Текст книги "Удачная партия"
Автор книги: Зоя Гарина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
Глава 26
«Веселый Краковяк» и его посетители
Посетителей было немного: влюбленная парочка подростков, сидящих за столиком у окна, на котором стояла одинокая бутылка минералки; старушка с широким ртом, похожая на жабу, расправляющаяся с большим куском торта, да мужчина средних лет неформальной внешности с кружкой светлого пива. Длинноволосый, с тонкими закрученными усами и бородой-«эспаньолкой», он сразу обратил на себя внимание Аркадия Францевича.
«Колоритный тип», – подумал Ковард, проходя в глубь зала. Он сел за пустой столик и повернул голову к барной стойке, за которой томилась пышногрудая официантка. Та нехотя, покачивая бедрами, подошла к Аркадию Францевичу и положила на стол меню.
– Блюда только заказные. Придется ждать.
– А пиво? – поинтересовался Ковард.
– Пиво можно сразу.
– Тогда кружку пива.
– Темного, светлого? – равнодушно спросила официантка, глядя куда-то в сторону.
«Шлепни ее по заднице, чтоб ожила!» – сказал Злобный Я.
«С ума сошел?» – испугался Аркадий Францевич.
«Ты мне позволил давать советы. Расслабься! Ведь ты за этим сюда пришел! И доверься мне. Я быстро наведу порядок в реальности!»
– Так какое пиво, мужчина? – официантка раздраженно посмотрела раскосыми зелеными глазами.
Аркадий Францевич улыбнулся:
– Давай темное! – и сопроводил свои слова легким шлепком по заманчиво округлой ягодице официантки. – Прости, красавица! Не смог удержаться перед подобным великолепием! Создает же природа такое совершенство!
Все это случилось помимо воли Коварда, и он внутренне оцепенел от ужаса, но внешне оцепенение никак не проявилось, казалось, он совершенно раскован и очарован пышногрудой красоткой.
– Скажете тоже, совершенство, – неожиданно сменила гнев на милость и изобразила смущение официантка. – Может, орешков к пиву? А может, салат с креветками? Он быстро готовится, минут пять, не больше.
– Только пиво. Не вынесу, если исчезнешь даже на пять минут.
Официантка хохотнула:
– Меня, между прочим, Таня зовут.
– Не может быть! Это мое любимое имя!
– Правда?
– Чтоб я сдох! Богиня! Неси пиво!
Таня ушла, качая бедрами с гораздо большей амплитудой.
«Что ты творишь?» – возмутился Аркадий Францевич, обращаясь к Злобному Я.
«А что такого? Сказал женщине пару приятных слов – и всего-то. Вон видишь, как она обрадовалась! Уж не противься, дай душу отвести, а то ты живешь так скучно, что, честное слово, прямо челюсти сводит».
«А у тебя есть челюсти?»
«В том-то и дело, что нет. Но порой загрызть тебя хочется, зануда!»
– Можно?
Аркадий Францевич не успел ответить Злобному Я – к его столику со своей кружкой пива подошел посетитель кафе, тот самый, которого Ковард отметил как мужчину неформального вида.
Глава 27
Злобный Я разбушевался
– Не возражаете, если я вам составлю компанию? – спросил мужчина и уселся напротив Коварда.
– Пожалуйста, – без энтузиазма ответил тот.
«Чего куксишься? – возбужденно зашептал Злобный Я. – Отличная компания: ты, я, Таня и этот лохматый!»
– Валера, – представился мужчина. – Еще меня называют Ферзь, и я охотно отзываюсь. А вас, простите, как величать?
– Я охотно отзываюсь и на Аркадий Францевич.
– Здорово! У вас хорошее чувство юмора, Аркадий Францевич.
Ковард кивнул.
– Люблю это кафе, – продолжил Ферзь, – я частенько сюда захаживаю. Здесь всегда мало народу, а пиво хорошее. Танька при всей ее стервозности не имеет привычки портить хорошие напитки. Сегодня она что-то не в духе, но, кажется, вы ей смогли поднять настроение!
Ковард снова кивнул.
«Ну что ты киваешь, как фарфоровый болванчик, – возмутился Злобный Я. – Поддерживай беседу!»
– Да уж, – выдавил из себя Аркадий Францевич, – знатная у нее… – и он очертил рукой в воздухе полукруг.
– Да, задница у нее как стол – кружку пива поставить можно! – Ферзь засмеялся. – На любителя. Лично я люблю худых, анорексичных или уж совсем полных. Люблю крайности. Все, что утрировано, имеет большую выразительность. Если на бабе хоть капля жира, все – пиши пропало: никакого эффекта! Или уж жира должно быть столько, чтобы на него лечь и им укрыться!
– Бывает, – безо всякого воодушевления сказал Ковард.
– Что-то вы печальный, Аркадий Францевич. Нужно срочно выпить, а то ваше настроение меня тревожит. Татьяна! Неси пиво моему другу!
– Несу-несу, – отозвалась та, выходя из-за стойки с большой кружкой темного пива. – Пожалуйста! – и подарила многообещающий взгляд Аркадию Францевичу.
– Богиня! – сладострастно прошептал Ковард.
«Прекрати безобразничать! – выругался он на Злобного Я. – Ты еще меня к ней в постель затащишь!»
«О! Это был бы сказочный вариант! А ты прекрати меня поучать! Сам ведь подарил мне этот вечер. Я тебя за язык не тянул. Слово – не воробей! Этот вечер мой! И ты уже ничего сделать не можешь! Так что дай нормально отдохнуть. Не будь занудой!»
– Чуть что – я рядом, – ласково сказала, как пропела, Таня и вернулась за стойку.
«Ну что, разве не хороша?» – спросил Злобный Я.
Ковард, устав от борьбы, залпом выпил полкружки пива и, мгновенно охмелев, расслабился:
«Ай! Делай что хочешь. Мне все равно», – ответил он.
«Вот-вот, молодец! Отдыхай!» – радостно воскликнул Злобный Я.
– Я больше люблю светлое пиво, – сказал Ферзь, наблюдавший за тем, с какой жадностью Аркадий Францевич пил хмельную жидкость.
– А я люблю холодное, – весело ответил Аркадий Францевич и откинулся на спинку стула. – Ну-с, теперь и поговорить можно.
Ферзь удивился: в облике Аркадия Францевича произошла разительная перемена. Теперь на него смотрел не печальный задумчивый интеллигент, а разухабистый дядька, вполне довольный собой и окружающим миром.
Глава 28
Начало нескучного вечера
– Так отчего ж вас величают Ферзем? – поинтересовался Аркадий Францевич.
– Это долгая история, будет ли она вам интересна?
– Давай на «ты». Мы же, в конце концов, интеллигентные люди! К чему эти формальности, мешающие сближению и дружбе? Можешь называть меня Кеша.
Аркадий Францевич в глубине сознания чертыхнулся: «Вот он уже мне и имена новые выдумывает!» – но бороться сил не было. Ковард пустил ситуацию на самотек.
– Идет! – согласился Ферзь, предвкушая нескучный вечер.
– Так что за имя такое? – продолжил Аркадий Францевич. – Воровское, что ль?
– Да нет! – обиделся Ферзь. – Удивил своим предположением. Оно говорит, что ты не сильно разбираешься в людях.
– Это почему же? – обиделся Аркадий Францевич.
– Если бы я был вором, то наверняка пытался бы слиться с толпой: надел бы серый пиджачок, остриг бы волосы, мне кажется, я мало похож на вора.
– На рядового вора ты не похож, а на какого-нибудь воровского крестного отца – вполне. Отчего нет? Ферзь – это значительно. Не король, но тоже главный.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Ферзь. – В этом что-то есть! Есть! Нет, я не вор. Я – художник. Профессия творческая, хотя и малоприбыльная. Но я не жалуюсь. У меня все в порядке. Я нашел свою тему и с успехом ее эксплуатирую. И имя мое появилось благодаря этой теме.
– Интересно. Готов выслушать твою историю, если она, конечно, не затянется на долгие часы.
Глава 29
История, рассказанная Ферзем за кружкой пива
– Хорошо. Я коротенько. Все мужчины моего рода имели отношение к изобразительному искусству: кто был резчиком по дереву, кто – скульптором, кто портретистом. Все что-то лепили, строгали, малевали, одним словом, ваяли. Не стану утверждать, что кто-то из них навечно прославился своими шедеврами, но признанием однозначно каждый из них пользовался, так как к моменту революции мой прапрадед был весьма состоятельным человеком, ни в чем не нуждался и жил лучше многих дворян. Он писал исключительно ангелов, и работы у него было много: кто фреску себе в часовенку закажет, кто икону ангела-хранителя, то какая-нибудь барышня захочет иметь собственный портрет в образе ангела. И, видно, платили ему прилично: кто ж денег на святое пожалеет? И вот перед самой революцией приходит мой прапрадед к прадеду и говорит, мол, грядут смутные времена, царя свергнут и убьют, антихрист будет править бал, Россия захлебнется кровью, давай, сынок, собирайся, будем бежать. Куда? Зачем? Откуда такие сведения? «А, сынок, – говорит мой прапрадед, – пришел ко мне сегодня ночью ангел и все это рассказал». Ну, мой предок думает: «Сбрендил старик». И отвечает: «Нет, никуда я не поеду». «Напрасно ты мне не веришь. Неволить тебя не стану, но и оставить своего сына без защиты тоже не могу. Вот возьми. Это сбережет тебя от гибели и даст силы преодолеть все тяготы судьбы». И вручает моему прадеду шахматы. Тут прадед окончательно пришел к выводу, что у старика случилась беда с головой. Что это за оберег такой? Добро бы – крест или икона, ну, на худой конец, перстень фамильный. А тут шахматы!
Ковард насторожился: «Опять шахматы?!»
«Все в порядке, – возразил ему Злобный Я, – у меня все под контролем! Спи!»
– И вот, – Ферзь достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. – Куришь?
– Нет.
– А я с твоего позволения, – Ферзь прикурил сигарету и выпустил тонкую струйку дыма в потолок. – И вот прапрадед мой все продал и уехал во Францию, а вскоре случилась революция. Все точно как он и говорил. Прадеда вместе с женой схватили, а детей, их было восемь душ, определили в революционный приют. И грозил моему славному предку расстрел как контрреволюционному элементу. Но каким-то непостижимым образом прадед сбежал из тюрьмы, кинулся домой взять что-то из одежды, а на месте его дома – пепелище. Сожгли революционеры дом. Ничего не осталось – только стены обгорелые. Стал мой прадед как вкопанный, глядь – а из руин светлое сияние. Мелькнуло и погасло. Он туда – посреди пепла и обгорелых головешек лежат нетронутые огнем шахматы, те, что ему отец оставил. Уж не знаю, что там мой прадед подумал тогда, да только взял он эти шахматы, раскрыл доску и все белые фигуры по карманам рассовал, а черные вместе с доской так и оставил на пепелище. Потом вроде он разыскал своих детей в этом самом революционном приюте, выдал каждому ребенку по фигуре и наказал хранить как зеницу ока. Деду моему ферзь достался. Вот этот.
Ферзь расстегнул рубашку, и Аркадий Францевич увидел на шее своего нового знакомца необычный медальон – массивную серебряную цепочку с кольцом в виде змейки, обвившейся вокруг деревянного шахматного ферзя.
Глава 30
Продолжение нескучного вечера
– Вот, – Ферзь погасил окурок в пепельнице, – эта семейная реликвия и дала мне второе имя.
– Интересно. И что же случилось с вашим прадедушкой дальше?
– Этого я не знаю. В любом случае его уже давно нет в живых. Впрочем, как и моего деда, и отца, но вот эта вещица, – Ферзь взял медальон в руку, – говорит о том, что вся эта история не выдумка.
– И что, эта фигура обладает какой-то силой?
– Думаю, что да. Я знаю многих художников, некоторые из них очень талантливы, можно даже сказать, гениальны, но никто из них не может продать свои картины так, как я. Я еще не закончил работу, а у меня уже очередь желающих ее приобрести. Причем многие пытались работать в той же теме, что и я. У меня покупают, у них – нет.
– А что за тема такая? – поинтересовался Аркадий Францевич.
– Я пишу ангелов, играющих в шахматы. Нет, конечно же, я не сразу нашел эту тему. Я писал и портреты, и пейзажи, и огромные авангардные картины на манер Розенквиста – все это было не то. Редко что удавалось продать, и то за такие смешные деньги, что выгоднее было ничего не писать: холст и краски стоили дороже. А потом я как-то поразмышлял над всей этой родовой историей и написал небольшую работу – белый и черный ангелы за шахматной доской. И работа тут же продалась, причем за баснословные по тем временам деньги. С тех пор я стал писать только на эту тему, и думаю, что мне удалось поймать жар-птицу за хвост.
– Да, интересно…
Ферзь улыбнулся:
– Я тебя не сильно утомил своим рассказом?
– Нет, напротив.
– А ты, Кеша, чем занимаешься? Кстати, Кеша – это же, кажется, Иннокентий?
– Но Ферзь – это тоже не Валера.
Ферзь засмеялся:
– Точно подметил. И все же кто ты в этой жизни?
– Я – ученый. Биолог.
– О! Я почему-то так и подумал, что ученый.
– Почему?
– Ты на Эйнштейна похож.
– Ну да? – засмеялся Аркадий Францевич. – Лестно слышать.
– Глаз художника не обманешь. Только усы отрасти – и вылитый Эйнштейн. Ты еврей?
– Нет. У меня польские корни. Был бы я еврей – давно уехал бы.
– Ну и хорошо, что не уехал. А то мы бы с тобой не встретились. Давай выпьем за слияние науки и искусства!
Они чокнулись и осушили кружки.
Глава 31
Еще немного пива и любви!
– Мальчики, – послышался голос из-за барной стойки. – Еще пива?
Ковард обернулся и посмотрел оценивающим взглядом на официантку:
– Хороша, чертовка!
– А ты, я смотрю, запал на Таньку-то, – Ферзь стукнул кружкой по столу. – Татьяна, неси пиво!
– Несу-несу! – и пышные бедра оказались у столика Коварда и Ферзя. – Пожалуйста, темное, светлое…
– Богиня! – простонал Ковард.
– Ну что вы в самом деле! – Татьяна, похоже, действительно смутилась, так как ее щеки залились нежным румянцем.
– Татьяна! – нарочито строго сказал Ферзь. – Не обижай хорошего человека. Он ученый и, видишь, страдает!
– А чего страдать-то? – с наивным недоумением спросила она. – Пиво свежее, холодное – пейте на здоровье. Я могу и орешки принести для закуски.
– Это ты правильно подметила: страдать не нужно – еще не вечер! Выпьем, Кеша! Орешков хочешь?
– Нет.
– Правильно. И я не хочу. А ты, Танюша, иди работай. Мы тебя попозже за столик позовем. Ты ведь не откажешь Кеше? Он настоящий ученый. Интеллигент.
– Не откажу, – кивнула Татьяна и залилась краской.
– Вот видишь, – сказал Ферзь, когда пышные бедра, словно корабль, отплыли к стойке, – не откажет! Все устраивается лучшим образом. У тебя есть женщина, или Таньке наконец-то повезло?
– У меня есть жена, – ответил Ковард.
– В разводе?
– Нет. Живем.
– О-о! – восхищенно воскликнул Ферзь, – на вид-то совсем не гуляка, а настоящий мужик! Ходок! Дети есть?
– Детей нет.
– А у меня есть. Три жены. И три пацана. Правда, у всех у них уже другие папаши, но кровь моя. Старший в Италии живет. Скоро двадцать два будет. Ему ферзь фамильный достанется. На дизайнера учится. Теперь это модно. Выпьем?
– Выпьем.
Аркадий Францевич даже не пытался остановить Злобного Я, он в отчаянии думал о том, что же случится, если Злобный Я не пожелает больше уходить «на второй план», если ему понравится управлять телом? Телом Аркадия Францевича Коварда! И если раньше он терпел этого самозванца, полагая, что это просто странность гениального человека, что это его второе я помогает найти правильное решение сложных проблем, что это открытый сейф его подсознания, в котором хранятся утраченные человечеством знания. О! Как он заблуждался! Теперь он видит, что это за тип: пьяница и развратник! И имя себе на редкость пошлое придумал: Кеша!
А Кеша и Ферзь продолжали болтать. К ним подсела Татьяна, на столе появились орешки, салат и водка. Татьяна краснела, но не отбивалась от рук Коварда, а вскоре и сама стала его обнимать – нежно, по-матерински. Ферзь хохотал, рассказывал неприличные анекдоты и в конце концов затянул густым баритоном «Ой, мороз, мороз…».
Из кафе уже давно исчезли и подростки, и старуха-жаба, повар, громко крикнув «Пока!», ушел с работы, а застолье только набирало силу.
– Богиня! – шептал Ковард на ухо Татьяне, опрокидывал рюмку водки и запивал ее пивом.
Аркадий Францевич с ужасом наблюдал за безобразием, творимым Злобным Я, и проклинал себя. «Выпустил джина из бутылки», – думал он.
«Я не понял? Это кто похабник? – возражал уже сильно пьяный Злобный Я. – Я нормальный мужик! И веду себя как нормальный мужик!»
– Ферзь, скажи ему, что я нормальный мужик!
– Кому сказать? – поднимал глаза Ферзь. – Я любому скажу: «Кеша – нормальный мужик!», только ты больше не пей, а то Татьяне придется тебя на руках нести.
– И понесу! – соглашалась Татьяна. – Он хороший!
Но ближе к полуночи пьяный Кеша немного отрезвел и, поднявшись, сказал:
– Мне нужно освежиться. Я, видите ли, сегодня как Золушка: скоро полночь – и мне нужно скрыться.
– Брось, – махнул рукой Ферзь, – еще детское время!
– Я ненадолго.
В туалете Кеша умылся и посмотрел на себя в зеркало:
– Красавец…
«Пьяная рожа! – не преминул вставить Аркадий Францевич. – Все. Вечер закончился!»
«Закончился, – согласился Злобный Я. – И я покорно ухожу на второй план. Давай командуй парадом и живи своей бездарной жизнью».
«Бездарная или еще какая – не тебе судить. Это моя жизнь, и ты, возможно, мне ее сегодня сильно осложнил. Что я скажу Эльвире?»
«Вот проблему нашел! Я бы на твоем месте вообще сегодня домой не пошел. А завтра скажешь ей, что был в вытрезвителе».
«В каком вытрезвителе? Я же не пью!»
«А почему бы тебе не начать пить? По-моему, это очень естественно».
«А по-моему, безобразно».
«Моралист!»
«Да. И я сегодня тебя даже слышать не хочу!»
«Пожалуйста. Только не забудь расплатиться за ужин. А то тебя сочтут аферистом».
«Без твоих советов. И слышишь, больше никогда, никогда не смей меня ловить на слове!»
Ковард вернулся в зал. Он был абсолютно трезв.
– Сколько я должен за ужин? – спросил он Татьяну, подойдя к столику.
Этот вопрос прозвучал явно неожиданно. Ферзь и Татьяна переглянулись.
– Кеша, я тебя прошу, не умничай, а? – Ферзь разлил остатки водки по рюмкам. – Мы что, Татьяна, много задолжали твоему заведению?
Татьяна махнула рукой:
– Не смешите! Я завтра эти слезы на кофе отобью.
– Вот, – сказал Ферзь – не суетись. Сядь, выпей.
– Я больше не хочу пить.
– Не хочешь – не надо. Никто не заставляет. Это дело добровольное, но даму до калитки ты проводить обязан. И я очень верю, Кеша, что ты меня не разочаруешь.
– Я мигом, – подхватилась Татьяна, – только со стола приберу.
Ферзь провозгласил тост:
– За вас, голубки!
Аркадий Францевич лихорадочно перебирал в уме варианты развития дальнейших событий, но все они сводились к одному: грандиозному скандалу дома.
«Все, – пришел к выводу Аркадий Францевич, – Эльвира меня выгонит из дома».
«Ну если она тебя выгонит, то может лучше туда вообще не ходить?» – не преминул отозваться Злобный Я.
«Ты мне обещал молчать!»
«Молчу-молчу».
Глава 32
О том, как заканчиваются нескучные вечера
Эта ночь была необычайно звездной, и казалось, что сияние густо рассыпанных звезд гораздо ярче света высоких согнутых, как в поклоне, фонарей, стоящих вдоль дороги. Бледная, круглая, почти белая луна напоминала лицо покорной гейши, которую не может смутить даже самое дикое желание ее господина. Легкий, слегка прохладный порывистый ветерок заставлял чуть пожелтевшую листву высоких тополей трепетать, словно от внезапного волнения, вызванного каким-то тайным непреодолимым желанием. Собачья свора разношерстых дворняг, собиравшаяся каждодневно у дверей «Веселого Краковяка» к моменту его закрытия, терпеливо ожидала объедков, которые им, как правило, выносила Татьяна в большом целлофановом пакете, но увидев свою кормилицу без привычного угощения в сопровождении двух мужчин, собаки понуро разбрелись.
– Ух ты! А на улице-то как славно! – громогласно восхитился Ферзь и вдохнул воздух полной грудью. – Красота! Где мои семнадцать лет?
– Да. Здорово! – согласилась Татьяна. – Только прохладно.
Аркадий Францевич молча снял пиджак и накинул Татьяне на плечи.
– Спасибо, – благодарно улыбнулась та. – Значит, ты меня все-таки проводишь?
– Конечно, проводит, – тем же тоном, не терпящим возражений, ответил Ферзь.
– Провожу, – тихо подтвердил Ковард.
В глазах Татьяны засветилось счастье:
– Я живу здесь рядом. Всего два квартала. Ну, идем?
– Идем, – кивнул Аркадий Францевич.
– Летите, голубки, – засмеялся Ферзь и поднял руку, прощаясь. – Я удаляюсь с радостью в сердце и благословляю вас: будьте счастливы!
Ферзь, чуть пошатываясь, пошел своей дорогой, Татьяна и Ковард – своей.
Они шли не торопясь.
– Скажи, а это правда? – спросила Татьяна.
– Что?
– Ты действительно считаешь, что я – богиня, совершенство?
Ковард молчал. Что он мог сказать? Что это говорил не он, а совсем другой человек, живущий в его сознании? Рассказать о психологическом феномене раздвоения личности? Глупо. Да и зачем? Не поймет. Не поверит. Обидится.
– Почему ты молчишь? – прервав затянувшуюся паузу, спросила Татьяна. – Просто так сказал? Пошутил?
– Нет, – ответил Ковард и удивился – Злобный Я не подавал признаков жизни.
– Значит, не пошутил, – медленно проговорила Татьяна, будто бы пытаясь в полной мере осознать значение этих слов. – Тогда скажи мне это еще раз. Пожалуйста.
Ковард остановился. Татьяна была рядом, совсем близко. Ее высокая грудь коснулась плеча Коварда.
– Пожалуйста, – прошептала она.
– У тебя глаза зеленые, – сказал Аркадий Францевич и порывисто обнял Татьяну.
Пиджак медленно соскользнул с женских плеч и упал на асфальт под ноги паре, захлебнувшейся в долгом поцелуе.
Высоко в поднебесье горячие звезды вспыхнули ярче, а луна, словно смутившись, прикрылась прозрачным ночным облачком, и ветер, виртуозный дирижер, превратил шелест листвы в трепетную волшебную мелодию. Весь мир закачался, будто палуба большого корабля, уплывающего в бесконечность, и время стало тягучим как смола, заставив и прошлое, и будущее потерять смысл.
Великое настоящее легко уместилось между двумя ударами сердца и, изменив все мыслимые и немыслимые свойства вселенной, стало огромным настолько, что казалось, способно уместить в себя целую жизнь – долгую, счастливую, радостную и беззаботную.
Но крупные капли дождя, внезапно пролившиеся из набежавшей непонятно откуда небольшой, но тяжелой тучи, заставили неподвижные стрелки часов дернуться и возобновить свое привычное движение, возвратив этому миру утерянную реальность.
– Дождь! – звонко воскликнула Татьяна и счастливо засмеялась. – Мы сейчас намокнем!
– Намокнем! – восторженно согласился Ковард и тоже засмеялся.
– Бежим? – спросила Татьяна и взяла Коварда за руку.
– Бежим! – весело крикнул тот.
И они, взявшись за руки, побежали навстречу счастью, так долго прятавшемуся за ближайшим поворотом судьбы.
