Текст книги "Темиртау"
Автор книги: Зеин Шашкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
«С любимым? – спросила она себя.– Ты уверена, что он любимый?» И сама себе возразила: «А если любимый? Каир – это мужественный, умный, добрый человек. Правда, он очень вспыльчив и несдержан. Может быть... Но он нравится мне со студенческих лет. А что касается характера, то, боже мой, у меня-то какой? Разве я не мучила, не водила его за нос целые пять лет? Другой бы давно плюнул, а он все ждет».
Глава шестая
Аскар ждал Дамеш с утра. Он пошел на рынок, купил мясо, овощи и начал готовить завтрак. Но тут в дверь постучали. Он думал, что это Дамеш, но оказалось, что секретарь горкома прислал за ним машину.
Пришлось бросить все и ехать. По дороге у него тряслись руки, он много раз повторял про себя все, что собирался высказать секретарю, и снова забывал. Мысль перебивала мысль, и все они разлетались, как стая уток от выстрела неумелого охотника. Пятнадцать лет чуть не каждый день он произносил про себя слова, которые сегодня должен сказать в кабинете секретаря горкома, и вот в нужную минуту растерял их.
Он плохо помнил, как поднялся по лестнице, как разговаривал с секретаршей.
– Товарищ Базаров давно вас ждет,– сказала секретарша.
Потом он постучал в дверь и вошел.
Аскар заметил, что руки его дрожали, а в голове шумело, как от вина. Что он очень ясно запомнил,– это то, что секретарь шел к нему навстречу от стола, ласково что-то говоря и протягивая руки.
– Товарищ Сагатов,– сказал секретарь.– Очень и очень рад! Давайте знакомиться! Базаров,– он обнял Аскара за плечи и подвел к одному из стульев, что стояли вдоль стены комнаты, .
– В наших краях вы давно?
– Уже три месяца,– ответил Аскар.
– И до сих пор не зашли?
Секретарь с мягким упреком покачал головой.
– А теперь скажите, в чем вы больше всего нуждаетесь? Может быть, вам надо отдохнуть?
– Спасибо, я хорошо отдохнул, – сказал Аскар.– Моя племянница – Дамеш Сагатова, может, вы ее знаете? Работает инженером на металлургическом заводе. Она делала для меня все, что я мог себе только пожелать. Так что я теперь думаю о работе, а не об отдыхе.
Секретарь кивнул головой.
– Вполне вас понимаю. То же было и со мной, когда я вышел из госпиталя. Но примите мой совет: отдохните еще,– он ласково дотронулся до плеча Аскара.– Поедем вместе на курорт?
– Поедем,– кивнул головой Аскар,– осенью. Знаете, я так сильно затосковал по работе, что никуда не хочу ехать,– он твердо взглянул на секретаря,– Я хочу работать.
– Ну-ну,– успокоил его секретарь.– Времени у нас еще много! Успеете и поработать! Курить будете?
Аскар уже давно не курил, но сейчас взял вздрагивающими пальцами папироску из коробки «Казбека», которую ему поднес Базаров, и закурил от его зажигалки.
– Вы знаете, Василий Федорович,– сказал он,– какой у меня сегодня большой день... Ведь там,– он ткнул пальцем куда-то в угол,– пятнадцать лет я ждал, когда приду в горком, постучусь в дверь вашего кабинета и расскажу обо всем, что передумал, перечувствовал за эти пятнадцать лет. И я страшно благодарен вам. Вот вам персонально, первому секретарю горкома Базарову, за все хорошее, что вы для меня сделали. Но это уже особое дело. Сегодня же я благодарю партию за все.
– И партия тоже благодарит вас,– сказал Базаров,– благодарит, если уж мы будем говорить от ее имени, за ту редкую выдержку и мужество, которое вы проявили. Теперь скажите: где ваше партийное дело?
– Вот об этом я и хочу поговорить с вами.
Аскар полез в карман, достал чистый платок и развернул его. В нем была красная корочка с надписью «Партбилет». Но когда Аскар открыл его, то секретарь увидел внутри крошечный пакетик, такой, в каком филателисты хранят марки. Аскар раскрыл этот пакетик и вынул оттуда полинявшую желтую полоску – вырезанный, очевидно, лезвием бритвы номер партбилета. Цифры потускнели, выцвели, но прочесть их можно было совершенно ясно.
– Вот, сохранил все-таки,– сказал Аскар.– Через все пронес...
Базаров взял в руку желтую полоску, минуту неподвижно смотрел на нее, потом очень осторожно и бережно засунул обратно в пакет.
– Да, это много стоит,– сказал он.—Так много стоит,– сказал он,– так много, что я даже не знаю, что вам сказать. Расскажите, как все было?
– Как было? – Аскар закрыл глаза, обдумывая, с чего бы ему начать.– Вот как это было,– сказал он.
Они говорили часа три и вышли вместе. Базаров довез Аскара до больницы.
Аскар спешил к Айше. Сегодня был такой день, что он пренебрег всеми соображениями осторожности и решил увидеть ее во что бы то ни стало,
«О партстаже не беспокойтесь. Никуда не пишите, все это я беру на себя!» – сказал ему секретарь горкома, и за последние пятнадцать лет не было для Аскара слов более отрадных, чем эти.
Айшу он считал своим другом. Ведь когда-то они встречались ежедневно, и не было ни одного радостного или горького события, которым они не поделились бы Друг с другом.
. Конечно, за пятнадцать лет все стало иным. Айша вышла замуж, а он так и остался холостым. Что поделаешь, разные судьбы. У него она так и осталась единственной. Да и разве мог он влюбиться еще раз? В школьные годы увлекался только футболом, а после школы на него сразу все и посыпалось. Погиб брат, умерла невестка, и он вдруг, сам не ожидая этого, стал главой семьи. В его квартире появилась крошка Дамеш, а легко ли воспитывать семилетнюю девочку, когда ты не отец, не мать и даже не брат ее. А ведь он воспитывал, да и как еще воспитывал! Следил, чтобы она вовремя ложилась спать, вовремя вставала, просматривал ее школьные тетрадки, ходил на все родительские собрания, разговаривал с учителями. А потом грянула война. Фронт, служба в полковом госпитале, плен, побег, гестапо, снова побег, потом короткая угрюмая передышка и опять—тюрьма, Тайшет, Сибирь... И на это ушло пятнадцать лет. Вот и вся его жизнь... Да, не было у него времени заглядываться на женщин. Айша так и осталась его единственной любовью. А она... В больнице Аскару сказали, что Айша сегодня не дежурит и просила, если что-нибудь нужно, звонить ей прямо на дом.
Он позвонил тут же нз больницы, и к телефону подошла дочка Айши.
– Позови маму,– попросил ее Аскар.
Айша была, очевидно, рядом, потому что сейчас же он услышал ее голос.
– Да, я слушаю,– сказала она.– Ах, это ты, Аскар? Что у тебя такой голос? Ну, такой взволнованный? Что ж, ладно, приходи ко мне домой, буду ждать.
«Вот отчаянная-то,– подумал Аскар.– А если муж нагрянет?»
Айша открыла ему дверь сама. Она была в домаш-. нем халатике с короткими рукавами и в туфлях на босу ногу.
– Заходи, пожалуйста,– пригласила она.
Аскар прошел в первую комнату и обомлел. У них с Дамеш все было по-походному, по-холостяцки, а тут стояли тахта, телевизор, книжные шкафы во всю стену. Пол у Муслима был паркетный, скатерть – шелковая, а люстра – хрустальная. И все это он нажил за то время, пока судьба бросала Аскара по лагерям смерти и пересылкам.
– Я очень рада,– сказала Айша и усадила Аскара на тахту.– Очень рада, что все-таки я заманила тебя к себе. А то видимся раз в год, да и то по особым случаям.
В дверях стояла девочка с косичками и неотрывно смотрела на Аскара. Была она высокая, но полная, очень вежливая – каждую фразу начинала с извинения.
– Извините, пожалуйста,– сказала она.– Но вы тот самый дядя, которого мама знает уже пятнадцать лет?
– Фу, Софижан,– засмеялась Айша.– Нельзя же так бесцеремонно?
– Ничего, она умница, так и надо! – Аскар подошел к девочке и потрепал ее по подбородку. – Ты правильно спросила. Я, милая, знал твою маму задолго до того, как она стала твоей мамой. И я помнил о твоей маме все время. И на берегах Тихого океана, и в тайге.
Айша обняла девочку за плечи.
– Ладно, иди к себе, Софижан, я потом позову тебя. У нас будут взрослые разговоры.
«Дочка Муслима,– подумал Аскар.– А ведь могла быть моей дочкой, черт знает что»,– и он невольно прижал руку к сердцу. Наверно, у него изменилось лицо, потому что Айша вдруг тревожно схватила его за руку и спросила:
– Тебе нехорошо?
– Нет,– ответил он, с трудом справляясь с собой,– нет, ничего особенного, простудился, наверно, немного,
– А тогда выпей рюмку водки, специально держу для таких случаев,– она вынула графин из шкафчика и налила по рюмке себе и ему.– Ну, и я выпью с тобой, только не знаю, можно ли тебе пить.
– Можно, можно, Айшажан,– воскликнул Аскар,– Сейчас у меня все хорошо. Мое лекарство это ты.
Она неловко засмеялась.
– Значит, ты еще веришь в мою исцеляющую силу? – спросила она.
– Милая ты моя,– он взял ее пальцы и сжал.– Да все эти пятнадцать лет я только и думал, что о тебе, жил только тобой, а сейчас дороже тебя у меня нет никого!—Она молча смотрела на него.—Что, не веришь?
Айша тихонько отобрала свою руку.
– А что ты скажешь, если завтра встретишь женщину красивее и моложе меня? Я говорю серьезно. Ведь прошло столько лет... Такой огромный срок! Как перепрыгнуть через него? Не лучше ли оставить прошло прошлому?
– Так вот как ты думаешь обо мне? – сказал Аскар хмуро и горестно.
– И еще,– сказала неожиданно Айша,– я хотела бы помирить тебя с Муслимом.
– Это еще зачем? – воскликнул он с удивлением.
– Как зачем? А если он сейчас зайдет сюда?
Аскар молчал.
– Предположим, вот он сейчас заходит в эту комнату. Что ты будешь делать? – продолжала Айша.^ Поздороваешься, протянешь ему руку?
Аскар решительно поднялся и направился к двери.
– Ну, что же, пусть заходит,– сказал он.
– Ты так испугался его? – воскликнула Айша.
– Я? Его? – Аскар так взглянул на Айшу, что она сразу же осеклась и замолчала.
– Идем отсюда,– сказал Аскар.– Идем, я не хочу находиться больше в его доме.
...И вот вдвоем они шли по улице и молчали. Айша прижалась к Аскару, и он чувствовал ее упругое тело.
– Скажи,– спросил Аскар после долгой паузы,– ты любишь Муслима?
Она улыбнулась.
– А если да?
Аскар круто остановился.
– Ну, если любишь,– сказал он решительно,– если ты любишь его...
Она зажала ему рот ладонью.
– Ну вот, пошли бесполезные и бестолковые разговоры. К чему они? Ты же только мучаешь себя и меня...
Голос у нее звучал тихо и страдальчески.
– Как ты можешь жить,,.– Аскар не решался произнести слово «подлец».– Какой он тебе муж? – сказал он с тоской. .
– Он отец моего ребенка,– упрямо ответила Айша.– Все, что я делаю, я делаю для ребенка.
Аскар остановился и взял ее за плечи.
– Именно из-за ребенка ты и должна уйти от него. Что хорошего может дать твоей дочери этот предатель? Потом будет еще тяжелее. Я буду отцом Софьи! – вдруг почти закричал он.– Я! Я! Ты слышишь?
Он схватил ее руку и сжал так, что она сморщилась, потом повернулась и быстро пошла прочь.
А Аскар как стоял, так и остался стоять на том же месте. За ней он не побежал.
Через неделю Аскар начал работать врачом в большой заводской больнице, находящейся на восточном берегу озера. Темиртау делится на четыре части: на старый город (центром его является металлургический завод, построенный еще в 30-х годах); на Соцгородок (большой новый поселок, состоящий из совершенно одинаковых четырехэтажных корпусов); на городок молодежи (он расположен на склоне гор, по Карагандинскому шоссе) и, наконец, на так называемую Казахстанскую Магнитку (новый металлургический завод и поселок городского типа).
В трех километрах от поселка строится колоссальное сооружение – новая домна. Недалеко от нее, на городской площади, и находится больница, в которой теперь работает Аскар Сагатов. Он был очень смущен, когда в первый раз переступил порог приемного покоя, но все обошлось хорошо. Когда Аскар вошел в кабинет главного врача, там уже за столом собрались все его коллеги. Главный врач по очереди представил Аскару каждого из них. Сестра-хозяйка принесла Аскару чистый белый халат и круглую шапочку.
– Ну что ж, коллега, пойдем на обход. Я вас представлю вашим больным,– сказал главврач и взял Аскара под руку.
Они вышли в коридор и направились в палаты.
Часть 4
Глава первая
– Мама, сколько времени я проспал? – спросил Каир,вскакивая на ноги.
– Немного, совсем немного, дорогой. Час, не больше! Вставай, я приготовлю ванну, а то кто-нибудь опять придет и помешает.
Повторять Акмарал не пришлось. Каир сорвал с вешалки полотенце и отправился в ванную. Там он плескался, фыркал, что-то напевал и смеялся. Сразу слетели и усталость, и недовольство. Сны в эту ночь были странные и причудливые – расскажи он их матери, она завела бы волынку на полчаса: все поняла бы, все объяснила, всему нашла бы свое толкование. Сказала бы, кого опасаться, на кого надеяться, кто враг, а кто друг. «Это не я говорю – это сон сказал»,– изрекла бы она с суровой непререкаемостью, и попробуй тогда с ней поспорь. А что, если воспользоваться этим по-своему: рассказать сон и подпустить несколько подробностей насчет Дамеш, может, мать и сменит тогда гнев на милость? Ведь все равно придется сообщить ей о своем намерении жениться на Дамеш. .
В дверь постучали.
– Что там такое, мама? – спросил Каир.
– Вылезай, вылезай,– крикнула Акмарал.– Звонят с завода.
– Пусть позвонят через пятнадцать минут,– сказал Каир и опять нырнул с головой в воду.– Ух, хорошо! Все грехи с себя смыл!
Выйдя из ванны, Каир подошел к зеркалу, стал причесываться. Волосы у него были пышные, волнистые и блестящие. Мать стояла сзади и с любовью смотрела на него.
– Мама, что случилось с Оразом? – спросил Каир.
Акмарал сердито взмахнула рукой.
– Что? Да чуть голову себе не сломал! Спасибо, добрые люди нашлись, вытащили его чуть ли не за уши.
– А сейчас что с ним?
– Лежит в больнице, выздоравливает.– Опять зазвонил телефон, и Каир снял трубку.– Да,– сказал он.– Слушаю! А, здравствуйте! здравствуйте, товарищ Серегин! С величайшим удовольствием! Да, сейчас и заходите! Буду ждать! Как Дамеш, не вернулась еще? Что же так? Ага! Ну, хорошо, поговорим.
Он положил трубку и сказал Акмарал:
– Мама, через час здесь будет Серегин, собери-ка ты что-нибудь такое-эдакое... '
И пошевелил пальцами в воздухе.
– Что я слышала? Говорят, Дамешжан собирается переезжать в Алма-Ату? Это правда? – спросила Ак– марал.
– A-а, разговоры! Никуда она не уедет! – с досадой поморщился Каир.– Вот что,– он повернулся к матери.– На днях надо будет пригласить в гости ее и Аскара. Ты подумай-ка об этом. Надо, чтобы все было как следует. Понимаешь?
Каир сказал это повелительным, не терпящим возражений тоном, и Акмарал ничего ему не ответила, только кивнула головой в знак согласия, показывая, что ей все равно – Дамеш так Дамеш... С Аскаром она придет, так с Аскаром...
«Значит, подействовал мой разговор на нее»,– подумал Каир.
Но Акмарал вдруг снова подошла к нему.
– Сынок,– сказала она просительно,– а может, и Муслима бы пригласить? Он же твой агай. Он так всегда радуется твоим успехам, пригласи его, а?
– Нет,– сказал он коротко,– не надо.
Акмарал вздохнула и ушла на кухню. Ну что ж, пусть дуется, нельзя же ей рассказать, что Муслим...
В этот момент послышался звонок, Акмарал побежала отворять, донесся смех, приветствие, и вдруг Муслим, выглаженный, пахнущий духами и дорогим табаком появился в дверях.
– Добрый день, дорогой,– сказал он и положил портфель на стул.– С приездом! А мы здесь с женгей уже заждались тебя!
– Спасибо,– Каир пожал ему руку, усадил в кресло и сам сел напротив.
. – Ну, как дома, все благополучно? Жена, сестра, дочка здоровы?
– А что им делается? – ответил Муслим весело,—Живут.
– Да?
' Каир включил радиолу, а Муслим тут же ушел на кухню. Музыку он не любил. Каир сидел и слушал – звучала симфоническая поэма Тулебаева «Огни коммунизма». Тулебаев – любимый композитор Каира, и сейчас, слушая его, Каир вспоминал, как они с Дамеш вечером ходили по берегу озера, слушали отдаленный шум большого города и смотрели на его огни.
И еще вспомнился Каиру Крым, вид с горы Аю-Даг на Ялту. Так же, как и в Темиртау, и там, в Крыму, плещутся о берег волны, так же, как и в Темиртау, там мигают огни, а надо вседо этим простирается чудесное южное небо и отражается в темных волнах моря. Так он сидел, улыбался, вспоминал то то, то другое, и вдруг до его слуха донесся шепот. Это в кухне его мать секретничала с Муслимом.
– Ему сколько лет-то? Да неужели скоро тридцать?– говорил Муслим.– Так, пора заводить семью. Но только разве Дамеш может быть ему женой? А ведь она... Слышали? Никому не хотел говорить, а вам скажу...– и Муслим вдруг перешел на такой тончайший интимный шепот, что Каир уже больше ничего не услышал.
«Вот негодяй»,– подумал он и сделал движение, чтобы встать, но Муслим уже подходил к нему, улыбаясь и протягивая руки.
– Каиржан,– сказал он, сияя,—• а мы тут с твоей матушкой говорили о тебе. Знаешь, мы люди старые, а у старых людей такой обычай – старый должен заботиться о младших. Вот я хочу тебе кое-что присоветы– вать! По-родственному, по-стариковски. Не обидишься?
– Смотря по тому, о чем пойдет речь,– натянуто улыбнулся Каир.
– Речь пойдет о серьезном, идите сюда, женгей, это и вас касается. Речь идет о том, чтобы тебя женить. Я нашел тебе невесту. Врач, красавица, умница. Только что окончила институт, скоро приедет сюда. Что скажешь?
«Здорово,– подумал Каир,– и ведь ничего его не смущает».
– Я вот что скажу,– ответил он, сдерживая свое возмущение,– не заботьтесь вы обо мне, Муслим Сапарович. Хотя мы и родственники, но уж как-нибудь я найду сам себе жену. Хорошо?
– И уж обиделся, честное слово, обиделся! – захохотал Муслим.– Я ведь в шутку, а ты всерьез! Я-то... женгей жалуется: «Пустой дом,– говорит она,– как гроб, даже словом перекинуться не с кем». Вот я и предложил.
– Мама сама знает, почему я не женюсь,– сказал Каир. Он рванул дверь на балкон и вышел из комнаты.
Муслим побежал за ним следом, постоял сзади него, поулыбался и спросил уже совсем другим тоном:
– Ну, каковы результаты поездки, Каиржан? Что хорошего видел? Что нового привез?
– Много хорошего! Все было хорошо! – Каир говорил не оборачиваясь.– А у вас здесь что нового?
Каир почувствовал, как Муслим насторожился, и бросил недовольный взгляд по направлению к кухне, где гремела посудой Акмарал. Этот взгляд означал: вот, мол, где источники твоей информации.
– Много ли шлака? – продолжал спрашивать Каир.– Сколько стали какой марки выплавили?
Муслим вздохнул:
– Шлака у нас сколько угодно. Ведь в дежурство Сагатовой авария случилась. Целая смена из-за нее не выдала металл. Горком душу из меня за это вымотал. Ведь позор же, такой большой завод...
– А почему случилась авария? – спросил Каир.– Вы проверяли?
– Ну, а как же! – Муслим даже взмахнул рукой.– Халатность, безответственное отношение к своим обязанностям сменного инженера. Вообще-то Сагатова это, конечно, горе, а не инженер. Как только появилась она на заводе, так и пошли несчастья! Бригада Курышпаева только что не на черепахе едет! Дисциплины никакой, только хи-хи-хи да ха-ха-ха! Как она зайдет в цех, парни соберутся вокруг нее в кольцо, и начинается разговор часа на три, ну, а работа, конечно, в это время стоит! Господи, да когда же это было видано, чтобы казашка работала инженером – да еще где? В сталелитейном цехе! Абсурд! Глупость! Авантюра! Я понимаю, ты, конечно, назначил ее на это место, и тебе неудобно ее уволить, но я-все неприятности принял на себя.
– Как же это так? .
– А так! Переставил ее по службе, да и все. Назначил заведующей технического кабинета, она же раньше
в аппарате министерства работала, ну, значит, и эта работа по ней. Согласовал все с Базаровым, но вот как ты посмотришь, не знаю! Ведь у тебя с ней какие-то путаные отношения. То вы ссоритесь, то миритесь.
– При чем тут наши отношения? – сказал Каир.—» Это же работа!
– Да нет, конечно, ни при чем,– заговорил Муслим улыбаясь.– Я только так, к слову пришлось.
Каир снова отвернулся от Муслима и через открытую дверь балкона стал смотреть на улицу. Что ж, ничего не поделаешь, Муслим – его гость, он может говорить все, что захочет, настоящий ответ он получит только завтра – на заводе.
– Да, так вот,– продолжал Муслим.– За два дня до твоего приезда меня вызвал в обком новый секретарь – мой старый друг,– последние слова Муслим произнес нарочито значительным голосом и поглядел на затылок Каира.– Так вот мы с ним все согласовали,– продолжал Муслим.– Кстати, он и про тебя спрашивал, что он, мол, за человек в частной жизни? Я говорю, человек он честный, горячий, искренний. А он знаешь, что мне ответил? Ну, хорошо, Муслим, следующий раз, когда я буду у тебя, ты и его пригласи, нам обязательно надо познакомиться.
«Так,– подумал Каир.– Он хочет предупредить. На заводе авария, в цехе беспорядок, и виновата в этом Дамеш, с которой у меня какие-то не совсем понятные отношения, за это Муслим переместил ее по должности. Все согласовано с обкомом. Секретарь – друг Муслима и полностью с ним согласен. Экий все-таки скотина, этот Муслим! Грубая и нахальная скотина! Уж надо было бы как-нибудь потоньше работать... Подойти бы к тебе, друг хороший, взять тебя за шиворот и поговорить по-свойски! А вот нельзя! Ведь в самом деле на заводе была авария и в самом деле виновата Дамеш, этим он и пользуется. Нет, тут надо действовать обдуманно».
– Ну, что ж,– сказал Каир мирно.– Посмотрим, подумаем, если, конечно, была халатность...
От дальнейшего разговора его избавил приход Серегина и Кумысбека. Обнялись, поцеловались, заговорили о разном. Усадили Каира за стол, заставили рассказывать про Москву. Каир говорил с удовольствием и забыл про все. Ведь речь шла о завтрашнем дне, о пе
реходе от социализма к коммунизму. «В коммуне остановка»,– пел в юности Каир. Вот об этом и говорили на пленуме.
– Да, каждый должен внести что-то свое собственное, такое, чего еще не было,– подтвердил Серегин,– Это и есть плата за билет на поезд.
– Ну, а если мы и заплатить будем не в состоянии, то тоже не отстанем,– засмеялся Кумысбек.– Уцепимся с Мусеке за подножку и все-таки проедем. Так, Мусеке?
– Дорогой мой,– сказал Муслим холодно.– Я не для того забывал на работе все: и себя, и жену, и ребенка, чтобы цепляться за подножки чужих вагонов. Я старый кадровый работник, у меня за плечами все– таки не три года стаж, а все двадцать. Этого я хоть прошу не забывать.
– А-а! – поморщился Серегин.– Разве в одних летах дело? Плата за проезд в царство социализма – это и труд и добрая воля... А в этом отношении бывает так. что три года значат больше, чем полстолетия. Бывает и так, товарищ Мусин, бывает, не спорьте.
Муслим поглядел на него внимательно и ответил не сразу.
– Ну что ж. Конечно, и так бывает. Ты работал, работал, а пришли новые люди и сказали: сколько ты ни работал, а все равно цена твоей работе грош. Что ж, ты соберешь свои манатки и уйдешь. Старый директор, который уступил свое место Каиржану, понимал это. Только выразил он это по-другому: «Мы теперь как израсходовавшиеся купцы,– говорил он.– Хорошо, плохо ли то, что мы делали, но товары куплены, деньги мы израсходовали до копейки». Так вот, если мои коллеги посчитают, что кошелек мой пуст и я уж не покупатель, что же... Придется, конечно, поклониться, поблагодарив за науку, и уйти... Я предвижу это и к этому готов каждую минуту.
– Бросьте прибедняться, Мусеке,– хмуро сказал Каир,– никто кошелек ваш не проверяет и с базара вас не гонит. Другое дело, если вы сами знаете, что вы настолько пусты, что лучше всего вам подобру-поздорову ехать домой. Но в этом уж вы сами как-нибудь должны разобраться.
Наступило неприятное молчание, слова Каира прозвучали как предупреждение.
– Да что-то рано ты заговорил о банкротстве,– сказал Серегин.– Тебе сколько лет? Другие в твоем возрасте и не думают о своих годах.
– Знаю,– резко оборвал его Муслим.– Все знаю! И вообще хватит об этом. Давайте лучше прослушаем рассказ Каира до конца.
...Когда гости собрались уходить и стояли в передней, быстро вбежала Ажар и бросилась брату на шею. Лицо Каира просветлело. Он очень любил сестру, хотя сурово осуждал ее поведение в последнее время. Да, и он сам виноват в этом, он совсем забросил Ажар, не видел ее по целым неделям, мало ли что ей могут нашептать кумушки-соседки.
– Ну, как Ораз? – спросил он сестру.
– Хорошо,– Ажар поцеловала брата.– Очень хорошо! Ждет тебя. Хочет поделиться с тобой одной тайной. Ты не знаешь, что это за тайна?
И Ажар с такой улыбкой посмотрела на Каира, что он понял: в эту тайну Ажар посвящена тоже.
С раннего утра Каир ходил по заводу, разговаривал с рабочими, осматривал грузовые машины. Они непрерывным потоком въезжали и выезжали из ворот завода. Он особенно остро почувствовал, что отвечает за все, что. здесь происходит – за всех людей, за машины, за все механизмы. Раньше всей полноты этого чувства у него не было, ко всему он относился внимательно, но с трепетом, как новичок: сидел в кабинете, выслушивал доклады. А сейчас ему хотелось на все посмотреть собственным хозяйским взглядом. Главное в нашем деле, сказал ему директор «Запорожстали», всегда ощущать, что завод мой – дом родной. «Вот именно так»,– подумал Каир.
Он вызвал Лиду и продиктовал ей несколько приказов. Об одном из них он сказал:
– А этот отпечатайте немедленно, дайте мне на подпись и пошлите к Сагатовой с курьером.
– Слушаюсь,– ответила Лида и вся зарделась от радости.
Потом Каир вызвал по телефону Серегина и дал ему прочитать этот приказ, который звучал очень коротко и лаконично: «Приказ главного инженера завода М. Мусина в отношении перевода товарища Сагатовой Д. на работу заведующей технического кабинета отменить, восстановить ее на прежней должности».
Прочитав эти несколько строк, Серегин пожал Каиру руку.
– Ну что? – спросил Каир.
– Очень правильно,– ответил Серегин.– Но... Так ли все это просто? Ведь свой приказ Муслим согласовал с совнархозом?
– Отлично! Значит, отмену его я согласую с обкомом.
– Ну, а если и обком все-таки поддержит Муслима? – спросил Серегин.
– Тогда ничего не поделаешь – будем писать в Алма-Ату, в ЦК.
– А Муслим о твоем приказе знает? – спросил он, – Нет еще,– улыбнулся Каир.
– Но как же так? – видно было, что Серегин огорчился.– Как же так: не вызвал его, не поговорил с ним, не узнал даже, чем вызван его приказ... Отменил, и все. Так нельзя. Ведь он теперь будет на тебя всех собак вешать.
– Я вчера пытался выяснить это у себя дома. Ничего толком он не может сказать! Никаких оснований у него не было.
– Дом – это не считается,– хмуро возразил Серегин.– Ты сюда его вызови!
– Хорошо.
– Каир позвонил Лиде и попросил ее найти Муслима.
Муслим явился сияющий и веселый, сказал какой– то комплимент директору, справился о здоровье парторга, сказал что-то смешное и сам начал над этим хохотать.
– Так вот какое дело, Муслим-ага,– сказал Каир, терпеливо подождав, когда он кончит смеяться.– Я отдал приказ о восстановлении Сагатовой.
– Вот как,– деланно-равнодушным тоном сказал Муслим.
– Да, вот так. Я не вижу оснований для ее перемещения... Как хотите, а я не вижу!
– Да какие же тут могут быть основания, товарищ директор? Одно только основание: не умеет она рабо-
тать, да и все. Опыта никакого, производства не знает, да вряд ли скоро и узнает. А до цеха Сагатова работала в канцелярии. Вот я ее и вернул туда же. Чем это плохо?
– Всем это плохо! И вы зря говорите, что Сагатова не умеет работать. До сих пор она со всем справлялась, а если чего-нибудь не знала, так узнает. Пусть практикуется, это и называется воспитанием кадров.
– И, практикуясь, устраивает аварии, останавливает цех, так, что ли? – усмехнулся Муслим.– Разве авария – это не основание для перемещения?
Каир пожал плечами.
– Смотря отчего произошла авария. Если авария произошла по халатности или оттого, что мастер был пьян, то, конечно, это основание. Но, если из-за каждой ошибки или просчета мы будем гнать с места инженеров, на это я, как директор, пойти не могу.
– А вот я, главный инженер, в данном случае на это пошел,– сказал Муслим и слегка ударил себя кулаком в грудь.– Пошел! И не только сам пошел, но и согласовал этот приказ с директивными органами. Отменить вы его не можете.
– Ну, тогда извините,– Каир развел руками.– Я-то думал, дорогой товарищ, что прием и увольнение работников – это функция только директора.
– Да! – Муслим кивнул головой.– Директора и совнархоза. Директор назначает, а совнархоз утверждает! Так вот я, как ваш заместитель, Сагатову уволил, а совнархоз это утвердил.
– Ну, с совнархозом-то я договорюсь, вы не бойтесь,– сказал Каир.
– Я ничего не боюсь, но только если вы сами для себя все уж решили, так при чем же тут я? – с этими словами Муслим поднялся с кресла.– Тогда уж решайте все сами. Больше я вам не нужен? Да? Ну, тогда простите.
Он пошел к двери, приотворил ее и остановился на пороге.
– Но имей в виду, Каиржан,– сказал вдруг с угрозой.– Завод – это не твоя собственность, и я это так не оставлю.
Хлопнув дверью, он ушел.
Каир посмотрел на Серегина, и оба они засмеялись.
– Силен, ух, как силен! – сказал Серегин– Так ему и хочется показать свою силу, доказать, кто он такой.
– Он вчера еще это мне показывал,– махнул рукой Каир.– Ладно, переживем. Если зайца бояться, таки капусту не сажать.
– Тут, кажется, действительно, нашла коса на камень,– задумчиво сказал Серегин.– Он ведь что думает? Он думает: я старый заслуженный инженер, за моими плечами двадцать лет производственного стажа, а этот сопляк только что соскочил со студенческой скамьи и уж норовит мною командовать. Так я покажу ему, кто он и кто я... Вот он и показывает, а чуть что, так грозит Базаровым! Он и про меня ему наговаривает,
– Да что же он может про вас наговорить? – спросил Каир.
– Да все, что взбредет ему в голову. Впрочем, он больше пишет, чем говорит. Вот случилась авария у Дамеш – письмо, отказался Ораз от звания —опять письмо, обозвал я его демагогом – целый доклад на десяти страницах! Серегин – грубиян, Серегин – склочник! Для него не существует авторитетов, он никому не дает спокойно работать. Вообще-то он старается доказать, что все зло на заводе идет от меня. Вот ты сказал ему, что отменишь его приказ, а он, конечно, сейчас же подумал – это рука Серегина. Вот почему, пока вы спорили, я сидел и молчал. Любое мое слово в защиту твоего приказа – это явное доказательство того, что мы спелись за его спиной.
– Спелись? Прекрасно! – Каир ударил ладонью по столу.– Давайте споемся как следует! Поставим вопрос о Муслиме на партийном собрании. Заслушаем его доклад о том, как он думает выполнять решение Пленума ЦК об автоматизации производства в условиях нашего завода. Пригласим и Базарова – пусть послушает,
– Правильно, я уж думал об этом,– сказал Серегин.
– Ну вот и отлично! И я тоже выступлю, расскажу о Москве. Объявим, что явка обязательна, пусть придут все коммунисты.
Когда Серегин ушел, Каир до конца рабочего дня просидел в кабинете, мелких повседневных дел за время его отсутствия накопилась уйма. Один посетитель просил заменить комнату квартирой, другой хотел пе рейти с одной работы на другую, третий жаловался на тальника цеха. Каир записывал просьбы, иногда вызвал Лиду и поручал ей связаться, выяснить, согласовать и подготовить проект решения. Целый день хлопали двери директорского кабинета, трещали телефоны и в кресле напротив стола менялись люди. В половине шестого Каир почувствовал, что очень устал.
