Текст книги "Темиртау"
Автор книги: Зеин Шашкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)
Мы знаем, к чему это может привести. В результате всего этого на заводе совершенно невозможная обстановка. Я, главный инженер, тяну завод в одну сторону, а директор – в другую. Я строил этот завод, директор на него пришел только вчера, и вот мне, старику с седой головой, приходится угождать юноше, только недавно покинувшему студенческую скамейку. Как хотите, это не дело!
С хорошо разыгранным волнением Муслим встал, подошел к открытому окну, облокотился на подоконник и закурил.
– Так,– Саркисов поглядел на Каира.– Товарищ Альжанов, вы ничего не хотите нам сказать?
Каир поглядел на Серегина, тот кивнул головой: мол, говори, не робей.
– Ну что ж, товарищи,– сказал Каир.– Все, о чем говорил нам главный инженер, все это в том или ином виде есть в действительности. И все-таки в том виде, как нам это представил главный инженер, это ложь. Взять хотя бы историю с Аскаром Сагитовым. Да, доктор Сагатов был в плену, а потом в заключении. Ныне он реабилитирован и восстановлен во всех советских и партийных правах. Его племянница инженер Сагатова предложила нам проект, и мы будем его использовать, потому что это действительно дельный, многообещающий проект, и вы, товарищ Мусин, не могли найти в нем ни одной ошибки, а искали долго. Говорил ли я, что казахи должны овладеть техникой? Конечно, говорил и буду говорить, буду подбирать и учить людей, но не для тех целей, которые мне приписывает Мусин. Одним словом, речь главного инженера получилась клеветническая.
– Замолчать, мальчишка! – Мусин ударил кулаком по столу.– Товарищ секретарь, да что же это такое?
– Спокойно, товарищ Мусин,– Саркисов поднял руку.– Вас не перебивали, не перебивайте и вы!
– Я не хотел оскорбить главного инженера,– сказал Каир.
Мусин почувствовал, что ему нечем дышать, он расстегнул воротник рубашки. Саркисов увидел это и покачал головой. Муслим тоже поглядел на него: «Вот видишь,– говорил его взгляд.– Видишь, что делают эти мальчишки... Не выдавай же старого друга».
После Каира слово взял Серегин. «Эх, не сломал я тебе вовремя голову,– подумал Муслим,– вот ты и лаешь».
– Я буду краток,– сказал Серегин.– Тут шла речь о Сагатовой, о ее проекте. Говорили: молодая, красивая женщина. Это все так! Но она еще и знающий инженер, товарищ Саркисов. И проект ее тоже очень интересен. Умный проект! Именно о нем мы не раз разговаривали с товарищем Мусиным. И очень крупно разговаривали, чуть ли не до крика. Так что, видите, винить одного Альжанова никак не приходится. Тут еще и парторг виноват.
– Парторг виноват прежде всего потому, что у него нет своего лица! – крикнул Мусин.– Директор говорит, а парторг поддакивает.
Серегин засмеялся.
– А как же мне не поддакивать, если я согласен? А согласен я потому, что все эти вопросы мы решали вместе. Вот хотя бы насчет того, что казахи должны овладевать техникой. Ну, разве это не правда? Разве из казахов не должны выходить инженеры, сталевары, мастера литейного дела? А вы ведь что говорите, товарищ Мусин? Что не надо растить национальные кадры. Разве это линия нашей партии? Нет, это ваша собственная линия, товарищ Мусин. Вы же говорите своим соотечественникам – не суйтесь с суконным рылом в калашный ряд: ваше дело овец гонять по степи, а производство не ваше дело. Ну, что можно сказать об этом? Директор вам уже ответил. Подготовка казахов-сталеваров и казахов-горновых – это дело государственной важности. Именно так наш директор Каир Альжанов и ставит вопрос. Но только ставить вопрос – это мало! Надо еще уметь убеждать и растолковывать. Люди, привыкшие к степи, на наши заводы и фабрики идут еще неохотно. Значит, нужно побороть этот древний инстинкт, вдохнуть в них веру, интерес к производству. Вот это главное.
Серегин говорил не громко, но очень убедительно, Муслим несколько раз приоткрывал рот, хотел, казалось, что-то сказать, но так ничего и не сказал.
А Серегин продолжал:
– У нас в стране народы не разделяются на передовые и отсталые, на кочевые и оседлые. Пора казахам идти на завод. Вот вы, товарищ Мусин, боитесь даже слово «казах» произнести. Как бы вас не обвинили в национализме...
Муслим слушал и горестно думал: ну, понес! Сел на своего любимого конька. Теперь уж его ничем не остановишь. Вот демагог! Ладно, говори, говори! Твое слово не камень, оно не убьет и не потопит. Вот что Базаров скажет? Он человек вялый, язык у него подвешен не особенно ловко. Как бы он не повернулся в другую сторону. Забыл, сукин сын, старое добро. Когда его сняли с работы, я взял его в свою канцелярию управляющим! Забыл, все забыл!
– Городской комитет,– сказал Базаров,– в курсе всего, что сегодня говорил главный инженер. Тогда мы не вмешивались в это дело об инженере Сагатовой просто потому, что считали неудобным подменять руководство завода. Это все-таки вопрос внутренний – так думали мы. Вероятно, это было нашей ошибкой. Во всяком случае, сейчас вмешаться придется. Товарищ Мусин, что такое вы здесь говорили об Аскаре Сагатове? Я ушам своим не поверил. Аскар Сагатов – настоящий советский человек, коммунист. То, что он перенес и плен, и лагерь и вышел из всех этих испытаний таким же коммунистом, каким был, и является подтверждением его моральной стойкости.
– Не слишком-то ручайтесь! – крикнул Муслим.
– Ну, почему же не ручаться? Я ручаюсь! – ответил Базаров.– А вот вы-то... Ну, ладно! Товарищ секретарь обкома сам все скажет! Мы же у него в кабинете.
Муслим сидел как в чаду. У него ухало в висках, горело лицо. Вдруг что-то сильно заломило в груди. Неужели опять сердце? Неужели он впрямь потерпел поражение? Теперь все зависит от секретаря обкома,
Саркисов встал из-за стола и долго молчал.
– Товарищи,– сказал он каким-то совершенно новым, резким, жестким голосом,– вот здесь высказывали разные мнения насчет причин разлада руководства на заводе. Все это мы выслушали, зафиксировали и будем обсуждать на бюро обкома. Тогда и будет вынесено окончательное решение. А сейчас мне хочется только сделать некоторые предварительные замечания. Товарищ директор, вы правы, когда говорите, что технике сейчас принадлежит главенствующуя роль. Правильно, передовая техника нам нужна как воздух! Но дело, ко
вечно, не в одной технике, дело еще в людях; и то, что вы занялись воспитанием национальных кадров, говорит о вашей незаурядной политической чуткости. Поэтому желаю вам всего хорошего. Идите по этой дороге, и тех, кто вам будет мешать, бейте прямо наотмашь. А вы,—он посмотрел на Базарова.—Вы слабо руководите, товарищ Базаров, половинчато, безынициативно. И плохо, что свои ошибки вы признаете только тут. Вот об этом вам и надо будет подумать в дальнейшем. А мы тоже прочтем стенограмму и подумаем, тогда и решим. Ну, а пока до свидания!
Саркисов резко отодвинул стул и встал, за ним встали и все остальные. Муслим подошел к Саркисову. Они стояли друг перед другом.
– Адам Григорьевич! – сказал Мусин.– Вы не дали мне слова для ответа, поэтому создалось такое впечатление, что я...
– Эх! – Саркисов махнул рукой.– Это у меня создалось о вас было впечатление, это я проглядел вас!
Вечерело. Мягко сияло заходящее солнце. Муслим и сам не заметил, как шофер его домчал до Темиртау. Всю дорогу он хмурился, вспоминая подробности совещания.
«Не такое у меня было впечатление о вас»,– сказал Саркисов. А какое же, дорогой? Такое, что любой юнец может наступить на горло Муслима, а он будет лежать под ним на земле и улыбаться. Если такое, то ты и правда ошибся. Муслим совсем не такой. Вот увидишь. Есть еще Алма-Ата, есть еще Москва... Есть ЦК партии. Посмотрим, как там поглядят на все...
Не доехав до своего дома, Муслим отправил машину, а сам пошел пешком. Ему надо было успокоиться. А то придет красный, возбужденный, с прерывистым дыханием, дрожащими руками, и Айша сразу обратит внимание. Начнет спрашивать, что случилось. Разве опять на сердце свалить? Давай! Вали! Сердце все выдержит! Тут он заметил, что кто-то сходит с крыльца его квартиры и идет к нему навстречу. Кто такой? Игламбек? Нет, как будто непохож. Игламбек выше и стройней. Впрочем, может быть, и он. Слух о заседании в обкоме успел уже разлететься по всему заводу, и люди, конечно, забеспокоились. Ведь если инженеры стоят за Каира, то
рабочие, вот вроде этого Игламбека, конечно, верят только Муслиму. Они знают, кто такой Муслим. И вдруг он чуть было не закричал – к нему шел Аскар Сагатов, каторжник. Сагатов, мысль о котором не давала Муслиму покоя все последние недели. Ах ты сволочь! Ведь в чем душа у тебя держится, а ты все кусаешься.
Муслим думал проскользнуть незаметно, но поздно, каторжник направлялся прямо к нему. Ну, что же...
– Здравствуй, товарищ Сагатов! Добрый вечер! – говорил Муслим громко и весело. Он протянул Аскару руку, но тот слегка отступил, и рука Муслима осталась висеть в воздухе.– Хотел зайти к тебе,– продолжал Муслим тем же тоном,– да все времени нет! Қиплю как в котле. Да тебе, наверно, Айша рассказывала.
– Да, кое-что рассказывала,– ответил Аскар.– Говорила, как ты был рад моему возвращению и чего мне желал.
Муслим засмеялся.
– Да, да, желал! Желал тебе всего самого хорошего. Друг ты мой! Что прошло, то кануло в вечность. Это как дождь – налетит, прошумит, и опять небо чистое и ясное.
– Да,– усмехнулся Аскар,– пятнадцать лет хлестали меня эти ливни, пятнадцать лет над тобой сияло солнышко! Что ж, сухой мокрого не понимает!
Муслим покачал головой.
– Вижу, что ты все сердишься! – сокрушенно сказал Муслим.– А напрасно! Разве я по своей воле действовал? Разве многие тогда понимали что к чему? Не пророком я был, а таким же человеком, как и все вокруг.
– Ловко! – Аскар засмеялся и пошел прочь.
«Ну и черт с тобой, иди! – подумал Муслим.– А с женой сейчас иной разговор. Нашла себе друга. Нет, если ты мне жена, не вводи в мой дом того, кто точит на меня нож! Вот и весь разговор с тобой».
Муслим отпер входную дверь. В коридоре было темно. В комнате тоже темно. Он прошел в столовую и увидел Айшу. Два больших раскрытых чемодана стояли на полу, и Айша укладывала в них вещи. Сестра Муслима стояла у двери, горестно прислонясь к косяку, и смотрела на Айшу.
«Что такое происходит?» – подумал Муслим и почувствовал, как у него дрогнули колени.
Айша подняла голову от чемодана, лицо у нее было серое и хмурое. И дочка его Софья тоже глядела на него исподлобья.
– Ты что, в дорогу собралась? Так счастливый путь,– улыбнулся Муслим, пытаясь взять себя в руки.
Она взглянула на него спокойно и ответила:
– Да, уезжаю.
– Куда?
– В Алма-Ату. К отцу.
– Что ж так срочно? Отпуск получила, что ли?
– Да, получила отпуск,– ответила Айша сухо и ровно.– Я ухожу от тебя!
– Вот это действительно новость! – воскликнул Муслим.– А почему, можно тебя спросить?!
– Ты же все знаешь! – она посмотрела ему прямо в лицо.– Ты давно уже догадался обо всем. В этой квартире нам стало тесно. Когда останешься один, обдумай все.
Тут громко заплакала сестра, и Муслим тяжело опустился на стул. Опять сдало сердце.
Глава седьмая
В дверь постучали,
«Да!» – сказала Дамеш.
Вошла Ажар.
«О ком думаешь, тот к тебе и приходит»,– подумала Дамеш.
Ажар была очень смущена, она смотрела на Дамеш ожидающе и тревожно.
– Заходи, заходи, Ажаржан,– ласково позвала Дамеш, называя подругу, как в детстве. Ажар покраснела и вдруг бросилась к Дамеш на шею.
– Ну, ну! Успокойся, глупая, успокойся! – Дамеш взяла Ажар за подбородок и заглянула ей в глаза.
– Прости меня. Я так тебя оскорбила,– всхлипнула Ажар.
Дамеш погладила ее по волосам и сказала:
– Глупенькая ты, Ажаржан! Вот это самое и надо было сказать мне три месяца назад, а ты мучилась.
– Прости! – Ажар осыпала ее лицо поцелуями.
– Ну хорошо, сядь, успокойся! Ты теперь не винишь меня ни в чем?
– Ни в чем, дорогая, ровным счетом ни в чем.
– Вот и надо было тебе давно прийти и поговорить со мной обо всем.
– Не верила я тогда тебе. Ни тебе, ни ему.
– А сейчас поверила? Почему же? .
Ажар засмеялась.
– Ну, я же вижу, что у тебя с Каиром.
– Постой, постой,– Дамеш осторожно освободилась из объятий Ажар.– Тут что-то опять не то. У меня никаких отношений с Каиром нет...
Лицо Ажар омрачилось, но она поцеловала Дамеш в щеку и тихо попросила:
– Не обижай ты его, он же любит тебя... У него без тебя и жизни нет.
Дамеш покачала головой.
– Дорогая, ну разве так можно говорить за другого?!
– Он мне не другой, он мне брат.
– Вот видишь,– печально улыбнулась Дамеш.– А Ораз мне разве не брат?
– Прости, дорогая, говорю – прости и не вспоминай.
Они снова обняли друг друга. Наконец Ажар сказала:
– Дамештай, я за тобой. Сегодня дедушка отправляется на курорт. Ораз его провожает, вот они и заехали за тобой. И дядю Аскара тоже просили привести. Собирайтесь, едем!
В комнате Курышпая было полно народу. Сегодня завод провожал старика на курорт. Кто только не пришел пожелать ему счастливого пути! Инженеры, сталевары, мастера и, наконец, сам директор. Вот он сидит и о чем-то разговаривает с Оразом.
Рядом с дедом сидел Иван Иванович,– как это он успел прийти раньше всех? На диване – Кумысбек, Генка, Куан, Кеша. За столом сидели Амиров и Серегин. К Дамеш подошла Акмарал, завитая и разрумяненная.
– Проходи, проходи, милая,– говорила она.– Что стала на пороге, чай, не чужие! Эй вы, цыгане, что вы там так шумите? Каир, иди сюда. Дамеш пришла!
Каир подошел к Дамеш, помог ей снять пальто, усадил в кресло и сам опустился рядом.
– Дамеш,– сказал он,– я сегодня именинник. ЦК комсомола поддержало мою инициативу. Ты читала мою статью в «Комсомолке»: пятьсот казахских парней приезжают к нам учиться. Будут учиться на горновых и сталеваров.
– От всего сердца поздравляю,– Дамеш пожала руку Каиру.
– Теперь,– продолжал он,– нам нужен опытный инженер, а на худой случай даже технолог, который руководил бы их обучением.
– А почему кое-кого из них не направить в другие крупные центры черной металлургии – в Свердловск, в Челябинск, в Череповец? – спросил Амиров.
– Кое-кто и поедет туда, но надо учитывать и подготовку ребят,– ответил Каир,– не все из них даже владеют русским языком.– Он поглядел на Дамеш.– Будем обучать их совместно: ты, я, Ораз, Амиров. Считаться с работой не будем. Наша задача теперь их хорошо встретить и устроить на новом месте. Нужно хорошее общежитие, надо наладить нормальное питание. Поведем их по заводу, все покажем, расскажем, вообще, приохотим к нашему делу. Позор, если из них хоть кто-нибудь убежит обратно в степь!
– Никто не убежит! – воскликнула Дамеш.– Все останутся. Я ручаюсь тебе в этом!
Но тут подошла Ажар и всех пригласила в столовую. Дамеш посадили на самое почетное место. Первый тост подняли за Курышпая.
– Я поднимаю бокал,– сказал Каир,– за самого старого и самого уважаемого члена нашего коллектива. Сегодня мы отправляем его на курорт. Пожелаем же ему счастливой дороги и заслуженного отдыха. Пусть он сбросит там с плеч добрых три десятка лет и вернется к нам молодым и сильным.
Уже пять часов, как работала мартеновская печь, Пламя гудело,.выло, билось о стены печи. Ораз внимательно следил за огнем. Он хорошо знал все повадки огня, знал, что огонь боялся его кочерги, чувствовал ее и сразу становился робким и послушным, отползал назад и гудел только за железной перегородкой печи.
Геннадий готовил кран для выборки стали, он очищал его от золы и продувал сжатым воздухом. Куан тоже наготове – в руках у него длинный блестящий черпак и станок для снятия пробы.
За движением огня, людей, механизмов зорко наблюдал дирижер всего этого согласованного оркестра – мастер Кумысбек.
Дамеш поднялась по железным ступеням на печенный пролет, вытащила из кармана синие очки, надела их и заглянула в огненные недра печи. Сталь бурлила, кипела ключом, как курт в казане.
Девять часов утра. Пора! Весь процесс занял шесть часов. Это рекордный срок. За такое время никто еще не выдавал стали. Но это не только самый короткий срок, это еще невиданная в мире производительность труда. Шесть часов плюс час на выпуск стали – это семь часов. Семь, а не восемь. Бригада выиграла одну восьмую рабочего дня. Теперь дело только в качестве. Ну, что ж, если они выиграли во времени, то авось в качестве не проиграют тоже.
– Кумысбек! – закричала Дамеш.
Он ее не слышал из-за лязга крана. Тогда Дамеш махнула ему рукой: пора. Кумысбек подошел к ней. Как всегда, на нем чистая рубаха с расстегнутым воротом и с засученными рукавами.
– Пора брать пробу,– сказала Дамеш,
Кумысбек кивнул и знаком приказал Оразу приступать. Ораз действовал быстро и точно. Нахмурившись и сосредоточенно сжав губы, он просунул в среднее окошко печи длинную железную ложку, погрузил ее в бурлящую сталь и осторожно зачерпнул. Потом поднес ложку к стакану и налил его до краев. Сталь лилась сплошной белой как сметана струйкой. Через минуту проба была снята. Куан пошел с ней в лабораторию.
Теперь наступал самый главный момент– надо было узнать, каково будет качество металла. А вдруг верно, что водород, находящийся в породе, соединился с металлом и вместо стального булата получится хрупкое стекло? Нет, эта сталь должна быть крепка и надежна. Она должна легче луча пронзать межпланетные пространства и как молот крушить арктические льды. Только такая сталь – сталь марки «Дамеш – Ораз», крепкая, мягкая, надежная, и нужна стране.
На печной пролет поднялись Каир, Амиров, Серегин, Касымов и еще кое-кто. Но они не подошли к Дамеш, а остановились поодаль, чтобы не мешать, и Дамеш тоже не подошла к ним: ей было не до них. Она только вынула платок, протерла лицо и посмотрела на Кумыс– бека. Он успокоительно кивнул головой: ничего, мол, лицо чистое. А потом дотронулся пальцем до кончика носа и показал: а вот здесь, мол, грязь! Дамеш стала опять тщательно вытирать лицо.
– Что с дедом? – спросила она Каира.
– Не беспокойся, уехал благополучно.
– А где-то теперь наш Муслим? – спросил Касымов, подходя к ним.
Все засмеялись.
– В больнице,– ответил Каир,– звонил я к нему домой, сестра ответила, что его отвезли в больницу. Позвонил в больницу, говорят, что поправляется. У него там с сердцем что-то...
По железным ступеням быстро взбегали Куан и Епифанов. В руке у Епифанова бланк лабораторного анализа. Дамеш вырвала из его рук эту бумажку и начала читать. Каир тоже приблизил голову. Секунда молчания, потом Дамеш вскрикнула и бросилась на шею Епифанову.
– Победа, победа! – крикнула она.
Образец новой стали – увесистый темно-синий слиток – обошел весь круг. Он блестел и отливался матовым серебром, по нему, как молния, змеились темные линии.
– Вот это сталь,– сказал кто-то.
– Друзья! – сказала Дамеш громко.– Метод варки стали этого образца был выработан мной вместе с Оразом.
– Нет,– заторопился Ораз и покраснел.– Ты вот что, Дамеш, ты меня за собой не тяни.
– Справедливость прежде всего,– изрек Гена.
– Вот именно,– воскликнула Дамеш.– Последнее время мы работали вместе и, если бы не Ораз...
– Нет-нет,– снова заговорил Ораз, но его уже никто не слушал. Все бросились к нему поздравлять и пожимать руки.
– Все же это очень оригинально,– сказал Каир.—
Делать все без ведома директора на его же заводе. Герои-то вы, конечно, герои, но...
– Директор! – Дамеш махнула рукой.– Начальник цеха и тот не догадывался, а тут еще директор! У Ораза были свои мысли, у меня свои, вот мы их и объединили.
– Это здорово! – с восхищением сказал Серегин.
– Конечно, здорово! – подтвердила Дамеш.– Ораз нашел способ сжимать до минимума промежутки между, отдельными операциями. А я разработала метод повышения температурного режима печи. Вот все это вместе и дало такую экономию времени.
– Ораз обо всем этом нам еще в больнице говорил,– вставил Гена.
Опять начались поздравления, объятия, веселые шутки. Потом снова заговорила Дамеш:
– Каир,– сказала она.– Все это я продумала за последние месяцы. Время – лучший критик, он сразу взвешивает и ломает все ложное и надуманное, злое и ненужное для жизни. С одной стороны, он гонит нас к смерти, а с другой стороны, учит как жить вечно. Вот эти две стороны времени и проявились в последнем столкновении с вами!
Она замолчала. Каир засмеялся, покачал головой.
– И следовательно...– сказал он и остановился.
Дамеш подхватила:
– И следовательно, да здравствует время, которое учит нас всему доброму и хорошему. Будем его ценить и пользоваться им!
– Сомнительная мудрость,– сказал кто-то сзади.
– А почему? – быстро повернулась Дамеш.– Почему? Все же умрем! И тот умрет, кто проползет по жизни с клюкой, и тот, кто промчится на скакуне. Так лучше мчаться галопом, чем плестись. Однако надо, чтоб дорога твоя проходила не пустыней, а по цветущей долине. Так, Каир, а?
Она повернулась к нему. Он молча кивнул ей головой. Он смотрел в глаза Дамеш, в ее черные с золотыми точками большие веселые глаза и улыбался. А кругом стояли люди, и все они молчали и тоже улыбались.
...Светлая ночь. Полная луна то скрывалась, то выплывала из облаков. Дул легкий ветерок, мягкий и нежный. Озеро Самарканд как зеркало отражало глубокое Чистое небо.
Дамеш сидела на берегу рядом с Каиром. Разговор не ладился. Каир показал на луну и сказал:
. – Слушай, вон она сияет, как всегда, а ведь на ней уже лежит где-то наш вымпел.
Дамеш подняла голову и посмотрела на луну. Да, правда. Всегдашняя покровительница влюбленных и мечтателей и сегодня так же ясна и прозрачна, как всегда. Она похожа на кусок кристаллического льда, брошенный в космос чьей-то могучей рукой,– но ведь она уже не та. Изделье человеческих рук на ее поверхности.
– Какая она сегодня большая! Как она прямо и низко висит над головой, кажется, протянешь руку и достанешь,– сказала Дамеш.
Оба посмотрели на небо.
– А я вижу,– сказала она,– вот там появилось новое черное пятно. Это наш вымпел. Что ты смеешься? Вымпел выкован из стали нашей выработки, а ее я за– мечу и на солнце.
– Да будет так! Блажен, кто верует,– улыбнулся Каир,– а кстати, ты знаешь, астрономы говорят, что недра луны полны железа самой высшей марки. Представляешь, какую сталь из нее можно варить? '
– Вот оно в чем дело,– засмеялась Дамеш,.– то-то я слышу, что в Америке всю луну распродали по участкам, оказывается, там и железо есть.
– Ну, нет! – крикнул Каир.– Чей вымпел лежит на поверхности? Наш! Ну, то-то! Никаких участков американцам!
Дамеш подняла вверх голову и вдруг спросила совершенно серьезно:
– Ну, а если бы тебя назначили директором сталелитейного завода на луне, ты поехал бы туда?
– С тобой хоть на луну, хоть на солнце,– ответил Каир.
– Да! На солнце, пожалуй, сгоришь,—засмеялась Дамеш.
– С тобой я...– бурно начал Каир и осекся.
Опять они молчали и смотрели на луну. Наступила тишина.
– Дамешжан,– сказал Каир тихо.
Дамеш не ответила, она молча смотрела вдаль, в темноту.
– Дамешжан,– повторил он.– Вот уже пять лет, как я жду тебя.
– Ой, что это! – воскликнула Дамеш.
Небо вдруг вспыхнуло золотым, оранжевым, багровым пламенем, и сейчас же внизу вспыхнуло и озеро теми же огнями. Светлые золотые блики, отражаясь от огненной воды, бежали по лицу Дамеш.
Это мартен, выдав новую партию стали, салютовал ночному небу снопом разноцветных искр.
– Дамешжан, ты молчишь? –спросил Каир.
Дамеш посмотрела на него. На глаза ему упала прядь волос. Она отбросила их и опять стала глядеть в его глаза, а в душе у нее звучали слова старой песни:
Не найти мне вовеки другого, А найду, вновь припомню тебя.
Но она ничего не сказала, не бросилась к нему на шею, не заплакала, даже не поцеловала; просто молча поднялась и пошла туда – вверх, в светлую темноту, к горной вершине.
Конец
