Текст книги "Удачная партия"
Автор книги: Зоя Гарина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Глава 62
Странный подарок
Ковард вышел из дома. Необыкновенное чувство радости внезапно охватило его.
«Раз, два, – начал считать он шаги, – три, четыре, пять, шесть…»
Этот многолетний привычный ритуал возвращал ему силы и надежду на успех.
«Я добьюсь своего… тридцать семь, тридцать восемь… Все мои теоретические предположения найдут практическое подтверждение… сорок три, сорок четыре, сорок пять… Я сделаю открытие мирового масштаба… пятьдесят… Я сделаю счастливыми сотни тысяч, нет, миллионы людей… шестьдесят восемь… Моя вакцина станет открытием века… восемьдесят восемь… Я получу нобелевскую премию! Сто…»
В былые времена этот восторженный монолог непременно был бы прерван Злобным Я, но сегодня Аркадий Францевич, захлебнувшись в своих фантазиях, одернул себя сам: «Это уже слишком! Однако занесло меня в моих мечтаниях. Не ради славы и не ради денег я работаю. Ради прогресса! Нет, ну что ж я обманываю себя? Ради славы и ради денег. И ради прогресса… Триста семьдесят… Как-то непривычно без Злобного Я. Ну ничего, привыкну. Теперь я сам себе хозяин. И никто за мной исподтишка наблюдать не будет. И никто не будет приставать со своими дурацкими советами. Слава богу! Шестьсот шестьдесят шесть…»
Ковард остановился у края проезжей части. Зеленый свет светофора сменился красным. По привычке Аркадий Францевич недовольно поморщился: «Красный…»
– Здравствуйте, Аркадий Францевич! – раздался глубокий баритон за спиной Коварда. – Правильно! Правила дорожного движения нужно соблюдать.
Ковард узнал этот голос. Бродяга. Опять он!
– А вы все меня преследуете! И чем я вам так интересен? – спросил Ковард, не поворачивая головы.
– Вот именно! Интересен! Слово подобрано правильно. И мало того, смею надеяться, что и я вам интересен. Разве не так?
– Так. Я хочу знать: вы реальный человек или галлюцинация?
Бродяга ущипнул Коварда за бок.
– Ой! Что вы делаете? Я боюсь щекотки!
– Я ответил на ваш вопрос. Я не галлюцинация.
– А почему вы сегодня без шахмат?
Бродяга широко улыбнулся беззубым ртом.
– Теперь они не нужны. Зачем их зря тягать. Ваша главная партия уже сыграна.
– Вы говорите о партии, сыгранной во сне?
– Да. Кстати, партия была блистательной. Я получил удовольствие, честное слово! Даже я не мог предугадать исход.
– А если бы я проиграл, что было бы со мной?
Бродяга опять улыбнулся:
– Не будем о грустном. Собственно, я остановил вас, чтобы передать вот этот замечательный учебник жизни, – и бродяга сунул в руки Коварду завернутую в газету книгу. – Полистаете на досуге. Будут вопросы – знаете, как меня найти. О! Зеленый. Путь открыт.
Бродяга ткнул пальцем в сторону перекрестка, резко развернулся и пошел прочь.
Ковард несколько секунд озадаченно смотрел на сверток, но заметив, что зеленый светофор стал мигать, поторопился перейти улицу.
Он больше не считал шаги, его охватило чувство внутренней тишины и покоя. Без мыслей и внутренних монологов вскоре дошел до работы.
Кивнув толстой вахтерше, которая совсем по-домашнему пила горячий чай из блюдца, Ковард поспешил подняться к себе в лабораторию. Ему не терпелось развернуть сверток и взглянуть на книгу. Когда наконец он смог это сделать, то в руках у него оказался хорошо знакомый шахматный учебник А. Нимцовича «Моя система».
«Бродяга сказал: «Учебник жизни», – подумал Ковард. – Что он имел в виду?»
Ковард рассеянно открыл книгу и опять удивился: внутри были чистые белые листы.
«Брак типографии? – первое, что пришло в голову Аркадию Францевичу. – Нет, – возразил сам себе, – все не так просто, нет, все непросто».
Размышляя над непонятной ситуацией, он положил книгу на стол и отошел в хозяйственный уголок – включить электрочайник и заварить чай.
«Все-таки не мое это дело – разгадывать ребусы. Не стоит тратить свои мозги на бесполезные занятия. Сейчас выпью чайку и начну работать. Хотелось бы сразу добиться результата. Да… Это сладкое чувство – надежда…»
Ковард улыбнулся и залил кипяток в заварник.
Глава 63
Эльвира Павловна и Ферзь
Эльвира Павловна торопилась на свидание с Ферзем.
«В конце концов, – пыталась она освободиться от некоторого чувства вины, – что в этом плохого? Художник решил нарисовать мой портрет. Разве это преступление? Ну да, он делал мне не совсем пристойные комплименты. Ну и что? Дальше слов дело не зашло. А если зайдет? Ну… Это будет моя маленькая месть Кадику. Ведь у него кто-то был в эти дни! Я это чувствую! Все. Спокойнее. Мы тоже не лыком шиты. Ох! Ну если я узнаю, кто эта прошмандовка, – мало ей не покажется!»
Художник ожидал Эльвиру Павловну на углу у кафе «Парадиз». Недалеко от этого места в пяти минутах ходьбы располагалось здание художественных мастерских, в одной из которых и писал свои шедевры Ферзь.
Стоя на углу кафе, художник обращал на себя внимание прохожих канареечным плащом и большим зеленым беретом. Он был, как всегда, элегантен и небрежно держал в руках белую розу на тонкой длинной ножке.
Эльвира Павловна для приличия опоздала на пятнадцать минут. Валера, завидев ее, широко улыбнулся и шагнул навстречу.
– Ты прелестна, – слегка приобняв Эльвиру Павловну, шепнул он.
– Обольститель, – ответила она.
– Это комплимент или оскорбление?
– И не то, и не другое. Это факт.
– Надеюсь, это не помешает нашему общению, – улыбнулся Ферзь. – Хочу показать тебе свою мастерскую и свои работы. Тебе любопытно?
– Да.
– Тогда нам направо.
Его мастерская была оборудована в мансардной части длинного трехэтажного дома.
– Проходи, осваивайся, – широким жестом пригласил Ферзь, открыв дверь.
Помещение было разделено декоративной перегородкой на две части: мастерскую и жилую комнаты. В последней стояли двуспальная кровать с металлическими спинками, застеленная красным шелковым бельем, и небольшая чугунная ванна, которая благодаря таланту хозяина превратилась в шедевр дизайнерского искусства. Ванна на чугунных львиных лапах была выкрашена в золотой цвет и инкрустирована цветным стеклом. Недалеко на высокой металлической подставке стоял старинный серебряный канделябр с семью оплавленными красными свечами. Кроме этого было еще несколько оригинальных предметов: бамбуковая ширма для переодевания, два стула с такими же, как у кровати, спинками и металлическая инсталляция, напоминающая дерево, которая служила вешалкой для одежды. Часть огромного мансардного окна была превращена в витраж с изображением Эйфелевой башни, отчего создавалось впечатление, что все пространство этой комнаты ни много ни мало уголок Парижа.
В рабочей части мастерской был легкий беспорядок, который говорил лишь о том, что хозяин мастерской любит, чтобы все необходимое находилось под рукой.
На стенах висели несколько незавершенных работ, тут же стояли два оформленных холста, по всей видимости, приготовленных для продажи. И хотя каждая картина была оригинальна, изображенные на них сюжеты перекликались: ангелы, играющие в шахматы.
Эльвира Павловна с интересом рассматривала мастерскую, хотя ее взгляд непроизвольно возвращался к широкой кровати. Глядя на вызывающе ярко-красный шелк постельного белья, она испытывала непривычное волнение, которое с каждой минутой становилось все сильнее. Совсем недавно женщина была полна решимости принять ухаживания этого столь внезапно появившегося в ее жизни мужчины, но сейчас оробела и стала мысленно искать повод, как прервать свидание. Она с ужасом смотрела на широкую двуспальную кровать и понимала, что совершила ошибку.
Характеру Эльвиры Павловны не были свойственны сомнения. Обычно, приняв решение, она без колебаний претворяла в жизнь задуманное.
Не далее как вчера Эля убеждала себя, что всякая приличная женщина должна иметь любовника, и тогда любые семейные неурядицы не смогут стать чем-то, что способно разрушить жизнь до основания. Связь на стороне в этом случае будет душевным утешением.
И вот теперь, впервые в жизни, Эльвира Павловна сомневалась в правильности своего решения. В ее жизни был всего лишь один мужчина – Ковард. Не то что бы Ферзь был ей неприятен или совсем неинтересен, скорее наоборот: приятен и интересен, но мысль о том, что она в этой мастерской оказалась не случайно, а по поводу, который уж никак не назовешь невинным, смущала.
– Не смущайся, – Ферзь порывисто снял плащ и повесил его на ветвистую инсталляцию. – Позволь я за тобой поухаживаю. Обувь можно не снимать, но лучше, чтобы ноги отдохнули. В тапочках тебе будет комфортнее. У меня есть чудные мягкие тапочки. Вот.
Он помог Эльвире Павловне снять плащ и опустился на колено – расстегнуть замки ее сапог.
«Будь что будет, – подумала она, – в конце концов, я в любой момент могу уйти. Не станет же он меня силой держать!»
– К сожалению, картин в мастерской немного. У меня они не задерживаются. Поначалу мне даже было слегка грустно. Говорю всем, что художник, а показать, по большому счету, нечего. Ну а потом перестроил свои мозги, – Ферзь улыбнулся и легонько потер пальцами свои виски, – и понял, что для художника на самом деле важно только вдохновение. А созерцание собственных старых работ – это ловушка, клетка, в которой вдохновению не выжить. Кофе, чай, кальян?
– Ты куришь кальян?
– Да. Но безобидный, – Ферзь засмеялся, – без всякой дури. Что ты стоишь? Присаживайся, – он указал взглядом на большое кожаное кресло, стоявшее посреди мастерской. – Будь как дома. А хочешь – поброди, посмотри, освойся.
Эльвира Павловна коротко улыбнулась в ответ. Она все еще чувствовала себя не в своей тарелке.
– Я сварю кофе, – продолжал суетиться художник.
– Валерий, а как часто вы приводите женщин в мастерскую? – спросила она.
– О! – весело округлил глаза Ферзь. – Обожаю, когда меня ревнуют.
– Еще чего! – хмыкнула Эльвира Павловна.
– Не часто, – ответил Ферзь. – И, кроме того, женщина женщине рознь. Поверь, с тобой сравниться не может никто! Ты просто украла мое сердце.
В его взгляде появилась скрытая страсть. Казалось, еще мгновение – и он набросится на Эльвиру Павловну.
– Понятно, – холодно ответила она, и взгляд Ферзя потух.
– Не веришь? Хм. Я тебе могу это доказать.
– Доказать? И как?
– Смотри. Минуточку, – Ферзь ненадолго скрылся в комнате и появился с бутылкой вина в руках. – Вот.
– И что это?
– Это «Каберне Совиньон» из долины Напа урожая 1941 года. Самая дорогая в мире бутылка вина. Она стоит двадцать тысяч долларов.
– И что с этого?
– Я поклялся, что выпью это вино только с той женщиной, которую полюблю с первого взгляда. Нет, конечно, мне нравились женщины. Но ты та, которая меня действительно ошеломила. Ты – совершенство. Ангел.
– Хм. Меня никто так не называл.
Ферзь подкрутил усы и пригладил эспаньолку:
– Богиня, – проговорил он сквозь зубы. – Будь моей.
Он поставил вино на журнальный столик и стремительно ринулся к Эльвире, пытаясь заключить ее в объятья.
– Что за бред! – возмутилась она и оттолкнула Ферзя. – Что вы себе позволяете?!
– Как?! Разве мы не за этим сюда пришли?! – возмутился Ферзь. – Или это просто капризы? Не понял!
– Нет, не капризы. Я не могу так сразу!
– Хорошо. Я могу подождать. Сколько ждать: час, два?.. – в голосе Ферзя слышалось раздражение.
Эльвира Павловна испугалась. Кровь ударила ей в голову: «Боже, зачем мне это нужно? – в отчаянии подумала она. – Кому и что я хочу доказать?»
Тем временем Ферзь взял себя в руки.
– Прости. Прости меня. Я напугал тебя? Прости. Конечно, ничего не будет, если ты не захочешь. Давай выпьем вина. Я хочу, чтобы ты мне доверяла.
Эльвира Павловна перебирала в уме варианты. Уйти прямо сейчас глупо – зачем тогда приходила? Лучше побыть немного для приличия и, сославшись на головную боль, все же уйти да забыть эту свою глупость как страшный сон. Она улыбнулась:
– Хорошо. Давай выпьем. Это правда такое дорогое вино? Разве может бутылка стоить как целая квартира?
– О да! Это вино коллекционное. Но поскольку у меня нет погреба, я купил для него специальный контейнер, в котором поддерживается определенная температура. Для того, чтобы вино сохранило свои волшебные качества.
– Я не очень люблю алкоголь, – сообщила Эльвира.
– О! Это не алкоголь! Это вино не нужно пить, им нужно наслаждаться. Я тебе обещаю, что ты не пожалеешь. Присядь. Хочешь, я принесу плед укутать ноги?
– Нет. Спасибо. Мне не холодно.
– Да. Ты права. Плед это лишнее. Давай пить вино.
Ферзь подвинул ближе к креслу, в которое все же уселась Эльвира Павловна, журнальный столик, достал из шкафа-горки два великолепных хрустальных бокала, откупорил бутылку вина.
– Ты только пригуби – и сразу все поймешь, – сказал он, разливая вино по бокалам. – Чувствуешь аромат?
Эльвира Павловна взяла бокал. Тонкий аромат вина был действительно восхитителен.
– Я хочу выпить это вино за здоровье самой прекрасной женщины, которую когда-либо встречал!
Ферзь сделал глоток и вожделенно закатил глаза:
– Да! Это вино стоит таких денег!
И гостья пригубила вино из бокала, но оно ей показалось совершенно обычным.
«Ничего особенного», – подумала она и сделала большой глоток.
– Ну как? – спросил Ферзь.
Эльвира виновато улыбнулась:
– Я не очень хорошо разбираюсь в винах.
– Нет-нет, ты сейчас поймешь. Что ты чувствуешь? Хорошее вино будит любовь в сердце. Сделай еще глоток и прислушайся к себе.
Эльвира Павловна послушно сделала еще один глоток. Возникшее ощущение легких уколов сотен иголок сняло напряжение мышц и заставило посмотреть на происходящее, да и на мир в целом, другими глазами.
– Да, действительно, хорошее вино! Налей еще!
– С удовольствием! – ответил Ферзь. Его глаза блестели, губы растянулись в полуулыбку, спина выпрямилась и напряглась, придав мужскому облику силу и монументальность. – Я знал, что ты это оценишь.
Сделав еще один глоток, Эльвира Павловна почувствовала необычайную легкость. Этот мир для нее потерял реальные очертания. Женщина на секунду закрыла глаза и ощутила нежное прикосновение, которое ее возвратило в далекое прошлое, когда все великие тайны жизни еще не были открыты, но уже притягивали к себе, словно магнит, силе которого не возможно было противиться, и оставалось только одно: расслабиться и наслаждаться новыми ощущениями.
Где-то высоко-высоко загорелись тысячи новых ярких звезд, сияние которых ослепляло даже при закрытых глазах, и Земля, неожиданно сбившись в своем извечном движении вокруг Солнца и пытаясь вернуться на свою орбиту, вдруг запрыгала, словно теннисный мячик.
Этот неповторимый чувственный коктейль усталости и блаженства, эта смесь радости и горечи, величия и бесстыдства – лучшее снотворное, очнувшись от которого уже никому не удавалось остаться прежним.
«Боже мой, который час? – в испуге подумала Эльвира Павловна. – Господи, как же это все случилось?»
– Мне пора!
– Как, уже? – огорченно спросил Ферзь, приподнявшись на локте. – Еще и восьми нет. Побудь еще немного. Пожалуйста.
– Нет. Мне нужно идти. Все. Подай мне мою одежду.
Глава 64
Причины и последствия мужских ошибок
Аркадий Францевич и не заметил, как пролетело время, и только с наступлением сумерек он устало прикрыл глаза рукой: «На сегодня хватит». Посмотрев на часы, Ковард присвистнул:
– Вот это да! Восемь часов! Пора сворачиваться.
Он с удовлетворением подумал о том, как много ему удалось сделать за этот день. Он приступил к экспериментальной части разработки – процессу синтеза вещества, которое станет главной составляющей генной вакцины.
«Хм, – подумал Ковард, – Брыкза считает, что название «генная вакцина» не очень удачное. Вот же демагог! Человек, не способный создавать, обязательно становится критиканом. Какая разница, как будет называться этот препарат? Главное, чтобы он был эффективен».
Аркадий Францевич сделал мысленную паузу, по привычке ожидая комментария Злобного Я, но, спохватившись, прокомментировал эту мысль самостоятельно.
«Конечно, я не уверен в скором получении результата, но в любом случае Брыкза не будет знать действительного хода событий. Уж я сумею ему втереть очки.
Ковард убрал рабочий стол, еще раз подержал в руках книгу, подаренную бродягой, и подошел к стеклянному инкубатору, в который поместил живые клетки человека и крысы, помещенные в физиологическую среду с особым веществом, которое должно обеспечить мутацию генов. По расчетам, через тридцать часов можно будет проанализировать результат.
Сняв лабораторный халат и выключив освещение над столом, Аркадий Францевич покинул лабораторию. Ноги по привычке понесли домой, но мысль о том, что он собирался заглянуть к Татьяне и объясниться, заставила его свернуть со знакомой дороги.
Вечер был теплым, и Коварду пришлось снять пиджак.
«Я, конечно, не стану ей говорить, что все произошло случайно, – убеждал себя Аркадий Францевич. – Ей покажется странным, если я сообщу, что это был Злобный Я. Но просто так исчезнуть некрасиво. А может, стоит все повторить? Не знаю… Поживем – увидим».
Уже перед самым подъездом Татьяниного дома Аркадий Францевич почувствовал сильное волнение.
«Может, это глупость: приходить, чтобы сказать, что больше не приду? Зачем тогда приходить? А вдруг она ждет, страдает? А я сбегу без объяснений. Некрасиво».
Ненадолго мысли сменились:
«Ну и ну! Сам задаю себе вопросы и сам на них отвечаю! Без Злобного Я! Как это удивительно! И как здорово! Я – единое целое! Потрясающе! Я – это Я!»
Эта мысль подняла настроение Коварду. Его волнение сменилось уверенностью в собственной правоте.
Татьяна долго не открывала. Ковард уже собрался уйти, решив, что ее нет дома. Но дверь неожиданно отворилась. Татьяна была слегка растрепана и одета в халатик. Увидев Аркадия Францевича, она округлила глаза и, приложив палец к губам, шепнула:
«Уходи. Невовремя, – и крикнула в пространство квартиры. – Это к соседям! Ошиблись дверью!»
Еще раз прошептав «тс-с!», Татьяна захлопнула дверь перед носом Коварда. Он растерялся и некоторое время стоял как вкопанный, не зная, что делать дальше.
«Вот те на! – подумал Ковард, придя в себя. – Дожил до седин, а наивный, как ребенок. Свято место пусто не бывает. Хе! Вот же старый дурак! Домой! К жене!»
Глава 65
Все ошибки – уроки жизни
Эльвира Павловна вернулась домой раньше мужа. Душевное состояние ее было прескверным. Она чувствовала себя словно школьница, переступившая черту дозволенного и понимающая, что вечно скрывать от родителей свою беременность не получится.
«Почему я чувствую такие невыносимые угрызения совести? – в отчаянии думала она. – Я же хотела завести любовника, чтобы чувствовать себя более уверенно. Ну почему же мне так скверно? Может, это всегда так в первый раз? Первая измена – это как потеря девственности. Да нет же! С девственностью, помнится, было намного проще».
Эльвира Павловна расплакалась, и ей стало легче. «Сейчас придет Кадик, – подумала она, немного успокоившись, – надо приготовить ужин».
Она пошла на кухню и, заглянув в холодильник, поняла, что с таким набором продуктов максимум, что можно приготовить, так это шарлотку с яблоками и изюмом.
«Ну и хорошо. Пусть будет шарлотка».
Аркадий Францевич еще в подъезде уловил аромат выпечки, но никак не ожидал, что этот запах доносится из его квартиры. Эльвира Павловна обычно не утруждала себя кулинарными изысками. Верхом ее стараний в этой области были котлеты из фарша, купленного в магазине. Поэтому, открыв дверь собственной квартиры, Аркадий Францевич был немало удивлен.
– Ау, Эля! Мы ждем гостей? – крикнул он, снимая обувь в коридоре.
Эльвира Павловна вышла из кухни навстречу мужу:
– Нет. Это я ожидаю тебя.
– И печешь пирог?
– Да. Шарлотку. Она готова. Пока заварится чай, ты успеешь переодеться и вымыть руки.
– Ну и ну! – удивленно присвистнул Аркадий Францевич. – Кажется, жизнь меняется к лучшему…
– Да. Так и должно быть, – ответила Эльвира Павловна. – В конце концов, все должно быть хорошо. А если пока нехорошо, значит, это еще не конец.
– Хм. Интересная философия, – опять удивился Аркадий Францевич. – Что-то раньше я не замечал, что ты склонна к каким-либо философским рассуждениям.
– Да. Мы с тобой уже долго живем вместе, а времени понять друг друга так и не нашлось, – ответила Эльвира и, оставив мужа, возвратилась на кухню.
Аркадий Францевич стал переодеваться. Он безуспешно пытался избавиться от неприятного осадка, оставшегося в душе после неудачной попытки встречи с Татьяной.
«Глупости, – в который раз говорил он сам себе и по привычке ожидал услышать голос Злобного Я. Но внутренняя тишина заставляла его продолжать мысль: – Я ведь собирался ей сказать, что у нас ничего серьезного получиться не может. Отчего же я так огорчен? Мне хотелось, чтобы меня кто-то любил? Но ведь, похоже, меня любит жена. Конечно, столько лет, наоборот, казалось, что этой любви совсем нет. Но перемена в ее поведении заставляет задуматься: а все ли так плохо, как казалось? Да, но все равно очень неприятно обманываться в своих ожиданиях. Со всех сторон это мерзко. Татьяна просто похотливая бабенка. «Ах, какая ночь, какая ночь!» А я тоже хорош. Не дай бог Эльвира узнает. Мне кажется, она что-то подозревает».
– Ну где ты? – услышал он голос Эльвиры Павловны.
– Иду-иду, – ответил Аркадий Францевич, прервав свой внутренний монолог.
Шарлотка удалась на славу: пышная, румяная.
– Оказывается, ты неплохо готовишь. Как ты ухитрялась скрывать свои таланты? – улыбнулся Ковард.
– Иронизируешь? – спросила Эльвира Павловна.
– Зачем? Радуюсь!
Эльвира вздохнула.
– Я серьезно. Кажется, у нас появился шанс начать все сначала.
– И тебя что-то не устраивает в нашей жизни?
– Прости, я не хотела начинать этот разговор, но, похоже, нам лучше все же поговорить и сказать друг другу, что было не так. Если честно, то я даже не поняла, что же такого в то утро случилось экстраординарного? Еще раз прости, но это ты ночью устроил черт-те что! Естественно, я была не в духе. Но у нас были скандалы и посильнее!
– Вот именно, – после паузы спокойно ответил Аркадий Францевич. – Если разобраться, то нам, кроме скандалов, и вспомнить нечего. Тебе не кажется это ужасным?
– Ты шутишь!
– Ты думаешь иначе?
– Ничего себе! – Эльвира Павловна удивленно посмотрела на мужа. – Ты действительно так считаешь?
– Хм, – Ковард пожал плечами. – По-моему, ты постоянно твердишь: «Что это за жизнь? Что это за мужчина? Что это за зарплата? Вот у других…» Это я слышу каждый день. Разве я говорю неправду? Что ты молчишь?
– Нет, это правда, но…
– Что «но»?
– Но на самом деле я так не считаю.
– Да?! Тогда зачем ты так говоришь?
Эльвира Павловна опустила голову. В повисшем молчании каждый из супругов невольно вспомнил время начала их совместной жизни. Тогда они были счастливы. Счастливы по-настоящему, ведь они любили друг друга.
Воспоминания Эльвиры Павловны прервались ощущением жгучего раскаяния, хотя не будь этой измены, то, возможно, она бы так и не осознала, насколько ей дорог собственный муж! Но теперь она точно не допустит, чтобы ее семья разрушилась.
А мысли Аркадия Францевича вскоре сменились воспоминанием о ночи с Татьяной. Эта картина потеряла романтическую окраску и вызвала чувство досады. Как она сегодня убедительно закрыла дверь прямо перед его носом! Какая неловкая и унизительная ситуация! Он, конечно, готов возложить всю вину за свой позор на Злобного Я, но себя не обманешь.
– Скажи честно, Кадик, у тебя кто-то есть на стороне?
– Почему ты об этом спрашиваешь?
Эльвира Павловна печально улыбнулась:
– Я видела, какой ты был выглаженный после того, как не пришел домой. Во-первых, где ты был? А во-вторых, кто это тебя так вычистил?
– Так, Эля! Давай оставим этот разговор и не будем к нему возвращаться. У меня никого нет. Клянусь.
– Но был?
– Я прошу, оставим! У меня никого нет. Понятно?
Эльвира Павловна поджала губы:
– Хорошо. И у меня никого нет. Клянусь.
Аркадий Францевич удивленно округлил глаза:
– А кто был?
– И я прошу, оставим. И у меня никого нет. Хочешь еще кусок шарлотки?
– Да, хочу, – Аркадий Францевич удивленно посмотрел на жену, но больше ничего не спросил.
– Знаешь, – продолжила Эльвира Павловна, отрезав и положив на тарелку мужа большой кусок шарлотки, – я вдруг поняла, как нам не хватает детей. У нас даже племянников нет. Понимаешь, как это на самом деле ужасно? Вот оно и получается, что у меня есть только ты, а у тебя – только я. Нам даже отвлечься не на кого. Вот от нас радость и ушла. Как ты думаешь?
– Может быть. Но сама знаешь, что у нас не могло быть детей. Мы давно закрыли эту тему.
– Да. Я знаю, – Эльвира Павловна грустно посмотрела на мужа. – Но мы можем усыновить или удочерить ребенка.
– Что за абсурдная идея? – искренне изумился Аркадий Францевич. – Дети – это очень тяжело и ответственно! И потом чужие! Ты с ума сошла. Это я тебе как генетик говорю. Ты ведь не сможешь даже приблизительно узнать, какой генетический багаж у ребенка. Он может быть с милыми кудряшками, а генетически – маньяк и убийца! И ты с этим никогда не справишься! Нет-нет! Это невозможно! Выбрось это из головы! Тебя не допросишься мужу рубашку выстирать, а тут пеленки, распашонки!
– Ну почему обязательно пеленки, распашонки? Не обязательно усыновлять младенца. Можно найти школьника. Поговорить с ним, показать психологу. Если есть желание, то всегда найдется способ. Я уверена!
– Эля! – Ковард сурово свел брови. – Никаких чужих детей! О чем ты?! Нет и нет! Мы даже между собой договориться не можем. Давай оставим этот разговор.
– Хорошо. Давай пока оставим. Вкусная шарлотка?
– Вкусная. Очень вкусная.
– Я рада.
И хотя разговор за ужином был не из самых приятных, но и Эльвира Павловна, и Аркадий Францевич подумали об одном и том же: «Боже! Как хорошо, что все возвращается на круги своя. И даже если в жизни после этого разговора ничего не изменится – это гораздо лучше любых кардинальных перемен!»
