Текст книги "Темиртау"
Автор книги: Зеин Шашкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Айша поехала, но опоздала. Больного уже увезли с завода в дом инженера, так назывался жилой корпус, где были квартиры администрации и инженеров.
Айша сейчас же поехала туда. Ее привезли в одну из квартир, к не очень молодому и, как ей показалось тогда, очень одинокому человеку. Он лежал на диване, прикрытый кое-как наброшенным одеялом, и дрожал то ли от озноба, то ли от боли, Айша измерила температуру, пощупала пульс, прослушала сердце и позвонила главному врачу, чтобы прислали машину. Когда она отошла к телефону, больной сухо спросил ее:
– Какую машину вы вызвали?
– Санитарную,– ответила она.– Лежите спокойно, У вас температура высокая.
– А для чего машина? – спросил он,
– Свезем вас в больницу,– сказала Айша.– За вами нужен уход.
Он вдруг резко сел,
– Никуда я не поеду! Понимаете! – сказал он гру бо,– У меня своих дел на заводе по горло.
– Дела бывают у здоровых,– сказала Айша.– А главное дело больного – это поскорее выздороветь.
Человек, лежащий под одеялом, промолчал, посмотрел на Айшу и вдруг неожиданно спросила
– А вы давно работаете врачом?
– Первый год,– ответила она.
– А на фронте не были? – снова спросил он тем же голосом,
И, не дождавшись ее слов, ответил сам:
– Ну вот, в этом то и дело, что не были. Сразу видно.
Айша вспомнила об этом разговоре сейчас, когда лежала на своей кровати.
«А ведь сам-то он ни одного дня не был на войне! – подумала она.– Господи, какая же дура я была тогда! Как я не могла раскусить его?»
Но она не смогла его раскусить и позже, когда стала частой гостьей в квартире Муслима. Дело в том, что в больницу тогда Муслим ехать отказался, и Айше пришлось часто навещать его на квартире. Впрочем, она не роптала ей уже стал нравиться этот упрямый несговорчивый и насмешливый человек. Он оказывал ей мелкие, но ощутимые в те годы услуги: прикрепил к столовой, подбросил дров. Она познакомила его с Аскаром («мой коллега»,– сказала она. Муслим встретил Аскара доброжелательно и добродушно.). В просторной квартире главного инженера места хватало всем.
А через полгода Аскар вдруг исчез. Его забрали прямо из врачебного кабинета во время приема.
Когда Айша рассказала об этом Муслиму, он сказал:
– Надо подождать, через месяц-два все выяснится, я что-то не могу поверить, чтобы он был действительно виноват.
А через месяц он позвонил Айше по телефону и попросил срочно зайти. Оказывается, он все узнал. Аскар и в самом деле оказался предателем. В плену его завербовали немцы, он давал им сведения о готовящихся побегах.
А потом немцы и ему устроили побег, дали задание разыскать партизанский отряд и привести к ним. Так он и сделал.
– Слабый человек, уж больно хотелось ему жить,– так окончил Муслим свой рассказ.
Поверила ли Айша всему этому? Тогда она, правда, крикнула:
– Ложь, не верю!
А через полгода вышла замуж за Муслима.
...Заснула Айша только на рассвете, и во сне ее мучили какие-то кошмары. Когда она вскочила, в квартире было тихо.
В этот день она впервые опоздала на работу.
Муслим тоже не спал всю ночь. Он лежал на кушетке с открытыми глазами и думал. Сегодня ему два раза уже пришлось принимать валидол – вот как скверно обстоит дело... Стоит немного поволноваться, и он задыхается. Если дело так пойдет и дальше, он пропал. Тогда он не сможет выдержать атаки врагов, а их количество у него все увеличивается. Теперь к этому подлецу Аскару прибавилась еще собственная жена. И чего этой дурехе не хватает? Живет тихо, мирно, в достатке, в уважении... И ведь никакой благодарности, не ценит того, что он дал ей и квартиру, и обстановку, и положение, Вот и говори о женском благородстве.
Он подошел к окну и одернул занавеску. Улица лежала перед ним ночная, безлюдная, вся в лиловых лунных тенях. Тихо, безмолвно, безлюдно...
Да, надо предпринять что-то решительное. Нельзя же закрывать глаза: это еще ведь только начало! Теперь этот авантюрист не оставит в покое Айшу. Еще бы! Старые друзья! Но Муслима тоже голой рукой не возьмешь. Без боя Айшу он не отдаст! Он будет лупить их обоих. Так он будет их лупить, что они только языки высунут. Начать с того, что еще не известно, с какими документами приехал сюда Аскар. Кто он вообще? Отбывший срок каторжник? Амнистированный преступник? Реабилитированный? Кто? Все это нужно хорошенько проверить. А что, если поехать в Караганду, заявиться в Комитет государственной безопасности, да и сообщить о том, что у нас в городе появился некий Аскар Сагатов, который отсидел пятнадцать лет за измену родине, и как приехал, так сразу начал строить козни. Вот, например, старается разрушить мою семейную жизнь. Помогите мне, пожалуйста... Помогут или нет? Выслушать-то, конечно, выслушают, но вот насчет того, чтоб помочь...
Нет, не те люди там теперь сидят. Знакомых уже не осталось. Заявишься, начнут копаться, да выяснять, да поднимать старые дела. Еще опозорят, что не только тут, но и вообще, нигде места себе не найдешь. Время сейчас другое... Вот в этом все и дело.
Глава третья
Когда Муслим встал и вышел в столовую, было уже девять часов. Айша ушла в амбулаторию.
Тихие, осторожные шаги послышались в коридоре: это была его сестра.
– Жайбала,– позвал он.
Она вошла и остановилась у порога. Была она робкой и запуганной, и, хотя он никогда не повышал на нее голоса, она вечно терялась, когда Муслим с ней говорил.
– Что же ты не разбудила меня вовремя? – сказал он.
Жайбала прижала руку к груди.
– Да я хотела,– ответила она неуверенно.– Но ты так крепко спал. И Айша сказала мне: не надо, не трогай, пусть спит.
– А сама она где? – спросил Муслим.
Жайбала с удивлением взглянула на него.
– Да на работе же,– ответила она растерянно.
– Ах, да, конечно! – он поднялся с дивана, мимоходом, проходя по столовой, взглянул в зеркало. Экий он толстый, обрюзглый, желтый от бессонницы...
Подошел к телефону и позвонил в горком партии. Базаров еще не приходил:
– Я очень попрошу,– сказал Муслим,– как только придет, позвоните сразу же мне, он мне очень нужен.
Потом вызвал машину и поехал на работу. В коридоре его уже ждали люди.
Он принял их у себя в кабинете и очень быстро разрешил все недоразумения. Сегодня он был добр и вни– мателен, как никогда, и посетители ушли обнадеженные. Затем Муслим вызвал Лиду и велел ей попросить к нему Серегина.
. Парторг ответил Лиде, что идет сейчас же, но явился только через полчаса. Муслиму это не понравилось.
«Ишь ты, задается,– подумал он.– Показывает мне свои фокусы! Ну, хорошо, я тебе сейчас преподнесу дело».
Когда Серегин вошел к нему, Муслим встретил его добродушным смешком. .
– Спасибо, что пришли, Николай Иванович. Заходите, пожалуйста! А то я сам хотел бежать к вам. Я понимаю, вы были очень заняты. Конечно, конечно, дела!
– Люди задержали,– сухо ответил Серегин.– Рабочие из мартеновского.
– Ну-ну! – сказал Муслим.– Понимаю. И я вас поэтому же пригласил. Хотел спросить, что же мы с Сагатовой будем делать? Я снял ее с должности сменного инженера, поставил заведующим технического кабинета, а она, видишь ты, саботирует. Вот на работу не вышла, ждет чего-то. Чего ей ждать? – он засмеялся и развел руками.
Серегин молчал.
– Так вот, что же мы с ней будем делать?
Серегин поднял голову:
– А вы как думаете, что?
Муслим торопливо заговорил:
– Ну, я считал бы, что ее и Қурышпаева надо сперва хорошенько пропесочить по партийной линии. Они ведь оба отвечают за аварию. Один не проверил, другая ему поверила на слово, и вот результат,
Серегин ничего не ответил.
– Она тут мне кричала: брошу завод, уеду в Алма-Ату. Если в самом деле хочет уходить, мое мнение такое: отпустить и не связываться. Толку от ее работы на грош, а шума на всю область. Вот и до газеты уже добралась.
– Это вы один так думаете? – спросил Серегин.
– Не только я, это мнение и товарища Базарова,– отчеканил Муслим.
Серегин вдруг так ударил кулаком по столу, что задребезжала пепельница.
– Да что же ты такое говоришь? – закричал он вдруг.– Ты ей будешь в вину ставить, что она про тебя в газету написала! Да ты думаешь, что говоришь?
– А вы думаете, что делаете?! – завизжал Муслим.– Вы же секретарь парткома! Уберите сейчас же кулак!
Серегин был весь красный от гнева.
– В том-то и дело,– сказал он, с трудом справляясь с дыханием.– В том-то и дело, что не будь я парторгом, я с тобой не так бы поговорил. Ты бы у меня лежал после этого разговора.
Муслим выскочил из-за стола и забегал по кабинету, – Да нет, вы в самом деле с ума сошли?—сказал он растерянно.
Серегин молчал.
– Эко расшатали вы себе нервы, товарищ Серегин,– продолжал Муслим сочувственно.– Так расшатали, что даже спокойно с людьми говорить не можете. Я с вами по-хорошему говорю, как со старшим товарищем, а вы на меня с кулаками да с криком. Ну, куда это годится?
– У меня разговор с тобой один,– сказал Серегин.– Ты должен прекратить преследование Сагатовой.
Муслим только руками развел.
– Чудеса! Ну, прямо чудеса. Я преследую Сагатову! Да какие же у вас факты, почему вы так говорите?
– Факты? – переспросил Серегин.– Весь завод зна ет про то, что главный инженер придирается к каждому слову, к каждому шагу Сагатовой. А ты требуешь факты.
Муслим подошел к столу и опять сел на прежнее место.
– Значит, фактов у вас нет,– сказал он твердо.– Есть одна только безответственная болтовня?
– А проект? Что вы сделали с ее проектом? – крикнул Серегин.
– Проект?—Муслим развел плечами, с удивлением посмотрел на Серегина.– Не знаю я, где ее проект. До меня он вообще еще не доходил. Верно, производственный отдел на него глядит, наглядеться не может.
– Ах, не доходил? – покачал головой Серегин.– Значит, дойти еще не успел, как ты его зарезал! Подумать только, зарезал умный, стоящий проект, который столько мог сохранить государству средств! .
Муслим так двинул стулом, что он заскрипел.
– И вы уже точно высчитали, сколько именно средств он мог сохранить? И вообще, вы кто? Инженер, специалист, бухгалтер, плановик? Почему вы беретесь решать такие вопросы?
– Ты вынес ей выговор? – спросил Серегин.
– Да, выговор я ей действительно вынес, – подтвердил Муслим.– Она плохо работала, я и дал выговор ей за это.
– А потом и совсем снял с работы из цеха?
– За аварию, за аварию,– повторил Муслим.– А кто за аварию должен отвечать, как по-вашему? Вы, она или я?
– Да, но не снимают за такие аварии с работы дельного молодого растущего инженера! снова крикнул Серегин.– Не снимают! А ты вот снял!
Так почему же? – спросил Муслим.– Почему, по– вашему, я ее снял, если за это не снимают?
– Из трусости,– ответил Серегин.
– Из трусости, вот как!—у Муслима пересеклось дыхание. Он сделал независимое лицо и засмеялся.
– Да, из трусости! Ты вообще боишься всего молодого, энергичного. Думаешь, что оно вытеснит тебя из твоего кабинета,– сказал Серегин.
– Вот это здорово! – расхохотался Муслим.– Вот это логика! Логика моего партийного руководителя. Значит так: я ненавижу Дамеш Сагатову, потому что
– Раз вы так решили, значит, правильно,– ответил Базаров.– Однако вот что плохо: Сагатова не успокоилась, ходит и жалуется. Вот пишет, что ее поставил на это место директор, а снял временный заместитель. Это, мол, неправильно. Вот как бы с этой стороны чего не было. Вы же знаете, Каир человек молодой и горячий.
– А если молодой, тогда пусть слушается старших,– строго сказал Муслим.– Нет, никакого шума быть не может, товарищ секретарь, если только вы его не захотите. А перевел ее я вот почему. Завод в прорыве, нам дорог каждый час, а когда приедет директор, неизвестно. Он может задержаться в Москве. Так что ж, будем все это время устраивать аварии? Сагатова, может быть, и не плохой специалист, но работать сменным инженером ей рано. Тут, конечно, есть и доля нашей вины. Есть к сожалению! В свое время мы уступили ее настояниям и поставили ее начальником смены. Это, конечно, зря! Результаты сказались сейчас же. Сначала ей за слабую работу пришлось вынести выговор, а потом и вовсе снять. Авторитета среди рабочих Сагатова не имеет и держится только на том, что ее поддерживает парторг товарищ Серегин.
– А вообще что из себя представляет этот Серегин? – сразу же насторожился Базаров.
Муслим печально улыбнулся.
– В том то и дело, что ничего ровно, ноль! Псих, истерик! Вот недавно устроил мне сцену в кабинете.
– Так, так,– Базаров постукивал пальцем по столу.– А поступок Курышпаева вы разбирали?
– Где там! – махнул рукой Муслим.– Я же говорю, Серегин ровно ничего мне не дает делать. Сегодня я затеял с ним разговор об этом, так он меня чуть не избил.
– То есть как же это так? – изумился Базаров.– Как это чуть не избил?
– А вот так, чуть не избил, и все! Кричал, ругался, брызгал слюной! Я уж сидел и молчал! Ведь такой и в самом деле хватит палкой по голове, и что с него спросишь? Инвалид!
– Да он что? Правда сумасшедший?
– Не знаю, не знаю, я не психиатр,– Муслим покачал головой.– Я докладываю только то, что было,
а выводы делайте уж сами. Ну, конечно, люди этим пользуются. Вот Сагатова вообще на работу не выходит, бойкотирует мой приказ, и все!
– Так! – Базаров решительно поднялся из-за стола.– Ты сейчас куда едешь? На завод?
– Нет, мне надо в область.
– Хорошо. Тогда завтра с утра жди меня на заводе,—сказал Базаров.– Там продолжим наш разговор,
После этого Муслим поехал на квартиру Каира, к Акмарал. Надо узнать, что там происходит. А то, действительно, вернется директор и начнет кричать: как ты смел, да почему не подождал меня, да почему не согласовал с Серегиным? Надо все подготовить заранее.
Акмарал встретила Муслима в передней и провела в комнаты. По всему было видно, что квартира ждала хозяина. Пол был вымыт и натерт, потолки выбелены, на кровати цветастое покрывало, Акмарал ходила в новом, только что сшитом шелковом платье. Она приветливо встретила Муслима.
– Ну, перелетная птица,– сказала она ласково,– откуда летишь, где сядешь? Покажешься раз в год, да и опять исчезнешь...
Она вынула из кармана толстый пузырек из белого металла, высыпала из него на ладонь черно-зеленые зернышки насыбая – злейшего табака, который не курят, а сосут, и поднесла ладонь к лицу.
– Новые порядочки,– пожаловалась она невесело.– Раньше вот жевала, а теперь только нюхаю. Ка– иржан терпеть не может, когда при нем жуют и сплевывают. Ну что, пишет Каир вам что-нибудь на завод?
– А я вас хотел спросить,"ничего от него не получали?
– На той неделе звонил,– сообщила Акмарал и подвинула гостю стул.– Садись, сейчас чай поставлю! Звонил он, звонил! Говорил, что задержится на каком– то собрании.
– На пленуме,– кивнул головой Муслим.– А еще что сказал?
– Да больше ничего как будто! А ты что здесь шумишь без него? .
Муслим неуверенно взглянул на нее,
«Что сказать? Черт знает, что у нее сейчас в голове, может, она пляшет под дудку Каира? У этих старух своего-то ума нет».
И на всякий случай он ответил очень тихо и скромно:
– Ну! Это я-то шумлю! Действительно, нашли шумного человека. Я только и гляжу за тем, чтобы все было тихо.
– А Дамеш за что уволил? – спросила старуха.
– Здравствуйте, уже уволил? – слегка поклонился Муслим.– Дамеш по-прежнему на заводе. И кто это сплетни такие распускает?
Она засмеялась.
– А ты думаешь, что, если я сижу дома, так ничего и не слышу? Приходил ко мне Курышпай и сказал; «Я этого проклятого Муслима изобью так, что и своих не узнает».
– Видишь, сколько у нее доброжелателей! – сказал Муслим.– Просто не продохнешь! За справедливое дело небось так не встанут. Я не увольнял ее с завода, я только перевел на другое место. Ну, а положим, уволил бы – есть за что и уволить,– тогда что? Вас бы, жен– гей, задело это?
Она махнула рукой.
– Не меня, конечно, а сына. И мой совет тебе: без сына ты ее не трогай. Беды не оберешься.– Она подумала и сказала, указывая на комод: – Вот, видишь, портрет ее у меня стоит? Понял? Из-за нее он на все готов!
«Ну, плохо,– подумал Муслим,– очень, очень плохо. Этот дурак и мать убедил, что без Дамеш ему не жить».
Он помолчал и спросил:
– А правда, что Ораз из-за нее развелся с женой? Акмарал вспыхнула.
– Да кто тебе наговаривает этакое? – крикнула она.– Ох, до чего люди любят лезть не в свои дела! Скажи им всем, пока я жива, этого не будет! Только когда я умру...
Она вдруг отвернулась и замолчала, верно, вспомнила, что при ее телосложении волноваться вредно.
– Женгей, женгей! – сказал Муслим умоляюще.– Нельзя же из-за таких пустяков расстраиваться... Я за что купил, за то и продаю.
– Проклятый спекулянт! Не торгуй гнилью! – прикрикнула на Него Акмарал.– Вот ты теперь пойдешь и станешь разносить это по всему городу.
– Только вам, клянусь аллахом! Только вам! – повторял Муслим.
– Молчи, не поминай имя божье! Беда с ней, с этой девкой! Вот слушай-ка, я что тебе расскажу.
И Акмарал словно прорвало. Все, что она услышала от соседей, все, что надумала за них и после них, все, все полилось на голову Муслима. За пять минут он узнал все сплетни, предположения и опасения всех старух, бездельниц и сплетниц. Но это как раз и было то, что ему больше всего хотелось услышать. Значит, слухи уже гуляют? Хорошо! Дамеш и Каир находятся в незаконной связи? Прекрасно! Каир пользуется своим положением директора? Прекрасно! Прекрасно! Все это может очень и очень пригодиться! Это как раз то, что надо! Обо всем этом обязательно должны узнать в горкоме.
Глава четвертая
Ораз сидел у обрыва и смотрел вниз на озеро. За плечами у него ружье. Он сегодня урвал свободное время и убежал в горы. Погода стояла тихая, прохладная, лишь иногда набегал ветерок, но все небо было в тучах. От края самой далекой тучи, что стояла над горизонтом, тянулись бурые полосы. Это в Караганде шел дождь. В такую погоду архары пасутся, как овцы. Вот жалко, автомобиля Ажар не дала. Спрятала ключ да и все: «А то будешь разъезжать со своей Дамеш!» – закричала она. Вот пришлось идти пешком.
С горы видно было, как по озеру бежали белые и сизые волны. В прошлом году Геннадий чуть не утонул здесь: ловил с лодки рыбу, и вдруг лодка опрокинулась. Пришлось спасаться вплавь. Ладно! Что Оразу до охоты? Что Оразу до погоды? Все мысли у него о Дамеш. И во сне и наяву он видит ее и всегда по-разному. Иногда она проходит мимо, как будто не замечает его, а иногда протягивает ему руки и манит: «Иди! Иди сюда, милый! Я тебя люблю...» Ох, если бы этакое увидеть и наяву! Поцеловал же он ее только один раз. Это было
давным-давно, когда она ходила в школу. И случилось это тоже в горах.
Они вместе решили собирать цветы. Очень красивые цветы росли в этих местах. И фиалки, и горные пионы, и еще какие-то ночные огоньки, и другие цветы со столь же прихотливым названием. Пошли они вдвоем – она и он. Дамеш шла впереди. Взбирались они весело, шумно, пели, смеялись, а взобрались, вдруг замолчали н притихли. Дамеш отошла в сторону, и тут Ораз увидел у себя под ногами редкий прекрасный цветок. Он называется по-казахски Айгуль, что означает «лунный», Ораз так обрадовался находке, что закричал во весь голос:
– Дамеш! Посмотри-ка, что я нашел!
Она откликнулась не сразу, и ему еще несколько раз пришлось позвать ее. Зато как она обрадовалась, когда прибежала и увидела, зачем он ее позвал. Айгуль был большой, круглый, великолепного фиолетового цвета, и Дамеш от восхищения даже захлопала в ладоши.
– Ну, рви,– сказал ей Ораз,– это твой.
Но Дамеш не решалась сорвать цветок. Она стояла над ним, протягивала руку и снова отдергивала её. Тогда Ораз сорвал цветок у самого корня и протянул ей. Вот после этого Дамеш и поцеловала его в губы. И хотя этого больше не повторялось никогда, но поцелуй ее он запомнил навсегда. И поэтому, когда через много лет они встретились снова, он сразу же забыл все на свете, и прежде всего свою простушку-жену.
Дни и ночи теперь думал он о Дамеш – высокой и стройной, светлолицей и пышноволосой, с сияющими глазами и нежным голосом. Голос ее сводил его с ума. Он слышал его даже во сне. Ораз любил Дамеш и не мог ее понять, уж слишком она была разная: он видел ее то робкой и стыдливой, краснеющей от каждого неосторожного замечания, то бойкой, разбитной, с острым языком и смелыми манерами. И ведь никогда нельзя было заранее угадать, что на нее найдет и какой она предстанет сегодня...
А ведь если сейчас говорить начистоту, он очень виноват перед ней: Дамеш сняли с работы, а он даже н не поговорил с ней. А он мог бы помочь ей, на то у него и депутатский билет в кармане... Ладно! Она сама этого не хочет, она ждет Каира! Пусть ждет.
Уже становилось темно – очень быстро темнело в
этих местах. Ораз спустился с горы и пошел домой. Идти приходилось задами, огородами, надо было перелезать заборы и плетни. Наконец он подошел к дому Дамеш. Среднее окно было ярко освещено. Видно было, что два человека сидели и разговаривали. Ораз сразу узнал их: это были его отец и Дамеш. Ораз прислушался. Голос у старика резкий и раздраженный.
– А я тебе говорю, ни за что я здесь не останусь. И не проси меня, пожалуйста. Соберусь и уеду. И ты поезжай со мной, не бойся, не пропадешь... Таким, как ты, везде место найдется. Я вчера написал старшему сыну, чтоб он приезжал за нами.
Видно было, что старик бунтовал. Его обидели, и похож он был на старого коня, который сбросил узду, а теперь норовит сбросить и всадника. Дамеш опять что-то возражала. Кажется, она просила его не торопиться и напоминала его любимую пословицу: «У всех невзгод конец Счастливый». Но старик ничего и слушать не хотел.
– Тебя выгнали из цеха,– услышал Ораз его слова.—Я работать на заводе уже не могу, Ораз от нас ушел, так чего нам здесь оставаться? Когда все было как следует, нас уважали. А теперь уже этого нет.
Дамеш опять начала что-то говорить, но Ораз не мог разобрать что. Ему стало неприятно, что он сделался невольным свидетелем их разговора, поэтому, сорвавшись с места, он сначала быстро пошел, а потом почти побежал к озеру. Там было светло и шумно. Посередине озера стоял сверкающий огнями трал. Производилось углубление дна, и издали трал можно было принять за корабль. К тралу шла лодка. Лунный свет освещал эту лодку, черную воду, двух девушек на веслах. Девушки гребли, смеялись, о чем-то громко разговаривали. И вдруг Ораз круто повернулся и побежал обратно к дому Дамеш.
Она была одна, сидела и читала. Увидев Ораза, Дамеш вскочила со стула и пошла к нему, навстречу. Он поглядел на ее перепуганное лицо и засмеялся.
– Нет, больше ничего не случилось,– сказал он.– Просто гулял и вот зашел. Ну, как ты живешь?
Он видел, как она осунулась за эти дни, побледнела, как провалились ее глаза. Здороваясь, она протянула руку, и он почувствовал, что пальцы ее дрожали.
– Жалко, что ты опоздал! – сказала она.– Тут только что был ата. Ух, разбушевался старик, хочет все бросить и уехать! И меня зовет с собой! А виной всему ты. Если, говорит, Ораз ушел от нас, так что же нам тут делать? Видишь, что ты натворил! Ну, как ты? Все еще в доме отдыха? Слушай, в чем дело? Почему ты ушел из дому?
Ораз пошел в глубь комнаты, сел на диван. Да, Да– меш не изменилась – спрашивает, а отвечать не дает.
– Почему ушел, спрашиваешь? – проговорил он задумчиво.– Хочешь знать всю правду?
Она вспыхнула, но сейчас же овладела собой и ответила:
– Ну, конечно.
– Так я тебе скажу. Я разлюбил Ажар! Ну, что ты молчишь?
Дамеш ответила с трудом:
– Странно... Где же у тебя были глаза, когда ты сватался? Заморочил девушке голову и бросил. Так?
– Я женился не по любви, а от злости,– сказал Ораз.– Я женился потому, что здорово разозлился на тебя.
– Вот как! – воскликнула она, но голос ее дрогнул.– За что же ты мог на меня разозлиться? Вот ты женат, а я ведь до сих пор одна. Ты же мне и не говорил ничего.
– Да я бы сказал,—ответил он, мучительно морщась.– Я бы сто раз сказал... Когда бы не испугался, – Кого? – спросила она с изумлением.
Она и в самом деле была поражена его словами.
– Да тебя. Тебя же я и испугался,—ответил Ораз – Образования твоего... Я боялся... Ты вот инженер, а я кто? Медведь в лесу, а не человек.
– Вот это новости,—тихо сказала Дамеш.—Нет, ты определенно решил меня сегодня удивлять. Коммунист, знатный сталевар, герой, и, оказывается, он медведь, а не человек. Нет, друг, не в этом дело. Ты просто не пожелал меня ждать. А женился и пожалел, что женился,– вот от этого все и пошло.
Она подошла к окну и села так, чтобы лица ее не было видно.
– Ну, а теперь,– спросил он тихо,– теперь, когда мы снова встретились, это уже совершенно непоправимо?
Она ответила, не поворачиваясь к нему лицом: – Ну, конечно! Разве ты не понимаешь... У тебя же семья – сын, жена. Нет-нет, живи с ней мирно и спокойно, иначе мы поссоримся.
– Поссоримся? – усмехнулся он.
– Да!—ответила она.—Поссоримся. И даже всерьез. И не обижай отца! Думай, пожалуйста, хоть об этом...
Она сказала это серьезно и строго.
«Ну что ж,– подумал Ораз,– все ясно, что же тут еще переливать из пустого в порожнее».
Он быстро попрощался и вышел.
На другой день после работы Ораз взял у Геннадия мотоцикл и поехал на охоту в Кызылтау. Ему необходимо было собраться с мыслями. Но охотиться было еще рано. Охотничий сезон еще не начался, у него могли и ружье отобрать, и оштрафовать, и акт составить. Но сейчас Ораз об этом не думал. Главное – никого не видеть и не слышать: измотаться, промерзнуть, вернуться домой еле живым от усталости, броситься на диван и заснуть. -
Места, по которым он ехал, были ему хорошо знакомы. В прошлом году он уже был тут с отцом, и тогда отец говорил, что охотиться нужно не здесь, а южнее, на склоне горы: там и архары, и лисицы, и зайцы. Архаров особенно много, часам к двенадцати дня они выходят стадами на водопой, и тогда бей их, как овец. Эх, застрелить бы парочку! Одного отдать Дамеш, другого Булату. Вот, мол, сестрица дорогая, как я помню твои пожелания! Живу с Ажар душа в душу, не ругаюсь, не ссорюсь. Да, пожалуй, с такой поживешь... Как что – так скандал, как что – так ревность, слезы и брань. А тут еще на работе неприятности. Вон бригаду подвел, звание проморгали! Тут есть от чего с ума сойти. Есть, есть, Дамеш... Поверь моему слову, что есть!
На лицо Ораза упала капля. Он взглянул на небо: ну, так и есть – дождь! Все небо заволокло тучами. Гроза идет с баян-аульских гор. «Да,– подумал Ораз,– как раз по пословице про неудачника: «Как воровать пошел, подумал он смутно,—по ночам они выходят на добычу. В кармане, кажется, у меня были где-то спички. Вот куст таволги. Если обломать сухие сучья да запалить их, волки не сунутся – они боятся огня».
И вдруг он услышал вой. Прислушался, но никак не мог понять, показалось ему или нет. Говорят, волк чует человека за версту... Может быть! На то он и волк, чтоб чуять. Обязательно нужно набрать сушняк и разжечь костер.
И Ораз пополз к соседнему кусту. Ладони его рук были влажны от крови, и к ним прилипала сухая глина и мелкая галька. Это причиняло такую боль, что по щекам все время текли слезы. Впрочем, сейчас страх сильнее боли. Вот справа от него явственно послышался шорох. И не поймешь, сухая ли это глина сыплется, или волк идет.
Нет, надо обязательно доползти до таволги и разжечь костер, тогда он спасен! Он снова выползал из кустов и опять, ободравшись до крови, добрался до открытого места. Все время около него слышались чьи-то мягкие шаги, шорох, скрежетание когтей о гальку... Қонечно, это волки. Он знает, они не сразу набрасываются на человека, а ждут, чтобы тот выбился из сил.
И вот они, вот зеленые огни – волчьи глаза! И нет ни ножа, ни палки, ни даже камня! Одни спички... Что же! Он будет зажигать их и бросать в самую морду зверя, пока останется хоть одна спичка. И еще он будет смотреть прямо в глаза волку. Потому что, если смотреть ему прямо в глаза, зверь трусит, пятится, поджимает хвост и уходит прочь.
А шорохи множатся... Теперь они окружают его со всех сторон. Целая стая волков собралась здесь. Куда же завалился этот проклятый коробок? Он шарил по карманам, нашел его, вытащил спички, зажег и бросил одну за другой на куст. Тот загорелся сразу со всех сторон, горел шумно и весело, трещал, заливал все жаром и золотым светом. Стало очень жарко, потому что огонь охватил Ораза, и он опять потерял сознание.
Спокойная и тихая ночь... Крутой склон, куст таволги, около него лицом к земле человек. Мертв он или жив? Кто же это поймет?
Геннадию снилось, что он прошел мимо стула и задел часы, часы упали и разбились. От испуга он проснулся, зажег настольную лампу и увидел: часы действительно стали. Года два тому назад в день рождения их подарил ему Ораз. С тех пор они шли безотказно, и вот вдруг остановились. Старики говорят, что это плохая примета. Действительно, трудно им не поверить – ведь Ораз до сих пор не вернулся, а обещал привезти ему мотоцикл еще засветло. Тут есть от чего забеспокоиться. Мотоцикл у Геннадия старый, с капризами и заскоками, дорога же в горах крутая, отлогая, мало ли что может на ней случиться?
Геннадий сел на постель, взял со стула папиросы и закурил. Да, неладно, неладно... Заночевать в горах Ораз не мог, он же не взял с собой ничего теплого. Значит, нужно что-то предпринимать. Ведь он, Геннадий, обязан Сразу жизнью.
Дело было так. В прошлом году Геннадий пошел удить рыбу, взял на пристани лодку и выехал с ней на середину озера. Так удят настоящие рыбаки. Но у настоящих-то рыбаков рыба клюет, а у него нет. Он уж хотел повернуть к берегу, как вдруг леску сильно дернуло.
«Главное, сразу подсечь, так, чтобы она не успела оборваться,– подумал Геннадий и дернул леску изо всей силы. И тут вдруг она взметнулась, а он потерял равновесие и ухнул в воду. Выплыть обратно он уже не смог, так как лодка покрыла его сверху, как крышка гроба. Он уже изрядно нахлебался воды, отяжелел и не мог не только плыть, но и держаться на поверхности. Уходя под воду последний раз, он увидел над собой желтые, зеленые круги, прозрачную светлую прозелень и потерял сознание. Очнулся он уже на берегу. Над ним сидел Ораз и делал искусственное дыхание. Оказывается, вместе с Кешей они стояли на берегу озера, болтали, смеялись, смотрели, как Геннадий ловит рыбу. Ораз поспел ему на помощь как раз в ту минуту, когда он уже лежал на дне. Да если теперь что-нибудь случится с Оразом, Геннадий всю жизнь будет чувствовать себя преступником. Геннадий не допустит, чтоб Ораз погиб. А кроме всего прочего Ораз – замечательный парень. Даже помимо того, что он друг Генки и спас ему жизнь, он вообще прекрасный человек, мастер своего дела—не зазнайка, не рвач, ему никогда не нужно больше того/ что получат его ребята. Когда бригада работает, Ораз тоже не сидит сложа руки. Он ходит, смотрит, помогает, учит новичков. Никогда не ругается, ни на кого не кричит. А его недоброго слова или насмешки боятся все. «Эх ты, шляпа»,– скажет Ораз, как будто бы шутя, рабочему, и тот сразу же готов провалиться сквозь землю. А ведь что греха таить, есть бригадиры, которые любят еще поорать да поиздеваться. Нет, если такого, как Ораз, потеряешь, то не скоро сыщешь.
