Текст книги "(Когда) я буду с тобой (СИ)"

Автор книги: aiharen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

– Конечно, – милостиво кивнул архистратиг, не повернувшись даже к доктору. – Не смею вас больше задерживать.

– Мерзкий тип, – в полголоса произнёс Коулз, когда де Шати покинул их общество.

Смотрящий в спину архистратигу проходчик согласно кивнул. Как его с таким характером вообще в проходчики взяли? Хотя, вполне возможно, таким он стал только после того, как прошёл операцию. Или жизнь в «верхах» общества так изменила де Шати?

– Я помню его ещё во-о-от таким, – Церик опустил руку на уровень колена и улыбнулся уголками губ. – Он был… мнэ-э… очень непоседливым ребёнком. И уже тогда… как бы это сказать… мнэ-э… отличался от своих сверстников. Как же летит время! Но вам… мнэ-э… молодой человек, конечно же неинтересно… мнэ-э… слушать россказни старика?

– Мне хотелось бы послушать, каким был господин де Шати до того, как стал архистратигом, – качнул головой Рэд, неосознанно оборачиваясь назад. – Да и про канцлера Грэма вы, наверное, многое знаете?

– Многое, молодой человек. Многое, – как в трансе закивал доктор Коулз. – Раз так… У нас будет… мнэ-э… время, пока эта скиргова махина производит анализ. Мы как раз почти дошли! Прошу вас… мнэ-э… прошу. Вот и кабинет!..

По светлым тонам комнаты невозможно было догадаться, что помещение является камерой. Удобная широкая кровать, большое окно, пара мягких глубоких кресел, книги на столе.… Из общей картины выбивалась только железная дверь с заслонкой, и очнувшийся Грегори далеко не сразу сообразил, где он находится.

Плечо тянуло, но обработавшими рану медиками на прикроватной тумбочке предусмотрительно были оставлены таблетки и бутылка воды. А на столе – поднос с едой. Правда, при одной только мысли о ней к горлу подкатывал ком, поэтому утруждать себя и вставать Вериа не стал, устроившись сидя.

Дверь отворилась удивительно тихо, и в комнату вошёл священник, что было ясно по его одежде – белой сутане и сиреневой широкой ленте на плечах[1], расшитой серебром. Если бы не это, Грег принял бы мужчину за наёмника или солдата, слишком говорящими были проходящий через левый – явно искусственный – глаз шрам и походка. Длинные волосы, собранные в тугую косу за спиной, тоже не совсем подходили образу святого отца. Насколько Грегори знал, священнослужители стриглись коротко. Дождавшись, пока за ним закроют, гость кивнул своим мыслям и отошёл от входа, задержался взглядом на подносе с едой и только после этого повернулся к доктору Вериа.

– Рад, что вы очнулись, доктор Грегори. Меня зовут Винсент, очень приятно, – приветливо улыбнулся мужчина. – Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?

Грегори поморщился. Чувствовал он себя отвратительно, но говорить вслух этого не стал. И так было понятно, что недавнее ранение и нахождение под стражей не приносили ему радости. Ох, знал ведь! Знал, что нельзя так опрометчиво подставлять спину сумасшедшему мальчишке, но подставился-таки. Тетеря глухая…

– Я могу узнать, как долго меня здесь продержат? И можно ли сюда принести хотя бы пачку сигарет?

– Как только канцлер Грэм решит, что вас можно отпустить – вас отпустят.

– Вы мой надзиратель, я так понимаю? – хмыкнул Вериа.

– Нет, я ваш гость. Мой друг попросил посетить вас, сам он, – священник вынул из кармана цепочку с часами и недовольно покачал головой, – не имеет возможности навестить вас.

– Я знаю вашего друга? – Грегори нервно посмотрел на дверь.

– Если бы не он, вас бы здесь не было, – Винсент опустился в одно из кресел.

– То есть вы говорите о?..

– Тс-с, – священник приложил палец к губам и лукаво улыбнулся. – Проявите немного терпения, доктор Грегори.

– Ваше нахождение здесь не покажется подозрительным? Где-то здесь должны быть камеры, верно?

– Быть может, вы желаете покаяться в содеянном? – Винсент выпрямил спину и осенил святым знамением доктора, прищурившись на один глаз. – Я священник, не забывайте. А камеры не записывают звук, так что любому со стороны наш разговор покажется беседой святого отца и верующего человека.

– А заранее вы индульгенции выдаёте? – со смешком полюбопытствовал Грег.

– Всё-таки хотите прибить мальчишку? – мужчина задумчиво прикусил кончик выбившейся из косы пряди, внимательно смотря на Вериа. – Вас можно понять…

– Так ваш друг это?..

– Именно, – коротко кивнул священник. – Прошу вас, не таите на него злости или обиды. Он несколько резок и импульсивен, несдержан, хоть и пытается скрыть все свои чувства под маской безразличия… О чём это я! Вы же сами провели с ним немало времени и могли заметить.

– Мне кажется, – взгляд Грегори упёрся в шрам Винсента, – вы и сами далеко не тот, кем пытаетесь казаться.

– Вас не обмануть, – хохотнул он в ответ. – Вы правы, моя жизнь была далека от Его заветов, но все мы имеем шанс на искупление и милость Возвышенного.

– А также высокий сан и тёплое местечко в Центре?

– Вы об этом? – улыбка сбежала с лица святого отца, как только он коснулся атласной ленты, вернувшись далеко не сразу. – Не стоит говорить так, не зная всех… причин. Я надеюсь, что слово Его рано или поздно достигнет и вашего сердца, доктор Грегори. Я вынужден откланяться, меня ждут дела. Но уверен, вам скоро разрешат покидать комнату. Советую посетить оранжерею на двадцать седьмом этаже. Выздоравливайте.

– Всенепременно, – поджал губы Вериа, провожая взглядом священника.

Хрупкая девичья фигурка в белом платье сидела за роялем. Её тонкие руки порхали над клавишами, ресницы полуприкрытых глаз едва заметно дрожали, тело наклонялось к инструменту в такт музыке, нога в аккуратной туфельке плавно нажимала на педаль. Пианистка, казалось, слилась с мелодией настолько, что даже забыла дышать, мягкими касаниями пальцев создавая причудливую вязь звуков.

Сидящие на диванах гости слушали её в тишине – кто-то откинулся на мягкую спинку, вкушая музыку; другие перебирали пальцами, словно касались клавиш; третьи внимательно следили за девушкой. Логрэд замер с поднесённой ко рту чашкой, чуть касаясь губами белого фарфора, и смотрел куда-то сквозь пространство. Сидящий по правую руку отец Райт смотрел на мальчишку с нескрываемой ехидной улыбкой – священник, наверное, был единственным в зале, кто пришёл сюда не за музыкой.

– Леди Аравеста, вы неподражаемы! – вскрикнул какой-то мужчина, как только бледные ладони девушки легли на колени. – Скажите нам, как называется это произведение?

– Капель, – звонкий воздушный голос Адарэль Аравесты был похож на её музыку.

– Сыграйте же ещё, милая, – украдкой вытирая слёзы, взмолила пожилая женщина, занявшая кресло в стороне от всех.

– Я думаю, – Винсент поднялся со своего места, с сожалением отметив, что никаких эмоций на лице Рэда так и не появилось, – леди Ада немного устала. Почему бы нам не дать отдохнуть ей некоторое время?

– Отец Райт, я слышала, это вы были учителем леди Адарэль. Почему вы не преподаёте больше? Я уверена, ваши навыки помогли раскрыться таланту леди Аравесты! – скрыв половину лица веером, женщина в тёмно-синем бархатном платье одарила святого отца томным взглядом.

Нарая Йор, вспомнил её имя священник. Двадцать пять лет, и до сих пор не замужем. Что странно, учитывая приданное и историю семьи… Связь с ней может оказаться весьма полезной.

– Вы правильно сказали, я лишь помог раскрыться таланту. Моей заслуги здесь нет ни капли, – рассмеялся Винсент. – Господин Вэрс, вы же поэт, если я не ошибаюсь? Быть может, прочитаете нам несколько строк своего сочинения?

Названный мужчина растерянно кашлянул и забормотал что-то невнятное, ссылаясь на неподходящее настроение и отсутствие текстов, которые он, увы, не помнит наизусть – их слишком много, поди упомни все!

– Логрэд, вы же тоже сочиняете стихи, верно? – Нарая сложила веер и обворожительно улыбнулась проходчику.

Присутствие проходчика – и не абы какого, а первой ступени, да ещё такого хорошенького! – вызвало фурор на вечере искусств. Многие пытались начать разговор с ним, но дальше двух-трёх коротких фраз дело не заходило. Положение спасал Винсент, не отходящий от Рэда ни на шаг и отвечая на все вопросы любопытных особ. Да, волосы раньше были светлые, пришлось покраситься из-за задания. Да, на целых полтора года. Нет, подробности раскрывать нельзя – государственная тайна. Нет, что вы, с ним ничего там не случилось, он всегда такой молчаливый. Вы что, как можно! Не оскорбляйте юношу. Да, среди проходчиков встречаются монстры, но мой друг нисколько не похож на них…

– Стихи? – медленно повернулся к ней Логрэд, возвращая чашку на блюдце.

– Да-да! – поддержала какая-то совсем юная особа. – Я слышала, множество проходчиков использует такой метод для чего-то в бою…

– Для концентрации, – решил блеснуть эрудицией кто-то из гостей. – Некоторые сочиняют стихи, кто-то считает в столбик, другие повторяют молитвы.

– Но это же в бою! Будет сложно, наверное, вот так, перед публикой…

– Сложно? – хмыкнул проходчик и подошёл к роялю. – Ада, будешь добра?

– Всё что угодно, – смущённо улыбнулась леди Аравеста, поднимая руки над клавишами.

– На твой вкус.

Логрэд никогда не запоминал своих стихов. Прочитал – забыл. Они были нужны лишь в сложные моменты, чтобы унять боль, не дать безумию захватить разум. Но иногда музыка вела его точно так же, как вела ярость боя. Нужно было только закрыть глаза, погрузиться в звуки, поймать ритм.

Вдох.

Мне кажется, можно ослепнуть

От веры,

От ветра,

Что бьются меж сомкнутых пальцев.

Что-то такое и вправду билось между ними. Или это всего лишь собственное сердце? Будто бы метроном, звучало во всём теле, превращая ноту в букву, такт – в строчку, а потом, сама собой, возникала строфа.

Я в жизни не был боголепен,

Не возведён в кавалеры

Иль сэры,

Я – вечный скиталец.

Мелодия звучала по-светлому грустно, вела за собой. Но Логрэд чувствовал и другое – она изменится, вот-вот изменится, повернётся другой стороной и тогда…

И в волосах моих – пепел,

И руки с запахом серы,

Я назван был изувером,

Убить меня сотня сотен мечтали.

Душа моя в древнем склепе,

Без толики граций манеры,

А смерть – лишь полумера

И не спасёт от печалей.

Выдох. Затишье. Неужели ошибся? Конец? Нет. Не мог ошибиться. Он много раз слушал игру Адарэль, он успел её выучить вдоль и поперёк, препарировать на составляющие. Она сама любила импровизировать, но чувство локтя, такое полезное там, в бою, помогало и здесь. И злость вдруг отчего-то началась рваться наружу, а вместе с ней и слова – бездумные, колкие, хлёсткие. Рэду показалось, что пальцы Ады стучат не по клавишам, а по его спине, заставляя лёгкие двигаться в бешеном ритме.

Будь проклят отец Райт, вытащивший его сюда! Почему нельзя оставить в покое? И эти люди… смотрят, глотают слова. Не надо было видеть их – он кожей чувствовал их внимающие лица.

Похоже, Аравеста почувствовала, что ещё немного, ещё чуть-чуть – и проходчика невозможно будет остановить. Точка. Длинная пауза. И – кода.

Я – гость ваш, я – тень за окном,

Я пробираюсь в ваш радостный дом,

Чтоб омрачить ваше веселье.

Я – что горгулья над капителью,

Я, ваш убийца, стою за окном.

Вам хочется, чтобы я был лишь сном,

Но вы уже стали моей целью.

Я буду вам утешительной колыбелью

И в воздухе растворюсь ночном.

Логрэд открыл глаза. Несколько долгих мгновений он ощущал, как что-то внутри него сжимает внутренности, кромсает и режет их. По инерции проходчик всё ещё дышал быстро и отрывисто, ему хотелось куда-то бежать, выхватить шпагу и…

Его взгляд встретился с лукавым взором Винсента. Скиргов священник. Добился-таки своего, вытащил на свет чёрную избитую душу проходчика, и теперь радуется полученному трофею как мальчишка в тире. Только зачем всё это?

– Вы бы не отстали от меня? – со вздохом шёпотом спросил у святого отца Логрэд, когда вернулся на своё место. – Именно для этого притащили меня сюда?

– Я не виноват, что только так тебя можно хоть как-то расшевелить, – Райт пододвинул чашку к проходчику. – Когда ты собираешься закончить начатое?

– Марк обещал раздобыть всё необходимое, доктору не помешает немного прийти в себя…

– Не увиливай. Ты знаешь, о чём я.

– Через пару дней, я думаю. Максимум – к концу недели.

– Ты затеял опасную игру, мышонок, – скрестив руки на груди, Винсент стал крутить между пальцев кончик косы. – Не боишься?

– На моей стороне вы, с чего бы? Наши с вами планы не пересекаются, я даже хочу вам помочь. Главное, чтобы прекрасная Люси не встала между нами.

Священник усмехнулся. Де Шати мастерски умел возникать там, где его ждали меньше всего.

– Люси это может. Ну что же, тогда мне стоит поратовать за нашего гостя перед Грэмом?

– Это дело отдали генерал-майору.

– О! – глубокомысленно изрёк отец Райт. – Что же, тогда стоит устроить встречу на троих? Хотя с Миртом договориться не так уж и сложно, я почти завлёк его на свою сторону.

– Вы точно священник, а не один из Извечных? – на всякий случай спросил Рэд.

– Даже Извечные могут припасть к Его мудрости и внимать Его слову. Так что не исключено. Но давай вспомним, зачем мы здесь. Я не теряю надежды спокойно послушать Аду.

Логрэд пожал плечами и отвернулся от священника. Он до сих пор не понимал, зачем тот притащил его сюда.

Быть может, в качестве аксессуара или ручной собачки?

__________________________________________________

[1] В Церкви Возвышенного нет титула, аналогичного титулу Папы, руководство лежит на плечах тринадцати кардиналов. Белую сутану разрешено носить только кардиналам и епископам, отличие заключается только в ленте на плечах – у первых она красная, а у вторых фиолетовая с золотым или серебряным шитьём.

Комментарий к V

Полностью стихотворение Логрэда выложено здесь: https://ficbook.net/readfic/5992790/15375502

========== VI ==========

VI

Вся его сущность дрожала в трепетном экстазе при каждом новом шаге, с которым тяжёлый бархатный балдахин кровати становился ближе. Погружённая в полумрак комната плыла перед взором – то ли из-за ароматических жасминовых свечей, то ли из-за предвкушения близкой встречи. Не видя перед собой ничего, кроме откинутой в сторону тёмно-бордовой ткани и белого тела на скомканных простынях за ней, он ступил ногой в серебряное блюдо с фруктами, оставленное кем-то из почитателей, и к удушливому туману комнаты добавились сладкие нотки гнили. Подношение, судя по всему, оставили не меньше недели назад.

– О Прекраснейшая, – в полубреду шептали искусанные в кровь губы, – о Мудрейшая! Нагадай же мне, нагадай – кровь с вином смешай и к богам взывай. Нагадай, нагадай! Снизойди до раба, снизойди. И себя, всю себя подари! И сгори, со мною сгори, жалкой жизнью играя…

Скрюченные непослушные пальцы вцепились в мягкую белую кожу – одним рывком он настиг женщину за балдахином. В ответ не раздалось ни стона, ни всхлипа, только прерывистый вздох, всего лишь на четверть тона громче мерещившегося ему дыхания.

– Твоя любовь окрыляет, твоя любовь возвышает, – бормотал мужчина, приникая губами к плечам, шее, груди Прекраснейшей, – твоя любовь отравляет, твоя любовь убивает…

Нет, то был не вздох, запоздало понял он, в ужасе отшатываясь от уже бездыханного, стремительно холодеющего тела. Его собственное тело оцепенело, ему не хотелось верить в происходящее. Она не могла быть мертва! Или… могла?

Люсьен де Шати резко сел на кровати, закрывая ладонями лицо. Кровь стучала в висках яростно, шумно, заставляя уголки глаз непроизвольно дёргаться; чьи-то сильные руки стягивали на шее удавку, и мужчине на секунду почудилось, что за его спиной стоит господин Кошмар, а госпожа Смерть совсем скоро примет несчастную душу в свои объятия. Но прошло несколько минут, и остатки сна развеялись без следа, горьким послевкусием оставшись на губах. Де Шати помянул Извечных, прикладывая платок с тумбочки к носу и запрокидывая голову – никакого послевкусия и не было, солоноватая кровь и вправду стекала из носа, яркими пятнами украшая перину.

Дверь смежной комнаты отворилась тихо, и вошедшая могла остаться незамеченной, если бы не возникший сквозняк. Зябко поёжившись, Люсьен дотянулся до висевшего на спинке кровати халата и накинул его на плечи. Вот она, стоит перед ним – живая, верная. Ненастоящая, не та, что во сне – прекрасная, но не Прекраснейшая; мудрая, но не Мудрейшая. Однако – Предвидящая. Принадлежащая целиком и полностью только ему. Ни Грэму, ни Винсенту, ни проклятому мальчишке Логрэду…

– Плохой сон, мой господин? – Не голос – сладкий нектар из рук самого Возвышенного.

– Иди сюда, – ласково улыбнулся мужчина, нежно обнимая хрупкую черноволосую девушку. – Помоги забыть мне его…

– Господин хочет ещё одно Предсказание? – с трудом она дотянулась до кувшина, смочив платок и принявшись вытирать лицо де Шати.

– Глупая, – усмехнулся он, – глупая Предвидящая…

– Спаси меня!

Она тянет меня за собой, не отпускает, не даёт сделать и шагу. Слёзы подступают к глазам, мне хочется реветь в голос, мне хочется убежать и забиться в угол – туда, между крайней лавкой и стеной, откуда не будет виден этот зловещий свет витража над кафедрой. Большого, красно-жёлто-оранжевого витража, через который светит полная луна. Такая же кроваво-алая, я знаю.

– Спаси меня! – её голос ломается, её терзают демоны – не настоящие, нет. Внутренние.

Я пытаюсь вырваться из её рук, я не хочу спасать её. Мне страшно. Мне больно. От её слов, от слёз в серых глазах, от взъерошенных чёрных волнистых волос, от красных теней витража, бродящих по её белокожему телу в разодранном платье.

– Почему ты не спас меня?!

Возвышенный, сколько же укора в этом движении губ, в этих звуках, в этом тоне, в этой гримасе на лице! Пожалуйста, ради всех святых, ради твоей любви ко мне… Я… не могу спасти тебя. Мне страшно. Моё место там – в углу. Что я могу сделать? Что я мог сделать?

– Убей меня! – Это просьба? Или уже – приказ?

– Я не виноват! – вырывается у меня истошный вопль. – Я не мог сделать ничего. Оставь… оставь меня! Всё, что захочешь, только оставь меня!

Всё тело мелко дрожит, я хочу уйти, но – не могу, не могу, не могу… Надо бежать! Спрятаться. Остаться одному. Туда, в вожделенный угол. Там не будет её. Никого не будет. Даже меня. Ни-ко-го.

– Убей меня! – повторяет женщина, отталкивая меня.

В руке – револьвер. Я знаю, что барабан забит полностью, что даже если… даже если промахнусь, у меня будет ещё одна попытка, ещё один выстрел. А если вдруг расстреляю вхолостую его полностью, мне подадут новый. И так будет до тех пор, пока я не выполню её просьбу-приказ.

Не могу! Не могу, не могу, не могу… Не хочу. Не стану я этого делать.

– Я… приказываю тебе. Убей меня.

Рука против воли поднимает пистолет, взводит курок и стреляет. Вот так вот просто – без трепета, без страха, без чувства вины. Это делаю не я. Это всё моя рука, слова женщины и приказ.

Мне хочется кричать. Мне хочется метаться от стены к стене, взывать ко всем Извечным. Но получается только свернуться клубком на шершавом каменном полу и стонать, рыдать от безысходности, проклиная всех и вся. Я готов продать собственную душу – она же есть у меня, правда?! – готов заключить сделку с кем угодно, только бы обратить время вспять.

А она спокойно делает шаг назад – к кафедре, где лежит ровный густой мрак, за красный круг тени витража на полу. И я, захлёбываясь, тяну к ней руку – нет, не ту, которая так послушно выполнила приказ, другую, – кричу что-то невнятное. Чтобы она вернулась, чтобы она не уходила, что я могу ей помочь, что можно исправить всё.

Но что я могу исправить? Что я мог бы исправить, если не желал ей помочь?

И снова – забытье. Зарево пожара. Удушье.

Одиночество.

Проклятый священник задерживался. И ладно бы, только один он – неприятно, досадно, но терпимо. А тут ещё и генерал-майор запропастился, обычно отличающийся уникальной пунктуальностью.

Задумавшись, мужчина неосторожно наклонил чай к губам и обжёг их. Грэм с шипением отставил чашку обратно на стол, вызывая мимолётную улыбку де Шати, расположившегося с бокалом вина у панорамного окна. Цветущий вид архистратига добавлял масла в огонь, доводя Нортона до точки кипения – вроде и нагрузил главнокомандующего проходчиков выше всякой меры, вроде и выдал несколько личных сложных заданий, а поди ж ты! Совсем нервы к Извечным полетели, господин Верховный канцлер. Что же вы так, в самом деле… Грэм мысленно усмехнулся и усилием воли взял себя в руки, заталкивая гнев и нетерпение подальше в уголки подсознания.

Радостные вести тоже были. Утром заходил доктор Церик с анализами мальчишки и данными исследований лаборатории северного Предела, ситуация же на границах постепенно исправлялась – может быть, какой-то сезонный сбой был из-за бури за Стеной? – и людей неожиданно стало хватать, несмотря на потери. Да и в ходе мимолётного разговора с епископом Райтом выяснилось, что предстоящие планы ничто не нарушает. И можно было бы наконец-то хоть частично расслабиться, переложив большинство застрявших костью в горле проблем на плечи приближённых, если бы не одно «но» в лице Грегори Вериа. Старого знакомого, надёжного друга, но всё-таки – гостя извне.

– Так значит, вы давно знали о том, что в нашей империи завёлся кто-то посторонний? – рассматривая игру бликов гранатовой жидкости в бокале, поднял брови Люсьен. – И ни с кем не делились этой информацией? А если он прибыл сюда не один? Или, что ещё хуже, это не просто дружеский визит, а целое вторжение?

– Столь деликатный вопрос требовал определённых мер. Я поручил его тем, кого посчитал способными справиться с задачей, – спокойно ответил канцлер, взяв со стола серебряный портсигар. – Вы имеете что-то против?

– Нисколько, – обворожительно улыбнулся проходчик нулевого ранга, опираясь ладонью на эфес шпаги. – Только интересуюсь… так сказать, ситуацией в целом. Признаться честно, мне казалось, что подобный вопрос должны решать проходчики, как хранители границ Дженто, но никак не армейские псы или шавки вроде «Шакалов»[1].

– Вам не кажется, что генерал-майор в состоянии выбрать подходящих людей для порученного ему дела? – откинулся на спинку кресла Грэм и щёлкнул зажигалкой. – Повторюсь, вы имеете что-то против лорда Мирта? Или же моих решений и приказов?

Улыбка мигом сползла с лица архистратига, пуская на лицо заискивающее выражение. Де Шати обладал потрясающими актёрскими талантами, но его змеиные глаза всегда оставались равнодушными и пустыми, только вот заметить эту особенность могли далеко не все. К счастью, Нортон Грэм давно входил в число счастливчиков, коих обмануть Люсьену не удавалось ни при каких обстоятельствах.

Пожалуй, единственным, что мешало Верховному канцлеру сменить льстивого проходчика на посту кем-то другим, было устаревшее, однако всё ещё работающее правило Поединка в рядах желтоглазых, бывших вроде и в подчинении правительства, но и немного в стороне. Представителем нулевого ранга мог быть только один человек. А попробуешь вмешаться – прощай верная боеспособная единица в подчинении. Радовала мысль, что терпеть общество пригретой на груди гадюки оставалось считанные недели.

– Просим прощения за опоздание, лорд Верховный канцлер, – вошедший епископ поочерёдно низко поклонился Грэму и де Шати, занимая место возле камина.

– Просим прощения, – кашлянул в бороду коренастый мужчина.

– Как ваш глаз, генерал-майор? – обеспокоенно спросил Люсьен, разливая вино для новоприбывших.

– Вы весьма своевременно озаботились моим ранением, господин архистратиг, – хохотнул Мирт, и веко его правого глаза, покрытого белой роговицей, непроизвольно дёрнулось несколько раз. – Я уже год хожу с прекрасной меткой Извечных.

– С вами сложно пересечься, – виновато развёл руками архистратиг, – а званые вечера вы, кажется, вовсе не посещаете…

– К делу, лорды, – недовольно постучал пальцем по деревянному подлокотнику кресла Грэм. – Нам нужно решить вопрос о докторе Грегори. Как вы знаете, проходчик первого ранга, выполняющий секретное задание, вернулся не один, а с подарком. Ко всему прочему, озадачил нас двумя мёртвыми охранниками…

– Мне кажется, всем присутствующим здесь известно о настоящей причине отсутствия Н-42, – склонил голову к плечу де Шати, подходя ближе. – Он всё ещё не помнит, почему был изгнан?

Нортон медленно покачал головой, стиснув зубы. Вроде и время прошло, и сказали не прямым текстом, а болит. Всё ещё болит. Ничего, скоро он сотрёт эту слащавую улыбочку с лица де Шати и заставит молить о быстрой и лёгкой смерти. Но нет, такое счастье ему никто не подарит.

– Что говорит по этому поводу Церик? – нахмурился генерал-майор, принимая из рук Люсьена бокал.

– Кратковременный срыв в пределах нормы. Что сказать семьям убитых – просто и понятно. Но как быть с самим Рэдом?

– Доверьтесь мне, мессир Грэм, – священник, напротив, отказался от предложенного вина. – Думаю, только Возвышенный сможет помочь здесь.

Канцлер одарил Райта тяжёлым взглядом, впрочем, согласно кивая. Серые глаза, серые глаза, что же вы делаете… Почему же вы так похожи? Даже интонации!.. Но нельзя, нельзя показывать эту слабость, ни в коем случае. Не здесь и не сейчас.

– Воля ваша, ваше преосвященство. Тогда перейдём к вопросу о докторе Вериа.

В карету леди Адарэль забралась как можно скорее. Стоявшие у главной лестницы поместья родители её изрядно смущали, хотя Винсент и был довольно давно знаком с ними. Девушка забилась в угол, сбросив под соседнюю лавку ненавистные туфли.

– Чтобы я хоть ещё один, [цензура], один [цензура] раз участвовала во всех этих семейных мероприятиях! – тихо простонала она, ослабляя корсет.

– Это невежливо, Ада, – сурово погрозив пальцем ей, священник вышел из кареты, чтобы поприветствовать чету Аравеста и извиниться за вынужденную кражу их дочери – увы, именно в этот вечер леди Йор так хотела видеть Адарэль на своём званом вечере.

Раскланявшись с родителями, отец Райт вернулся в экипаж, застав Аравесту в тщетных попытках справиться со всевозможными завязками парадного платья, нисколько не стеснявшуюся попутчика. Только переодевшись в армейскую форму и скомкав роскошные завитые локоны в пучок, девушка счастливо выдохнула и затолкала тяжёлыми берцами ненавистный наряд подальше в угол.

– Как ты уговорил ту высокомерную дуру? – в руках ещё секунду назад бывшей похожей на ангела Ады появилась сигарета.

– У меня есть свои способы, – уклончиво ответил Винсент, потирая подбородок согнутым пальцем. – Ты не могла бы вести себя более… подобающим образом?

– Как все эти разукрашенные пустоголовые дамочки? Ну нет, спасибо, обойдёмся без этого. Достаточно того, что я терплю такое [цензура] положение дел только ради тебя, дорогой Винни.

– Тебя же никто замуж не возьмёт, – закатил глаза святой отец, недовольно морщась при виде сигареты между тонких пальцев девушки.

– Это [цензура] лицемерие, милый мой. То, что ты стал [цензура] священником, не даёт тебе права учить меня жить, – огрызнулась Адарэль. – А твой целибат не оставляет никакой [цензура] возможности брака по любви.

– Пожалуйста, Ада, хотя бы при других постарайся вести себя более сдержанно? – вымученно улыбнулся Винсент. – Общество «Шакалов» влияет на тебя не самым лучшим образом.

– Только за ночь любви, – оскалилась в ответ леди Аравеста. – А то о твоих навыках столько слухов ходит…

Отец Райт вяло махнул рукой, отчаявшись воззвать к голосу разума юной особы, и уставился в окно. Он был против двойной жизни Адарэль, но переубедить девушку ему никак не удалось – вбившая в голову идею наёмничьей жизни, Аравеста вовсю хорохорилась и начала вести себя весьма вызывающе. Священник всё ещё надеялся увидеть перед собой не грязно ругающуюся девицу, а чистую и светлую душу, из-за которой Винсент и ступил на нынешнюю стезю служения Возвышенному.

Аравеста же настолько хорошо успела изучить священника, что неустанно повторяла ему про склонность к красивой лжи и двойным стандартам, ведь Райт, по сути, мало чем отличался от неё – в восемнадцать сбежал из престижной семинарии, в которую с трудом устроили его родители, в двадцать сколотил отряд бандитов, постепенно ставший наёмничьим… Чем она была хуже него? Тем, что родилась женщиной? Подобное отношение злило её неимоверно. Правда, девушка весьма успешно её скрывала под личиной ехидства.

У железных ворот заброшенной усадьбы их уже ждали, и подходя, они услышали обрывок истории, эмоционально рассказываемой взъерошенным Марком:

– Ну и загнал он ключ на двадцатку внутрь бака. А там крышка бака в диаметре не больше пятнадцати, понимаешь? И вот после того у этого парня…

– А в чём мораль? – Логрэд выглядел весьма озадаченным.

– Мораль? – переспросил механик. – Да причём тут мораль! Нет её, зачем мораль? Я просто рассказываю тебе историю! Ты вообще слушал или как обычно, всё мимо ушей? О! Винсент! Ада! Как я раз вас видеть! Как ваши дела? Когда свадьба? Сколько детей планируете, признавайтесь? А можно мне подружкой невесты быть?

– Когда-нибудь я [цензура] тебе, Марк, – прошипел Винсент сквозь стиснутые зубы.

– Лицемерие, – кашлянув в сторону, напомнила Ада.

Перелезать через забор не пришлось, Райт открыл ворота ключом. При расспросах он признался, что усадьба раньше принадлежала дальним родственникам его знакомого, но после некоторых неприятных обстоятельств, вспоминать о которых священник не желал, дом достался ему. Внешне здание казалось более заброшенным, чем было внутри – по возможности Винсент всё-таки уделял внимание сохранению внезапно свалившегося на него наследства.

– А-а-а! – протянул изобретатель, многозначно поднимая вверх указательный палец, и его радостный возглас эхом прокатился по пустой прихожей.

– Что?! – уставились на него все.

– Я вспомнил, в чём всё-таки была мораль. Не подпускай подмастерье до серьёзных заказов! Что? Между прочим, очень важная мораль…

Рэд уже не слышал дальнейшую перепалку между священником и изобретателем, его вниманием завладели картины на стенах. Большая часть из них была скрыта под белой тканью, как и редкая мебель, но не портреты – висящие криво, в разбитых покорёженных рамах, с изрезанными лицами, с едва различимыми силуэтами. Откуда-то он знал, что ткань сорвана только с тех, где изображены люди. К горлу подступил противный склизкий ком, стоило проходчику увидеть единственный целый, расположившийся над каминной полкой. Смутно знакомая женщина из снов смотрела прямо, чуть опустив голову, будто бы желая скрыть просящуюся наружу улыбку, будто бы насмехаясь над ним. В её руках, в её чёрных смоляных волосах, у её ног, в узоре её платья – везде синие розы, которые не вызывали ничего, кроме ненависти, бывшие неуместно помпезными, ненужными для прекрасного образа ночной сильфиды. Их хочется вымарать, вырвать с холста, выкинуть в сточную канаву на окраине Нижнего города. Вместе с тем этот взгляд и эта улыбка давали ощущение покоя, радости и тепла, так давно не хватавших Логрэду. Диссонанс душил, мучил, впивался в сердце и лёгкие раскалёнными спицами, обхватывал голову обручем с длинными иглами внутри.