какие половицы скрипят, а какие – нет; она вывела нас в неосвещенный коридор, где с потолка свисала длинная и противная паутина, а под ногами пушистыми облаками лежала пыль. Лестница, о которой она говорила, была и правда древней, полностью изъеденной жучком; пара ступеней обвалились, и по середине зияли дыры.

Теофилия показала, как спускаться по еле державшимся ступеням, а вот дыру приходилось перешагивать, причем, хватаясь за пару выступающих камней в стене. Сначала спустилась Теофилия, затем – граф, затем – аббат д’Эрбле. Для меня же лестница двоилась в глазах, я боялась смотреть в зияющую дыру.

– Анна, что вы там топчетесь, у нас каждая минута на счету! – прошипел граф, однако я услышала его.

– Я... Пусть Мод идет, я за ней, – служанка согласно кивнула; она бросила узлы с одеждой вниз, мужчинам, и довольно проворно спустилась по старым ступеням.

– Теперь чего мы ждем? – спросил Оливье, испытующе посмотрев на меня.

Я вздохнула и, закрыв глаза, на ощупь начала спуск, как вдруг лестница зашаталась подо мной; я вскрикнула и быстро вернулась назад.

– Куда? Сударыня, начинайте спуск, а Рене пока разбудит Гримо; мадемуазель Теофилия покажет, как открываются ворота...

– Я не могу, мне страшно, – шептала я, паника охватила мое сознание.

– Не можете спуститься – прыгайте, – последовала команда. – Я поймаю, тут невысоко.

– Я не смогу это сделать, – пробормотала я, подходя к краю площадки.

– Значит, крыса, которая стоит рядом с вами, сейчас перекусит вам ногу, – спокойно пояснили мне положение дел.

Я резко развернулась, чтобы посмотреть на опасного грызуна, и в это время что-то твердое ударило мне в плечо. Это нечто сбило меня с ног, и, так как перил на площадке не было, с распахнутыми от ужаса глазами я упала в темноту.

Сильные руки подхватили меня в воздухе и прижали к себе.

– Ну, вот и все, а вы боялись, – говоря это, граф подтолкнул Мод узел, которым он меня сбил с ног.

Служанка с вещами, а Оливье со мной на руках быстро вышли в сад; мы прошли по узкой тропинке и вышли к конюшне. Наши слуги были разбужены, кучер обмотал копыта лошадей мешковиной так, чтобы стук не был слышен. Теофилия открыла нам ворота: она вытащила ключ из низкой крыши сторожки, где его обычно хранили. Экипаж осторожно вывели на дорогу и так же осторожно увели подальше от дома. Все это время мы шли за ним, только на безопасном расстоянии стали в него залезать.

Теофилия замялась, но аббат просто взял ее за руку и потянул к себе на сиденье.

– Дочь моя, оставить вас с этим монстром – преступление против веры, на которое я не могу пойти, – проговорил он, помогая ей расположиться рядом.

– Но все мои вещи, они остались в доме, – печально проговорила девушка.

– Мы с вами одного роста, и вы можете взять мои платья. В моем замке их предостаточно, – я похлопала ее по руке.

– Сударыня, вы спасли нам жизнь, мы позаботимся о вас, не беспокойтесь, – пообещал граф.

У девушки на глазах появились слезы, она принялась нас благодарить.

– Я напишу властям вашего графства, месье Дюпон должен понести наказание, – добавил Оливье.

Она согласно кивнула. Далее мы ехали в пути практически молча, задремав из-за бессонной ночи.

Вскоре мы достигли нормального гостиничного двора под названием «Красный голубь». Граф снял несколько комнат для нас, в том числе и для Теофилии, отдельную. Девушка выглядела довольно бледной, на теле у нее были многочисленные синяки и следы от веревок. Оливье узнал, что в гостинице остановился лекарь, и попросил его за звонкую монету осмотреть жертву месье Дюпона. Теофилия была испугана, смущена и не верила в свое спасение. По ее словам, все жертвы-гости ее сторонились, когда она пыталась с ними заговорить. Аббат проникся к ней жалостью, он взялся утешить ее Словом Божьим, а я отправила к ней в комнату Мод, чтобы она помогла нанести ей на тело мазь, которую всучил нам лекарь после осмотра; также мне думалось, что после всех этих кошмаров, которые пережила наша новая знакомая, ее нельзя оставлять в одиночестве. В этот же вечер месье де Ла Фер написал герцогу, которому подчинялся граф, хозяину земли месье Дюпона. Я же отдала Теофилии свою накидку.

– Как можно быть таким чудовищем... – пробормотала я, забираясь под одеяло; после того, как Мод переодела меня ко сну и ушла к Теофилии, я поужинала сидя на кровати, к счастью кувшины с отварами от сестры Терезы не разбились (они до этого оставались в экипаже, в корзинке). Граф молча сунул мне в руки кружку с одним из них.

– Этот человек скорее всего помешался, раз испытывает радость, наблюдая за смертью невинных людей, – мрачно резюмировал мой собеседник.

Он разделся и уже собирался лечь рядом со мной, как вдруг мой взгляд упал на сложенный договор, который торчал за рукавом его камзола.

– Я могу его прочесть? – спросила я робко.

– Зачем вам волнения перед сном? – спросили у меня ничего не выражающим голосом.

– То есть там написано нечто, что может меня расстроить или напугать? – с подозрением произнесла я.

– Брак обычно пугает девиц своей неизвестностью, – усмехнулся граф и было хотел повернуться уже на бок, чтобы уснуть.

– Я все же хочу прочесть о том, что меня ожидает; прошу вас, иначе я не засну! – я не желала отступать.

Он какое-то время смотрел на меня.

– Я даже прощу вам тот синяк, который у меня расплылся на плече после того, как вы швырнули в меня узел с вещами, – увещевала я его.

Граф хмыкнул:

– Если бы я не сшиб вас сим узлом, то вы бы стояли причитая там до утра, – возразил он мне. – Ладно, читайте, – он протянул мне бумагу.

Схватив желанный документ, я погрузилась в чтение. В начале все было довольно предсказуемо: перечислялись мои земли в качестве приданного, денежная сумма, которую также забирал граф, но вот середина договора меня испугала и удивила.

– Что это? – удивленно спросила я, сунув бумагу в лицо Оливье.

– Буквы это, а они образуют слова, – буркнули мне в ответ.

– Я понимаю, что буквы и слова, но тут прописаны ужасные вещи! Что вы написали в пункте о деторождении?!

– Помилуйте, сударыня, я написал обычные и вполне логичные вещи, – усмехнулся граф.

– Пятеро детей! Я не смогу родить столько – я умру! – обреченно произнесла я.

– Вы драматизируете все заранее, – постарались меня успокоить.

– Но это невозможно: слишком много, – прошептала я.

– Ну-ну, вы молоды, я тоже не совсем старик, так что исполнение этого пункта для нас вполне достижимо. К тому же опыт показывает, что из такого количества, как правило, выживает один или двое детей, – пытались меня вразумить.

– Можно перечеркнуть это? – спросила с надеждой я.

– Нет, нельзя, мне нужны в этом браке законные наследники, для чего по-вашему я женюсь?

– У вас ведь есть Рауль... – пробормотала я.

– Рауль хороший мальчик, но не может наследовать мои земли; я могу дать ему образование, помочь в дальнейшем с карьерой, но он не сможет носить титул графа, – произнес немного грустно мой собеседник.

Я какое-то время думала, над его словами, и внезапно меня постигла догадка.

– Он ваш внебрачный ребенок? – спросила я.

Лицо графа побледнело, он не ответил.

– Вернемся к нашему договору. Вам его придется принять, точнее, вы уже согласились с ним, поставив подпись, поэтому ваши возмущения сейчас не имеют значения, – ответили мне холодно.

Я вздохнула и отдала его Оливье.

– Не бойтесь, все будет хорошо, – просто успокоили меня; видимо, я выглядела довольно бледной.

Я лежала с распахнутыми глазами, силясь не заплакать от обиды и страха. Слезы, однако, были уже на глазах, и, растворившись в своем негодовании, я вздрогнула, когда он начал гладить мне руку.

– Ну, что вы в самом деле, я прописал в договоре обычные вещи, – меня он

придвинул к себе. – Успокойтесь, если будет угроза вашей жизни, то, естественно, никто не будет настаивать на этом, – меня погладили по волосам.

– Кстати, вы должны мне сказку на ночь.

– Вы запретили мне рассказывать что-либо, кроме религиозных текстов, – проговорила я, сморгнув; слеза покатилась по щеке, но ее тут же вытерла рука графа.

– Я на сегодня отменяю свой запрет. У вас пара минут, чтобы подумать над рассказом, – возразили мне.

– И какова награда за сказку?

– О, в вас есть деловая жилка, сразу вспомнили про цену, – он усмехнулся. – Видите это кольцо с сапфиром? – он указал на свою руку. – Я подарю вам его, оно старинное и довольно дорогое, – объявили мне.

– И явно на три размера больше моего пальца, к тому же я довольно спокойно отношусь к украшениям, – фыркнула я.

– Чего же вы хотите?

– Даже не знаю... – я попыталась придумать цену. – Возможно, вы разрешите мне посещать вашу библиотеку?

– Хорошо, но только со мной, – ответили мне. – Жду ваше сказание, сударыня.

Я старалась вспомнить что-либо, но поняв, что точно ничего не смогу рассказать, а попасть в библиотеку очень хотелось, я, как и раньше, решила придумывать свое развитие сказки.

– Жил-был купец, была у него единственная красивая дочка, которая больше всего на свете любила читать книги, – начала я. – Как-то раз ее отец поехал продавать товар на ярмарку, а, возвращаясь, попал в грозу, сбился с пути и свернул к мрачному, черному замку. Он постучал туда в надежде, что его пустят переночевать, но никто не ответил ему; тогда он проник вовнутрь и решил сам расположиться там. Но не успел сделать и пару шагов, как оказался в лапах огромного чудища.

– Оно и понятно: в мрачных замках всегда живут чудовища или вдовцы, – буркнул мой слушатель.

– Чудище захотело убить незваного гостя, но тот взмолился и стал сулить монстру деньги и все, что пожелает. Тут это существо увидело медальон на шее купца с портретом любимой дочери и пожелал ее. Отец отказался, но монстр напугал его, заявив, что он убьет самого купца, а потом найдет и прикончит его ненаглядную дочь. В общем, купец согласился, решив, что его ребенок останется в живых. Вернувшись, он все рассказал дочери, и она смело решила идти в замок чудовища.

– Героиня вашей сказки чем-то на вас похожа: смелая, дерзкая, наивная и, наверное, крыс боится, – вставили ремарку.

– А чудовище, значит, вы?

– Почему бы и нет, у меня есть замок все-таки, – графа явно забавляла эта аналогия.

– Он запер девушку в замке, и она должна была развлекать его чтением, есть с ним за большим столом, танцевать, музицировать, петь, гулять с ним по парку, – продолжила я свой сказ.

– Конечно! Я забыл про танцы и музыку. Сударыня, вас ждет плотный план по развлечению меня. Надеюсь, что вы умеете петь и танцевать, – месье де Ла Фер снова прервал меня.

– Зачем вам сие? Мне кажется, что вы и так забавляетесь, общаясь со мной, – я нахмурилась

– Ну, что вы, я просто отдыхаю душой, видя вашу непосредственность, – мне улыбнулись в ответ. – Продолжайте.

– Девушка нашла в замке старый портрет: на нем был прекрасный юноша с ясными глазами, как у того чудища. Хозяин замка запретил девушке заходить в его комнату. Но она однажды не удержалась и заглянула туда, а там под хрустальным колпаком находился прекрасный цветок, он ронял лепестки. Чудище было зло, найдя в своей опочивальне девушку, но она упросила его рассказать о цветке и портрете. Как оказалось, чудище было прекрасным принцем, который никого не любил. Он однажды не дал приюта нищей старухе, которая постучалась в его замок. Она прокляла его и превратила в чудище, он мог быть расколдован лишь поцелуем истинной любви до того момента, пока последний лепесток не упадет с цветка.

– Как хорошо, что у меня кактус: его иголки не осыпаются, – произнес граф. – Что дальше произошло?

– Не знаю даже... Быть может, она полюбила его, прониклась, пожалела, поняла, что он изменился, – я пыталась закончить историю, но не знала, как к этому подступиться. – Что ваши руки делают на моих бедрах? – с ужасом в голосе спросила я, когда поняла, что пальцы графа скользят по моей талии и ниже.

– Они замерзли, пытаюсь согреть, – пояснили мне.

– Грейте об простынь! – я попыталась сбросить с себя его руки.

– Простынь не отличается особой теплотой и мягкостью, а в вас скорее всего теплота присутствует, – услышала я в ответ.

– Это неприлично, – прошептала я.

– Скажите, вам это неприятно? Если это раздражает, я прекращу сие действие, – граф внимательно посмотрел на меня.

– Нет, мне нравится, – ответила я, краснея.

– Тогда не вижу смысла останавливаться, – его теплые руки медленно перешли с бедер на спину, я вздрогнула, когда он коснулся плеча с синяком. – Сильно болит? – спросил он, нахмурившись.

– Нет, я думаю, что вскоре пройдет. Но я не могу закончить сказку... – прошептала я сонно.

– Я вам помогу, – предложили мне.

– Но я в таком случае не получу подарок, – упрямо заявила я.

– Любая книга из библиотеки будет вашей, если дадите мне закончить сказ, – предложили мне.

– Любая? И даже «Позы Арентино»? – с иронией в голосе спросила я.

– Зачем она вам? Книга довольно похабна и ничего интересного там нет, к тому же написана на обрывках бумаги, – граф теперь гладил мою шею.

– Вы мне расскажите о том, что там написано, я могу не понять сей текст.

– Рассказывать? Это пустое: это надо показывать, – улыбнулся он мне. – После свадьбы у нас будет целый месяц только для этой практики.

Я густо покраснела.

– А закончилось все просто: чудище поцеловало девушку, превратилось в принца, с замка тоже пали чары, а потом была свадьба.

Затем он просто нагнулся и поцеловал меня в губы, не торопясь, не обращая внимания на мои красные от стеснения щеки.

– Спокойной ночи, – произнес он, оторвавшись от моих губ.

Я кивнула и закрыла глаза; сон уносил меня в вихрь сладостных грез, сквозь липкую его сеть я ощущала руки графа, которые обвили меня и придвинули к себе.

====== Глава 15. Герцогиня ======

На следующий день эти же руки, что ласкали мою спину, сдернули с меня одеяло и просто стали стаскивать с кровати.

– Сударыня, сколько можно спать? Вы нас всех задерживаете, – услышав холодный и возмущенный голос, я сонно заморгала и, вскочив, поняла, что за окном еще темно.

– Уже шесть утра, остальные завтракают внизу, вас я будил полчаса и потому вы свое время на еду пропустили. Перекусите в пути, а сейчас я пришлю Мод вас одеть, – отчеканил граф; он стоял возле кровати, полностью готовый для продолжения нашего путешествия.

Мод, насколько она могла, быстро застегивала на мне множественные крючки и завязывала узелки на юбках, пока я наспех умывалась и пыталась сама причесаться гребнем.

В итоге, мы все равно поспели, когда все сидели уже в экипаже и Оливье стрельнул в мою сторону недовольный взгляд.

Теофилия чувствовала себя гораздо лучше: наверное, беседа с аббатом пошла ей на пользу. Однако пока определенности по поводу ее судьбы у нас не было. Одно дело – вручить девушке ворох добротных платьев, и совсем другое – пристроить в хорошее место на длительный срок.

– Дочь моя, хотите ли вы посвятить свою жизнь служению Христу и принять постриг? – после непродолжительной езды в молчании спросил друг графа.

Девушка отрицательно покачала головой:

– Раньше я думала, что монастырь утолит мои тревоги и печали, но сейчас я поняла, что необходимо полагаться на нечто больше, чем желание спрятаться от злого человека. Я прогневаю Бога, если не буду ему служить откровенно и честно, а тяготиться своим положением, – потупив взор, сказала она.

Я понимающе кивнула. Конечно, ранее подвергаясь побоям и издевательствам, она только и находила помощь в молитвах, но после в ней проснулась жажда дышать полной грудью, а монастырь с его строгим уставом не мог ей дать этого.

– Я так и думал, – вздохнул аббат и улыбнулся ей. – Знаете, я вспомнил сейчас, что в Амьене живет моя старая знакомая – герцогиня де Монтуар. Она овдовела, все ее знают как довольно состоятельную и щедрую женщину, к тому же набожную: она безусловно поможет вам и найдет место в своем доме. Я поговорю с ней, – он похлопал Теофилию по руке, стараясь приободрить.

Я приподняла брови, когда аббат назвал герцогиню набожной. Мадам де Монтуар знал весь Амьен и рядом расположенные графства. Такую видную женщину трудно было не заметить.

Если бы я изображала Ипполиту, то рисовала бы ее с герцогини, ибо она была воплощением отваги, дерзости и любви к жизни. Она была выдана замуж за герцога в довольно юном возрасте, и разница у них была более двадцати лет, но говорили, что муж питал к ней нежные чувства, а ее буйный и взрывной характер его притягивал. В этом браке у них родилось трое сыновей, а спустя лет пять после рождения младшего ребенка герцог отошел к праотцам, как говорили, его сгубила страсть к вину. Еще не старая и достаточно красивая вдова погрустила с год, а потом зажила довольно яркой жизнью. Своих сыновей она любила, но, как только они достигли возраста тринадцати лет, мадам де Монтуар посчитала свой материнский долг исполненным и отослала их к родне мужа, в Париж, дабы ее мальчики начали делать себе карьеру. Сама она наслаждалась свободой и менять снова статус на жену нового господина не хотела. Герцогиня была яркой: ее наряды всегда отличались буйным алым цветом, открытыми разрезами на лифе, который еле сдерживал ее красивую, большую грудь. Эта дама, даже несмотря на возраст, старалась подчеркнуть свои округлые бедра, большую грудь и относительно узкую талию. В Амьене она устраивала балы, а в своих угодьях – знатные охоты, но, что самое главное, о ней ходили слухи, как о даме любвеобильной и весьма сведущей в искусстве любви. Поэтому меня удивили слова аббата, но я посчитала дурным тоном его переубеждать.

В Амьен мы приехали в конце дня, до моего поместья был еще целый день пути, который мы решили продолжить после представления Теофилии герцогине. Наш выбор для ночевки пал на самый дорогой гостиничный двор города – «Белая лань». Комнаты тут были чистыми, камины – прекрасно протопленными, а еда – обильной и вкусной. Аббат отправил записку герцогине со слугой из гостиницы, к счастью, та пребывала в это время года в городе, и через час мы все рассматривали довольно радушные приглашения на завтрашний обед, в ее особняк, который располагался в центре Амьена.

Я отдала Теофилии одно из своих целых платьев бежевого цвета (единственное светлое, которое у меня было); сама же я решила облачиться в черное траурное, украсив его новым белым воротником, купленным в лавке рядом с нашим местом ночлега.

Отвары из монастыря стали довольно хорошо на меня действовать, так что я чувствовала в себе достаточно сил и смогла совершить визит. Дом герцогини был огромен, его убранство как снаружи, так и внутри кричало о достатке, любви к золотистому цвету и излишней вычурности. Сама хозяйка этого помпезного жилища встретила нас в большой зале с зеркалами до пола. Одета она была в темно бордовое бархатное платье с золотистой вышивкой на корсете и белоснежными атласными юбками. В герцогине четко проступали признаки испанского происхождения: черные, как смоль, длинные волосы, сейчас убранные в высокую прическу, кожа бархатистая и намного смуглее, чем моя. У нее были большие карие глаза, крупноватые, но достаточно приятные глазу черты лица. Вышивка платья была сделана хитрым образом, с особым акцентом на довольно упругую и большую грудь. Дама была статной, с прямой, безукоризненной осанкой.

– Ах, как я рада, что вы посетили меня! – воскликнула она после приветственных поклонов и поцелуев ее руки мужчинами. – Увы, из-за дел моих земель я вынуждена прозябать в этой провинции, – пожаловалась она, когда мы расселись в глубокие кресла возле камина.

Я недовольно поморщилась. Амьен для многих дворян, живущих поблизости, считался городом наравне небольшой столицы. Сюда приезжали для подписания сделок, на самые пышные церковные церемонии, либо для того, чтобы заказать большой и новый гардероб, однако для герцогини это место было сродни глухой деревни.

– Как прекрасно, дорогой Рене, что вы вспомнили обо мне и решили навестить. Ну, а вас дорогая, я всегда рада видеть в моем доме. Когда погиб Луи, я была в Мадриде, проведывала родню, для меня это было настоящим ударом: такой молодой и красивый юноша, такой начитанный... Как только вернулась, то посетила ваше поместье, но, увы, вы уже уехали, так я снесла ему в склеп корзину белых орхидей. Мои соболезнования дорогая, мои соболезнования, – последнюю часть своей речи она произнесла обращаясь ко мне, без наигранного веселья в голосе, которое часто преобладало у нее. Однако, стоило мне принять ее сочувственное участие и вскользь упомянуть графа, как моего жениха, ее глаза озорно заблестели и она стала с интересом его рассматривать.

– Я в свое время знавала Этьена де Ла Фер, он вам родня? – спросила она графа.

– Он мой старший брат, – ответил тот, в свою очередь тоже изучая собеседницу цепким взглядом.

– Как он поживает?

– Увы, плохо: он умер, мадам; десять лет назад был заколот на дуэли в Испании, где служил в посольской миссии, дрался за честь прекрасной сеньоры.

– Святая Мария, какой ужас! Но он умер, как настоящий дворянин, – добавила она, стараясь выказать участие графу.

– Наша семья тоже так считает, благодарю за верные слова, – собеседник герцогини мрачно подвел черту в их диалоге.

Затем, собственно, аббат стал рассказывать о судьбе Теофилии, а девушка кивала, периодически вставляя уточнения, раскрывая подробности зверств Дюпона.

– Какой ужас! Бедное дитя, можете не сомневаться, что в этих стенах вы найдете защиту и понимание. Рене, вы сделали верно, что привезли этот хрупкий цветок сюда, мне как раз нужна компаньонка, чтобы не завыть в этих позолоченных стенах, – герцогиня похлопала девушку веером по руке.

Вскоре нас позвали к столу, где ожидали дорогие вина, изысканные блюда

в хрустале, серебре, фарфоре; казалось, что мы обедаем в Лувре.

Мы с Теофилией ели молча, она явно чувствовала себя неловко среди этой роскоши, я наблюдала за мужчинами, с которыми герцогиня вела оживленную беседу. У нее с графом оказалось много общих знакомых, кроме его покойного брата; она находила интересные темы для обоих и сразу стала центром их внимания. Я же видела ее неподдельный интерес к Оливье: он ей явно был симпатичен, а она, видимо, казалась ему особо приятной глазу. В первый раз я почувствовала укол ревности, а себя – лишней в этой комнате. Я поджала губы и стала изучать картины, которые висели здесь. Портреты давно почивших предков герцогини и ее мужа, потемневшие от времени полотна были выполнены безупречно, но довольно формально и напыщенно. Мы с Теофилией услышали женский смех: хозяйка дома пришла в восторг от шутки аббата.

– Рене, ваше чувство юмора всегда приводило меня в восторг! Кстати в письме вы упоминали о пожертвовании для своего монастыря. Поэтому, пока мы не упустили эту важную деталь, прошу пройти в мой кабинет, – улыбаясь, обратилась она к аббату. Вскоре эти двое, извинившись, ушли в дальнюю комнату на этом этаже, которая звалась кабинетом.

– Какая приятная дама, – проговорил граф возвращаясь к тарелке с горячим. Он посмотрел на меня: – Вы так бледны, сударыня, вам плохо?

– Немного кружится голова, верно, от вина и духоты, – пробормотала я. – Если вы не против, то я побуду немного на крыльце, дабы прийти в себя.

– Я вас сопровожу, – граф внимательно смотрел мне в глаза, я же их опустила.

– Не стоит беспокоиться, дом полон слуг, со мной ничего не случиться, – с этими словами я, гордо подняв голову, вышла из-за стола.

Оказавшись в коридоре, я готова была разрыдаться от жалости к себе, видимо после замужества мне придется часто переживать эти моменты осознания, что я далека от понятий красоты. Интересно, на всех ли женщин, которые полнее меня и увереннее, граф будет так смотреть – с обожанием? Погруженная в эти мысли, я проскочила поворот к двери, которая вела во двор, и оказалась возле кабинета герцогини; дверь была закрыта не до конца, и щелка позволяла видеть часть комнаты и слышать разговор.

– Дорогой мой, и что прикажешь делать с этим бледным созданием? Конечно, я не могла ее отвергнуть, когда вы ее привели ко мне, но девица выглядит довольно набожной и испуганной, такие люди бегут от меня, – вопрошала герцогиня.

– Моя дорогая Леонора, эта девушка только кажется такой, она готова окунуться в омут страсти, новых чувств, ей просто нужна в этом мудрая наставница. А кто еще, кроме вас, может искусно выполнить эту роль? К тому же ее внешность благородна и многим придется по душе.

– Вы уверены в ее желании пойти на это? Мне не нужны скандалы и истерики, – женщина, немного подумав, уточнила у аббата.

– Абсолютно, прекрасная чаровница, я уверен, что немного наставлений, новых платьев и ваша новая подопечная будет вам очень полезна; у нее прекрасный дар актрисы: она умеет скрывать эмоции, приспосабливаться и выживать. Разве это для вас не ценно?

– Хм, вы умеете убеждать, мой друг, – она милостиво погладила его по руке. – Я сейчас вижу в словах истину. Кстати, насколько серьезны отношения вашего прекрасного друга и малышки де Бельфор?

– О, там все крепко и нерушимо: брачный договор подписан, скоро свадьба, – просто ответил аббат.

– Мне кажется, ваш друг проникся ко мне симпатией... – женщина явно была не готова оставлять эту тему.

– К вам невозможно не проникнуться ею. Но вы же не собираетесь соблазнять графа за месяц до прекрасного торжества? – последовал вопрос с нажимом.

– Отчего же нет? Наша связь не сможет повредить договору, а он пока не женат; насчет крошки де Бельфор... Она ребенок, так что навряд ли много понимает в вещах страсти, а мужская природа долго не терпит отсутствия оной, – в голосе герцогини слышался смех, я почувствовала, как покрываюсь красными пятнами.

– Кстати, вы знали ее брата? – спросил аббат. – Он тоже был одной из ваших привязанностей?

– Луи? О, он был прекрасен, как и духовно, так и физически. Он был моей отдушиной, с ним у меня были не просто страстные отношения, но еще и интересные. Такого любовника редко теперь можно встретить, – с сожалением в голосе заметила она. – Он мне напоминал вас в юности, мой Рене. Его смерть меня очень сильно расстроила, вы знаете, наша близость не была временной, она длилась пять лет, поэтому его внезапный уход я переносила болезненно.

– Не вы одна, его сестра до сих пор не может оправиться от потери, – указал на очевидное ее собеседник.

– Естественно, ведь говорят, что она его убила, – мрачно ответила герцогиня.

– Сударыня, что за чушь! Мадемуазель де Бельфор впечатлительна – да, – но не безумна, а ее брат все же был мужчиной и смог бы противостоять силе малахольной девицы, – возразили он ей.

Женщина замолчала на какое-то время.

– Не бойтесь, мой дорогой аббат, я понимаю абсурдность этого заявления, но оно защищает Анну. Пока к ней приковано внимание в провинции, ее не убьют, – подбирая каждое слово, ответила она.

– А должны?

– Да, насколько я знаю, Луи и его семья влезли во что-то неприятное и запретное, настолько, что мои испанские вояжи по сравнению со всем этим кажутся летними прогулками по парку. Юный виконт мне ничего не рассказывал подробно, но он упоминал, что в случае его смерти следующей падет сестра.

– Может стоить поставить ее в известность?

– Луи много мне рассказывал о ее впечатлительности и несдержанности, мне кажется, эта информация может ей навредить, – возразила герцогиня.

В ушах у меня пульсировала кровь, я стала пятиться назад, как вдруг кто-то схватил меня одной рукой за плечо, а другой – закрыл рот. Далее меня оттащили в темный закуток возле поворота в другой коридор. Граф гневно смотрел на меня.

– Что вы вытворяете? Ваше поведение недостойно не только будущей графини, но и дворянки! – прошипели мне над ухом. – Вы захотели, чтобы вас обнаружили подслушивающей возле кабинета?

Упирающуюся, меня потащили к зале, на тот момент убрав руку от лица.

– Когда зайдем, вы должны уверить всех, начиная от слуг и заканчивая нашей новой знакомой, в том, что дышали свежим воздухом. Повернитесь ко мне, – прошипели надо мной, я подчинилась. Граф сильно ущипнул меня за щеки, отчего они покраснели.

– Вы же с мороза, не забыли? – пояснил он мне, когда я гневно уставилась на него. – Дорогая, ну разве можно так долго стоять на холоде, вы могли перемерзнуть. Подойдите к камину, согрейтесь, – мой спутник говорил уже привычным тоном; он подтолкнул меня вперед, к пылающему очагу.

Я послушно выполнила скрытый приказ и протянула руки к горячему камину.

Теофилия слабо улыбнулась мне; уже подали десерт, и она вкушала пирожное.

– Как жаль, дорогая, что вы не едите сладкое, – вкрадчиво произнес граф, когда я проследила за слугами: те вносили блюда со сладостями.

– Я? – слова Оливье меня удивили.

– Да, вы не будете есть это месяц, если, конечно, не получите особого разрешения, – эти слова он произнес намного тише, чтобы Теофилия их не расслышала.

Затем он нагнулся ко мне, придвинул к себе за талию, и, поглаживая мою шею, проворковал мне на ухо:

– А когда приедем в ваше поместье, то первым делом вас будет ожидать наказание – порка. И улыбайтесь, сударыня, улыбайтесь, вы же не хотите, чтобы юная Теофилия решила, что я вам говорю нечто непристойное, – тихо сообщили мне.

После этого он проводил меня к столу, я чувствовала, как горят не только мои щеки, но шея и уши. Меня собирались наказать, как маленького ребенка притом, что сам граф наслаждался флиртом со знатной дамой и явно готов был при первой возможности пойти дальше. От злости я стала кусать губы, но, поняв, что с окровавленным ртом буду выглядеть нелепо, стала сильно теребить салфетку, отрывая от нее бахрому. В это время вернулись герцогиня и аббат. Вечер продолжился для всех, кроме меня, непринужденно.

– Вы отчего-то печальны, дорогая? – герцогиня учтиво спросила у меня; видимо, мои глаза выдали состояние души.

– Увы, чем ближе я подъезжаю к своему дому, тем чаще воспоминания о брате тяготят меня, – прошептала я.

– О, как я вас понимаю, милая. После смерти моего супруга я долго не находила себе места, – герцогиня сочувственно кивнула. – Но вы не едите десерт, вам не нравится блюдо?

– Анна пытается отойти от лихорадки и принимает укрепляющие зелья, а лекарь рекомендовал в этот период не употреблять сладкого, – ответил за меня граф.

– Как странно, в первый раз слышу; но вы будете сидеть с пустой тарелкой в то время, как мы вкушаем деликатесы... – с явным неудобством в голосе произнесла хозяйка дома.

– О, налейте ей воды и дайте кусочек хлеба, уверяю, что мадемуазель де Бельфор непритязательна в еде, как истинная христианка, – Оливье произнес это довольно сердито и внимательно глядя на меня.

Я согласно кивнула. Герцогиня пожала плечами, и мне налили в бокал воды и дали кусочек свежего, белого хлеба.