Текст книги "Дневник путешествия Ибрахим-бека"

Автор книги: Зайн Марагаи

Здесь уместно привести рассказ, который связывают с именем шаха Аббаса Сефевидского – да осветит аллах его разум!

Рассказывают, что однажды Аббас Сефеви – да будет рай вечным местом его успокоения! – направлялся куда-то верхом на коне, а благородный сеид Мир Мухаммад Багир Дамад и знаменитый шейх Баха ад-Дин Амили, прославленные ученые того времени, ехали рядом с ним. Шаху пришла в голову мысль испытать этих двух великих людей, чтобы узнать, нет ли между ними соперничества и зависти. Когда конь сеида начал вскидываться и шарахаться, падишах шепнул шейху: «Конь сеида на ходу слишком легок и игрив. Не подобает человеку с саном улема ездить на таком коне». Шейх почтительно отвечал: «Конь знает, что его всадник – ученый и великий человек, и от счастья, которое выпало на его долю, он танцует и резвится». Спустя некоторое время мудрый падишах обратился к славному сеиду, сказав ему тихо: «Как лошадь шейха ленива, едва плетется, а шейх и ездить-то верхом как следует не умеет». Сеид отозвался с поклоном: «Это не так. Лошадь не ленива и обладает достойными качествами, но нельзя не подивиться, как она еще идет вперед, неся на себе столь тяжелую ношу совершенств».

Проницательный правитель, услышав от обоих великих ученых такие прекрасные речи, отверз уста, возблагодарив творца: «Хвала господу, что в дни моего правления наши ученые живут в таком согласии и дружбе! Одно это доказывает, какое единодушие и какая любовь царят среди нашей нации!».

Денно и нощно в смиренной мольбе мы должны просить творца уничтожить царящие между нашими согражданами раскол и вражду, которые привели к разрухе в государстве и растерянности среди народа, и даровать им любовь и согласие, чтобы, помогая друг другу, они могли изыскать средства для процветания и блаженства ее” детей и единодушно защищать прерогативы нашей страны. С помощью согласия они спасли бы древнее государство от упадка и избавили бы своих потомков от гнетущего их сегодня чувства обиды и унижения, и тогда имена их останутся вечно живыми и будут поминаться добром и похвалой.

 
Я высказал тебе все то, что должен был сказать, —
Ты сыщешь сам в моих словах иль пользу, иль докуку.
 

Не следует, однако, терять надежду на милосердие господа, ибо творец всесущего несет с собой много скрытых от наших глаз благ и милостей.

Я счел приличествующим закончить свое изложение этими несколькими бейтами из молитвенного стихотворения.

 
Великодушен к нам творец, мы это понимаем,
Коснея во грехах, всегда надежду мы питаем,
Что двери царства своего откроет нам творец,
И мы, рыдая и скорбя, войдем в его дворец.
Господь святой! Отринешь нас иль призовешь ты снова,
Одну покорность встретишь в нас и ничего иного.
Гордимся, если за дела ты одаряешь нас,
Пред карой божьей от стыда не поднимаем глаз.
Из горсти праха создал нас – из тьмы возносишь к свету,
И как, скажи ты нам, тебя благодарить за это?
Ты дал нам душу, разум дал, деяний торжество —
Без этих благ – любой из нас не стоит ничего.
Так пусть источник благ твоих вовек не истощится —
Не то отчаянья рука терзать нам будет лица.
Благослови же нашу жизнь, будь милосердным к ней:
Она печальна и горька и нет ее бедней.
 

ПРИЛОЖЕННИЯ

ЗАЙН АЛ-АБИДИН МАРАГАИ И ЕГО РОМАН

«Дневник путешествия Ибрахим-бека» Зайн ал-Абидина Марагаи относится к тем произведениям персидской литературы конца XIX в., которые послужили важным фактором в развитии прогрессивной мысли в Иране, в подготовке демократически настроенных слоев населения к участию в конституционном движении 1905 – 1911 гг. «Значение “Дневника путешествия Ибрахим-бека”, – писал крупнейший иранский историк Ахмад Касрави, – лучше всего знает тот, кто прочел эту книгу в свое время и помнит, какое впечатление она произвела на всех... Многие иранцы, которые свыклись с грязной и отвратительной жизнью и кроме нее не мыслили себе другой, прочтя эту книгу, пробудились от сна, как бы ощутили встряску. Можно назвать многих, кто, прочитав “Дневник путешествия Ибрахим-бека”, стал бороться за лучшую жизнь в Иране».[232]232
  Ахмад Касрави, История иранского конституционализма, ч. 1. [На перс. яз.]. Тегеран, 1320 [1941], стр. 45.


[Закрыть]

Роман Зайн ал-Абидина получил широкую известность не только в Иране. Его с интересом читали в Турции, Индии, Азербайджане и Бухаре – всюду, где читатель видел какое-либо подобие шахского деспотического режима, диких нравов и фанатизма, описанных в романе. О воздействии этой книги на умонастроение интеллигенции Бухары писал один из основоположников современной таджикской литературы Садраддин Айни. По его свидетельству, «Дневник путешествия Ибрахим-бека» появился в Бухаре вскоре после 1905 г. и в немалой степени способствовал формированию прогрессивных общественных взглядов у многих читателей, видевших в этой книге критику феодальных порядков в Бухаре.[233]233
  См.: 3. Раджабов. Россия и таджикская литература конца XIX и начала XX вв. [Душанбе], 1959, стр. 36. Здесь 3. Раджабов ссылается на кн.: С. Айни. Материалы по истории Бухарской революции. [На тадж. яз.], 1926, стр. 32.


[Закрыть]

Роман состоит из трех частей. Первая часть (перевод которой и предлагается читателю в настоящем издании) представляет собой дневник путешествия по Ирану молодого купца, иранского подданного, постоянно проживающего в Египте. В дневнике с мельчайшими подробностями описаны быт, нравы и положение основных слоев иранского общества. В нем зафиксированы наблюдения Ибрахим-бека, сделанные им в различных провинциях Ирана. Только начало и конец первой части не входят в дневник. Вначале автор сообщает некоторые сведения о своем герое – Ибрахим-беке, в конце – показывает его возвращение из Ирана и встречу с соотечественниками в Стамбуле. В разыгравшемся здесь жарком споре о судьбах родины Ибрахим-бек впадает в горячку и тяжело заболевает.

Вторая часть включает описание возвращения Ибрахим-бека в Египет, его болезни, небольшого любовного эпизода и, наконец, смерти героя от стыда за разруху и унижение Ирана. В этой части наиболее интересна переписка Ибрахим-бека с тегеранцем Мешеди Хасаном Кермани. Особенно ценны письма последнего, которые прдставляют собой свежие впечатления прогрессивного перса о событиях, происходящих в стране, и содержат острую критику иранского феодального общества.

Третья часть – сон воспитателя Ибрахим-бека Юсифа Аму. Здесь, как и в двух первых частях романа, автор не перестает осуждать правительство и господствующие классы Ирана. Во сне Юсиф Аму путешествует по аду и раю. В аду он встречает взяточников-министров, деспотов-губернаторов, лжецов-улемов и других паразитов общества. Наоборот, в раю пребывают честные справедливые люди, отдавшие жизнь за интересы народа и отечества.

«Путешествие Ибрахим-бека»[234]234
  Для краткости слово «Дневник» в названии романа здесь и в дальнейшем опускается.


[Закрыть] – своего рода энциклопедия иранской действительности последней четверти XIX в., написанная пером сурового обличителя. Ни одни из персидских писателей не показал тогдашнего феодального общества Ирана так правдиво, всесторонне и смело, как это сделал Зайн ал-Абидин. Надо сказать, что до последней четверти XIX в. подобная книга вообще едва ли могла появиться: в стране еще не были созданы для этого необходимые социально-исторические условия.

После падения Сефевидов в начале XVIII в. в Иране почти сто лет не прекращались кровопролитные междоусобные войны, царила ужасающая разруха. Страна еще не ощущала на себе влияния европейских держав, интересы англичан и голландцев ограничивались здесь в основном торговлей, которая в то время не оказывала серьезного воздействия на политическую жизнь и традиционные экономические отношения в Иране.

В литературной жизни также не замечалось какого-либо оживления. Централизация власти, последовавшая за утверждением династии Каджаров, способствовала возрождению некоторых средневековых феодальных обычаев и институтов. В частности, восстановил былую пышность шахский двор, с обширным штатом поэтов-панегиристов, занимавшихся составлением льстивых касыд в честь своего повелителя. Поэты первой половины XIX в., при всей их виртуозности в использовании поэтических форм, не могли прикрыть скудости содержания этих стихов. Что касается художественной прозы, то в тот период ее еще не было.

С середины XIX в. в Иран стал усиленно проникать европейский капитал, что сопровождалось глубокими сдвигами как в экономической, так и в духовной жизни иранского общества. Ремесло и домашняя промышленность были в значительной степени подорваны, намного расширились товарно-денежные отношения, ускорился кризис ленного землевладения. Все эти процессы предвещали, что Иран уже не останется таким феодальным государством, каким он был в XVIII в., свидетельствовали о начавшемся его превращении в ходе капитализации в полуколониальную, зависимую страну.

С 60-х годов началось экономическое и политическое закабаление Ирана, которое завершилось с переходом европейского капитализма в свою последнюю, империалистическую стадию. В этот период иностранный капитал, используя в качестве своего орудия шахское правительство, все более усиливал эксплуатацию ремесленников и гнет над крестьянами, разорял мелкую и среднюю буржуазию. Связанное с этим обострение социальных противоречий в стране проявлялось в росте недовольства не только среди эксплуатируемых слоев населения, но даже среди купечества и либерально настроенных феодалов. Важным фактором нарастания оппозиционных настроений было и то, что шахское правительство даже не пыталось как-то приспособить свою политику к происходящим изменениям, а наоборот, подчеркнуто отстаивало незыблемость существующего режима и феодальных порядков, на которые оно опиралось.

Проникновение иностранного капитала в Иран сопровождалось некоторыми новшествами и в культурной жизни страны. Важнейшее из них – возникновение отечественного книгопечатания, без ”которого было немыслимо развитие новой литературы, ориентировавшейся на гораздо более широкий круг читателей, чем в прошлом.

В эти же годы появились первые переводы художественных произведений с европейских языков. Сначала это были главным образом сочинения исторического характера, такие, как «История Наполеона» Вальтера Скотта, «История России при Петре Великом» Вольтера, несколько позже – комедии Мольера и М. Ф. Ахундова, «Робинзон Крузо» Дефо, «Жиль Блаз» Лесажа, «Индийская хижина» Бернардена де Сен Пьерра, «Телемак» Фенелона, «Хаджи Баба Исфагани» Джемса Мориера, «Граф Монте Кристо» и «Три мушкетера» Александра Дюма и др.

Многие из переведенных на персидский язык произведений европейской литературы выражали передовые общественные идеи своего времени и сыграли положительную роль в борьбе против феодализма и абсолютизма в Европе. Однако в условиях Ирана второй половины XIX в. они уже не воспринимались с такой остротой, как когда-то у себя на родине. Неудивительно поэтому, что шах Наср ад-Дин даже поощрял переводы подобных произведений. И все же нельзя не отметить, что либерально настроенному читателю, недовольному шахским деспотизмом, импонировали идеи «просвещенной», «здоровой» монархии, проповедовавшиеся Фенелоном. Такой читатель не мог не восхищаться тем, как едко высмеял Лесаж в своем «Жиль Блазе» представителей высшего общества, соревнующихся во лжи, обмане, грабеже, обкрадывании друг друга. Он с воодушевлением встретил воспетую Даниэлем Дефо в «Робинзоне Крузо» творческую инициативу и предприимчивость восходящей буржуазии.

Особенно важным для развития критической мысли был перевод романа «Хаджи Баба Исфагани» Джемса Мориера. Английский автор нарисовал целую галерею красочных картин из жизни иранского общества начала XIX в. Беззаконие правителей всех степеней, мошенничества мулл и дервишей, взяточничество государственных чиновников подверглись острой и беспощадной критике. Перевод романа (переводчики Ахмад Рухи и Хабиб Шаир Исфахани), по мнению крупнейшего иранского литературоведа проф. Парвиза Ханлари, был выполнен настолько талантливо, что иранские читатели восприняли его как «первый персидский роман».[235]235
  См.: Первый съезд писателей Ирана. [Отчет на перс. яз.]. Тегеран, 1324 [1946], стр. 145.


[Закрыть]

Для развития в Иране просветительского движения большое значение имела пресса.

Первая персидская газета «Рузнаме-йи вакаи-и иттифакие» («Дневник случайных происшествий») начала печататься в 1851 г. Вслед за ней стали появляться и другие газеты. Их количество быстро росло, особенно в последней четверти XIX в. Помещавшийся в газетах материал все же редко выходил за рамки официальных сообщений. Более того, опасаясь преследования цензуры, газеты предупреждали, что они не будут затрагивать политические вопросы. Так, газета «Рузнаме-йи Насири», издававшаяся в Тебризе в 1893 – 1894 гг., писала, что «она ни в коем случае не будет касаться государственных и внутриполитических вопросов и что цель ее издания заключается в распространении науки, культуры, торговли и т. д.».[236]236
  Цит. по кн.: Первый съезд писателей Ирана, стр. 136.


[Закрыть]

Действительно, газеты много внимания уделяли пропаганде достижений науки и техники. Только одна газета «Тарбийат», например, напечатала серию статей о Гуттенберге, Пастере, Галилее, Ньютоне и т. п. Это, конечно, было положительным явлением, так как иранский читатель впервые стал приобщаться к знаниям, сокровищнице мировой культуры и науки.

С критикой феодальных порядков и деспотизма каджарского двора выступали лишь персидские газеты, издававшиеся вне Ирана: «Ахтар» (Стамбул), «Хабл ал-Матин» (Калькутта), «Сурайа» (Каир), «Канун» (Лондон).

В широком общественном и литературном движении последней четверти XIX в., которое характеризуется как просветительское, большое место занимала деятельность Мирзы Малкум-хана – автора многочисленных политических трактатов и проектов реорганизации государства, изложенных в таких произведениях, как: «Усул-и тамаддун» («Принципы цивилизации»), «Усул-и адамийат» («Принципы человечества»), «Рафик ва вазир» («Товарищ и министр»), «Рисале-йи гайбийе» («Тайное послание») и др.

Зайн ал-Абидин, как и другие прогрессивные литераторы и общественные деятели Ирана, был хорошо знаком с сочинениями Малкум-хана и разделял его политические убеждения. Более того, он несомненно вывел в своем романе Малкум-хана (не называя его) в образе того «почтенного человека», необыкновенно образованного и подлинного патриота своей родины, в дом которого в Тегеране он привел своего путешествующего героя – Ибрахим-бека. «Почтенный человек» знакомит Ибрахим-бека со своими научными трудами, основные идеи которых во многом совпадают с просветительскими и социологическими идеями Малкум-хана. Подобно последнему, «почтенный человек» был крупным государственным деятелем, имевшим доступ к шахскому двору. Как Малкум-хан, он так же выступал против реакционной политики правящих кругов и так же оказался не в силах осуществить свои планы преобразования страны.

Мирза Малкум-хан Назим ад-Дауле родился в 1833 г. в Исфахане в семье армянина, принявшего ислам, – Мирзы Йакуб-хана. Получив образование в Иране и во Франции, Малкум-хан поступил на службу при дворе Наср ад-Дина и в течение долгого времени занимал ряд дипломатических постов. В Тегеране он создал нечто вроде масонской ложи под названием «Фарамуш-хане» («Дом забвения»).[237]237
  Предполагалось, что участники собрания, находясь за пределами ложи, должны были забывать обо всем, что они там говорили и слышали.


[Закрыть] Участники этой ложи обсуждали в довольно абстрактном плане различные общественно-политические проблемы. В одной из записей азербайджанского писателя и философа-демократа М. Ф. Ахундова, с которым долгие годы поддерживал дружбу Малкум-хан, есть интересные заметки, характеризующие деятельность «Фарамуш хане». «Человек, чтобы стать совершенным, обязан: 1 ) воздерживаться от дурных поступков, 2) совершать благие дела, 3) прилагать усилия, чтобы свергнуть гнет, 4) жить в мире с другими людьми, 5) стремиться к учебе, 5) распространять знания и науку, 7) в меру своих сил поддерживать порядок в обществе».[238]238
  Отдел рукописей Института литературы и языка им. Низами АН Аз.ССР, Инв. № 13, стр. 177.


[Закрыть] Далее Ахундов отмечает, что эти семь обязанностей человека, подробно изложенные в произведении Малкум-хана «Китаб-и адамийат», и составляют основу общества «Фарамуш-хане». Хотя в названном обществе политические вопросы ставились весьма отвлеченно и сами его участники имели смутное представление о той «справедливости», к которой призывали, Наср ад-Дин закрыл «Фарамуш-хане», а самого Малкум-хана под видом повышения отправил с дипломатической миссией в Лондон. Впоследствии Малкум-хан порвал с шахским двором и уже как эмигрант начал в 1890 г. выпускать в Лондоне газету «Канун» («Закон»), объективно способствовавшую развертыванию борьбы за установление конституции в Иране.

Много усилий затратил Малкум-хан на реализацию своего проекта реформы письменности. Он разделял характерную для всех буржуазных просветителей иллюзию о том, будто основной причиной отсталости иранского государства являлась всеобщая неграмотность. Самую же неграмотность он объяснял трудностью арабского алфавита и пренебрежением правящих кругов страны к вопросам просвещения вообще и к реформе письменности в частности. Свои взгляды на просвещение Малкум-хан изложил в брошюрах «Мабда-и таракки» («Истоки прогресса») и «Шейх ва вазир» («Шейх и везир»). Увлекательно, в форме диалога, он подводит здесь читателя к мысли о том, что весь корень зла кроется в трудной арабской письменности, что истоком всякого прогресса является просвещение и конкретно для Ирана – облегченная письменность. Зайн ал-Абидин, во многом следуя взглядам Малкум-хана, также видел в просвещении нации ключ к будущим реформам и преобразованиям страны.

Едкую сатиру на административный произвол и беззаконие, царившие в то время в Иране, содержат пьесы Малкум-хана, написанные им в 60-х годах XIX в.[239]239
  Известное письмо М. Ф. Ахундова Малкум-хану, представляющее собой развернутый анализ пьес последнего, датировано 28 июнем 1871 г. Это дает основание утверждать, что пьесы Малкум-хана были написаны до начала 70-х годов. Однако считать вопрос об авторстве указанных пьес окончательно решенным нельзя, поскольку материалы, представленные азербайджанским ученым доцентом Ализаде М. Мубаризом на научной конференции по иранской филологии в 1962 г., содержат новые фактические данные, подтверждающие версию, согласно которой пьесы были написаны неким Мирзой-ага Тебризи, работавшим в 70-е годы в должности секретаря французского посольства в Тегеране [см.: Ализаде М. Мубариз. Новые данные о Мирзе Мельком-хане и приписываемых ему пьесах. В кн.: Научная конференция по иранской филологии. (Тезисы докладов). Л., 1962, стр. 32].


[Закрыть] Три из них: «Происшествия с Ашраф-ханом, губернатором Арабистана», «Способы управления Заман-хана, губернатора Буруджирда» и «Рассказ о поездке Шах-Кули-мирзы в Кербелу» – после смерти автора неоднократно издавались. В них показана ужасающая коррупция государственного аппарата, разоблачены самые изощренные способы вымогательства денег, к каким обычно прибегали иранские чиновники. Четвертую пьесу, «Рассказ о том, как был влюблен ага Гашим Халхали и о происшествиях того времени» М. Ф. Ахундов в своем письме автору[240]240
  См.: M. F. Axundov. Eserleri Bakъ, 1938, ceh. 92.


[Закрыть] подверг серьезной критике, главным образом за моральную неполноценность выведенного в ней положительного героя. Дальнейшая судьба этой пьесы неизвестна: возможно, Малкум-хан уничтожил ее, как советовал ему Ахундов, а может быть, она затерялась среди его рукописей; как бы то ни было, среди произведений Малкум-хана фигурируют только три первые пьесы.

В романе Зайн ал-Абидина дважды упоминается «Книга Ахмада». В первый раз герой романа Ибрахим-бек, еще не знакомый с истинным положением дел в Иране и бурно реагирующий на любую критику своей родины, пренебрежительно отзывается об этом произведении. Зато потом, совершив путешествие по Ирану, он искренне раскаивается в своей оценке:

«Нижайше прошу прощения я и у другого мудрейшего мужа – автора “Книги Ахмада”, ибо и о нем я помышлял худо по причине моего злосчастного патриотизма. Только теперь, когда я постиг все тонкости мудрых мыслей этого выдающегося человека, я могу утверждать, что у него в душе пылал огонь истинного патриотизма, – да не живет всякий, у кого в душе нет этого огня!» (стр. 192).[241]241
  Здесь и в дальнейшем ссылки на первую часть романа даются по настоящему изданию с указанием страниц перевода непосредственно в тексте. Цитаты из 2-й и 3-й частей будут приводиться в переводе на русский язык, с ссылками на калькуттское издание (ч. 2 – 1906 г.; ч. 3 – 1909 г.), сокращенно: Дневник, с указанием части и номера страницы.


[Закрыть]

Что представляет собой «Книга Ахмада», кто был ее автором и почему так высоко ценил его Зайн ал-Абидин?

«Книга Ахмада» принадлежит перу Абд ар-Рахима Талибова – писателя просветителя, родом из Тебриза, прожившего большую часть своей жизни в России, в маленьком провинциальном городке Темир-хан-Шуре (ныне г. Буйнакск Дагестанской АССР).

Талибов имел небольшой капитал и длительное время занимался торговлей. Очевидно, у него было немало свободного времени, которое он и использовал для пополнения и совершенствования своих знаний. Он владел русским языком и достаточно хорошо разбирался в естественных науках, чтобы переводить с русского языка на персидский учебные пособия По физике и астрономии. «По этим наукам, к сожалению, в Иране еще нет учебников, – писал он в предисловии к одному своему переводу, – поэтому я, житель Темир-хан-Шуры, Абд ар-Рахим Талибов, желая помочь нашим преподавателям соотечественникам, перевел учебник по физике с русского языка на персидский».[242]242
  Абд ар-Рахим Абу Талиб Тебризи. Книга по физике. [На перс. яз.]. Стамбул, 1311 [1893], стр. 3.


[Закрыть]

Талибов создал также ряд произведений, пропагандирующих достижения науки и техники в художественной форме. Наибольшим успехом пользовалась упоминавшаяся выше «Книга Ахмада». Она написана в форме занимательной беседы отца с сыном. Из этой книги, полезной как для детей, так и для взрослых, читатель узнавал основные законы физики, химии, биологии, знакомился с процессом изготовления бумаги, красок, карандашей, с устройством пушки, телеграфа и телефона. Исключительно интересно повествует автор о важнейших географических открытиях, животном и растительном мире. Кратко, но просто и ясно рассказывает Талибов о государственном строе ряда европейских стран, а также Японии. Автор, разумеется, не упускает из вида всего того, что может произвести особое впечатление на молодого иранского читателя, – хлебное дерево, египетские мумии, фотография и т. п. Беседы отца с сыном автор оживляет забавными эпизодами из детской жизни Ахмада.

Значение «Книги Ахмада» состояло не только в умелой популяризации науки и знаний. Разъясняя какие-либо научные понятия или общественные явления, автор как бы невзначай переходил к иранской действительности, к критике антинародной политики шахиншахского правительства. Так, рассказывая Ахмаду о свойствах газа, отец не забывает упомянуть о газовой компании, которую правительство предложило учредить какому-то европейцу, менее всего, конечно, озабоченному соблюдением национальных интересов Ирана. Говоря о крестьянстве, о сельской жизни, он замечает, что в последние десять лет из-за тяжелого положения в деревне происходит массовая эмиграция крестьян из Ирана. Беседуя с сыном о значении военного образования, отец сообщает о том, что всякий, желающий стать офицером, должен учиться в специальном учебном заведении и сдавать соответствующие экзамены. Услышав это, Ахмад с детским простодушием спрашивает: «А как же стал полковником сын нашего соседа Хабибулла-хан, который совсем не ходил в школу?».[243]243
  Абу Абд ар-Рахим Тебризи. Книга Ахмада. [На перс. яз.]. Стамбул, 1311 [1893], стр. 146.


[Закрыть] Отец вынужден разъяснить сыну, что речь идет о других странах, а не об Иране, где чины даются по наследству и где можно встретить пятнадцатилетнего бригадного генерала.

Еще большую общественную значимость имело содержание второй части «Книги Ахмада», озаглавленной «Масаил ал-хайат» («Вопросы жизни»). Читатель здесь снова встречает знакомого героя, но уже не мальчика, а образованного юношу – пылкого патриота своей родины, дающего объяснения своим собеседникам по основным вопросам общественной и политической жизни. Устами Ахмада Талибов раскрывает сущность таких понятий, как личное, общественное и международное право, свобода и равенство. Он подчеркивает, что свобода без равенства всегда превращается в посягательство одного на право другого, что «там, где нет свободы, там нет любви к своей родине – патриотизма».[244]244
  Абд ар-Рахим ибн Шейх Абу Талиб. Вопросы жизни. [На перс. яз.]. Тифлис, 1324 [1906], стр. 94.


[Закрыть] Он подробно говорит о свободе личности, свободе убеждений, свободе слова, свободе выборов, свободе печати. Сравнивая различные формы государственного устройства, он приводит высказывания европейских ученых о том, что абсолютная монархия является самым вредным и отсталым способом государственного управления, порождающим беспорядки, разврат, упадок, и что, наоборот, только конституционная монархия может обеспечить экономическое развитие и независимость страны. При этом он подчеркивает, что конституция нисколько не противоречит исламу и шариату.

Талибов, так же как Малкум-хан и Зайн ал-Абидин, был далек от правильного понимания законов развития общества, поэтому его взгляды и оценки не отличались последовательностью, а его просветительская программа наряду со смелыми прогрессивными идеями содержала немало иллюзий и заблуждений. Очень важно, например, что, будучи поклонником европейской цивилизации, Талибов вместе с тем видел ее изнанку. Он с горечью констатировал, что достижения науки и техники европейцы направляют на усиление военной мощи своих государств и порабощение отсталых народов. Он писал, что так было с Кубой и Филиппинскими островами, которые американское правительство при помощи организованных им мятежей отторгло от Испании и взяло под свое «покровительство», так было с двумя независимыми государствами Африки – Трансваалем и Оранжевым, которые были захвачены Англией, жаждавшей получить золотые и алмазные залежи.[245]245
  Там же, стр. 52 – 54.


[Закрыть] «Сейчас, – замечает Талибов – у победителя есть права, а у побежденного нет».[246]246
  Там же, стр. 54.


[Закрыть] Однако при всем этом он всерьез надеялся на то, что «культурные народы однажды поймут свои подлинные права и откажутся от политики высокомерия и захвата слаборазвитых стран. Более того, они созовут конференцию, на которой создадут новую карту мира и вручат представителю каждой страны специальный документ на владение, подписанный всеми государствами. В странах, где царит беззаконие, они создадут конституции и затем установят связь с мусульманскими народами на основе справедливости, дружбы и взаимной выгоды. Руководители европейских государств, которые несомненно являются самыми образованными людьми из наших современников, вместо преступных мыслей о незаконных захватах и порабощении, вместо политики силы и конкуренции предпримут все меры к разоружению своих армий и, довольствуясь малым, освободят своих подданных от тяжелых налогов. Тогда на земном шаре будет создана великая федерация под названием “Красная республика”».[247]247
  Там же, стр. 90 – 91.


[Закрыть] Когда произойдет это событие, автор не знает. Судя по его словам, еще не скоро, так как государственные деятели европейских стран, на которых он возлагает надежды, пока что сами «являются виновниками заблуждения своих народов, Это они направили жизнь людей по неестественному пути, чрезмерно увеличили их запросы и создали класс капиталистов, и в их руки попали бразды правления государств и даже короли и министры. Жадности этих людей нет пределов. Опьяненные гордостью и тщеславием, они не знают другого вина, кроме пота и крови бедняков».[248]248
  Там же, стр. 92.


[Закрыть]

В этих словах Талибова явно видны противоречия, характерные для большинства просветителей. Мечтая о том, что развитые европейские государства помогут странам Азии преодолеть свою отсталость, он в то же время понимает, что сделать это невозможно из-за империалистического характера этих государств. Вопрос о том, каким же образом следует установить справедливый мир и равноправие всех народов, остается у Талибова неразрешенным. И все же он не переставал горячо верить в прекрасное будущее человечества, в великую «Красную республику». «Сейчас большинство читателей, – писал он, – будет только смеяться над тем, что я пишу. Но в будущем... за эти правдивые строки меня помянут добрым словом».[249]249
  Там же, стр. 91 – 92.


[Закрыть]

* * *

Хаджи Зайн ал-Абидин ага (ибн Мешеди Али, ибн хаджи Расул, ибн хаджи Абдаллах, ибн Хамзе-хан) родился в южном Азербайджане в г. Мараге приблизительно в 1838 г. Его отец, родом из Саудж-Булага, занимался торговлей, имея по тому времени довольно крупный капитал – 5 – 6 тысяч туманов. По словам Зайн ал-Абидина, его отец был одним из уважаемых людей города и считался «марагинским Ротшильдом».

С 8 до 16 лет Зайн ал-Абидин учился в школе, о которой у него остались самые горькие воспоминания. После смерти отца 20-летним юношей он был вынужден вести самостоятельную торговлю в г. Ардебиле. Он ничего не понимал в торговых делах, поэтому терпел большие убытки, к которым, не задумываясь, добавлял расходы на светские развлечения. Спустя некоторое время Зайн ал-Абидин разорился, в чем ему порядком помогли чиновники и местные власти.

В поисках заработка он вместе с другими соотечественниками покинул Иран и отправился на Кавказ. Прибыв в Кутаиси, он занялся мелкой галантерейной торговлей и за три-четыре года сумел накопить небольшой капитал. Несколько позже, когда на Кавказе началось строительство железной дороги и в Кутаиси появилось около тысячи иранских рабочих, генеральный консул Ирана Мирза Асадулла-хан Назим ад-Дауле предложил Зайн ал-Абидину пост вице-консула. Но на этом посту он пробыл недолго. Вместо того, чтобы, подобно другим иранским консулам, собирать пошлины со своих соотечественников, влачивших полунищенское существование, Зайн ал-Абидин пытался помочь им. Небольшими суммами он роздал взаймы нуждающимся все консульские и собственные деньги, которые потом так и не удалось взыскать.

Через три года, оставшись без средств и без должности, Зайн ал-Абидин решил отправиться на новое место, где бы никто не знал о его неудачах и где можно было бы опять заняться торговлей. Он едет в Крым. В это время в Ялте с многочисленной свитой отдыхал царь Александр II. Кое-кто из сопровождавших его лиц покупал у Зайн ал-Абидина мелкие товары, иногда в лавку заходил граф Воронцов. Слух об исключительной честности иранского купца дошел до императрицы, и Зайн ал-Абидину предложили принять русское подданство. В те времена это считалось большой честью для иранского купца, да к тому же сулило ему немалую выгоду. Русское подданство избавило бы Зайн ал-Абидина от всевозможных притеснений, которые он не раз испытывал во время своих поездок в Стамбул за различными товарами; оно дало бы ему также значительные преимущества в торговле на территории России. Зайн ал-Абидин с готовностью встретил сделанное ему предложение, подал прошение и был принят в русское подданство. В Ялте он прожил около двадцати лет. Здесь он и написал принесший ему славу роман об Ибрахим-беке.

Многолетнее пребывание Зайн ал-Абидина в России имело решающее значение для его культурного роста и формирования его общественных взглядов. Не все современники, очевидно, понимали значение и своеобразие условий, в которых протекала жизнь автора «Путешествия Ибрахим-бека». Как отмечает иранский историк Ахмад Касрави,[250]250
  См.: Ахмад Касрави. История иранского конституционализма, ч. 1, стр. 45.


[Закрыть] многие читатели и литераторы удивлялись тому, что простой купец смог написать столь яркое и содержательное произведение. Между тем «Путешествие Ибрахим-бека» было не просто интересной книгой. Оно явилось в персидской литературе произведением нового жанра художественной прозы, коренным образом отличавшимся от литературы прошлого, и для его написания необходима была прежде всего широкая осведомленность как в международных делах, так и в экономической и политической жизни страны. Зайн ал-Абидин хорошо знал русский язык, поэтому имел возможность регулярно читать русскую прессу, быть в курсе всех мировых событий. Он поддерживал тесную связь с редакциями прогрессивных персидских газет «Ахтар» и «Хабл ал-Матин» и был в деталях знаком с внутренним положением Ирана.

Хорошо были известны Зайн ал-Абидину также русская история и литература. В своем романе он неоднократно обращается к историческим фактам, в частности к реформам Петра I, которые он расценивал как образцовые мероприятия по укреплению независимости государства. Зайн ал-Абидин знал и высоко ценил произведения Пушкина, он называл его «первым писателем, который вскрыл недостатки и смело говорил о них своему народу и правительству».[251]251
  Дневник, ч. 2, стр. 7.


[Закрыть] О большой любви Зайн ал-Абидина к русской культуре говорит и то, что его дети воспитывались русскими учителями и получили образование на русском языке, о чем он с гордостью пишет в своей автобиографии.