Текст книги "Темиртау"

Глава вторая

Дни у Акмарал были так похожи один на другой, что она часто путалась в числах и не знала, когда что происходило. Иногда то, что было вчера, казалось событием недельной давности. Она не имела календаря и счет времени вела по сезону. Ранней весной Акмарал вздыхала о былой молодости и о том, что многое тогда ей не было доступно. По целым дням она простаивала у ворот, смотрела, как тают сугробы, как снег синеет, становится ломким, хрупким, сквозным,– встанешь на него, он хрустит, и проваливается.

Но самое любимое время Акмарал – это лето, тогда она то отправлялась в соседний колхоз пить кумыс и сплетничать, то целые дни толкалась на базаре, ко всему прицениваясь и ничего не покупая.

Осенью Акмарал бывала чуть жива. У нее жар, ломота в костях, ойа лежала в постели, стонала и вставала только за тем, чтобы заварить чай. Чай она любила больше всех напитков на свете. Вечером приходили соседки, и начинались бесконечные пересуды. А потом зима, снег, холод. Тогда Акмарал по целым дням слонялась по комнате, ничего не делала, только варила густую сурпу из свежего мяса и лечила ею свои недуги. И опять, конечно, соседи и бесконечные разговоры и сплетни.

Но в этом году из-за сына нарушилось ее равновесие. Однажды он пришел с работы нахмуренный, сосредоточенный, погруженный в себя. Целый вечер просидел молча за чайным столом, а уходя спать, сказал как будто мимоходом:

– Мама, ты бы поменьше говорила с подругами. А то они подхватывают твои слова и несут по городу... Получается неудобно.

Этот упрек Акмарал хорошо запомнила и стала себя сдерживать. Поэтому когда Муслим завел разговор о Да– меш и Каире, она, конечно, возмущалась, охала, но ничего определенного ему так и не сказала. Однако к словам его она прислушивалась очень внимательно. И как-то вечером, когда Каир был дома, ее словно прорвало. Как только она ни расписывала Дамеш, каких только недостатков в ней ни находила: и безответственная, и легкомысленная, и вертушка, и охотится за женихами, не русская, не казашка, ни то ни се. Какой дурак захочет взять

ее себе в жены? Она говорила, а Каир молчал. Он отлично понимал, к чему клонит мать, и хотя возражать не возражал, но и соглашаться тоже не соглашался. И это Ак– марал выводило из себя больше всего. Однако задать прямой вопрос и потребовать, чтобы Каир ей ответил, она не посмела/

На другой день после этого разговора прибежала к матери Ажар. Она захлебывалась от слез.

– Ну, что мне делать, мама, что делать? – сказала она, вытирая слезы.– Ведь совсем выживает меня из дому проклятая. Ораз только о ней и думает... Всю ночь стонет и ворочается, а иногда лежит поверх одеяла с открытыми глазами и не спит до утра. Что делать, что делать?

– Ну, как маленькая, честное слово! – возмутилась Акмарал.– Ты еще поплачь перед ней! У такой нюни, как ты, любая баба мужа отобьет, не то что Дамеш.

– И зачем вы выдали меня за него,– продолжала Ажар, растирая слезы.– Я же говорила: они любят друг друга, как я встану между ними... А вы: «Ничего, стерпится, слюбится. Разве можно упускать такого жениха»... Вот и получилось...

– Да что получилось-то? Что? Ничего я не понимаю.

Акмарал была так возмущена, что соскочила с места, опрокинула пиалу и пролила чай.

– А ты побольше бы ревела да распускала слюни! – закричала она.– Ораз мой, Оразик ты мой дорогой! Я для тебя то, я для тебя это... Конечно, любой мужчина пошлет тебя к черту. Не сумела мужа сразу взять в кулак, ну и мучайся и ломай руки. А он будет на твоих глазах бегать к той стерве... Только так с дурами и поступают!

Ажар уронила голову на руки и горько расплакалась.

– Ну, скажите, что же мне сейчас делать?

– Что делать? Взнуздай своего мужа так, чтобы и головы в сторону повернуть не мог, вот и все.

– Да, сказать-то легко, а сделать как?

– Как сделать? – крикнула Акмарал.– Это ты уж пошевеливай мозгами, как... Еще жена называется! Сиди и реви целый день, а она в это время возьмет и уведет

Ораза из дому. А я скажу: поделом! Так тебе и надо, плакса!

Платок Ажар совсем взмок от слез, она с отвращением отбросила его прочь.

– Да гони ты ее из дому палкой,– сказала Акмарал.—Прямо при своем дураке-муже гони! Пусть убирается на все четыре стороны, коли не понимает добра... Так вот и скажи ей, негоднице.

Этот разговор происходил за три дня до ухода Дамеш из дома. О том, как Ажар добилась этого, она в тот же день с торжеством рассказала матери.

– Молодец, доченька,– похвалила ее Акмарал.—Видишь, что значит послушать старого человека. Вот и выкинула гадюку из дому.

Но через неделю дочь пришла к матери снова.

Акмарал, важная, расфуфыренная, в яркой цветастой шали, собралась идти на базар. Она взглянула на заплаканное лицо дочери, на ее опухшие глаза и сразу же засыпала ее вопросами:

– Ну, что там опять случилось у тебя? Кто тебя там снова обидел?

И опять из глаз Ажар хлынули слезы.

– Вот вы меня научили,– сказала она, захлебываясь.– Научили выгнать ее... А после этого мне стало еще хуже. Просто хоть не живи.

– Почему? Что плохо-то? – спросила Акмарал.– Что? Да говори ты, не тяни душу.

– Да то, что приходит он каждый день пьяный. А вчера ночью забрал свою постель и ушел в другую комнату на диван.

– Что-о? – обомлела Акмарал.– Ушел! Ах ты... Жена в кровати, а он от нее уходит! Ну, погоди же, я им покажу...

И она решительным шагом направилась к дочери.

– Куда вы, мама?

– К ним... Қ этому старому дуралею Курышпаю! Сейчас они у меня получат.

Разговор вышел очень неприятный.

Курышпай сидел с внуком перед телевизором. Шла воскресная детская передача. В это время в комнату

влетела Акмарал. Не задерживаясь, она остановилась перед стариком и, даже нс поздоровавшись, выпалила.

– Хорошие дела у тебя происходят в доме, дед! Нечего сказать, хорошие...

– Бабушка, бабушка!—крикнул Булат, бросаясь к Акмарал.– Садись, будем смотреть картину.

– Не картину я пришла сюда смотреть,– сурово оборвала его Акмарал.– Я пришла, чтобы спросить твоего дедушку, что он думает делать? Ну? Что же ты сидишь, молчишь?

Акмарал хотела вызвать старика на бой. Она знала: он целый вечер может сидеть, слушать ее и молча улыбаться. Тогда и разговора никакого не получится. Но сейчас старик заговорил:

– Экая ты,– сказал он сдержанно.– Когда старые люди приходят в дом, они прежде всего здороваются с хозяевами... А потом что ты кричишь, разве я глухой? И садись, пожалуйста. Стоя нельзя разговаривать! Так в чем дело?

Акмарал нехотя уселась на диван. «Это тот самый,– подумала она,– на котором прошлую ночь спал Ораз».

– А в том дело,– сурово сказала Акмарал,– что мы отвечаем за счастье наших детей перед аллахом и перед людьми. А они живут в доме, у которого горит крыша.

– Да не говори гы загадками,– улыбнулся старик,– Мои дети живут в доме с надежной крышей! А вот с тобой что-то, я вижу, случилось.

– То со мной случилось,– крикнула Акмарал,– что твой сын совсем от рук отбился! Днем пьянствует, ночью шляется неизвестно где и с кем. А когда приходит под утро, то пользы от него тоже, как от козла молока. К'ак он с дочерью моей обращается – ты это знаешь?

– А ты ей больше о нем нашептывай,– обозлился, наконец, Курышпай.– Зачем ты распускаешь молодую женщину? Зачем учишь ее непочтению и дерзости? Вот ты и добиваешься, чего хочешь!

– Чему я ее учу? – вскочила Акмарал.– Да постыдился бы ты на старости лет врать! Что, моя дочь плохо за тобой ухаживает? Грубит она тебе? Огрызается? Не слушает тебя? Скажи-ка на милость!

– Да разве во мне дело? – старик с грустью усмехнулся.– Какая ты все-таки глупая! Всю жизнь прожила,

а ума не нажила. Со мной-то твоя дочь и ласкова и почтительна, да ведь...

Он махнул рукой, а Акмарал так и набросилась на него.

– Да!.. Что да?..– затараторила она, размахивая руками.– Нет-нет, ты уж до конца договаривай... Ты хочешь сказать, что моя дочь выгнала из дома Дамеш? Да, выгнала! И правильно сделала, что выгнала! Я ее одобряю. Я! Взяли волчонка в дом и думали, что он и волком останется, и хозяину руки будет лизать. А он на хозяина стал бросаться, горло ему перегрызть норовит. А ты стоишь да дрожишь, слово перед ней сказать не можешь!

– А ну-ка замолчи! – сказал старик.– Замолчи сейчас же! – он застучал палкой о пол.– Ходишь по домам и только ищешь, кого бы облаять, кого бы укусить! Ну и лай одна! Я тебе не компания. Идем отсюда, дорогой,– наклонился он к Булату.– Идем, у бабушки голова болит.

И, стуча палкой, он вышел из комнаты.

– Ты своему сыну-негоднику скажи, чтобы он молчал,—кричала ему вслед Акмарал.– Ишь, размахался, богатырь! С девкой не может справиться, а на меня голос поднимает! Ну и дом – все в нем с ума сошли!

Ведя за руку внука, Курышпай вышел из дому. Он шел прямо к Каиру.

«Надо с ним поговорить. Пусть утихомирит свою мать,– думал старик,– она ведь так бог знает до чего дойдет. Вот, значит, почему ушла из дому Дамеш. И ведь оба молчат – и она, и Ораз».

Курышпай понимал, что Дамеш скрывает от него что– то, не договаривает, мнется, хитрит. Но как он мог догадаться, в чем дело. Хотя, если бы был повнимательней, вероятно, догадался бы. Разве он не заметил, как неузнаваемо за эти дни изменился Ораз, стал угрюмым, неразговорчивым, скрытным. Раньше он советовался с отцом о всякой мелочи, теперь от него и слова не добьешься. Совсем как встревоженная цапля, что притаилась на ветвях дерева, втянула шею, присела и вот-вот взлетит. Ораз может теперь глядеть на человека в упор и при этом не видеть его, а когда его спрашивают, что с ним случилось, он либо отмалчивается, либо отвечает что-то невероятное. Курышпай раньше думал, что все это от неприятностей на работе. Еще бы, нелегко ведь потерять былую славу... Но, оказывается, на самом деле все куда проще. На него свалились домашние неполадки, а что может быть неприятнее их? Вот он и стал пить, пропадать по ночам... А Курышпай молчал и думал: надо подождать, все образуется! Оказывается, нет – не образовывается. Неужели же у его сына нет воли, нет характера? Нет, Ораз не такой. Это он скажет всем: Дамеш, Оразу, Каиру и прежде всего той ведьме, которая сегодня ворвалась к нему с криком и руганью. И носит же земля на себе таких паршивых старух!

Курышпай успел как раз вовремя. Голубая директорская машина выезжала из ворот завода. Старик бросился к ней, крича:

– Каир! Эй, Каир! Подожди-ка минутку, сынок!

Каир услышал крик,– он сидел за рулем,– резко затормозил машину и выскочил навстречу старику.

– Здравствуйте, аксакал! – сказал он радостно.– Вот хорошо, что сами пришли и кавалера с собой привели. Садитесь-ка, я вас покатаю! – Он поднял Булата на руки.– Что, кавалер, часто тебя шлепают? Сильно озорничаешь?

– Он-то не особо озорничает,– Курышпай погладил Булата по голове.– Он мальчик умный, а вот родители– то его...

– А что такое? – встревоженно спросил Каир.– Впрочем, поговорим по дороге. Кавалер, садись со мной, будешь за шофера, поедем на Магнитку. Кураке, вы бывали когда-нибудь там?

– Только один раз зимой,– ответил старик, усаживаясь в машину.

– А вот сейчас взгляните, что там творится! – сказал Каир.– Знаете, какую мы там домну сооружаем? .

И Каир начал рассказывать о домне.

А говорил он, как пел. Речь ведь шла о будущем Темиртау, а здесь соперников у Каира не было. Рассказывая, он то повышал, то понижал голос по ходу рассказа, и Курышпай подумал, что так говорить, как Каир, может далеко не всякий. Он слушал его очень внимательно. Многое из того, что рассказывал Каир, было для него совершенно новым, таким, что ни в газете не прочтешь, ни из разговоров не узнаешь. Да оно и понятно, директор во всем знает толк, он в курсе всех дел, у него широкий кругозор. Курышпай впервые слушал такого осведомленного человека. «В этом-то и все дело,– думал старик.– Ответственность делает человека зорким. Он видит все на сто верст вокруг».

А Каир все рассказывал.

– Вы понимаете,– говорил он,– какая роль в семилетием плане отводится нашей казахской стали? Сталь для хозяйства что кровь для человека. Когда человек здоров, кровь его ритмично бежит по жилам. А остановится кровь, и человеку конец. Так вот, на нашем комбинате мартен – это сердце, а домна – желудок, и едем мы сейчас смотреть наш желудок, понятно?

– Ну как же, как же! – торопливо заговорил старик.– Недаром же я всю войну на заводе проработал... Да, хочу я тебя спросить. А откуда вы питание будете брать для домны, чем вы ее кормить-то будете?

– Кормить ее мы будем карагандинской рудой,– ответил Каир.– Для этого у нас два рудника – Атасу и Актау. Атасу дает известь, а Актау—железный колчедан.

– Вот это дело,– подумал Курышпай, сразу забыв все свои домашние неприятности.– Эх, годы мои не те, а то сам бы я встал у домны.

– А что, если Ораза поставить горновым? – спросил он.

Каир резко повернулся к старику.

– Да разве в одном Оразе дело? Тут меньше чем сотней человек никак не обойдешься,– сказал он.– Сейчас наша задача в том и состоит – научить казахскую молодежь технике. Каждый казахский парень должен уметь держать руль машины так же твердо и свободно, как он держал когда-то кетмень. Без техники социализма не построишь, Надо готовить казахских парней на металлургов, надо делать из них сталеваров, горняков, вальцовщиков. ЦК комсомола обещал нам помочь в этом. Вот буду сейчас разговаривать с начальником «Казметалл– треста». Для школы потребуются программы, пособия, тетради, классное оборудование и еще многое другое. Все это надо достать. Как, где? А противников у меня хоть отбавляй.

Каир улыбнулся.

– Светик ты мой,– воскликнул старик,– да что их слушать? Что мы тебя не знаем разве? Не среди нас ты вырос? Отец твой работал на производстве и тебе завещал то же самое. Правильно ты говоришь, очень правильно! До каких же пор ходить нам в неучах!

Домна перед ними возникла сразу, как только они проехали поворот. .

Черная, величественная, она была так велика, что даже иссиня-черные облака, проходящие над ней, казались лишь ее тенью, упавшей на небо. Только электростанция, стоящая рядом, еще могла с ней сравниться по высоте. Чтобы увидеть вершину домны, нужно было так задрать голову, что шапка валилась. Рядом с этими двумя гигантами все казалось ненастоящим, даже автомобили, огибающие домну, с ее высоты похожи были на цыплят, большие красивые здания по берегам озера были величиной с конфетные коробки, а широкая прямая улица, уходящая в степь, казалась узкой, как садовая дорожка.

Работа здесь кипела вовсю: огромные черные руки подъемных кранов осторожно, деталь за деталью, составляли целое здание. Люди, как муравьи, ползали по стенам. Иногда в тех местах, где они проползали, ослепительно вспыхивал белый огонь и сыпались разноцветные искры. Шум, жужжание, скрежет стоял над стройкой.

Каир попросил старика подождать его полчаса в машине, а сам быстро пошел в здание треста.

Курышпай взял внука за руку и решил побродить с ним по улицам нового города. Он ходил, смотрел, думал;

Да, осенью, когда закончится строительство домны, новый город вольется в Темиртау. Вот тогда наш Темиртау станет сердцем казахской черной металлургии. Кто же мог когда-то подумать, что такое возникнет в Сары– Арке? Ведь раньше, кроме нескольких юрт, отары овец, пастуха на холмике да собаки возле него, тут ничего не было. А сейчас взгляни-ка! Да, исполнилась старая дедовская пословица: через полвека вся страна обновляется.

...Машина мчалась обратно. Каир был хмур и сосредоточен, видно было, что настроение его упало. И все потому, что с управляющим «Казметаллтреста» вышел очень неприятный разговор.

Каир сказал ему: .

– Вы знаете, что весной в Темиртау прибудет первая партия казахской молодежи, и вот...

– Знаю, знаю,– нетерпеливо прервал его управляющий.– Вы говорите сразу, что вам от меня надо?

Это был маленький, худой старикашка, совершенно седой и преехидный. Он во всем всегда сомневался и никогда никому не верил.

– И вот всю эту молодежь,– продолжал спокойно Каир,– надо будет распределить по объектам. Часть направится за пределы Казахстана – в Череповец и Кузнецк, а другая часть останется здесь, на заводе, чтобы овладеть техникой. Значит, надо будет для них построить школу и обеспечить их общежитием.

Вот тут управляющий и прервал его второй раз.

– Слушайте,– воскликнул он.– Да зачем они мне? Кто их учить-то будет? Кто деньги мне на это даст? У меня ведь строительство, а не ликбез.

Тут уж Каира прорвало:

– А о завтрашнем дне вы думаете? – крикнул он.– Кто у вас будет работать, когда вы достроите комбинат? Где вы рабочих найдете?

– Найду, не беспокойтесь,– сказал управляющий.– И еще каких найду. Вот вы говорите: надо построить школу. Построить-то, конечно, недолго, да откуда я учителей возьму?

– Учителей я дам,– сказал Каир.– А жильем должны обеспечить их вы.

–. Нет, нет, нет,– замахал руками управляющий.– У меня нет для них жилья. Перестаньте меня, пожалуйста, агитировать. Еще даже и строительство домны не закончено, а тут школу строй, общежитие... Нет, не будем делить шкуру неубитого медведя! Пусть каждый занимается своим делом. Вы сталь варите, а я буду домну строить,– вот тогда и будет хорошо.

Каир вышел из кабинета красный от возмущения. Когда он сел за руль, то руки у него дрожали. А старик этого не заметил и стал рассказывать ему о том, что происходит у них в доме. Рассказал и сам испугался. Каир закусил губу и так побледнел, что на него стало страшно смотреть. Он молча остановил машину, вылез из кабины и вышел в степь. Старик понял, он хочет остыть и собраться с мыслями,

А Каира прямо-таки трясло от негодования.

Эдакая дурища Ажар,– думал он,– как она могла подумать, что Дамеш может завести какую-то интрижку с ее мужем? -Если она и заметит что-нибудь со стороны Ораза, то и близко не подпустит его к себе. Ведь он, Каир, насквозь видит Дамеш. Она еще никого не любит, но час придет, и весь мир исчезнет из ее глаз, никого она не будет видеть, кроме того одного человека, которого полюбит, И пойдет она за ним хоть на край света, положит за него голову, бросит ему под ноги все, что имеет: красоту, молодость и любовь. Вся беда только в том, что этим человеком не будет ни он, Каир, ни его соперник Ораз. Пять лет ходит он за Дамеш по пятам, и она по– прежнему его не замечает... А ему уже двадцать восемь лет, пора ваяться за ум, остепениться, завести семью...

В ушах звучал голос матери:

«Да, светик ты мой, неужели я так и не буду нянчить твоих внучат? Светик мой, в твои годы мой отец имел уже нас четверых.., Заколдовал тебя кто-то, вот что я скажу...»

Кто-то... Она отлично знает кто! А Дамеш, та все превращает в шутку. «Наши аулы разбросаны далеко друг от друга»,– сказала она ему однажды.

Каир вернулся к машине, сел за руль и молчал всю дорогу.

Когда он вошел в комнату, мать готовила чай. Увидев его нахмуренное лицо, она бросилась к нему, стала спрашивать, что с ним.

Но он не ответил, молча подошел к телефону и стал набирать какой-то номер.

– Это ты, Ажар? – спросил он хмуро.– Зайди ко мне, когда освободишься.

Положил трубку и подошел к окну. Ему было так душно и тошно, как будто в комнате уже не осталось воздуха. Мать тревожно смотрела на него, он чувствовал ее взгляд, но делал вид, что не замечает. Молча полез в карман, вынул коробку «Казбека», постучал папироской по коробке и закурил. Потом искоса взглянул на мать. Все ведь отлично понимает, хотя и делает наивное лицо. А он любит ее, любит... Несмотря на всю ее вздорность и бабью болтливость, характер у нее все-таки чисто муж

ской. Именно поэтому после смерти отца она и сумела стать ему и матерью и отцом...

До сих пор Каир никогда не говорил ей слова поперек, а сейчас, ничего не поделаешь, придется сказать... И не одно слово, а много.

Послышался стук каблуков, и в дверь влетела Ажар.

Каир подошел к ней вплотную и, не здороваясь, строго спросил:

– Ты что там такое натворила?

– Я? Натворила? Ажар от удивления даже отступила на шаг.

– Да, ты!

Она молчала.

– Ну, что дурочку валять! – крикнул он грубое Зачем ты прогнала Дамеш?

Ажар растерянно посмотрела на мать, потом опять на брата и вдруг крикнула:

– А затем, что пусть не пакостит у меня в семье!

– Да? – насмешливо и сурово спросил Каир.– Чем же она тебе напакостила?

– Она,– начала было Ажар и вдруг, не выдержав испытующего взгляда брата, осеклась, опустила глаза.

– Ты сейчас же пойдешь, попросишь у нее прощения и приведешь обратно,– сухо отчеканил Каир.

Ажар подняла на него глаза, поглядела с негодованием, потом, ничего не говоря, пожала плечами и медленно вышла из комнаты.

– Стой,– Каир побежал за ней, схватил ее за руку и потащил обратно.—Ты слышишь, что я тебе сказал? Стой...– И он так сжал ей руку, что она сразу побледнела, вскрикнула от боли и села на стул.

– А почему я должна перед ней унижаться? – спросила Ажар.

Каир ударил кулаком по спинке стула.

– Я заставлю тебя извиниться! – прошипел он.—Заставлю, понимаешь?

Ажар закрыла лицо руками и заплакала. Тут поднялась Акмарал.

– Эй, вы,—крикнула она громко,– что там еще за беда? Почему вы грызетесь?

Каир резко обернулся к ней:

– Мать, образумь свою дочь... Пусть она пойдет и извинится. Дамеш должна вернуться в дом.

– Ну да, только этого недоставало! Вернуться... После всего, что она натворила... Нет, ты думаешь, что говоришь? Ее собственный муж...

И тут Каир прервал ее, топнул ногой и крикнул:

– Замолчите сейчас же... Стыдитесь! Вы уже старуха...

Акмарал застыла от изумления: так Каир еще никогда не разговаривал с ней.

– Что такое он говорит? – пролепетала она. ...

– Запомните, мама,– медленно выговорил Каир, подходя к ней.– Я вас слушал всю жизнь, и вот что из всего этого вышло. Хватит! Теперь вы будете слушать меня... Это я вам говорю.

С этими словами он выбежал из дома. .

На завод Каир пришел темнее тучи. О чем бы он ни думал, он в мыслях все время возвращался к Дамеш. Конечно, в этой поганой истории он не виноват, он ничего не знал о ней, но перед Дамеш этим ведь никак не оправдаешься. «Почему же ты не мог угомонить свою мать и сестру?» – спросит она, пройдет мимо него и, конечно, будет права. .

Каир думал и о другом. Вот, скажем, случится такое чудо: Дамеш вдруг согласится стать его женой. Что будет дальше? Не введет ли он в дом жену только для того, чтобы у его родственников было кого грызть... Хорошо, если мать уживется с его женой, а если нет... Скорее всего нет. Так какой же выбор он должен, в конце концов. сделать?

Приотворилась дверь, и показалась голова секретарши. Она поглядела на директора, угрюмо стоящего около окна, на стол с разбросанными бумагами и бесшумно исчезла.

Вслед за тем в дверь громко и требовательно постучали. В кабинет вошел заведующий заводской лабораторией инженер Амиров. Он был в белом халате и белой круглой шапочке. Всегда он улыбался, подмигивал, рассказывал разные анекдоты, а сегодня был непривычно озабочен и тих.

– Каир,—сказал он,– вам докладывали, что произошло?

– Нет, а что? —сразу позабыв о всех домашних не

приятностях, бросился к нему Каир.– Что-нибудь серьезное?

– Да как сказать? Не очень, но все-таки. Ночная смена выдала сталь второй марки вместо третьей.

– Как же так? – Каир забегал по комнате.– Почему вы не доложили мне сразу? Почему же Муслим молчит?

Амиров развел руками.

– Почему Муслим молчит, я не знаю, но анализы проверял я сам лично.

– Хорошо,– Каир позвонил и, когда вбежала секретарша Лида, коротко приказал:

– Вызовите главного инженера.

Когда он повернулся к столу, то увидел, что Амиров все еще стоял у окна.

– Что? Есть и еще что-нибудь? – спросил он.

Амиров вдруг смущенно улыбнулся.

– Есть еще одно дельце,– сказал он, запинаясь.– Да ты сейчас, кажется, не в настроении?

– Говори, говори... Хуже не будет,—проворчал Каир.

– Хочу пригласить тебя на ерулик, или, как говорят русские, на новоселье. Обмываю новую квартиру.

Каир облегченно вздохнул.

– Ну, слава богу! А я подумал, будто еще что-нибудь случилось! Спасибо. Приду обязательно, но об этом действительно потом.

За дверью послышался голос Муслима. Он о чем-то спросил секретаршу, потом вошел в кабинет.

– Так ты зайди попозже,– сказал Каир Амирову и обернулся к Муслиму.

Муслим вошел улыбающийся, веселый, он протянул руку Каиру и спросил:

– Ну, как дела, хозяин, а?

Каир молча ответил на рукопожатие и сурово, не принимая его улыбки, поглядел ему в глаза.

– Ночная смена,– сказал он сухо,– не дала нужной марки стали. Знаете вы это или нет?

– Знаю,– Муслим кивнул головой.

– Знали и не сообщили мне?

– Да я и так бегаю за тобой целый день, как мальчик. Спроси у секретарши, сколько раз я тебе звонил.

Каир подошел к Муслиму и взял его за пуговицу.

– Мусеке, вы мне близкий человек, я все доверял вам, вы все видите, все знаете, но скажите, ради бога, почему с тех пор, как я сделался директором, наш завод стал сдавать темпы? Ведь наша выработка снижается с каждым днем? Верно? Так в чем же тут дело?

– Ну, а ты думаешь, в чем? – прищурился Муслим.

– Когда бы знал, вас бы не спрашивал.

– Ты спрашиваешь потому, что думаешь, будто это зависит от меня?—Муслим усмехнулся.– Дорогой мой, я тут совершенно ни при чем. Я веду свою линию, а начальник смены свою. И сколько я не кричу, не убеждаю, никто меня не слушает.

– Да кто? – возмутился Каир.– Кто вас не слушает? Вы конкретно говорите.

Муслим ответил не сразу.

– Спрашиваешь кто? – он опять помолчал, а потом решительно и резко сказал: – Хотя бы Дамеш Сага– това...

Каир покачал головой.

– Вот уж действительно нашла коса на камень... Что такое происходит? Никому нет покоя от этой Сагатовой. А вам больше всех. Нет-нет, Мусеке, это невозможно, трогать Дамеш нельзя.

Улыбка сразу сползла с лица Муслима.

– Почему же это нельзя? А когда же будет можно?– спросил он не без ехидства.– Сагатова кляузничает, клевещет на руководителей, разлагает коллектив, натравливает людей друг на друга, а мы все будем играть в жмурки? Слушай, я тебе серьезно говорю. Дело зашло слишком далеко, кого-то из нас ты должен уволить: либо меня, либо ее! Вот и все.