Текст книги "Поклонись роднику"
Автор книги: Юрий Бородкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
Алексей Логинов чувствовал себя деятельно, каждый день с утра до вечера был на ногах, стараясь поспеть всюду сам, потому что другой стиль руководства пока не оправдал бы себя. Дисциплина в совхозе расхлябалась, любое дело надо было контролировать самому, не полагаясь на специалистов. Особенно беспокоило состояние техники, она оказалась неподготовленной, и поздно уже было что-либо предпринять.
С утра Логинов пришел в мастерские. На полигоне, перед выездом в поле, было оживленно: тарахтели двигатели, громко разговаривали столпившиеся трактористы. Здесь же находились парторг, инженер и агроном. Начальства много, но ждут именно директора, его команды.
– Так, товарищи, разговоры в сторону: уже семь часов. Отправляйтесь, кто готов, в Макарово, остальные подтянутся, – распорядился Логинов и спросил долговязого, флегматичного инженера Савосина: – Геннадий Иванович, что у нас получается с техникой?
– Три ДТ с плугами, три – с лущильщиками, три «Беларуся» с сеялками и один с разбрасывателем удобрений.
– Мало. Собрать бы еще хоть небольшое звено.
– Где уж теперь, – развел граблистыми руками инженер. – Правду сказать, и посадить-то на трактора некого.
«Хороший мужик, но мягкотелый, смирившийся с положением дел», – подумал Логинов. Он-то знал всех односельчан, знал, кто на что способен. Подошел к плотному, широкоплечему бригадиру Силантьеву, самому опытному из механизаторов:
– Трогай, Николай Михайлович.
Трактора с прицепной техникой один за другим двинулись к дороге. Логинов с чувством облегчения пошел в контору. Начиналась районная планерка, которую вел заведующий недавно созданным сельхозотделом райкома. Доложил ему по рации, что выехали в поле, что сегодня будут вспаханы и продискованы первые гектары, подписал необходимые документы, дал распоряжения и отправился пешком береговой тропинкой в Макарово.
День был ясный, далеко просматривалась речная пойма, окутанная сиренево-теплой дымкой ольховников. По заливным лугам около не высохших еще полоев бродили, добывая корм, скворцы. Все радовалось весне, и все радовало сердце Алексея Логинова, родившегося и выросшего на этой земле, за которую теперь он был ответствен как руководитель хозяйства.
По Сотьме густо шел сплав. Жаль реку, засорили ее топляком, но разве вывезешь по бездорожью тысячи кубометров леса, заготовляемые в Раменье? Огромные штабеля скапливаются к весне на берегах, их-то сейчас и раскатывают на воду. Вот говорят, бедные земли Нечерноземья. А лес? Строевой, раменский! Это же золото плывет по реке!
Около Осыпи, где крутая излука, получился затор. Слышны крики, брань сплавщиков, суетящихся с баграми. У них своя страда…
Прохлюпав резиновыми сапогами по мелкой пойменной луже, Логинов поднялся от реки на макаровское поле. Навстречу с напористым гулом двигались трактора, тянувшие широкие лущильщики. По подготовленной полосе бойко бегал голубой колесник с разбрасывателем удобрений.
Первый ДТ остановился, на гусеницу тяжело ступил грязными кирзачами Николай Силантьев. Подошел брат Иван, за ним – другие трактористы.
– Как дела, Николай Михайлович? – спросил Логинов.
– Начало есть, так сказать, первая борозда. Здесь-то, на супесях, нормально, а переедем в Еремейцево, Фролово, там почва пожиже: наверно, будет забивать диски.
– Выжидать нам нельзя, можем не управиться с посевной.
– Ничего, управимся, Алексей Васильевич, – спокойно заявил Силантьев. – Нынче выехали рано – двадцать третье число, а то ведь и после праздника начинали.
– Только бы погода не подвела, – добавил Иван.
– Надо поработать по-ударному, чтобы сразу дать хороший настрой. Раскачиваться некогда, – сказал Логинов.
– Ладно, поехали, ребята, – распорядился Силантьев.
На загумнах деревни стояли трактора-колесники с сеялками. Подвезли мешки с овсом. Логинов помог разгрузить прицеп и засыпать зерно в сеялки.
– Такой-то хороший овес побросаем в землю, а велик ли будет прок? Который год сеем без навоза и торфа, только минералку раскидываем, – посетовала агроном Вера Кулешова.
– Об этом надо было заботиться раньше.
– Алексей Васильевич, да я сто раз говорила Никанорову! Навозу около фермы полно, не знают, куда девать, а его знай отпихивают к оврагу.
Вера Кулешова еще молода. Попервости она очень переживала свои неудачи, иной раз доходило до слез. Практика работы в совхозе была далека от того, что преподавали в институте: одно дело знать агротехнику, другое – соблюдать ее.
– Чего уж тут, хоть бы как-нибудь посеять, – рассудил кто-то из трактористов…
Побывал Логинов и за деревней, где велась пахота: ему все казалось, что без его участия сделают что-то не так. Однако посевная началась. Радовали общее оживление, гул моторов, вид поднятой плугами земли, еще не заветревшей, с влажным отблеском, будто парной.
Из Макарова Логинов направился в Пустошки. Шел лесом и размышлял о совхозных делах, о земле. Семь с половиной тысяч гектаров землепользования – много это или мало? Понятие относительное. Для совхоза «Белореченский» много, потому что всего восемьдесят человек работающих. Около сорока деревень было на территории, осталось всего несколько. В иных доживают век одни старухи. Вот и Пустошки превратились в такой хутор, можно сказать, на одних Носковых держатся. К ним-то и направлялся Логинов.
Павла Носкова мужики прозвали фермером. Смех смехом, а такого хозяина, как он, поискать во всей округе: неутомимый бегунок, хотя уже вышел на пенсию. Под стать ему и жена Александра Федоровна. Держат полный двор скотины: корову, теленка, овец. Павел обнес огородом бо́льшую часть бывшей деревни, пологую поскотину к речке Катенихе, и далее за нее перешагнули прясла, чтобы скотине в любое время можно было подойти к воде, спрятаться в ольховнике от слепней. Одним словом, летом живут Носковы в своих Пустошках привольно: и покос около самого дома, и ягоды да грибы в бору – только перешагни за Катениху.
Хозяина Логинов заметил издалека, тот нес на плече длинную жердь, бросил ее около огорода и, когда взлаяла собака, торопливо приблизился к полевым воротцам, разглядывая из-под руки пешехода.
– О, Алексей Васильевич! – обрадованно воскликнул Носков, открывая воротца. – А я не сразу и узнал тебя. Доброе здоровье! Какими судьбами?
– Пахать начали в Макарове. Дай, думаю, добегу к Павлу Андреевичу.
– Это хорошо. Не часто начальство у нас бывает. – Хозяин махнул рукой на черно-белого кобеля, и тот замолк, нехотя отбежав в сторону.
Логинов окинул взглядом опрятное подворье с дощатой сарайкой, пристроенной ко двору, с колодцем, с крепким тыном палисадника, в котором стояло с десяток ульев. К скамеечке были приставлены две верши, сплетенные из свежих ивовых прутьев. Во всем чувствовалась хозяйская рука. Откуда столько энергии в этом сухощавом носатом мужичке? Он и ходить-то спокойно не умеет – все вприбежку.
– Пошли, пошли в избу, – пригласил он и первым поднялся по лестнице, окликнул жену: – Александра, ты погли, кто к нам пришел-то!
Александра Федоровна, невысокая ростом, круглолицая, приветливо улыбающаяся, тотчас появилась в прихожей.
– Здравствуй, Алексей Васильевич! Здравствуй! – кланялась она. – Милости просим. Да не разувайся – проходи!
Павел засуетился, не дожидаясь, когда соберет на стол хозяйка, сам начал носить тарелки.
– Ты ведь прямо из поля, поди, проголодался. Вот грузди, вот творог со сметаной, яичницу сварганим: на газу – один момент, – потчевал он. – Все свое, не покупное. Давай-ка по стопочке за встречу! А?
– Нет, нет! – запротестовал Логинов.
– Чего же? Такой здоровый парень! Я и то позволяю.
– Посевная, Павел Андреевич. Трактористов стараюсь удержать от выпивки и сам остерегаюсь.
– Бывало, Никаноров зайдет, дак уж, пока не выпьет, не выпроводишь, – заметила Александра. – Мы с батькой, когда узнали, что ты, Алексей Васильевич, стал у нас директором, просто порадовались: наконец-то, говорим, и в наш совхоз толкового человека назначили.
– Та-ак, значит, теперь у себя в Белоречье. Мы приветствуем и одобряем, – вторил ей Павел. – Може, на поправку дело пойдет. Вишь, и весна ранняя, в поле уж выехали.
– Техника не подготовлена как следует.
– Так ведь это понятно… Ты поешь, Алексей Васильевич, поешь, как дома.
– Давно я не бывал у вас. Вроде на отшибе живете, а все по-современному: холодильник, телевизор. И вообще привольно тут, в Пустошках.
– Знаю, фермером меня за глаза называют. А какой фермер? Раньше каждый такое хозяйство держал, это нынче привыкли надеяться на зарплату, а у себя на дворе петух не пропоет. Нет, мы так не можем. – Носков поприглаживал жесткой пятерней свалявшиеся волосы и, прищурившись, посмотрел в окно на залитую солнцем улицу. Его глаза словно бы таяли голубенькими льдинками под кустистыми бровями. – Летом у нас действительно благодать! Кругом дары природы, так сказать.
– Павел Андреевич, я пришел поговорить об одном важном деле: не возьмете ли на лето полсотни телят? – спросил Логинов.
Хозяин насторожился. Из-за переборки тотчас выглянула Александра, отмахнулась обеими руками:
– Своей скотины полный двор – хватает управы.
– Их ведь пасти надо, кроме всего, – добавил Носков. – Дело нешуточное.
– Вон у вас какой выгон большой, еще пригородим вдоль речки. Проще подвозить подкормку. Трактор выделим с косилкой и прицепом в полное распоряжение: ты ведь работал на тракторе, Павел Андреевич, – убеждал Логинов.
– Трактор – это хорошее подспорье, а все же много канители.
– Будем помогать, чем можно. Комбикорма привезем. Овса вам для куриц хоть сейчас выпишем. Я уж не говорю о большом заработке. Хотелось бы подержать телят в Пустошках с конца мая хотя бы до сентября. Подумайте, вы бы очень выручили совхоз.
Из директорских посулов на Павла больше всего подействовало обещание дать трактор: плохо ли иметь такую «лошадку», в любое время подвезешь, что потребуется. Но и с телятами будет хлопотно все лето. Он выжидательно поглядывал на жену, дескать, как ответить. Спросил ее:
– Ну, как, Федоровна?
– Я сказала, своей скотины хватает. Ты уж не взыщи, Алексей Васильевич.
– Заработок будет неплохой, – снова пообещал Логинов.
– Да разве в деньгах дело? Чай, не бедно живем, – несколько уступчивее продолжала Александра, поскольку получить кругленькую сумму все-таки было соблазнительно.
– Конечно, хотелось бы помочь тебе, Алексей Васильевич: я твою заботу понимаю, – заявил хозяин. – Ты не торопи, дай обмозговать это дело, а я на днях буду в селе, зайду к тебе в контору.
– Договорились. Спасибо за угощение, Александра Федоровна. До свидания.
Когда вышли на улицу, Носков, открывая воротца, обмолвился:
– А без трактора, Васильевич, тут не справиться.
– Трактор будет, Павел Андреевич.
Еще не получив определенного согласия Носковых, Логинов возвращался в Макарово с чувством облегчения. «Согласятся, наверняка согласятся», – думал он. Это же ему говорил отец, посоветовавший сходить в Пустошки. Действительно, загон для телят у Носкова готов, только надо послать мужиков расширить его, а зеленую подкормку Павел подвезет на тракторе…
Стал переходить лесной ручей, остановился в воде, ощущая через сапоги ее приятную прохладу. Под ногами глухо похрустывали промытые камушки. Наклонился, чтобы сполоснуть лицо, а в это время рядом – цок-цок-цок! Поднял голову – белка суетится на сучке ольхи и не убегает, вроде бы сказать что-то хочет. Уж простой ли зверек? В черных бусинках глаз – любопытство. Взять бы на руки да погладить, но не стал пугать, обошел чуть сторонкой.
Легко, с ощущением как бы праздника в душе шагал Логинов дальше по непросохшей дороге; казалось, звонче, веселей распевали птицы, ярче светило солнце. Послышался обнадеживающий гул тракторов: начало сева всегда радовало, как зачин всему страдному лету…
Домой Алексей вернулся вместе с братом Иваном уже поздно вечером. Отец, поджидая их, курил на скамеечке у крыльца. Сели по обе руки от него. Иван сбросил спецовку и грязные сапоги, тоже закурил.
– Ну, как, Иван, новый-то директор? Не дает вам поблажки? – шутливо спросил Василий Егорович.
– Знаешь, какую припевку про него ребята придумали? – кивнул Иван на брата. – Зачем ты в наш совхоз приехал? Зачем нарушил наш покой?
– Ха-ха! Молодцы! Все верно, подраспустил вас Никаноров. Сеять-то начали?
– Начали. Дня за два в Макарове управимся.
– Славные установились деньки, давно такой ранней весны не было.
Даже после заката солнца было сравнительно тепло, как в пору предлетья. На скворечниках пощелкивали угомонившиеся к вечеру скворцы. Чуть внятно веяло запахом березовых почек, которые вот-вот должны были проклюнуться. Пойма Сотьмы, видимая с горы, начала окутываться синими сумерками, а над лесом в раменской стороне по-весеннему свежо и чисто рдела заря.
– К Носкову сходил? – спросил Василий Егорович. – Как результат?
– Кажется, уговорил. Говорит, подумаю и приду сам в контору.
– Должны согласиться: работы они с Александрой не боятся, да и денежки любят.
– Трактор я ему пообещал.
– И правильно! К людям надо иметь подход. Никогда не спеши, все обдумай и действуй спокойно. Нынче работать с людьми гораздо трудней, – наставлял Василий Егорович.
– Была бы возможность, я бы и в другие деревни пригнал скот, чтобы землю полней использовать: и трава там пропадает, и навозу на полях – ни грамма, – объяснил Алексей.
– Вполне согласен… Ну что, ребята, хватит дым глотать, пошли поужинаем, – грузно поднялся Василий Егорович. – Да, Алексей, тебе звонила Наташа, спрашивает, когда приедешь. Конечно, это не житье: она там, ты здесь.
– Сейчас и некогда, и самая бездорожица, и машина совсем раскурочена, – посетовал Алексей.
– Безлошадный директор, – с улыбкой изрек Иван и тронул брата за плечо.
По привычке, как это делал, председательствуя в «Красной заре», перед сном Алексей записал в специально заведенной тетради большого формата:
«23 апреля выехали в поле: вспахано 20 га, задисковано 40 га, посеяно 27 га. Побывал в Пустошках у Носкова, договаривался насчет летнего содержания телят. Дни стоят теплые, даже не верится, что апрель месяц. По реке идет сплав. Листья на березках еще не распустились. Только бы погода не подвела».
Ранняя весна всегда кажется ненадежной, обманчивой. Очень беспокоила Алексея Логинова эта первая посевная в совхозе, поскольку она должна была дать настрой всей последующей работе.
9
ТЕЛЕФОНОГРАММА
Директору совхоза А. В. Логинову,
Главному агроному В. М. Кулешовой
Установлено, что в некоторых хозяйствах района наблюдается грубейшее нарушение агротехники на весеннем севе. Так, в совхозе «Белореченский» агроном Кулешова допускает посев по плохо выровненной почве без внесения удобрений. В результате семена заделываются плохо, отчасти остаются на верху почвы. Здесь не предъявляется должной требовательности к механизаторам за качественное проведение сева. Обязываю под личную ответственность руководителя хозяйства и агронома усилить контроль за качеством проведения сева. Категорически запретить посев в плохо подготовленную почву, предварительную обработку проводить только в поперечном и диагональном направлениях. Посев производить с внесением смеси удобрений.
В. А. Арефьев,начальник управления сельского хозяйства райисполкома.
Конечно, нарушения агротехники имели место, но Логинов при всем желании не мог сразу выправить положение: важнее было в срок управиться с весенне-полевыми работами. Договорился с председателем лучшего в районе колхоза «Заветы Ильича», где начинал работать, и тот прислал после Первомайского праздника два трактора с плугами. Хорошо помогли заветовцы сначала в Пустошах, потом переехали в Осокино, а тут произошло самое неприятное…
Решив наведаться к присланным трактористам, Логинов отправился в Осокино, вышел на поле, но нигде не увидел тракторов и не услышал их гула. Навстречу, покачиваясь в седле, неторопливо ехал верхом на карем жеребце бригадир Шалаев, коренастый мужик с раскосыми глазами и круглым, гладким, как яблочко, носом.
– Здорово, Алексей Васильевич! – густо пробасил он.
– Здорово. Где трактора? Где трактористы?
Шалаев отвел взгляд в сторону, поморгал, будто в глаза попало дыму.
– Забастовали, можно сказать. Вчера вечером подняли плуги и – ходом домой. Я с самого начала сумлевался в успехе. Вот еду доложить тебе. Ребята с характером оказались, принцип поставили.
– Из-за питания, что ли?
– Конечно. Ивановы отказались их кормить: своего народу полон дом. Серафима Голубева тоже не пустила…
– Ты понимаешь, чего натворил-то? – Логинов сгреб бригадира пятерней за штормовку, стащил с седла. – Люди приехали помогать нам, а ты не сумел накормить их. Ведь я же просил: Михаил Арсеньевич, организуй. Да что толковать с тобой! С похмелья, что ли, не можешь очухаться? – Расстроенно отвернулся от Шалаева, кинув взгляд на притихшее поле.
– Ну, може, и я виновен, а оне тоже шибко гордые оказались. Черт их дернул умотать домой! – оправдывался Шалаев, подергивая козырек кепки, приспущенный на глаза. – Воля твоя, делай что хочешь.
– И сделаю. Завтра же будет приказ о переводе тебя в старшие рабочие.
Логинов направился к деревне. За ним повернул и Шалаев, ведя лошадь в поводу…
Неприятности на этом не кончились: такой уж выдался денек. Когда Логинов пришел в Еремейцево, два трактора с дисковыми лущильщиками безмолвно стояли на опушке, третий тарахтел около леса. И без того взвинченный, злой, Логинов решительно направился к избе Августы Баклановой и не ошибся: громкие голоса доносились оттуда. Беда с этой Августой. Вышла на пенсию, зимой живет в городе, летом в деревне. Мужики знают, что у нее водится самогонка, а потому не упустят случая понаведаться, если работают рядом. За лето машины и трактора набьют торный след по траве от дороги к избе Бакланихи.
Появление Логинова было неожиданным, так что трактористы даже не успели убрать бутылку со стола. Сама Августа с поклонами и заискивающей улыбкой на зарумянившемся лице повела ласковые речи:
– Алексей Васильевич, милости просим! Всегда рады такому гостю, проходите, проходите к столу.
– Я не застольничать пришел, Августа Ивановна.
– Как говорят, чем богаты, тем и рады, – продолжала свое Бакланиха.
Логинов строго глянул в ее размыто-голубые, подернутые слезкой глаза, потом перевел взгляд на трактористов. Николай Баранов виновато потупился, щупая грязные, пепельного цвета волосы, а Сашка Соловьев нисколько не смутился, сидел, выпятив грудь, и смотрел на директора не моргнув глазом, не то чтобы дерзко, а как-то весело.
– Ну и что скажете? – обратился к ним Логинов.
– А чего сказать? Садись, Алексей Васильевич, выпей за компанию, – тотчас ответил Сашка и налил самогонки в стопку, поданную хозяйкой. – Мы ведь что, пообедать, это самое, зашли. Не беспокойся, потом наверстаем.
– Ага, пообедать, – поддакнул Баранов.
– Не обедать, а пить вот эту бурду вы зашли. Как не совестно?! В посевную каждый час дорог, неужели не понятно! Почему Силантьев в поле, а вы рассиживаете здесь? – сыпал вопросами Логинов.
– Ему всегда много надо.
– А вам меньше? Так вот, сегодняшний обед каждому из вас обойдется по двадцатке. Депремирую. Понятно?
Сашка Соловьев еще пытался оправдываться, даже пошучивал. Баранов не поддержал его, надернул кепку и тронул приятеля за руку:
– Ладно, молчи уж, пошли.
Досталось и хозяйке.
– А ты, Августа Ивановна, прекрати спаивать механизаторов в такую ответственную пору.
– Пришли, просят, дескать, до магазина далеко, ну как им откажешь? Може, дров привезут. Ведь свой народ, не прохожие какие, – объяснялась Бакланиха, то разводя руки, то прижимая их к груди и бросая беспокойные взгляды на стол.
Логинов приподнял за горлышко бутылку с остатками мутноватой жидкости, предупредил:
– Если не прекратишь заниматься вот этим делом, в следующий раз приду с участковым.
– Алексей Васильевич, батюшка, да у меня и оставалась тока эта бутылка с прошлого году: валяй, хошь, сичас проверь…
Не дослушав лживых оправданий хозяйки, Логинов вышел на улицу и глубоко хватанул ртом свежий воздух, точно в избе ему затрудняло дыхание. Бакланиха, прильнув к окну, потревоженно смотрела ему вслед. К такому строгому обращению она не привыкла, поскольку от прежнего директора никакого взыску не было.
10
Утром Николай Баранов выкатил со двора видавший виды «Ковровец», принялся снимать и промывать карбюратор. Пока возился с мотоциклом, выбежали ребятишки, их у него трое, все еще ходят в садик, все кудрявые, в мать, и, вероятно, за это да еще по фамилии в селе их прозвали смешно и ласково – Баранчики. Присели на корточки вокруг мотоцикла, с интересом наблюдали за действиями отца, младший начинает рыться в инструменте.
– Шурик, не трогай – перепачкаешься.
Вот и второй подобрался к приподнятому над землей колесу, крутит его.
– Я кому сказал? Попадут пальцы в спицы.
Старший смирно посапывает, пустив сопельку до губы: вдумчивый, смышленый парень, кажется, возьмет и подскажет, в чем загвоздка.
Вышла жена Валентина, постояла на крыльце, повязывая белый платок: очень он подходил к ее смуглому чернобровому лицу, к темным вьющимся волосам. Что говорить, баба заметная, мужики на нее поглядывают, да и сама она блудлива. Вероятно, последним в селе Николай узнал, что жена погуливает с Никаноровым, не зря тот перевел ее из доярок в заведующие складом: работенка не пыльная. Был грех, был и скандал, но что поделаешь, не разводиться же, раз нажили троих детей. К счастью, Никаноров уехал из села.
– Дверь запирать? – спросила Валентина.
– Сам запру.
– Ребятки, пошли! – позвала она сыновей, и те направились вместе с ней в садик, расположенный в новой части села.
Жить бы без горя при такой полноценной семье, если бы не этот изъян в поведении жены. Теперь взялся слух, будто она подпускает с себе Пашку Колесова. Где голова-то? Завести шашни с таким прохвостом! Он что – вольный казак, а тут трое ребят, подумала бы…
В последний день сева Николаю Баранову потребовалось съездить из Еремейцева в мастерские. Оседлал мотоцикл, пригазовал в село и, пользуясь моментом, решил зайти к жене. Дверь склада оказалась запертой изнутри, железная поперечина была откинута на сторону. Что за чертовщина?! Поторкался – нет ответа. И только когда его облаяла собака, он обратил внимание на рыжего Пашкиного Тарзана, до этого беспечно валявшегося у входа. Точно ледяной водой окатили Николая, постоял ошеломленно и снова, на сей раз требовательно, ударил в дверь. Ее открыла Валентина, оробев при виде мужа.
– Ой, это ты! Чего вдруг?
– Я-то ничего, а вот ты что сидишь назаперти?
– Да так… Ушла в тот конец считать фуфайки да галоши, – врала Валентина и, стараясь совладать с собой, принялась лузгать семечки.
– Скажи, чего бы ради Пашкин кобель привадился тут у порога?
– Кто его знает?
Скоро ему надоело пытать жену вопросами, грохнул по обшарпанному столу кулаком, скомандовал неожиданно:
– Пашка, сучий сын, выходи!
– Да ты что?! Никого нет.
– Ах, нет! Сами найдем этого клиента.
Николай решительно шагнул за стеллажи, а в это время Пашка прошмыгнул в дверь, но был замечен.
– Стой, денной вор! – крикнул Баранов и, настигнув беглеца уже на улице, сбил его подножкой.
Едва успел тот приподняться, как получил хлесткий удар по зубам. Пашка парень нахальный, да и покрепче Баранова, а нелегко оказалось сдержать такой яростный напор. Дрались беспощадно, перекровенились, задышались, как петухи: сначала выкрикивали угрозы, после уж голосу не хватало. Валентина испуганно металась вокруг них:
– Коля, уймись ты наконец! Что вы делаете? Пашка, перестань! Ой, беда!
Ее не слушали, глухо топтали сапогами землю, загнанно дышали. Тарзан еще взбеленился, все хватал Николая за брюки, даже укусил раза два. Хорошо, хоть склад находится не на виду, за зернотоком. И все-таки на шум-гам прибежала тетка Дарья Копылова, у которой было какое-то чутье на подобные события. Смело вклинилась между драчунами, принялась совестить их:
– Опамятуйтесь! Что вы делаете – на убив бьетесь? Пашка, окаянная твоя сила, уймись! Кому сказала? Стой! Ой, батюшки!..
Ей удалось оттеснить Пашку. Николай, страшный в своем растерзанном виде, приступил к жене:
– Теперь твой черед.
– Коля, не надо! Коля, не виновата я! Это Пашка зашел и запер дверь, – Валентина пятилась от него в склад.
– Долго ли я буду терпеть твои проделки, зараза?!
И такая ненависть к жене вспыхнула в нем в эту минуту, что, кажется, кровь вскипела: схватил подвернувшуюся электроплитку, ударил ею Валентину по голове. Та упала и не шелохнется.
– Ой, что ты натворил! Ой, господи! Ой, Колька, бедовая твоя голова! Не насмерть ли зашиб? – запричитала, суматошно всхлопывая руками, вбежавшая Дарья.
– Туда ей и дорога! – выпалил в сердцах Николай и, тяжело мотаясь, вышел на улицу. На душе была такая черная пустота, что впору бы пойти к Сотьме да утопиться. Он направился на край села, очутился в перелеске и здесь как-то потерянно опустился на землю и, обхватив руками голову, словно окаменел…
Когда вернулся в село, узнал, что жену увезли в больницу в Покровское: видать, перестарался вгорячах. Шевельнулась жалость и к ней – слава богу, жива. Самому тоже пришлось сходить в медпункт, сделать укол против собачьего укуса.
Под вечер привел из садика сыновей. Те, обрадовавшись воле, сразу убежали гулять. Глупые, еще не понимают, что драма в доме. Николай не знал, куда деть себя. Побродил по дому, тошно было находиться в собственной избе. Вышел на крыльцо, сел покурить на приступок. Не было в его жизни столь черной минуты.
Солнце стояло еще высоко – весенний день долог. По двору зеленела муравистая травка. Ветерок перебирал первородную, свежую листву на березах, покачивал флюгерок на одной из соседских крыш. Тянуло резким запахом дыма: кто-то сжигал мусор на огороде. Завтра бы можно истопить баньку, поотдохнуть денек-другой, закончив сев. Все бы хорошо, да вот…
Подошел Василий Егорович Логинов. Большой, усатый, неторопливый в движениях, он сел рядом с Николаем, поразглядывал его припухшее после драки лицо с подбитым глазом и ссадиной на носу, спросил сочувственно:
– Ну что, голова кручинная? Тяжко?
– Вот, Василий Егорович, какая дрянная история вышла. Поди, знаешь?
– Как не знать: такие вести не лежат на месте. Беда с этим ветрогоном Пашкой.
– Убью я его, паразита, – с дрожью в голосе произнес Николай. Смаргивая навернувшиеся слезы, он прерывисто, со всхлипом затянулся табачным дымом.
– Это, парень, не годится: в тюрьме напаришься, и о ребятишках подумай. Выбрось такие мысли из головы! Прежде всего надо жену воспитывать.
– Уже воспитал: увезли в больницу в район.
– Тоже не выход…
– Подвела меня Валька, не живется ей по-людски. – Снова всхлипнул. – С Никаноровым путалась, тот уехал, так на тебе – еще хахаля заимела.
– М-да… Вроде бы всем хороша баба, а поди ты… – рассуждал Василий Егорович, не зная, чем утешить Баранова.: – Как говорят, бела береста, да деготь черен.
– Ведь трое ребят, Василий Егорович! О чем она думает? Я вот кину сейчас веревку на балку, тогда небось спохватится. Разве это жизнь?
– Не горячись, а то наделаешь глупостей, – Логинов положил тяжелую руку на плечо собеседника. – В жизни, брат, всякое бывает, надо держаться.
В таком взвинченном состоянии нельзя было оставлять Николая. Василий Егорович поразмышлял и, придавив каблуком окурок, предложил:
– За тещей надо послать кого-нибудь.
– Без нее обойдусь, только разругаемся.
– Нет, не обойдешься. Она ребятишек и накормит и спать уложит. Лучше, пожалуй, сам дойду до нее.
Ушел. Чем приглашать тещу, лучше бы сам подольше посидел. Хорошо, что в момент отчаяния рядом оказался такой рассудительный, спокойный и сильный человек, мнение которого авторитетно для каждого белореченца…
А в это время Баранчики прибежали на угор, где строились необычные дома, похожие на терема с заостренными крышами, какие рисуют в детских книжках. Стройка привлекала ребятишек и тем, что здесь работали приезжие плотники: смуглые, сухолицые, усатые. Иногда они разговаривали по-своему, совсем непонятно, иногда по-русски, но не так, как здешние жители. Старшим у них был горбоносый Мовлид, самый словоохотливый. Он и сейчас шутливо окликнул ребятишек:
– Ну, как поживаете, Барашки?
– Хорошо, – дружно ответили братья.
Мовлид, осведомленный о происшедшей истории, ухмыльнулся и покачал головой.
– Отец дома?
– Дома, – сказал старший из ребятишек. – А маму увезли в больницу.
– Ай-яй! – снова качнул головой бригадир строителей. – Это плохо.
Один из усачей, поднимавший шиферные листы на крышу, сложил вдвое конец веревки, потряс ею:
– Вашу мамку вот чем надо учить!
– Ты злой, а мама хорошая, – обиделись Баранчики и все насторожились, готовые дать стрекача.
Строители захохотали, обнажая под черными усами белые зубы. Это совсем не понравилось ребятишкам, побежали прочь.
– Глупые Баранчики, – сказал Мовлид.
– Совсем еще ягненки, – насмешливо добавил его напарник.
Через пять минут, позабыв о своей обиде, Баранчики наблюдали, разинув рты, как мальчишка-школьник ловко гоняет на велосипеде, не держась за руль. Их счастье, что малы и не имеют понятия о семейном скандале, лишь старший смутно догадывался, что произошла какая-то неприятность.
11
Нелегко далась первая решающая страда, но совхоз все же справился с посевной, и хотя сроки ее были затянуты, выручила ранняя весна. Через неделю Алексей Логинов собрал механизаторов и специалистов в доме культуры для подведения итогов. Некоторые были награждены Почетными грамотами и денежными премиями, другие, наоборот – депремированы. Тем не менее никто не высказывал обид, понимали, что наказаны по справедливости. Общий настрой оставался праздничным.
Потом пошли на берег Сотьмы. Алексей знал по рассказам отца, что раньше, и до войны и после нее, всегда справляли посевную. Такая минута отдыха просто необходима, потому что нельзя без конца требовать: давай, давай. К тому же праздники объединяют людей.
Дружно направились под гору, поближе к воде, переговариваясь и любуясь красотой родной реки. Вид был действительно впечатляющий: широко простирались увалистые леса, рассеченные сверкающей струей Сотьмы, свежо зеленели луговые поскотины, а главное, все берега густо обметало белой кипенью цветущих черемух: здесь, напротив села, их особенно много. Может быть, потому и произошло название Белоречье.
Сотьма! С детства ты даришь радость здешним людям, манишь к себе: и рыбешкой побалуешь, и освежишь тело, и смягчишь душу одним своим видом. Куда бы ни занесла потом судьба белореченца, вспоминая о самом дорогом сердцу уголке земли, он будет прежде всего представлять тебя, Сотьма, твои тихие омуты и торопливые перекаты, кудрявые заросли ивняка, ольховника и черемухи по берегам, алые зори, отраженные в светлой воде. Алексей Логинов знал это по себе, когда учился в институте и служил в армии. А сейчас была самая благодатная пора предлетья, еще не изнуряла жара, не сомлела свежая зелень, каждая веточка и травинка тянулись к солнцу. В пойме реки поселилось множество птиц, распевавших на все лады, словно бы опьяненных этим медово-густым запахом черемухи.
