Текст книги "Удачная партия"
Автор книги: Зоя Гарина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Глава 42
Нелегкий выбор
– Ромка! – вдруг из комнаты послышался громкий крик Агаты. – Скорее! Скорее! Смотрите! Это Ромка!
Словно дробь игрушечного барабанчика, раздались быстрые детские шажки, и в кухню вбежала Агата. Она схватила Анастасию за палец и потянула за собой:
– Идемте! Идемте! Быстрее! Ромка!
Анастасия и Стриганов поспешили за Агатой.
Детская передача «Спокойной ночи, малыши!» уже закончилась, и в информационной программе «Новости» транслировали репортажи «Криминальной хроники».
– Ой! А это Косой! – вскрикнула Агата, указывая пальчиком в телевизор.
– Какой Косой? – удивившись, спросила Анастасия.
– Я тебе потом расскажу, – ответил Стриганов, делая звук телевизора громче.
На экране молодая девушка в форме майора милиции монотонно и без эмоций говорила: «В ходе следственно-оперативных мероприятий была выявлена и обезврежена международная преступная группировка лиц, занимавшаяся торговлей детьми. По нашим сведениям, на детей оформлялись документы опекунства гражданами Румынии, куда и вывозились дети с целью донорства внутренних органов. Следствие по данному уголовному делу еще не закончено, и более подробные сведения пока не подлежат широкой огласке. МВД России обращается к гражданам с просьбой сообщить в случае, если вы знаете что-либо о людях, чьи фотографии видите сейчас на экране».
– Это воротилы шоу-бизнеса, – сказала Агата. – Жалко, что вы Ромку не увидели.
– Воротилы шоу-бизнеса? – побледнев, переспросила Анастасия.
Стриганов взял Анастасию за руку.
– А Косой – это продюсер нашей Агаты, который и продавал талантливых артистов этим воротилам.
– Боже! Какой ужас! – прошептала Анастасия.
– Почему ужас? – подняла глаза на Анастасию Агата и по-деловому добавила: – Все-таки хорошо они работают. Ромку уже по телевизору показывают.
– Да-да, – кивнула Анастасия и прижала девочку к себе. – Пойдем-ка спать, малышка.
– Я уже не малышка, – возразила Агата.
– Конечно, – согласилась Анастасия, – но все равно уже пора спать.
– А где я буду спать?
– Вот на этом маленьком диванчике.
– А ты?
– А я на большом.
– А Даниил?
– А Даниил пойдет к себе домой.
– Почему? А разве на большом диване вы вдвоем не поместитесь? – хитро прищурилась Агата. – Пожалуйста, ну пусть он никуда не уходит.
– Хорошо, мы подумаем над твоим предложением. Но ты уже должна отдыхать.
– А можно Соня со мной будет спать?
– Кто это, Соня?
– Кукла моя.
– Ну конечно, можно.
– Я ей сказку расскажу.
– Сказку? Какую?
– Про оловянного солдатика.
Анастасия удивленно подняла брови:
– Вот как?! Ты знаешь эту сказку?
– Да, – гордо ответила девочка. – Мне ее Ромка сто раз рассказывал. Ох, скучаю я по Ромке.
Стриганов погладил Агату по голове:
– Мы найдем твоего Ромку. А пока ложись спать.
– Ты будешь и Ромкиным продюсером?
– Буду. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – ответила Агата и, прижав к себе куклу, юркнула под одеяло.
Анастасия выключила в комнате свет, и они с Даниилом вернулись на кухню.
– Вот такие дела, – сказала Анастасия, глядя в пол. Стриганов обнял ее за плечи и с силой прижал к себе.
– Твоя болезнь меня не остановит. Я буду бороться.
– Бороться с кем? – тихо, словно далекое эхо, прозвучал вопрос Анастасии.
– С твоей болезнью.
– Я не могу подвергать опасности твою жизнь.
– Без тебя мне эта жизнь не нужна. Я хочу быть с тобой. При любых обстоятельствах.
Долгий поцелуй вскружил влюбленным голову, и Анастасии показалось, что все, что было с ней до этого, – тяжелый и мрачный сон, который вскоре забудется, не оставив ни боли, ни воспоминаний. Этот сон никогда больше не повторится и никогда не омрачит ее бесконечное, словно небо, счастье.
Глава 43
Ковард раздражен и голоден
Ковард почувствовал, что усталость от работы дошла до крайней отметки: его глаза отказывались видеть, мысли запутались настолько, что потеряли всякий смысл, а желудок превратился в разъяренного тигра, которого можно усмирить единственным способом: бросить в это чудовище кусок мяса.
Он выключил микроскоп, аккуратной стопочкой сложил бумаги с записями, снял лабораторный халат и прислушался к себе. Обычно его Злобный Я в конце рабочего дня подавал голос, лишенный всякого дружеского оттенка, заставляя Коварда досадливо сжимать челюсти.
«Ну? – вопрошал Злобный Я и делал выразительную паузу. – Еще один бездарный день прожит. Что теперь? Домой? В райское гнездышко, где на кухне еле вмещается твоя дражайшая Эльвира с ужином для гурмана – банкой сайры и стаканом фруктового кефира?»
Ковард в нерешительности потоптался на месте, но так и не услышав традиционной реплики Злобного Я, вздохнул и громко сказал сам себе:
– Ну? Еще один бездарный день прожит. Нет. Совсем не бездарный день. Кажется, я кое-что нащупал. Надо это, конечно, проверить. Но… Все может быть. Что теперь у меня по плану? Домой? В райское гнездышко? Нет. Сейчас у меня по плану «Веселый Краковяк».
– Ой! Аркадий Францевич! – в лабораторию зашла уборщица, которую все в институте называли исключительно по отчеству – Петровна. – Вы еще здесь? Один? А мне показалось, что вы с кем-то разговоры ведете.
– Это я сам с собой, – ответил Ковард без смущения. «Подумает, что сумасшедший? Пусть думает. Пусть хоть одна мысль появится в ее голове!» – Я, знаете ли, люблю поговорить с умным человеком.
Уборщица сделала испуганно-понимающее лицо:
– А! Ну, ежели так…
– А что вас удивляет? Думаете, я сошел с ума? Говорю сам с собой, да? – с неоправданным напором спросил Ковард.
– Ну нет, что вы! – еще больше смутившись, замахала руками уборщица и попятилась к двери. – Пожалуйста, говорите, вы ж ученый, понятное дело.
– И что вам понятно? – не отступал Ковард.
– В каком деле?
– Вот вы говорите: «Понятное дело». Какое дело?
– Да я ничего такого не имею в виду. Просто сказала.
– А я смею вас заверить, что ничего «просто» не бывает. Вот вы моете полы и думаете, что вы их «просто моете». А на самом деле вы не моете полы, а вредите чистоте научных экспериментов!
Лицо Петровны залилось краской, и она в силу своего противоречивого характера, забыв о недавнем смущении, мгновенно разгневалась на столь неоправданное, по ее мнению, заявление и перешла в контратаку. Женщина воинственно сделала шаг навстречу обидчику и, повысив голос, возмущенно спросила:
– Это чем же я врежу вашей чистоте?
– А вот этим! – напора в голосе Коварда поубавилось, но он, решительно выставив палец, указал на половую тряпку, которую Петровна держала в руках. – Это инкубатор вредных микроорганизмов! Вы думаете, что налили в ведро какой-то вонючей гадости и решили проблему? Нет! Вы ее усугубили! А в биологической лаборатории должна быть чистота, близкая к стерильности.
– Да какая ж может быть стерильность? – возмутилась Петровна и, намотав тряпку на швабру, начала мусолить полы. – Сами то чаи гоняете, то бутерброды крошите, то окна открываете – пылюку напускаете! А человек прибирает за вами все это, блюдет порядок, так вы его обидеть норовите. Интеллигенция!
По лаборатории разнесся резкий запах французского сыра, и Ковард, поняв, что схватка с пролетариатом бессмысленна, поспешил покинуть помещение.
Свежий воздух заставил Коварда еще сильнее почувствовать голод. Ноги несли его в «Веселый Краковяк».
«Не беги, а то успеешь!» – неожиданно услышал Ковард голос Злобного Я.
«Вот те на! Объявился! – невольно обрадовался Ковард. – А я думал, что ты навсегда покинул мои мозги!»
«Ха! Я не думаю, что без меня твои мозги способны контролировать ситуацию».
«Почему? У меня сегодня получилось сделать, как мне кажется, серьезный рывок в моей научной работе».
«Может и так. Я в твою научную работу не лезу – я в ней не смыслю, а вот во всем, что касается твоей личной жизни, извини, но самостоятельно ты не можешь и шагу без меня ступить. Творишь сплошные глупости».
«Это ты о чем?»
«Вот куда ты сейчас несешься?»
«В «Веселый Краковяк».
«Зачем?»
«Есть хочу».
«Ужин – это хорошо. А после ужина опять Татьяна? Ты решил накрепко связать свою жизнь с ней, так и не выяснив отношений с Эльвирой? Ты хорошо подумал?»
«Нет. Я над этим думал, но решения не принял».
«Так зачем усложнять ситуацию? Зайди в магазин, купи двести граммов докторской и пакет молока. Этого тебе хватит, чтобы не думать о еде. А мозги займи тем, чтобы определиться, где ты сегодня будешь ночевать».
«Ладно. Уговорил».
Ковард резко остановился и пошел в другую сторону. Увлеченный своими мыслями, он и не заметил, как из полумрака плохо освещенного двора вышел человек и, словно тень, стал неотступно следовать за ним.
«А может, вернуться к Эльвире?» – размышлял Ковард.
«Не думаю, что это удачная мысль, – отозвался Злобный Я. – Ты же слышал, как она решительно прошипела, что у тебя нет дома. Маловероятно, что она за полдня сумела по тебе соскучиться настолько, чтобы принять с распростертыми объятьями. Топай за колбасой и думай о том, где же все-таки ты проведешь эту ночь».
«В твоих словах есть смысл», – согласился Ковард.
Аркадий Францевич бодро дошагал до ближайшего продуктового магазина, купил себе булочку с маком, бутылку кефира и небольшое колечко тминной колбасы.
– В пакетик? – равнодушно спросила продавщица.
– В пакетик, – кивнул Ковард. – Только вы мне ее порежьте кусочками, пожалуйста.
Продавщица окинула взглядом Коварда, хмыкнув, разрезала на три части, засунула в пакет и протянула Коварду.
Выйдя из магазина, Аркадий Францевич направился на другую сторону улицы, надеясь в ближайшем дворике найти тихое местечко, где можно было бы спокойно утолить голод. Ему повезло: первый же дворик, оказавшийся на его пути, был относительно пуст. Ковард, стараясь не выходить из тени, дошел до первой свободной лавочки.
«Ну все! Хватит бегать! Если я сейчас же не поем, то со мной случится голодный обморок!» – подумал он, сел на лавочку и откусил от булочки с маком. Ковард ел торопливо и жадно, глотая плохо пережеванные куски колбасы и булочки и запивая их кефиром.
Глава 44
Новая встреча с бродягой
– Долго жуешь – долго живешь, – хриплый голос, неожиданно раздавшийся почти над самым ухом, заставил Коварда вздрогнуть и повернуть голову вправо.
Перед ним, широко улыбаясь, стоял тот самый бродяга с шахматной доской, которого не далее как вчера Аркадий Францевич встретил по пути на работу.
«О!» – мгновенно отреагировал Злобный Я, реакция же самого Коварда была вполне естественной для обычного человека: он испытал смешанное чувство страха и удивления, отчего поперхнулся непрожеванным куском колбасы и сильно закашлялся.
– Ну-ну-ну, – ласково посочувствовал бродяга и легонько хлопнул Коварда по спине, – нельзя так торопиться. Еда – это очень важный процесс, ритуал, можно сказать. Запейте кефирчиком. Позволите?
И бродяга сел на лавочку подле Коварда.
– Мы с вами, кажется, встречались? – спросил он.
Аркадий Францевич все еще покашливал, борясь с болевым ощущением в горле, и поэтому проигнорировал адресованный ему вопрос.
– Да-да, – ни капли не смутившись, продолжил бродяга. – Встречались. Вчера. Вы еще сказали, что в шахматы не играете. Соврали. Зачем?
– А откуда вы знаете, что я соврал? – почти без удивления спросил Ковард.
– Знаю. Мне по статусу положено.
– Это как? Что вы этим хотите сказать? Объяснитесь!
Внутри Аркадия Францевича поднялась буря. Все, что не поддавалось логике опыта, отвергалось сознанием.
«Этого не может быть! Почему этот бродяга преследует меня?! И этот сумасшедший Дюймовочка упоминал о нем! Ну и что?! По какому праву?! Да и вообще!»
Бродяга мягко улыбнулся и спокойно посмотрел Коварду в глаза. Ковард обмяк.
«Свет…» – подумал Ковард.
«Свет…» – повторил, словно эхо, Злобный Я.
«Свет у него в глазах», – закончил мысль Ковард.
«И мудрость», – согласился с ним Злобный Я.
– Не знаю, как объяснить… – по-прежнему улыбаясь, ответил бродяга Коварду. – Да и зачем? Есть вещи, которые не в компетенции логики, да что там логики! Не в компетенции человеческого сознания. Вы удивлены?
– Нет, – Аркадий Францевич печально улыбнулся в ответ. – Я уже устал удивляться. И вообще, я устал.
– Охотно верю. – Бродяга немного помолчал и добавил: – Лучший отдых – сон.
– Ага, – кивнул Ковард, – сон.
– А почему бы вам не отдохнуть прямо сейчас?
– В каком смысле?
– В прямом. Ночи еще не особо холодные. А я буду следить, чтобы никто не потревожил ваш сон.
«Соглашайся!» – шепнул Злобный Я.
«С ума сошел? – возмутился Аркадий Францевич. – Спать на лавке? Как бомж какой-нибудь?! Да это вообще выходит за всякие рамки! Это форменный бред!»
– Когда человек хочет спать, – сказал бродяга, глядя Коварду в глаза, и этот взгляд, словно направленный луч какой-то неизвестной энергии, прошел сквозь него и затерялся где-то в бесконечности пространства, – то ему все равно, где спать: на пуховой перине или на жесткой лавке. Кстати, я вам до сих пор не представился. Меня зовут Морфей, – бродяга положил шахматную доску на лавку подле себя и протянул Коварду руку.
Глава 45
Колыбельная для Коварда
– Очень приятно, – пролепетал машинально Аркадий Францевич. – Ковард, э-э-э, Ковард Аркадий Францевич, – и так же машинально пожал бродяге руку. Это прикосновение отозвалось в теле Коварда легкой истомной дрожью, которая расслабила его настолько, что желание спать стало не просто сильным – оно стало единственным.
– И мне приятно, – дежурным тоном ответил бродяга. – Да вы не стесняйтесь, Аркадий Францевич, располагайтесь. Лавка широкая. Хотите, доску мою под голову положите.
– Да, пожалуй, я прилягу, – согласился Ковард, заваливаясь набок.
– Э-э-э! Стоп! – бродяга придержал Коварда за плечо. – Глазки пока не закрываем.
– Что такое? – уже еле выговаривая слова, возмутился Ковард. Его тело было расслабленным настолько, что, казалось, лишилось костей.
Бродяга четкими профессиональными движениями опытного кукловода взял левую руку Аркадия Францевича, поднял ее и зафиксировал ладонь на уровне глаз Коварда.
– Смотрим! – голос бродяги звучал необычно, как утробный звук древнего диджериду.
Ковард уставился на собственную ладонь.
– Смотрим? – строго спросил бродяга.
– Смо-отри-им-м… – ответил Ковард.
– Видим? – опять спросил бродяга.
– Ви-идим… – ответил Ковард.
Бродяга отпустил руку Аркадия, и та, упав, повисла, будто веревка.
– Вот и чудненько, – улыбнулся бродяга, помогая Коварду улечься на лавку.
Ковард закрыл глаза. Его лицо стало счастливым и безмятежным, как лицо младенца. Бродяга несколько секунд пристально смотрел на Коварда.
– Баю-баюшки-баю, не ложися на краю… – пропел он тихо и ласково, словно заботливый родитель своему любимому чаду.
Убедившись, что Ковард крепко спит, старик улыбнулся и невнятно пробормотал:
– Вот так-то оно лучше будет. Потом забрал с лавки шахматную доску, резко развернулся и пошел прочь, оставив Аркадия одного, сладко спящего под открытым небом в позе зародыша.
Где-то далеко у линии горизонта, скрытого многоэтажными строениями засыпающего города, дернулась, закачалась и упала с холодной ночной тверди неба зеленая звездочка, оставив за собой на несколько мгновений тонкий огненный след, но ни один из смертных, живущих на Земле, не успел загадать желание.
«Темнота. Надо же, темнота, а видно как днем! Что это за прутья? Железные, толстые. Клетка? Клетка. Это уже было. Я в клетке. Я крыса, и это сон. Я так и думал, что этот сон обязательно повторится».
Ковард посмотрел на свои лапки, но ужаса не испытал.
«Хорошо. Я все помню. Сверху должна быть сырная луна».
Аркадий Францевич поднял голову. На черный бархат неба, усыпанный яркими жемчужинами звезд, выкатилась огромная круглая луна и закачалась, грозя вот-вот сорваться. Эта картина отчего-то вызвала в сознании Коварда тоскливое воспоминание об Эльвире и риторическую мысль: «И как она там без меня?», но движение небесных светил снова отвлекло его, заставив принюхаться и заволноваться. Ощутив поднимающуюся волну животных инстинктов, Ковард попытался справиться с собой:
«Все это ненастоящее. И я ненастоящая крыса. Что ж, это вселяет оптимизм! Этот сон не вечный, я еще проснусь. Помнится, я где-то читал, что сон – это наша жизнь, зашифрованная некими символами, которые вполне можно разгадать. Интересно. Что такое клетка? Возможно, клетка – это моя реальная жизнь. И если я во сне выберусь из клетки, то и в реальной жизни все станет по-другому. Ну, предположим.
Запах. Опять этот сырный запах! Чертова луна! Интересно: запах – это тоже символ? И что он означает? Есть варианты. Возможно, сыр – это моя мечта. Я пытаюсь достичь того, чего на самом деле не существует. Чую сырный запах от луны. Совершенно определенно. Да. Но луна – ведь это не сыр, в конце концов. Это просто мечта. Моя бредовая мечта…»
Ковард заметался по клетке, но тут же попытался себя успокоить новыми рассуждениями:
«А возможно, я найду то, что ищу, хотя все полагают, что это бред. Но разве это бред? Ведь я точно знаю, что луна – это огромная головка сыра. Да-да! Запах – это мечта. Мечта, которая непременно сбудется!»
Ковард стал успокаиваться, но рассуждений не прервал: «Второй вариант интерпретации сна мне нравится больше. Только не понятно, какие выводы нужно сделать из этой интерпретации. М-да…»
Ковард замер на месте и начал крутить головой вправо-влево, внимательно осматриваясь вокруг.
Лунный свет был мягким и приглушенным, пространство клетки он освещал необычно, образуя на каменном полу яркий желтый круг, от которого отходила неширокая извилистая искристая дорожка. Повинуясь некоему непреодолимому желанию, которое внезапно возникло и ощущалось как мощный внутренний приказ, Ковард побежал по этой дороге.
«Это линия моей жизни», – подумал он.
«Линия жизни крысы или человека?» – услышал он голос Злобного Я.
«И ты тут?» – удивился Ковард.
«А куда же я денусь?» – хохотнул Злобный Я.
«Но я ведь крыса! Неужели крысы могут страдать раздвоением личности?»
«Выходит, что могут. Я тоже чувствую себя крысой», – отрешенно ответил Злобный Я.
«И куда же мы бежим? Не знаешь?»
«He-а. А какая разница? Мы ведь спим!»
«Только это и утешает. У-у-у! Я бегу, я хочу бежать! Я не могу остановиться. А-а-а!»
«Сейчас врежешься башкой в прутья – остановишься!» – скептически заметил Злобный Я.
Но прутья клетки, как по волшебству, изогнулись, выпуская Коварда-крысу из заточения.
«Ух ты!» – восхитился Ковард.
«Ага! – с не меньшим восхищением согласился Злобный Я. – Мы на свободе! Ура!»
«А чем эта свобода лучше клетки? Здесь все так же пахнет сыром».
«Но ты ведь сам предположил, что сыр – это твоя мечта. Вполне логично, между прочим. О чем еще может мечтать крыса?»
«Ты так говоришь, как будто логика – это не мой конек. Я всегда логичен».
«Ой ли? Не приписывай себе чужие качества! Все твои логичные поступки были сделаны по моим подсказкам».
«Ха-ха! – издевательски возразил Ковард. – Ты – это часть меня. Так что это не имеет никакого значения. Логика – мой конек! Я бегу-у-у!»
«Беги-беги. Только мне кажется, что скоро придется остановиться. Уж не знаю, сообразил ты или нет, но мы опять в клетке!»
Ковард остановился:
«Да, похоже, ты прав. Опять эти прутья! Я опять в клетке, но искристая дорожка все же выходит за ее пределы. Значит, и эта клетка меня не может остановить! Согласен?
«Вперед!» – скомандовал Злобный Я.
«Вперед!» – крикнул Ковард и, как торпеда, ринулся к прутьям.
Прутья, как и в прошлый раз, изогнулись.
«Ага! Опять свобода!» – радостно воскликнул Ковард.
«Я бы на твоем месте не очень-то радовался, – скептически заметил Злобный Я. – Чувствую, что свобода в данном случае – понятие призрачное».
«Возможно. Я бы сказал точнее: свобода вообще понятие призрачное. Но что поделать? Думаю, нужно с этим смириться».
Глава 46
Загадки сна
«А я думаю, что тебе нужно обратить внимание на то, что в этой клетке пол черный».
«Разве это имеет какое-нибудь значение?» – удивился Ковард и остановился.
Злобный Я самодовольно ответил: «А в предыдущей клетке пол был белый. Возможно, ты этого даже не заметил, ты ведь бежал как ошпаренный! Но это так: в первой клетке пол был черный, во второй – белый, сейчас опять – черный. Тебе это ни о чем не говорит?»
«Это шахматная доска!» – догадался Ковард.
«Именно! И по логике вещей, таких клеток должно быть шестьдесят четыре! Если число клеток конечно, то смею предположить, что где-то за краем и есть та свобода, о которой ты так вожделенно мечтаешь».
«Не факт, – возразил Ковард. – Можно бесконечно бегать по этим клеткам, словно по лабиринту, выбиваясь из сил, да так никогда и не достичь края этой тюрьмы».
«Можно, – согласился Злобный Я. – Но опять-таки, смею предположить, что эта искристая дорожка и есть кратчайший путь к краю. Так что таких клеток будет максимум восемь. Согласен?»
«Это всего лишь гипотеза. Гипотеза, кстати, спорная, – Ковард почувствовал свое логическое превосходство. – Этих клеток может быть восемь, десять и т. д. и т. п. С чего ты взял, что эта дорожка – наикратчайший путь?»
«Да, ты прав. Но если это шахматная доска, то все равно мы имеем шанс когда-нибудь добраться до края. А там, надеюсь, будет что-то более интересное, чем эти клетки, огороженные прутьями».
«Возможно, – Ковард увлекся спором и готов был продолжать его бесконечно. – Но у нас нет ни одного доказанного факта. Все это просто предположения, которые могут быть абсолютно необоснованными, Кстати, и кто тебе сказал, что я вожделенно желаю свободы? Вот чего я по-настоящему желаю, так это сыра!»
Но Злобный Я не отступал: «Брось свои крысиные штучки! Я точно знаю, что желаю свободы. А раз я – это ты, то и ты желаешь свободы! И не юли, а лучше беги! Покаты тут со мной споришь, дорожка стала менее заметной!»
Ковард подпрыгнул и сорвался с места: «Я бегу-у-у!»
Крысиное чутье подсказало ему, что Злобный Я прав и нужно торопиться. Никогда ранее он не испытывал столь сильного нервного возбуждения. Его сердце стучало в бешеном ритме, словно бубен под рукой шамана, вошедшего в транс, и с такою силой, что Коварду показалось, будто все его тело от кончика носа до хвоста безудержно вибрирует.
«Я бегу-у-у! Считай клетки!» – крикнул он Злобному Я.
«Раз, то есть три, четыре…»
Неожиданно твердь под лапами Коварда сменилась пустотой, и он сорвался в темную холодную бездну, но отчего-то страха падения не испытал, а просто сильно удивился: «Это же только пятая клетка. Почему уже край? Может, это вовсе не шахматная доска?»
«Шахматная, – раздался совершенно спокойный голос Злобного Я. – Просто мы были где-то в центре. Интересно, я даже и не подозревал, что так приятно падать!»
«А может, это не падение, может, это полет? – засмеялся Ковард. – Ух! Я птица!»
«Летишь, как ангел, упадешь, как черт, – осадил Злобный Я. – Помнишь, так говорила наша мама?»
«Наша мама? – удивился Ковард. – Озадачил ты меня. Да и вообще, ты часто стал употреблять слово «мы». Мне это не нравится!»
«Ну во-первых, если говорить об этом, то сейчас мы с тобой не два человека, а две крысы. А во-вторых, я действительно собираюсь от тебя отделиться».
«И каким же это образом, позвольте полюбопытствовать?» – ехидно спросил Аркадий Францевич.
«Не знаю, но я…»
Злобный Я не успел закончить свою мысль, поскольку головокружительный и приятный полет внезапно закончился сильным ударом, означавшим приземление.
– Ой ё! – взвизгнул Ковард.
– Ой ё! – взвизгнул Злобный Я.
У Коварда зашумело в голове и перед глазами закружилась золотая мошкара.
«Наверное, я умер», – подумал Ковард. Но шум в голове постепенно ослабел, и к нему стало возвращаться зрение, а сознание медленно стало воспринимать окружающий мир. Первое, что он осознал, было неприятное чувство от чужого сверлящего пристального взгляда. На Коварда в упор смотрела большая серая крыса.
Аркадий Францевич внутренне передернулся: «Вот же мерзость какая!» – но тут же вспомнил, что он и сам крыса. От этой мысли гамма внутренних ощущений мгновенно изменилась, и чувство брезгливости сменилось чувством симпатии: «В этом взгляде чувствуется интеллект!»
– Ты кто? – спросил Ковард.
– Я Аркадий Францевич Ковард. А ты кто?
Ковард удивился («Каков наглец!») и ответил с плохо скрываемым раздражением:
– Самозванец! Это я – Аркадий Францевич Ковард! У меня даже паспорт есть!
– Вот как? – засмеялась крыса. – И предъявить этот паспорт можешь? С фотографией, с пропиской? И на фото будет твоя милая крысиная мордашка? Я так понимаю?
Мысль, словно озарение, пронзила мозг Аркадия Францевича:
– Боже! Так ты Злобный Я?! Ты и на самом деле отделился?!
– Выходит, так. Теперь мы две отдельные крысы. Интуиция меня не подвела.
– Но ведь мы спим. А когда проснемся, то не думаю, что ты сможешь…
– А ты меньше думай! – перебил Злобный Я. – Что ты все загадываешь на будущее? Живи настоящим! Жизнь коротка, и глупо тратить свое время на пустые мечты. Проснемся не проснемся – это все пустое. Сейчас что нужно делать? Ты знаешь?
– Я нет. А ты? – Ковард вопросительно посмотрел на своего собеседника.
Злобный Я стал на две лапки и осмотрелся:
– Да. Унылый пейзаж. Сплошная сырость и серость. Я бы даже сказал, что тут вообще нет никакого пейзажа. В реальности сна все могло бы быть и более привлекательно. Одно ясно: мы уже не на шахматной доске. Хорошо это или плохо – не знаю. Искристой дорожки нет, значит, наше движение, по идее, закончено. Нужно ждать. Сейчас должно что-то случиться. Иначе какой смысл был в этом беге?
– Мы убежали от луны. Наконец-то она не раздражает меня своим сырным запахом! – сказал Ковард больше для того, чтобы что-то сказать. Его смущали собственные чувства: ему ничего не хотелось – ни бежать, ни есть, ни просыпаться. Внутри у него была пустота. Ему показалось, что сейчас так естественно было бы исчезнуть вовсе. Вот решение всех проблем! Нет Аркадия Францевича Коварда – и нет ничего, о чем можно было бы сожалеть или печалиться, ничего, к чему бы хотелось стремиться и чего достичь. Нет ничего. Вообще ничего!
Только вот одна деталь: если он, Аркадий Францевич Ковард, исчезнет, то исчезнет ли с ним Злобный Я? А вдруг нет? Если Злобный Я останется вместо него? И что тогда получится, этого исчезновения никто не заметит? Лжеаркадий Францевич Ковард будет как ни в чем не бывало ходить по земле – принимать решения, совершать поступки, делать научные открытия, спать с его, Коварда, женщинами? И никто не заподозрит подлога? Ужас! Нет, исчезать еще рано!
– Ты слышишь? – голос Злобного Я отвлек Коварда.
Где-то далеко аукал и звал голос ребенка.
– Эй! Эй, крыса! Ты где?
– Здесь! – крикнули Ковард и Злобный Я.
Зовущий голос стал ближе:
– Иди сюда! Нет! Стой там! Я мчусь к тебе! Слышишь?
– Слышу! – опять в один голос отозвались крысы.
Раздался звук ревущего мотора, и через секунду рядом с Ковардом и Злобным Я, поднимая пыль, резко затормозил квадроцикл, которым управляла белокурая девочка.
– Опа! А вот и я!
Девочка спрыгнула с квадроцикла, одернула платьице, рассеянно посмотрела в сторону крыс, видимо, ее мысли были заняты чем-то более важным. Она обежала квадроцикл со всех сторон, проверила надежность крепления багажника, на котором валялся синий школьный портфель с яркой наклейкой – улыбающейся пчелой, лежащей на спине под цветком мака. Надпись на наклейке гласила: «Забей на все!»
Убедившись, что все в порядке, девочка остановилась и посмотрела в сторону крыс. У нее явно было прекрасное настроение: она хихикнула и сделала реверанс:
– Здрасте!
«Дюймовочка», – догадался Ковард.
– Дюймовочка? – спросил Злобный Я.
«Выскочка», – раздраженно думал Ковард о Злобном Я.
– Он самый, – ответила девочка и удивленно спросила: – А почему вы вдвоем? И кто из вас Ковард?
– Я! – разом ответили крысы.
– Ну и ну! – озадаченно помотала головой девочка. – И кого из вас я должен провезти?
– Меня! – взвизгнули крысы и, толкая друг друга, бросились к ногам Дюймовочки.
Девочка испуганно отскочила в сторону:
– Тихо вы, шальные! С ног собьете! Ладно, садитесь! Нет времени с вами разбираться! И так я тут вторую ночь торчу из-за вас! – и, секунду помедлив, решительно, совершенно по-мужски вскочила на квадроцикл. Крысы едва поспели за ней. Машина взревела и сорвалась с места, подняв густое облако пыли, которое, ненадолго зависнув в воздухе, зажужжало, словно пчелиный рой, и осыпалось вниз искрящимся дождем.
– Держитесь! – крикнула Дюймовочка, и ее голова повернулась на сто восемьдесят градусов. – Не поцарапайте сиденье! Вещь казенная: сказано относиться бережно!
– Кем сказано? – попытался уточнить Злобный Я, но малышка еще сильнее нажала на газ.
«Вау! Вот это скорость!» – подумал Ковард и, игнорируя предупреждение Дюймовочки, со всей силы впился своими острыми крысиными коготками в мягкое кожаное красное седло квадроцикла.
– Куда мы так мчимся? – прокричал Злобный Я, который, в свою очередь, тоже не пощадил кожаную обивку.
– Примчались уже, – сообщила Дюймовочка и, заглушив мотор, соскочила с квадроцикла. – Слезайте!
Крысы послушно исполнили приказание.
Увидев исцарапанное сиденье, девочка округлила глаза, а потом скривилась как будто от зубной боли:
– Просила же вас! Э-э-э! – досадливо махнула она рукой. – Нет, ну просила же! Вот твари!
– Попрошу выбирать выражения! – возмутился Ковард. – Нечего было устраивать ралли Дакар! Сама виновата! Как нам нужно было держаться? За воздух?
Дюймовочка оставила без внимания вопрос возмущенной крысы и, казалось, потеряла всякий интерес к своим недавним пассажирам. Она пристально рассматривала глубокие царапины на коже сиденья квадроцикла.
– Да-а… – огорченно протянула она, – испортили такую хорошую вещь. Придется ремонтировать.
Она ловко сняла с багажника школьный портфель. В нем оказались совсем не школьные вещи: скальпель, ножницы, разводной гаечный ключ, пассатижи, набор кожаных лоскутов, тюбик клея с красноречивым названием «Приклею насмерть» и ветошь. Ловко открутив сиденье квадроцикла, Дюймовочка за считаные мгновения срезала с него поврежденную обивку и заменила ее, обтянув сиденье новым кожаным лоскутом.
– Так-то будет лучше, – удовлетворенно сказала она, прикручивая сиденье обратно. – По-моему, я гениальный мастер. Да? – спросила она у крыс.
– Гениальный! – ответили крысы в один голос.
– То-то, рота! – хихикнула Дюймовочка и без разбору запихала инструменты в портфель. – Так! Занимаем места согласно купленным билетам! Концерт начинается!
