Текст книги "Удачная партия"

Автор книги: Зоя Гарина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 47
Приключения продолжаются

– Мне кажется, концерт начался, – съехидничал Злобный Я.

– Какой концерт? – уточнил Ковард у Дюймовочки.

– Концерт сводного оркестра народных инструментов, – ответила Дюймовочка и снова хихикнула.

Крысы недоуменно переглянулись.

– Вы что-то имеете против народных инструментов? – полюбопытствовала Дюймовочка.

– Да, – ответил за двоих Злобный Я. – Мы вообще безразличны к искусству, а лично я ко всякой самодеятельности отношусь крайне отрицательно. Я полагал, что это сновидение станет ключом к разгадке великих тайн. Конечно, я внутренне готов к значительной доле абсурда, поскольку реальность сна – все же некий бред слабо функционирующего сознания, но всему есть предел! Я не желаю никаких народных инструментов!

– Я не согласен! – возмутился Ковард. – И попрошу не обобщать! Что это значит: «Мы безразличны к искусству»? Кто это «мы»? Нет, позвольте! Я не безразличен к искусству. Я искусство люблю! Просто в реальности всегда не хватает времени для всяких там выставок и концертов. Что ж, пусть встреча с прекрасным случится во сне. Я с удовольствием послушаю балалайку, к примеру, или цимбалы, или еще что-то.

Дюймовочка опять хихикнула, но потом усилием воли приняла строгий вид и изрекла:

– Вас никто не спрашивает. Как говорится: «Нравится не нравится – спи, моя красавица!» Концерт состоится, желаете вы этого или нет. А ключ к тайнам еще нужно заслужить. Я доступна изложил концепцию?

Крысы промолчали, а по лицу Дюймовочки пробежала тень сомнения:

– Что-то я не поняла, почему не начинают? Где сцена?

– Хм, еще и сцена? Что-то это серое пространство совсем не похоже на концертный зал, – Злобный Я был явно недоволен отношением Дюймовочки к его персоне. – Не обкурилась ли ты, дорогуша?

– Тс-с! – Дюймовочка приложила палец к пухлым губкам и перешла на шепот. – Никому не говори! Я чуть-чуть, самую малость, так, для куражу, нервишки расслабить. А то все работа, работа. Я ведь не железная. Да где ж они в самом деле? Или мы не туда заехали?

Дюймовочка осмотрелась по сторонам:

– Что-то не узнаю я эту местность. Похоже, мы заблудились. М-да… Хоть бы ориентирчик какой-нибудь…

– Хорош проводник, – едко заметил Злобный Я.

Ковард кивнул в знак согласия:

– Вот именно! – и с удивлением отметил, что скорость мысли крысы гораздо выше скорости мысли человека. За долю секунды он вспомнил в подробностях свою встречу с Исмайгой, их странный разговор и все последующие события и пришел к выводу, что не зря не испытал симпатии к этому человеку. Ковард даже успел не только испугаться внезапно возникшей догадке, что из-за безответственности Дюймовочки вся эта история может закончиться весьма плачевно, но и перебрать в уме сотню вариантов, как прервать это сновидение. Но ни один не показался ему верным. Аркадий запаниковал:

– Что значит заблудились? – воскликнул он. – Я больше ничего не хочу искать! Я хочу проснуться! Выпустите меня отсюда!

– Ладно тебе! Цыц! – неожиданно густым баритоном цыкнула на Коварда Дюймовочка. – Разберемся! О! Слышите?

Острый крысиный слух уловил далекий отзвук звонких лошадиных копыт. Злобный Я встал на две лапки и, зорко вглядываясь в серую пустоту, сообщил:

– Всадник какой-то. Сюда скачет.

– Ага, – кивнула Дюймовочка. – Я же сказала, разберемся!

И действительно, через несколько мгновений из серого тумана, словно вихрь, ворвался на белом ретивом коне царский генерал с шашкой наголо.

– Врешь, турок, не устоишь! – рявкнул генерал и рубанул шашкой воздух.

Конь вздыбился, заржал и стремительно унес генерала. Троица только успела проводить генерала взглядом.

– Кто это? – удивленно спросил Злобный Я.

– А! – махнула рукой Дюймовочка. – Скобелев Михал Дмитрич Славный вояка. Ясно. Чуть промахнулась. Надо было держать немного правее, на восток. Сейчас все исправим.

Дюймовочка опять сняла с багажника портфель и высыпала его содержимое на землю. На сей раз в портфеле оказались другие вещи: атлас «Автомобильные дороги СССР», бинокль, компас, барометр, транспортир, циркуль и громко тикающий будильник. Она быстро пролистала атлас, ткнула пальчиком в какую-то только ей известную точку, определила направление по компасу и, взяв в руки будильник, отшвырнула его в сторону.

– Если мы и опоздаем, то самую малость. Поехали! – по-деловому сказала она, небрежно бросая вещи в портфель, затем, не мешкая, вскочила на квадроцикл и крикнула в сторону оцепеневших крыс:

– Что замерли? Собираетесь здесь торчать вечность?

Картина, возникшая через несколько мгновений, после того, как квадроцикл Дюймовочки с визгом затормозил, была невероятна.

От серой туманной пустоты не осталось и следа. Это была живописная горная местность, где у подножья величественных гор, уходящих острыми вершинами в чистое лазурное небо, на сочных заливных лугах паслись стада белых кудрявых овец, а среди цветущих и благоухающих кустарников важно расхаживали павлины и порхали огромные яркие бабочки. С гор неутомимыми бурлящими потоками стекали прозрачные речушки, впадающие в абсолютно круглое, как будто очерченное циркулем, озеро, из которого то и дело выпрыгивали золотые рыбки с плавниками, напоминающими крылья. Они на несколько мгновений зависали в воздухе и плюхались обратно в воду, поднимая фонтанчики брызг.

Но на фоне этого сказочного великолепия был вырыт огромный строительный котлован, на одном краю которого стояли два экскаватора, трактор и подъемный башенный кран, а на другом высилась свалка строительного мусора и виниловых пластинок фирмы «Мелодия».

– Прибыли, – сообщила Дюймовочка.

– Ну и где же сцена? Где обещанный сводный оркестр? – не скрывая иронии, спросил Злобный Я.

Он не торопился спрыгивать с квадроцикла, поскольку кожаная обивка сиденья снова была повреждена.

– Да, действительно, – поддакнул Ковард.

– Сейчас разберемся, – ответила Дюймовочка и крикнула: – Эй! Есть тут кто живой?

Кудрявые овцы, как по команде, повернули головы в сторону Дюймовочки.

– Понятно. Все как обычно. Срыв сроков строительства. Ну, есть тут кто или нет?

Из-за горы мусора вышел человек в рабочем комбинезоне и в немецкой военной каске времен Второй мировой войны. В руках у него была небольшая стопка пластинок.

– Хайль! Чего орем? – строго спросил он.

– А где все? – абстрактно ответила вопросом на вопрос Дюймовочка.

Человек устало потер переносицу и тоже ответил вопросом:

– Кто это все? Здесь есть я – главнокомандующий масштабной культурно-строительной операцией «Котлован», а по совместительству – прораб. А кто еще нужен?

– Оркестр. Тут концерт должен быть. Стадион и все прочее. Или я что-то перепутал?

– А это?! Филармония? – махнул рукой прораб. – Так это там, – и он указал в сторону котлована.

– Где там? – переспросила Дюймовочка.

– Там. Внизу. На дне. Только концерт уже, кажись, начался.

– Да ладно, – ответила Дюймовочка, направляясь к краю котлована, – ничего страшного, мы себе места найдем. Спасибо, – и с криком «Аллах акбар! Сига-а-ем!» спрыгнула в котлован.

Крысы без разговоров последовали за ней.

У Коварда от прыжка и падения захватило дух. Но это не был тот головокружительный и радостный полет, который он испытал, падая с края шахматной доски: полета вообще не было – это было невыносимое тошнотворное кружение в невероятной воздушной центрифуге, которое вызывало только одно ощущение – панику.

– Не-ет! – закричал Ковард.

– Не-ет! – закричал Злобный Я, и крысы, будто два разнополюсных магнита, притянулись друг к другу и слились воедино.

Глава 48
Пробуждение

Ковард проснулся внезапно от сильного толчка в плечо. Его сознание все еще падало в черную пропасть котлована, и оттого он не сразу понял, что загадочная реальность сна уже закончилась и началась другая, не менее загадочная реальность жизни с бесконечной чередой своих несуразных проблем.

– Гражданин! – услышал Ковард строгое обращение. – Вы меня слышите?

Ковард открыл глаза, но его взор не смог различить ничего, кроме густого белесого тумана. Повинуясь инстинктивному желанию обрести зрение, Ковард сел и протер глаза.

– Гражданин! – настойчиво обратился тот же голос.

Аркадию Францевичу понадобилось несколько секунд, чтобы различить фигуру человека в милицейской форме, стоящего вплотную к лавке, на которой он провел ночь.

Вид грозного стража порядка явно не соответствовал уставу. И хотя его рука была высоко поднята к козырьку сбитой на затылок милицейской фуражки, что говорило о том, что сон Коварда был потревожен не из праздного любопытства, а по долгу службы, но даже не совсем пришедшему в себя после внезапного пробуждения Коварду было понятно, что представитель власти не совсем трезв.

– Почему спим в неположенном месте? – милиционер сурово сдвинул брови. – А? Документики предъявляем!

Волна внутреннего возмущения захлестнула Коварда, но он, сдержав свой гнев, с достоинством поинтересовался:

– А ваши документики посмотреть можно?

Этот невинный вопрос явно озадачил представителя власти. Он опустил руку, и выражение его лица стало не строгим, а удивленным.

– Зачем? – совершенно искренне спросил он.

– Ну как? – все с тем же достоинством ответил Ковард. – Подтвердите ваше право на предъявление ко мне вышеизложенных претензий.

– Чего? – наморщил лоб милиционер. Он был не на шутку озадачен сложностью речевых оборотов правонарушителя.

– Право на предъявление ко мне претензий, – четко повторил Ковард.

– Ты что, слепой? Формы не видишь? – возмутился милиционер.

– Вижу. Форму вижу, а оснований для предъявления вам документов – нет.

Милиционер неожиданно широко улыбнулся и с любовью посмотрел на Коварда:

– Ну ты даешь! Адвокат, что ли?

– Нет, – ответил Ковард и не моргнув глазом соврал, – академик.

– Тю! – присвистнул милиционер. – Шутишь?

– Нет, – повел бровью Аркадий Францевич, – не шучу.

– Ну и ну, – милиционер покачал головой. – Надо же! Академик! О, времена! О, нравы! А почему спим на лавке? Странно как-то…

– Обстоятельства личного характера…

Взгляд Коварда стал тяжелым, и он, обреченно вздохнув, опустил голову.

– Ясно, – посочувствовал страж порядка и, усевшись рядом на лавку, по-дружески обнял Коварда за плечи: – Что? Все так плохо?

– Да. Хуже некуда.

– Баба, – догадался милиционер. – Эх! Вот же стервы! Все как одна стервы. Они и на свет-то появляются, чтобы нам, нормальным мужикам, жизнь портить. Сочувствую. Э-э! – милиционер вздохнул и махнул рукой. – У меня тоже, знаешь ли, баба не сахар. Вот я сегодня чуть выпил – дежурство было, ну, короче, пришлось, обстоятельства так сложились – так веришь, ноги домой не несут. Запилит. Хорошо, что у меня есть запасная берлога, можно спрятаться на время, так сказать, переждать грозу. А с другой стороны, вот так подумаешь о жизни: что есть она, жизнь-то? Тоска, брат, одна тоска…

Ковард молчал. Ему действительно было тоскливо. Он не хотел думать ни о своем странном сне, ни о своих проблемах в реальной жизни, ни о прошлом, ни о настоящем, ни о будущем.

– Коля, участковый здешний, – протянул руку Коварду милиционер, и Аркадий Францевич, без особой радости ответив на рукопожатие, произнес свое имя.

– Ты это, вот чего, – деловито продолжил Коля, – не кисни! Приструним мы твою бабу. Ишь! Взяла манеру академиков на лавку выгонять. Никакого гражданского понятия! Адресок говори, я мигом дело устрою. Запляшет у меня как миленькая. Ну, куда идти-то?

– Не надо никуда идти.

– Чего так? – с обидой в голосе спросил Коля. – Я ж помочь хочу.

– Спасибо. Тронут. Но мне сложно помочь.

– Тебе повезло. Я лучший спец по неблагополучным семьям. Они у меня все вот здесь, – и Коля продемонстрировал кулак внушительных размеров. – Я им спуску не даю. Статистика, знаешь ли, штука упрямая.

– Факты.

– Что факты?

– Факты – вещь упрямая.

– А! Ну, один хрен. Давай адресок.

– Не надо, Коля. Я сам разберусь.

– Как знаешь. Но ежели чего, то я могу.

Ковард помотал головой:

– Я сам.

– Ладно, проехали… А ты точно академик?

– Я биолог.

– Уважаю. Всегда удивляюсь: бывают же такие умные люди! Я, например, в школе только физкультуру и пение любил, а всякие там физики, химии, литературы – нет. Одна нервотрепка.

– Ну, каждому свое, – философски заметил Ковард.

– Это точно, – согласился с ним Коля и, помолчав немного, спросил: – Что теперь делать будешь-то?

– На работу пойду, – устало ответил Аркадий Францевич и поморщился. – Эх! Умыться бы мне.

– Ха! – обрадовался Коля, что его гуманное желание помочь попавшему в беду академику не пропадет даром. – Нет ничего проще. Пойдем ко мне в берлогу. У меня по высшему разряду – есть все: и душ, и ванна, – он сделал небольшую паузу и с нескрываемой гордостью добавил: – и даже писсуар! И в холодильнике жратва есть. Позавтракаем. На пустой желудок голова плохо варит. По себе знаю. А для академиков голова – главный орган.

– Да не удобно как-то, – попробовал ради приличия отказаться Ковард, но Коля был настойчив, и тогда Аркадий Францевич с радостью согласился.

Берлога милиционера Коли оказалась в соседнем доме. То, что эта так называемая «берлога» претендовала на «высший разряд», было понятно уже по входной двери – массивная черная металлическая, с телескопическим глазком.

– Проходи! – радостно пригласил Коля, открыв три замка и широко распахнув дверь. – На беспорядок не обращай внимания. Я уже второй год ремонт не могу начать. Вот дверь поставил да сортир привел в порядок. На большее денег пока нет. Да ты проходи, проходи!

Ковард прошел. Коля явно скромничал: по понятию Аркадия Францевича это была шикарная однокомнатная квартира с отличной мебелью.

– Славная у тебя берлога, – искренне восхитился Ковард, – обстановочка как в кабинете у министра.

– Да, с мебелью повезло, – согласился Коля. – Конфискат. За смешные деньги приобрел. А ты проходи, проходи, не стесняйся! Что, сразу в душ?

Ковард застенчиво улыбнулся:

– Хотелось бы сразу, если можно…

– Конечно можно! А я посмотрю, что мы с тобой будем завтракать. Что ты любишь, чай или кофе?

– Все равно. Ох, от меня столько хлопот…

– Да ладно! – Коля хлопнул Коварда по плечу. – У меня дома академики бывают не часто. Точнее, академиков у меня в гостях еще ни разу не было. Так что можно и похлопотать.

Стоя под горячим душем, Аркадий Францевич застонал от удовольствия. Ему казалось, что обжигающие струи воды смывают с него накопившуюся за эти двое суток безмерную усталость и возвращают способность здраво мыслить.

«Да, ну и дела! Это не просто черная полоса в жизни, это сплошной мрак! Расскажи мне кто-нибудь нечто подобное, я бы решил, что это вранье от начала до конца. А ты как думаешь?»

Злобный Я не заставил себя ждать:

«Я думаю, что ты совсем не думаешь! Какого лешего ты поперся к этому менту? Документики, кстати, он тебе так и не показал. Ты уверен, что он тот, за кого себя выдает?»

«Нет, не уверен. А точнее, мне без разницы. Вот я моюсь под душем, и это очень похоже на счастье».

«Мало же тебе для счастья надо. А что ты запоешь вечером? Опять пойдешь спать на лавку?»

«Вот в этом ты прав: с жильем нужно что-то решать. Вариантов всего два».

Злобный Я хмыкнул: «Интересно. И какие же?»

«Известно, какие: можно вернуться домой к Эльвире, а можно попробовать снять комнату. Логично?»

«Абсолютно нелогично».

«Почему?»

«Первый вариант даже и обсуждать нет смысла. Знаешь такую поговорку – уходя, уходи? Ушел, так уж хотя бы подожди, пока тебя позовут обратно. А тебя еще, насколько мне помнится, никто не звал. Второй вариант более логичен, но, хорошо зная тебя, я могу с уверенностью сказать, что тебе жизнь одинокого престарелого холостяка не по зубам. Ты ведь и яйцо всмятку сварить не можешь, не говоря уже о более сложных бытовых вещах, как-то постирать, погладить, протереть пыль…»

«Тогда что ты предлагаешь?»

Злобный я сделал многозначительную паузу и изрек:

«Ну, допустим, попробуй показаться на глаза Татьяне. Кажется, она тебя обещала осчастливить».

Ковард задохнулся от возмущения:

«Ну ты наглец! Ведь это ты убедил меня вчера не идти к ней!»

«Не путай Бабеля с Бебелем! Я тебя не убеждал, а просто призывал хорошенько подумать. Но, похоже, лучше бы я этого не делал. Если выбирать между лавкой и постелью Татьяны, то я выбираю второе».

«Я понял, но, извини, выбирать буду я», – и Ковард решительно перекрыл воду душевого смесителя.

Глава 49
Завтрак с участковым

Коля оказался радушным хозяином. Когда Аркадий Францевич вышел из душа, на кухонном столе в чугунной сковородке шипела пузыристая яичница, поджаренная на сале, на большую овальную тарелку были выложены тонко нарезанные ломтики ветчины и сыра, в плетеной хлебнице двумя отдельными стопочками высились нарезанные ломти черного и белого хлеба. Коля стоял у плиты и помешивал ложечкой в турке кофе, аромат которого вызвал в желудке Коварда сосущее чувство голода.

– Завтрак готов, – весело отрапортовал Коля. – В кофе сахар добавлять?

Ковард улыбнулся:

– Я люблю сладкий, но могу и без сахара.

– Понятно. Я тоже люблю сладкий. Говорят, сахар очень полезен для мозгов. Врут?

– Нет, не врут. Сахар обладает высокой энергетической ценностью, так что для работы мозга это большое подспорье, но вот что касается всего другого, то чрезмерное употребление сахара может привести к крайне нежелательным последствиям и даже болезни, например, такой как инфаркт или сахарный диабет.

– Ну ты точно академик! – восхитился Коля. – Тогда добавим сахара совсем чуть-чуть. Инфаркты нам не нужны! Да ты не стесняйся. Садись за стол.

Ковард уселся на краешек стула:

– Право, мне неловко. Даже и не знаю, чем я заслужил такое расположение.

– А ты не думай об этом. Знаешь скольким людям я помог? О! – и Коля махнул рукой. – Кому словом, кому делом, а кого в тюрьму отправил. Тоже, кстати, помощь. Пусть человек посидит, подумает, баланды тюремной похавает, глядишь, и образумится. А как? Так я говорю?

Ковард вздохнул, что, по всей видимости, должно было означать согласие.

– Ну вот, – Коля разлил приготовленный кофе по чашкам. – Да ты давай начинай. А то яичница остывает.

Аркадий Францевич первым делом наколол на вилку ломтик сыра и отправил его в рот. По телу разлилась приятная истома.

– Хороший сыр, – похвалил Аркадий Францевич и наколол на вилку еще кусочек.

– Да обыкновенный, – отмахнулся Коля. – Вот был у меня один случай… А ты ешь, ешь… – и Коля поплыл по реке воспоминаний, разродившись длительным монологом, из которого следовало, что он, Коля, ни дать ни взять спаситель всего человечества, которое так и норовит погрязнуть в воровстве, бандитизме и разврате.

Ковард уплетал за обе щеки, время от времени согласно кивая, когда Коля делал паузу в рассказах о своих захватывающе геройских трудовых буднях, чтобы положить в рот шкварку со сковороды или кусочек ветчины и спросить: «Так я говорю?»

– А с другой стороны, – в конце концов он подвел итог своим рассказам, – если кто-то и ушел от правосудия, то есть еще закон посуровей уголовного кодекса. Так я говорю?

Ковард вытер рот носовым платком, который прошлым утром заботливо положила ему в карман Татьяна, и ответил:

– Не знаю.

– Как не знаешь? Я про Божий Суд говорю. Божий Закон никакая Дума не изменит.

– Это да, – согласился Ковард. Ему нужно было торопиться на работу. Ковард хлопнул себя по коленям, показывая всем своим видом, что хоть и не хочется, но уходить надо. – Спасибо, Коля. Правда, очень приятно, что есть такие милиционеры, как ты. Даже не милиционеры, неправильно сказал, а такие люди, как ты, – и улыбнулся: – Значит, у человечества еще не все потеряно. Я твой должник. Кто знает, как жизнь повернется. Может, сумею когда-нибудь этот долг отдать.

– Да чего уж там! – улыбнулся в ответ Коля. – Мелочи! Я люблю помогать людям. А ты, академик, ежели чего, забегай. Если с бабой своей по-хорошему сегодня не разберешься, то можешь и на ночь прийти. Пущу. Не дело это – на лавках спать. Хорошо, что я тебя увидел, а вот если бы это был Колдыба, напарник мой, то думаю, тебе бы пришлось долго в участке куковать. Адресок запомнил на всякий случай?

– Запомнил.

– А может, все-таки лучше мне с бабой твоей разобраться?

– Нет-нет, Коля, я сам.

– Ну, как знаешь! Мое дело предложить.

Коля и Ковард простились по-приятельски.

Глава 50
Ковард снова встречается с бродягой

На улице моросил мелкий дождь.

«Не самая лучшая пора года для бездомного одинокого мужчины», – печально заметил Злобный Я.

«Не нужно об этом непрестанно напоминать, – резко осадил Аркадий Францевич. – Я обязательно что-нибудь придумаю. Во всяком случае, ключи от дома у меня никто не отбирал. Имею я право забрать свои вещи? Плащ, зонтик, белье, в конце концов? Или я должен скитаться, как бездомная собака, по чужим углам?»

«Вот-вот, – отозвался Злобный Я. – Теплое белье – обязательно! С такой погодой запросто можно заработать обструктивный бронхит, а то еще и что-нибудь похуже. Знаешь, а я вот тут подумал: может, Эльвира не так уж и плоха? Нет, в самом деле? Столько лет вместе. Если в молодости не разбежались, то чего уж теперь? Она, конечно, совсем не золото, но с другой стороны…»

«Я тоже об этом думал, – Ковард ускорил шаги: дождь стал заметно сильнее. – Посмотрим. Подумаю об этом вечером».

Кроме собственных мыслей и диалога со Злобным Я в сознании Аркадия Францевича шел еще один процесс: он считал шаги – привычка, выработанная годами. Невидимый секундомер независимо от воли Коварда включался всякий раз, когда тот выходил на улицу и направлялся в сторону работы.

«Шестьсот шестьдесят шесть…»

Ковард остановился у края проезжей части: на светофоре горел красный свет.

«Надо же! – подумал Аркадий Францевич. – От берлоги Коли и от моего подъезда до этого места одинаковое количество шагов?! Шестьсот шестьдесят шесть. Ох! Так это же число дьявола! Конечно, нумерология – это лженаука, но все же… Странно, что я раньше об этом не задумывался. Здесь, у этого светофора, я очень часто останавливаюсь. Стоп! Если горит красный светофор, то я останавливаюсь, сделав шестьсот шестьдесят шесть шагов. И тогда, по моим наблюдениям, день будет неудачным. Вот оно что!»

«Ой! – простонал Злобный Я. – Какой бред у тебя в голове!»

– Самый большой бред в моей голове – это ты! – сказал вслух Аркадий Францевич.

– Что вы сказали? – раздалось за спиной Коварда.

Ковард не вздрогнул. Он узнал этот голос и обернулся. Перед ним стоял бродяга с шахматами под мышкой.

Аркадий Францевич с вызовом спросил:

– Хм, конечно, а как же без вас?

Бродяга, сделав вид, что не заметил недружелюбного замечания, улыбнулся:

– Прекрасная погода, не правда ли? Как спалось?

– Хуже не бывает.

– Это вы о чем: о погоде?

– И о погоде.

– Да? А я люблю осень.

– Послушайте! Какое мне дело до того, что вы любите, а что нет?! Почему вы меня преследуете?

– Зачем мне вас преследовать? Есть вещи совершенно неотвратимые. Помните, как в романсе поется? – и бродяга запел академическим баритоном:

 
Только раз бывает в жизни встреча.
Только раз судьбою рвется нить.
 

Внезапно старик прервал пение и пояснил:

– Случается, что пою романсы. Но в основном приходится петь колыбельные.

– Не говорите загадками! Что вам нужно от меня? – нервно вскрикнул Ковард. – Я позову милицию!

Бродяга с удивлением посмотрел на возмущенного Аркадия Францевича и весело рассмеялся:

– Не хотел бы вас огорчать, но в нашем случае милиция ничего не решит. Хотите дам совет? Зачастую жертва важнее приобретения.

– В каком смысле? – нервно спросил Ковард, всем видом показывая, что ответ на вопрос ему не интересен.

Бродяга дружелюбно улыбнулся:

– Да во всех. И в жизни, и в духовных стремлениях, и, разумеется, в шахматах. Без жертвы не бывает победы. Идите! Зеленый свет!