Текст книги "Дневник путешествия Ибрахим-бека"
Автор книги: Зайн Марагаи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Зайн ал-Абилин Марагаи
Дневник путешествия Ибрахим-бека
или
его злоключения по причине фанатической любви к родине
Издание подготовили
Г.П. Михалевич и А.М. Шойтов
ОТ РЕДАКЦИИ
Роман Зайн ал-Абидина Марагаи – одно из замечательных произведений персидской литературы XIX в.
Оказав большое влияние на развитие революционных настроений в Иране, «Дневник путешествия Ибрахим-бека» получил широкое распространение далеко за его пределами – в Турции, Индии, Закавказье и Средней Азии. Яркое и правдивое изображение иранской действительности, глубокий патриотизм и обличительный пафос делают эту книгу выдающимся образцом персидского критического реализма.
Роман давно привлек к себе внимание исследователей персидской литературы. Видный советский иранист профессор Е. Э. Бертельс писал в 1928 г.: «Влияние его [романа] на всю современную литературу крайне велико. Это первый оригинальный роман европейского типа на персидском языке, обладающий выраженной установкой на социальную сторону жизни».[1]1
Е. Э. Бертельс. Очерк истории персидской литературы. Л., 1928, стр. 140.
[Закрыть] События и факты, составляющие фабулу романа, настолько верно отражали иранскую действительность, что в ряде случаев были использованы в качестве достоверного иллюстративного материала авторами исторических трудов.[2]2
См., например: Г. В. Шитов. Персия под властью последних каджаров. Л., 1933, стр. 15, 18, 27, 49, 66, 70 и т. д.
[Закрыть]
Высоко оценивается этот роман и в современном иранском литературоведении. Такие крупные исследователи, как Саид Нафиси,[3]3
Саид Нафиси. Выдающиеся произведения персидской прозы. [На перс. яз.]. Тегеран, 1951 – 1953, стр. 21.
[Закрыть] П. Ханлари,[4]4
В докладе, сделанном им на съезде иранских писателей. См.: Первый съезд писателей Ирана. [Отчет на перс. яз.]. Тегеран, 1946, стр. 147.
[Закрыть] единодушно включают «Дневник путешествия Ибрахим-бека» в ряд немногих произведений, явившихся этапом в развитии современного языка персидской прозы, становление которого эти же исследователи относят к середине XIX в.
Несмотря на имеющееся в редакционном предисловии к калькуттскому изданию романа[5]5
Зайн ал-Абидин Марагаи. Сийахат-наме-йи Ибрахим-бек йа бала-и таасуб-и у. Калькутта, 1910.
[Закрыть] упоминание о готовившихся переводах его на английский и французский языки, неизвестно, были ли эти переводы осуществлены. Существует довольно ранний перевод романа Марагаи на немецкий язык – издание, ставшее библиографической редкостью[6]6
Zustaende im heutigen Persien, wie sie das Reisebuch Ibrahim Begs enthuellt. Aus dem Persischen uebersetzt und bearbeitet von W. Schulz. Leipzig, 1903.
[Закрыть].
Предлагаемый перевод «Дневника путешествия Ибрахим-бека» осуществлен по упомянутому калькуттскому изданию 1910 г. – наиболее распространенному. В нем к роману приложен небольшой цикл статей Зайн ал-Абидина на общественно-политические темы под общим названием «Куда плывет корабль нашей политики, в чем наш долг и что нам следует делать?». Поскольку эти статьи, являющиеся обзором внешней политики иранского правительства и основных современных автору международных событий, не имеют отношения к роману, они в настоящее издание перевода не включены.
Однако из калькуттского издания 1910 г. переведены на русский язык и помещены перед текстом «Дневника путешествия Ибрахим-бека» биография Зайн ал-Абидина, написанная одним из издателей этого произведения Мирзой Казимом Ширази, а также «Обращение к читателям» самого автора романа.
Переводчик, автор статьи и составители комментариев приносят глубокую благодарность за помощь в работе доктору филологических наук проф. Александру Николаевичу Болдыреву.
В комментариях даны пояснения к именам исторических лиц и легендарных персонажей, географическим названиям, терминам, связанным с вопросами религии, архитектурным памятникам, произведениям, упоминаемым в тексте, а также отдельным персидским словам и терминам, оставшимся непереведенными.
Стихотворные цитаты, не имеющие ссылки на источник, принадлежат автору романа, Зайн ал-Абидину, или взяты им из неизвестных составителям рукописей.
Переводы стихов осуществлены Б. А. Голлером.
Имена собственные и географические названия передаются в тексте перевода в транслитерации, согласно существующим «Правилам подготовки к изданию памятников литературы Востока» (М., ИВЛ, 1959). Исключение составляют некоторые общеупотребительные названия и термины, вошедшие в русский язык. Система транслитерации упрощена, и слова переданы без диакретических знаков.
В переводе сделано несколько незначительных купюр (в тексте они обозначены многоточием, взятым в скобки <...>). Купюры касаются главным образом повторений, мест, содержащих устаревшие географические и исторические сведения, а также отдельных положений и высказываний, характеризующих наиболее слабые стороны мировоззрения автора романа и потому не представляющих интереса для современного читателя.
БИОГРАФИЯ АВТОРА
Хаджи[7]7
Хаджи – почетное звание лица, совершившего паломничество (хадж) к святым местам, почитаемым мусульманами.
[Закрыть] Зайн ал-Абидин-ага[8]8
Ага – господин. Слово употребляется при имени собственном или как обычное обращение.
[Закрыть] – купец из Мараги[9]9
Марага – город на северо-западе Ирана.
[Закрыть] и автор книги «Путешествие Ибрахим-бека»,[10]10
Бек – господин. Слово иногда служило приставкой к титулу или имени представителей знати или должностных лиц.
[Закрыть] вел свой род от курдских ханов Саудж-Булага.[11]11
Саудж-Булаг – город на северо-западе Ирана. Ныне – Мехабад.
[Закрыть] Предки его из поколения в поколение занимались в Мараге торговлей. По сравнению с прочими жителями этих мест семья его считалась зажиточной. В возрасте восьми лет Зайн ал-Абидин-ага пошел в школу, а шестнадцати лет занял в лавке место рядом с отцом.
Когда ему минуло двадцать, его послали в Ардебиль,[12]12
Ардебиль – город в Иранском Азербайджане вблизи советско-иранской границы.
[Закрыть] и там, занимаясь торговлей, он сначала добился известного преуспевания. Однако мало-помалу торговые дела пришли в расстройство и перестали приносить прибыль.
Упадок дел, совпавший по времени с кончиной отца, вынудил Зайн ал-Абидина переехать вместе с братом на Кавказ. Надолго обосновавшись в Кутаиси, он занялся там торговлей коврами. Но прошло несколько лет, и злосчастная звезда снова разрушила его благополучие; он отправился в Крым, затем перебрался в Стамбул и, вернувшись оттуда с кое-какими средствами, занялся мелочной торговлей.
Собрав небольшой капитал, Зайн ал-Абидин уехал в Ялту, там он открыл торговую контору и, снискав себе добрую славу человека правдивого и честного, преуспел в делах, заслужив внимание царской семьи[13]13
«... заслужив внимание царской семьи...» – см. об этом послесловие (стр. 241).
[Закрыть] и знатных лиц. В Ялте он принял русское подданство и жил в большом почете.
Спустя несколько лет он поехал в Стамбул, там женился и вместе с женой снова вернулся в Ялту. Пятнадцать лет он занимался там торговлей, а затем покинул Ялту, уехал в Стамбул, а оттуда устремился на поклонение святому храму в Мекке.
По возвращении в Стамбул, верный своим религиозным убеждениям, он в 1904 году переменил русское подданство на свое первоначальное и снова стал подданным Ирана.
Хаджи Зайн ал-Абидин не получил систематического образования и долгое время был оторван от персидской литературы. Но, обладая возвышенным и благородным образом мыслей, он питал безграничную любовь к родине и всегда считал для себя удачей беседу и переписку с просвещенными людьми из Ирана.
В 1887 году он написал произведение под названием «Путешествие Ибрахим-бека» и послал его в рукописи на прочтение редактору благословенной газеты «Хабл ал-Матин»,[14]14
«Хабл ал-Матин» – персидская газета, выходившая в Калькутте с 1893 г. Прекратила существование в 1933 г. Ее основателем и первым редактором был Джамал ад-Дин ал-Хусайни, прозванный Муайид ал-Ислам («Поддержка ислама»). Газета резко выступала против деспотизма каджарской династии и сыграла важную роль в борьбе за установление конституции и меджлиса в Иране.
[Закрыть] знаменитому Джамал ад-Дину ал-Хусайни Муайид ал-Ислам, – да будет вечным его почитание! Тот, сделав свои исправления по содержанию и по форме произведения, вернул рукопись автору.
В 1888 году книга была напечатана в Стамбуле, в типографии газеты «Ахтар».[15]15
«Ахтар» – персидская газета, издававшаяся иранскими эмигрантами в Стамбуле с 1875 по 1899 г. В политическом отношении была близка к «Хабл ал-Матин». Издателем газеты был Мухаммад Тахир Тебризи, редактором – Мирза Махди Ахтар.
[Закрыть]
Изящным языком и правдивостью содержания сочинение чрезвычайно пришлось по вкусу иранской читающей публике. Вместе с тем оно сразу подверглось строжайшему запрещению правительством. Все экземпляры первого издания разошлись в короткое время, и в 1890 году оно было переиздано в Калькутте в типографии газеты «Хабл ал-Матин».
Как в первом, так и во втором изданиях из-за политических соображений не были указаны год и место издания.
В 1906 году Бомбейская типография «Музаффари» выпустила новое литографированное издание с хорошо известными карикатурными иллюстрациями.[16]16
«... новое литографированное издание, с ... карикатурными иллюстрациями» – речь, по-видимому, идет о карикатурах к роману Зайн ал-Абидина, которые на протяжении 1906 – 1907 гг. помещал азербайджанский сатирический журнал «Молла Насреддин», выходивший в Тифлисе с 1906 по 1914 г.
[Закрыть]
Основная цель этой книги – показать все пороки государственного аппарата абсолютной монархии и пробудить в иранской нации справедливое стремление к гражданским законным правам.
Прекрасным стилем, ясностью и выразительностью языка книга так удачно отвечала запросам времени, что даже уважаемые женщины Ирана услаждали себя ее чтением, и очень скоро это чтение принесло иранскому народу желанные результаты.[17]17
«... это чтение принесло иранскому народу желанные результаты» – автор намекает на буржуазно-демократическую революцию в Иране в 1905 – 1911 гг. В то время, когда писалась эта статья, автор не мог предвидеть, что революция кончится поражением.
[Закрыть]
Хотя эта книга написана в виде романа и названа вымышленным именем, описываемые в ней события соответствуют реальной действительности и политическая жизнь, которая в ней показана, близка к подлинной.
Хаджи Зайн ал-Абидин, автор этой книги, прожил семьдесят два года и распрощался с сим бренным миром в апреле 1910 года в Стамбуле, оставив после себя доброе имя.
Тот не умрет никогда, в чьем сердце жила любовь,
Записана на скрижалях мира вечная память ему.
Второй и третий тома книги вышли в 1906 и 1909 годах, как и первый, в типографии газеты «Хабл ал-Матин», с некоторыми поправками, внесенными его вышеуказанным редактором. К третьему тому была приложена биография автора. Недавно издание третьего тома было осуществлено также и в Стамбуле.
Письма, поступившие в редакцию газеты «Хабл ал-Матин», сообщают, что некоторые европейские ученые заняты переводом первого тома «Путешествия Ибрахим-бека» на французский и английский языки.
Мухаммад Казим Ширази.
1910 г. Калькутта.
ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ ИБРАХИМ-БЕКА
ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЯМ
Людям мыслящим и просвещенным, к коим обращаю я свои слова, совершенно ясно, что в наше время печать во всем мире больше всего содействует прогрессу, цивилизации и счастью народов. Это действительно так, Но при условии, если служители печати чужды корысти, если они далеки от приобретения незаконных доходов и, непогрешимые в подхалимстве и лести, хранят высокое благородство своей души. Если девиз их – любовь к родине и соотечественникам, если все помыслы их направлены на служение государству, а взоры неустанно устремлены на поиски тех путей, что приведут к процветанию и истинному прогрессу страны; ежели ни одного, даже самого близкого друга они не станут незаслуженно восхвалять, как и не станут корысти ради порочить своего недруга; ежели клевету, которая противна принципам гуманности, они мыслят величайшим грехом – вот тогда их слова, западая в сердца сограждан, великих и малых, будут служить искоренению существующих недостатков.
В особенности это относится к историкам и авторам мемуаров, которые обязаны писать лишь о том, что они видели своими глазами или слышали от людей, заслуживающих доверия, и обращать особое внимание на правдивость своих повествований.
Теперь уже для всех очевидно, что одна из причин прогресса Запада – это благоденствующее положение тех, кто связан с печатным словом,[18]18
«... благоденствующее положение тех, кто связан с печатным словом...» – об иллюзиях Зайн ал-Абидина относительно «свободы печати» в странах Западной Европы см. послесловие (стр. 253).
[Закрыть] людей; которые призваны замечать все недостатки в каждом сословии и каждом классе своего отечества.
Удостоверившись, что полученные ими сведения правдивы, все виденное и услышанное они без примеси личных соображений и корыстных расчетов выносят на страницах своих печатных органов на рассмотрение всего народа и призывают тем самым соответствующие учреждения исправить эти недостатки.
Эти учреждения в свою очередь, внемля напоминаниям печати, приступают, не теряя времени, к расследованию отмеченных пороков. Когда заявления печати основательны, учреждения спешно принимают меры для устранения этих недостатков, да еще приносят благодарность лицам, осведомившим их.
Если же иной раз и случится, что в дело вкрадется ошибка, они объяснят ее в мягких выражениях и постараются устранить недосмотр, допущенный органами печати.
Итак, можно сказать, что у счастливых народов этих стран имеются: язык говорящего, глаза видящего и уши слушающего. Увы, мы, к несчастью, лишены этих трех благ!
Цель этого вступления – сообщить вам, что в наших руках случайно оказались некие путевые заметки, которые бескорыстно и правдиво рассказывают о некоторых недрстатках нашей горячо любимой родины.
Исповедуя религию патриотизма, мы не могли допустить, чтобы это сокровище оставалось зарытым в землю и, движимые любовью к родине и своим соотечественникам, взяли на себя все издержки, связанные с опубликованием этой книги.
От всего сердца надеемся, что ни один из наших соотечественников, наделенный мудростью и справедливостью, не протянет перст возражения этим словам, ибо, даже мельком взглянув на разные стороны жизни нашей обездоленной страны, он своими глазами может видеть каждодневно и доподлинно то, что лицезрел, а затем описал в своем дневнике сей путешественник, горячо страждущий за свою родную землю.
Чуждые каких бы то ни было личных побуждений, мы хотим, чтобы те, кто облечен властью в нашей стране, взглянули глазами справедливости на содержание этой книги и вновь влили в иссохшее русло ушедшую воду, поднявшись в едином мужественном порыве на исправление недостатков и пороков, от которых разрушается наша экономика и нищает народ, которые умаляют в глазах иностранцев достоинство нашей нации и навлекают на нас величайший позор.
Мы желаем, чтобы наделенные властью способствовали расцвету Ирана и прославлению иранцев среди прочих наций, как это было в давние времена, и заслужат они тем самым себе вечную славу и бессмертие, дабы история человечества никогда не забыла их имена.
Бессмертен тот, кто славно прожил жизнь,
И после смерти в делах его память о нем живет!
Мы обращаемся к уважаемым читателям с величайшей просьбой не подвергать автора упрекам и порицанию, не дочитав до конца книги. Когда же по прочтении они найдут ее достойной снисхождения или заслуживающей осуждения – предоставим это их совести.
Мы молим господа лишь о том, чтобы он украсил веру всех наших соотечественников и единоверцев бесценным украшением – любовью к родине, ибо наше дело – говорить и писать на подобные темы, и да поможет нам бог!
Все те грехи, о коих мы поминаем,
Прости нам, о господи, твоим милосердием!
ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ ИБРАХИМ-БЕКА
Прежде чем приступить к изложению путешествия Ибрахим-бека, расскажем немного о нем самом, дабы читателю стали более понятны все обстоятельства его странствия.
Ибрахим-бек – сын некоего азербайджанского купца, который пятьдесят лет назад; отправившись для торговли в Каир, избрал местом своего жительства сей лучший из городов мусульманского мира и, ведя удачную торговлю, навсегда оставил намерение покинуть его.
Этот почтенный человек благодаря честности и религиозности, которые служат основой доброго имени и удачи в торговле, за короткое время собрал значительное состояние. Особенно он привлекал к себе внимание людей своим необыкновенным патриотизмом. В течение долгих лет, прожитых в Каире, этот благородный муж не изменил ни одному из своих прекрасных национальных обычаев и обрядов. И в общении с людьми, и в манере одеваться, в церемонии еды и отхода ко сну он следовал тем обычаям, которые впитал с молоком матери.
Он был столь ревностен в своем патриотизме, что за много лет не только не произнес ни одного арабского слова, но и не желал утруждать такими словами свою память. Все его разговоры только и были об Иране, он постоянно напевал песни своей родины и, кого бы ни встретил, всех расспрашивал об Иране и о своих соотечественниках. Словом, сам он был в Каире, а мыслями и душою своею – в Иране.
Зимними вечерами каждый божий день он собирал у себя небольшой круг друзей из своих просвещенных соотечественников, и весь вечер они проводили за тем, что читали исторические сочинения о деяниях великих иранских шахов.
Мирза Юсиф, который долгие годы жил в доме купца в качестве учителя его сына, читал бывало вслух книгу «Отрицающий истории»[19]19
«Отрицающий истории» («Насих ат-Таварих») – сочинение по истории Ирана с древнейших времен до середины XIX в. в 14 томах. Составлено в 1850 – 1851 гг. Мухаммадом Таги-ханом по прозвищу Лисан ал-Мульк.
[Закрыть] или поэмы о знаменитых царях, таких как Кай Хусрау,[20]20
Кай Хусрау – легендарный иранский царь, один из героев поэмы Фирдоуси «Шахнаме».
[Закрыть] Джамшид,[21]21
Джамшид – один из первых легендарных царей Ирана, жизнь и деяния которого описаны в «Шахнаме» Фирдоуси.
[Закрыть] Бахман,[22]22
Бахман – мифический герой поэмы Фирдоуси «Шахнаме».
[Закрыть] Шапур,[23]23
Шапур – здесь, очевидно, имеется в виду герой поэмы Фирдоуси – витязь Шапур, сын Нестуха, внук Гударза, поскольку автор упоминает его в одном ряду с мифическими героями «Шахнаме»; хотя Шапур из действительно исторической династии Сасанидов, герой этой же поэмы, более известен.
[Закрыть] Ануширван,[24]24
Ануширван (531 – 579) – сасанидский царь, которому иранские предания приписывают необыкновенную справедливость.
[Закрыть] и сердце хозяина преисполнялось гордостью.
Каждый год в благословенный месяц рамазан[25]25
Рамазан – название девятого месяца мусульманского лунного года. Месяц поста, в течение которого верующим не разрешается есть, пить, курить от восхода до заката солнца; все это можно делать только ночью.
[Закрыть] он нанимал четырех арабских чтецов Корана, из тех, что отличались особенно красивыми голосами, и весь месяц из ночи в ночь, от заката до рассвета читали они достохвальный Коран, а предполагаемое божье воздаяние за сие праведное занятие он посвящал чистому духу великого шаха Аббаса Сефевидского,[26]26
Аббас Сефеви – иранский шах (1587 – 1629) из династии Сефевидов. Вошел в историю под именем шаха Аббаса Великого. В период его правления Иран достиг большого могущества. Расширяя территорию государства, шах Аббас заботился о развитии торговли и путей сообщения, проводил военные реформы. Столица государства Исфаган превратилась при нем в огромный город. В XIX в., в период общего упадка в стране и начала эпохи колониальной зависимости Ирана, националистически настроенные круги иранской буржуазии идеализировали прошлое. В частности, точка зрения на шаха Аббаса, жестокого покорителя многих народов (достаточно вспомнить его походы на Кавказ), как на великого реформатора и преобразователя была присуща не только Зайн ал-Абидину (см. также стр. 42 и 212 перевода).
[Закрыть] на чьи благие и великие деяния, о коих помнят во всех уголках Ирана, не могло наложить свою разрушающую руку жестокое время. И после каждого намаза[27]27
Намаз – мусульманский религиозный обряд, молитва.
[Закрыть] он по обыкновению искренне и горячо читал фатиху[28]28
Фатиха – название первой суры (главы) Корана, молитва.
[Закрыть] в честь этого знаменитого шаха.
Особую склонность он проявлял к чтению книги «История Надир-шаха».[29]29
«История Надир-шаха» – одно из многочисленных исторических сочинений, посвященных царствованию иранского шаха Надира (ум. 1747), из племени афшаров, который прославился захватническими военными походами. Возможно, речь идет о знаменитом труде личного секретаря Надир-шаха Мирзы Мухаммада Махди-хана Астрабади «Тарих-и Надири», сочинении, очень распространенном в странах Востока в XIX в. благодаря его высоким литературным качествам.
[Закрыть] Эту книгу он читал так часто, что заучил ее наизусть.
После смерти этого человека, столь ревностного в своем патриотизме, остался сын его Ибрахим, и по его-то имени названо предлагаемое читателю путешествие.
Я познакомился с этим юношей уже после кончины его отца. Вскоре после этого печального события я поехал в Каир и по старому знакомству прямо направился в дом Ибрахим-бека, где и остановился.
Как-то раз, осматривая его библиотеку, я обнаружил шесть или восемь рукописных и печатных томов «Истории Надир-шаха» в различных изданиях. Я подивился: какой смысл держать в библиотеке многочисленные экземпляры одной и той же книги – и в тегеранском, и в бомбейском, и в тебризском изданиях?
Подумав так, я спросил:
– Зачем вы собрали столько экземпляров одной и той же книги?
– Это память об отце, – ответил Ибрахим, – покойный так любил это сочинение, что все знали: если принести ему хороший печатный или рукописный экземпляр этой книги, он обязательно купит его за хорошую цену. Несколько таких томов, завещанных на богоугодные дела, уже унесли отсюда.
Трудно описать пером, до чего доходила страсть этого человека ко всему иранскому!
Случалось, что кто-нибудь умышленно или ненароком говорил про Иран что-нибудь плохое в его присутствии. Он называл такого человека богоотступником и малодушным и уже никогда больше не вступал с ним в беседу.
В Каире жило еще несколько уважаемых иранских купцов, чьи дела шли хорошо; состояние у каждого достигало полумиллиона. Все они, пострадав в свое время от притеснений и несправедливости чиновников иранского посольства, вышли из иранского подданства, дабы избавиться от сих напастей, и приняли подданство одной из крупных держав: Англии, Франции или России.
Не раз уже, движимые расположением, давали они советы этому одержимому человеку. Они убеждали его, что, оставаясь в иранском подданстве, он поступает неблагоразумно и даже жестоко по отношению к своим наследникам.
– Право, – говорили они, – иранские послы и чиновники и в Турции, и на Кавказе считают себя настоящими душеприказчиками и опекунами живых иранцев. После твоей смерти они ничего не отдадут наследникам, уж мы-то хорошо знаем их и им подобных!
Но этот честный человек не внимал подобным словам, хотя и ему уже не раз приходилось платить ничем не обоснованные штрафы и поборы. Однако из-за своего патриотизма и терпения он так и не соглашался выйти из иранского подданства.
По причине этого даже хаджи Мирза Наджафали-хан, чьи злые и беззаконные деяния до сих пор помнят разоренные им иранцы в Стамбуле и в других городах Османской империи, самое имя которого они не могут произносить без отвращения, и тот после смерти этого купца отхватил из его наследства только тысячу лир и на том оставил наследников в покое. А ведь Наджафали в других случаях присваивал все наследство, если только удавалось придраться к чему-нибудь в завещании.
Ибрахиму было двадцать лет, когда умер его отец. В свои последние мгновения, как и подобает отцу, он обратился к сыну с таким напутствием:
– О, дорогой сын, я выполнил по отношению к тебе свой родительский долг. Кроме родного языка, я обучил тебя иностранным языкам и тем наукам, которые нынче необходимы, чтобы стать дельным и достойным человеком. Все это ты хорошо усвоил, как позволили тебе твои природные способности. О нравственности твоей, целомудрии и религиозности говорить, слава богу, не приходится. В этом отношении я доволен тобой, бог тебя не обидел. Теперь, когда свеча моей жизни догорает, я дам тебе мое напутствие, а ты выслушай его хорошенько, это поможет тебе стать достойным обоих миров. Первое: поручаю твою мать и тебя господу. Потом ты сам поймёшь, сколько трудов мы с ней положили, чтобы воспитать тебя. Второе: будь внимателен к Мирзе Юсифу Аму, твоему учителю и воспитателю, ибо после отца с матерью больше всего надобно чтить учителя, а особенно такого, как Юсиф. Он человек благородный, праведный, честный и искренний. Он с самого твоего детства живет у нас, и его следует считать членом нашей семьи. Третье: никогда не забывай своих прекрасных национальных обычаев. Некоторые неблагородные и легкомысленные люди плохо говорят об Иране. Не верь им, все это ложь. А даже если и правда, не будь с ними заодно в поношении своей родины. Четвертое: скрывай свои тайны от всех, за исключением испытанного и честного друга. Пятое: берегись льстивых людей, беги на целый фарсанг[30]30
Фарсанг или фарсах – приблизительная путевая мера, около 6 – 7 км.
[Закрыть] от всякого, кто рассыпается в похвалах тебе. Ведь такой человек мало того, что одолеет тебя всякими просьбами, еще поднимет тебя на гору спесивости и эгоизма, которые являются худшими среди человеческих пороков, и ввергнет тебя в пучину гордыни. Шестое: сам в гости ходи поменьше, старайся, чтобы ходили к тебе. Опасайся пренебречь намазом и другими религиозными обязанностями. В щедрости не проявляй излишеств: не давай столько, чтобы стать известным – если прославишься щедростью, со всех сторон к тебе устремятся нищие, а коли не дашь, они станут твоими лютыми врагами. Это относится не к дервишам,[31]31
Дервиш – последователь мистического направления в исламе и член одного из многочисленных суфийских орденов. Дервиши образовывали общины, жили в специальных помещениях, где проводили время в молитвах. Многие из них нищенствовали, собирая подаяние среди населения.
[Закрыть] а к льстивым просителям. А ежели случится в разговоре кто-нибудь скажет то, с чем ты не согласен, – не вступай в бесполезные споры и смолчи. Особенно я настаиваю на том, чтобы ты лет на шесть-восемь оставил торговлю. Слава богу, средства к жизни у тебя есть – подожди до тридцати лет, а тем временем поезжай путешествовать туда, куда повлечет тебя сердце. Для этого путешествия я вписал отдельно в завещание на твое имя тысячу лир, они не входят в общую сумму. Но не ограничивай свое странствие тем, что посмотришь всякую всячину в городах. Оставайся в каждом месте по нескольку дней и разузнай внимательно условия жизни и средства к существованию людей этой страны, а также осведомись о статистике торговли, т. е. какой годовой доход у них от торговли и какие товары и сколько они вывозят ежегодно. Приехав в какой-нибудь город, старайся найти одного-двух человек, достойных доверия, и подружись с ними, чтобы впредь они были твоими корреспондентами. В это путешествие возьми с собой Юсифа Аму, если он еще будет здравствовать, – он будет тебе охраной от бед. В этом городе ты знаешь моих друзей. Уважай их больше, чем я уважал, а тех, которые не были моими друзьями, остерегайся, ибо я на выбор друзей затратил немало труда. Свести доброе знакомство с людьми и узнать их – большой труд, это настоящее искусство. Во время путешествия помечай в записной книжке приезд и отъезд из каждого города и записывай свои ежедневные впечатления: придет время, и все это тебе пригодится. Остальные свои наставления я подробно изложил в завещании, а теперь – да хранит тебя бог!
После смерти отца Ибрахим-бек, благодаря своей честности, нравственности и высоким душевным качествам, которые вытекали из его благородной природы, стал пользоваться уважением не только друзей, но и врагов. Все его дела и поступки одобрялись многими людьми, а в чувстве патриотизма он даже превзошел своего отца.
Некоторые острословы из его соотечественников, желая подшутить над ним, говорили в его присутствии разные неприятные вещи об Иране. Поминали они об отсутствии порядка, о том, что солдаты босы, а должности в областях покупаются взятками; народ обманывают правители, беглербеки,[32]32
Беглербек – командир воинского подразделения, расквартированного в населенном пункте; начальник гарнизона (термин XIX в.).
[Закрыть] старосты и полицмейстеры, и любой из них всевозможными кознями может обложить человека штрафом или засадить в тюрьму. Говорили, что в некоторых городах имеется до пятнадцати тюрем с колодками и оковами, а также о том, что в одном городе люди сидят в бесте[33]33
«... сидят в бесте...» – укрываются от преследования в неприкосновенном для властей месте. Местами «беста» считались крупные мечети, иностранные посольства, позднее – меджлис. Укрытие в бесте в домах духовенства, чиновников и военных было незаконным и здесь указано как на один из признаков беспорядков и неразберихи, царивших в городах Ирана.
[Закрыть] в десяти-двенадцати местах: в домах духовенства, или в доме начальника казенной конюшни, или у какого-нибудь сартиба.[34]34
Сартиб – воинское звание в иранской армии, соответствующее бригадному генералу.
[Закрыть] Возмущались грязью в городах и тем, что мечети не освещены и закрыты по одиннадцати месяцев в году, а осенью завалены арбузами и дынями. Городские бани не в порядке, тысячи людей, среди них и страдающих инфекционными болезнями, входят в один и тот же бассейн; вода в нем плесневеет и мутнеет от грязи, и бассейны эти – настоящие рассадники заразы. Говорили они о том, что духовные лица враждуют между собой и завидуют друг другу. Каждый из них держит при себе, под видом сеидов,[35]35
Сеид – мусульманин, который считает себя потомком пророка Мухаммада.
[Закрыть] группу в 10 – 12 человек из отъявленных бандитов и подонков общества, у которых чешутся руки на имущество горожан. Эти духовники сеют повсюду смуты и непорядки, а потом пожинают плоды, творят, что хотят, и грабят народ. Поэтому происходят бесчисленные эмиграции несчастных людей.
Такие неприятные разговоры, в которых нередко ложь мешалась с правдой, эти люди вели больше всего для того, чтобы задеть Ибрахим-бека. Несчастный, слушая эти речи, негодовал, обвинял их в безверии, в отсутствии патриотизма. И как часто от попреков и брани дело доходило до драки, и тут уже вырывались бороды и сыпались затрещины!
Но друзья знали его убеждения, поэтому не обращали внимания на его грубую ругань и не обижались на скандалы, которые он устраивал. Случалось и наоборот: они хотели порадовать его приятными речами. Тогда они шли в кофейню, садились там и, видя его приближение, заводили разговор о величии и процветании Ирана. Простодушный Ибрахим, уловив, что беседа будет ему по душе, приходил в хорошее расположение духа и весь превращался в слух. Первым признаком его хорошего настроения было то, что он вынимал из кармана коробку с сигарами, ставил на стол и приглашал всех:
– Пожалуйста, закуривайте!
Собеседники тотчас же начинали разговор о мудрости шаха:
– Его величество изволили издать указ о том, чтобы в каждом городе построили несколько высших школ, а правителям областей выслано строжайшее предписание не чинить несправедливостей населению. Об этом распространяются особые указы от министерства, выражающие высочайшую волю шаха.
Другой говорил:
– Зилли Султан[36]36
Зилли Султан – принц каджарской династии, сын Наср ад-Дин шаха, убитого в 1896 г. Владел двумя тысячами деревень с населением в полмиллиона человек.
[Закрыть] сам подготовил сто тысяч всадников и пехотинцев, снабдив их новым оружием и всем необходимым снаряжением.
Бедный Ибрахим, слыша такие слова, будто пьянел от радости и, сидя с трепещущим сердцем, не чувствовал ни рук ни ног. Он подзывал хозяина кофейни и заказывал ему для господ кофе и кальян, а сам все угощал собеседников сигарами.
Разговор становился еще оживленнее.
– Я хорошо знаю, что по первому приказу шаха, – говорил один, – только племена шахсаванов[37]37
Шахсаваны – тюркские племена, проживающие в восточной части Иранского Азербайджана. В XVI в. имели значение военной организации, к XIX в. это значение утратили. Однако и позднее из шахсаванов вербовались военные отряды, поддерживавшие реакцию.
[Закрыть] и талышей[38]38
Талыши – племена, проживающие на севере Ирана в южном Азербайджане.
[Закрыть] могут поставить в течение двух недель пятьдесят тысяч всадников в полной боевой готовности, со всем снаряжением за свой счет.
– А бахтиарские[39]39
Бахтиары – племена, проживающие на юге Ирана.
[Закрыть] всадники еще лучше, – подхватывал другой, – они могут снарядить в течение двух недель сто тысяч людей в полной боевой готовности!
Некоторые из собеседников, считая, что и этого мало, заводили разговор о мужестве народных ополченцев Мараги и Афшара.[40]40
Афшар – точнее Афшарийе, дихистан (район), включающий 36 деревень, расположенный на северо-западе Ирана, недалеко от г. Казвина; здесь проживают главным образом афшарские племена тюркского происхождения.
[Закрыть] К концу такой беседы Ибрахим от избытка признательности оплачивал кофе и кальян всех собеседников, а иной раз ему приходилось расплачиваться и за весь ужин и за проезд в экипажах.
Небезызвестный хаджи Карим из Исфахана, живший тогда в Каире, знал об Ибрахиме поразительные истории. Вот его рассказ:
– Случилось так, что мне изменило счастье, и я крайне обеднел. У всех своих знакомых я уже занял деньги и не мог больше рассчитывать, чтобы кто-нибудь помог мне хотя бы одним шаи.[41]41
Шай (шаи, шахи) – мелкая монета. Во времена Зайн ал-Абидина являлась 1/20 частью основной старой денежной единицы – крана. Теперь основной денежной единицей в Иране является риал, равный 1 р. 19 коп.
[Закрыть] Я отказался от мысли взять в долг, и дело дошло до того, что я уже не знал, что буду есть на ужин. А хуже всего было то, что уже шесть месяцев я не платил за квартиру. Хозяин дома, араб, которому надоело выслушивать мои «не сегодня – завтра», подал жалобу в суд, и оттуда пришла бумага с предписанием, чтобы я, уплатив двенадцать лир, освободил квартиру. После бесконечных просьб и молений я получил отсрочку на десять дней. Боже мой, что было делать?! И вот как будто мне сердце подсказало, что помощь я найду у Ибрахим-бека. Чтобы привести в исполнение свой план, я написал копию со старого письма, которое мне некогда прислал один родственник из Тегерана. Затем я пошел к хаджи Мирза Рафии, исфаханскому купцу, взял у него старый конверт, на котором была почтовая иранская марка, вложил в него мое письмо и отправился туда, где, по моим сведениям, каждый день проходил Ибрахим-бек. Я сел и стал ждать его появления. Когда он показался, я, сделав вид, что не замечаю его, вынул из-за пазухи письмо и углубился в чтение. Он приблизился, я поднял голову и поздоровался. Он громко отозвался: «Здравствуйте, ага хаджи Карим, откуда изволите идти?». Я сказал: «Иду с почты, вот получил письмо из Тегерана». – «Из Тегерана?!». – «Да». – «Это чудесно, какие же новости?» – живо спросил он. – «Я еще не дочитал, но вижу вот имена шаха и разное другое», – ответил я ему. В чрезвычайном волнении Ибрахим-бек пригласил меня в кафе выпить чашку чая и почитать письмо. – «Хотя у меня и очень много дел, но раз вы так интересуетесь вестями из Тегерана – какой может быть разговор, пойдемте!» – согласился я. Мы вошли в кофейню, заказали себе кофе и кальян, и я начал читать ему письмо. Вот содержание письма:
«Уважаемый брат! Я удостоился прочесть ваше почтенное письмо, и я очень благодарен, дорогой брат, за ваши приветствия. Вы посылали двадцать пять лир через одного купца из города Оску[42]42
Оску – населенный пункт вблизи г. Тебриза.
[Закрыть] агу хаджи Абдурразака. Упомянутую сумму я получил и, согласно вашему распоряжению, послал в Исфахан на имя Мешеди Мухаммада Ризы, который передал десять лир вашим домашним, а остальные ссудил в долг аге Хасану. Он, конечно, об этом вам напишет. Других дел, заслуживающих внимания, как будто и не было, да вот какое случилось важное событие несколько дней тому назад. Вроде бы и не было причин для того, чтобы высокое правительство Ирана объявило войну правительству Англии, однако это произошло. Вот уже несколько дней, как распространились тревожные слухи, которые сразу же лишили нас всех покоя. Как выяснилось, причиной послужил такой факт: английский посланник в одной дипломатической беседе, содержание которой, разумеется, нам неизвестно, ответил садразаму[43]43
Садр-азам – премьер-министр, канцлер.
[Закрыть] без должной вежливости. Садр-азам доложил об этом его августейшему величеству. От его величества тотчас же поступил строгий приказ министру иностранных дел телеграфировать в Лондон, чтобы оттуда прислали приказ послу принести извинения. В противном случае через две недели иранские войска, двинувшись в сторону Герата, займут всю Индию. В тот же день его высочеству Зилли-Султану по телеграфу поступил приказ, чтобы четвертый полк, снарядившись в две недели всем необходимым, выступил в сторону Аби-Шахра (Бушира).[44]44
Аби-Шахр (Бушир) – иранский город и порт на побережье Персидского залива (юг Ирана).
[Закрыть] Помимо этого, 24-го числа месяца Раби ал-Аввал[45]45
Месяц Раби ал-Аввал – название третьего месяца мусульманского лунного года.
[Закрыть] в столице должно самым внушительным образом расположиться войско. Личному войску шаха и прочим войскам – пехоте, коннице и артиллерии, в количестве пятидесяти тысяч человек, предписано провести маневры и достигнуть в военном искусстве такой ловкости и сноровки, чтобы это было на удивление как своим, так и иноземцам. “Кибла мира”[46]46
«Кибла мира», или «Средоточие вселенной», – титул и форма обращения к коронованным особам. Дословно «кибла» – сторона, в которую мусульмане обращаются лицом при молитве.
[Закрыть] лично отдал сии монаршьи повеления. Короче говоря, поднялась суматоха. Наиб ас-Салтане, военный министр, словно какой-то заурядный полковник, носился то туда, то сюда. От грязи и пыли, осевших на его лице, никто его не узнавал. От порохового дыма потемнел воздух, через него не пробивались солнечные лучи. Как раз в тот день пришла телеграмма из Лондона. Не знаю, что именно в ней было, но стало известно, что немецкий посол принял на себя обязанности посредника. От самого его величества немецкого императора поступила специальная телеграмма светлейшему шаху: “Пользуясь нашей совершенной дружбой, я хотел бы просить вас, ваше величество, преумножить ваше высокое благоволение во имя сохранения и упрочения мира и общенародного спокойствия, ибо перед вашим чистым разумом не скрыто, что в наши дни, ежели в одной части мира раздастся гул пушек, – он может охватить мировой войной всю землю, так как политика тесно связывает все государства между собой. Война породит неразбериху, которая нарушит торговлю между странами, являющуюся источником жизни рабов божиих. Ради искренней дружбы, кою я питаю к вам, ваше величество, я не хотел бы, чтобы причиной мировой войны стал Иран, и надеюсь, что вы простите опрометчивый поступок посланника”. После этого стало известно, что войны не будет. Договорились на том, что английский посланник с целью извинения явится в дом его сиятельства садр-азама и, высказав ему лично свои сожаления, публично удовлетворит его обиду. Говорят, что через месяц упомянутый посланник был смещен с должности и отозван из Тегерана. Иранское правительство никогда больше не согласится принять его, и на его место приедет другой».
