Текст книги "И отрёт Бог всякую слезу с очей их (СИ)"
Автор книги: add violence
Жанры:
Попаданцы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Эдвард становился мрачнее тучи: он понятия не имел, куда бы приложить собственные знания и умения, и совершенно не желал зависеть от девчонки-цыганки и зелёной козявки. Ал относился к этому спокойнее и собирался использовать тайм-аут для изучения библиотеки в доме Хайдрихов – как знать, может, это поможет ему определить, как выжить в этом мире?
Пока Ноа и Энви пропадали на работе, а Альфонс в библиотеке, Эдвард считал дни до возвращения Хаусхоффера и бесцельно бродил по улицам Мюнхена. Войдя в первое попавшееся кафе выпить кофе и перекусить, он увидел знакомое лицо.
– Если бы ты только знал всё!..
После Эд много думал об этом человеке и ощущал свою вину за его ужасную смерть. Тогда он ещё верил в фюрера и в справедливость. И если бы он и правда знал всё…
Человек поднял голову. Он определенно узнал в вошедшем Стального алхимика, мальчишку, чья голова была до отказа набита идеалами и иллюзиями. Юношу, который помог Хаусхофферу открыть Врата. Ледяной алхимик приподнялся и, поймав взгляд Элрика, жестом пригласил сесть к себе. Исаак не знал, согласится ли он, но попробовать стоило.
– Простите, – произнес Эдвард, сев за стол и опустив глаза.
– Ты ничего не знал, – вздохнул Исаак. – В произошедшем нет твоей вины.
Элрик поднял голову и упрямо посмотрел тому в глаза – он нисколько не изменился с того момента, как они виделись в Аместрисе в последний раз.
– Незнание не освобождает от ответственности, – в голосе Эда сквозила горечь.
– Ты можешь что-то изменить? – поинтересовался собеседник. – Нет? Тогда незачем ворошить прошлое.
Эдвард разглядывал человека из его родного мира и гадал: чего он хочет? Что знает? Как он здесь очутился?
– Вы хотите домой? – Эд прищурился, не ожидая правды.
Исаак горько улыбнулся. Он безраздельно скучал по родному миру, по потокам энергии, с помощью которых он управлял водой, но и этот мир стал ему не чужд. Он не хотел, чтобы здешние люди умылись собственной кровью. Не хотел оставлять Анну. Он был словно путник без дома, но его домом отныне были оба мира. И, потом, он не знал, что стало с Аместрисом, ждёт ли он своего заблудшего сына?
– Что стало с Аместрисом?
На лице у Эдварда заиграла теплая улыбка.
– Об этом вам лучше поговорить с моим братом, – проговорил он. – Он знает больше моего. Но гомункул больше не стоит во главе государства.
Он внимательно наблюдал за Исааком, на лице которого не дрогнул ни один мускул, но глаза… Глаза потеплели и наполнились искренней радостью.
– Прежде всего, – Ледяной посмотрел в глаза Эдварду, словно оценивая, стоит ли раскрывать перед них какие-то карты, – прежде всего я хочу не позволить этому миру утонуть в крови. А там, если выживу, конечно…
Он поджал губы и замолчал. Такие сообщники, как братья Элрики резко повышали его шансы на успех. А в том, что цели у них одни, он не сомневался – он помнил этих ребят ещё по Аместрису и был очень раздосадован обстоятельствами, в которых они были вынужденны столкнуться. Что его занимало, так это то, как в этом мире мог существовать Альфонс Элрик, живые доспехи, лишённые тела, но с прикрепленной к ним алхимией душой?
– Вы что-то знаете об обществе Туле? – решил взять быка за рога Эд.
Исаак предвидел этот вопрос – он был наслышан о братьях от Хаусхоффера. По всему выходило, что они, скорее всего, знают и о бомбе.
– Да, и даже был вхож в него, – вздохнул он. – Но в последнее время меня не зовут.
Ледяной задумался – говорить Стальному о Кимблере? Знает ли он вообще, что это за человек? Да и железных доказательств того, что Кимблер – это Багровый лотос, у Исаака не было.
– Не зовут вас – позовут меня, – ухмыльнулся Элрик. – Только вот Хаусхоффер куда-то уехал, вернётся – буду с ним разговаривать. Потому что мы с братом тоже не собираемся бросать этот мир на произвол судьбы! Как и позволять всяким пройдохам использовать ресурсы Аместриса для вооружения!
Исаак не был так уверен, что общество Туле с распростёртыми объятиями примет в свои ряды Эдварда Элрика, но разубеждать восторженного собеседника не стал. Однако же почувствовал более острую необходимость все же сообщить о Кимблере.
– В Аместрисе был такой человек, – неохотно начал он. – Багровый алхимик…
– Кимбли? – непонимающе отозвался Эд.
– Вы были знакомы?
Макдугал напрягся. Выходит, этого психопата там ещё и из тюрьмы выпустили?
– Ну… – Эд замялся, не зная, что и как отвечать.
Он не испытывал к Багровому алхимику ненависти – скорее непонимание и… уважение? Благодарность?
– Да, мы виделись, – выдавил Эдвард. – А что?
– Здесь есть очень похожий на него человек…
– Тут это не редкость, – отмахнулся Эд. – Тут есть и Хьюз, и Грейсия, и Кинг Брэдли…
– Нет, – Исаак покачал головой. – Тут… другое… И манеры, и татуировки, и в целом… всё…
Эдвард напрягся. Он помнил страсть этого человека к взрывам и его извращённую философию. Если бомба попадет к нему в руки…
– И он вхож в общество Туле, – закончил Ледяной.
Эту информацию предстояло крепко обдумать. Выдавать какие-либо суждения по этому вопросу кому-либо Эд решительно не хотел.
– Давайте я вас… – он замялся, – с братом познакомлю? Заходите к нам, мы тут недалеко живём.
– Оставьте адрес, я всенепременно загляну на днях, – улыбнулся Исаак. – Те, кто не хочет войны, должны держаться вместе.
========== Глава 21: Similia similibus destruuntur/Подобное разрушается подобным ==========
I’ll be your scapegoat
I’ll be your savior
I’m the better of two evils
<…>
I want to hang all you cattle with your velvet rope
Motherfuckers step up and get into an orderly line
I’ll show you how to make a muscle
Takes the strength to
It doesn’t spit on all you…
Marilyn Manson «Better Of Two Evils»
Душа Кимбли трепетала в предвкушении, входя в резонанс с его телесными реакциями: наконец он получил добро от врача, пусть тот и не пришел в восторг от того, что его странный пациент всё же примет живое непосредственное участие в полевых испытаниях своей чёртовой взрывчатки, но сменил гнев на милость, от чего полгода медотвода от подобных мероприятий превратились в два месяца. Зольф настоял на использовании ниперита(1): пусть он был недешев в производстве, но это вещество оправдывало затраты на все сто и даже больше. В качестве полигона выбрали пустынный пригород Мюнхена – там на оборудованной площадке разместился склад, лаборатория и внушительных размеров пустырь.
Под началом Берга Кимблер, его коллега из смежного цеха, двое учёных из AGFA, с которой в ближайшем будущем намечалось слияние под эгидой крупного промышленного концерна, несколько лаборантов и техников трудились не покладая рук.
Первый день полевых испытаний принес истосковавшейся душе бывшего подрывника часть того, что стало смыслом его жизни в Аместрисе: это были прекрасные взрывы. Кимбли выходил из укрытия, вставал лицом к земляному брустверу, защищавшему экспериментаторов от ударной волны и стягивал наушники, чтобы насладиться звуком, которого ему так не хватало в этом мире, чтобы впитать в собственное тело болезненную дрожь земли.
– Херр Кимблер, – нахмурился за обедом Вольфганг Штоллен, химик из концерна AGFA, наблюдавший за коллегой, – зачем вы снимаете наушники? Разве вы не боитесь последствий для собственного здоровья?
– Херр Штоллен, – Кимбли ловко подцепил вилкой скользкий морской гребешок, – я должен оценить все процессы, происходящие в моём детище. Звук взрыва может слишком многое поведать о достоинствах и недостатках созданной мной взрывчатки, он может указать, над чем мне ещё предстоит поработать, а что уже доведено до совершенства на данном этапе.
Штоллен покачал головой. Многие перешёптывались о том, что Кимблер ненормальный, но это в некоторой степени обеспечивало ему преимущество – удача всегда благоволила к рисковым парням. А этот был не робкого десятка, по крайней мере тогда, когда дело касалось его разработок.
Остальные двое Кимбли не перечили – его коллега пользовался возможностью работать поменьше, а ещё один представитель компании AGFA, Ганс Рубер, был трусоватым бессловесным мужичонкой неопределённого возраста. Хотя привезённый им на испытания образец был достаточно любопытным, хотя и очень спорным и, по мнению Зольфа, сырым и недоработанным.
На испытания заявился Хаусхоффер с тибетскими гостями. Берг принял их прохладно, остальные химики не обратили внимания на пару лишних гражданских, а вот Зольфу и штату лаборантов, похоже, нежданные визитёры были как кость в горле: тут бы за своими делами уследить, а ещё и эти под ногами путаются! Впрочем, Кимбли предпочел бы лишний раз не видеть выходцев с гор. Они ещё в том мире успели ему изрядно надоесть, только здесь их не хватало! С другой стороны, не портить же себе всё удовольствие из-за каких-то пришлых личностей.
*
Чунта опять проснулся в холодном поту. Норбу, хотя и владел не только знаниями врача общей практики, но и умел применять уникальный опыт предков, ничем не мог помочь брату. Это обескураживало Норбу и ввергало его в пучину отчаяния. Он не понимал, почему приступы Чунты участились. Спать без снов ему не помогали ни медикаменты, не медитации. Поэтому на этот раз, разбудив брата, Норбу решил, что тому срочно нужна новая порция впечатлений. Это он был инициатором поездки на испытательный полигон – отчаявшись хоть как-то помочь, он решил последовать принципу блаженного старины Ганемана(2) и излечить подобное подобным. Благо, связи Хаусхоффера позволяли и такую наглость, как заявиться на промышленный полигон. И сейчас, вырвав Чунту из липких лап кошмара, Норбу предложил прогуляться.
Братья рассматривали огороженную колючей проволокой изрытую воронками взрывов землю – словно кто-то вырезал скверну из бугристой плотной кожи исполина, и теперь на этих местах зияли кратеры, готовые принять в себя чистоту дождевой воды и переродиться в плодоносящие угодья. На само место взрывов их не пустили: техники перестраховались, выдвинув предположение, что не всё могло взорваться, хотя этот Кимблер заявил, что все взрывчатые вещества отработаны. Норбу он был неприятен всем: начиная от его самоуверенности, заканчивая тем, как по-хозяйски он, уходя с приснопамятного собрания этого их мистического общества, положил руку на талию его прекрасной Леонор. Да и Норбу казалось, что этот человек получал удовольствие от того, как на мгновение останавливается время, выворачивая из тверди комья грунта, как содрогается земля под ногами и грохочет эхо взрыва – опасного, смертоносного… Чунта же отчего-то вовсе не желал даже смотреть в его сторону.
– Смотри, брат, – стекла очков отразили розоватую дымку занимающегося над полем рассвета, – там они держат эти смертоносные штуки.
Чунта повернулся в сторону ангара, втянув носом влажный утренний воздух. Он был уже не таким густым, как в самое тёмное предрассветное время, но достаточно пряным и тяжёлым.
– Думаешь, нам стоит туда идти? – вопрос словно застревал в горле расплавленным свинцом.
Чунта был готов ответить себе сам – однозначно стоило. Хотя бы чтобы развеять этот почти суеверный страх.
Кимбли почти любовно проверил всё, что находилось на складе, и недовольно покачал головой, посмотрев на экземпляр, помеченный металлической пластиной в форме буквы «икс». Черт бы побрал этого Рубера из AGFA – где он только взял такую странную форму и сочетание активных веществ для своего сверхэкспериментального образца? Слишком, слишком рискованный шаг он предлагал! Испытывать такое в совокупности с остальными разработками… Подумав о том, что наутро надо бы переставить подальше от этой неведомой субстанции своё новое детище на основе ниперита, Зольф, напевая себе под нос романс Вольфрама(3), направился в противоположный конец ангара – проверить реактивы и расписаться в журнале.
Это по его инициативе по ночам на складе помимо охраны дежурил лаборант и один из специалистов проверял состояние образцов. Так уж вышло, что образцы на соответствие условиям хранения третью ночь кряду проверял сам Кимбли – остальным было либо лень, либо они, на его взгляд, были слишком нетрезвы для подобной работы. Например, тот же Рубер, которому изначально планировали поручить сегодняшнее дежурство, изволил выпить удивительное количество вина вместо ужина и заснуть прямо в столовой, чем возмутил педантичного Кимбли до глубины души.
Услышав шаги и голоса, Зольф скривился: вот какая муха укусила Берга, что он дал допуск на посещение ангара посторонним? Перед кем и зачем он пытается выслужиться? Решив, что это его не касается, Зольф продолжил детальный осмотр и подсчёт реактивов.
От вдумчивой работы его отвлёк прекрасный оглушительный взрыв. Кимбли едва удержался на ногах, но после, когда раздался второй, более мощный, всё же упал на колени, ощущая, как пальцы дрожат и душа раскрывается в почти позабытом экстазе. Звук пробежал электрическим разрядом по нервам, даря удивительное ощущение невероятно приятной прохлады всей коже, его эхо вползло в самую суть подрывника, наполняя её новым смыслом, новыми переживаниями и впечатлениями.
По локализации и характеру звука он с досадой, смешанной с удовольствием, понял, что опоздал с перекладыванием чувствительного к фрикционным и ударным воздействиям ниперита – он сдетонировал. С одной стороны Зольф Кимбли был счастлив, с другой же всё его существо затопила жгучая ревность: не он стал инициатором этого замечательного явления!
Молниеносно сообразив, что дело пахнет жареным (он находился на режимном объекте, а незапланированный взрыв – это чрезвычайное происшествие), Кимбли понёсся к источнику звука: к эху взрыва примешивалось то, что было настоящей музыкой для ушей Багрового, – крики нечеловеческой боли. Он даже узнавал тембр.
Взвыла сигнализация. Половины ангара не было. В дыму, который мало того, что никак не желал рассеиваться, так ещё и вошёл в сговор с предрассветной дымкой, лежал и корчился от невыносимой боли человек. Зольф не мог разглядеть толком, что с ним, но он точно знал, что кандидаты на то, чтобы жить дальше, пусть и не очень счастливо, так не выглядят: обрывок жестяного листа торчал из груди мужчины, кажется, того самого ишварита, то есть тибетца, давнего знакомца Ласт, а из раны, которую толком и не было видно, шла обильная розовая пена. Второй обрывок листа накрывал его ногу так, что было неясно, на месте она все ещё или уже нет. Алая лужа под несчастным казалась огромной, словно вся кровь покинула его организм, но Кимбли, бывший государственный алхимик и армейский пес, прекрасно знал, что подобное впечатление зачастую обманчиво и ресурс человеческого организма куда как более богат, нежели кажется. Осознавая всю неприятность и опасность ситуации для него самого, Кимбли бросился вперёд, чтобы оказать помощь тибетцу: хотя эта идея и была глубоко противна его существу, ничто не должно было нарушить его планов. Тем более такая глупая случайность.
На ходу стягивая лабораторный халат – он помнил азы первой помощи при пневматораксе, а этот идиот ещё и орал, исчерпывая крошечный запас кислорода, отмеренный ему неумолимой старухой с косой, – Зольф подлетел было к незадачливому пострадавшему, как тут же получил увесистым кулаком куда-то в челюсть и, путаясь в ещё не снятом халате, полетел на пол в сторону полок со своими же образцами. Поминая всех святых и их матерей до седьмого колена, он осознал, что в дыму не заметил ещё одного – своего заклятого аместрийского врага. Перекатившись на бок и неловко вскакивая на ноги, попутно уходя от ударов, Кимбли побежал к выходу – пройти в том месте, где больше не было стены не представлялось возможным: во-первых, из-за перегородившего ему выход сумасшедшего громилы, во-вторых, он совершенно не хотел продираться через покореженную взрывом жесть, рискуя оставить добрую половину кожи и мышц в виде рваных лоскутов на неровных зубах импровизированного хищного рта ангара.
Чунта бежал за проклятой крысой, которая дала дёру с тонущего корабля. Сбылись его кошмары! Сейчас кровь заливала его лицо – в него отлетела какая-то металлическая дрянь, но он видел Багрового человека, который, петляя, бежал к спасительному выходу. Тибетцу было на всё плевать – его ослепляли текущая по его лицу горячая кровь и жажда мести. Эта тварь убила его брата, его Норбу! Как в том отвратительном сне. Но он нагонит убийцу, он отомстит!
Кимбли добежал до спасительного выхода – драться посреди взрывчатки было чистой воды самоубийством – и, уйдя от удара вниз, перешёл в наступление. Теперь он видел – это воистину было прекрасное зрелище! – шрам на лице громилы, почти такой же как тот, что оставил его ишварскому двойнику он сам своей алхимией. Это был его шанс. Резко и с наслаждением Зольф впечатал кулак противнику прямо промеж глаз, в истекающую кровью обожженную рану, вырвав из широкой груди оппонента стон боли. Зольф засмеялся, уходя от очередного удара – похоже, это обещало быть интересным! Его лихорадочное возбуждение достигло пика. В привычном жесте он соединил ладони и коснулся ими земли.
Глаза Чунты округлились, когда он увидел, что химик сделал то же, что делал его враг в проклятых снах. Он ждал ужасного, но ничего не произошло, и, кажется, это ввело его противника в замешательство. Тибетец воспользовался шансом, нанеся сильный удар тяжелым ботинком по лицу Кимбли, от чего тот упал навзничь, но тут же перекатился, уперев ладони в землю. Чтобы не дать оппоненту шанса на контратаку, Чунта со всей силы впечатал ему ногу в живот.
У Зольфа разом выбило весь воздух из легких. Он закашлялся, не в силах вдохнуть, спазм подступил к горлу. Кимбли казалось, что ещё мгновение – и он выблюет все внутренние органы прямо под ноги этому мерзавцу. Такое до боли знакомое ощущение…
…Он лежал лицом вниз на холодном грязном полу тюремного эшелона, перевозившего преступников в Центральную тюрьму. Кимбли был готов молиться богу, в которого он не верил, лишь бы его не вырвало – тогда всё будет напрасно, если эти твари обнаружат философский камень и отнимут его…
– Эй, принцесса, – один из громил намотал на кулак его спутанные волосы и резко дёрнул вверх, – а с каких пор военным можно носить такие патлы? Или ты был местной девкой?
Согласный хор уголовников омерзительно заржал. Зольф попытался отвлечься и представить себе, что он в вагоне для перевозки скота и ржут из стойл, но не вышло – ни одни животные не разговаривали бы с ним человеческими голосами и не слетелись бы, как стервятники, на алхимика с закованными в колодки руками.
– Заткнись, – голос вышел срывающимся и хриплым из-за неестественного положения головы.
– Ты с кем разговариваешь?! – возмутился местный авторитет, рванув голову Зольфа ещё выше.
Зольф мог дотянуться одной рукой до этой мрази и превратить его в отменную бомбу. Мог взорвать весь вагон к чертям. Но всё это раскрыло бы то, что он так любовно прятал в своем желудке, ради чего он вообще находился в этом вонючем поезде.
– Молчишь, сука, – громила, не отпуская Кимбли, опустился на корточки. – Ну ничего, у нас и не такие разговаривают. Эй, Натан, как думаешь – может, ему зубы выбить? А то ещё укусит, падла, – он хрипло рассмеялся.
– Передние расшатать можно, – флегматично пожал плечами сухопарый мужик неопределённого возраста.
Зольфа передёрнуло – липкий страх, порождённый болью, унизительным положением и риском потерять то, ради чего он пошёл ва-банк, этот чёртов страх, перемешанный с чудовищной брезгливостью при одной мысли о том, что эти твари собирались с ним делать, сковали его душу крепче колодок на руках.
– Ну что, принцесса, будешь по-хорошему? – почти ласково спросил громила, заглядывая Зольфу в глаза.
Багровый смерил того презрительным взглядом и злобно уставился на него в ответ, изо всех сил пытаясь не выдать почти животного страха.
– Вот выпиздыш поганый, – он ударил Кимбли головой о колодки, сковывавшие руки, обошел кругом и для верности пнул под ребра. – Ничего, скоро ты нам тут в любви объясняться будешь, блядь фронтовая, дерьма кусок, небось, жировал на жалование алхимика-то, да по борделям шастал, не то что мы! А теперь и ты наших харчей пожрёшь да жизни хлебнёшь, да говна ложкой!
Кимбли закашлялся, в очередной раз борясь с приступом тошноты: сухой спазм подбирался к горлу, сковывал тело в тиски. Вязкая горькая желчь заполнила рот, нечто твёрдое ударилось изнутри о стиснутые зубы. Нечеловеческим усилием он, давясь, заставил себя проглотить собственную рвоту с хранившимся в ней сокровищем. Слова и угрозы доносились до него словно сквозь пелену, с разбитого лица на пальцы текла кровь, слёзы застилали глаза.
– Давай уже, принцесса, мы соскучились по женскому теплу, – громила подошёл ближе, обнажая в улыбке щербатые зубы и стягивая арестантские штаны.
– Чтоб тебя на куски разорвало, паскуда! – ощерился Кимбли, с усилием прислоняя ладонь к холодному грязному полу с нарисованным на нём его собственной кровью кругом преобразования, сдирая кожу с правого запястья о плохо зашлифованное дерево колодок…
Комментарий к Глава 21: Similia similibus destruuntur/Подобное разрушается подобным
========== Глава 22: Si vera narretis, non opus sit testibus/Когда вы говорите правду, нет нужды в свидетелях ==========
Still life
A masquerade to appear
Worm eaten apple
Shining like a star
Beware of
The forked tongued lambs
Guardian angels
Dig your grave by night
Macbeth «Fables»
Чунта ехал в машине скорой помощи, направлявшейся в Мюнхен. Его рану на лице обработали и перевязали, а сам он ещё не знал, что отныне на его лице будет вечно стоять клеймо в виде буквы «икс» по вине той чёртовой пластины, что отлетела в него во время взрыва. Зато он знал, что ещё в одном автомобиле едет этот мерзавец из его снов, а во втором… Он видел, как тело его брата накрыли белой простыней и погрузили в машину. Он слышал, как фельдшер, сокрушенно покачав головой, сказал, что если бы ему вовремя оказали помощь, то всё могло бы быть совсем по-другому. А этот-то, Кимблер, хорош, сволочь – принялся оправдываться, что пытался оказать первую помощь, но ему помешали. Чунта был уверен – подпусти он этого Мару(1) к брату, тот бы убил его. Впрочем… Итог всё равно был один. Его старшего брата, его Норбу, больше не было. И седой как лунь юноша знал, благодаря кому.
Берг, которому пришлось свернуть испытания, был мрачнее тучи: мало того, что теперь вхождение их корпорации в промышленный конгломерат оказалось под вопросом, так теперь ещё и предстояла масштабная проверка. Хорошо, что хотя бы больше никто не пострадал. Да и Берга крайне беспокоил тот факт, что вину за произошедшее могли свалить на Кимблера – директор крайне не хотел лишаться такого перспективного, хотя и проблемного сотрудника. А ещё его невероятно раздражала необходимость плясать вокруг Хаусхоффера – все началось с этого чёртова профессора, которого ему зачем-то поручили пустить на полигон, ежели тот пожелает, и вот что из этого вышло! Что этот боевой тибетский монах вообще не поделил с Кимблером? И тащи их теперь в госпиталь, а потом опять к доктору Кунцу…
*
– Опять ты?! – всплеснула ручищами «фрау Жаба» при виде Зольфа.
– Фройляйн Марта, – он неловко улыбнулся, – здравствуйте! А Леонор здесь? – Кимбли перешел на шёпот. – Отпустите меня, пока она не увидела…
Жаба нахмурила лицо, напоминающее перезрелую грушу. Она была убеждена, что такой, как этот Кимблер, мог бы найти себе девушку поприличнее, а повёлся на красивую обёртку и полную грудь. По её мнению, все мужчины были глупыми детьми. И нет бы её послушал!
– Кудой-то я тебя отпущу-то, а? – покачала она головой. – Кудой-то ты, такой красивый, собрался? Без осмотра доктора ни в жисть не отпущу, – махнула рукой Марта. – Ишь, удумал чего. Не улыбайся и вообще молчи, тебе рот-то открывать вовсе не велели! Сиди тут. Пока там доктор с патологоанатомом разберётся, чего за труп-то там привезли…
– А что с трупом? Сложное дело? – максимально сочувственно спросил Зольф.
Более всего сейчас Кимбли занимал лишь один вопрос: как не нести ответственность за чужие ошибки. Он не имел к смерти этого парня ни малейшего отношения, и, если за свои дела он был готов ответить хоть перед Истиной, хоть перед судом, произошедшая коллизия никакого касательства к его персоне не имела.
– Да ведь жив-то он ещё долгонько был, – отдуваясь, излагала фрау Жаба, – да вот ентот у него, невма… пнема… тьху, понапридумают, вишь, латыней всяческих, а нормальным людям потом… – сокрушалась она. – В общем, лёгкое ему проткнуло, воздух-то весь и вышел, задохся он. Ну и ногу повредило, крови много потерял. И спорят они сейчас – задохся или кровью истёк. Но главное-то то, что ежели б подмогу пораньше… Эх, а такой молодой был, вроде тебя…
«Плохо дело, – думал Зольф. – Если сейчас заговорят о неоказании помощи, то первым, кто окажется под подозрением, окажусь я».
– А ты-то там как? – осенило фрау Жабу. – Тебя ж оттуда же, вроде, привезли, может, видел чего? И кто тебя так-то?
…Вбежавшие на звук взрыва конвоиры ошалело оглядели вагон. Тот, что помоложе и понеопытней, распрощался с обедом, не успев даже отвернуться. Впрочем, пол от этого грязнее не стал: и он, и то, что осталось от стен вагона демонстрировали воистину богатый внутренний мир примерно полутора десятков отбросов человеческой популяции. Остальные уголовники в страхе вжались в угол подальше от закованного в колодки человека, который был с ног до головы испачкан кровью и прочим содержимым некогда живых организмов. Вооружённые конвоиры застыли в дверях, опасливо направив пушки на алхимика.
Кимбли с огромным трудом оторвал от пола руки, показывая открытые ладони и истерически посмеиваясь.
– Что произошло? – зычным басом спросил вошедший подполковник, отвечавший за перевозку военных преступников. – Вы всё-таки засунули его к уголовникам…
Он покачал головой – иногда служащие пенецитарной системы были невыносимы в своем стремлении утвердить свою власть. Теперь же предстояло писать гору отчётов о взрыве в поезде, потому что пересматривать приговор этому ненормальному все равно было некуда – а раз уж не расстреляли на месте, то и в Централе не расстреляют. Тем более посадили его к самому отвязному контингету: убийцы, маньяки, педофилы – к того же поля ягодам, впрочем.
– В отдельное купе его, – подполковник с отвращением посмотрел на истерически посмеивающегося Багрового. – И алхимика-медика к нему. Пожелания? – неохотно обратился он к закованному в колодки Кимбли.
– Помыться бы, – хрипло отозвался Зольф.
– Отмойте его, – скривился подполковник. – Колодки замените на более тесные, чтоб руками не дёргал больше. И вагон этот отцепите – а то так и будет смердеть тухлятиной с дерьмом вперемешку. Главное, не забудьте вон тех уродов пересадить, и подальше от этого психованного. Лично с меня довольно гнилого ливера…
– Ладно, – вздохнула жаба, глядя на Кимбли, мысли которого были где-то далеко, – потом всё расскажешь, а то, поди, мысли-то путаются.
*
Ласт находилась на работе, когда в госпиталь привезли троих из того самого пригорода, в который на испытания отправился Кимбли. Одному из привезенных помогать было уже нечем, и она испытала странное чувство облегчения, когда поняла, что тело, накрытое белой простыней, принадлежит не алхимику из Аместриса. Ситуация, по мнению Ласт, была не из приятных – если Зольфа выставят виноватым во взрыве и неоказании первой помощи, это может очень и очень плохо сказаться на её планах и скомпрометировать её личность. Смерть тибетского врача – кажется, Норбу или как-то в этом роде – не принесла ей облегчения, несмотря на то, что он был из тех, кто знал Леонор до того, как её жизнью всецело завладела Ласт, и начал лезть не в свое дело. То ли жизнь вдали от остальных гомункулов и Отца с его планами сделала саму Ласт ближе к людям, то ли его смерть была попросту бессмысленной – но ей отчего-то было даже немного жаль этого человека.
Младшим братом погибшего занимался доктор Краузе, определивший Зольфа в недавно опустевшую палату неподалеку от сестринской комнаты, куда Ласт и направилась, взяв по дороге историю болезни Кимбли. Главное, чтобы господа эскулапы не положили к нему тибетца, иначе риск, что эти заклятые враги во всех мирах переубивают друг друга прямо под строгим врачебным наблюдением, мог оказаться слишком большим. И так дело пришлось передать в полицию, хотя Кимбли и пытался отказаться от претензий, а, значит, в ближайшее время сюда ещё и эти в форме заявятся.
Услышав знакомые шаги за дверью, Зольф натянул одеяло на лицо так, чтобы вошедшей Ласт не было видно его левую половину лица: он неплохо представлял себе, как, должно быть, сейчас выглядит, а это означало снова продемонстрировать ей собственную хрупкость и несовершенство человеческого организма. Он искренне не понимал, к чему разводить столько паники вокруг банальной драки: его как минимум на два дня оставили в стационаре под пристальное наблюдение офтальмолога и невролога, опасаясь потери зрения и помутнения рассудка. Да ещё и питаться постановили только жидкой пищей.
– Какое знакомое лицо, – язвительно отметила вошедшая Ласт.
– Вот уж не думал, что ты меня узнаешь, – парировал Зольф.
– Это было непросто, – она села на его постель, заглядывая в его единственный открытый глаз, – но мне в этом помогла история болезни – она, к счастью, именная.
Ласт вглядывалась в него, не понимая, как просто можно превратить красивое лицо в это. Все же люди – удивительно хрупкие создания. Но чертовски упрямые, что подтверждал и этот экземпляр: ему же сказали поменьше двигаться, лежать, не открывать рта, а он…
– Если нас увидят, у меня будут проблемы, – Ласт убрала его руки, уже пытавшиеся расстегнуть верхнюю пуговицу на белом халате. – Зато мне разрешили в порядке исключения сегодня остаться на ночь, чтобы следить за твоим состоянием. Ваш директор, Берг, попросил передать тебе записку и дал мне добро на прочтение её тебе вслух – самому тебе читать пока нельзя.
Зольф тяжело вздохнул: что там ещё принесёт чёртова служебная проверка? Если выплывет чья-то халатность, то и вопрос о консолидации предприятий повиснет на неопределенное время, и их всех могут замучить бесконечными ревизиями. Не говоря уже о том, не выгодно ли кому-то определенному сделать виноватым любую неугодную личность. И Зольфа не беспокоило бы это все столь сильно, если бы не полное отсутствие у него алиби.
