Текст книги "Атавизм (СИ)"
Автор книги: _CAZADOR_
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
– Мал, мне все влемя казется, что мы шатаемся на клаю челной бездны! Я никогда и никого не боялась, а здесь… У меня словно холодная лыба внутли: все влемя пелеволачивается и бьется!
Она положила меня на полку, и принялась массировать какие-то точки на моем лице, используя свои приспособления. Я почувствовала, как мои мышцы полностью расслабляются, ставшее привычным напряжение уходит.
– А вот Таго, по-моему, такого не чувствует! Слышала, какие он намеки делает?
Змейка поняла, что я говорю о том моменте у дверей. Она улыбнулась, обнажая острые клыки:
– Мастел Иней вообще ничего не боится, ни бога, ни демона! Хотя, есть одно существо, пелед котолым он тлепещет, да и то не от стлаха – это ты Мал-Мал!
– Я согласна, этот Пчельник – не человек, но пока нам нечего опасаться, – я умолчала об утреннем приключении, дабы не нервировать и так уже достаточно взвинченную Миррир.
– Мой князь тозе так говолит. Но его слушать нечего, он плосто очалован своим спасителем! Он ходит тут, как лебенок в кондителской, я узе несколько лаз его по лукам била: все влемя что-то спелеть ноловит! Узас!
Она продолжала свою процедуру, и я чувствовала, как все мое тело оживает.
– Ты не переживай пока, – я постаралась ободрить Миррир. – Мне кажется, этот Пчельник как-то связан с Бывшими Богами, и он очень заинтересован в моей информации, ну о том, с кем я познакомилась, поняла? Только, пожалуйста последи за Фатом, не дай Бог, действительно, стянет что-нибудь! С Пчельником надо быть очень осторожными, кроме того, что он почти всемогущий, он еще и немного того! – я покрутила пальцем у виска.
Глаза Миррир расширились, губы сжались – вот так ободрила! В дверь нетерпеливо застучали:
– Вы что одни что-ли?! – послышался недовольный голос Фатти.
Ополоснувшись под душем, мы завернулись в полотенца и вернулись в предбанник, присаживаясь к столу. Мужчины восхищенно вздохнули.
– Ах, я останусь! – воскликнул Фатти, втискиваясь на лавку между мной и Змейкой Ли, и нежно обнимая наши талии.
– Убери свое немытое туловко! – вскричала я, отбрыкиваясь.
– Ступай! – Миррир отпихнула его и указала на дверь в парилку.
– Что ж, придется подчиниться грубой силе! – вздохнул маленький маг, выбираясь из-за стола. – Но я скоро вернусь! – прошептал он в дверях, кокетливо наклонив голову.
Таго, улыбаясь, протолкнул его внутрь, и исчез в клубах пара. Мы навалились на еду.
====== Часть 37 ======
Не успели мы как следует набить прилипшие к позвоночнику желудки, как в наружную дверь стукнули. Миррир застыла в напряженной позе, желтые глаза снова расширились.
– Да-да! – ответила я.
В дверь просунулась кудлатая голова Пчельника.
– Одетые, нешто?
Он открыл дверь шире, и впустил Старуху. Лапы странного существа снова были заняты свертками, в серебристой пленке. Псевдомуравей аккуратно сложил все на лавке и вышел за дверь.
– Одежа новая. Тута для всех, коли пожелаете, Мара покажет, как облачиться. Да, Мара, как наешься, выйди, милая, разговор к тебе имею, потаенный, – он сощурился. – Остальных Старушка сведет, куды надобно.
Он закрыл дверь, а Миррир в смятении воззрилась на меня.
– Никуда не ходи! Я боюсь за тебя!
– Не говори глупостей, Змейка, если он рассердится, будет куда страшнее! Пока что со мной ведь ничего не случилось?! Ты же понимаешь, без него – хана нам! И не забывай: он спас твоего Фатти!
После всего случившегося со мной, я чувствовала некоторую бесшабашность.
Сильные мира сего больше не внушали мистического ужаса, я опасалась их, как опасаются ядовитых змей, но в экзальтацию уже не впадала. Пока они вели себя понятно для простых смертных, бояться было нечего, тем более, если такой Пчельник действительно рассердится, нас уже ничто не спасет.
Я распаковала блестящие свертки. Вынимая черные комбинезоны, похожие на скафандры космических рейнджеров, я даже не удивилась.
Едва я натянула на себя черную ткань, как скафандр перестал быть безвольной тряпкой: материал как-бы стянулся, плотно облегая фигуру, послышалось шипение и треск – это включались загадочные системы жизнеобеспечения. Левое предплечье слегка покалывало, я дотронулась до этого места, и сейчас же, на руке сдвинулась тонкая полоска, обнажая светящуюся панель. Обозначения на схемках, были непереводимы, но, в целом, было все ясно: столбики доходили до максимальных значений, на диаграммах господствовал зеленый цвет, похоже, костюмчик был новехонький.
Миррир смотрела на меня, как будто я на ее глазах превратилась в лягушку. Радостно обхлопав себя по всем частям тела, я принялась экспериментировать. Костюм был податлив, и сидел будто вторая кожа, похоже работала система терморегуляции: мне стало прохладнее. Одно огорчало: мое любимое «перышко» никак не хотело приклеиваться к бархатистой поверхности костюма. Промучившись с Пером минут десять, и испробовав все возможные варианты его расположения, я сдалась, и прикрепила его к обычной кожаной перевязи. Так получилось даже круче: укрепленная костяными бляхами, широкая черно-коричневая перевязь, шикарно смотрелась на абсолютно черной, словно поглощающей свет ткани. Остальные прелести мне не удалось разведать, поскольку в дверь снова стукнули, и я поняла, что мне пора. Я ободряюще подмигнула Миррир, и вышла наружу.
Пчельник ждал, привалившись к дверному косяку. Оглядев меня с ног до головы, он удовлетворенно хмыкнул, и, шутливо поклонившись, пригласил следовать за ним.
Мы миновали череду заставленных барахлом закоулков и остановились перед внушительного вида дверью, напоминающую дверь банковского хранилища.
Пчельник провел рукой по массивной стальной плите, сейчас же дверь дрогнула, и с шипением отошла в сторону.
Мы вошли в полутемное гулкое помещение, медленно разгораясь, засветился потолок, открывая моему взгляду пустые белые стены и глянцевито поблескивающий пол. В огромном помещении не было никакой мебели, вообще ничего.
Казалось, мы вошли в гигантскую коробку из-под обуви. Дверь вернулась на свое место, и в комнате повисла ватная тишина. Пчельник остановился в центре комнаты, и поманил меня. Я, было двинулась к нему, но застыла, точно громом пораженная: напротив Пчельника беззвучно появился Танарет! Панические мысли лавиной понеслись в моей голове, однако бородатый хозяин, заметил мое состояние:
– Эй, что ты? Чу, нешто страшно так? – он ухмыльнулся. – Вижу, молодец тебе знаемый?! Образ это, дух бесплотный!
Он протянул руку, погрузив ее в тело Танарета, и что-то там проделал. Все еще борясь со слабостью, неожиданно охватившей мое тело, я подошла и встала за плечом хозяина. Голограмма, если только это была она, выглядела абсолютно реальной: я видела каждый отдельный волосок, каждую морщинку на изуродованном лице.
– Экий страховитый! – словно угадав мои мысли проговорил Пчельник. – И кто ж тебя так изукрасил? – спросил он у безмолвного Танарета.
– Таго, – ответила я, чем заслужила изумленно-недоверчивый взгляд Пчельника.
– Ишь ты! – хмыкнул хозяин и кивнул голограмме.
Изображение ожило, и это было так неприятно, что я невольно отступила. Казалось, пробудилась восковая фигура.
– …таким образом, – говорил Танарет, вежливо улыбаясь, – вы получаете вышеозначенную плату за ваше невмешательство, тем более, что объект не имеет для Вас никакой реальной ценности…
– Эт он зря… – нахмурившись сказал Пчельник. – Ума маловато – ценность определять.
– …как только объект пересечет границу Вашей ответственности, плата будет доставлена к стандартному порту. Очень надеемся на Ваше понимание и сотрудничество! – Танарет слегка поклонился.
– Это он о тебе! – оглянувшись сказал Пчельник.
– Догадываюсь! – мрачно буркнула я.
– Цену хорошую дает… – хозяин испытующе смотрел на меня.
– И что же Вы решили? – я смело глянула в его лукавые глаза.
– Я не решил ешшо. Однако, подумаю. Это все от тебя зависит. Что ты можешь предложить?
– В каком смысле? – я чуть попятилась, под ложечкой засосало.
– В информационном, голубушка, в информационном! Окромя этого у тебя и нет ничего!
От сердца немного отлегло, и я начала лихорадочно соображать, что такого я знаю. Трудно было угадать, что же нужно этому странному существу. Кулинарную книгу он отверг, покачав головой, медицина его не интересовала в принципе, равно как и биология и скудные мои знания по физике и химии. Перебрав все, что знала, я замолкла, тоскливо уставившись на Пчельника. В этой голой комнате, с торчавшим посредине привидением Танарета, я чувствовала себя крайне неуютно, мысли путались, блукая в тумане отчаянья.
Помолчали. Пчельник смотрел на меня в ожидании, потом он вздохнул и помахал руками в воздухе. Голограмма дрогнула и пропала. Вместо нее открылось туманное окно, на нем, как на экране телевизора появилось расплывчатое изображение кактусовой рощи. Марево исчезало и картинка становилась все явственней. Я увидела четыре темные фигуры, стоящие на пригорке у самых стволов. Это были мои друзья, одетые в черные комбинезоны и Старуха, поднявшаяся на две лапы.
– Готовы к отправке. Нешто выпить с тобой на прощанье? Наверное, не свидимся более.
Я безмолвно глядела на неумолимого Пчельника, понимая, что наша песенка спета. Едва мы пересечем кактусовые заросли, как попадем в распоряжение Магов-Наместников, которые, наверняка приготовили нам пышные похороны. Вздыхая и бормоча себе под нос, Пчельник прошел вглубь комнаты, белая стена на противоположном конце зала отъехала в сторону.
– Сюда проходи, – сказал он, обернувшись.
Я покорно подошла к нему.
На меня навалилась какая-то апатия и равнодушие ко всему этому цирку.
Мне казалось, что все это происходит с кем-то другим.
Следуя за мрачным хозяином, я вошла в небольшую комнату, стены и пол которой покрывала сложная мозаика из золотистых плиток. Посредине комнаты стоял круглый стол, в глубине виднелись тяжелые золотые занавеси.
Пчельник скрылся за ними. Послышалась возня, скрип открывающихся дверок, звон стекла и бульканье жидкости. Я стояла, оперевшись о стол, присесть было решительно некуда. Наконец Пчельник вернулся, катя перед собой два кресла, до боли напоминавшие офисные. Потом он снова исчез за портьерами и появился с уже знакомым подносом и рюмками.
Я села в глубокое кресло, печально глядя на все эти приготовления. Пчельник разливал по стопкам. Красивым таким, они напоминали хрусталь очень приятного янтарного цвета. «Эх! – подумала я, – если уж суждено помирать, так с музыкой! Может, я последний раз могу выпить по собственной воле!» Я подняла стопку:
– Ну, прощай, друг Пчельник! – я опрокинула в рот обжигающую жидкость.
Хозяин пристально глядел на меня, зажав стопку в руке.
– Друг… Знаемо слово… А что это «друг», как это почуять?
Я непонимающе уставилась на него.
– У меня не было и нет ни одного друга! Я не разумею, кто друг, а кто – нет, – глаза Пчельника расширились. – ЦЕНА! – громко возвестил он. – Что такое дружба? Растолкуй мне, сирому, и я подсоблю вам! – он залпом осушил стопку.
Я проглотила тугой комок.
Мы проговорили очень долго. Я рассказала ему всю свою жизнь, он внимательно слушал и подливал. Иногда он задавал вопросы, и выслушивал ответы, кивая кудлатой головой. Наконец все было выпито и сказано.
Я начала беспокойно крутить головой в поисках если не часов, то хотя бы окна, чтобы понять сколько же сейчас времени, мои друзья ждали возле границы, мучаясь в неизвестности. Проследив мой взгляд, Пчельник улыбнулся себе в усы:
– Томишься о своих? Ладно, подвину их.
Оставаясь внешне неподвижным, он сделал что-то, отчего слегка закружилась голова.
– Все, здеся они сызнова. У воды таперя посидят, пока Старуха им на стол соберет.
Он оперся локтями на стол, положив на руки бородатую голову.
– Дружба – сие теплая ответственность есть! – сказал он, задумчиво глядя на опустевший штоф.
– Кронатокаль, – он с трудом произнес это имя, – вот о ком душа моя скорбит. Я чую тепло страдающее, и ответственность преступленную, но не помню, не помню – он обхватил голову обоими руками и закачался из стороны в сторону. – Не помню, что сотворил я, когда сотворил!?
Пчельник уронил голову на стол, сцепив пальцы в русых волосах. Вдруг он заговорил, голос глухо доносился из-под рук, укрывающих голову.
«Темна и пеленой покрыта память моя! – говорил Пчельник. – Тысячи и тысячи лет, как жив я, и как один я в дремучих годах. Тысячи и тысячи светил источали на меня свет свой, тысячи и тысячи земель ютили меня на телах своих. Люды идут чередой перед взором моим: красные и белые, черные и бесцветные, о двух ногах и о четырех, с головой или вовсе без оной. Великое множество бредет предо мной из тумана выходя и в туман возвращаясь. Всяких я знал: и веселых и грустных, знал героев и знал я злодеев, знал мудрецов и знал дурачков деревенских. Всякое с ними бывало: иным помогал, а иным позволял помирать не смущаясь нисколько. Никто никогда не задел той струны и той боли щемящей, что чувствую я завсегда.
Она тянется от начала моего, аки струна добела раскаленная.
Я не вижу начала, но знаю, что есть оно.
За долгое время обволок я струну эту мыслями, огородил беспечностью, спрятал под суетой и пьяным весельем. Но она есть, и теперь освобождается и прожигает сердце мое! В детстве ее начало, в детстве, которое я не помню!»
Он поднял голову. Лицо его искажала стародавняя боль, которая словно лава из пробудившегося вулкана, хлынула наружу, затопляя его черты.
Он щелкнул пальцами, и в опустевшем штофе заплескалась желтоватая жидкость, по комнате распространился сильный запах камфары. Пчельник ухватил штоф за горлышко и, задрав голову опрокинул его в глотку. Я смотрела на это действо боясь даже жестом спугнуть то настроение, что овладело сейчас этим полубожественным-полудемоническим существом. Жидкость, что бурлящей струей исчезала в горле Пчельника возымела-таки свое действие: лицо его покраснело, белки глаз покрылись красной сеточкой сосудов, но, все же он немного расслабился. И тут его точно прорвало.
Он говорил и говорил, путаясь и сбиваясь, он бередил свою боль, словно находя в ней новое наслаждение:
«Так смутно, так смутно, неясно в памяти!
Помню светлый дом, улыбающиеся лица, много белого, много солнечного света. Кто они, эти люди, где это место? Мнится, была деревня, большие дома, большие деревья, трава такая зеленая, что отблески ее изумрудными пятнами ложатся на потолок… Лицо отца… Да, я помню лицо отца! Он улыбается и что-то говорит мне.
Мать… Нет, матери совсем не вспомнить! Чудно, ведь должна же быть мать, может и была, я помню женский голос, нежный как птичий щебет поутру, а может это дремы мои? Да, вспоминается мне, но все клочки, кусочки, словно стекло цветное, разбитое шаловливым мальцом! Дымом, синим дымом заволакивает очи памяти! Горит, горит селение, плачут, мечутся женские фигурки! На нас напали! Ворог стоит у дверей! О, как исказились лица! Какая боль в глазах отца моего! Чудится, что трясет он меня за плечи, и силится что-то мне втолковать, голова моя горит как в огне, может, я болен был в ту пору? Отец говорит, что надо бежать, да, я один могу проскочить, проползти мимо вражьей заставы! Вот иду я, мне страшно, кругом дым и пожары, слышатся женские крики, бегают люди, лица их темны и безумны! Где же враги, я не вижу, но знаю, они недалече, они смотрят на меня, я чувствую, что мне не укрыться, они зрят меня! Перехожу мост. Да я вижу черную воду подо мной, мосток шатается, я бегу, и стараюсь не глянуть вниз, вот бережок впереди, я близко, осталось пару шагов….
Я падаю! Я лечу в черную жижу! Все!» – глаза Пчельника остановились, уголки рта дергались.
Я сидела, вжавшись в кресло, мне стало страшно, казалось, сделай я хоть одно лишнее движение, все разобьется как хрупкое богемское стекло. Пчельник обтер лицо, как будто снимая липкую паутинку. Глаза его приобрели осмысленное выражение. Вздохнув, он продолжал:
«Потом я помню себя уже возмужалым. Я был один, один как перст, на пустой и безлюдной земле под нещадно палящим синим солнцем. Я уразумел, что могу пересечь великие пустыни черноты и приблизиться к людям. Они звали меня, тянулись издалека, и я пошел. Я бродил по бессчетным мирам в поисках чего-то такого, что не имеет имени. Я собирал все эти вещи, в уповании найти то, что так тянет меня, призывает к себе. Я жил во многих мирах. Последнее время мое шло на Земле. Веселая пора была! Много браней, много ученых, много потешных штучек! Правда, как только вы измыслили паровоз, я от вас подался, будущность я зрил наперед. Я собрал свои сокровища и вернулся на Дом. И вот я здесь, я успокоился, а теперь пришли вы и мне больно и сладко как никогда не бывало!».
Пчельник уставился на меня.
Я молчала.
Наконец он улыбнулся, в бороде заблестели зубы, глаза оттаивали и приобретали шальное выражение. Он тряхнул головой и, внезапно протянув через стол длинную руку, крепко хлопнул меня по плечу:
– Эх, девонька! А ить тряхну стариной! Как-никак колдуны Верна мои первейшие поставщики, пошли, дружки твои извелись небось!
Он очень оживился, глаза заблестели, движения стали быстрыми и ловкими. Поднявшись, он бодрым шагом прошел через белую комнату, я едва поспевала за ним.
– И то, хорош бежать мне от себя, как зайцу полоумному! Что это я, право?! Потолкуем с твоим Кронатокалем! – он рубанул воздух рукой. – Кто бы это не оказался, я его поспрошаю!
Он лавировал среди своих бесконечных завалов, таща меня за собой, сзади что-то валилось с полок, но он не обращал на это никакого внимания. Мы пронеслись по коридорам на манер торнадо и буквально вывалились на поляну.
Возле фонтана был накрыт стол, из-за которого сейчас же вскочил Таго, стул с треском сложился позади него. Змейка тоже поднималась, впившись в нас тревожным взглядов, только Фатти продолжал расправляться со своей порцией, беззаботно приветствовав нас взмахом вилки.
– Вот видите, все ж нормально! – пробубнил он с набитым ртом. – Я ж вам сказал, ничего не случилось, он нормальный мужик! – Ястребок кивнул нам.
– Так, други, однако закругляйтеся! – Пчельник деловым шагом приблизился к столу. – На брань собираемся!
Я ободряюще улыбнулась в ответ на тревожный взгляд Таго.
– Дядька Пчельник решил за вас подвизаться! – уведомил Пчельник. – В арсенал пойдем, за мной, рать худосочная!
Фатти легко соскочил со своего места и с готовностью устремился за Пчельником, на ходу дожевывая свои куски. Иней крепко взял меня за руку, и, кивнув Миррир, направился за ними.
Пчельник привел нас к поросшему густой травой бугру, выступающему посреди папоротниковых зарослей. Пока Таго, торопясь, шептал мне на ухо о том, что он переживал, когда Старуха привела их к границе, Пчельник совершал над травянистой кочкой странные камлания. Миррир, закрыв глаза, привалилась к стволу дерева, замерев с отрешенным видом, Фатти же, напротив с интересом наблюдал, ловя все жесты бородатого хозяина. Наконец, из-под земли что-то глухо забухтело, и холмик отъехал в сторону, являя нашим взорам тускло освещенный ход вниз.
Пчельник, ворча что-то об «проклятых муравьях и осах», стал спускаться вниз. Фатти, возбужденный, словно пудель на прогулке, поспешил за ним. Обшитый металлическими листами коридор вел вниз, опускаясь метров на десять, и оканчивался раздвижными дверьми, похожими на двери лифта. Перед ними Пчельник остановился, и со значением посмотрел на нас:
– Так, это арсенал. Потому упреждаю: хваталки свои попридержите! Не прикасаться, не прислоняться и даже не дышать ни на чо! Тебя, мажок неугомонный, это особо касается! – он строго посмотрел на сияющего, как рождественская звезда, Ястребка.
Двери раздвинулись и мы вошли в длинное помещение, напоминающее самолетный ангар. Здесь, в отличие от верхнего обиталища Пчельника, царил полный порядок. Ровные ряды стеллажей и ящиков, укрытые серебристой тканью загадочные машины, стойки с оружием странного и угрожающего вида. Пчельник остановился, задумчиво скребя в бороде.
– Ить, не знаешь, чо вам и дать, чтоб ненароком друг дружку не прихлопнули! Ладно, первым делом с костюмчиками разберемся. Так, детишки, нажмем здеся и здеся! – он указал на выпуклости на правом плече моего костюма.
Все послушно нажали на указанные места. По телу пробежала волна вибрации, ткань плотнее прилипла к коже, всех окутало сероватое марево, словно бы костюмы внезапно начали тлеть. Пчельник показал еще две точки, теперь у основания шеи. Перед глазами зарябило, в ушах зазвенело, как от хорошей затрещины.
Я схватилась руками за голову, и с удивлением поняла, что ладони наткнулись на холодную гладкую поверхность в нескольких сантиметрах от кожи. Звон прошел и зрение вернулось. Я с удивлением рассматривала трех черно-серых безглазых монстров, что так же недоуменно крутили головами возле меня. Теперь мы напоминали четырех дьяволов с морщинистыми слепыми мордами, и торчащими вверх короткими рожками.
Совершенно незаметно костюмы затянули кисти рук и стопы, абсолютно отгородив нас от окружающей среды. Что-то едва слышно шипело, воздух запах тмином. Пчельник беззвучно пошевелил губами, и указал на точку под челюстью. Я прикоснулась к ней и звуки вернулись. Казалось, что они стали более громкими: я четко слышала дыхание моих друзей, явственно стучали четыре сердца.
– Ну вот! Это боевой режим. Полная изоляция на шестьдесят часов. Таперя ваши Маги – Наместники зубейки-то пообломают! – голос Пчельника был подобен грохоту камнепада. – Громкость то поубавьте, ни к чему она такая! – Пчельник привел пальцем по подбородку. – Таперя пошли пукалки выбирать! Разблокируйтесь пока.
Мы произвели обратные действия и снова пришли в нормальный облик.
Таго выглядел озадаченным, Миррир была сама лояльность, только глаза ее ошеломленно и вопрошающе метались по нашим лицам, Фатти тихонько попискивал и всхлипывал. Я видела, что его просто распирает от вопросов, но он сдерживался под строгим взглядом Таго. Пчельник, все еще в задумчивости, прошелся вдоль стеллажей, потом хлопнул себя по лбу и призывно махнул рукой. Он завернул за стойку и исчез из вида, мы проследовали за ним.
Когда мы заглянули за ряд блестящих золотистых трубок, аккуратно прикрепленных к стене, я первым делом увидела странную сине-зеленую скульптуру: большая птица с распростертыми крыльями сидела на каменном постаменте. Перья ее переливались в неярком свете, бликуя, точно у зимородка. Глаза заменяли крупные голубые камни, а раскрытый клюв блестел золотом. Черные пятипалые лапы охватывали матово-черный шар в навершии постамента.
– Ух ты, красотища! – выдохнул Фатти, подходя поближе.
Пчельник глянул через плечо, и ухмыльнулся:
– Это единственная штука, которую ты могешь пощупать! Валяй, я зрю, давно у тебя ладошки свербит!
Хозяин отвалил крышку тяжелого длинного ящика, стоявшего в углу, и принялся чем-то яростно там шуршать. Мы подошли к скульптуре поближе, рассматривая тонкую работу. Перья были выполнены до малейшей зазубринки, казалось, эта птица жива и только что скована колдовскими чарами. Фатти провел по зеленой голове, и дотронулся до матового шара в мощных когтях птицы. Внезапно в граненых глазах птицы что-то сверкнуло.
– Ой! – Фатти проворно отскочил. – Я ничего не сделал!
Пчельник поднял голову из ящика и хмыкнул. Внутри птицы что-то щелкнуло и в раскрытом клюве блеснуло. Я с опаской выглянула из-за плеча Таго.
– Да ладно, не тушуйся колдунец, тебе подарочек на долгую память!
Фатти осторожно вынул из клюва маленькую копию той же птицы. Мы сгрудились, разглядывая диковинку. Это была такая же птичка, только в полете. На спинке была петелька как у кулончика, я задумалась: эта статуэтка что-то мне определенно напоминала. Вот только я не могла вспомнить, что?
– Что это? – подала голос Миррир, указывая на скульптуру. – Это не опасно?
Она подозрительно покосилась на маленькую птичку в руках Фатти.
– Это Большая Птица! – буркнул Пчельник не прерывая своей возни. – Не видишь что-ли?
– Понятно, что птица! – недовольно пробормотала Миррир. – А для чего она?
– Птичек делать! – донеслось из ящика. – Откеля мне знать?! Нешто мне все знать надо? В одном месте нашел, тама ничего кроме нее не было. Гляжу: вещь древняя, не иначе цены немалой, ну и взял. Хотел определить ее там, на верху, ну ради красивости, да Старуха жаловаться почла: как станет пыль протирать – так птичка малая выпадает, накопилось уймища их, хоть лавочку открывай! Вона, цельный мешок стоит! – он кивнул на объемистый баул в уголке за скульптурой.
Ястребок сейчас же протиснулся к мешку и развязал бечеву. Запустив руку внутрь, он зачерпнул полную горсть блестящих безделушек. Некоторое время он пересыпал их из руки в руку, при этом лицо его становилось все более озадаченным.
Пчельник, ворча и вздыхая, вытягивал из ящика длинные свертки. Фатти подошел к нам и тихо сказал:
– Чего-то я не понимаю… Слышишь, зверюга, а сделай-ка ты себе птичку.
Иней непонимающе на него глянул, но подошел к скульптуре и положил руку на черный шар. Сверкание повторилось и в клюве вновь появилась маленькая копия. Таго принял безделицу, и, повертев ее в руках, подошел к Ястребку.
– Клади ее сюда, – сказал Фатти, протянув ему горсти полные таких же фигурок.
Таго положил свою птичку в руки маленького мага, и тот сомкнул ладони. Он яростно потряс руками, перемешивая фигурки.
– А теперь держи! – он высыпал птичек в ладони Таго. – Ну, узнаешь свою?
Лицо Инея вдруг вытянулось, льдисто-серые глаза расширились.
– О, стра-а-анно, – протянул он, выбирая из кучи копий одну фигурку. – Вот эта, я уверен!
Мы со Змейкой заинтересованно вытянули шеи, пытаясь понять, что происходит? Таго кивнул нам:
– Девчонки, давайте вы!
Мы с Миррир, по-очереди подошли к птице и получили каждая по своему сувениру. Фатти отобрал их у нас, тщательно перемешивая в ладонях с остальными. Потом он молча протянул нам раскрытые горсти. Я провела рукой по кучке фигурок, ощущение было странным: я узнала свою птичку! Ничем не отличаясь от своих сестер она, однако, притягивала мой взор, как бриллиант среди стекляшек. То же произошло и с Миррир. Фатти сказал Пчельнику о нашем открытии.
– Ну и что ж с того? – ответствовал хозяин, полностью поглощенный распаковыванием продолговатых свертков. – Я и так ведаю, что эта вещь непростая, вот и убрал ее от сторонних глаз! Может когда и узнаю, что это за штука, а пока пущай тут постоит! Ну вот, глядите!
Он распаковал последний сверток. Фатти подошел к баулу и собирался высыпать все фигурки обратно, но потом, поколебавшись, вынул «свою» птичку, и сунул ее в один из многочисленных карманов на черном комбинезоне. Все молча последовали его примеру.
Мне так нравился мой маленький подарок, что я совсем не хотела с ним расставаться. Думаю, то же самое испытывали и другие.
====== Часть 38 ======
Три дня мы тренировались. Пчельник наделил нас странным оружием, которое зубоскал Фатти, по аналогии с Перьями Бога, сразу же окрестил: «Божьи Бадики». Штуки эти и правда напоминали костыли с захватами для предплечий. Длинные тонкие дула серо-стального цвета оканчивались звездообразной нашлепкой из желтоватого металла, руку, чуть ниже локтя, охватывали два зажима, намертво фиксирующих «бадик» к руке. В ладонь ложилась рифленая рукоятка, под указательным пальцем помещался удобный спусковой крючок, а под большим пальцем имелось углубление, затянутое эластичной мембраной. При нажатии на это место оружие «включалось» и вокруг звездообразной нашлепки появлялось «марево» дрожащего воздуха, а в предплечье зарождалось своеобразное ощущение, похожее на дуновение теплого ветерка, сейчас же после этого, перед глазами появлялась полупрозрачная крестовина. Стрельба же, происходила весьма просто: вы фиксировали взгляд на цели и нажимали на спуск. После этого ваша цель вздрагивала, издавала негромкое: «п-ф-ф-ф» рассыпалась в облачко сероватой пыли, которая медленно оседала на землю. Душа моя возликовала! Это было так близко моей урбанизированной натуре, что тешило мое развращенное цивилизацией существо до глубины нутряных фибр. Однако друзья мои отнюдь не радовались. Непривычная мощь пугала и притягивала их одновременно, Миррир и Таго обращались со своими ружьями как с ядовитыми змеями, и только неунывающий Ястребок в какой-то мере разделял мой кровожадный восторг. Пчельник снисходительно наблюдал за нашими тренировками, изредка подавая ехидные реплики, касаемо кучности стрельбы и точности попадания. Гордец Таго тихо страдал, неожиданно оказавшись беспомощным перед «божественным промыслом». К концу третьего дня, Пчельник провел краткий инструктаж насчет уязвимых мест боевых дроидов, и посоветовал вообще поменьше перед ними гарцевать, поскольку роботы премного отличались от безответных стожков и крестовинок, которые мы лихо разносили в пух и прах.
Выступали наутро. Меня разбудил горячий поцелуй Таго, я улыбнулась, открывая глаза. На склонившемся надо мной лице читалась тревога, серые глаза возбужденно блестели.
– Пора, Мар-Мар!
Иней помог мне подняться, и следил, как я разбираю перепутанные во сне волосы, скручивая их в тугой узел на затылке.
– Знаешь, Мар, ты бы там потише, поосторожнее… А то я знаю, ты от этих штук просто в восторге, – начал он, жестом предотвратив мои возражения. – Я знаю что говорю, Мара, Маги – Наместники далеко не дети! Все эти боги, демоны, маги, – продолжил он отводя взгляд в сторону, – не обольщайся Мара, мы им совсем не нужны! Они решают только свои проблемы, а я…, – он снова прямо посмотрел на меня, – ты же знаешь, что я люблю тебя!
Он привлек меня к себе, и прижал мою голову к груди.
– Мар, если с тобой опять что-нибудь случится, – проговорил он глухо, – я больше не вынесу!
Я гладила его по отросшей гриве, бормоча какие-то банальные глупости, а он все прижимал меня к себе, словно боясь оторваться даже на мгновение. Мы сидели так, пока не услышали негромкое покашливание у входа в наш сарай. Пчельник вошел внутрь, заложив руки за спину как заправский пиндосский ротный. За ним семенила Старуха, тащившая на себе раскладной стол и коробки с едой и посудой. Пчельник покачивался на носках, ожидая когда она все это расставит. За одним из загадочных агрегатов, послышалась возня, и оттуда показался слегка заспанный, но довольный Фатти и, как всегда, непроницаемая Змейка Ли. Фатти непринужденно кивнул нам с Таго, поклонился Пчельнику, и, решительно взяв за руку Миррир, проследовал наружу, исчезая в зарослях. Бородатый хозяин проводил их взглядом, задумчиво поскреб макушку, и буркнул: «Все поспевает, однако!». Потом он повернулся к нам:
– Так, полчаса на все – про все! Через сорок минут я сворачиваю все системы защиты, Золотая Сеть почнет сызнова работать. За энто время малое, надоть вам приготовиться. Штоб все, как один, были в полной броне и с оружьем. Старуха проведет вас куды надо, – он повернулся, направляясь к выходу. – Да, и кликните эту парочку, оне тама в кустах опять лобызаются, не след так увлекаться!
