Текст книги "Удачная партия"

Автор книги: Зоя Гарина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 69
Снова загадки

«Темнота. Надо же, темнота такая, хоть глаз выколи! Опять этот сон! Хотя что-то не так. Почему я ничего не вижу? А нет, небо вижу. Звезд мало, оттого, наверное, и темень такая. Где же эта чертова луна с ее лунной дорожкой?»

Аркадий Францевич напряженно вглядывался в черное небо с неяркими малозаметными звездами, стараясь не прозевать появление холодного светила. И действительно, луна не заставила себя долго ждать. Черный край небес озарился зеленоватым свечением, и на середину небосвода выкатился светящийся, словно лампочка в тысячу ватт, медный таз для варенья.

«Луна! – с удовлетворением отметил Аркадий Францевич и вжал голову в плечи, ожидая звонкого падения таза, зафиксировав в сознании молниеносную мысль о том, что при падении с высоты, равной расстоянию от Земли до Луны, всякий медный таз превращается в головку французского сыра.

Однако в этот раз луна не упала. Она раскачалась, словно маятник старинных часов, и забряцала, как библейский кимвал.

«Что-то новенькое, – подумал Ковард и с удивлением обнаружил, что находится в зеркальном лабиринте и что он не крыса, а вполне симпатичный и привлекательный мужчина, правда, не имеющий ничего общего с реальным Аркадием Францевичем Ковардом.

«О! – воскликнул Ковард, разглядывая в ломаных зеркалах свои многочисленные отражения. – Как я привлекателен! И костюмчик на мне просто загляденье! Как он выгодно подчеркивает мою замечательную фигуру! Йо-хо! А этот сон мне нравится!»

Ковард ясно осознавал то, что находится в реальности сна, но при этом ему удавалось не терять ощущения действительной реальности: мягкая подушка, слегка сбитое тяжелое пуховое одеяло, пышное тело Эльвиры, спящей рядом, звуки все усиливающегося дождя за окном, нудно тарабанившего по откосам, да лай голодных дворовых собак.

Но и это двойственное ощущение реальности не мешало ему испытывать радость от такого кардинального перевоплощения в своем сновидении.

«Однако я красавчик! – думал Ковард, вертясь перед зеркалом и наслаждаясь грациозностью своих движений. – Надеюсь, этот сон будет приятным».

Он прищурил глаза, пристально рассматривая свое отражение в зеркале, и в этот момент заметил некую странность. В отражении он был привлекательным моложавым франтом с немного нагловатой самодовольной улыбкой, в то время как сам Ковард не ощущал на своем лице улыбки, да и руки отражение держало в карманах, а руки Коварда были свободно опущены. Удивленный этой странностью Аркадий Францевич поднял руки и развел их в стороны. Отражение же, как ученик на уроке физкультуры, нехотя повторило это движение, но тут же добавило свой элемент – скрестило руки на груди.

«Да, начинаются странности, – подумал Ковард без тени огорчения. – Надо выбираться из этого Зазеркалья».

Ковард поднял голову. Луна, прикрепленная к тонкой серебряной нити, уходящей куда-то высоко в необозримое небесное пространство, все еще раскачивалась, правда, с заметно меньшей амплитудой.

«Интересно, – подумал он, – насколько прочна эта нить? С виду она совсем тоненькая. Может ли она оборваться?»

Но луна внезапно остановилась, и Аркадий Францевич почувствовал приятное тепло под ногами. Это ощущение вызвала появившаяся на полу Зазеркалья лунная дорожка.

«Ага. Новый сон со старыми правилами. Хорошо, я не стану терять время. Чем лучше понимаешь правила, тем легче играть. Вперед!»

И Аркадий Францевич, резко развернувшись на каблуках удобных и мягких кожаных туфель, легко и неожиданно быстро побежал по лунной дорожке. Он бежал, высоко поднимая и выбрасывая вперед свои сильные ноги, а его отражения несколько мгновений оставались в ломаных зеркалах неподвижными, затем неожиданно оживали и одно за другим поворачивали головы, провожая взглядом бегущего. Когда тот скрывался за поворотом, отражения, словно фантомы, исчезали.

«Я бегу! Бегу! – с восторгом думал Ковард. – Это ведь не шахматная доска, с которой можно свалиться!»

Не успел он так подумать, как почувствовал, что земля ушла из-под ног. Стремительное внезапное падение заставило Аркадия Францевича крепко зажмурить глаза и задержать дыхание. Удар при приземлении Ковард почувствовал как некий щелчок в сознании, вызвавший на мгновение сильную панику, которая тут же сменилась приятным спокойствием. Он увидел себя лежащим на хирургическом столе с плотно закрытыми глазами. Но это видение нисколько не тревожило сознание Коварда. В его ушах зазвучала странная китайская музыка, и тонкий женский голос запел:

 
Круглая луна —
Лицо послушной гейши.
Смотри и чувствуй.
 

И действительно, видение сменилось. Аркадий Францевич перестал видеть себя, а увидел бескрайнюю линию горизонта, которая соединяла две синие спокойные, но по ощущениям живые, дышащие плоскости – небо и океан. Легкие Коварда наполнились свежим пьянящим обогащенным кислородом воздухом, который мгновенно вызвал в сознании ощущение счастья и радости. Оно было немного разбавлено болью в области лба, несильной, но обжигающей. Однако Ковард, поддавшись состоянию блаженства, старался не обращать на эту деталь внимания. Он слушал китайскую музыку, пытался понять смысл песни, но мозг его был как никогда ленив и туманен.

Ему снились космическое небо, парад планет, черные дыры вселенной, рождение и гибель звезд, появление Солнца, зарождение жизни на Земле. Он незримо присутствовал при строительстве египетских пирамид, участвовал в крестовых походах, выращивал цветущие сады, наблюдал и изучал жизнь насекомых, пресмыкающихся, млекопитающих. Он посещал секретные лаборатории и следил за ходом экспериментов, анализировал культурное мировое наследие, разбирался в единстве и различиях существующих и давно забытых религий, участвовал в благотворительных и миротворческих движениях, жил во дворцах и прозябал в трущобах. Время в его сознании сплелось в один тугой клубок, так что невозможно было различить – где прошлое, где настоящее, где будущее. Ковард воспринимал эти глобальные знания, которые постигало его сознание, без эмоций, переживаний и удивления.

Они укладывались в его памяти, словно сухая математическая информация – давно понятая, просчитанная, но по каким-то причинам забытая, которую все же пришлось вспомнить.

Параллельно Аркадий Францевич ощущал, как активно начинают работать и взаимодействовать отделы его головного мозга, вызывая интенсивное кровообращение, которое в свою очередь заставляло весь организм очищаться и омолаживаться.

Когда видения закончились, Аркадий Францевич открыл глаза. Из тумана выплыл силуэт человека, склонившегося над ним. Ковард понял, что он находится в операционной, а человек, стоящий рядом, – хирург. А когда же туман рассеялся окончательно, Аркадий Францевич узнал своего мистического преследователя – бродягу.

– Как самочувствие? – улыбнулся тот беззубым ртом.

В какое-то мгновение Ковард испытал чувство, похожее на страх, но мысль, мелькнувшая в голове: «Это сон!», тут же вернула ему полное спокойствие.

– Пока не знаю, – честно, без раздражения ответил Ковард.

– Ну-ну, ничего. Разберешься со временем. Хочешь встать?

– Я хочу проснуться, – ответил Ковард.

– Так ты уже проснулся, – бродяга протянул Коварду руку. – Давай помогу.

Ковард встал.

– Где я? Я же еще во сне?

– А! Ты об этом? – не дождавшись ответной реплики Коварда, бродяга пожал плечами. – А, собственно, какая разница? Ну, во сне. Хочешь чего-нибудь?

– В смысле?

– Ну, поесть, попить, поразвлечься?

Ковард хохотнул:

– Ну и дела! И что же, я пожелаю, а ты исполнишь? Как джин из волшебной лампы, да?

– Типа того. Благотворительная акция для прооперированных.

– Прооперированных?

– Ага. Операция по расширению сознания.

– А! Ясно, – Ковард вздохнул. – Нет, ничего не хочу.

Бродяга просиял:

– Превосходно! Операция прошла успешно. Поздравляю и тебя, и себя! Блеск!

Ковард устало улыбнулся:

– И что теперь делать?

Бродяга снял с рук хирургические перчатки и бросил их на пол:

– А ничего! Живи! Кстати, ты очень невнимательно отнесся к моему подарку.

– К какому подарку?

– Вот видишь! Я прав. Впрочем, я всегда прав. Я тебе подарил учебник, а ты его оставил без внимания, хотя я предупредил, что он тебе может ой как пригодиться!

– А! Речь идет о «Моей системе» Нимцовича?

– Да. Но это совсем не то, что ты предполагаешь. Да и фамилия Нимцович указана только на обложке, а на самом деле, это моя система, и шахматы к ней имеют только косвенное отношение.

Аркадий Францевич удивленно поднял бровь:

– Я не хочу вас огорчать, но в этом учебнике ничего нет.

Теперь пришла очередь удивиться бродяге:

– Как ничего нет?

– А вот так! В этой книге просто чистые листы. Брак типографии, что ли?

Бродяга несколько секунд с удивлением смотрел на Коварда, а потом расхохотался:

– Брак типографии? – смеясь, переспросил он.

– Ну да! А что здесь смешного?

– Прости-прости, – замахал руками бродяга, пытаясь подавить смех. – Ты прав, смешного в этом ничего нет. Просто я не перестаю удивляться тому, как беспечно и невнимательно люди относятся к сокровенным знаниям! Неужели тебе, баранья башка, не понятно, что эта книга создана не в типографии?

Ковард с некоторым недоумением прислушался к себе. Такой откровенно пренебрежительный тон собеседника не вызвал в нем раздражения: внутреннее состояние Аркадия Францевича было спокойным и благостным. Он промолчал, ожидая объяснений бродяги.

– В чистых листах, – продолжил бродяга, – и заключается сокровенная мудрость. Когда человек запутался в своих дорогах, когда его мысли стали грязным слипшимся клубком, когда его поступки непредсказуемы и глупы, когда он перестает думать о счастье – самое время открыть эту книгу и последовать ее рекомендациям: начать все с чистого листа! Неужели ты этого не понял?

– Если честно, то нет, не понял, – признался Ковард.

Бродяга снисходительно улыбнулся:

– Ну ничего. Теперь ты будешь гораздо понятливее. Ладно, уже утро, тебе пора возвращаться. Я думаю, что ты сможешь легко разобраться со всеми своими проблемами. Но если у тебя возникнут вопросы, то мой тебе совет: полистай учебник, в нем ты найдешь ответ на любой вопрос.

– Ответ – это чистый лист?

– Не всегда. Не ленись, листай, в книге не так много страниц, не больше, чем недель в твоей жизни. Удачи. Я буду за тобой наблюдать.

Глава 70
Утро нового дня

Аркадий Францевич опять открыл глаза. В этот раз его взору предстали выцветшие обои стен его собственной спальни.

«Наконец-то проснулся», – подумал он. В мозгах, как эхо, резонировала фраза бродяги: «Я буду за тобой наблюдать».

«Да, – продолжил оборванную мысль Аркадий Францевич, – сны становятся все более и более интересными и пугающими. А вот имеют ли они какой-то смысл? Или это по-прежнему отражение работы моего подсознания? Знать бы ответы на эти вопросы. Все началось с зеркального лабиринта, а затем, как волны бушующего океана, понеслись эти невероятные фильмы! Как будто мне открывали все тайны вселенной. И все в одном сне! С ума сойти можно! Кто управляет моими снами? Бродяга? Бродяга. И опять бродяга. Напомнил мне о своей книге. Да-а. Все необъяснимо и загадочно. Однако пора на работу».

Аркадий Францевич, стараясь не потревожить сон супруги, тихонько встал с постели. Он впервые за много лет не стал делать утреннюю гимнастику, а сразу пошел умываться.

«Как же в жизни все относительно, – рассуждал Ковард, густо намазывая щеки пеной для бритья. – Еще в прошлую среду, после разговора с Брыкзой, я думал о том, что свой главный выбор должен буду сделать сегодня, в понедельник. Каким же я был глупцом! Человек каждую минуту, даже не минуту, а каждое мгновение делает свой главный выбор. И от совокупностей его выборов зависит не только его жизнь, но и жизнь всей вселенной! Конечно, в той или иной степени. Иногда эта степень настолько ничтожна, что ни заметить, ни осознать эту зависимость человеческому разуму невозможно. А с другой стороны, разве мы сами определяем свой выбор? Кажется, в Библии сказано: «Ни один волос не упадет без Моего ведома». Хм. Откуда я это знаю? Я ведь не читал Библию! А! Я ведь ее изучал сегодня во сне! И Тору. И Коран. Хм».

Аркадий Францевич прервал свое бритье. За несколько мгновений в его голове, словно вихрь, пронеслись все знания, накопленные человечеством в области различных религий. Ковард опешил. Разве может человеческий мозг хранить столько информации? Значит, операция, перенесенная во сне, действительно была?

«Боже, как с этим жить?» – в ужасе подумал он.

Но это состояние растерянности и паники длилось не более нескольких секунд, хотя Коварду они показались бесконечно долгими.

«Так, достаточно! – категорично остановил поток собственных мыслей и эмоций Аркадий Францевич. – Достаточно истерики и паники. Все, что ни делается, делается к лучшему. Эту фразу я определяю как свое новое жизненное кредо».

– А ты тут? – услышал он непривычно ласковый голос Эльвиры Павловны. – С добрым утром.

Ковард повернул голову. Жена излучала свет дружелюбия:

– Ты сегодня решил не делать зарядку?

Ковард невольно улыбнулся в ответ:

– Да. Не то настроение. Понедельник и так день тяжелый.

– Ну и правильно, – одобрила Эльвира Павловна. – Отдохни. Станешь олимпийцем на день позже. Ой! Что это у тебя с глазами?

Ковард перевел взгляд в зеркало:

– А что у меня с глазами?

– Не знаю. Что-то не так.

– Что не так? – удивился Аркадий Францевич. – Красные?

– Да нет. Взгляд какой-то странный.

– Странный? Что в нем странного? – Ковард пристально посмотрел на свое отражение в зеркале. – Взгляд как взгляд. Что ты придумала?

– Да? Наверное, показалось. Чайник поставить?

– Лучше свари кофе.

– Ага, – и Эльвира Павловна исчезла, а вскоре по всей квартире разнесся пьянящий аромат свежезаваренного кофе.

Ковард закончил бриться и прошел на кухню. Оказалось, что уже готовы сладкие гренки, сварены яйца всмятку, а невесть откуда взявшиеся деликатесы – сырокопченая колбаса и голландский сыр – нарезаны тончайшими ломтиками и узорно выложены на тарелку.

– О! – радушно улыбнулся Аркадий Францевич. – С утра такой сервис, что и на работу не хочется идти.

Эльвира Павловна восприняла это замечание как приятный комплимент и, улыбнувшись, спросила:

– Кофе с молоком?

– Да, – ответил Ковард, усаживаясь за кухонный стол, – можно и с молоком. Ты тоже будешь сейчас завтракать?

– Только кофе выпью. Хочу сегодня до обеда сходить в детский дом, найти этого мальчишку, которого вчера показывали в передаче.

– Что, прямо сегодня? – удивился Ковард.

– Да. А зачем откладывать? На работе появлюсь после обеда, ничего страшного: квартальный отчет без меня сдали, так что можно не торопиться.

– Как-то ты резко, – не мог прийти в себя Аркадий Францевич. – Может, стоит все еще хорошенько обдумать?

Взгляд Эльвиры Павловны стал колючим, но она тут же, как опомнившись, прикрыла на секунду глаза, а когда вновь их открыла, то взгляд, словно солнце, излучал тепло и свет.

– А давай так, – улыбнулась она, – мы возьмем его на две недели, присмотримся, пусть и он привыкнет, а потом уже будем какие-то судьбоносные решения принимать. Это будет некий опыт и для нас, и для мальчишки. Аркадий! Неужели я так и умру с нереализованным материнским инстинктом?

– Вот те на! Умру! Скажешь тоже! С чего бы это?

– Ну мы все не вечные. А своих детей нам уже точно не иметь.

Аркадий Францевич махнул рукой:

– Хорошо. Поступай как знаешь.

Глава 71
Понедельник – день тяжелый

Аркадий Францевич шел на работу. Впервые в жизни он не считал шаги и голова его была свободна от мыслей. И несмотря на то что с утра Эльвира Павловна озадачила его своим настойчивым желанием взять на воспитание ребенка из детского дома, выйдя из подъезда на улицу, Ковард тут же забыл об этом факте. Его абсолютно ничего не тревожило, и он чувствовал себя превосходно. Один раз мимолетно он вспомнил о предстоящем, по предположению, не очень приятном разговоре с Брыкзой, но мигом отогнал от себя эту мысль.

«Будь как будет», – решил Аркадий Францевич.

Он глубоко, всей грудью вдыхал прохладный сырой воздух, любовался кружением падающих осенних листьев, беззастенчиво рассматривал встречных прохожих, иногда останавливался и, задрав голову вверх и прищурив глаза, глядел на плывущие по серому низкому небу кудрявые облака. Из-за этого на свой путь Ковард потратил около получаса и зашел в лабораторию за три минуты до начала рабочего дня.

Стриганова на месте еще не было. Этот факт удивил Аркадия Францевича: обычно Данька к моменту появления самого Коварда уже сидел за столом перед расставленными на доске шахматами и держал шахматные часы в руках. Это был своеобразный ритуал, в котором обязательно первой фразой после приветствия были слова: «По три, по пять?»

«Странно, – подумал Ковард, – где же это Стриганов? Он ведь знает, что нам нужно идти к начальству! Не хватало еще, чтобы Брыкза начал сразу орать по поводу опозданий на работу!»

Не успел Аркадий Францевич закончить свою мысль, как в лабораторию буквально ворвался разгоряченный Стриганов и на одном дыхании выпалил целую тираду:

– Доброе утро! У меня сегодня сумасшедший день! Я через три часа расписываюсь! Еще мне нужно в комитет по опекунству! Мы с Анастасией хотим удочерить ребенка! Я помню о нашей договоренности!

Надеюсь, Брыкза не станет нас мариновать в своем кабинете?! Иначе мне придется написать заявление за свой счет! Мне по закону при этих обстоятельствах положены три дня! Как ваши дела, Аркадий Францевич? Все утряслось?

– Отдышитесь, Даниил! – улыбнулся Ковард, наблюдая за тем, как Стриганов торопливо зачем-то перекладывал на своем рабочем столе папки, бумаги, блокноты, листки с пометками и записями. – Не торопитесь, а то непременно потеряете уйму времени. Брыкза, я думаю, нас пригласит с минуты на минуту. Я, кстати, в выходные начал экспериментальную часть нашего проекта, но пока ничего не смотрел, не анализировал. Ну а вам, я так понял, сегодня не до работы. О каком ребенке вы вели речь? У вашей невесты есть ребенок?

– Нет. Это не ее ребенок. Мы решили удочерить си роту, – ответил Стриганов, не прекращая рыться в бумагах на своем столе.

– Сироту? С ума сойти, прямо эпидемия какая-то! Да что вы там ищете, Даниил?

– Вы будете смеяться. Ковард! Я потерял паспорт! Комедия! Мне сегодня расписываться, а я паспорт не могу найти! Помнится, я его как-то вытягивал из портфеля на работе. А куда потом положил – не помню!

– Ну вы даете, Даниил! В вашем возрасте такая забывчивость непростительна!

– Да, вы правы. Я сам в шоке. Если я потерял паспорт, то даже и не знаю, что мне делать! Без паспорта ни о какой женитьбе не может быть и речи. Я так умолял заведующую загсом!

– А вот представьте себе, Даниил: я знаю, где ваш паспорт!

– Где? – изумленно округлил глаза Стриганов.

– У Зоси! – торжествующе произнес Ковард. – Помните, она просила вас принести паспорт, что-то ей нужны были ваши данные для каких-то отчетов? Вы ей отдали паспорт, и что-то я не припомню, чтобы она вам его возвращала.

Стриганов стукнул себя по лбу:

– Точно!

В эту же минуту в проеме двери показалась кудрявая головка Зоси:

– Ковард, Стриганов! К начальству! Что у вас с телефоном? Я опять не могу дозвониться!

– Зося! – воскликнул Стриганов, бросаясь к двери. – Зося, постойте!

– В чем дело? – пролепетала Зося, испугавшись столь бурных проявлений эмоций. – Что случилось?

– Мой паспорт случайно не у вас?

– Какой паспорт? Что за паспорт? Не знаю никакого паспорта! – на всякий случай по-боевому, с вызовом ответила Зося. – Мне еще только ваших паспортов не хватало!

Тут и Ковард не смолчал:

– Ну как же! Зося! Вспомните, вам нужно было заполнить какие-то анкеты для отдела кадров, вы не нашли личную карточку Стриганова и попросили у него паспорт. Он вам его дал в руки прямо здесь, в лаборатории. Я это очень хорошо помню.

Выражение лица девушки стало задумчивым:

– А! Что-то припоминаю. Так это когда было! И что, я разве его не вернула?

– Нет! – в один голос воскликнули Ковард и Стриганов.

– Если я этот паспорт не вернула, значит, он у меня в сейфе. А если его в сейфе нет, значит, я его вернула. Идемте. Вам все равно нужно к Теодору Ивановичу.

– Железная логика, – иронично улыбнулся Ковард.

Зося кокетливо улыбнулась, и ее кудрявая головка исчезла за дверью.

– Хоть бы этот несчастный паспорт нашелся! – умоляюще поднял глаза к небу Стриганов.

– Найдется, – уверенно подбодрил товарища Ковард. – Ну что, пойдем предстанем пред ясными очами начальства?

– Да. Но сначала паспорт!

– О боже! – артистично вздохнул Аркадий Францевич. – Как же вам не терпится связать себя тяжкими узами супружества! Когда в организме бушуют гормоны, мозговая деятельность притупляется. Глядя на вас, я наблюдаю бесспорное подтверждение этому факту.

– Возможно, – кивнул Даниил и распахнул перед Ковардом дверь, пропуская того первым на выход из лаборатории, – но природа есть природа. И это тоже факт, от которого просто так не отмахнешься.

До самой двери приемной коллеги обменивались ничего не значащими репликами по поводу предстоящей перемены в жизни Даниила. В приемную Стриганов вошел первым и тут же с порога спросил:

– Зося, паспорт нашелся?

Девушка хмыкнула, пожала плечиками и безразлично повела глазами, указывая на край стола, где уже лежал паспорт Стриганова.

– Вот. Сами виноваты. Это вам нужно помнить о своих документах, а не мне. Сами дали, сами забрали. Тогда никакого пожара не будет.

– Вы, как всегда, правы, Зосенька, – галантно улыбнулся Ковард.

– Еще бы! – гордо кивнула Зося и добавила: – Зайдите. Уже спрашивал.

Когда Стриганов и Ковард переступили порог кабинета начальника, Теодор Иванович вопреки своему обыкновению встал им навстречу.

– Проходите-проходите, присаживайтесь. Ну-с, – продолжил он, вернувшись в свое кресло, – чем порадуете?

– Пока ничем, – ответил за двоих Ковард. В голосе его не было и тени лести. А следующий вопрос и вовсе прозвучал раздраженно и вызывающе: – Собственно, а чего вы от нас ожидаете?

Брыкза сделал недовольную гримасу – он не мог терпеть, когда кто-то говорит не то, что он хочет слышать, а уж о том, чтобы задавать вопросы, и речи быть не могло. Пока Брыкза молчал и закипал, как чайник, оставленный на плите, Стриганов сидел, опустив голову – он предпочел не участвовать в разговоре, понимая, что такой вызывающий тон Аркадия Францевича непременно накличет начальственную истерику.

И Стриганов не ошибся.

– Чего я от вас ожидаю? Это вы от меня ожидаете! Ожидаете, что я буду смотреть сквозь пальцы на ваше разгильдяйство, лень и профессиональную…

Брыкза сделал в крике небольшую паузу, глубоко вдохнул воздух, подбирая в собственном своеобразном лексиконе наиболее обидное слово, а, найдя его, вскочил с места и, подбежав почти вплотную к Коварду, продолжил фразу:

– Профессиональную импотенцию! Чем вы занимались целых три дня? Неужели нельзя было получить хоть какой-то результат?! Я же вас предупреждал, что в понедельник жду вас с подробным отчетом! И что я вижу? Что я слышу? Наглый вопрос: «Чего вы от нас ожидаете?» Распустились! Никакого понимания текущего момента. Саботаж!

Брыкза распалялся все больше. Его выкрики вскоре стали напоминать лай злобной собачонки. Ковард уже пожалел о своей дерзости исключительно потому, что звуковые вибрации начальственного крика, казалось, испытывали на прочность барабанные перепонки, и если эта гневная тирада затянется, то головной боли не избежать. Но, как обычно, Брыкза неожиданно прервал поток своего возмущения на полуслове, вернулся на место, сел в кресло и замолчал, а потом, подняв глаза на Коварда, спокойно сказал свою непременную фразу:

– Ну, вы меня поняли.

Коварда не удивило поведение Брыкзы, он за годы работы в институте хорошо изучил характер начальника и понимал, что эти гневные речи ровным счетом ничего не значат – их нужно воспринимать так же, как плохую погоду. Поэтому он выдержал взгляд шефа и медленно, выговаривая каждое слово, задал вопрос:

– А вы полагаете, Теодор Иванович, что научные открытия можно регламентировать по времени?

– Да. Я в этом уверен, – безапелляционно заявил Брыкза. – В науке всегда формулировались задачи и назначались сроки. Вы разве этого не знаете?

– Да, знаю, – криво усмехнулся Ковард, – пятилетку в три года. Но это не тот случай. Я понимаю, вам хочется поскорее надеть лавровый венок, но я намерен вас еще раз огорчить: я понял, что моя идея создания генной вакцины абсурдна.

– Как?! – воскликнул Брыкза и гневно сдвинул брови.

Стриганов тоже с удивлением посмотрел на Коварда. Но Ковард был невозмутим. Его взгляд был тверд, осанка идеальна, и весь его облик говорил об уверенности и собственном достоинстве. Таким Коварда ни Брыкза, ни Стриганов никогда не знали.

– Объяснитесь, Аркадий Францевич! – потребовал Брыкза, но в его голосе уже не было начальственной интонации, скорее это было сказано недоуменно и растерянно.

– А что объяснять? – все с тем же достоинством ответил Ковард. – Вы ведь, помнится, сами говорили о морали, гуманизме. Не так ли?

– При чем здесь это? – отмахнулся Брыкза.

– А вы подумайте. Иногда, знаете ли, полезно думать. Все ясно: я прекращаю свои разработки, все свои записи уже уничтожил. Вы можете начать самостоятельную работу над этой темой. В этом случае я даже не стану претендовать на авторство идеи. Я просто буду заниматься тем, за что мне государство платит зарплату.

– А вы? – Брыкза перевел взгляд на Стриганова. – Вы тоже отказываетесь работать?

Стриганов пожал плечами:

– Ну, я вообще не в теме.

– Неправда! – Брыкза вскочил с места. – Вы хотите меня облапошить! Оставить на обочине! А это я покрывал ваши несанкционированные разработки! Да я вас в порошок сотру! Я вас посажу!

Брыкза опять распалился. Он забегал по кабинету, размахивая руками и тыкая пальцем то в Коварда, то в Стриганова, выкрикивал угрозы и оскорбления.

Ковард некоторое время наблюдал за беснующимся начальником, а потом неожиданно резко встал и медленно двинулся в сторону Брыкзы.

Это молчаливое движение, а главное – взгляд Коварда, в котором чувствовалась необъяснимая сила, напугали Брыкзу.

– Что вы себе позволяете? – выкрикнул он и выставил вперед кулаки, как боксер на ринге. – Не подходи!

– Послушай, ты, – прошипел Ковард, – ничтожество! Если ты еще раз откроешь свой рот, то это не ты, а я тебя в порошок сотру. У меня имеются достоверные копии некоторых документиков, которыми могут заинтересоваться соответствующие органы, и тогда не мы, а ты сядешь. Сядешь. И надолго, – Ковард взял Брыкзу за пуговицу пиджака так же, как это обычно делал сам Брыкза, и, потянув на себя, спросил: – Я доступно изложил свою мысль?

– Доступно, – пролепетал Брыкза.

– Вот и чудно, – улыбнулся Ковард и отпустил пуговицу. – Я рад, что мы пришли к взаимопониманию. Мы можем идти?

– Да, – кивнул Брыкза.

– Спасибо, Теодор Иванович. Хорошего дня, – Ковард повернул голову в сторону Стриганова: – Даниил, вы остаетесь?

– Нет-нет! – воскликнул Стриганов, вскочив и ринувшись к двери, но прежде чем исчезнуть за ней, обернулся в сторону Брыкзы: – Всего доброго!

Ковард двинулся вслед за Стригановым, Брыкза молча провожал его испуганным взглядом. У двери Аркадий Францевич обернулся:

– Кстати, у Стриганова сегодня свадьба. Он напишет заявление на освобождение от работы. Не возражаешь?

– Нет, конечно, пусть напишет. Никаких возражений, – словно японский болванчик закивал головой Брыкза.

Ковард растянул губы, изображая на своем лице прощальную улыбку, и покинул кабинет.

Стриганов ждал Коварда за дверью.

– Ну вы даете, Аркадий Францевич! – восхищенно выдохнул Стриганов.

– А что произошло? – заинтересованно спросила Зося. Она, как всегда, хотела быть в курсе любых событий.

– Работайте, Зося. Вас это не касается, – ответил Ковард, направляясь к выходу из приемной.

– Подумаешь, – обиженно пожала плечиками Зося. – Какие мы все из себя важные!