Текст книги "Пленённая мечтой"

Автор книги: Жанэт Куин-Харкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Брюс оторвал взгляд от кекса и встретился с глазами Грейс. Подмигнув, он вернулся к еде.

– Подходи, садись, Грейс, миленькая, – пригласил Фредди. – А вы, девочки, подвиньтесь и дайте ей сесть поближе к камину. Мы так навозились в вереске.

Пенни и Мерджери обменялись смешками.

– Ваш брат хотел сказать, что он протащил меня от свинарника к озеру, а затем – до беседки, потом – до рощицы, и все за один раз, и я чуть не валюсь с ног, – пояснила Грейс.

– Тогда тебе лучше подняться и отдохнуть до ужина, – успокаивающе посоветовала леди Каллендар.

– Мама считает, что все наши гости пребывают в крайнем изнеможении, – сердечно проговорил Фредди. – Каждые две минуты она предлагает им идти отдохнуть. Мама, Грейс из старой челтенхэмской породы и не нуждается в отдыхе.

При этой грубоватой похвале Фредди Грейс снова почувствовала на себе взгляд Брюса.

После продолжительного и шумного чаепития, во время которого трое Каллендаров пытались переговорить друг друга, Грейс утащили в комнату Пенни, где две девчонки забавлялись ею, как живой куклой, пытаясь подобрать для нее вечерний наряд. У Пенни был огромный гардероб, полный роскошных платьев.

– Для того, чтобы быть представленной, надо так много, – беззаботно сказала Пенни. – Я хочу сказать, что балов ведь очень много, правда, Мерджери, не стоит же появляться на них в одном и том же наряде. А разве это было не так, когда ты выходила в свет? – спросила она Грейс.

– Я никогда не выходила в свет, – призналась Грейс.

– О! – Девочки одна за другой посмотрели на нее, словно это было совершенно невообразимо.

– Наверное, из-за войны не одна ты такая, – милосердно добавила Пенни. – Ну а теперь, Грейс, посмотри этот прекрасный шелк цвета слоновой кости.

Грейс отвергла большинство предложенных платьев как слишком торжественные и, наконец, остановилась на бледно-зеленом греческом наряде, присборенном на бедрах и падающем затем мягкими складками.

– Вот это – прямо для тебя! – счастливо вскрикнула Пенни. Она вынула из волос у Грейс шпильки и дала им упасть ей на плечи. – У тебя, к тому же, прелестные волосы. Конечно же, безнадежно устарело – носить их такими длинными. Я могу укоротить.

– Нет, спасибо, – поспешно отказалась Грейс.

– Я отлично справилась с волосами Каролины Харрис, правда же, Мерджери? – спросила Пенни.

– Да, но у Каролины они не такие густые и вьющиеся, – возразила Мерджери. – А здесь мне нравится, как они рассыпаны по плечам. Все выглядит очаровательно. У твоего брата глаза на лоб вылезут, когда он увидит ее. Он безумно влюбится.

– Глупая, он в нее уже влюбился, – заметила Пенни. – Ты что, не видела, как он на нее смотрел?

– Ну, а как насчет этого сказочного Барк-лея? – счастливо продолжала Марджери. – Какая фигура! Разве не достаточно, чтобы вскружить голову?

– Но он же из колонии, Мерджери, – проговорила Пенни. – И я уверена, что у него должна быть преданная девушка, которая ожидает его возвращения домой. Такие всегда так делают.

Грейс почувствовала, как у нее екнуло сердце. Есть ли у Брюса девица, которая ждет его возвращения в Австралию?

И снова она попыталась убедить себя в том, что была просто рада узнать, что он жив, и – только.

Но когда она спускалась по широкому пролету лестницы на ужин и увидела его стоящим у ее основания, увидела, как засветились его глаза и оценивающе прошлись по ее фигуре, она почувствовала, как по всему ее телу прошла дрожь.

– Шелк идет тебе больше, чем медицинская униформа, – тихо сказал он. – Приготовилась к королевскому банкету?

Он как раз протянул ей руку, когда появился Фредди.

– А, вот где ты, дорогая, – воскликнул он. – Ты просто великолепна. Пойдем на ужин.

Он положил ей руку на талию и повел ее в столовую.

7

Пока лакей подавал еду и вино, беседа постоянно перемежалась смехом, как рябью по воде прокатываясь по длинному столу. Грейс тихо сидела между лордом Джозефом Каллендаром и Фредди, умиротворенная поблескиванием света свечей в хрустальных канделябрах, ощущением салфетки из камчатого полотна на своих коленях, похрустыванием хлебной корочки и густым ароматом специй в подаваемом на прекрасном фарфоре супе. Она не представляла себе, как соскучилась по доброй компании и хорошему житью за время своего пребывания в аскетизме «Святой Катерины». У нее было абсурдное желание ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон, так как, переходя с одного лица на другое, затем – на облаченного в ливрею лакея, хрусталь канделябров, она слышала, как голосок внутри нее шептал: «Все это может быть твоим». В это было почти невозможно поверить.

Она перевела взгляд на Фредди. Ему всегда надо носить обеденный костюм, решила она. Элегантные черно-белые линии подчеркивали утонченность его лица. Пока Грейс разглядывала его, кто-то дальше за столом сказал нечто забавное, и он засмеялся. Она отметила, что даже смех у него нес налет воспитания и элегантности. Он будет стареть, не утрачивая этих качеств, так же, как его мать, решила Грейс. В нем нет ничего от его большого напыщенного папаши.

Отпрыск лорда Каллендара больше походил на мать – не только физически, но и по темпераменту. После нескольких вопросов, обращенных к Грейс, папаша замолчал, тогда как леди Каллендар и двое ее детей поддерживали неиссякаемый поток остроумия.

Брюс, одетый в один из обеденных костюмов Фредди, который был почти по нему, чувствовал себя явно не в своей тарелке. Грейс заметила, как он огляделся, прежде чем взять вилку для рыбы, когда подали тюрбо, и так был занят тем, чтобы есть правильно, что пропустил мимо ушей следующий диалог.

Однако Мерджери была очень заинтересована поговорить с ним.

– Итак, мистер Барклей… – громко начала она. – Или вы все еще лейтенант Барклей? Пенни не уверена.

– Просто мистер, – отозвался Брюс. – От службы я освобожден по инвалидности. Кому нужен летчик, который не может летать.

– Я уверена, что вы были ужасающе храбры, – неустрашимо продолжала Мерджери. – Пенни говорила, что вы с Фредди сражались даже на подбитых самолетах без посторонней помощи и теперь вы – герои и должны получить медали от короля.

Брюс смущенно кашлянул, а присущая Фредди веселость смягчила неловкость:

– Между нами разница в том, что я рассчитал предстоящий риск, а Брюс ринулся, очертя голову, – смеясь говорил он. – Никто в здравом уме не сажает на аэродром загоревшийся самолет.

– А что же мне – надо было попасть в лагерь для военнопленных? Благодарю вас, – огрызнулся Брюс. – К тому же, когда столько летал на этом самолете, знаешь, на что он способен. Я знал, что он еще послужит мне.

– И что же вы теперь намереваетесь делать, мистер Барклей? – спросила Пенни. – Вернуться в Австралию?

– Как только у меня будет такая возможность, – ответил Брюс. – Туда еще не летают гражданские самолеты.

– А чем вы займетесь, вернувшись в Австралию? – поинтересовалась Мерджери.

– Ну, это еще на воде вилами писано, – ответил Брюс.

– Хорошо сказано, – фыркнул Фредди. – Но Брюс планирует открыть собственную авиалинию в Куинсленде.

– Я думала, что вам больше не позволят летать, – сказала Грейс.

– Королевский летный состав отказал мне в разрешении на работу пилота, – подтвердил Брюс, криво улыбаясь. – Но у себя в Куинсленде от меня никто не потребует никаких свидетельств, даже если я окажусь умалишенным.

– Так вы полагаете, что сможете летать несмотря на больную ногу? – спросила леди Каллендар.

– Я действительно надеюсь на это. По крайней мере, сделаю попытку.

– Этот зануда может делать с самолетом почти все, что возможно. Зная его, я не удивлюсь, если он сможет летать, управляя зубами.

– Перестань, Фредди, – взмолился покрасневший Брюс. – Тебя послушать, так я что-то вроде циркового трюкача.

– Да, Фредди, ты его смущаешь. – И леди Каллендар успокаивающе протянула руку, прикрыв ею руку Брюса.

– Как насчет шарад после обеда, мамуля? – спросила Пенелопа. – Я так давно хочу поиграть… И наконец-то у нас достаточно народа, чтобы все хорошо получилось.

– Но Грейс, возможно, устала… – начала было леди Каллендар.

– О нет, леди Каллендар, ничуточки! Собственно, я очень рада провести шумный и веселый вечер: сестринская комната в «Святой Катерине» – невообразимо скучная.

– Тогда все улажено, – заявила леди Каллендар. – Мы, женщины, займемся подготовкой, пока мужчины болтают и курят свои ужасные сигары.

Две младшие девочки захихикали и оживленно затараторили. Из спальни наверху принесли большую старенькую «кабинку» и поместили ее в комнате, рядом с гостиной. Лорд Каллендар от затеи молодежи отказался под предлогом, что с ним число игроков будет нечетным, а остальные выбрали партнеров. Грейс вытянула Брюса, и они были отправлены в «кабинку» первыми. Она пыталась не выдать своей взволнованности, когда он закрыл за собой дверь.

– Объясни мне ради Бога, в чем тут дело? – попросил он.

– Никогда не играл раньше в шарады? – удивилась Грейс.

– Никогда, – покачал головой Брюс.

– Но это очень просто, – пояснила Грейс. – Мы выбираем слово и затем разыгрываем его по слогам, а остальные должны его отгадать.

– И чем это может помочь нам? – спросил Брюс, указывая на пестрые лоскуты, высыпающиеся из открытого баула.

– Мы надеваем их, чтобы было смешнее, – пояснила Грейс. – И можем использовать их, как некие подсказки. – Она взяла полосу тюля. – Возьмем, например, это. Скажем, мы можем разыграть слово «тюльпан». Мы оборачиваем эту полосу вокруг себя для «тюль», тогда для «пан» мы можем…

– Что мы можем, Грейс? – спросил он.

Она вдруг мучительно ощутила, что он столь волнующе близок. Без предупреждения он взял в руки ее лицо, притянул к себе и поцеловал в губы.

– Можем мы сделать так? – спросил он.

Грейс испуганно отпрянула от него, рука ее дернулась к дрожащим губам.

– Извини, – хрипло проговорил он. – Не знаю, что на меня наехало.

– Эй вы, поторапливайтесь! – прокричали Пенни и Мерджери, колотя в дверь. – Что вы там делаете? Фредди вот-вот взорвется от ревности, – прибавила Пенни.

Грейс вспыхнула, а Брюс выглядел удивленным.

– Я… Я думала выбрать другое слово, – неуверенно пояснила Грейс.

После часа шарад Пенни принесла пластинки.

– Это – джаз прямо из Америки, для новейшего танца, мама. Теперь все его танцуют. Пойдем, Фредди, я покажу тебе, как это делается!

Принесли патефон, слуга свернул ковер, оставив мерцающий паркет. Пенни повела протестующего брата на середину комнаты, и салон наполнила музыка.

– Пойдемте, мистер Барклей, я покажу и вам, – позвала Мерджери. – Вы сможете привезти в Австралию самый новый танец.

Грейс прошла к французским дверям. Влекомая заливавшим ландшафт лунным светом, она проскользнула на террасу и смотрела поверх покатых лужаек туда, где в серебре полной луны мерцало озеро. Хотя ночь была очень теплая для столь поздней поры, без всякой накидки она дрожала. И все же вид был столь прекрасен, что ей не хотелось уходить. И опять на ум ей пришло, что все это может быть ее.

– Ты стоишь здесь, словно греческая статуя, – раздался справа от нее голос Брюса. Она вздрогнула, но продолжала смотреть на озеро. – И хорошо гармонируешь с окружающим, – добавил он.

– Что случилось с танцами?

– Эта Мерджери заставила меня прыгать по комнате, словно лягушка. Я сказал, что моя нога не подходит для этого, и улизнул. Теперь она пытается обучить новому «искусству» Фреддиного папочку, и он тоже выглядит чертовски глупо!

Она оглянулась, и он улыбнулся.

– Послушай, я хочу извиниться за сегодняшний вечер. Не понимаю, что на меня нашло. Ну хорошо, я знаю что, но мне не следовало этого делать. Ты была так чертовски соблазнительна с волосами, разлетающимися по плечам, и в этом струящемся платье…

– Я уже окоченела… Чтобы и в самом деле не стать статуей, – прервала она его. – Я сглупила, выйдя на улицу без накидки. Мне надо вернуться.

– Я не хотел тебя расстраивать.

– Ты и не огорчил меня, Брюс, – возразила она. – Просто… ты испугал меня. Я… Я никогда прежде так не целовалась, – пролепетала она.

– Никогда? Ты хочешь сказать… Но ты же целовалась, несомненно?

– О да, я целовалась десятки раз, если считать Постмэнз Нок [1], – беззаботно проговорила она.

Брюс откинул голову и засмеялся:

– Ох уж вы, англичане, со своими глупыми играми в поцелуи, – проговорил он. – Вы претендуете на хорошее воспитание, благородство и любезность и, пожалуйста, – без секса: мы – англичане… И притом играете в эти грязные игры…

– Это не грязные игры, а безобидные шутки.

– Это предлог облапать девицу так, как вы не позволяете это сделать в приличном обществе, – продолжил он. – Нам, осси [2], не требуется глупых игр. Когда мы чего-то или кого-то хотим, мы просто берем свое…

– Да, хорошо, я понимаю, что в колониях можно ожидать подобного поведения, – отчеканила Грейс, уязвленная его смехом и взволнованная его близостью. – Здесь, в цивилизованном обществе, существуют правила приличия.

Брюс сел рядом, на балюстраду.

– Выходит, Фредди тебя так не целовал?

– Фредди всегда был безупречным джентльменом, – отрезала Грейс.

– Может быть, у него еще не было случая, – предположил Брюс, глядя на нее с кривой ухмылкой. – Я слышал, до войны у нашего Фредди была иная репутация…

– Возможно, поэтому он и почувствовал, что теперь ему – время остепениться.

Брюс не отрывал от нее глаз.

– Значит, маленькая птичка была права?

– В чем?

– Я слышал, ты собираешься замуж за Фредди.

– Возможно.

– Мне кажется, он на это рассчитывает. Парни вроде Фредди тоже цапают то, что им хочется, только любезнее и благороднее. – Он пронзительно посмотрел на нее.

– Ты можешь сделать хуже. Хозяйка всего этого, ты можешь заняться тем, что будешь считать комнаты.

– У меня нет лучших предложений, – возразила она.

Наступила пауза, когда они стояли и смотрели друг на друга.

– Ну, что ж… он хороший парень. Как раз для тебя, – проговорил он. – Я думаю, ты выйдешь за него.

– А я полагаю, что ты прямиком отправишься к своей колониальной девчонке? – с вызовом заявила она.

– Все верно, у меня там пара аборигеночек в шалаше… Миленькие, черненькие и совсем… голенькие.

Грейс прошла мимо него и вошла в дом.

8

На следующее утро Грейс впервые на своей памяти наслаждалась роскошью позднего сна. Она проснулась только в одиннадцать – от грая грачей на вязе. Холодный чайничек и тарелка с бисквитами рядом с ее постелью говорили о том, что раньше сюда заходила горничная. Грейс поспешно оделась и спустилась вниз. Проходя мимо открытой двери библиотеки, она услышала звучный австралийский говор Брюса:

– Ну так что ты о ней думаешь? Разве не красавица?

За этим последовал рафинированный оксфордский выговор Фредди:

– Да, она что надо. Абсолютно первый класс. Какие красивые линии. Действительно очень мила.

Грейс застыла в дверном проеме: зная, что ей надо идти дальше, она вдруг почувствовала себя просто неспособной на это.

– У меня руки чешутся добраться до нее. – Это говорил Фредди.

– Эй, погоди минутку, – откликнулся Брюс. – Уж не собираешься ли ты зацапать ее полностью? Припомни-ка о нашем соглашении. Я хочу сполна получить то, что причитается мне.

Думая о том, что она как будто соприкасается с каким-то скандалом, но в то же время движимая любопытством, Грейс не нашла в себе сил, чтобы остановиться, и вошла в комнату.

– Доброе утро, – проговорила она с наигранной веселостью.

При ее внезапном появлении оба вскочили.

– Ну ты наконец очнулась от сна? – проговорил Фредди.

– Вероятно, ты обнаружила, что мы съели всю копченую пикшу, но там еще остались грибы с беконом, – добавил Брюс.

Грейс посмотрела сначала на одного, потом на другого:

– Если вы так заняты, то я не буду вам мешать, – подчеркнуто вежливо сказала Грейс.

– Ну, не так мы уж и заняты, – возразил Фредди, снова усаживаясь в кожаное кресло. – Просто просматриваем картинки в журнале.

– Действительно? – как можно более спокойным тоном переспросила Грейс.

– Брюс нашел превосходный, по его мнению, самолет для Австралии, – пояснил Фредди. – Он изготовлен как бомбардировщик, но может быть превращен в пассажирский. Брюс считает, что, когда война окончится, одну такую машинку нам удастся купить по дешевке. – И он показал на иллюстрацию в журнале.

– «Новый небесный конь войны», – с разочарованным удивлением прочитала Грейс. – Он, кажется, не очень-то велик, – добавила она, чтобы скрыть замешательство. – Не пойму, где же вы разместите пассажиров.

– Мы переделаем его так, чтобы он имел для них закрытую кабину, – пояснил Брюс.

– Так он станет крепче, чтобы нести груз? – спросил Фредди. – Во всяком случае, мы познакомимся с ним поближе.

– Мне кажется, ты очень заинтересовался авиакомпанией Брюса, – прокомментировала Грейс.

– Да, конечно, – подтвердил Фредди, вспыхнув. – Понимаешь, я думаю присоединиться к его предприятию.

– Ты едешь в Австралию? – быстро спросила Грейс, взволнованная самой мыслью о такой экспедиции.

– О, не так уж надолго, старушка, – поспешил уверить ее Фредди. – От силы на два года. Я не создан жить в колонии, не могу быть долго вдали от настоящего комфорта. Но я, так сказать, заколочу деньжат и изучу, как организуется авиакомпания, затем вернусь сюда и проделаю то же самое здесь.

– Понимаю, – тихо проговорила она.

Не заметив ее зависти и разочарования в том, что ее не пригласили участвовать в этом предприятии, он решил, что ее подавленный тон означает, что она обеспокоена его столь долгим отсутствием…

– Мы поговорим об этом попозже, – ласково проговорил он. – Понимаю, что это чертовски нагло – заставлять тебя ждать меня так долго, но я думаю, что, вернувшись, я буду намного лучше, чем сейчас, – более пригодным для семейной жизни. А управление своей авиакомпанией куда как заманчивее сидения в банке за конторкой!

– Я могла бы поехать с вами и убирать самолет или делать еще что-нибудь, – предложила Грейс.

Молодые люди обменялись удивленными взглядами.

– Там, куда мы собираемся, для женщины места нет, – заявил Брюс. – По крайней мере, – не для белой женщины.

– Вы говорите так, словно отправляетесь в преисподнюю, – возразила она. – Я уверена, что там масса женщин. А я могу потягаться с любым мужчиной. Но если вы не хотите…

Она собралась уходить, но Фредди остановил ее.

– Конечно хотим, ангел мой, но Брюс прав. Мы будем ночевать в палатках и жить на минимум, пока не получим контрактов. И к тому же есть вопрос о пристойности. Жена – это, конечно, допустимо, но иначе – боюсь, об этом не может быть и речи. Но ты не унывай, – нежно похлопал он ее рукой. – Два года пролетят незаметно. Ты проведешь их, тоскуя обо мне, так что будешь рада броситься мне на шею, как только я вернусь.

– Итак, молодой человек, вы видите будущее у гражданской авиации? – спрашивал у Брюса лорд Джозеф вечером, когда после изысканного, как обычно, и обильного ужина, подавали стилтонский сыр и бисквиты.

– Не знаю, как здесь, – ответил Брюс, – у вас разветвленная железнодорожная сеть, корабли и шоссе, но там, откуда я приехал, авиация – единственная надежда.

– Понимаешь, отец, это все еще во многом девственная территория, – пояснил Фредди, – и расстояния очень велики. Одна скотоводческая ферма может занимать тысячу квадратных миль и на полгода быть отрезанной от всех остальных разливами.

– Железная дорога идет только до Клонкарри, – добавил Брюс. – После этого надо добираться на своих двоих. Как я себе это представляю, самолетам доступна вся страна, к тому же – богатая минералами, которые не могут быть использованы в данный момент. И вы не поверите, сколько людей погибает, потому что не имеют возможности ни вызвать доктора, ни попасть в госпиталь. Я не могу понять, как мы сможем прогореть.

– У вас есть партнеры по этому предприятию? – спросил лорд Каллендар.

– Собственно, я подумываю войти с ним в партнерство, – сказал Фредди, показывая на Брюса.

– О! – лорд Каллендар обернулся посмотреть на сына. – Ты полагаешь, что годы, проведенные тобою в Оксфорде, достаточно подготовили тебя к тому, чтобы руководить авиакомпанией в Австралии?

– Отец, я прекрасно понимаю, что мне надо еще много учиться, – и бледное его лицо вспыхнуло. – Но это может быть потрясающе интересно, а я несомненно кое-что знаю о самолетах, и уж гораздо больше среднего.

– А как же место в банке, которое сэр Норман держит за тобой?

Фредди нервно закашлял:

– Отец, ты, правда, можешь представить меня за конторкой? Это безнадежно. Я умру со скуки.

– Но, дорогой, – вклинилась леди Каллендар, – Австралия – это так далеко…

– У меня будет масса времени вернуться и обосноваться здесь, мама, – заверил Фредди. – Но вы должны понять: после волнений и напряжения полетов во время войны нелегко усидеть на месте.

– Ты мне не видишься пионером, – проговорил лорд Каллендар. – Можно спросить, на какие средства ты собираешься открыть предприятие?

– Не за столом, Джозеф, – мягко прервала его леди Каллендар. – Давайте поговорим о делах утром, хорошо?

– Если отец имеет в виду, что я собираюсь потратить его деньги на бесполезные планы вроде авиалинии в Австралии, – голос Фредди был неестественно высок и ломок, – то я отвечу: нет. Я собираюсь использовать деньги тети Хариет, которые, – я полагаю, вы согласитесь, – она оставила исключительно для меня.

Лорд Каллендар прочистил горло:

– Тебе уже больше двадцати лет, и то, как ты собираешься распорядиться своими деньгами – дело исключительно твое.

– Ну, а теперь насладимся ужином, согласны? – попыталась успокоить мужчин леди Каллендар.

– Не пойму, как Фредди сможет прожить в такой глуши… А ты, Мерджери? – хихикая спросила Пенелопа.

– О, я не знаю, – отозвалась Мерджери. – Он, вероятно, устроит так, что первым делом туда доставят все, что ему привычно, и у него будет ведро со льдом и сухим мартини, а также лакей, чтобы гладить его костюмы. И он будет счастлив, как ребенок в песочнице.

Последовал всеобщий смех, и атмосфера разрядилась. Грейс занялась сыром и бисквитами, пытаясь представить себе будущее без такого смеха, легкомысленного Фредди или сильного и дерзкого Брюса. Они будут заниматься в Австралии новыми, захватывающими делами, а где будет она? Ее мысли быстро вернулись к одинокой тишине их прихода. А она знала, что уже никогда не сможет жить такой жизнью.

На следующий день, когда все завтракали, Пенни выглядела озадаченной:

– Послушайте, колокола звонят, – проговорила она. – Что это – обычное воскресенье или церковный праздник?

Леди Каллендар встала:

– Ой, милая, надеюсь, это не воздушная тревога? – спросила она. – Они не звонят в колокола при налетах, Джозеф?

– Чепуха, дорогая, – заявил лорд Каллендар. – Мы погнали гансов назад в Германию, как это они могут внезапно повернуть и вторгнуться к нам? Вероятно, какое-нибудь дурацкое общество звонарей или еще что-нибудь… Я пошлю Хокинза выяснить.

Но прежде чем они смогли вызвать Хокинза, они увидели на подъездной дорожке отчаянно нажимающего на педали велосипедиста.

– Это констебль Олленби! – вскрикнула Пенни. – Может быть, произошло страшное убийство и ты, папочка, нужен как судья.

– По случаю убийства в церковные колокола не звонят, – заметил Фредди.

Когда Хокинз открывал дверь сельскому полицейскому, все затаили дыхание.

– Война окончена! – услышали они. – Я пришел сообщить эту добрую весть. Немцы капитулировали, все кончено!

Все в комнате посмотрели друг на друга с недоверчивой радостью, а молодые начали прыгать и танцевать вокруг стола. Грейс обняла Фредди и Пенни и сама оказалась в объятиях… Брюса.

Мгновение он крепко сжимал ее.

– Не сердишься, Грейс? – спросил он.

У нее был комок в горле. «Не уходи, – хотелось ей сказать ему. – Не оставляй меня здесь, возьми меня с собой». Она сглотнула и весело улыбнулась:

– Не сержусь.

9

Грейс вернулась в «Святую Катерину», но никаких новых раненых здесь уже не принимали, палаты постепенно опустели, и сама Грейс была отпущена еще до Рождества. Когда она уезжала, к ней подошла сестра Фортитьюд.

– Если ты получишь соответствующую подготовку в одном из больших лондонских госпиталей, мы можем взять тебя как медсестру, – сказала она. Это был своего рода единственный комплимент, который сестра Ф. когда-либо делала, и хотя Грейс понимала, что такая работа – не по ней, она была польщена.

Отец встретил ее на челтенхэмском вокзале. Он выглядел постаревшим и похудевшим, этаким хилым вытянутым старичком-папашкой. Одежда на нем болталась, словно была на несколько номеров больше, волосы болезненно поредели, но глаза при виде ее загорелись.

– Ой, да ты просто расцвела и превратилась в милую молодую женщину, – проговорил он и поспешил ей навстречу. – Подойди и обними своего старенького отца.

– Я так рада снова тебя видеть, папочка, – отозвалась Грейс.

Он взял ее чемодан и направился к выходу, непрестанно разговаривая.

– Мать будет так рада тебя видеть. Она не смогла прийти со мной, хотела приготовить ради встречи что-нибудь особенное. Она уверена, что ты до смерти истощена на этой ужасной больничной пище, о которой ты писала, но я вижу, что она не принесла тебе особого вреда. Мама считала деньки до твоего возвращения. Конечно, ей без тебя было очень одиноко, я ведь постоянно занят переводами. Я не говорил тебе, что перевожу псалмы с ивритского оригинала? Восхитительно, совершенно восхитительно, но отнимает у меня массу времени. Твоя мать – это столп, истинная соль земли. Она взяла на свои плечи все повседневные заботы прихода, так что я целиком могу сосредоточиться на переводах. Она совершенно извелась, но ты ведь ее знаешь. Ты будешь для нее большим утешением. У нас будет такое веселое Рождество, правда?

Грейс нежно глянула на отца, с радостью отмечая проблески того несколько рассеянного папочки своего детства, а не молчаливого, замкнутого человека, которым он стал после смерти Гарри. У вокзала была припаркована старенькая, разбитая машина.

– Продвигаемся в мире, Грейс, – проговорил отец, открывая багажник для ее чемодана. – Для нынешних священников нет больше велосипедов. Помнишь нашу милую старую мисс Хампри? Она оставила мне эту машину в своем завещании. Должен сознаться, что я до сих пор не совсем овладел этим механизмом. Мать, конечно же, овладела им в совершенстве. Правит, как старый профессионал, и критикует меня, когда у твоего папы случается что-то не так. – Он улыбнулся Грейс, и она ответила ему тем же.

– Как славно, что ты снова здесь, – в который уже раз повторил он.

Они покинули элегантный городок Челтенхэм с его широкими эспланадами и георгианскими зданиями и поехали по узким проселочным дорогам. Когда машина проезжала совсем близко от пасущихся овец, они с блеянием разбегались. В лощинах ютились желтые каменные деревеньки. Солнце заходило, и небо казалось располосованным кровью. Над дымоходами коттеджей начали виться дымки. Машина миновала почту со складом. Ничего не изменилось с тех пор, как Грейс последний раз видела это место: ряд коттеджей у деревенских зеленей, прудик с белыми утками и вязы перед квадратной башней серенькой церкви.

– Ну вот, наконец мы и дома, – проговорил отец, свернув на гравийную дорожку, ведущую к заросшему плющом каменному дому священника.

Когда они шагнули внутрь, дом показался сырым и холодным.

– Ну, мать, вот и дочь наша – жива и здорова, – прогудел отец.

Мать вышла с кухни с пятном муки на носу. Она тоже, казалось, усохла, и Грейс удивлялась, как это она когда-то подчинялась ей.

– Привет, ма, – проговорила она, делая неуверенный шаг к матери.

Глаза миссис Притчард перебегали с мужа на дочь и обратно.

– Хорошо ли доехали? – спросила она. – Я думаю, что тебе надо пообедать… – и, не дожидаясь ответа, продолжала говорить без умолку. – Эти поезда теперь ходят постоянно, как мне говорили, хотя я ими уже не пользовалась больше года… Какой смысл ездить в Лондон, если предполагается, что все мы должны экономить… Раздевайтесь и проходите… Осталось только сделать подливку… И мне удалось приготовить твое любимое блюдо, хотя при всех нынешних нехватках продуктов сейчас трудно придумать что-нибудь приличное…

Мать не делала попыток обнять ее. Грейс проследовала за отцом в гостиную с высоким потолком, где за решеткой мерцал небольшой камин, который никак не мог рассеять холод.

– Что случилось с Куком? – спросила Грейс, как только они оказались вне пределов слышимости.

– Ушел на военный завод, – ответил преподобный Притчард, потирая руки перед камином. – Теперь с прислугой очень сложно – все хотят работать на заводах. Конечно, у нас все еще осталась миссис Страт. Она приходит, чтобы прибраться здесь, но вся кухня теперь на твоей матери. – Он налил наперсточные рюмки коньяку. – По особому случаю, – пояснил он, и они уселись, чтобы немножко поболтать, пока их не позовут в столовую.

– Ну как? Лучше, чем в больнице? – проговорил отец, когда мать принесла жалостно маленькую ножку барашка.

– Мне удалось получить прямо с фермы Хокинза. Конечно, это не совсем законно, но Хокинз хотел, чтобы я получила, раз уж я съездила к его отцу. Как давно ты не видела хорошего мяса, Грейс? – спросила она, отрезая ей три тонких ломтика и ставя тарелку перед ней.

Грейс, думая о роскошном пиршестве в Эктон-Барнетте, вежливо проговорила:

– Выглядит восхитительно. У нас в госпитале никогда не бывало жареного мяса.

– Наверное, ты стала вполне квалифицированной медсестрой после такой долгой практики, – сказала мать. – Надо думать, теперь ты не упадешь в обморок при виде крови, как когда-то, будучи еще девочкой.

– Конечно, мамочка, я теперь вполне профессиональна, – с трудом выдавила Грейс.

– Правда, ты имела дело только с выздоравливающими, – продолжила мать. – Но и такие знания в нашем округе – дар божий. У миссис Олленби на ногах такие язвы… Когда я переодеваю ее, то, вероятно, доставляю ей массу мучений. Бедняга никогда не жалуется, но я-то знаю, что у меня руки неуклюжие. Ты бы запросто справилась…

– Уверен, что Грейс не хочет говорить об уходе за больными в свой первый вечер дома, – проговорил преподобный Притчард, подмигивая Грейс. – Она, наверное, рада, что разделалась с госпиталем. Если только там не было особых случаев… Каких-нибудь молодых красавчиков среди пациентов. Кто, дочка, может постучать в нашу дверь?

– Грейс не может иметь ничего общего с военными, Уильям, – вступилась миссис Притчард прежде, чем успела ответить Грейс. – Мы должны помочь ей встретиться с хорошими молодыми людьми, раз уж она снова дома. Ей скоро двадцать один, в конце концов, пора обосноваться и устроиться… – Она обернулась к Грейс: – Помнишь Анджелу Даттон? У нее уже прекрасный малыш, мальчик.

– Я полагаю, сначала она вышла замуж? – с улыбкой спросила Грейс.

У матери застыло лицо:

– Конечно, сначала вышла… Что же ты думаешь, Грейс? Она вышла за Хемптона из Чиппинг Кемден. Нам надо навестить их. Я уверена, Анджела будет рада увидеться с тобой снова. Подумай об этом… У Хемптона есть брат… Так ведь, Уильям? У них вся эта собственность…