Текст книги "Поклонись роднику"
Автор книги: Юрий Бородкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Тронула за плечо Алексея, тот сразу открыл глаза, будто и не спал.
– Вставайте, милые мои, коли по грибы собрались. Жалко вас будить, да сами просили.
– Встаем, встаем, – ответил Алексей и бодро, без раскачки, поднялся, потирая ладонями лицо и приглаживая волосы.
В это время тихо зазвенел будильник наручных часов, которые лежали на стуле около Виктора. В горницу заглянул Василий Егорович. Все зашевелились, старались двигаться осторожно; корзины и одежда были приготовлены с вечера, только наспех позавтракали. Хотели еще взять Игоря, но не стали будить.
Солнце не взошло, село спит. Над поймой Сотьмы пухнет белый туман, поднимаясь высоко, смутно видны лесные дали. Тишина всесветная, только улавливается возникший вдалеке гул мотора. Есть что-то тайное, волнующее в рождении дня, как будто на твоих глазах происходит само сотворение мира.
«Нива» завелась с первого поворота ключа. Хороша машина, работает не шумно, везет не тряско. Довольный Василий Егорович сидел спереди, рядом с Виктором. Раньше в бор-то бегали пешочком, обратно идешь с корзиной – язык на плечо. Теперь везет сын, да еще на такой шикарной машине!
Ехали небыстро, как позволял проселок. Мимо проплывали перелески, сжатые поля, покосы. Разгоралась заря, и солнце вот-вот должно было показаться из-за горизонта; белой лентой тумана обозначилась Катениха, за которой заманчиво раскинулся еще непрояснившийся бор.
Некоторые машины и мотоциклы останавливаются в Пустошках, другие двигаются дальше, за речку. Логиновы благополучно преодолели брод.
– Ай да «Нива»! – одобрительно воскликнул Василий Егорович. – Не зря деньги плачены. Эдак мы прямо в груздовик приедем!
– Шуруй, сколько сможешь, по старой лесовозной дороге! – подсказал брату Иван.
Заехали глубоко в лес.
– Я буду ходить поближе всех к машине, – сказал Виктор, – если что – посигналю.
Как ни спеши в лес, все равно кто-то опередит тебя: уже тревожат тишину бора крики грибников. Алексей с Иваном скоро убежали в сторону. Василий Егорович шагал неторопливо, держа направление на гору, где знал хорошее грибное местечко. «Поди-ка, и там обрали, а все же заглянуть надо», – решил он.
Благодать-то в бору какая! По редкому сосняку растут здесь березы да кустистые липки, называемые лышняком, встречается ельничек: просторный, светлый лес, и дышится в нем легко. Солнца еще не видно, но по вершинам деревьев уже брызнул его свет: скорей бы сгоняло росу.
Василий Егорович обходил вокруг елочек, заглядывал в заросли лышняка, изредка замечая снежно сверкающий в желтой листве груздок, веселивший сердце одним своим видом. Возьмешь в руку – плотный, прохладный, как ледышечка. Не беда, что нет дружного роста грибов: просто погулять по лесу – и то удовольствие. В этом неспешном поиске как-то забываешь обо всем, успокаиваешься, отдыхаешь душой.
День начинался погожий, то тут, то там радужно вспыхивали тенета; молчаливый осенний лес наполнялся голосами грибников, ауканьем. Василий Егорович продолжал свой путь, казалось, неплохо знал бор, а незаметно отбился в незнакомое место, но нет худа без добра: тут-то, по берегу оврага, и стали попадаться нетронутые грузди и волнушки, так что сразу заметно прибавилось в корзине. Пора было искать сыновей и машину, а его словно бы задерживала какая-то лесная сила: натолкнулся еще на бруснику, аж глазам не поверил – красно! Не оставлять такую россыпь. Накидал целлофановый мешочек бордово-спелых ягод.
Кажется, подзакружился, не мог найти лесовозную дорогу. Стыдно было признаться в этом встретившимся девчонкам. Те засмеялись:
– Вот она, рядышком!
– Ах ты проваленная сила! – удивился он.
Видать, далеко умотал, потому что, взяв направление к реке, долго шагал, пока не услышал сигнал машины. Сыновья были в сборе, окружили его с веселым оживлением:
– Я уж боялся, аккумулятор посажу. Где ты запропал? Хотели искать, – толковал Виктор.
– Заблудился, что ли? – спросил Алексей.
– Да нет, – не признался Василий Егорович. – Я не люблю этот шум-гам в лесу, хожу и хожу потихоньку.
– Ты смотри, грибов-то накатал! – изумился Иван, сдвинув на глаза кепку и как бы озадаченно почесав в затылке. – А это что? Брусника! Ну, пап, ты даешь!
– А вы чем похвастаете? Ну-ка, показывайте свою добычу! – весело ответил Василий Егорович. – О-о, братцы, отстаете от старика!
– У меня всего штук пятнадцать груздей, – сказал Иван.
– Гляньте, какие завитушки! С полсотни-то будет, – торжествовал Василий Егорович, перебирая грибы и некоторые из них, самые красивые, любовно взвешивая на своей большущей ладони. – Какой-то обходышек мне попался, нетронутое местечко. Да смотрю – брусника! Отведайте, больно вкусна.
– Действительно, сходил в лес – будто зачерпнул, – дивился Виктор. – Я думаю, сейчас перекусим да еще поберем.
– Я согласен, если директор разрешит, – с улыбкой скосил глаза на брата Иван.
– Нет, нас с тобой ждет работа – уж десять часов, время-то в лесу летит незаметно, – сказал Алексей. Он и без того нервничал, старался не попадаться на глаза другим грибникам: скажут, еще уборочная на полях, а директор по грибы ходит. Такая должность, что забудь дорогу в лес.
– Ничего, погодите немного, я отвезу вас прямо в поле, – агитировал Виктор. Ему что – отпускник.
Достали из машины кое-какую провизию, расположились в сторонке от дороги. Трава обсохла, солнце припекает.
– Красота-то в лесу! Между прочим, больше всего мечтал походить по грибы, – высказался за всех Виктор. – В следующий раз мы вдвоем с папой поедем, торопиться не будем.
– Вам проще: отпускник да пенсионер. Давайте, обеспечивайте нас грибами, – засмеялся Иван.
– Пешком я уж не собрался бы в бор, а на машине можно, – сказал Василий Егорович.
Настроение у него было отличное, с наслаждением курил, пряча в усах улыбку.
– Все хорошо, ребята, на жизнь грех обижаться, – пустился в рассуждения Василий Егорович. – Вспоминаю, с чего начинали после войны: ни лошадей, ни тракторов, ни хлеба. Можно ли было подумать, что по грибы будем ездить на своей машине!
– Папа, ты все собирался побывать у нас в городе. Когда приедешь? – спросил Виктор.
– Как-нибудь выберу время.
– А давай вместе со мной: я ведь один обратно поеду. Знаешь как славно катанем! – хлопнул в ладони сын.
– А что? Надо подумать, – расхрабрился Василий Егорович.
Он чувствовал воодушевление после грибной удачи. И день, казалось, выдался особенный, по-летнему теплый. На пригреве мельтешила оранжевая бабочка. Небо было пронзительно-голубым, так что вызывало слабую резь в глазах. Уже начали золотиться лышняки и березы, умножая солнечный свет. Давно примолкли птицы, в лесу покорная, заколдованная тишина, отзывающаяся и в душе человека задумчивым покоем.
Никто не заметил и не услышал, как на дороге появились осокинские грибники: бор от них недалеко.
– Это кто на такой машине? – спросила одна.
– Или не видишь – Логиновы, – ответила другая и поздоровалась, усердно кивая головой: – Василий Егорович, доброе здоровье!
– Здорово, бабоньки!
– Ты целую бригаду вывел в лес: чай, все грибы обобрали?
– Мы берем только свои, – пошутил он.
Уже отойдя на некоторое расстояние, бабы толковали друг другу во всеуслышанье:
– Видали, и директор наш тут.
– Неужели?
– А что им? В бору-то никакое начальство не найдет…
Алексей готов был сквозь землю провалиться.
– Все, братцы! Поехали! – распорядился он, энергично поднявшись и стряхивая травинки с брюк.
– Что ж, поехали, – неохотно согласился Виктор. – Всю жизнь куда-то торопимся.
Стали переезжать Катениху – заглох, как на грех, двигатель: пришлось всем выбраться из машины, толкать ее, а тут опять появился на берегу народ. Вот положение: в лесу живешь и по грибы спокойно не сходишь, за все лето раз собрался, и то, можно сказать, тайком.
Сделали крюк до Еремейцева, где у Ивана стоял трактор с льнокомбайном. Алексей тоже дальше не поехал, оставшись вдвоем с братом в поле, облегченно вздохнул.
– Ты уж, Ваня, поднажми сегодня, – попросил он.
– Не переживай. Я свое дело сделаю, только лен-то нынче никудышный: где реденько взошло, где сорняком забило, – повел рукой Иван.
– Сильно травянистые участки пропускай, но бери все, что можно: учить тебя нечего. Ладно, двигай, а я пойду в Сафоново.
Трактор оглушительно рыкнул, трогаясь с места; за комбайном потянулась светлая льняная дорожка. Алексей зашагал дорогой, разделявшей поле надвое. Да, ленок нынче не радовал, опять вместо прибыли будут убытки. Из-за позднего сева и теребить приходится с опозданием: пока вылеживается, может наступить ненастье. Везде пишут и говорят об ускорении, и совхозу «Белореченский» пора сделать не то что рывок, а хотя бы уверенный шаг. Пусть нынче урожай невелик, надо убрать все, чтобы люди поверили в свои силы, а то ведь как-то свыклись с тем, что половина льна при Никанорове сжигалась, часть овса уходила под снег.
До Сафонова всего километра два. Логинов перешел лесистый овраг и услышал мощный гул комбайнов. Прибавил шагу. Первое поле уже было убрано, жатва шла полным ходом, в налаженном ритме. Молодцы ребята, стараются. Андрюша Силантьев, новичок, самый молодой, и тот намолотил сто двадцать тонн. Все-таки есть стимул в том, что создали безнарядное звено: в отстающем хозяйстве это не так просто, да лиха беда начало.
Около автомашины стояли агроном Вера Кулешова, бригадир Шалаев и водитель. Логинов направился к ним. Совестно было, как будто совершил прогул.
22
Третий день укладывали железобетонные плиты на насыпь, поднятую еще в начале лета от дороги до фермы. Насчет крана Логинов договорился с начальником Раменского лесопункта Бондаренко, тяжелый бульдозер-сотку пригнали с торфоболота. Укладку вели шабашники, поэтому Логинов сам контролировал их работу. Это такая публика – положат плиты наспех, сорвут договорные деньги, и поминай как звали.
На обочине дороги остановился знакомый «уазик» бежевого цвета, из него вышел Кондратьев. Одет он был, как всегда в поездках по району, просто: кепка, серый плащ, яловые сапоги. Крепко пожал руку:
– Успех труду, Алексей Васильевич! За дорожного мастера, что ли?
– Приходится. С таким трудом раздобыли плиты, нельзя побросать их кое-как. Я говорю, руки бы оторвать тому, кто поставил ферму на этом месте! Действительно потонули в грязи, – толковал Логинов.
– Надо летний лагерь для коров строить, как в «Заветах Ильича». Видал там: небольшое помещение из теса, два загона, электродойка, холодильная установка – все необходимое есть. Доярки довольны – чистота.
– Весной обязательно построим и все лето будем держать коров в лагере, а ферму капитально отремонтируем, поднимем полы.
Они прошли вдоль насыпи до разрыва, где был сток коричневой навозной жижи и лежала бетонная труба.
– Вот, спасибо, мелиораторы выручили, дали два колена трубы.
– Ты тут всерьез развернулся, – одобрительно заметил Кондратьев.
– У нас шутят, дескать, строим БАМ. Только, я прикинул, плит не хватит штук пятьдесят. Хорошо бы, вы позвонили в отдел капитального строительства облсельхозуправления Петрову.
– Позвоню, – пообещал Кондратьев и спросил, когда подошли к машине: – Много ли грибов наносил, Алексей Васильевич?
Логинов смутился. Уже успело донестись до райкома.
– Оперативно действуют, – сказал он с досадой.
– А ты думал; у нас с тобой такая подотчетная работа: с руководителей особый спрос.
– Всего раз был в лесу, не рад никаким грибам, – признался Логинов.
Машина скрылась за сельскими домами, а он стоял как будто уличенный в чем-то. Если с шести часов утра бегаешь по стройкам, фермам и полям, никто не замечает, а стоило поехать по грибы – сигнализируют. Эх, учетчики!
На весь день испортилось настроение. И спалось плохо. Возможно, было предчувствие беды? Только забылся немного – требовательно забарабанили в дверь.
– Алексей Васильевич, открой скорей! Пожар! – послышался срывающийся голос Ивана Голубева, дежурившего на зерносушилке. Сразу полоснула догадка: не горит ли новая площадка, набитая овсом?
– Где?
– В Климове горит, глянь сам!
Логинов выскочил на улицу босиком, в майке и трусах. Тьма кромешная, только видно, как за Сотьмой то приподнимается, то опадает, словно дышит, зарево; временами, казалось, его придавливало к земле, но огненный нарыв вновь прорывался, отталкивал темноту.
– Не телятник ли горит? Беги к Силантьеву, пусть живей заводит навозный разбрызгиватель! – распорядился Логинов, а сам позвонил в район и на лесопункт: там есть пожарные машины.
Через пять минут взбудоражилось все село: зажигались огни, хлопали двери, слышались взбалмошные крики, топот бегущих людей, в темноте заметался свет автомобильных фар. К дому Алексея Логинова подъехал Вовка Капралов – погнали в Климово.
Горел навес с прессованным сеном. Возле него суматошно метались немногочисленные климовские жители. До бочага в овражке далековато: много ли ведер принесешь? Когда из грузовика высадились белореченцы, дело пошло бойчей, но разве можно было унять огонь, уже бушевавший со страшной силой? Трещал, бухал, как из ружья, раскалившийся шифер, густым роем взметывало искры, гудело пламя, точно в него нагнетали сжатый воздух. Ведь только сказать – триста тонн сухого прессованного сена! Триста тонн! Это – что пороховой склад! Хорошо еще, поставили навес поодаль от деревни и телятника.
– Спасайте кипы, которые целы! – скомандовал Логинов.
Мужики во главе с ним начали оттаскивать кипы от угла, еще не объятого пламенем, но спасти удалось немного – оттеснила нестерпимая жара.
Подоспел на четырехтонном разбрызгивателе Силантьев, примчалась пожарная машина из поселка лесорубов: всю воду выхлестали безрезультатно. Погнали к реке заполнять цистерны, скоро ли их накачаешь?
– Ой, батюшки, занесет искру на деревню! Ой, сгорим! – вопила климовская старуха.
К счастью, ветерок был слабый, жар бушующего пламени выкидывал высоко в черное небо трассирующие искры, горящие клочья, даже целые охапки сена, и этот огненный хвост, загибавшийся в сторону реки, казался особенно зловещим.
– Дождь пошел! Дождь! – обрадованно закричало сразу несколько человек, но что было проку оттого, что моросило как бы нехотя?
Спасти сено было невозможно, однако продолжали биться с огнем, чтобы он не перекинулся на постройки. С большим опозданием прибыли пожарники из Покровского; только к утру, когда развиднелось, удалось заплескать остатки кип, смешанные с раздробленными кусками шифера, над которыми еще клубился едкий, чадливый дым.
Люди стали расходиться. Перепачканный в саже, мокрый и потный, как все остальные, Алексей Логинов устало присел на бампер своего вездехода. С каким-то недоумением смотрел на пожарище, вдыхая удушливый смо́родный запах, и на душе была такая же резкая горечь. Обида сдавливала горло. Какой навес построили – просторный, как крытый стадион! Сколько трудов было, чтобы уложить под него ровными, радующими глаз рядами кипы сена! И вот что осталось – черная груда дымящейся золы. А впереди зима.
Около директора собралось несколько человек. Удрученно переговаривались приглушенными голосами. Сетушил дождичек, на который никто не обращал внимания. Серая рассветная хмарь, смешанная с дымом, застилала деревню, лес и окрестности.
– Да-а, стоял навес с сеном – и нет его, все унесло туда, – показал пальцем в небо Николай Баранов.
– От чего могло загореться-то? Грозы не было. Неужели по злому умыслу? – озадаченно собирал гармошкой и без того морщинистый лоб Мишаткин.
– При чем тут умысел? Не чей-то стог спалили, а совхозное сено, такую уймищу, – махал руками Сашка Соловьев. Лицо и шея у него были накалены до арбузной красноты.
– Триста тонн! Целую ферму всю зиму можно было кормить, – тихо произнес Алексей, с болью глядя на смрадное пожарище. Вспомнил горячие сенокосные дни здесь, на климовском поле: напрасные оказались труды.
– Где теперь возьмешь столько сена? – сказал Силантьев, вытирая грязным скомканным платком лицо и свою широкую плешь. – Буквально надо объявлять чрезвычайное положение. Нет, все-таки какой подлец это сделал?
– Я и говорю, руки бы у него отсохли! – поддакнул Мишаткин. – Найти бы сукина сына! Может, кто заходил в деревню с вечера?
– Никого не было. Я как ночью-то открыла глаза – в избе светло! Батюшки! Сердце оборвалось, руки-ноги затряслись, – рассказывала телятница Александра Базанова, всплескивая испачканными сажей руками.
– Наверно, охотники отдыхали да по пьянке заронили окурок.
– Или рыбаки.
– Да мало ли кто мог быть! На кого хошь думай: руки никто не оставил, – с раздражением сказал Иван.
Братья были рядом с Алексеем. И Виктору довелось приобщиться к совхозной беде, он сочувственно вздыхал, привалившись к передку машины и посасывая сигарету.
– Пусть Иван Иванович Карпов займется, может быть, найдет виновных? – высказался Виктор.
– Совершенно верно, Виктор Васильевич, – тотчас подхватил Мишаткин, сердито помаргивающий за очками своими проницательными глазками. – Найти да взгреть по всей строгости закона! Это же форменное безобразие! Ясно, что подожгли не свои, а вот шатается по лесам разная безответственная публика, которой на все наплевать.
– Его хоть расстреляй, а сено не вернешь. Между прочим, здесь прессовали самое сухое, – напомнил Иван.
Алексей неподвижно смотрел на пожарище, чадившее желтовато-белым дымом. Понятно, больше всех переживал, обида скребла сердце, так что и разговаривать не хотелось.
– Поехали, Алексей, – положив тяжелую руку ему на плечо, сказал Виктор, старавшийся не заводить лишних разговоров.
Молча, в самом подавленном настроении, возвращались в село…
В самый бы раз соснуть хоть часок – отшибло сон. Хотел Алексей уж не идти на планерку, но пересилил себя, зная по опыту, что работа избавляет от лишних переживаний. Планерка получилась очень короткой, поскольку на улице моросило, и в поле не выедешь: дождик невелик, да работать не велит. Можно было заняться сортировкой зерна, текущим ремонтом техники, укладкой плит до фермы. Логинов дал соответствующие распоряжения, и все разошлись как-то тихо, стараясь разговаривать вполголоса.
В семь тридцать, как обычно, началась районная перекличка по рации. Логинов доложил о пожаре, о работе за прошедшие сутки председателю РАПО Доброхотову.
– И ничего спасти не удалось? – спросил тот.
– Почти ничего. Все сгорело – ни сена, ни навеса.
Некоторое время в рации слышалось только шумовое потрескивание, затем, как из глубины, снова вынырнул хриплый голос Доброхотова:
– Как же это случилось? Не нашли, кто поджег?
– Вряд ли найдем.
– Да-а, ситуация… Сейчас приедем с Кондратьевым, поговорим на месте.
Ситуация была скверная. На всю жизнь запомнится эта суматошная ночь. Все шло своим чередом, и – на тебе. Где возьмешь триста тонн сена? Непросто найти выход из положения.
Явился Гусев. Этот на пожаре не был, а вот побриться и вырядиться в рубашку кремового цвета не забыл. Рыжеватые волосы прилизаны.
– Не было печали, да черти накачали. Попробуй узнай, случайность или умышленный поджог? Что делать-то будем? – спросил он, характерно помаргивая, точно в глаза ему что-то попало. – Неужели все вместе с навесом сгорело?
– А ты иди посмотри, – грубовато ответил Логинов.
– Да, надо сбегать, пока дождь невелик, – засуетился Гусев, застегивая плащ.
Логинов был занят своими мыслями, он думал о том, как заскирдовать и свезти к фермам овсяницу, купить сено в других хозяйствах, побольше оставить на фураж овса. Обо всем этом нужно поговорить с начальством, которое собиралось приехать.
Дождичек шел нудный, липкий, и на душе было пасмурно. Надо же случиться такой беде!
23
Прямо под горой усердно дребезжал тяжелый дорожный каток, сизым дымком курился горячий, только что выгруженный из самосвалов, асфальт, слышались крикливые голоса рабочих. Долгожданное событие – к самому Белоречью подошла новая шоссейка! Самая большая, самая выстраданная радость для всех сельских жителей!
Когда Логинов спустился к железобетонному мосту, на нем уже укладывали асфальт. Прораб, бойкий кудрявый парень, весело сказал:
– Все, Алексей Васильевич, сегодня шабашим!
– А сельскую улицу?
– Это нас не касается, мы шоссейники, строим дорогу только до населенного пункта.
– Тут всего-то меньше полукилометра: для вас – пустяки, а для нас – жизненный вопрос, – забеспокоился Логинов.
– Ничего не знаю. Мы люди маленькие, вон с начальником дэрсэу разговаривайте, – прораб тряхнул кудрями в сторону подъехавшей машины.
– Как его звать?
– Геннадий Осипович.
Из машины вывалился коротенький и кругленький, как бочка, человечек, словно накачанный воздухом. Снял линялую шляпу, обтер платком лоб. Его красное, с белесыми бровками и заплывшими глазками лицо казалось добродушным. Смешно выглядели по-кукольному оттопыренные от туловища пухлые ручки. Несмотря на такую внешность, был он весьма подвижен. Сунув под мышку потертую папку, двинулся навстречу Логинову.
– Похоже, хозяин здешнего совхоза? – первый осведомился он. Алексей представился. – Ну вот, товарищ Логинов, фактически мы свое дело сделали: дорога до Белоречья готова! Катайте теперь куда угодно и когда угодно, – как бы разрешил он щедрым жестом свободной руки. – А какой мост поставили! Любой паводок не страшен.
– Все хорошо, Геннадий Осипович, мы благодарны дорожникам, – начал Логинов, – но большая просьба к вам: доведите асфальт хотя бы до конторы.
– Э-э, дорогой мой! Вот наша граница, – показал дорожный начальник на реку. – Таков фактический порядок.
– А по-моему, это – непорядок. Уйдете вы, и тогда при всем желании не найдем мы других асфальтировщиков.
– Разумеется, – охотно подтвердил собеседник.
– Потому и прошу, пока не поздно, пока все на ходу, закатайте сельскую улицу, – умолял Логинов, чувствуя, что нельзя упускать момент.
– Дорожка-то золотая! Один квадратный метр – восемнадцать рубликов! Стало быть, километр стоит около ста пятидесяти тысяч! Простая арифметика, – постукивал пухлыми пальцами по папке начальник. – Откуда я возьму лишний гравий, асфальтобетон? Все равно эта работа мне не зачтется. Увы, брат, не могу.
– На подвозку гравия выделим несколько тракторов с прицепами.
Разговаривая, они поднялись улицей в центр села.
– Ты погляди, Геннадий Осипович, какое красивое наше Белоречье! А если положить асфальт на улицу, это же будет достижение! Люди буквально воспрянут духом! – продолжал упрашивать Логинов.
– Да-а, местечко у вас видное, просторное, – произнес дорожный бог, окинув пойму Сотьмы смягчившимся на минуту взглядом.
– Вон справа контора, за ней – новая застройка: все рядом…
Однако внимание приезжего привлек автобус, стоявший возле почты. После некоторого размышления кивнул на него:
– Твой?
– Совхозный.
– Понятно. Новый?
– В июне получили.
Начальник по-хозяйски обошел вокруг автобуса, придирчиво сузив голубенькие щелки глаз; даже открыл дверцу, заглянул внутрь – на спидометре меньше пяти тысяч километров.
– Предлагаю такой вариант: ты мне – автобус, я тебе – асфальт вдоль сельской улицы, – неожиданно заявил он.
– Как я могу отдать автобус, если с таким трудом получил его недавно? Ведь не собственные «Жигули», Геннадий Осипович! – запротестовал Логинов.
– Как хочешь. Если согласен, остальное можно утрясти. Оформим обмен: я тебе пригоню какой-нибудь драндулет в металлолом, но фактически с документами. Мол, возникла производственная необходимость поменять автобус на автомашину такой-то марки, – толковал Осипович.
«Что делать? Жаль отдавать новый автобус, да и районное начальство по головке не погладит, но, с другой стороны, представилась единственная возможность заасфальтировать белореченскую улицу, – рассуждал Логинов, боясь, как бы не ушли дорожники, прежде чем он примет решение. – Может быть, позвонить в сельхозуправление? Или в райком, самому Кондратьеву? Нет, вряд ли одобрят такую затею».
– Где у вас столовая? Пойду пообедаю, а ты пока подумай, товарищ Логинов, – сказал бодрый толстячок. – Через полчасика загляну в контору.
Помахивая своими куцыми ручками, он, как пингвин, заковылял к столовой, а Логинов – в контору. Тотчас вызвал к себе главбуха Алевтину Белову, дескать, так и так. Она высказала сомнение:
– Заасфальтировать улицу, конечно, большое дело, только не надули бы.
– Это исключено: автобус отдадим только после окончания работ.
– Не знаю, Алексей Васильевич, как быть? Не нагорело бы нам с вами.
– В конце концов, автобус мы истреплем года через три, а дорога останется. Асфальт всем нужен.
– Нужен. Но и автобус – не пустяк.
– Так, Алевтина Николаевна, не получится: нельзя приобретать, ничего не теряя.
– Вы директор – решайте.
– Хорошо. Я беру ответственность на себя.
Привычным движением указательного пальца главбух поправила очки и, степенно покачивая объемистыми бедрами, вышла из кабинета. Сам Логинов сомневался не меньше главбуха, однако решил определенно: будь что будет. Кто-то должен рисковать. Стал поджидать предприимчивого партнера, который вскоре явился, по-свойски бросив на стол видавшую виды папку.
Договорились. И работа пошла с каким-то особенным подъемом, словно этот заключительный участок был решающим для дорожников. Логинов тоже выделил транспорт на подвозку гравия.
Ровная, как бы потно лоснящаяся после катка, лента асфальта скоро поднялась на белореченский угор и поползла дальше, к новой застройке. Укатали и площадку возле конторы, где любят сидеть на лавочках мужики. А раньше сколько грязи-то тащилось в контору. Некоторые белореченцы успели проявить расторопность, уложив асфальтовые тропочки и к своим калиткам.
Верить ли глазам своим! Любая распутица теперь не страшна. Какой опрятной выглядит улица! Даже сами дома стали словно бы нарядней, веселей. Не только проехать, пройти по асфальту – одно удовольствие. Доставайте, женихи, полуботинки, невесты – туфли! Бывало, в клуб сойдутся – все в резиновых сапогах.
Праздник в Белоречье! Он в настроении людей, он на их лицах: все стали заметно приветливей друг к другу. Что говорить о ребятишках! Эти совсем ошалели от радости, с уроков убегают, чтобы погонять по шоссейке на велосипедах.
Алексей Логинов не каялся, что лишился автобуса: дело наживное. Зато решена важнейшая из проблем.
Зайдя в мастерские, Логинов собрал трактористов, предупредил их:
– Давайте договоримся раз и навсегда, чтобы ни один гусеничный трактор на асфальте не появлялся. Нам по нему ездить, нам и беречь.
– Что мы, маленькие, не понимаем?
– По пьянке другой бывает хуже маленького, – сердито сверкнул очками Мишаткин.
– Будем принимать самые строгие меры, – повторил Логинов. – Просто каждый должен проявить сознательность.
– Не беспокойся, Алексей Васильевич.
– Теперь можно покупать «Жигули», – сказал Сашка Соловьев.
– Валяй, покажи пример.
– А что? Возьму и куплю, – задорно выпятил грудь Сашка.
– В район или на станцию можно доехать и на автобусе, – резонно заметил Мишаткин.
– «Жигули» не сравнишь с автобусом, – вмешался в разговор Сергей Малышев. – Анекдот про студента знаете? Пишет он письмо отцу, дескать, мне стыдно перед другими ребятами, они ездят в институт на автобусе, а я – на «Жигулях». Отец отвечает: «Сынок, купи себе автобус и езди как все».
– Во дают!
– Ха-ха-ха!..
И сам Логинов чувствовал воодушевление, и мужики повеселели, ободрились: еще бы, только и разговору про новую шоссейку.
Он завел машину, вырулил на улицу. Впереди маячила сутулая фигура старика Силантьева, одетого уже по-зимнему – в валенки и фуфайку: тоже выбрался на дорогу, с любопытством тычет в асфальт своим бадогом.
– Добрый день, Михаил Агафонович! – громко поздоровался Логинов, выйдя из машины. – Проверяешь, как сделали?
Старик поморгал красными веками, словно извиняясь за свою наивность.
– Первый раз вижу этот самый асфальт: не дорога, а скатерть! Я все смотрел, как его укатывали, – ловко придумано.
– Большое дело своротили, Михаил Агафонович.
– Знамо, большое. Видал, летит, как на ероплане, – показал Силантьев на мотоциклиста, выпорхнувшего из-под горы, – только полы раздуваются!
– Как-то я обещал прокатить тебя по шоссейке. Глянешь на новый мост, на Сотьму, а то поехали со мной хоть в Покровское, – весело предложил Логинов.
– Дедушка-то али собрался куда? – улыбнулась проходившая мимо Дарья Копылова.
– А что думаешь, возьму и махну в Покровское, – пошутил он, и в блеклых, казалось бы, совсем бесстрастных глазах мелькнула живинка.
– Валяй, валяй, там таких стогодовалых нет, хоть посмотрят, – грубовато, но без зла бросила на ходу Дарья.
Старик не расслышал ее, опершись на палку, продолжал толковать:
– Нет, Алеша, давно не гожусь в ездоки, нечего и людей смешить. Тут мой рубеж, – показал на свое обычное место на завалинке. – Я не сетую, пожил свое, даже лишку. За вас, за молодых, радуюсь.
Только упомянул про молодых – вышагивает Зинка Дудкина. На ней голубой плащик, яркий платок: любит наряжаться, вроде и собой недурна, а до сих пор не замужем. Не шибко унывает.
– Красота-то какая, Алексей Васильевич! Идешь как по проспекту, – сказала она.
– Вот и мы про то говорим.
– Впору плясать на таком чистом асфальте.
Она и в самом деле прошлась с приплясом, озорно захохотала.
– Бой-девка! – одобрительно покачал головой Агафонович.
– Надо ехать. Бывай здоров, Михаил Агафонович!
– Какое уж здоровье! Кровь стала жиже воды, ни шиша не греет. Не знаю, переживу ли зиму.
– А помнишь партийное задание – жить до ста лет.
– Стараюсь выполнять, – улыбнулся Агафонович и даже приложил руку к картузу.
Старик еще не утратил интереса к жизни, несмотря на преклонный возраст. В одной книге Алексей вычитал неожиданную мысль: древние старики мудры не потому, что долго живут, а долго живут, потому что мудры. Вот и Михаил Агафонович приближается к столетию, как бы показывая пример другим односельчанам.
– Дядя Леша! – вдруг послышался звонкий Мишин голос. – Можно я с тобой?
Вместе с племянником подбежали еще несколько мальчишек и девчонок, глазенки у всех светятся: хочется прокатиться.
– Забирайтесь! – скомандовал Логинов.
Машина самокатом тронулась под угор. Ровная лента асфальта, убегавшая за реку, рассекала лес сужающимся вдали клином. Сталисто, по-осеннему холодно сверкала излука Сотьмы, золотом светились березняки, пылали осины.
– Ну как, нравится ехать по шоссейке?
– Здорово! – воскликнуло сразу несколько голосов. Ребятишки ерзали на сиденье, вытягивались, чтобы лучше было видно дорогу: первая поездка по ней, которая останется памятной, вероятно, на всю жизнь.
Машина катилась легко. Пестрым хороводом бежали навстречу леса.
– Поехали до Покровского! – предложил сам Логинов, угадывая настроение ребят.
– Поехали!
Раньше полдня добирались до райцентра или до станции, теперь – никаких проблем, минут пятнадцать – и там. Заезжать в Покровское не стали, развернулись.
