Текст книги "Angel Diaries (СИ)"
Автор книги: AnnaSnow
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
====== Глава 1. Прибытие ======
Экипаж графа де Бельфора подпрыгивал на каждой рытвине извилистой дороги. Внутри него, периодически хватаясь за края обивки, подпрыгивала вместе со служанкой и подложенной под спину небольшой подушечкой и я. Сам граф, видимо, давно привык к таким поездкам; он удобно устроился напротив меня, упираясь на фамильную шпагу, которая играла своеобразную роль импровизированной трости. Антуан де Бельфор, граф де Осси, был старшим братом моего батюшки. Трижды вдовец, удачно пристроивший всех троих своих детей: кузена виконта Шарля, кузину Маргариту и кузину Адель, которая ныне звалась сестрой Беатрис, взяв имя своей покойной матушки, третьей жены графа. Было видно, что дядя особо благоволил к Адель – пухленькой блондинке, которая переняла от него нос и серые выразительные глаза. Однако сам он не считал судьбу младшей дочери удачной и не скрывал своей позиции. «У неё могла выйти такая хорошая партия, а она выбрала этот каменный курятник! Я бы не дал своего благословения, если бы не мадам графиня с её просьбами на смертном одре», – раздосадовано сказал он как-то раз. Зато другие дети графа прошли под удачными планетами. Шарль и Марго жили в Париже. Через крёстного Шарль был пристроен в канцелярию короля, где работал помощником секретаря Его Величества. Это был скромный, болезненного вида человек, который получил прекрасное образование в Парижском университете, но, увы, по причине здоровья не мог избрать военную карьеру и последовать по стопам отца. Он женился на тихой и скромной девушке, дочери барона де Марти, за которой, однако, давали хорошее приданное. Хоть и военную карьеру Шарль построить не смог, но преуспел в институте семейном: в свои тридцать шесть лет они с женой воспитывали уже пятерых детей. Мадам Маргарита д’Авен также обосновалась в столице, и растила трёх очаровательных дочерей, надеясь всё же подарить наследника своему супругу, графу Этьену д’Авену – командиру роты гвардейцев кардинала.
Единственной проблемой моего дядюшки на этот момент была я. Будь жива его супруга, всё было бы проще. Но теперь бывший военный, которому уже за шестьдесят, оказался один на один с шестнадцатилетней девицей, осиротевшей и нуждающуюся в защите и удачном выданье замуж. После смерти отца, отдавшего душу Богу от горячки, я осталась под опекой старших братьев. Тогда мне было тринадцать лет. Увы, неудачный и бесплодный брак Анри, моего старшего брата, и его внезапная смерть из-за несчастного случая на охоте положила начало той цепочке событий, что привела меня в Прованс. После отъезда вдовы брата с частью средств, полученных ею согласно брачному контракту, я осталась одна с Луи, моим вторым братом. Увы, тихий и скромный Луи, увлечённый одними только науками, погиб при пожаре, когда загорелось крыло с библиотекой. Тогда я жила словно в тумане, ничего не понимая и не принимая. Благо, управляющий Жак смог раздобыть адрес дядюшки и написать ему письмо о случившемся. Дядя прибыл, как только смог оставить свои дела. С месяц он разбирался с бумагами в моём замке, а затем, глядя на моё печальное состояние, принял решение перевести меня к себе.
– Негоже девице жить одной в замке. Земли под надзором проверенного месье Лемеля, так чего тут слоняться? Эдак, ты с сума сойдешь, милочка, если продолжишь коленки перед статуями в церкви протирать.
После этих слов спешно были собраны мои вещи. Когда я складывала в сундук книги – те, что уцелели после пожара, – дядюшка поморщился, словно выпил уксуса:
– И зачем тащить такую тяжесть с собой? Лучше платьев возьми поболее – у нас часто званые ужины бывают, ты не смотри, что провинция…
Однако моё выражение лица было грустным и потерянным. Поэтому на сундук с книгами махнули рукой и в тот же день он был привязан к экипажу.
– Траур, конечно, показывает твою сестринскую преданность, – заявил он, когда мы только начали наше путешествие, – но летом мы поедем в Париж, и ты его снимешь. Моя невестка и дочь помогут тебе с гардеробом. Там и найдем тебе мужа. Конечно, твоё приданое, по меркам столицы, среднее, но девушка ты премилая, образованная. Если откормить, то вообще будет глаз не оторвать! – дядя скептически посмотрел на мою тощую фигуру в черном бархатном платье, и продолжил: – Я уверен, что тебе сыщется приличный дворянин. Может даже симпатичной внешности, хотя красота для мужчины не важна – главное, чтобы он уважал тебя. Три моих брака были счастливыми, и везде в их основе лежало это правило.
В ответ я лишь молча и смиренно кивала. Собственно, что ещё оставалось делать? Жизнь в монастыре меня не прельщала, особенной красотой я не блистала, приданное, конечно, было, но могло поразить разве что дворян из провинции – земли хоть и были ухоженными и плодовитыми, но сама область заметно уступала владениям соседей. Отец мой был виконтом, вторым сыном в семье. Ему перешло графство Эврё, как приданое моей матери. Она была единственным выжившим ребёнком среди своих братьев и сестёр. По крайней мере, на момент их брака других законных наследников по мужской линии в её роду не было.
Наше графство было небольшим: скопище нескольких деревушек и городок. Большой гордостью нашего замка была библиотека. При дележе наследства после смерти деда, мой дядя с лёгкостью отдал её своему заумному среднему брату. Читать, как и всячески проявлять интерес к наукам, граф Антуан де Бельфор не любил. Зато большую часть досуга он проводил на охоте, прекрасно разбирался в винах и оружии.
О том, что меня надлежало откормить, дядюшка упоминал довольно часто: видимо, его несколько удручало то, что я не соответствовала канонам красоты нашей родины. Хотя я с трудом могла представить, под какие ещё каноны я могла подходить. Мне было шестнадцать лет, я была ужасно худой, с маленькой грудью, которая казалась мне совершенно плоской, узкими бедрами, длинными, несколько неуклюжими ногами и руками. Моё лицо было красивым, с благородными чертами, глаза – небесно-голубыми и большими, волосы – белокурыми, длинными, достаточно густыми. На вид мне можно было дать лет тринадцать-четырнадцать, не более, в то время как мои ровесницы – более полные и статные – выглядели гораздо старше и, как мне казалось, краше меня. Но несмотря на резковатые речи дяди, я всё же была благодарна за то, что он взялся позаботиться о моём будущем.
Мы были в пути уже четыре дня, и сегодня наше путешествие должно было подойти к концу. Наконец, я смогу увидеть поместье графов де Бельфор, в Вилль-Котре. Но пока тянулись изнуряющие своим однообразием и отсутствием комфорта часы дороги. В пути я пыталась читать, но глаза быстро уставали, и начинала кружиться голова. Поэтому я просто смотрела на пейзаж, раскинувшийся за окном, но, увы, он не радовал разнообразием: заснеженные поля, небольшие крестьянские домики; чернеющие на белом снегу кусты и скрюченные деревья.
– Зимой тут довольно уныло. Но дождись весны, дорогая, и ты поймешь, что это одно из красивейших мест во Франции, – сказал дядя, наблюдая за моей реакцией.
Я вздохнула и мысленно настроилась на ожидание весны.
К моменту, когда мы оказались вблизи поместья на землю уже опустилась тьма. В сгущавшихся сумерках лошади плохо разбирали дорогу, так что слуги с зажженными факелами поскакали вперёд, чтобы указывать на особо глубокие ямы. Я всматривалась в даль, но всё, что я видела – это просто большой дом в два этажа за кованными воротами.
– Дядюшка, разве у вас не замок? – спросила я, непонимающе глядя на дом.
– Нет, дорогая, у меня его никогда и не было, – удивлённо посмотрел на меня месье Антуан.
– Мне казалось, что в детстве, когда я приезжала погостить, видела огромный замок, – обрывки давних воспоминаний были причудливы, впрочем, неудивительно, что в голове у меня всё смешалось: это было много лет назад.
– Замок поблизости всего один. И, судя по твоему описанию, это шато Ла Фер. Его прекрасно видно отсюда, – дядя указал рукой на чёрную громаду у горизонта, сливавшуюся с вечерним небом, – Днём рассмотришь его. Замок прекрасно видно и со стороны моего поместья.
– Будет весьма интересно его зарисовать… – пробормотала я.
– Да, но только не подходи к нему близко, как и к земле, на которой он стоит, – предостерёг меня дядя.
– Почему? – удивлённо посмотрела я на его мрачное лицо; тень недовольства мелькнула на нём, когда речь пошла о замке.
– Хозяин тех земель… Ммм… «Не в себе», как принято у нас говорить. На сына барона Клемана он спустил собак – юноша с трудом ноги унёс!
Конечно, мой дядюшка, как потом довелось узнать, не упомянул о том, что этот молодой человек незаконно охотился на чужих землях. Однако сам факт спуска собак на дворянина, словно на вора-проходимца, его возмутил более всего. Видя, как переполняли его отрицательные эмоции при одном лишь взгляде в сторону замка, мимо которого мы проезжали, я не стала вдаваться в подробности и мучить расспросами своего родственника.
Двухэтажный дом, принадлежащий графу де Бельфору, был добротным, каменным, с хорошей крышей, большим количеством просторных комнат и высокими потолками. Позади дома находился сад, отчасти заброшенный.
Высокий седой человек с резкими чертами лица, которого дядя представил Бернардом Терри, являлся управляющим. Одет он был просто, но всё его одеяние было чистым и хорошо подлатанным. Рядом стоял невысокий старик с фонарём, кутавшийся в чёрный плащ – это был Жиль, помощник мистера Терри.
– Жиль будет тебя сопровождать в город и во время поездок по землям. Он всех тут знает, с ним не заплутаешь, – сказал дядя после того, как поприветствовал своих слуг и представил им меня.
Остальная часть прислуги толпилась на крыльце; начиналась метель, поэтому граф де Бельфор не особо заострял внимание на правилах этикета в моменты, когда кругом были все свои.
В доме было достаточно тепло, хотя свечи особо старались не расходовать. Больше внимания уделяли огромным каминам, которые были в общей зале и столовой. Мне отвели комнату покойной мадам графини – просторную спальню с огромной кроватью, поверх которой был подвешен бордовый балдахин. Стены её украшали большие гобелены с изображениями прогуливающихся на лужайках дам и кавалеров.
– От Беатрис осталось уйма одежды. Вся добротная, из хорошей ткани, хотя фасон, может, устарел… Но отдай их Саре, и она прекрасно подгонит их под тебя. Даже, может, что перекроит, – дядя кивнул на полноватую черноволосую служанку, которая проводила нас до моих новых апартаментов.
Женщина услужливо сделала реверанс и прошла в след за нами в комнату. Граф коротко кивнул ей, и она распахнула дверцы шкафа, явив мне вереницу разных платьев, накидок и юбок. Мадам де Бельфор, как видно, тяготела к бархату и парче – этот материал встречался часто. Также было заметно, что по нраву ей был цвет спелой вишни и бордо.
– В любом случае, я буду ходить в своих нарядах, пока у меня траур, – я взяла одно из платьев и приложила к себе.
Широкое одеяние слишком сильно контрастировало с моей узкой талией.
Весь оставшийся вечер я следила за распаковыванием моих вещей. Перед сном я подошла к окну; в это время полная луна вышла из-за огромной тучи, похожей на барана, и осветила замок на холме. Чёрный, величественный, даже несколько зловещий, он возвышался над всеми другими строениями в долине, отбрасывая мрачную тень. Желание зарисовать сие теперь было непреодолимым. Поэтому я решила, что сразу же после утренней службы, несмотря на мороз, подъеду к нему поближе и сделаю наброски. С этой идеей я и легла спать, надеясь, что злобный хозяин ничем не сможет мне помешать.
====== Глава 2. Первая встреча или испорченный рисунок ======
Моя служанка Мод растолкала меня в час, когда солнце ещё не взошло. В комнате царил полумрак, а белый покров за окном странно отражал тяжелое небо и, словно концентрируя в себе свет, фокусировал его в стекле большого окна моей спальни.
– Госпожа, вставайте, скоро служба, – суетилась женщина, вытаскивая мои юбки и платье из шкафа, приводя их в порядок.
– Почему так темно? Где свеча? – спросонья уставилась я на пустой прикроватный столик.
– Сара сейчас принесёт, месье граф приказал нам убрать весь свет, чтобы не тревожить вас, – замялась Мод, словно придумывала причину на ходу.
Я уставилась на неё, стараясь собраться с мыслями.
После пожара в моём замке я, конечно, некоторое время боялась подходить к камину. Но, видимо, дядя решил действовать довольно крайне, раз убрал из моей спальни даже свечу. Хотя, возможно, мой опекун просто экономил. С принесённой свечой я оделась и умылась, а рассвет встречала уже в маленькой семейной часовне, слушая проповедь отца Ансельма о невзгодах, которые даёт нам Господь, чтобы укрепить нашу веру и дух.
Отец Ансельм был высоким, жилистым человеком лет пятидесяти. У него были редкие светлые волосы и голубые внимательные глаза. Каждое утро он нёс службу в семейной часовне графа де Бельфора, а затем шёл в сельскую церковь, где «врачевал» души простых людей. Утренние службы там обычно проводил отец Бетрам – полноватый, весёлый человек с чёрными живыми глазами и густой тёмной шевелюрой.
После службы отец Ансельм принёс мне свои соболезнования, увидев мой траур. Он так же поинтересовался, как я нахожу свой новый дом. Пока я впитывала приятные слуху моего дяди и иным уроженцам сего края слова, мой опекун постарался быстро рассказать обо мне:
– Вот, мадемуазель погостит у меня до лета, а потом хочу мужа ей хорошего сыскать. А сейчас пусть отдыхает: гуляет, рисует… В общем, развлекается, как и все девицы.
– О, дочь моя, вы рисуете? – глаза отца Ансельма задорно заблестели.
Я кивнула, а мой дядя, желая выставить меня перед местными жителями в ещё более лучшем свете, утвердительно добавил:
– Замечательно рисует, картины как живые!
Затем отец Ансельм попросил разрешения взглянуть на имеющиеся эскизы. Спустя десять минут после того, как Мод принесла папку с зарисовками, священник выказывал восторг, перебирая листы бумаги:
– Вас послало нам само провидение Творца!
Заметив мой удивленный взгляд, отец Ансельм объяснил мне причину сей радости. Оказывается, каждое Рождество все церкви графств Прованса представляют на суд местной знати и всего честного люда гобелены на религиозные сюжеты. Увы, приход графства моего дядюшки ни разу не побеждал в этом негласном состязании. Гобелены оценивал какой-либо званый гость из столицы – в этот раз сей труд должен был оценивать представитель самого кардинала Ришелье. Работу победителя увозили в Париж, где чудное творение украшало одно из особо посещяемых коленопреклонных мест.
Теперь, после просмотра моих работ, кои были признаны прекрасными, мне было предложено заняться основой рисунка гобелена. В это время отец Ансельм пытался выбрать тему, пообещав, что в следующую пятницу озвучит сие нам – группе, состоящей из вышивальщиц, а также жён двух местных баронов, Клемана и Денуайе. Эти дамы были не знакомы мне, но встреча с ними была назначена на конец недели: дядя собирался дать небольшой ужин для своих друзей и их супруг.
Завтрак состоялся после службы в столовой комнате поместья дяди. Это был большой зал с огромным камином и длинным, массивным столом. Кроме нас с дядей за ним никого не было, поэтому я решила сесть поближе к нему, чтобы, не напрягая слух, вести беседу. Вскоре к нам присоединился управляющий и его жена, мадам Полин – полноватая, тихая женщина с чёрными, как смоль, волосами и зелёными задумчивыми глазами.
– Никогда не любил есть в одиночестве, поэтому Бернард и его очаровательная супруга всегда составляют мне компанию, – пояснил дядюшка, – Как видишь, мы тут особо не придерживаемся строгих правил этикета, у нас всё по-простому.
Я согласно кивнула и улыбнулась управляющему и его жене. Польщённые такой привилегией, они с удовольствием поглощали свой завтрак. Блюда также были простыми. Дома я привыкла к более лёгкой пище с утра: муссы, пирожные, булочки с маслом, паштеты – всё это было моей обычной пищей в первой половине дня. Также в нашей семье любили разбавлять меню чем-то ягодным, модным и вкусным. Так, раз в три месяца из Марселя заказывался мешок странных чёрных бобов, которые перемалывали, а рассыпчатый тёмный порошок варили до кипения. Напиток этот был горьким и терпким, его вкус казался странным для меня. Но с добавлением ванили он становился ещё более ароматным. Моя матушка обычно добавляла туда сахар, который продавался в аптекарских лавках. Тогда напиток становился невероятно приятным на вкус. Но у Антуана де Бельфора ничего подобного на столе не было. Меня ожидали крупные куски мяса, сыра, свежеиспечённый ржаной хлеб, засахаренные в меду груши и яблоки, а также пирог с фруктами. Благо, к мясу подали соус, иначе его жилистые и твёрдые куски было практически не проглотить. Из напитков пили сидр, который был довольно неплох, так же была предложена ряженка.
– Дорогая, бери ещё, тебе стоит поправиться, а то все решат, что я морю тебя голодом, – дядюшка подкинул мне в тарелку ножом пару кусочков мяса с основного блюда. Не желая спорить с ним по поводу моих форм, я попыталась съесть весомую добавку и не вывихнуть себе челюсть.
– Чем сегодня займешься, дорогая племянница? – спросил меня граф де Бельфор, отхлебнув креплёное вино из кубка, которое предпочитал с любым блюдом и в любое время суток.
– Я думала сделать набросок замка, подъехать поближе и получше рассмотреть… – неосмотрительно поделилась я своими планами.
Дядя сразу помрачнел и отставил в сторону тарелку с завтраком.
– Дорогая, лучше оставь сию затею. С хозяином замка надо быть настороже. Пренеприятнейший тип, – граф промокнул губы салфеткой, – Его родители подобным гонором не обладали: отец был довольно открытым и общительным человеком. Мать, правда, на всех смотрела с высока, но она много времени провела при дворе королевы, была статс дамой Марии Медичи, так что с этим мы тут вполне мирились. Но их сын… – дядя вздохнул, – Он был нормальным, жизнерадостным юношей когда-то: хорошее воспитание, образование, внешность на редкость удачная. Потом он некоторое время пропадал в Париже, говорят, был в центре нескольких пикантных скандалов, которые быстро замяла его мать. Затем, после очередной выходки, его отправили в Ла Фер, а тут уж он слонялся без дела да попойки устраивал. Потом у него был неудачный брак. Весьма неудачный, который сильно подкосил его, как и смерть родителей до этого. После брака, он лет на пять-шесть скрылся из своего замка. Уже тогда его действия вызывали вопросы: уйти в его возрасте в мушкетеры… Ну, не странно ли?! Хотя, в принципе, служба эта почётна, и на тот момент я поддерживал его выбор. Даже вставал на его защиту, когда соседи начинали слишком вольно разговаривать о нём. По мне, быть воином – это природа мужчины. После он вернулся, правда не один: привёз младенца, которого называет своим воспитанником. Ну, все мы имеем свои скелеты в шкафу, – вздохнул дядя, – Я-то думал, что он станет таким же радушным соседом, как Ангерран, его отец… Но потом все мы, дворянство Прованса, стали сходиться во мнении, что с рассудком графа есть проблемы. Нелюдим, избегает дам, со всеми холоден, выходки злые… И такое отношение ко всем, вне зависимости от статуса.
Дядя махнул слуге, и тот снова наполнил его кубок.
– Дорогая племянница, забудь про тот чертов замок, – добавил дядя, возвращаясь к еде.
– Но, дядюшка, этот граф… Он же не собирается стоять целый день возле дороги к своему замку и отпугивать каждого проезжающего? К тому же, я и подходить близко не буду: постою на пригорке, на нашей части земли.
Услышав мои доводы, граф де Бельфор пожал плечами, но согласился с их логикой. Однако всё же приставил ко мне Жиля, ради собственного успокоения. Дядя настоял, чтобы мне выделили гнедую кобылу, довольно опытную и спокойную, которая привыкла ходить размеренным шагом и принадлежала моей кузине Адель до её пострига в монахини.
– Незачем тебе гарцевать на жеребце. Ещё понесёт, и что тогда? – возмутился дядя, когда я попросила другую лошадь.
В прошлом норовистый жеребец Мавр чуть не угробил Маргариту, его старшую дочь. Только внимательный и быстрый грум, оказавшийся рядом, смог помочь; он успел поймать её, когда жеребец скинул девушку с седла. После этого кузина более не ездила верхом, предпочитая экипажи. Мою нынешнюю кобылу звали Даная. Довольно красиво для посредственной лошади.
В итоге, взяв с собой папку с рисунками и принадлежности для живописи, я тронулась в путь в компании Жиля.
– Сударыня, только не заходите на правую сторону дороги, которая ведет к замку. Там начинается земля графа, нашего соседа, – пояснил старик.
– Разве дорога не общая? Ведь она ведёт и до нас… – удивилась я сему факту.
– О, раньше считалось, что общая; старый месье граф никогда претензий не предъявлял, а сейчас настоящая головная боль экипажу проехать по дороге. Месье де Бельфор потому и дождался темноты, чтобы вы проехали, когда направлялись сюда. А днём вечно соглядатаи графа крутятся рядом с дорогой, – слуга сплюнул, видимо, имея личные счеты с этими «соглядатаями».
– Графу де Ла Фер нечем заняться? – удивлённо покачала я головой, – Тут все так пекутся о своих наделах?
– Нет, что вы, сударыня, остальные соседи – господа нормальные, довольно открытые и вашего дядюшку многие уважают. Так что проблемы только с этим напыщенным типом, – ответил старик, и пришпорил своего мерина.
Через четверть часа мы прибыли на место. Эта часть дороги была занесена толстым слоем снега, что свидетельствовало о том, что от нас, как и от шато Ла Фер, ещё никто не выезжал. Так же быстро был найден пригорок. Сугроб с помощью рук, сапог и метёлки, прихваченной из дома, Жиль быстро уничтожил, освободив мне место. Вид на замок был прекрасным: солнечные лучи удачно падали на его стены, кованые высокие ворота и арку при въезде. Достав папку, я вытащила чистый лист бумаги и извлекла одну графитную палочку из маленького бархатистого мешочка, привязанного к поясу моего платья. Сняв чёрные кожаные перчатки и подышав на пальцы, чтобы согреть их, я начала рисовать, периодически меняя свою позу, чтобы более точно и удачно отобразить тени на рисунке. В это время Жиль стоял с мерином и моей лошадью, отчищая их копыта от снега.
Так незаметно прошел час. Я была сильно погружена в своё занятие живописью, хотя чувствовала, что пальцы начинают коченеть от холода. Периодически налетали сильные порывы ветра, так что изредка мне приходилось придерживать свой чёрный бархатный берет. Оставались последние штрихи, которые завершили бы рисунок полностью, как вдруг слуга подбежал ко мне и со страхом в голосе произнёс:
– Сударыня, сюда едет граф с людьми, нам лучше удалиться!
Я оторвалась от рисунка и посмотрела, куда указывал Жиль. В нашу сторону, от лесного массива, располагавшегося на земле графа де Ла Фер, неслась небольшая группа всадников. Они приближались стремительно, не оставляя нам шанса отбыть в противоположную сторону. Вскоре от группы отделился человек на белом жеребце. Он подъехал к части дороги, принадлежавшей своенравному графу.
– Это сам граф! – прошептал Жиль; казалось, старик хотел слиться с лошадью, что он держал под уздцы.
Делая вид, что занята рисунком, я стала внимательно рассматривать мужчину, но не слишком очевидно для него. Однако краем глаза я заметила, что он так же внимательно рассматривает меня. Он молча стоял, изучая черты моего лица и, видимо, стараясь угадать очертания фигуры под широкой чёрной накидкой, позаимствованной мной из гардероба третьей и последней моей тётушки.
Вышеупомянутый граф вовсе не был таким, каким ранее его нарисовало моё несколько бурное воображение. Я представляла его огромным здоровяком, агрессивным, с чёрными лохмами и бородищей, с поросячьими, раскрасневшимися, злыми глазками, крупными и небрежными чертами лица, как у побирающихся юродивых. И, непременно, одетого во всё чёрное. Конечно, можно было сразу понять, что сие представление ошибочно, иначе бы такой урод вряд ли нравился дамам. А граф определённо имел у них успех, раз был в центре пикантных скандалов по молодости.
Сидящий на коне мужчина был на редкость красив и статен. Он не был исполином, но рост, всё же, был немного выше среднего. Судя по его фигуре, в своё время граф имел сильные физические нагрузки; не было даже намёка на ожирение, тело было прекрасно развито и подтянуто, прекрасная осанка так же свидетельствовала о военной выправке и увлечении фехтованием, как у большинства людей с подобными интересами. Кожа его была слишком бледной, в чём мы с ним были схожи. Черты лица – благородные и приятные взору, а карие глаза были наполнены вниманием и выразительностью. На вид мужчине было не более тридцати пяти лет. Из-под шляпы, украшенной белыми перьями, виднелись коротко подстриженные тёмные волосы; по всей видимости, мужчине были не по нраву причёски с удлиненными локонами. У него была аккуратная тёмная испанская борода – эспаньолка. Он был облачен в светло-серый плащ, подбитый мехом, и коричневый, как штаны и ботфорты колет. Однако, при таких внешних данных, лицо его не выражало ничего, кроме холодного спокойствия и безразличия.
Наше молчаливое изучение друг друга длилось минут пять, и уже становилось не совсем уместным, когда, наконец, он заговорил:
– Добрый день, сударыня. Позвольте узнать, кто вы и что здесь делаете? – голос звучал спокойно, мелодика его была даже приятна слуху.
Я сделала книксен, уместный для графа, но не более. К тому же мои ноги сильно замёрзли, посему, к моему стыду, элегантным он явно не вышел.
– Добрый день, месье, меня зовут мадемуазель де Бельфор и я занимаюсь живописью…
Я старалась говорить ровно и уверенно, хотя, заметно побледневший слуга, сопровождавший меня, буквально застыл в ужасе, словно вблизи увидел демона.
– Позвольте узнать, что вы рисуете?
– Ваш замок, – ответила я, слегка пожав плечами, не видя в этом ничего дурного.
– Но позвольте, сударыня… Я не давал вам разрешения переносить его на холст. И уж точно сие не заказывал вам.
– Месье, я рисую то, что вижу и нахожу красивым. Я не лезу в ваш замок и переношу на бумагу лишь только его очертания. Боюсь, никто мне не может этого запретить, даже вы. Что же о заказе, то мне нет нужды рисовать на заказ. С этим обратитесь к художникам, которые промышляют сим прекрасным видом заработка, для меня это не более, чем просто увлечение.
– Вы находите красивой эту груду старых камней? – неоднозначно усмехнулся граф, – Сударыня, у вас испорчен вкус.
Я вновь пожала плечами, явно не желая развивать дискуссию, чего, напротив, и добивался мой собеседник. К этому времени его сопровождающие подъехали ближе, и на сёдлах большинства из них я заметила закреплённые арбалеты. Скорее всего, они возвращались с охоты, но, судя по отсутствию дичи, не удачной.
Я убрала рисунок в папку, к остальным эскизам. Граф внимательно проследил за моими действиями. Он явно заметил наличие толстой стопки рисунков в чёрно-белых тонах. Пока я закрывала папку, надевала перчатки и поправляла капюшон накидки, Жиль, незаметно для меня, уже вскарабкался на своего мерина, видимо, надеясь, что я заберусь на лошадь самостоятельно. Такое продолжительное присутствие графа и его людей на столь близком расстоянии, окончательно выбило слугу из обычной его колеи, отчего старик невероятно разнервничался. Как довелось узнать после, виной тому было браконьерство Жиля в лесах графа, и мрачный хозяин ни раз устраивал на таких ушлых слуг и их хозяев облавы. Но на тот момент я сего не ведала.
Всё произошло через чур внезапно: граф выхватил из-за поясной кобуры заряженный пистолет, и выстрелил вверх. От испуга Даная встала на дыбы, взметнув копытами в воздух целый сугроб, который, опав, припорошил меня полностью. Я замерла, оглушённая выстрелом, крепко прижимая папку к груди. Но если Даная лишь всполошилась и заржала, то бурый мерин тут же понёс Жиля, точно молния. Животное явно не разбиралось в юридических законах графств, потому как взяло курс прямо на середину дороги, так и понеслось в сторону нашего имения. Но проносясь мимо свиты графа, Жиль был лихо выбит из седла двумя молодчиками. Упал старик в сугроб уже на графской земле.
– Что же это у нас? Надо же, нарушители; один убежал, а другой упал прямо к моим ногам, – спокойно и непоколебимо произнёс граф.
Его люди стояли с такими же равнодушными и каменными лицами, как и месье де Ла Фер. Двое слуг вытащили Жиля из сугроба и подтащили к своему хозяину.
– А, месье, ворующий мою дичь, – граф посмотрел в испуганные глаза слуги моего дяди, – Я думаю, что данному господину понравится в моих темницах, где он будет пребывать до и в процессе судебной тяжбы по нарушению границы.
– Вы не посмеете! – не подумав, выпалила я.
– О, сударыня, посмею, ещё как посмею. Ваш слуга нарушил закон, причём нарушал его и ранее, не единожды. Он понесёт наказание. Хотя, не спорю, сырые темницы могут и убить его.
– Он ведь просто старик, почему бы вам его не отпустить? – попыталась я воззвать к человеческим крупицам его души, – Если он нанёс вам ущерб, то мой дядя возместит его, я уверена! Просто назовите сумму, пришлите ему счёт…
– Что ж, мадемуазель, вы уговорили меня. Я же не зверь всё-таки… убивать беспомощного старика. Но в данном случае я готов заключить сделку с вами.
– Со мной? – я удивленно посмотрела на него, – И что же вы хотите?
– О, ничего неприличного. Всё довольно просто: вы отдаёте мне ваши рисунки, причём, все.
– Но там личное, я не могу вам их отдать!
С леденящим ужасом я вспоминала, что в стопке рисунков, что он потребовал, лежали портреты родителей, братьев, эскизы интерьера моего замка, сада… Места, дорогие моему сердцу, те воспоминания, что были важны для меня.
– Ну, замок это тоже личное, но вам сие не помешало молча его рисовать, – возразил мне мужчина, – Неужели вам не жалко этого старого человека? Мои слуги не любят воров, как и я; могут втихомолку избить его в камере… Да всякое может случиться с ним в моём замке.
Жиль тихонько и жалобно всхлипывал, согнувшись почти что пополам, и обхватив рёбра. Огромный синяк расплывался у него на скуле. Я потихоньку подошла к краешку дороги. Взглянув на папку в последний раз, я вздохнула и протянула её всаднику. Мужчина усмехнулся и спешился. Он подошёл к своему краю и его цепкие пальцы схватили папку. Однако, не желая расставаться с дорогими сердцу вещами, я не могла быстро выпустить её из своих рук. Граф медленно стал притягивать папку к себе, вместе со мной. Мой ничтожный вес никак не мог воспрепятствовать этому, поэтому медленно, загребая снег сапожками, я стала скользить в сторону его части дороги. Вдруг в моей голове вспышкой пронеслось осознание, что если я окажусь в его владениях, то меня вместе с Жилем легко могут упечь в подземелье, и даже потребовать выкуп у дяди. Я очнулась, как ото сна, и, всхлипнув, разжала пальцы. Но мгновением раньше месье де Ла Фер дёрнул папку на себя, и от этого я отлетела в глубокий сугроб на своей стороне. Это произошло довольно резко и неуклюже. Нахмурившись, граф посмотрел на меня:
