Текст книги "В поисках героя. Часть вторая (СИ)"

Автор книги: Юрий Салов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

  − Это Лариса, − донесся знакомый голос в трубке. – я сейчас около дома. Мне нужно забрать некоторые свои вещи.

  − Конечно, поднимайтесь. – ответил Данзас.

  Через минуту в замке повернулся ключ. Генрих зашел в ванную, чтобы натянуть накануне постиранные джинсы (дама все-таки!).

  В прихожей раздались тихие шаги.

  − Я сейчас, − отозвался из ванной комнаты Генрих. – извините, я не совсем одет...

  Ответом ему была тишина.

  Генрих недоуменно открыл дверь и выглянул в коридор.

  Если бы не его реакция, ему достался бы сильнейший удар по голове. Но он упал на пол, перекатился, встретив удар ногой нападающего, и ответил ударом живот противника. Боевик отлетел к стене, но не упал. На Генриха налетели сразу двое. Данзас почувствовал, что перед ним мастера рукопашного боя, когда его блок и защита не смогли нейтрализовать атаки противников. Сначала он пропустил два удара подряд в корпус, от которых он пролетел в кухню, сбив своим телом стул. Потом его блок пробил удар ногой с разворота , от которого Данзас снова пролетел пару метров вперед и врезался головой в батарею, отчего потерял сознание.

  Глава 30

  Откуда-то из глубин подсознания поднимались вверх, как пузыри воздуха сквозь толщу воды, странные ощущения и видения, которым в человеческом языке не было и не могло быть соответствующих определений. Но действовали они на психику и тело раненого благотворно, укрощали боль и уносили с собой – в пустоту – тревоги, страхи, беспокойство и угнетающие чувства беды и ошибки. В какой-то момент эти «пузыри» подсознательных движений души вырвались на океанский простор сознания, превратились в «воздушные шары» ассоциаций, связных мысленных цепочек, и Генрих осознал себя лежащим на твердом топчане в тесной каморке с железной дверью и единственным зарешеченным окном.

  Он лежал не двигаясь, присматриваясь к обстановке каморки и прислушиваясь к звукам, долетавшим из глубин здания, и окончательно понял, что находится в камере тюрьмы. Закрыл глаза, обессиленный даже этими простыми движениями глазных яблок, вспомнил нападение неизвестных в конспиративной квартире, и Генрих стал сосредотачиваться. Судя по запахам йода и эфира, а также повязкам на голове и теле, его лечили, значит, убивать сразу не собирались. Это вселяло надежду. Тогда он устроился на топчане поудобней, отмечая очаги боли – вполне терпимой, кстати, и сконцентрировал внимание на мыслеобразах «земли», «воды», «огня», «воздуха» и «неба»: эти ступени медитации помогали восстанавливать силы и лечить израненное тело.

  Так прошло некоторое время. Генрих почти созрел для действия. Но, во-первых, надо было поточнее выяснить, где он находится, во-вторых, не мешало подкрепиться, в-третьих, следовало и дальше играть роль раненого, вот-вот готового откинуть копыта. А поскольку лучший способ времяпровождения в данном положении – сон, Данзас приказал себе спать.

  Проснулся он через пять часов, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Не меняя позы, не выдавая себя ни одним движением, мысленно пошарил вокруг «руками» и наткнулся на двух человек, разглядывающих его неподвижное тело. Затем один из них что-то тихо сказал, второй ответил, и они снова замолчали. Один явно был надзирателем или же одним из начальников этой «тюрьмы», а вот второй казался очень спокойным и опасным, вызывая впечатление нависшей над головой стены.

  Генрих незаметно приоткрыл один глаз, чтобы рассмотреть в щелку визитеров, и буквально укололся об изучающий взгляд человека, одетого в черные брюки, белую рубашку с галстуком и туфли. Тяжелое лицо человека, гладко выбритое, с модными тонкими очками, казалось высеченным из камня, и веяло от него холодной стальной волей и жестокостью, не знающей колебаний.

  – Очнулись, Генрих Владимирович? – улыбнулся человек.

  Генрих медленно открыл глаза, и вгляделя в стоявшего над ним собеседника. Видимо, он его узнал, потому что во взгляде Данзаса мелькнуло удивление.

  – Вы?

  – Всеволод Решко, психолог, – ответил человек. – а вообще ассистент хирурга. Генрих Владимирович, вы находитесь в данный момент у нас в резиденции.

  – Где? – прошептал Данзас, сраженный услышанным до такой степени, что ему не надо было особенно притворяться слабым и жалким. Он снова был в руках своих врагов.

  – Где находится резиденция? – шевельнул густыми бровьми Решко. – Или где находится помещение, где вы содержитесь? В подземном этаже нашего санатория. – психолог пожал плечами. – Приходится, знаете ли, содержать вот такие «царские» покои... для подобных вам людей и некоторых подопытных кроликов. Как вы себя чувствуете?

  – Пить...

  Решко обернулся к спутнику, среднего роста мужчине в камуфляжной форме форме с сержантскими нашивками, сказал что-то тихо, глянул на недвижно лежащего Генриха:

  – Вас накормят. Скоро ваше положение изменится, имейте в виду, хотя сдается мне, чувствуете вы себя лучше, нежели пытаетесь внушить. До скорой встречи со своим приятелем.

  Кивнув, Решко скрылся за дверью камеры, за ним тенью выскользнул «камуфляжник». Данзас остался один. Расслабился, все еще помня угрожающе-насмешливый взгляд психолога, потом улыбнулся в ответ.

  Что бы тот ни говорил, в шансы Генриха он не верил. «А напрасно, – подумал Данзас с веселой злостью, – придется тебя разочаровать, доктор... Вот только что за намек ты сделал, говоря о свидании с приятелем? О каком приятеле шла речь?»

  Через полчаса принесли еду: рисовая похлебка, кусок хлеба, сыр, зелень, чай. Неплохо! Стараясь все так же выглядеть немощным и больным, Генрих съел все, что полагалось по тюремному рациону, но почувствовал вскоре снова сонливость и вялость – видимо в чай было что-то подмешано.

  Дверь камеры снова открылась и вошли двое в камуфляжной форме и один человек в белом халате. Конвоиры вывели Данзаса из камеры и они прошли по безлюдному слабоосвещенному коридору и остановились у люка в человеческий рост. Мужчина в белом халате что-то пробурчал в рацию, и створки люка, подобно створкам мидии, приоткрылись. Они попали в следующий коридор. Тут было куда оживленнее – им навстречу попался какой-то молодой парень в медицинском халате. Увидев приближающихся людей, он спешно юркнул в боковую дверь.

  Их путешествие закончилось у одной из бесконечных дверей. Она открылась – и Данзас увидел вполне привычную обстановку какой-то лаборатории, напичканной всевозможной аппаратурой и компьютерами. В ней находилось несколько человек разного возраста. Психолог Решко в белоснежном халате. И двое молодых парней в рубашках и джинсах, из должно быть, ассистентов.

  – О, – деланно обрадовался Данзас. – Живые люди. Братцы, что это за шарашкина контора?

  Парни переглянулись, не ожидая такой наглости от пленного, Решко захихикал, а из-за нагромождения аппаратуры появился высокий широкоплечий брюнет лет сорока; такого завалить в открытом бою практически невозможно; был он в тренировочных «адидасовских» штанах и камуфляжной куртке. Недружелюбно оглядев Данзаса, он пробасил:

  – Вот и ты. А я ждал-ждал-ждал. Как впечатления? Голова не болит?

  – Тихий уголок, прямо курорт.

  – А это и есть санаторий, – хохотнул брюнет. – Я – Феликс Харченко, начальник службы безопасности полевого командира Бумеранга. А вот этот господин ученый, – указал на Решко, – Всеволод Федорович, замечательный ученый, кого угодно на ноги поставит, и его помощники Давид и Костя... Прошу любить и жаловать...

  – Ну и зачем я вам нужен? – спросил Генрих. – Почему вы не убили меня там, на квартире в Мариуполе? Я все равно таких как вы давил и буду давить.

  – Да, мочкануть тебя следовало бы! – улыбнулся одними усами помощник Бумеранга. – И не сразу, чтобы ты помучился как следует. Но ты должен послужить большой цели. Мой шеф и доктор запретили. Велели живым тебя сюда доставить.

  – А кто же я? – удивился Генрих. – Курочка ряба?

  – С золотыми яйцами, – хмыкнул Харченко. – Сейчас тебе все кишки вывернем... Ребята, готовы?

  – Мы всегда готовы, – отрапортовали Давид с Костей, похожие на пионеров-переростков.

  – Э! – предупредил Данзас. – Кишки-то мои.

  – Не бойся, герой, – хмыкнул брюнет. – Это всего-навсего взятие анализов.

  – Молодой человек, прошу, – указал на кресло Решко. Не волнуйтесь. Эта процедура не болезненная. Эта – подчеркнул он, – не болезненная.

  Конвоиры в камуфляже усадили Данзаса в удобное, похожее на зубоврачебное кресло и сорвав с него футболку, приковали его ремнями к поручням. Затем Решко кивнул головой, и они удалились. Давид стал приклеивать многочисленные датчики к груди, вискам и животу Генриха, Костя уселся за компьютер.

  – Где я? – спросил Генрих.

  – Вы в пригороде Новоазовска, в бывшем санатории для местной партийной элиты.

  – Сколько я здесь?

  – Почти двенадцать часов, – взглянул на свои «Ролекс» Решко. – вас накололи снотворным, чтобы можно было беспроблемно перевезти сюда.

  – Да уж, – вмешался Харченко. – пришлось на блокпосте нехилую взятку давать, чтобы перевезти тебя на нашу территорию.

  – Так зачем я вам, в конце концов?

  – Кецалькоатль ждет жертву, – шепнул психолог. – узнаешь.

  Генрих закрыл глаза.

  У него взяли анализ крови из вены, еще какие-то анализы, парни колдовали над аппаратурой, работал принтер, распечатывая замысловатые диаграммы.

  Когда все закончилось, Данзас выматерился, высморкавшись в белый халат Решко:

  – Ну и чего, психолог? Чего нарыл?

  – Даже лучше чем я думал, – проговорил Всеволод. – А сейчас пациент свободен.

  Это были приятные для измученного пленника слова. Данзас расправил плечи и поинтересовался, что же дальше.

  – А дальше – больше, – Решко все-таки поймал нечто в глазах Генриха и – утвердительно кивнул. Но не Данзасу, а этому самому, третьему медику, который за спинкой кресла бряцал врачебным оружием.

  Генриха снова ужалило. На сей раз в шею. И он отключился.

  После этого доктор Решко приказал подручным медбратам:

  – В сектор "Б", бокс-один, – и удалился, захватив распечатки компьютерной диагностики.

   Глава 31

   Генрих открыл глаза. И тут же их закрыл опять. На него смотрела такая жуткая морда, что в сравнении с ней харя божка Шипе-Тотека представлялась ангельским ликом. Это уж точно – галлюцинация, решил Данзас.

   Во всем теле поселилась лютая боль. Было такое ощущение, будто его насквозь проткнули, а потом запихали в мешок и бросили вниз с гигантской крутой лестницы. Генрих попробовал шевельнуть рукой – не тут-то было! Опять связали! Опять мытарства начинаются... Начинаются? Нет, они и не кончались. Хотя лучше уж немного помучиться, чем немедленно быть «порезанным в лапшу».

   Обдувало откуда-то свежим ветерком. Данзас поднял взгляд и увидел широкий вентилятор под потолком. Уже хорошо! Лежать все же было неудобно – ноги свисали вниз, твердое холодное ложе упиралось в затылок и спину.

   «Словно судьба стоит за мной и бережет для каких-то высших целей», – думал он и с улыбкой снова прикрыл глаза. Однако инстинкт настоятельно требовал от него сейчас же найти выход из этого уже почти безнадежного положения...

  В помещение быстрым шагом вошли двое санитаров в халатах и шапочках и покатили каталку с Генрихом по длинному неярко освещенному коридору, выложенному белой кафельной плиткой, как и в большинстве больниц.

  По прибытию санитары поспешно затворили тяжелую металлическую дверь.

  Здесь было не слишком уютно, пахло больницей. Повсюду стояла громоздкая и импортная медицинская аппаратура, и у стены на высокой медицинской кровати лежало укрытое простыней, с кислородной маской на лице, узнаваемое по рыжей, выпирающей из-под маски бороденке, длинное мощное тело героя Новороссии Аркадия Павленко. У изголовья дежурил медбрат − который приходил за Генрихом в первый раз, он следил за кислородом и какими-то другими приборами, а слева от постели стояли, склонившись к пациенту, высокий шатен с интеллигентным симпатичным лицом со слезящимися глазами, с горбинкой на носу доктор Всеволод Решко и неизвестный Данзасу врач лет пятидесяти с умным худым гладковыбритым лицом, в старомодных очках.

  Этот врач бросил на столик папку наполненную какими-то бумагами и заговорил с Решко быстро, отрывисто, на том профессионально-медицинском сленге, из которого ухо Генриха выхватило лишь отдельные слова, вроде: «функции нарушены... свертывание... аритмия... стимулятор сердечной деятельности... кровообращение...»

  Данзас не пробовал вникать в суть их разговоров, он смотрел на то, что лежало рядом укрытое простыней на этой высокой больничной койке. Увиденное очень удивило его. Будучи человеком, который за годы боевых действий много раз бывал в морге и видел массу трупов, он мог и без медицинского диагноза сказать, что у героя Новороссии серьезные проблемы со здоровьем. У него была кожа покойника, и от него пахло смертью.

  Подошедшие Давид с Константином, зафиксировали конечности Генриха намертво в специальных зажимах. После чего Константин сделал Данзасу укол, отчего Генрих начал погружаться в полную эйфорию. Холод в помещении, ни рукой, ни ногой не шевельнуть – но эйфория полная!

  – Очухался, Всеволод Федорович!

  Это Костя говорит, голос доносится сбоку, скосил взгляд Данзас.

  Решко тут же отозвался на сообщение помощника.

  – Оч-чень хорошо! Вы, Генрих Владимирович, в прошлый раз не позволили нам напитать нашего вип-пациента необходимыми ему регулярно живительными соками, уложив много наших людей, с которыми у нас было доходное и взаимовыгодное существование. Из-за вас погиб мой коллега, с которым я проработал несколько десятков лет бок о бок. Что же, значит вы своей кровью продлите жизнь нашего бога и наш эксперимент. Да-да, великий эксперимент в лице полевого командира Бумеранга, который безмятежно спит теперь, приближая нас к разгадке тайны бессмертия. Вы, Генрих Владимирович, сейчас, здесь, передадите свою кровь Аркадию Павленко. Вы отдадите ему все, что сможете, и умрете. А герой Новороссии будет жить.

  – А что с ним? – собрался с мыслями Данзас.

  В ответ Решко ввел иглу катетера в вену Генриха.

  – Костя! Раствор!

  Ассистент кольнул шприцем.

  – Есть.

  – Отлично!

  Кровь стала потихоньку перетекать от Генриха к Аркадию. Так проходила минута за минутой. Тем не менее Данзас был спокоен. Он уже несколько раз избежал смерти и поэтому перестал ее бояться. Инстинкт самосохранения притупился, наружу выступило какое-то иное чувство, до сих пор сидевшее глубоко в подсознании, чувство, которое превращало нерешительного клиента общественной столовой с рублем, зажатым в кулаке, в хитрого и изворотливого игрока с сотней в кармане и миллионом в уме, способного и на краю жизни, уже безнадежно зависнув носками своих скороходовских ботинок над самой пропастью, азартно вырвать на лету из рук судьбы единственный шанс из тысячи – свой золотой шанс.

  И Генрих сконцентрировался, напрягся так, что, кажется, кровь хлынула носом – и ... рванулся вперед. Зажимы затрещали, он сбил каталкой Давида, стал заваливаться со своего ложа, катетер вырвался из вены, пропитав простыню кровью. Капельница пошатнулась и упала на ассистента Решко. Пресловутый раствор потек на пол.

  − Держите его! – закричал Всеволод Федорович и кинулся к Генриху

  Он, Константин и Давид придавили Генриха к каталке.

  Через окошко под потолком на пол упала граната с газом.

  – A-а, черт!.. – воскликнул в густом дыму Решко. – Боевая тревога! Где охрана?!

  – Сейчас! − засуетился медбрат, только что закончивший возиться с капельницей. – Уже вызываю!

  – Олег Ильич! Эвакуируем пациента! Давид, помогай!

  – Бегу, Всеволод Федорович...

  – Эвакуация пациента в блок "А", комната три! Олег Ильич, за мной! Давид!

  Двое врачей вместе с медбратом подхватили ложе с Бумерангом на колесиках и покатили его к выходу, Решко постоянно что-то кричал в рацию.

   – Костя, Артур, переходите в помещение два! – на бегу крикнул Олег Ильич.

  Все помещение быстро запонилось едким, удушливым, вызывающим обильные слезы газом.

  Кое-как уложив Данзаса обратно на каталку, Константин с Артуром заперлись в задней комнате. Константин вытащил пистолет.

  Данзас затих. Нутром почувствовал: сейчас, вот сейчас лучше расслабиться и не подавать признаков жизни.

  Слышатся шаги! Только спокойно... пока ослабляем зажимы...

  Сначала замок на двери взорвался металлическими брызгами, потом в помещение словно ворвался смерч. Повернув голову, Данзас только наблюдал, как Константин сделал пару выстрелов по тому месту, где должен был быть нападающий, а затем вскрикнув, нелепо завалился на пол, взмахнув руками. Артур заметался, но несколько выстрелов отбросили его к стене и он сполз вниз, оставляя кровавый след.

  Генрих чуть было не вздрогнул, когда чьи-то пальцы ткнулись ему в живот, – не вздрогнул... рефлексы и те отказали. А пальцы пробежались по грудной клетке, по ключице, по горлу, нащупали пульс под ухом, у подбородка – прислушались, подрагивали.

  – Генрих! Данзас! Жив?!

  Человек снял с лица противогаз – это был Эдуард Комаров собственной персоной.

  – Что?! Эдик?! Как ты здесь?!

  – Ветром надуло. Идти сможешь?

  – Зажимы снимай!

  – Руку. Держи руку. Осторожно. Генрих!

  – Есть. Хреново мне. Много крови из меня выкачали.

  Они открыли дверь в коридор, за ней никого не было.

  − Свобода! – громким шепотом произнес Генрих.

  − Вперед по коридору! Налево! – Эдуард был более деловит.

  Прогрызать дорогу на свободу они начали с промежуточного блокпоста между первым и вторым этажом.

  Два метких выстрела Комарова – два полноценных трупа. Решив окончательно все проблемы двух бойцов в камуфляже, Генрих с Эдуардом вдвоем сбросили трупы в вентиляционную шахту. Пробежав дальше, Комаров указал рукой на железную дверь слева:

   Давай, спускайся в подвал, там есть выход на боковую улицу.

  С трудом потянув на себя тяжелую дверь, они прикрыли ее за собой и повернули ручку замка изнутри. Кругом – полная темнота. Только под потолком горит пара тусклых лампочек.

  – Перекур, – Эдуард устало сполз по стене на корточки. – все, не могу.

  – Так кто ты? – нетерпеливо спросил Данзас, усевшись на какую-то тумбу. – и как ты здесь оказался?

  – Я действительно Эдуард Комаров, – отдышавшись, проговорил спаситель Данзаса. – и работаю в СБУ. Но не только на них. Много лет назад, еще во время первого майдана, устроенного сторонниками Виктора Ющенко, меня перевербовала служба внешней разведки России. С тех пор я являюсь двойным агентом.

  – Тебе намеренно велели заняться моим делом?

  – Это был приказ из Москвы. От моего куратора.

  – Как ты здесь очутился?

  – Когда мы с Сергеем привезли вас на конспиративную квартиру, я прикрепил к вашей одежде миниатюрный маячок. Радиопеленг, чтобы отслеживать ваши перемещения. Когда я увидел, что сигнал движется в сторону Новоазовска, то приехал вас проведать и обнаружил, что квартира вся разгромлена, а вас нет. Тогда я на вертолете добрался до линии разграничения, а там один мой человечек привез меня сюда.

  – Твоя знакомая – предатель, – заметил Генрих, – это она навела на квартиру боевиков Бумеранга.

  – Это исключено, – вздохнул Комаров и вытер потный лоб. – Лариса моя младшая сестра и она не связана с разведкой. Чертовщина какая-то.

  – Ты здесь один, без подмоги?

  – Увы, я действую в одиночку, – Комаров проверил, сколько патронов осталось в обойме, – но я когда понял, что вас похитили, немедленно связался с Москвой.

  – Ты знаешь Романа Липатова?

  – Он из СВР?

  – Подполковник ФСБ. Мой старый друг.

  – Нет, я только сообщил своему куратору, я его знаю под псевдонимом «Архивариус».

  – Что он сказал? Он обещал помочь?

  – Архивариус сказал, что он в самое ближайшее время свяжется с штабом двадцать второй бригады спецназа в Ростове. Он им сообщит, что под Новоазовском, в здании бывшего санатория имени Жукова удерживаются в заложниках граждане России и отдаст приказ поднять группу быстрого реагирования из бойцов армейского спецназа и спецназа ВДВ. Как бы в помощь местным властям.

  Генрих пожал плечами.

  – Они знают, что мы здесь?

  – Да. Вас переодели в больничное уже в санатории. Следовательно маячок выполнил свою задачу.

  – Надеюсь... И что теперь?

  – Оставаться здесь опасно. Будем прорываться. Охраны здесь совсем немного, только бойцы из отряда Бумеранга. Все-таки это медицинский центр, а не бункер.

  – А дальше?

  – Спрячемся где-нибудь неподалеку... – Эдуард осмотрел взглядом помещение. – моя машина с телефоном поблизости. Дождемся, когда десантники возьмут под контроль здание, нейтрализуют боевиков Бумеранга и тогда уже выйдем из укрытия. Для них мы – освобожденные заложники, а не бандиты, Архивариус, думаю, уже дал начальнику группы всю необходимую информацию. Затем вас перевезут на военном самолете в Россию.

  – Там меня не арестуют? – с опаской спросил Данзас.

  – Пусть вас это не беспокоит, – отмахнулся Комаров, – Архивариус все устроит...

  – А ты?

  – Возращаюсь тем же самым путем назад. Для своих у меня легенда, что я использовал вертолет для проведения оперативно-розыскных мероприятий. Во-первых, я по службе занимаюсь не только делом о незаконной трансплантологии, во-вторых, в Киеве кто-то явно не против, если вас не станет. Поэтому расследовать ваше исчезновение никто особо не будет. Ладно, мы уже почти пять минут разговариваем, пора выбираться отсюда.

  Эдуард находит в кармане брюк зажигалку, и они медленно обходят душное и сырое помещение.

  – Должен же быть здесь выход, черт возьми! – громко шепчет Комаров.

  – Подноси зажигалку ближе к стене, если станет задувать, там выход. – напомнил Генрих.

  – Ага! Вот она! Видишь, задувает?

  Данзас сначала ничего не видит, кроме огонька зажигалки. Потом Эдуард включает свет, весьма слабый, и уже видна узкая дверь без ручки в углу помещения. Комаров ловкими и быстрыми движениями толкнул ее плечом, навалился изо всех сил, наконец отодвинул и держа пистолет наизготовку, осторожно выглянул наружу.

  – Я думаю, здесь никто не сторожит. Ты видишь то окно вдали? Откроем его и мы на свободе... Пошли, боец.

  Выйдя из подвала, они оказались на площадке, позади которой находилась уходившая вверх широкая лестница, направо уходил полутемный коридор, слева виднелись еще одни двери – раздвижные. Перед ними находилось узкое окно, солнечный свет через которое падал на каменный пол.

  – Аккуратно и тихо разобьем его – и мы на свободе, – шепнул Комаров. – там, вроде, за зданием заросли, и видеокамер нет.

  – Ольховский тоже агент СВР? – бросил Генрих, оглядываясь по сторонам.

  – Нет, он всего лишь журналист, правда очень хороший. – мотнул головой Эдуард.

  – Эдик! – сзади раздался женский возглас.

  Комаров обернулся на голос и увидел перед собой стоявшую на ступеньках лестницы Ларису.

  – Лариса?! – изумленно проговорил он, не замечая в руках женщины оружие.

  Эдуард увидел родное лицо, но услышал чужой голос – осознавая всю эту несуразицу, он потерял решающее мгновение и два выстрела из пистолета отбросили его на спину. Грудную клетку Комарова будто разнесло в клочья.

  В этот момент откуда-то сверху на Генриха спрыгнул Феликс Харченко. Он ударил со всей силы прикладом автомата Генриха в спину, сбив того с ног. Одновременно двери слева широко раскрылись и на площадку высыпало несколько вооруженных человек в камуфляже. За ними виднелась широкая фигура Всеволода Решко.

  – Хороший ты парень, – поморщился психолог, – но от нас так просто не уходят.

  – Война проиграна, десантник! – бросил Феликс, наступая на Генриха, прижимая его подошвой ботинка к полу. – а вот этот живой еще, добей его! – он кивнул Ларисе.

  Женщина подошла к лежавшему в луже крови Комарову. Он силился что-то сказать, но не мог. На губах его выступила кровавая пена. Лариса наставила большой черный пистолет на него.

  – Лариса... – прошептал Эдуард, – т-ты не Лариса... – щурился он, вглядываясь в женщину.

  Раздался выстрел. Пуля снесла верхнюю треть черепа Комарову, кровавые брызги и желтоватые ошметки мозга разлетелись во все стороны, попав на лежавшего рядом Данзаса.

  – Да, я не Лариса, – усмехнулась женщина.

  Опустив пистолет, другую руку она поднесла к волосам. С силой потянув назад, она сняла с себя парик из черных волос, а затем, взявшись за кожу под подбородком, медленно и осторожно стянула с себя... лицо Ларисы.

  – Тескатлипока! – воскликнула она, избавившись от маски, помотав головой, развевая аккуратно уложенные волосы.

  Данзас сначала ошеломленным взглядом посмотрел на женскую руку с париком и маской, а затем взглянул наверх – перед ним стояла старший лейтенант медицинской службы Дина Дроздецкая.

  Раздались аплодисменты. Феликс? Всеволод?

  От увиденного Генрих лишился дара речи.

   Глава 32

  Двое боевиков проконвоировали Генриха со связанными за спиной веревкой руками по темному тоннелю и втолкнули в просторное, хорошо освещенное помещение без окон. Данзас, оглядевшись, подумал, что это какая-то лаборатория.

  У басовито рыкающей центрифуги стоял Олег Ильич в белом халате и светло-зеленых бахилах, как у хирургов. Насвистывал что-то. Напротив стояли Всеволод Федорович и Давид. А вот Феликса и Дины было что-то не видать...

  Конвоиры снова усадили Данзаса в медицинское кресло-каталку, и приковали к нему ремнями, как в самолете.

  Решко щелкнул пальцами – конвойные словно раствоились в воздухе.

   – Вы еще увидите много интересного, – с улыбкой ответил Всеволод, садясь на стул напротив Генриха. – теперь у нас времени достаточно.

  – Но зачем вы ломали эту комедию с моим похищением? Ведь вы могли прикончить меня там, в Мариуполе. – старался сохранять спокойствие Генрих.

  – Такова была воля Бумеранга. А я ведь только на службе у него.

  – Вы прислуживаете Бумерангу?

  – Я его лечащий врач. И должен регулярно проверять его состояние здоровья. Ах да, вы не в курсе всего. Кстати, не хотите посмотреть на героя Новороссии? Легендарного Бумеранга, героически захватившего Донецкий аэропорт? Которого как говорят, не берут пули?

  – Зачем? Он чем-то отличается от меня?

  – О да, очень многим. Это потрясающий эксперимент, которому уже более двадцати лет.

   – Я чего-то недопонимаю... − пожал плечами Генрих.

  − Да пусть сам Аркадий расскажет, − следя за цифрами на центрифуге, − отозвался Олег Ильич.

  Давид покатил коляску с Генрихом в другой конец зала, где обнаружилось джакузи немаленьких размеров. В ней лежал, наслаждаясь бурлящимися потоками пузырящейся воды, Аркадий Павленко. У края джакузи стоял мужчина в белом халате и что-то записывал в блокнот. Громадная фигура Бумеранга, занимавшая почти все пространство джакузи, вдруг зашевелилась, и герой Новороссии поднялся в полный рост, с его мощного тела капала вода.

  – Уф! – отдуваясь, произнес Павленко. – Как хорошо! А вот и я. Вы, кажется, мой донор? Я тоже желал с вами познакомиться. Угрохали столько людей, многих, с кем у нас было налажено плодотворное и взаимовыгодное существование, – он стал растираться полотенцем. – Ну, что ж, не вы первый, не вы последний.

  Данзас удивленно взирал на тело популярного полевого командира: цветом оно напоминало кусок гниющего мяса. От него исходил странный сладковатый запах. Павленко надел халат и уселся на стул напротив.

  – Мне нужна только жизнь. Неужели вы не понимаете? Это так просто. Иначе я состарюсь. И очень скоро умру. Мой бог требует жизни. И я не могу иначе... – Аркадий покрутил головой. – За полгода до окончания первой чеченской войны меня ранило. Смертельно, моя рана была смертельной. Тогда все были уверены, что я не выживу, и врачи, и коллеги, и друзья. Уж чересчур откровенно разлоскутили мой брюшину юркие автоматные пули. Я неделю находился в коме. Я умирал даже два раза, но не умер окончательно. После второй клинической смерти я неожиданно быстро пришел в себя и еще более неожиданно скоро пошел на поправку. И поправился. И выздоровел. На радость мне и лечившему меня Всеволоду Федоровичу. После ранения я изменился внешне и внутренне. Теперь для моего нестарения мне требовалась свежая кровь каждые три месяца. Ну, четыре. Определенной группы, резуса. Желательно молодых людей, еще не спавших с женщинами. И вот так двадцать с лишним лет. И я не болею, мать твою! А если не получаю свежей крови, то за считанные недели превращаюсь в дряхлого старика.

  Терпугов должен был мне подыскать новую жертву, – продолжал Павленко. – но у него что-то не срослось и меня пришлось некоторое время поддерживать на стимуляторах. А затем оказалось, что твоя группа крови подходит. Ну так зачем терять время, искать новую кандидатуру, когда вот, ты есть на горизонте. Мы решили совместить приятное и с полезным.

  – Ну и какой ты герой? – Генрих старался быть равнодушным. – Ты ощущал себя единственным и самым сильным в этом пока только одном известном тебе мире... И ты получал кайф. Но я-то ведь точно такая же, как и ты. Точь-в-точь. И я знаю все, что ты чувствуешь или чувствовал, или будешь чувствовать... Ты считаешь, что ты самый гениальный, самый великий человек на этой земле, самый, самый, самый... А на самом деле ты ничто. Убийца. Маньяк. Сумасшедший. И все. И еще ты урод. Точно такой же, как и я. Ага. Ты такой же урод, как и я.

  Пока шел этот странный разговор, Решко покопался в бумагах на столе в углу, позвонил кому то по телефону и приказал не беспокоить его до девятнадцати часов. Потом потянулся, как кот, похрустел суставами, повращал головой и подошел к Павленко и Данзасу.

  – Он говорит сущую правду, – вмешался доктор. – летом девяносто шестого чеченские боевики его задели сильно. Пулями прошибли плечо, бедро, раскололи кусок ребра со стороны сердца. В общем, он умер в военном госпитале во Владикавказе. А я, воспользовавшись знаниями, полученными мной во время длительного пребывания в Южной Америке – здесь Решко вытащил из ящика стола толстую потрепанную тетрадь, – и добавив к ним современные технологии в области химии, оживил его. Но... каждые несколько месяцев нужна была жертва. Которого просил мой бог Кецалькоатль. Мы долго выбирали. А затем долго следили. И убили. А что мне оставалось делать! Эксперимент должен был продолжаться! Я скормил Аркадию сердце жертвы, ее печень и ее почки, и даже член...

  – И тебе было приятно? – неожиданно спросил Генрих.

  – Что? – не понял Решко. – Что приятно?

  – "Делать все это, – пояснил Данзас, – все, что ты делал. Искал. Следил. Готовился. Убивал. Переливал кровь своему пациенту. Кормил его мясом жертвы. Все это было приятно тебе?

  – Никаких моральных барьеров, – наморщил лоб Решко. – только безграничная тяга к познанию.

  – Приятно было. – продолжал Генрих. – Ты чувствовал возбуждение, ощущал полыхание огня в груди. Ты слышал, как звенит мир вокруг. Ты понимал... Нет, ты знал, что вот еще немного, и ты сможешь оторваться от земли и полететь. – Ты сам стал ощущать себя богом, да? Ты ощущал власть не только над этим маленьким мальчишкой, ты ощущал власть над миром, над Вселенной. Ты мог творить чудеса в тот момент. Ты мог раскрутить земной шар на пальце – как футбольный мячик... еще ты кончил? Правда? Ты кончил? Ведь так все было? Ведь, так? Скажи...