Текст книги "Удачная партия"
Автор книги: Зоя Гарина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Глава 55
Счастливая пятница Анастасии Летовой
Эта пятница для Анастасии Летовой началась совершенно необычно. Еще вчера она просыпалась, словно воин, готовый к смертельной битве, – сосредоточенная, собранная, волевая. Но в это утро нежность и счастье, переполнявшие ее, казались безбрежным ласковым морем, теплые волны которого накрывали с головой так, что можно было утонуть. А еще казалось, что счастье – это и есть реальность, а все, что было до этого дня, – сон, который бесследно растаял с первыми утренними лучами.
«Данька, рыжее чудо, не испугался, не сбежал! Это непостижимо! Господи, все же какой прекрасной может быть жизнь! Как хочется остановить время…»
Анастасия то и дело вспоминала счастливые минуты этого волшебного утра, любовалась Агатой, которую пришлось взять с собой на работу. Не оставлять же ребенка одного дома!
Пока Анастасия беседовала с первым и единственным на этот день пациентом, Агата тихонько в уголке рисовала цветными карандашами.
– Ну-ка, ну-ка, давай посмотрим, что у тебя получилось? – ласково спросила Анастасия, когда за пациентом закрылась дверь.
– Сейчас, только тучки дорисую.
– Тучки? Ты рисуешь тучки? Покажи!
Рисунок Агаты был фиолетово-синим: четыре смешных фиолетовых человечка у синего дома, синие кусты и деревья, синий зверек, видимо, собачка.
– Ты любишь синий цвет? – озадаченно спросила Анастасия.
– Да, – улыбнулась девочка.
– А расскажи мне, кого ты здесь нарисовала.
– Это Ромка, я, ты и Данька. Мы живем в этом доме. У нас есть Кукса.
– Кукса – это кто?
– Это собака. У нас с мамой была Кукса. Она жила в будке во дворе и умела смеяться.
– Смеяться? Собака?
– Да! Она виляла хвостом и делала вот так, – Агата вытаращила глаза и показала зубы.
– Да, я понимаю. Это здорово. Ты умница.
– Значит, ты, я, Ромка и Даник живем в этом доме?
– Да. И Кукса.
– Конечно. И Кукса. Мне нравится. А почему у тебя деревья синие? Они ведь на самом деле зеленые.
Агата немного растерялась, но тут же со свойственной ей смышленостью ответила:
– Ну мы же пока еще не все вместе, Ромки нет, Куксы. Значит, это еще пока мечта. А мечты все синие.
– Мечты синие? – удивилась Анастасия.
– Конечно, синие! А какие еще?
– Ну да. Наверное, синие, – согласилась Анастасия. – А почему так много облаков?
– Это тучки. Тучки – это люди, которые уже умерли. Они плывут по небу и смотрят на нас. Вот сейчас маму нарисую. Пусть на нас смотрит.
– Теперь понятно. А в твоей мечте может быть солнце? Пусть бы тучки согревались. Как ты думаешь?
– Да. Я думаю, солнце в мечте может быть. Я и солнце нарисую, – Агата потянулась за желтым карандашом.
– Как я рада, что в твоей мечте солнце будет желтым! – просияла Анастасия. – Пусть оно направит свои лучики не только на тучки, но и на наш домик, и на нас. Ведь нам тоже нужно тепло. Ты согласна со мной?
– Да. Я люблю, когда тепло. Не люблю замерзать.
Глядя на эту смышленую девочку, Анастасия умилялась и в мыслях уже называла ее «доченька моя».
– Вот так, – Агата стала старательно закрашивать угол листа желтым карандашом.
– С солнышком твоя мечта выглядит гораздо веселее, – Анастасия погладила Агату по голове.
Девочка подняла глаза, посмотрела на Анастасию и серьезно, совсем не по-детски сказала:
– Ты очень добрая. Мне кажется, что ты самая добрая на этой земле.
– Спасибо, конечно, – улыбнулась Анастасия. – Мне приятно. Легко быть добрым к тому, кого любишь.
– А ты меня любишь? – Агата широко раскрыла глаза, и ее тонкие бровки взлетели вверх.
– Конечно! Разве можно не любить такую артистку?!
– А-а… – разочарованно протянула девочка и вздохнула. – Ты меня за талант любишь…
– Почему сразу за талант? Не за талант. Просто так.
– Правда?
– Ну конечно!
– Ты не думай, – заволновалась Агата, – я буду очень стараться, я буду очень хорошей, послушной! Знаешь, я все умею делать, не только петь! И в доме убирать, и посуду мыть, и долго тихо сидеть на одном месте! Ты только не отдавай меня в детдом, пожалуйста!
– Конечно, нет! Ни за что! Можешь об этом не беспокоиться! – девушка порывисто обняла ребенка.
Еще не прошло и суток с того момента, как в жизни Анастасии Летовой появилась эта бойкая малышка, но без этого милого щебета, без этого доверчивого лучистого детского взгляда, без этих светлых трогательных кудряшек было уже невозможно представить даже минуту жизни. Ощущение короткой остановки перед неизбежным смертельным прыжком в бездну вечности, заставлявшее раньше жить только настоящим, исчезло, сменившись вполне спокойными мыслями, пусть не о далеком, но все же будущем: «Нужно в полной мере насладиться этим счастьем. Дышать полной грудью, смотреть во все глаза, прислушиваться к каждому звуку, тонуть в ощущении времени, пытаясь прочувствовать каждое мгновение, чтобы запомнить его как следует, запомнить…»
Какой все же непредсказуемой может быть судьба! Кажется, уже подписан приговор, обжалования не будет, надеяться не на что – и вдруг потерявшему надежду даруется любовь. Счастливая!
– Ну что, егоза, начнем воплощать твою мечту в жизнь? – ласково улыбнулась Анастасия.
– Прямо сейчас? – обрадовалась Агата.
– Чего ждать? Собирай карандаши!
Агата послушно сложила карандаши в коробку и подняла глаза на Анастасию:
– Пойдем искать Ромку?
– Мы обязательно отыщем Ромку, и Кукса с нами будет жить, и мы все вместе – я, ты, Ромка, Данька и Кукса – будем ходить в парк, это все будет, обязательно будет, но прежде нам нужно сделать одно важное дело.
– Какое?
– Оформить некоторые документы.
– Контракт?
Анастасия засмеялась:
– Да нет же! Паспорт! У каждого должен быть паспорт.
– Нет. Мне еще паспорт не положен. Я маленькая.
– Ух ты! Ты и в этом разбираешься?! – Анастасия заглянула малышке в глаза. – Ну, не паспорт, тогда свидетельство о том, что отныне у тебя есть дом и ты не должна жить на улице. Согласна?
– Да, – кивнула Агата и обняла девушку за шею.
Глава 56
Ковард и Злобный Я философствуют
Ковард откинулся на спинку стула и сильно сомкнул веки в надежде избавиться от рези в глазах. Давно закончился рабочий день, и Стриганов, хотя и задержался немного, но в какой-то момент беспомощно поднял руки и замотал головой:
– Все-все-все! Сдаюсь! Не знаю! Завтра. Подумаем над этим завтра! Хорошо? Мне нужно бежать!
И у самой двери обернулся:
– В случае чего ключ у вас в кармане.
И вот уже настал тот час, когда все же нужно было уходить. Не ночевать же в лаборатории, в самом деле! Ковард открыл глаза – и перед его взором несколько секунд летали светящиеся «мухи».
«Устал, – подумал он. – Боже, как я устал! Столько событий за такой небольшой промежуток времени! Да, да, столько событий – и ни одного приятного».
«Я бы не был столь категоричен», – возразил Злобный Я. Его голос прозвучал весело и оптимистично, что резко контрастировало с настроением самого Коварда.
«Вот как? – раздраженно спросил Ковард. – Впрочем, я не нуждаюсь в твоих комментариях».
«Да ладно! Не будь букой! Война с самим собой не приводит ни к чему хорошему. А пока мы с тобой одно целое, давай уж напряжемся и не будем ссориться!»
«Вот именно – напряжемся! Как я устал напрягаться! Как ни напрягайся, а счастья нет!»
«Э, брат! Ты не бука, ты брюзга! – хохотнул Злобный Я. – А что такое счастье? Скажи, каким ты представляешь счастье?»
Ковард растерялся. Он и вправду никогда не задумывался над этим. Действительно, что такое счастье?
Злобный Я поторопил, он ждал ответа:
«Ну?»
«Счастье?.. – задумчиво спросил Ковард. – Для меня?»
«Ну а для кого же? Для тебя».
«Счастье – это… Счастье – это…»
Ковард почувствовал себя маленьким мальчиком, который все еще верил в сказки и в то, что для всех хороших и послушных детей случается чудо и самое заветное желание, единственное и сокровенное, обязательно сбывается. Простой вопрос «что такое счастье?» заставил его заново пережить детские страхи: «Я – плохой. Я только притворяюсь хорошим. Я хочу быть хорошим, но у меня ничего не получается. И оттого мое заветное желание никогда не сбудется. Тогда зачем ломать голову над этим? Зачем из многих «хочу» выбирать только одно? Я все равно не стану настолько хорошим, чтобы заслужить чудо».
«Ну вот, – констатировал Злобный Я, – ты не знаешь, что такое счастье. И тем не менее сожалеешь о том, что у тебя его нет. Я всегда говорил, что ты нелогичен и непоследователен. Хотя ты достаточно талантлив. В области биологии, конечно. Вот оттого к тебе приставлен я, чтобы твой талант, божий дар, не канул в Лету».
«А ты разве смыслишь в биологии? – ехидно спросил Ковард. – Что-то за тобой я никогда не наблюдал каких-то особенных познаний в этой области».
«Нет. В биологии я не смыслю ровным счетом ничего. Но ты всегда утверждал, что ты замечательный биолог. А я тебе верю! Я знаю, что ты не лукавишь, говоря это. Может, разве только совсем немного. Но если человек в чем-то действительно убежден, искренне и категорически, то в большинстве случаев так дело и обстоит. Ты же помнишь: мыслеформы материализуются?»
«Мыслефомы? Что это за термин такой?»
«Мой новый термин. Если хочешь знать, то я очень талантливый психолог, – Злобный Я засмеялся. – Дивны дела Твои, господи! Внутри недотепы биолога живет тонкий и высокопрофессиональный психолог!»
«Хвастун!»
«Не более, чем ты!»
«Как же ты мне надоел!»
«Так же, как и ты мне!»
«Знаешь что?!»
«Что?!»
«Все! Тишина! Не хватало еще сойти с ума. Все! Ты психолог, я – биолог, мы живем в мире».
«Хорошо. Но ты первый начал».
«Начал и закончил. Интересно, хм… Вот ты как психолог ответь: что сейчас делает Эльвира?»
При мысли о супруге у Коварда защемило в области сердца.
Злобный Я задумался и уклонился от ответа:
«Я психолог, но не ясновидящий. Хотя могу предположить, что… ей тоже не по душе эта история. Она, конечно, не ожидала, что ты возьмешь вот так просто и уйдешь. По ее мнению, настоящего конфликта не было. Все как обычно. Ни больше ни меньше. И вдруг такая реакция!»
«Вот именно! Как обычно! Вдумайся в эти слова! Как обычно, она меня унизила!»
«А что, это случилось в первый раз?»
«Нет!»
«Ну тогда в чем же дело? Почему раньше ты это терпел, а сейчас взбунтовался?»
«Потому что всему, всему, всему, а тем более терпению, есть предел! Стоп! – догадка озарила лицо Аркадия Францевича. Он бросился к столу и буквально впился взглядом в тетрадь со своими записями. – Ага. Вот здесь. На этой стадии поднимаем концентрацию до предела, и тогда… Неужели? Как же все просто!»
«Что там?» – полюбопытствовал Злобный Я.
«Родной мой! Ты даже себе не представляешь!»
«Родной? С каких это пор? Нет, действительно, что произошло?»
Ковард закружился по лаборатории:
«Да! Произошло, произошло, произошло… Произошло чудо! Счастье!»
«Я рад за тебя».
«А я-то как рад! С ума сойти! Вот как бывает: ищешь-ищешь решение, мозги ломаешь. И с одной стороны подойдешь, и с другой примеришься. А решение – вот оно! Под носом! Увеличили концентрацию до предела. А что за пределом? Если не смерть, то что? Перерождение! Вот-вот! А умереть-то мы этой хромосоме не дадим. Не дадим! Вот! Ты уловил суть?»
«Не совсем. Точнее, совсем не уловил. Но это, я так понимаю, для тебя не сильно важно».
«Да ладно! Не забивай себе мозги».
Аркадий Францевич сел и счастливо улыбнулся.
«Все же жизнь прекрасна, – подумал он. – Наверное, счастье – это когда тебе кажется, что жизнь прекрасна»
«Да. Вполне приемлемая формулировка. И знаешь, какое в этой формулировке главное слово?»
«Счастье?»
«Нет. Главное слово – кажется. Счастье – это когда тебе кажется, что жизнь прекрасна».
«Ладно. Пусть так. Но испортить мне настроение у тебя не получится. Можешь зря не стараться. Вот так! А я сейчас возьму и пойду домой!»
«Домой, это куда?»
«Домой – это домой. И не задавай больше вопросов! Я иду домой!»
Глава 57
Возвращение блудного Коварда
Эльвира Павловна сидела на кухне у стола, подперев подбородок рукой, и безучастно глядела куда-то вдаль. Тоскливые мысли в ее сознании плавно сменяли друг друга, вызывая в душе волны смутных предчувствий: в ее жизни все должно перемениться, и, по всей видимости, перемены не принесут особой радости. Вообще, перемены, когда тебе уже слегка за сорок, редко бывают радостными. Оказаться вдруг нежданно-негаданно соломенной вдовой! Такое могло произойти с кем угодно, но только не с ней! Убеждение, что Ковард двинулся умом, все же не было столь твердым, как ей этого хотелось бы. Где-то глубоко в душе Эльвира даже была уверена в обратном. У Коварда с мозгами все в порядке. Просто в их семейной жизни никогда не было ни радости, ни счастья, ни любви… Хотя нет. Все это было. Все это было в самом начале, но с течением времени растерялось, позабылось, ушло…
Почему? Кто в этом виноват? Уж точно не она!
«В конце концов, – мысленно оправдала себя Эльвира, – женщины рождаются для любви, а не для бухгалтерских отчетов и жарки домашних котлет! Кадик никогда меня не ценил и не понимал. Может, оттого и детей у нас нет…»
Эльвира Павловна вздохнула, и ее мысли потекли в другом направлении. «Интересно, почему мне никогда раньше в голову не приходило завести любовника? Если бы я позаботилась об этом раньше, то, возможно, теперь мне бы не было так одиноко. Ну ничего: все вернется на круги своя. Кадик не сегодня завтра придет с повинной. Да и претендент в любовники тоже имеется… Скажи-ка! Знакомство на улице. С ума сойти! Ферзь! И интересный же мужчина, ничего не скажешь! А что? Большинство мужчин любят полных женщин, а остальные – очень полных. Кто это сказал? Не важно. Правильно сказал. Интересно: а Кадик считает меня по-прежнему привлекательной? На стороне у него точно никого нет. В этом можно быть уверенной. Так что поершится-поершится да и успокоится. Нужно только немного подождать. Куда он денется? На развод подаст? Про развод, кстати, он ни словом не обмолвился. Так, сверкнул гневно глазищами, да и только. Значит, все еще не так серьезно, как он хочет это представить. Интересно все же, где он ночует? Ну, где бы ни ночевал, никто терпеть его долго не станет. Одна утренняя зарядка чего стоит! Не говоря обо всем остальном…
Денег у него нет. Наверное, взял в долг… Опять же, вещи: трусы, носки… Не сегодня завтра вернется».
К этому вечернему времени нервное возбуждение, в котором она пребывала уже несколько суток, почти пропало, сменившись усталостью и апатией. Теперь все произошедшее уже не казалось Эльвире Павловне столь ужасным и возмутительным, тем более что факт нового знакомства со столь импозантным мужчиной, прямо заявившим о своих «серьезных намерениях», окрашивал мысли о будущем теплыми розоватыми красками.
И постепенно мысли, рождавшиеся в уставшем мозгу Эльвиры, стали совсем невнятными. Голова отяжелела, веки слипались. «Надо идти спать, – подумала женщина. – Интересно, который час?»
Но посмотреть на часы уже не было сил. Обволакивающая, словно туман, дрема была внезапно прервана жутким грохотом сорвавшегося с гвоздя медного таза. Эльвира Павловна встрепенулась: «Тьфу ты, господи!»
Она несколько секунд с расширенными глазами смотрела на таз и вдруг почувствовала страшную тоску. На самом деле сколь бы она в мыслях ни называла мужа недотепой, сколь бы она ни учиняла ему скандалы по тому или иному поводу, сколь бы ни ругалась и ни бранилась, без него она, как оказалось, не представляла своей жизни. И этот таз, как обычно сорвавшийся с гвоздя в самое тихое время, своим грохотом провозгласил великую истину, которая по каким-то причинам до сих пор оставалась тайной. Не уязвленное самолюбие, не обида, а любовь, обыкновенная человеческая любовь заставила эту уже давно не молодую женщину злиться, страдать, мучиться бессонницей и ждать. Ждать, что все будет как прежде, что вернется именно та жизнь, которую она несправедливо считала обычной и безрадостной.
Медный таз, с момента своего появления в доме служивший главным доказательством никчемности Аркадия Францевича, вдруг вызвал в душе Эльвиры Павловны совсем иные чувства. Этот таз, в котором никогда не варилось варенье, стал главным свидетелем нелегкого семейного счастья, которое, возможно, уже потеряно.
Перед мысленным взором Эльвиры вихрем пронеслись счастливые семейные дни. Оказывается, их было не так уж и мало. Так неужели все разрушено окончательно? Неужели ничего нельзя вернуть? Невольные слезы, словно ручьи, побежали из глаз, из груди вырвался стон, и Эльвира Павловна в порыве чувств бросилась к тазу и, словно самый дорогой и бесценный скарб, прижала его к груди.
– Ах, Кадик-Кадик! И где тебя черти носят?
Она не услышала, как в замочной скважине повернулся ключ. Аркадий Францевич, робко переступивший порог собственного дома, с удивлением наблюдал эту темпераментную сцену.
– Я вернулся, Эличка, – сдавленным голосом произнес он. – Прости меня. Я вернулся.
Таз выскользнул из рук Эльвиры Павловны и с грохотом упал на пол.
– Соседи! – вжал голову в плечи Аркадий Францевич. – Давай, я сейчас же снесу этот таз в подвал.
– Нет, – улыбнулась сквозь слезы Эльвира Павловна. – Нет. Я завтра сварю в нем варенье.
Семейное примирение было бурным. Супругам уснуть удалось только под утро.
– Хорошо, что завтра суббота, – блаженно вздохнул Аркадий Францевич.
– Да, – согласилась Эльвира Павловна. – А я сегодня на работу не ходила.
– Почему? – удивился Ковард.
– Переживала. К Брыкзе твоему ходила. Пренеприятный тип.
– Да ладно, все! Давай больше не будем об этом.
– Давай. Спокойной ночи.
– И тебе спокойной ночи.
Вот уж воистину «Что имеем – не храним, потерявши – плачем». В эту ночь и Эльвира Павловна, и Аркадий Францевич на широкой супружеской кровати засыпали абсолютно счастливыми.
Но так устроен человек, что всегда пытается искать лучше, чем хорошо. Последней осознанной мыслью Эльвиры в эту ночь была мысль: «Вот и хорошо. Завтра у меня свидание с Ферзем. Нужно под благовидным предлогом улизнуть из дома на пару-тройку часов». А последней мыслью Аркадия Францевича перед сном была мысль: «Как же хорошо ночевать дома! Это такое счастье! Интересно, а как там Татьяна? Обещала ждать… Нужно, наверное, как-нибудь заглянуть к ней в гости. Может быть, завтра?»
Глава 58
Старый сюжет
«Темнота. Ага. Все как и раньше. Клетка, прутья, луна. Оп! Свалилась! Луну не кусать ни в коем случае! Это плечо Эльвиры. Бежим-бежим. Нигде не задерживаемся. Быстренько-быстренько, как ускоренная кинолента. Раз-раз-раз. Край. Летим. Ха-ха! Привет, Злобный Я! Как дела? Дюймовочка. Скобелев. Удачи, вояка! Квадроцикл-цикл-цикл. Прибыли. Горы. Реки. Овцы. Котлован. Что, концерт еще не закончился? Аллах акбар! Сига-а-аем!»
– Тебе не кажется, что мы летим как-то медленно? – услышал Аркадий Францевич голос Злобного Я.
– Да. Можно сказать, планируем. Приятно, правда?
– Да. А Дюймовочка-то – камнем вниз.
– Ну и что? Мне кажется, от нее не много толку.
– Ты заметил, что в последнее время ты часто употребляешь слово «кажется»? – спросил Злобный Я, которого медленное приятное падение расположило к философской беседе.
– Ну и что? Что в этом плохого? – поддержал Ковард.
– Плохого – ничего. Но есть интересные моменты.
– Например?
– Когда человек часто в своих суждениях о самых примитивных вещах говорит «мне кажется»… ой!
Удар о поверхность ознаменовал конец полета.
– Ой! Кажется, приземлились… – Ковард приподнялся на задних лапках и вытянул мордочку вверх.
– Так вот, кажется… – продолжил Злобный Я.
– Слушай, заткнись, а? – и хотя предложение заткнуться могло прозвучать абсолютно по-хамски, но в голосе Коварда не было и тени агрессии.
И оттого Злобный Я просто удивился:
– Тебе не интересно?
– Нет. Мне интересно: куда мы попали? На концертный зал это не похоже. Сцены не видно.
– Нет, не похоже. Это вообще ни на что не похоже. Хотя нет, это похоже на трюм корабля.
– Трюм корабля?! С чего бы это? – удивился Ковард.
– Нет, чует мое сердце, что это корабль. И что нам отсюда нужно поскорее смываться.
– С чего ты взял, что это корабль? «Титаник», что ль? Я бы сказал, что это холл дворца.
– Ты с ума сошел? Тут полно всякого хлама. Если это не трюм корабля, то почему так качает? – Злобный Я был явно напуган.
– Качает?
– Ну да! Сильная качка!
– Вот те на! Я понял! Ты и я видим разные пространства. Ты в трюме, я в холле, но мы говорим и видим друг друга. Парадокс?
– А-а-а! Мне все равно! Как отсюда выбраться?!
– Вот вы где! – невесть откуда появившаяся Дюймовочка была в прекрасном расположении духа. – А я-то думаю, куда это вы подевались? Чего это с ним? – кивнула она в сторону Злобного Я.
– Он в трюме. Вот-вот утонет, – пояснил Ковард.
– А! Бывает, – хихикнула Дюймовочка. – Сон во сне.
– Ну что вы уставились? – паниковал Злобный Я. – Сделайте хоть что-нибудь!
– А что можно сделать? – растерянно глядя на Дюймовочку, поинтересовался Ковард.
– Да врезать ему как следует, чтобы проснулся!
В руках Дюймовочки появился хлыст.
– Не спать! – рявкнула густым басом Дюймовочка и громко щелкнула хлыстом в сантиметре от Злобного Я.
Злобный Я подпрыгнул на полметра, а приземлившись, начал вертеть головой, оглядываясь по сторонам:
– Я где? – удивленно спросил он.
– В Караганде! – грубо ответила Дюймовочка. – Опаздываем! Взялись за лапки и пошли за мной! – она еще раз щелкнула хлыстом.
– Куда? Слушать народные инструменты? – с готовностью полюбопытствовал Ковард.
– Чего? Какие инструменты? – от хорошего настроения Дюймовочки не осталось и следа, и она, с каждым мгновением раздражаясь все больше, отрезала:
– Развлечения закончились! Пора заняться делом! Поторапливаемся! – и резко развернувшись, не оборачиваясь, тяжелой походкой пошла прочь.
Крысы молча поспешили за ней.
– Слушай, – прошептал Злобный Я, – а почему мы должны ее слушаться? Кто она такая, в конце концов?
– Она наш проводник, – ответил Ковард.
– Да какой она проводник? – не унимался Злобный Я. – Она нас заведет, как Сусанин, неведомо куда! Ты что, не видишь: что она обкуренная?
– Ну и что?
– Как ну и что? Разве это нормально?
– А то, что я – это две крысы, это нормально?
– Это нормально. Это сон.
– Вот и я о том. Это сон.
– Я все слышу! – обернула назад голову Дюймовочка. – Я вам скажу больше: это не просто сон, а определяющий сон! И очень надеюсь, что, когда все определится, я вас больше никогда не увижу.
– Взаимно, – съехидничал Злобный Я. – И что же этот сон определит? Или это военная тайна?
– Нет. Этот сон определит, кто же из вас двоих умрет.
Крысы остановились как вкопанные.
– Как умрет? – воскликнули они в один голос. – В каком смысле?
Дюймовочка, услышав вопрос, остановилась и обернулась. Она неожиданно весело рассмеялась.
– Ой, не могу! Умора! Я никогда не думала, что у крысы может быть такая испуганная мордочка! Не дрейфить, курносые! Смерть будет фигуральной.
– Как это понять? – взвизгнул Злобный Я. – Я не понимаю, что это значит?!
– Короче, мне неохота растолковывать вам прописные истины. Кто-то из вас умрет, но умрет фигурально, потому как смерти нет. И к слову, я никогда не прощу вам обивку квадроцикла. Из-за вас я теперь хожу пешком. Все! Привал закончен! Погнали дальше!
Дюймовочка вновь резко развернулась на каблучках и, подняв облако пыли, скрылась за горизонтом.
– Ты что-нибудь понял? – спросил Ковард Злобного Я.
– Я же тебе говорю, что она обкуренная. Чего ее слушать? Я вообще не хочу никуда за ней идти! И кто это решил, что мне нужен проводник? Да я сам кого хочешь проведу, в смысле провожу!
Облако пыли вернулось обратно.
– Я не понял! – возмутилась Дюймовочка. – Что это мы стоим, в носу ковыряемся? О-паз-ды-ваем!
– Я никуда не опаздываю! – сурово ответил Злобный Я.
– Как хочешь! – хихикнула Дюймовочка. – Победителем будет тот, кто явится на игру. А если никто не явится, то умрут оба. Все просто и гениально. Ну что, – обратилась она к Коварду, – ты идешь со мной?
– Да! – воскликнул Ковард. – Иду!
– И я иду! – запищал Злобный Я.
– Понятно, – хмыкнула Дюймовочка. – Держитесь за подол. А то тянетесь, словно вы не крысы, а черепахи!
Крысы ухватились лапками за подол платья девочки.
– Только не порвите, твари! – весело прокричала Дюймовочка и сорвалась с места.
Крысы почти задохнулись от пыли, но подол платья не выпускали из своих цепких лапок. Коварду показалось, что он попал в зону действия некого силового поля. Тысячи иголочек закололи по всему телу, а шерсть встала дыбом. Он невольно запищал. Запищал и Злобный Я.
– Не пищите! Прибыли! – провозгласила Дюймовочка, резко остановившись, и стряхнула крыс на землю.
Пока те крутили головами, пытаясь привести в порядок мозги, Дюймовочка поправила растрепавшиеся волосы и улыбнулась.
– Все. Дальше вы сами. Моя миссия закончилась. Уж простите, что было мало развлечений. Как говорится, все бывает: человеческий фактор.
– Человеческий фактор? – изумился Ковард. – Здесь есть люди?
– Да ладно. Не придирайся к словам, – надула губки Дюймовочка.
– Я не придираюсь, – парировал Ковард. – Просто не надо валить с больной головы на здоровую. Все накладки – это только от твоей безалаберности!
– Кто б уже пищал, а вот твоя крысиная морда лучше бы молчала! Это вы, твари, лишили меня квадроцикла! – Дюймовочка угрожающе замахнулась. Крысы испуганно прижались к земле. Но она быстро сменила гнев на милость: – Я вас прощаю. Так и быть. И вы не вспоминайте лихом. Пока!
– Стой! – воскликнул Ковард. – А нам куда?
– Надо же! А еще говорят, что крысы очень сообразительные! Разуй глаза, бестолочь! Вот табличка перед твоим носом: «Дворец шахмат»! А вот дверь!
– Так нам туда?
