Текст книги "Удачная партия"
Автор книги: Зоя Гарина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Глава 51
Ковард борется с нумерологией
Ковард, обрадовавшись, что может наконец избавиться от навязчивого собеседника, ринулся через дорогу.
– Хладнокровнее, Аркадий! – крикнул ему вдогонку бродяга. – Все идет по плану!
Аркадий Францевич, не оборачиваясь, стремительно пересек проезжую часть. В его сознании тут же включились прерванные на время разговора с бродягой параллельные мыслительные процессы – счет пройденных шагов и бесконечный внутренний диалог.
«Шестьсот восемьдесят четыре… Сумасшедший. Что он привязался ко мне? Семьсот… И вообще, вокруг меня творится сплошное сумасшествие. Скорее бы прийти в лабораторию. Восемьсот три… Холодно… Пиджак уже совсем промок… Надо обязательно выпить горячего чаю… Девятьсот десять… Интересно, Стриганов уже на месте? Все-таки Эльвира права: я плохо разбираюсь в людях. Мне казалось, что Стриганов не раздумывая согласится работать со мной. Это же такая тема, такая тема! Тысяча шестьдесят два… Стриганов влюбился. Надо же! Хорошо. Любовь – это хорошо. Тысяча двести десять… Татьяна. Эльвира… Татьяна. Я определенно к ней что-то испытываю… Тысяча триста… С ума сойти! Разве я мог предположить, что в моей жизни будет еще кто-то кроме Эльвиры? Тысяча триста семьдесят шесть… А почему нет? Она сказала, что все было прекрасно. Надеюсь, что не врет. А зачем ей врать? Татьяна… Тысяча семьсот восемнадцать… Эльвира. Пришла вчера, словно с цепи сорвалась. Ну да! Привыкла команды раздавать: сидеть, лежать, к ноге… А фигушки! Сколько можно? Всему есть предел!»
Подал голос Злобный Я:
«Ты думаешь, этот предел наступил?»
«Не знаю. Тысяча восемьсот восемьдесят».
«А может, пусть будут и Эльвира, и Татьяна?»
«Ты что! Я честный человек!»
«А при чем здесь твоя честность? Они просто женщины, а ты просто мужчина».
«Да. Эх! Это правда. Я напрасно придаю этому серьезное значение. Это не главное. Это просто сопутствующие факторы! Тысяча девятьсот семнадцать».
«Сопутствующие? Чему?» – спросил Злобный Я.
«Процессу достижения основной цели».
«И что это за цель?»
«Не валяй дурака. Ты прекрасно знаешь, о чем я».
«О спасении человечества?» – в интонации Злобного Я прозвучала ирония.
«Именно об этом. Тысяча девятьсот тридцать семь».
Ковард остановился перед знакомым крыльцом своего института. Небольшая перебранка со Злобным Я его совсем не раздражала. Совершенно обычное дело: на то он и Злобный Я. Совсем другое дело – неожиданная мысль, появившаяся в голове Коварда: «Тысяча девятьсот тридцать семь. Тридцать седьмой год – год безудержных сталинских репрессий. Вот уж когда были жертвы! Жертвы важнее приобретения. Почему эта мысль пришла мне в голову? Шестьсот шестьдесят шесть и тысяча девятьсот тридцать семь. Странные совпадения. А что по этому поводу сказала бы нумерология? Не на тех цифрах делаю остановку. Может, от этого все в моей жизни складывается так неудачно?»
«Нумерология – лженаука», – отозвался Злобный Я.
«Да, конечно. Ну а вдруг в этом есть смысл?»
«Если ты такой суеверный, то измени числа своих остановок».
«Логично. Но как это сделать?» – задумался Ковард.
«Тоже мне проблема! Например, потопчись на месте, раз уж ты стоишь у двери!» – дал совет Злобный Я.
«Можно. Но как это будет смотреться со стороны?»
«Да какая разница!»
«Тысяча девятьсот тридцать восемь, девять, сорок, сорок один. О! Война! Сорок пять. Разруха».
«Топчись до оттепели», – подсказал Злобный Я.
– Что это вы, Аркадий Францевич, – раздался за спиной Коварда голос Стриганова, – бег на месте общепримиряющий?
«Пятьдесят три», – досчитал Ковард и ответил: – Типа того: небольшая физическая нагрузка перед мозговым штурмом.
– А, – понимающе кивнул Стриганов и распахнул перед коллегой входную дверь института.
Глава 52
Страдания и надежды Эльвиры Павловны
Эльвира Павловна впервые за много лет не вышла на работу в святую для каждого бухгалтера пятницу – последнюю пятницу квартального периода. Как всякий главный бухгалтер, она была абсолютно уверена в своей профессиональной непогрешимости и в то же время, как абсолютное большинство главбухов, позволяла себе крайне вольное отношение к распределению рабочего времени. А это в итоге приводило к авралам в конце отчетных периодов и, как следствие, – периодическим нервным срывам. Но отчеты в конце концов всегда сдавались вовремя, и у высокого начальства треста «КонсервВинТорг», в котором уже почти пятнадцать лет не менялся главбух, никогда не было повода для предъявления претензий к работе отдела бухгалтерии.
Но сегодня, невзирая на неотложные дела, Эльвира Павловна позвонила начальству и, сославшись на внезапную мигрень, объявила о желании взять отгул. И хотя мигрени не было и в помине, но ее состояние было действительно тяжелое: всю ночь она металась по квартире взад-вперед, временами останавливаясь и прислушиваясь, не поворачивается ли в замке входной двери ключ. И убедившись, что нет, не поворачивается, гневно сводила брови и громко вопрошала у невидимого собеседника: «Ну как вам это нравится?»
Временами внутреннее возмущение доходило до крайней точки кипения, и тогда Эля, рухнув на тахту, стонала: «О, не могу! Умоляю тебя, Кадик, только вернись, только вернись, задавлю!» Но через минуту вскакивала и начинала снова нервно ходить по комнате из угла в угол.
Под утро она обессилела. Ей даже удалось задремать и в коротком тревожном сновидении увидеть Аркадия Францевича, беспечно прогуливающегося по какому-то широкому проспекту. Правда, на себя он был абсолютно не похож: высокий мускулистый блондин в борцовском кимоно. Но Эльвиру Павловну не обманешь – как ни маскируйся, а мужа-то своего она в любом виде узнает!
– Кадик, иди домой! – приказала она супругу, тоскливо осознавая, что это всего лишь сон.
Но Аркадий Францевич упрямо покачал головой и демонстративно уселся в позу лотоса прямо на мокрый асфальт.
– Ну и сиди тут как дундук! – зло сказала Эльвира Павловна и проснулась.
«Нет, это абсолютно возмутительно», – подумала она, открыв глаза.
Внезапная мысль, пришедшая ей в голову, заставила вскочить Элю с постели: «Да он просто свихнулся! Точно! Его нужно срочно показать врачу! Как же я это сразу не поняла?»
Получив от начальства разрешение на отгул, Эльвира Павловна решила, что пора действовать: она не может допустить, чтобы ее бросил муж! В голове Эльвиры уже созрел четкий план действий.
«Во-первых, – думала она, – сегодня нужно выглядеть на все сто. Как кстати я купила себе на прошлой неделе немецкий шерстяной блузон черного цвета! В нем я выгляжу гораздо стройнее.
Во-вторых: глупо пытаться разговаривать с Кадиком. Если он свихнулся (ну конечно, он свихнулся!), что с ним говорить? Нужно сразу идти к начальству. Этот Брыкза – полный придурок. Видела его один раз на новогодней вечеринке – сморчок, а важности-то, важности! Но в данном случае – это хорошо. Наверняка он с удовольствием всунет свой начальственный нос в чужую личную жизнь.
И в-третьих: ни в коем случае нельзя рубить с плеча. И то, что у Кадика проблемы с головой, лучше не афишировать. Зачем? Пусть он вернется, а мозги теперь вполне успешно вправляют. Время такое: в кого ни плюнь – психотерапевт. Модная профессия».
Эти мысли успокоили Эльвиру Павловну, и она направилась душ, чтобы взбодриться после тяжелой ночи, а уж затем тщательно и не торопясь привести себя в порядок.
Не прошло и часа, как она вышла из дома. Она действительно выглядела безупречно и казалась не столь пышной в новом черном шерстяном блузоне.
На улице моросил мелкий дождь, и редкие порывы ветра заставляли трепетать ветви деревьев, срывая с них пожелтевшие листья, которые кружась, словно вальсируя, совершали свой первый и последний полет.
«Не самая лучшая погода для женщины с идеальной прической, – подумала Эльвира Павловна. – Может, вернуться за зонтиком? Как же я могла его забыть?»
Она была в растерянности: вернуться – плохая примета, а не вернуться – через десять минут будешь похожа на мокрое чучело. Двинувшись вперед мелкими перебежками – от дерева к дереву, она, в конце концов, остановилась и с досадой посмотрела на небо. Оно, затянутое густыми низкими серыми облаками, не оставляло надежды: дождь зарядил надолго.
«Все же лучше вернуться», – решила Эльвира Павловна и резко развернулась на каблучках. Но не успела пройти и трех шагов, как неожиданно над ее головой раздался щелчок раскрывающегося зонта. Она на ходу обернулась и увидела мужчину, который, догнав, поравнялся с нею и теперь, держа над ее головой на вытянутой руке зонт, семенил рядом, стараясь попасть в такт ее шагов.
– Кажется, вы забыли зонт? – сказал он. Его улыбка была мягкой, застенчивой. На нее невозможно было не ответить.
Эльвира Павловна мило ответила:
– Да. Так всегда случается, когда торопишься. Придется возвращаться.
– Возвращаться – плохая примета.
– Да. Но что поделать? – вздохнула Эля. – Не мокнуть же!
– Это да, – согласился он. – Красоте мокнуть негоже.
– Да что вы! – Эльвира Павловна смутилась. – Скажете тоже! Конечно же, это приятный комплимент, но красота давно в прошлом.
– Не скромничайте. Это не комплимент. Это объективный взгляд профессионала.
– Профессионала? – внезапная мысль заставила Эльвиру остановиться: «Все ясно – мошенник и вор!» – И что же это за профессия такая? – спросила она, окинув недобрым взглядом попутчика. – Сутенер?
Мужчина остановился. Вопрос его удивил, но не обидел:
– Боже упаси! – он засмеялся. – Я художник!
– Художник? – переспросила Эльвира Павловна и скептически повела бровью. – Разве это профессия?
– А почему нет?
– Не знаю, но если художник хороший, то он непременно нищий, а если так себе, то все равно нищий.
– У вас очень приблизительная информация об этом роде деятельности, – мягко улыбнулся мужчина.
– Да, конечно. Я никогда не имела дела с художниками. А если честно, то и на художественных выставках я практически не была – всего два раза в жизни, да и то в молодости.
– Каждому свое. А вы чем занимаетесь?
– Я – бухгалтер, – ответила Эльвира и отчего-то смутилась.
– Бухгалтер? – переспросил мужчина, и в его голосе прозвучали нотки уважения.
– Да, – кивнула Эльвира Павловна и добавила: – Главный, – и опять смутилась.
– О! Для меня вообще непостижимая профессия. Как можно разбираться во всех этих дебетах-кредитах, у меня бы через десять минут мозг взорвался!
Эльвира Павловна засмеялась. Ей было приятно общество этого случайного попутчика. Она даже поймала себя на мысли, что ей уже не кажется столь важным и срочным разговор с начальником Кадика. Ничего страшного, если этот разговор состоится не с самого утра, а где-то ближе к обеду.
– Вот здесь я живу. Пойду поднимусь за зонтиком. Спасибо вам за укрытие, а то бы моей прическе не уцелеть!
Мужчина мягко улыбнулся:
– Ну что вы, не стоит благодарности, мне это было приятно. Можно я вас подожду?
– А вы не торопитесь?
Взгляд мужчины стал слегка отстраненным:
– Я же художник. У меня в кармане вечность.
– Хорошо. Тогда я мигом, – ответила Эльвира Павловна, и в ее глазах вспыхнул веселый огонек.
Дома она схватила зонтик, в прихожей у зеркала поправила прическу, освежила губную помаду. Ей показалось, что от мрачного настроения уже не осталось и следа: жизнь продолжается!
Мужчина ожидал ее недалеко от подъезда. Эльвира Павловна раскрыла свой зонтик и, слегка прищурив глаза, как следует рассмотрела своего неожиданного попутчика.
«Конечно же, он художник. Только художник может позволить себе выглядеть так: тонкие закрученные усы, борода-эспаньолка, длинные волосы, но зато сложен хорошо и опрятен. Парфюм терпкий, возбуждающий. Наверняка бабник. А может, все же альфонс? Нет. Альфонсы на улицах не знакомятся. А он, кстати, и не знакомился. Не спросил, как зовут, да и сам не назвался… Может, на самом деле я ему понравилась. Почему нет?»
Мужчина сделал несколько порывистых шагов навстречу Эльвире:
– Мы, кстати, не познакомились. Валерий Олегович. Можно просто Валера. Близкие меня зовут Ферзь.
– Эльвира Павловна. Можно Эля.
– Очень красивое имя. Да и вообще, вы красавица.
Эльвира Павловна опустила глаза:
– Не смущайте меня. Я отвыкла от комплиментов.
Они медленно пошли по безлюдной улице. На сером, уже успевшем изрядно намокнуть асфальте пестрела желтая листва, как будто напоминая о том, что маленькие яркие мгновения способны украсить скучную вечность. Ветер затих, подарив ветвям деревьев недолгий покой. Капли дождя стали крупнее и звонко забарабанили по зонтам: «Тук, тук-тук, тук-тук-тук. Так бьется твое сердце: тук-тук-тук?»
– А почему вас зовут Ферзь? – спросила Эльвира Павловна после долгого молчания.
– Это длинная история. Жалко на нее тратить время. Если честно, то я со страхом думаю о той минуте, когда вы скажете: «Ну вот мы и пришли».
– Ну вот мы и пришли, – засмеялась Эльвира Павловна и остановилась. – Мне нужно в это здание.
– Вы работаете главным бухгалтером в этом институте?
– Нет. Это длинная история. Жалко на нее тратить время.
– И что, вы сейчас вот так просто возьмете и исчезнете?
– А есть другие варианты?
– Есть. Я предлагаю вам попить кофе в уютном кафе. Возможно, успею сделать пару портретных набросков. Мне бы хотелось написать ваш портрет.
– Вы шутите?
– Нет. Нисколько.
– А если я соглашусь?
– Согласитесь, пожалуйста!
– Ну хорошо. Пожалуй, у меня найдется часок.
– Здесь недалеко кафе «Веселый Краковяк», там для нас сварят превосходный кофе.
– Для нас? А что, превосходный кофе варят не для всех?
Ферзь улыбнулся:
– Да. Всем варят хороший, но нам сварят превосходный.
– Я не очень хорошо разбираюсь во вкусе кофе.
– Тогда вам придется поверить мне на слово.
Глава 53
Случайное свидание
«Веселый Краковяк» только открылся, и Ферзь с Эльвирой Павловной были первыми посетителями.
Валерий Олегович был необыкновенно галантен, а Эльвира с невозмутимым спокойствием принимала его ухаживания. И хотя такое откровенное внимание со стороны незнакомого мужчины вызывало в ее душе приятное чувство возбуждения, которое все же не могло совсем заглушить боль от переживаний, связанных с семейными событиями. Но эта боль уже перестала быть невыносимой, она как будто спряталась и только время от времени напоминала о себе уколом тонкой иголки в сердце. В конце концов, любому страданию есть предел, а целая ночь страданий – это весьма серьезное испытание.
– Вы часто бываете в этом кафе? – спросила Эльвира Павловна, взяв в руки чашечку с дымящимся кофе.
– Каждый день, – улыбнулся Ферзь.
– И каждый день знакомитесь с женщинами на улице?
– Нет. Это случилось со мною впервые.
– Ну конечно! – засмеялась Эльвира Павловна.
– Не верите?
– Нет.
– Я говорю правду. Вы можете в этом убедиться.
– Убедиться? Очень нужно! А как?
– Вы можете спросить у официантки – ее, кстати, Татьяна зовут – часто ли она видела меня в обществе женщины.
– А может, у вас тут все схвачено и договорено, вы с этой Татьяной в сговоре?
– С целью? – с удивлением спросил Ферзь.
– Что?
– У всякого сговора должна быть цель. Какая у меня может быть цель?
– Ну не знаю, может, вы не художник, а мошенник или вообще баптист!
Ферзь громко засмеялся:
– А вы не пробовали писать детективы?
– Нет, не пробовала, но мои предположения вполне реальны. Сейчас время такое – нужно быть начеку.
– Да. Времечко сейчас веселое. Но я действительно художник. Вот смотрите.
И Ферзь, достав ручку из внутреннего кармана пиджака, прямо на скатерти несколькими уверенными линиями изобразил профиль своей спутницы.
– Конечно, – сказал он, – это не доказывает того, что я не баптист и не мошенник, но тут уж вам решать, верить мне на слово или нет.
– Я вам верю, – улыбнулась Эльвира Павловна.
– Спасибо, – кивнул Ферзь и очертил свой рисунок изящным сердечком.
– Еще что-нибудь желаете? – спросила подошедшая к столу официантка.
Ферзь вопросительно посмотрел на Эльвиру Павловну.
– Нет, – ответила та, – мне уже пора.
– Нет, Танюша, больше ничего не нужно. Спасибо. Я вечером расплачусь.
Татьяна оценивающе осмотрела Эльвиру Павловну, бросила косой взгляд на рисунок на скатерти, хмыкнула и, виляя бедрами, отошла от столика.
Выйдя из кафе, Эльвира улыбнулась Валере:
– Спасибо. Мне было приятно провести с вами время.
– Как? Вы не позволите мне вас проводить?
– Да тут недалеко совсем, буквально два шага.
– Нет. Вы не можете так уйти.
– Почему?
– Я не стану юлить. Вы мне очень понравились. Я хочу написать ваш портрет.
– Ой, даже не знаю. Это все так неожиданно.
– Послушайте. Все лучшее случается неожиданно.
– И самое худшее тоже.
– Да. Но поверьте, я сделаю все, чтобы эта неожиданность была счастьем, а не чем-то другим.
– Хм, – Эльвира Павловна слегка задумалась, а потом со свойственной ей привычкой всегда расставлять точки над «i» спросила: – Вы женаты?
– Был женат. Два раза. Сейчас свободен.
– И как давно вы свободны?
– Давно. Уже лет семь или восемь, не помню.
Смена внутренних ощущений для Эльвиры была обычным делом. Она легко переходила от чувства восторга к раздражению, от умиления к подозрительности, от агрессии к нежности. И на этот раз романтическое настроение уступило позиции и сменилось подозрительностью. Эльвира Павловна прищурила глаза и в упор посмотрела на Ферзя:
– И что, за эти семь-восемь лет так и не нашлось желающих скрасить ваше одиночество?
Ферзь оставался невозмутим. Казалось, он не замечает смену настроения своей спутницы:
– Отчего же? Желающих, возможно, было бы много, но, знаете ли, одиночество нужно заслужить, оно дорогого стоит.
– А! Значит, вы ищете себе спутницу на вечерок-другой, портретик намалевать, то да се. Да?
– А у вас характер! – засмеялся Ферзь. – Ух! Ну и женщина! Нет, я вас не могу просто так отпустить. Пообещайте мне, что мы увидимся.
– Не знаю. К тому же, в отличие от вас, я не свободна. Я замужем.
Художник тихо спросил:
– И вы счастливы в браке?
– Счастлива не счастлива – это дело третье, но шуры-муры на стороне я заводить не собираюсь.
Ферзь печально улыбнулся и отвел глаза в сторону, как будто эта романтика и на самом деле была игрой, игрой, которая стала ему уже неинтересна.
– Простите меня, Эля, – достаточно холодно сказал он. – Я, конечно же, не хотел вас расстроить или обидеть. И, конечно же, не посмею вторгаться в вашу жизнь без вашего согласия. Я был непростительно несдержан. Видимо, я должен исчезнуть. Еще раз простите. Прощайте, – и Валерий, немного попятившись, резко развернулся и пошел прочь.
– Стойте! – крикнула ему вдогонку Эльвира.
Ферзь остановился и повернул голову.
– Стойте, – тихо повторила Эльвира Павловна. – Я согласна.
Глава 54
Трудная пятница
– Ну как ваше свидание, Даниил? Когда свадьба? – спросил Аркадий Францевич, переступив порог лаборатории.
– Скоро, – невнятно ответил Стриганов. – А у вас как дела? Помирились с женой?
Аркадий Францевич вздохнул:
– Нет. Но не будем об этом. Как насчет моего предложения о совместной работе?
– Принимается, – кивнул Стриганов.
– Да? Чудесно! И все же какие ваши условия?
– Принимается без условий.
– Я искренне рад, хотя, если говорить откровенно, в моей нынешней жизненной ситуации естественней испытывать чувство отчаяния, нежели чувство радости.
– Аркадий Францевич! Что, неужели все так плохо? Ох! Я совсем забыл! А где вы сегодня ночевали?
– На лавочке, друг мой.
Стриганов схватился за голову:
– У меня совершенно вылетело из головы, что вы могли ко мне прийти.
– Не переживайте. Никто не должен нести ответственность за мои проблемы. Да и бог с ними, с проблемами, как-нибудь все разрешится. Давайте работать.
– Подождите, Аркадий Францевич. Я чувствую себя виноватым. Может, я как-то могу…
– Оставьте, Даниил. Все в порядке. Любые испытания делают нас сильнее. Если смотреть на мои беды с этой позиции, то мой ночлег на лавочке – отличная профилактика остеохондроза.
– Вы как-то определились? Вернетесь домой?
– Не знаю, Даниил. Честно, не знаю. И все же давайте работать.
– А вам не интересно, почему я все-таки согласился работать над этой темой?
– И почему же?
– Моя подруга, нет, моя невеста… – Стриганов отвел взгляд, – она ВИЧ-инфицирована.
Ковард застыл с пробиркой в руке и только через несколько секунд смог произнести:
– М-да…
– Да, – вздох все-таки вырвался из груди Стриганова, – вот такая вот петрушка получается…
– Вот видите, Даниил, как все в жизни относительно. Мои проблемы по сравнению с этим – луковые слезы. Послушайте, а вы-то сами в порядке?
– В порядке. Во всяком случае, пока в порядке.
– А вы уверены, что вам действительно нужно жениться на этой женщине? Зачем так рисковать?
– Я уверен. Я ее люблю.
– Поверьте мне, Даниил, я старше вас, опытнее. Любовь не вечна. Она, увы, проходит. Иногда быстро, иногда очень быстро, очень редко с годами, но проходит. А жизнь одна. И дети… Дети – это очень важно. Вот у меня нет детей, и я чувствую себя несчастным человеком. Детей любят безоговорочно, навсегда. Понимаете?
– Понимаю. Аркадий Францевич, я все решил.
– Хорошо. Простите. Значит, будем работать над нашей темой. Возможно, нам повезет, и тогда… ну, в общем, не будем загадывать.
– Да, – кивнул Стриганов, – покажите разработки.
Стриганов и Ковард увлеклись работой, и через полчаса все житейские проблемы отошли на далекий план, время превратилось в одно дыхание, а мысли – рассыпанные жемчужины – связались в прекрасное ожерелье.
– Замечательно! – воскликнул Ковард. – Видите, Даниил, как хорошо работать сообща! Прекрасная мысль! Мне не терпится перейти к экспериментальной части. Надо идти к Брыкзе за разрешением.
– Не торопитесь, Аркадий Францевич. В понедельник все и решим. А за эти два дня еще все как следует проверим. Не факт, что мы учли все аспекты.
– Конечно, не факт! Мало того, мы наверняка ошибаемся. Но выявить ошибку мы можем только экспериментально.
– Не согласен. Я сторонник теоретических решений. В эксперименте огромна доля случая. И можно загубить открытие, если начать просто экспериментировать. Нет! Точный расчет! Вот что нам нужно сейчас! Давайте-ка еще раз проверим наши формулы.
И они снова склонились над рабочим столом.
Время… Никто не в силах объяснить его суть. Оно то стремительно, то неторопливо отсчитывает мгновения от прошлого к будущему. Кому же как не ему знать о быстротечности человеческой жизни? О призрачности надежд и глупости стремлений? Время – свидетель великих и бездарных судеб. Оно вступает в смертельный бой со всем, что рождается и всегда побеждает. Время. Лишь влюбленные и одержимые способны не замечать его.
Для Коварда и Стриганова, увлекшихся научным поиском, время остановилось, и только кудрявая головка секретарши Зоси, появившаяся в проеме двери, проговорившая скороговоркой: «У вас опять не работает телефон. Аркадий Францевич, зайдите к начальству», вернула их к реальности.
– Что ему надо? – недовольно пробурчал Аркадий Францевич.
– А я откуда знаю? – ответила головка и, тряхнув кудрями, исчезла.
– Удивительное свойство начальства: напоминать о себе в самый неподходящий момент, – заметил Стриганов.
– Это точно, – согласился Ковард. – Но надо идти. Ой! Я совсем забыл! Сегодня же пятница! Отчет!
– Да, действительно, – кивнул Стриганов. – Сегодня пятница. Как-то быстро неделя пролетела, – он посмотрел на часы и добавил: – Два часа. Обед закончился. По всей видимости, так и есть, он ждет вас с отчетом.
Ковард заторопился:
– Ладно. Я быстро. Вернусь, и продолжим.
– Разрешите, Теодор Иванович?
– А! Ковард! Зайдите!
– Я не подготовил отчета в письменном виде, так как в связи с недавним разговором занялся вплотную…
– Понятно, понятно, – перебил Брыкза, – я сегодня разговаривал с вашей женой.
– Что? – удивился Ковард.
– Я разговаривал с вашей женой, – повторил Брыкза.
– О чем? Где вы с ней разговаривали?
– Она была здесь, и мы разговаривали с ней о вас. Она просила меня быть, так сказать, парламентарием и передать вам, что не сердится на вас и ждет дома. Очень, очень приятная особа. Если честно, завидую вам, Ковард. Я тоже люблю полных женщин.
– Понятно, – холодно сказал Ковард и подумал: «Ты и полных любишь, козлище?» – а вслух произнес: – Спасибо, Теодор Иванович. Я приму ваше мнение к сведению.
– Послушайте, Ковард, что значит «приму к сведению»? Сейчас, конечно, другое время, и моральный облик не обсуждается в профкоме на общем собрании, но все равно подумайте! Ваши семейные неурядицы бросают тень на весь коллектив. А звание ученого… – и Брыкза произнес долгий монолог, из которого следовало, что именно он, Теодор Иванович Брыкза, образец нравственности, достойный подражания. Достигнув кульминации, Брыкза вдруг прервался на полуслове и, пробуравив Коварда взглядом, закончил:
– Ну, вы меня поняли. Идите. И чтобы вечером ни-ни! Только домой!
Ковард развернулся и вышел из кабинета. Внутри у него все клокотало от гнева: «Недоросль! Злобный карлик! Ханжа! Он еще смеет высказываться о нравственности! Да на его лице – все пороки мира! Ну отчего в начальники выбиваются только тупицы и негодяи? Загадка природы. Эльвира тоже хороша! Ну змея! Все же нашла способ, как ужалить! А ты чего молчишь?»
Последний вопрос был обращен к Злобному Я.
«Что сказать? – задумчиво отозвался тот. – Эльвира в своем репертуаре. Глупо было полагать, что она будет бездействовать. Ее оскорбленное самолюбие требует твоего униженного возвращения. Я не об этом думаю».
«А о чем же?»
«Мы с тобою такие разные люди. Пожалуй, если бы… как это точнее сказать? Если бы не один флакон на двоих, мы бы друг друга и знать не хотели, а?»
«Это ты к чему?»
«Ни к чему. Просто так».
Ковард еще больше разозлился и вслух пробурчал:
– Один флакон на двоих? А кто тебя просил быть со мной в одном флаконе? Это мой флакон!
– С кем это вы, Аркадий Францевич, разговариваете? – прощебетала догнавшая его Зося. – Любите поговорить с умным человеком? – она хихикнула, игриво махнула ручкой и, цокая каблучками, обогнала Коварда.
«И что она в этом Брыкзе нашла?» – подумал Ковард, глядя ей вслед.
«Думаю, что ничего. Он – начальник, она – секретарь. Наверное, он ее и брал на работу с таким условием», – ответил на мысль Коварда Злобный Я.
«Как может порядочная девушка согласиться на такие условия?»
«А кто тебе сказал, что она порядочная?» – хмыкнул Злобный Я.
«Да ладно! А мне какое дело?!» – оборвал дискуссию Ковард и ускорил шаг.
– Все в порядке? – спросил Стриганов. – Отчитались?
– Да ну его! – махнул рукой Аркадий Францевич. – Клещ на теле пролетариата.
– Это точно, – кивнул Даниил и ткнул карандашом в раскрытую тетрадь с записями Коварда. – Мне кажется, это весьма спорный момент.
– Где? – прищурил глаза Аркадий Францевич, пытаясь рассмотреть собственную запись. – Возможно. Но согласитесь, коллега, мы не разрешим и сотую часть спорных вопросов, пока не перейдем к экспериментальной работе. Любое самое парадоксальное предположение в итоге может оказаться истиной, а самое логичное – пустотой.
– Согласен. Вы сказали Брыкзе о том, что нам необходимы материалы для эксперимента?
– Нет. Не удалось.
– Напрасно. Я бы на вашем месте сегодня же закинул удочку. Может, к понедельнику он бы созрел для объявления своей высочайшей воли: немедленно приступить к экспериментальной части его личных научных разработок. Я так понимаю: мы с вами к этим разработкам не будем иметь никакого отношения?
– В его планах все именно так.
– Но мы ведь все равно будем работать?
– Не волнуйтесь, Даниил. Я понимаю: речь идет о жизни и смерти. Я постараюсь сделать все, что в моих силах, вне зависимости от моих личных интересов и планов.
– Спасибо, – растроганно пробормотал Стриганов.
– Хотя какие у меня личные планы? Никаких личных планов нет. Все, что у меня осталось на сегодня, – это только работа.
– Неужели все так плохо?
– Уж не знаю, хорошо это или плохо, но… – Ковард пожал плечами, – настало время перемен, а к лучшему это или к худшему – пока не понятно. Ладно. На чем мы там остановились?
– Знаете, Ковард, – настойчиво продолжил Стриганов, – мы поступим вот как: пока вы разберетесь со своими неурядицами, поживите-ка у меня. Вот вам ключ. Я все равно сегодня домой не попаду, к тому же у меня есть второй комплект. Дверь закрыта только на нижний замок. А с остальным разберетесь. Договорились?
Ковард взял ключ:
– Спасибо. Не стану отказываться. Честно говоря, я так устал за эти два дня, что со страхом думаю о том, что и нынешнюю ночь мне придется остаться на улице.
– А домой вы все же категорически не хотите возвращаться?
– Знаете, Даниил, чем отличается молодой человек от пожилого?
– Возрастом, конечно.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Ковард. – Точнее не скажешь. Но я не о том. Пожилой человек ничего не загадывает наперед. Как говорится, человек предполагает.
– Да, наверное, – кивнул Стриганов и закончил мысль Коварда: – А Господь располагает.
– Вот именно. Не буду зарекаться. Но сегодня я, вероятнее всего, воспользуюсь вашей добротой.
Стриганов улыбнулся в ответ.
– А вот интересно, – спросил он, – вы, Аркадий Францевич, верите в Бога?
Ковард ненадолго задумался:
– Верить, наверное, верю. Но может, не в Бога, а в какой-то высший разум, в закон природы или нечто такое, что невозможно обозначить словами, невозможно постичь. Вы меня понимаете?
– Да, понимаю. Высший разум – это и есть Бог.
– Пусть так. А почему вы об этом спросили?
– Не знаю. Потому что очень хочется верить в чудо.
– В чудо?
– Вот однажды проснешься утром – а мир другой: светлый и радостный. Все улыбаются друг другу, щурятся от солнца, угощают друг друга леденцами…
– Леденцами?
– Ну или пряниками, – Стриганов вздохнул: – Какая разница? Главное, что ни у кого нет проблем. Все живы. Все счастливы. Все здоровы. Эх!
– Фантазер вы, Даниил. Это даже Богу не под силу.
– Знаю. Но помечтать-то можно?
– Да, – согласился Ковард. – Мечтать нужно. Без мечты теряются жизненные ориентиры. Вы будете смеяться, Даниил, но я тоже люблю мечтать.
– Отчего же мне смеяться? Что в этом смешного?
– Ну, мол, старый пень, а туда же! Мечтает!
Даниил по-дружески взял Коварда за плечо:
– Какой вы старый пень?! Не наговаривайте на себя!
Ковард печально улыбнулся:
– Что, еще ничего?
– А то! – подмигнул Стриганов и вздохнул.
– Да-а-а, – задумчиво протянул Ковард и вздохнул.
Каждый подумал о своем: Стриганов – об Анастасии и Агате, Ковард – о том, что он смертельно устал.
