Текст книги "Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи"
Автор книги: Юрий Хазанов
Соавторы: Леонид Переверзев
Жанр:
Фольклор: прочее
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
Карибу – дикий северный олень.
[Закрыть]
Жил–был охотник. Была у него жена и двое маленьких сыновей. Вместе с ними жила мать жены – женщина злая и сварливая. Часто говорила она, что охотник он Плохой и что среди всех эскимосов их племени он самый глупый и бестолковый.
И вот однажды несчастный охотник решил уйти из дому в тундру. Прежде чем уйти, он привел в порядок сети, капканы, гарпуны, луки и стрелы, лодку – все, что сможет пригодиться его сыновьям, когда они подрастут и смогут охотиться. На прощание он взял со своих друзей обещание, что они воспитают его сыновей по обычаям их племени. А когда все было приготовлено, охотник сказал жене, что навсегда уходит в тундру. Жена заплакала, но, сколько она ни плакала, решения своего охотник не изменил. На прощание он обнял жену, поцеловал детей и ушел.
Далеко ушел от родного селения, и, когда оказался один среди снежной тундры, мрачные мысли стали приходить ему в голову.
«Как ужасна судьба человека живущего на земле…» – думал он, бесцельно шагая по северной пустыне.
Вдруг он заметил стаю гаг. Птицы так весело кричали и щебетали, что казались довольными своей жизнью.
«Вот бы мне стать гагой! – грустно подумал эскимос. – Наверно, я был бы счастлив!»
Долго он смотрел на птиц. И чем дольше он смотрел на них, тем сильнее ему хотелось стать гагой. А когда они вспорхнули и, словно белое облако, взлетели в небо, он бросился за ними, боясь потерять их из виду. Он хотел стать такой же птицей, как и они, и полететь вместе с ними на край света. Но всякий раз, когда он приближался к стае, птицы расправляли крылья и улетали.
Наступил вечер, птицы пролетели над холмом в последний раз и исчезли.
Охотник шел–шел и вдруг увидел маленькое селение, прилепившееся к склону холма, на который он взобрался. Уставший и голодный, он решил здесь переночевать и направился прямо к общему дому – казги. В доме было много мужчин и женщин. Как только охотник вошел в дом, навстречу ему встал невысокий мужчина, по виду вождь селения, и сказал:
– Зачем ты, чужестранец, весь день преследовал нас?
Тогда охотник понял, что находится среди гаг, превратившихся в людей.
– О! – ответил он. – У меня одно–единственное желание, – я хочу быть такой же птицей, как вы.
– Какое странное желание! – ответил ему вождь. – Жизнь гаг не так уж прекрасна, как тебе кажется. Конечно, наши перья греют нас, в тундре много еды, но мы всегда в постоянной тревоге. Со всех сторон нас окружают опасности. На нас нападают хищные птицы, за нами охотится человек. Не стоит превращаться тебе в гагу…
Охотник и вправду не подумал о всех опасностях, о которых сказал ему вождь селения.
Охотника накормили и напоили. А когда настало время ложиться спать, дали ему для подстилки шкуру белого оленя и шкуру бурого оленя, чтобы укрыться. Охотник сразу уснул и спал до утра, пока его не разбудили первые лучи солнца.
Селение и все его жители исчезли.
Он стал искать шкуру бурого оленя, но на ее месте нашел лишь перо коричневой гаги. Тогда он стал искать шкуру белого оленя, но вместо нее нашел перо белой гаги.
И опять охотник побрел по тундре. Встретил он зайцев, резвящихся у березы. Он долго смотрел, как они щипали свежую траву, пробившуюся сквозь снег, у корней деревьев.
«Вот бы мне стать зайцем! – подумал человек. – Пойду‑ка я за ними. Может, они пожалеют меня, примут к себе и стану я таким же веселым зайцем».
Подошел он к ним, и, как только зайцы заметили его, их как ветром сдуло. Он шел и шел за ними, но стоило только ему приблизиться к зайцам, как они убегали от него еще дальше. А между тем два зайца отстали от всех. Они кувыркались и прыгали перед охотником, как бы поддразнивая его. Стало смеркаться, зайцы добежали до холма и исчезли. Охотник поднялся на вершину холма и увидел перед собой глубокую лощину, в центре которой виднелось одинокое иглу [7]7
Иглу – куполообразное жилище, построенное из снежных плит.
[Закрыть]. Он подошел к нему, открыл дверь и увидал двух стариков, которые собирались ложиться спать. Добрые люди гостеприимно приняли его, накормили, а когда он заканчивал ужин, старик спросил его:
– Ты зачем весь день шел за нами?
Понял тут охотник, что это зайцы, и рассказал о сво–несчастьях и под конец сознался, что завидует беззаботной жизни зайцев и тоже хочет стать зайцем.
– Ты ошибаешься, – сказал старик. – Даже если станешь зайцем, счастливым ты не будешь! У нас бывают трудные ночи. Хищные птицы с неба следят за наши, кидаются на нас, хватают нас своими когтями и уносят в свои гнезда, а там съедают… Лисы и волки постоянно угрожают нам. Норки, даже хорьки, крадут наших детей. Нет, нет, и не думай стать зайцем!
Слова доброго старика убедили охотника, и он вскоре заснул в мягком спальном мешке, который ему дали старики.
Ранним утром его разбудили первые лучи солнца. Он открыл глаза и увидел, что старики исчезли, исчез и спальный мешок, а сам он лежит на голой земле.
Опять побрел он по тундре и вскоре заметил стадо оленей–карибу, которые мирно щипали лишайник на берегу озера. Он подошел к ним поближе и залюбовался красивыми и сильными животными.
«Вот бы мне стать карибу… Как бы я был счастлив!..»
Он пошел за стадом карибу, как недавно шел за гагами, за зайцами. Олени иногда останавливались, как бы поджидая его, но стоило лишь приблизиться к ним, как они убегали прочь.
Весь день до самого вечера он пытался догнать оленей. Наступили сумерки. Олени поднялись на высокий холм и исчезли. Из последних сил, падая от голода и усталости, несчастный охотник взобрался на холм и увидел внизу большое селение – несколько иглу, расположенных вокруг общего дома, казги. Он добрался до него, вошел и увидел там толпу людей, среди которых выделялся один, высокий, сильный, красивый. Когда охотник входил в дом, он делил еду. Увидев гостя, он пригласил его к ужину. А когда был съеден последний кусок, хозяин казги спросил охотника:
– Ты зачем преследовал нас весь день, без лука, без стрел, без копья?
– Я не хотел убивать вас! – воскликнул охотник. – Я хочу стать оленем–карибу, таким, как вы, я хочу жить вместе с вами, в вашем стаде.
– Но почему ты, человек, хочешь стать оленем?
И тогда охотник рассказал своим новым друзьям о своих горестях, а когда он закончил свой рассказ, они пожалели его и решили принять в свое стадо.
Утром, как только взошло солнце, охотник проснулся. Селение исчезло. Его окружали сотни оленей. Копытами они разгребали снег в поисках мха и травы. Охотник оглядел себя с ног до головы. О чудо! Он превратился в карибу! Впервые за многие годы он почувствовал себя счастливым. Копытами он стал раскапывать снег, а под снегом были нежные молодые ростки лишайника. Он ел целый день и чувствовал, как у него прибывают силы, но тем не менее он оставался худым. Это стало беспокоить его, и он обратился к вожаку стада:
– Я целый день ем, но чем больше ем, тем больше худею.
– Это потому, что ты еще не привык к нашей еде, – ответил ему вожак. – Послушай меня: когда ты жуешь мох, ты постарайся представить себе, что ты ешь рыбу или еще что‑нибудь, что ты любил поесть, когда был человеком.
Охотник послушался совета вожака и скоро стал здоровым и сильным.
Все шло хорошо, кроме тех дней, когда стаду приходилось внезапно покидать старое место и быстро перебираться на другое. Тогда олени мчались как ветер, а олень-охотник не поспевал за ними. Как ни старался он, он не мог бегать по тундре так же быстро, как другие олени.
Однажды, когда волки гнались за стадом, вожак оглянулся на оленя–охотника и спросил его:
– Почему ты не поспеваешь за нами?
– Наверно, потому, что я стараюсь смотреть себе под ноги, чтобы не споткнуться.
– Глупый ты. глупый! Не гляди ты себе под ноги. Когда олень бежит, он смотрит только вдаль… только вдаль и видит лишь горизонт…
На следующий день опять волки напали на стадо. Олень–охотник поднял высоко голову и побежал вперед, глядя вдаль, видя перед собой только горизонт. Теперь он мчался так же быстро, как и его новые друзья.
Олени полюбили новичка, и однажды вожак подозвал его и сказал:
– Я хочу объяснить тебе, что на свете бывают охотники белые и охотники черные. Черные охотники – наши враги. Мы стараемся не встречаться с ними. Они убивают нас лишь ради удовольствия, им не нужно наше мясо, они его не едят, а оставляют прямо в тундре. Ты можешь увидеть их издали – они появляются на горизонте, как черные силуэты. А если ты наступишь на их след, то почувствуешь, как тебе в ступню вонзятся тысячи иголок. Другие охотники – белые – они чистые как капли воды, и их следы ничем не пахнут. Они убивают зверя лишь только для еды, и у них не пропадает ни один кусок мяса. Мы стараемся помогать белым охотникам.
Несколько дней спустя вожак стада увидел черный силуэт охотника, стоявшего на самой вершине холма. Олени–карибу бросились бежать. Они мчались большими скачками. Олень–охотник впервые наступил на след черного охотника, и он сразу почувствовал, как тысячи иголок вонзились ему в ноги. Долго пришлось стаду бежать по тундре, а когда опасность миновала, они снова стали спокойно щипать нежные ростки лишайника.
Вскоре олени заметили белого охотника. Вожак выбрал двух молоденьких оленят и приказал им пастись в стороне от остальных оленей. Оленята беспрекословно подчинились ему и отстали от стада. Теперь белый охотник мог спокойно подойти к ним.
Олень–охотник, поняв все, очень огорчился, ему было жаль молодых оленят. А вечером вожак сказал ему:
– Не грусти. Так было нужно.
Прошло много лет. Олень–охотник стал старым опытным оленем, но не забыл о том, что когда‑то он был человеком, он постоянно вспоминал о той жизни. Старуха, верно, уже умерла… жена вышла замуж… а сыновья? Они стали уже взрослыми мужчинами, смелыми охотниками, думал он.
Ему захотелось навестить свое иглу. Днем и ночью он думал об этом. Однажды он рассказал обо всем своему верному другу – вожаку. Как ни любил он своих новых братьев, его тянуло повидать сыновей, жену… И он ушел. Простился с оленями и ушел туда, где когда‑то был его дом и семья.
Чем ближе были человеческие жилища, тем чаще на его пути попадались ловушки, капканы. Нюх старого оленя помогал ему обойти их. Но когда он завидел свое родное иглу и подумал о предстоящей встрече, позабыв обо всем, он бросился вперед… Он бежал, высоко подняв голову, не глядя, куда ступает его нога… и угодил в капкан.
Неподвижно лежал он на снегу и ждал, что будет.
Вдруг появились двое юношей. Когда они увидели оленя, попавшего в капкан, они радостно закричали. Это был победный клич. Они с ножом в руках приблизились к нему, но вдруг олень–карибу заговорил с ними человеческим языком. От удивления юноши застыли на месте.
– Освободите меня, пожалуйста, из капкана и снимите с меня скальп, – попросил их олень.
Юноши не верили своим ушам и в нерешительности смотрели друг на друга.
– Прошу вас, послушайтесь меня, – молил олень-карибу.
Юноши послушались его, и едва они начали снимать скальп с оленя, как увидали под его рогами человеческое лицо. Юноши выронили острые ножи, а из шкуры оленя вылез человек. Это был высокий сильный старик.
– Отведите меня в ваше иглу, – сказал он юношам.
Юноши подчинились.
Втроем вошли они в дом. Жена сразу узнала старика – ведь она так долго ждала его.
А потом… Потом охотник был счастлив, что снова стал человеком, а легенда о нем еще долго жила среди эскимосов, да и поныне живет.
Однажды в иглу у одной эскимосской женщины родились два очень странных мальчика–близнеца. Назвали их Нануками. Посмотрев на них, женщина заплакала и запричитала:
– Какие же они уроды! Ай–ай–ай! Никогда не смогу я привыкнуть к ним, не смогу полюбить их! Ах я бедная! Ах я несчастная!
– Не отчаивайся, не горюй! – уговаривал ее муж. – Смотри, какие они зато сильные. Малыши вырастут, и вот увидишь, какими они станут хорошими охотниками.
Но женщина продолжала плакать. И действительно, близнецы не были похожи на других детей – лица их были покрыты густыми волосами, а из‑за волос только поблескивали маленькие глазки. Молодая женщина отказалась кормить детей и выкинула их за дверь своего дома, прямо на снег.
Один из них очутился посреди Ледовитого океана и превратился в Нанука – белого медведя. Второй – среди болот тундры и превратился в Нанука – черного медведя.
С тех пор считается, что медведи и эскимосы – братья.
Однажды охотник Улуксак шел по следу зверя и, увлекшись, вышел на лед. Не успев еще понять, где он, вдруг услышал он страшный грохот и увидел, что лед раскололся и его льдину несет от берега в открытое море. Носило его по морю несколько дней и ночей. Улуксак доел последний кусок вяленого мяса и, чтобы хоть как‑то утолить голод, начал жевать свои кожаные мокасины. И вдруг из ледяной расщелины появилась голова огромного белого медведя. Улуксак испугался, что зверь бросится на него, и закричал:
– Пощади меня, я тебя умоляю!
И – о чудо! – Нанук – белый медведь проворчал ему что‑то в ответ, вылез на льдину и растянулся у ног Улуксака, стараясь своим телом согреть его.
– Не бойся, Улуксак, я тебе лишь добра желаю. Я друг тебе.
Нанук ловил рыбу, кормил Улуксака, и они прожили несколько счастливых дней. Вскоре ветер переменился и погнал льдину в сторону берега, туда, где находилось эскимосское селение. Настало время прощаться. Улуксак сказал Нануку:
– Дорогой брат, подари мне что‑нибудь на память о нашей встрече. Ведь никто из эскимосов не поверит мне, не поверит, что мы с тобой встретились…
– Да, Улуксак, ты прав! Мне нужно подумать…
Наконец Нанук придумал – оторвал от своей лапы кожаный шнурок и отдал Улуксаку. В тот же миг льдина коснулась прибрежного песка, и Улуксак прыгнул на землю.
– Прощай, Нанук!
– Прощай, Улуксак!
Весь поселок выбежал встречать Улуксака. А вечером он стал рассказывать родным и друзьям о том, что с ним приключилось, но ему не верили. Тогда он показал шнурок Нанука – белого медведя. Никто из эскимосов до сих пор не видел такого и не знал, из чего и как он сделан. Только так Улуксак заставил своих слушателей поверить ему.
Ворон, самая коварная из всех северных птиц, и Рыжий Лис, самый злой из всех зверей Арктики, давно возненавидели друг друга, хотя вида и не показывали. И вот однажды, когда мороз сковал лед на реках и озерах, подлетел Ворон к иглу, где спал Рыжий Лис.
– Здравствуй, Рыжий Лис.
– Здравствуй, Ворон.
– Солнце светит, снег сверкает. Не хочешь ли пройтись со мной вон к тем холмам?
– С удовольствием.
– А соревнование на льду? Не помериться ли нам силами?
– Пожалуй!
И они, весело болтая, взобрались на вершину холма, у подножия которого было маленькое озеро, затянутое утренним ледком.
– Съезжай первым, друг Ворон.
– Нет, нет, первый ты…
Ворон помчался по снежному склону так быстро, что не смог остановиться. У самого берега он плюхнулся в снег.
– Ха–ха–ха! – смеялся Рыжий Лис, держась за бока.
А тем временем Ворон взмахнул крыльями, стряхивая снег, и взлетел на другой холм. Оттуда он закричал:
– А теперь давай ты, любезный Лис!
– Ой! – заворчал Рыжий Лис. – Лед такой ломкий.
– Лис, ты трус…
– Кто трус? Я?
Задетый за живое, Рыжий Лис вышел на снежный склон.
– Вперед! Быстрее! – Ветер свистел у него в ушах. Он тоже не смог затормозить, споткнулся, упал и покатился к озеру… Хоп! Лед треснул, и Рыжий Лис провалился под воду по самые усы.
– Ворон! На помощь! Тону! Спасите!
– Кроа! Кроа! – смеялся Ворон. – А мне‑то что за дело?
Он хохотал, каркал, а Рыжий Лис барахтался в ледяной воде. Барахтался, барахтался и утонул.
Ворон долго еще сидел на холме и каркал.
Вот почему его крик, даже когда Ворон веселится и радуется, звучит так зловеще.
Переводы Т. Каминской
Однажды маленькая мышка решила постранствовать. Бабушка собрала ее в дорогу, и мышка отправилась в путь тихим солнечным днем. Вскоре на пути ей встретилось огромное озеро. Мышка огляделась, но поблизости никого не было.
– Жаль, – вздохнула она, – а я ведь готова помериться силами с кем угодно.
Переплыв озеро, она отряхнула с себя воду и сказала:
– Пожалуй, даже дельфин устал бы больше после такого заплыва!
Но огромное озеро было всего–навсего следом бабушкиной ноги, который дождь заполнил водой.
Мышка свернула на другую тропу и вскоре увидела высокую гору. Вокруг не было ни души, и мышка очень огорчилась:
– Жаль, что поблизости не видно оленей, я бы могла показать им, как нужно прыгать!
Она разбежалась и одним прыжком перемахнула через гору.
– Неплохо! – сказала она себе. – Я бы даже сказала – здорово!
Но гора была просто пучком сухой травы. Мышка побежала дальше и вдруг увидела двух медведей, боровшихся не на жизнь, а на смерть.
– Остановитесь, – закричала она, – прекратите сейчас же, вы убьете друг друга!
Но медведи не слышали ее, и тогда она бросилась между ними и разняла их.
– Я очень храбрая и сильная, – сказала им мышка, – бегите и больше не попадайтесь мне на пути!
И они ушли. Это был полевой клоп и муха.
– Пожалуй, на сегодня достаточно, – сказала себе мышка и побежала домой.
– Чего только я не видела, бабушка! – закричала она прямо с порога и тут же рассказала обо всех своих приключениях.
– Ах ты, глупышка, – вздохнула бабушка.
Перевод В. Щедриной
3Война, любовь, горестный плач, мужественная решимость, радость от ощущения новизны окружающего мира, надежда – все находит выражение в песне. «Все в мире имеет свою песню», – говорят индейцы квакиутль. У эскимосов человек, умевший слагать песни, почитался наравне с лучшим охотником.
У одних племен песни объединялись в обширные циклы (осейдж, навахо и др.) у других порой состояли из 1–2 строк. Такова весенняя песня индейцев оджибве:
Уплывающий снег! Отчего я пою?
Вот что рассказывает легенда индейцев навахо о происхождении первой песни. Как‑то раз два маленьких брата медленно брели по бесплодной пустыне. Они были бедны – так бедны, что люди забыли о них. Боги тоже отвернулись от детей: ведь беднякам нечего было пожертвовать им… Братья шли и плакали, и постепенно плач их превратился в песню… Боги услышали ее, подивились горестной силе песни и сжалились над детьми. Так песня впервые спасла жизнь человеку.
В устнопоэтическом творчестве американских аборигенов самым распространенным был вид «песни–видения» – магический личный или общественный талисман, позволявший человеку общаться с миром «на равных». Военные, трудовые, любовные песни, а также более необычные виды – предсмертные воинские песни или эскимосские насмешливые «песни под барабан» – дают читателю возможность получить первое представление о богатстве песенной культуры аборигенов США.
Особую группу составляют индейские военные песни. Часто многие из них (как у индейцев прерий) были не только родовой или племенной принадлежностью, но своеобразным гимном избранного братства типов. Наиболее распространенный вид военной песни – «песня смерти»; это слово мужества, завещание своему племени. Когда знаменитый вождь Сетангия из племени кайова, находясь в плену у американцев, задумал умереть в бою, он затянул песню воинской группы Ка–итсенко:
О солнце, ты вечно пребудешь, – а мы, Ка–итсенко, уйдем.
О земля, ты вечно пребудешь, – а мы, Ка–итсенко, уйдем.
Сетангия сбросил оковы, прыгнул с ножом на одного из конвоиров, но был убит остальными.
«Песня молодой жены» – еще одна военная песня индейцев кайова. Поют ее о воинах, ушедших в поход их жены, оставшиеся дома. Ее могут петь и сами воины в долгом и утомительном пути. Такие песни называют «песнями ветра», потому что печальный звук степного ветра навевает тоску об ушедших, воспоминания о близких.
Американские эскимосы верят, что песни рождаются и живут как люди; и возникают они не случайно. «Песни – эго мысли, – сказал как‑то раз эскимосский мудрец Орпингалик, – они поются на одном дыхании, когда людей захватывают великие силы природы. Простой язык тогда уже не подходит„„ Человек похож на льдины, плывующие здесь и там по течению. Мысли его приводятся в движение этим потоком, когда он чувствует радость, страх, iope. И мысли сами становятся потоком, который захватывает дыхание, заставляет учащенно биться сердце.
И тогда, сознавая, как мы малы, мы боимся пользоваться словами. Но тут случается, что нужные нам слова приходят сами. Когда это происходит, рождается новая песня».
Особенностью устного народного творчества американских индейцев является самобытная традиция ораторского искусства.
До нас дошли отдельные образцы традиционной обрядовой риторики. К ним относится, например, прославление воинов племени кроу перед битвой.
Настоящий мужчина – считали индейцы – должен проявить себя не только на тропе войны, но и у костра совета. «Учись молчанию – и тогда ты сможешь высказать великую мысль на пользу своему народу», – гласит пословица индейцев сиу. Ее дополняет ирокезское изречение: «Нежным словам легко слететь с языка, но речь оратора должна напоминать пантеру, выпрыгнувшую из котла с кипящей смолой». Значение индейской риторики повысилось с приходом в Америку европейцев. Знаменитые ораторы – Текумса, Сидящий Бык, Красное Облако, Джозеф, – заговорили с пришельцами не о войне, а о мирном соседстве, об уважении к законам природы, особенностях своего мировосприятия. Это был метафорический спор не только о земельных владениях, но об исторической роли и предназначении человека.
Речь, полную горьких раздумий о судьбах индейских народов, вождь Сиэттл произнес в 1854 году. Мысли о том, что «белый человек никогда не будет одинок» и индейская культура навсегда останется живой частью Америки, оправдываются сегодня, потому что жизнь подтверждает их пророческую силу. Речью Сиэттла завершается раздел народного творчества индейцев и эскимосов.
