Текст книги "Штурмуя Лапуту (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Грузовичок свернул на узкую грунтовку, инженеры сочувственно молчали, милая Адми утирала слезы.

– Да ладно вам, – не выдержал Укс. – Не знаю, чего этой странной полиции нужно. Мы, конечно, не очень святые, но в последнее время ничего вопиюще противозаконного в масштабах галактики не свершали.

– Наверное, это налоговая полиция, – предположила, шмыгая носиком, Адми. – С гонораров всегда трудно начислять, там запутанно, вот и ловят.

– Наверное, – вздохнул пилот.

Почему-то было очень грустно.

Открылся берег – тут весьма ухоженный, с обустроенной набережной. Сварные перила ограждали срез линзы, рядом стояли скамьи с шикарным видом на живописную бездну – прекрасное место для романтических прогулок меж клумб с бархатцами и лирических мечтаний.

Инженеры помогали собирать аппарат, и все хором утешали Адми:

– Ну что ты слезы льешь, не помирают же. С налоговой полицией лучше разминуться, у нас хоть ее и нет, но известное же дело. А так конечно жаль, мы ведь тоже всем цехом собирались на концерт. Укс вот обещал непременно нас провести.

– Парни, я, конечно, не могу разом и за нашу главную певчую звезду говорить. Но, поскольку я Лоудину давно знаю, уверен, мы к вам еще заглянем, – заверил Укс. – Не в ближайшее время, конечно, вот со срочными делами разберемся, от полиции отвяжемся и через годик-два нагрянем с гастролями и новой программой. Очень приятно у вас выступать.

– Вот, прилетайте! Ждать будем, – обрадовались инженеры. – Заодно и воздушный патруль проинспектируешь, у нас ведь никакого опыта по этой части.

– Уксик, ты о том, что мы тебе говорили, непременно подумай! Ну, пожалуйста! – на все лады звеня браслетами, взмолилась прекрасная Адми.

Укс подумал, что отбытие не так уж и несвоевременно, но обещал непременно подумать. Обижать местных девушек не хотелось

Дельтаплан – усовершенствованный, нарастивший мощность и улучшивший свой минималистский дизайн, трепетал, готовый отправиться в путь. По набережной спешила кавалькада машинок, в передней стояла и размахивала букетом Лоуд-Лоудина. Издали завопила:

– Готов, первый пилот?

Без краткого, но торжественного митинга обойтись, конечно, было немыслимо. Стоя на капоте представительского горкомовского микро-лимузина, Профессор пожелала замечательному миру дальнейшего прогресса и процветания, обещала непременно прислать сборники нот и текстов, и уж точно нагрянуть с гастролями. Представитель горкома выразил горячую благодарность за вклад в культуру и экономическое развитие Большого Гэса. Укс обнимал Адми и Ударницу – и маленькая, и высокая одинаково всхлипывали. Все поглядывали в сторону города – оттуда приближался какой-то непонятный аппарат, похоже, летучий – в смысле, на воздушной подушке.

– Всё, товарищи! Нам пора, – возвестила Лоуд и вскинула сжатый кулак: – Позор галактическим ищейкам, трусливым прислужникам темных межпространственных сил!

Укс чмокнул девушек, выровнял аппарат. Напарница запрыгнула за спину пилота – там теперь имелось лаконичное, но удобное трубчатое сидение.

– До встречи, товарищи!

– Прилетайте, непременно прилетайте, обязательно! – закричала толпа, размахивая букетами, афишами и руками.

Инженеры дружно подтолкнули аппарат – дельтаплан легко миновал заграждение, на миг завис над бесконечностью

– Когда-нибудь с годами

Припомним мы с друзьями,

Как по дорогам звёздным… – дружно запел митинг знаменитое песенное Войновича-Фельцмана.

Укс выровнял полет ощутимо изменившего баланс аппарата и подумал – «что-то совсем мы охренели, прямо таки чересчур масштабно».

Он повел дельтаплан вдоль берега. Когда откуда-то из пустоты возник перехватчик – обтекаемый, полупрозрачный, мерцающий реактивными дюзами – это не стало такой уж неожиданностью. Маневр Укс планировал заранее.

Дельтаплан юркнул в шлейф дыма лесного пожара, там – в мутной и неприятной мгле – живо набрали высоту, пользуясь мощным горячим потоком, выскользнули на свободу. Укс тут же резко спикировал под «брюхо» линзы, продолжил ускорение…

– Ушли! – объявила Лоуд, выкашливая гарь пожарища.

– Ну. Мы малозаметные. На спину мне не сморкайся, – запротестовал пилот.

Глава шестая
Сырость

Остановились на крошечном острове – требовалось проверить аппарат. Укс новеньким гаечным ключом инспектировал натяжение тяг, Лоуд прогуливалась вокруг, осматривалась. Изредка доносились ее тяжкие вздохи. Внеплановая отмена концерта и на самого пилота произвела тяжкое впечатление. Вроде бы не профессиональный артист, а вот как-то настроился уже сыграть…

Начал убирать ключи.

– Как оно? – немедля поинтересовалась напарница.

– Недурно. Собственно, я сам участвовал в работе, уверен в надежности. Прекрасные мастера. Но осмотр все равно был необходим, полет небрежности не любит, – Укс тщательно закрепил коробку с инструментом и с некоторым удивлением осмотрелся: – Странная линза. Вообще не линза.

Дельтаплан стоял на шаре – в буквальном смысле – под ногами воздухоплавателей горбился голый округлый объект, похожий на колобок, только относительно крупный – шагов сорок в диаметре. Гладко-лысый, как башка Профессора, но в отличие от башки, имеющий определенные признаки космического тела, классифицируемого как «планета астероидного типа-Б». Ландшафт был лаконичен: троица холмиков, похожих на мини-вулканы, все остальное заросло крепенькими сорняками. Признаков цивилизации немного – стоял цветочный горшок со стеблем аккуратно срезанного колючего цветка. Видимо, цивилизация была не особо древняя – слой пыли на горшке умеренный.

– Гм, это что такое? – несколько напрягся Укс. – Почему горшок? Что за иносказательный намек?

– Да уж какой намек. Это, Уксик, прямое доказательство твоего манкирования чтением классической литературы.

– Ну, возможно. А если конкретнее?

– Если конкретнее, то простая житейская история. Жил юный монарх, философствовал, скитался, вырос, влюбился, съехал к невесте – там-то наверняка жилплощадь попросторнее.

– Э-э… а горшок?

Профессор поморщилась:

– Дался тебе этот горшок. Тут, можно сказать, философская драма, а ты «горшок-горшок». В горшке произрастал местный розарий, видимо, пал жертвой вспыхнувших романтических чувств: цветок чикнули и презентовали какой-то теплокровной красавице. С одной стороны грустно, с другой закономерно. Судьба у цветов такая: усладить взор и засохнуть. И это хорошо, могли бы в соковыжималку сунуть и розового масла нагнать в промышленных масштабах. Короче, тут долго объяснять, лучше сам почитаешь книгу, поразмыслишь. У нас в университетской библиотеке есть экземпляр с автографом автора. А сейчас лучше скажи – ты сам-то как?

– В смысле? Насчет горшка?

– Что горшком не обзавелся, я как раз вижу, – заверила Лоуд. – До этого мы, слава богам, еще не докатились. Но влюбился или нет? В маленькую или в большую? Нет, я не склонна к ростовому шовинизму, просто любопытно.

– Слышь, безмозглая, ты окончательно спятила?

– Вот грубо. Я в лучшей форме, что подтверждается безусловным успехом лекционного концерта. А вот ты слегка неадекватен. Нет, отыграл вдохновенно, это молодец, я даже не ожидала. Но откуда этот всплеск сентиментальности⁈ В щечку он девушек на прощание целует. Выглядит донельзя трогательно, прямо аж пугает.

– Чего тут такого стебного? – проворчал Укс. – Просто они были очень милые.

– Несомненно. А вот те давешние служаночки тоже были милые, однако…

– Те были шалавно-милые. А эти – иное дело. Меня далеко не всегда просят оставить на память часть себя.

– О! Улучшением генофонда интересовались? Какие умницы! Положительно, Большой Гэс мне нравится всё больше и больше, просто удивительный островок. А ты что? Неужели пожмотничал?

Укс поморщился и молча прошелся вокруг дельтаплана.

Ощущать, как твердь закругляется и одно из крыльев аппарата уходит за горизонт, было странновато. Действительно, нужно про эту «фату» почитать, уж очень оригинальна.

Стоял пилот на макушке острова-планетки, смотрел в бездну. По сфере дрейфовали точки-линзы – и вверху – те малодоступные, и внизу – удобные, но, видимо, ненужные. Чуть светилась пустота. Красиво. Бессмысленно.

Профессор, погулявшая вокруг опустевшего горшка, подошла и встала рядом.

– Ладно тебе. Да, иногда и я глупость ляпну. Не могу же я отрываться от широких мыслящих масс, это будет весьма самонадеянно с моей стороны. А с Джик что-нибудь порешаем. Я полагала, еще годик-два в запасе есть.

– Да что год-два в нашей жизни? – пробормотал Укс. – Мелькнут разом. А у дитя проблемы. Ее же на вершины скал и стен постоянно так и заносит, а она, глупышка, даже не понимает почему. И как тут объяснишь? Разобьется.

– Не преувеличивай. Детям такое свойственно. Лезут куда не надо. Вон у Светлоледи старшая невестка – тоже по юности на любую скалу норовила вскарабкаться и брякнуться. Рассказывает о былом с большим юмором.

– Это Ратка-то, которая по стихотворству и некромантии? Тоже ты нашла с кем сравнивать. Их Рататоск – насквозь магичка, там различные таланты аж из задницы брызжут. Иной раз в глаза случайно глянешь, а там мертвяки тысячами маячат.

– Да, жутковато, согласна. С другой стороны, саги она дивные пишет, уржёшься. И ведь воспитанная. Современная педагогика – это сила! Будь ты хоть трижды некромантка, пусть порнуху сочиняешь, а формула «упал – отжался» работает как миленькая.

– Насчет этого Светлоледя умеет, кто спорит. Но исключительно на «упал-отжался» однобокое воспитание получается. У Ратки положительные примеры перед глазами были. В смысле, дамские, женственные. А мы с тобой слегка не в ту сторону.

– Чего же «слегка», мы откровенно перпендикулярные. Но это не так страшно. Мы тоже не на помойке себя нашли, многое полезное дать можем.

– Насчет этого не спорю. Кстати, концерт был крут.

– Вот! – Лоуд пхнула напарника в плечо. – Не всё потеряно! Академическая база педагогических знаний у нас имеется, остальное подтянем. Пока давай текущие проблемы решать. Вон тот остров, он нам как по траектории? Приглядись, не спеши…

Оптика приблизила берег острова. Длинный мол, высокие скалистые берега, толстокаменные городские стены, далее тощее редколесье, луга.… С виду нормально, развито, контрабандисты явно там бывают, но…

– Что-то унылый он какой-то, – пробурчал Укс.

– Понятно, с Большим Гэсом не сравнить. Ничего, нам ненадолго, а вечерком найдешь себе кого-нибудь, утешишься.

– Ну его к шмонде. Мне бы выспаться нормально.

– Угу. Искренне так он говорит, вот прямо веришь. А потом одна-две, три-четыре…. Нет, я восхищаюсь. Вот эльфиечка-ударница, та да… чистый восторг. Надо бы доклад в «Вестнике АН» тиснуть – «Аспекты влияния уникального ритмично-музыкального таланта на бытовые и личносно-интимные стороны жизни». Эх, жаль, слайдов не отсняли.

– Уймись.

– Я интересуюсь – стартуем или нет? Что порешил?

– Другого ничего подходящего не наблюдаем. Не будем время терять, – сумрачно сказал Укс, возвращая подзорную трубу.

– Ну и правильно, – Профессор любовно протерла сияющую дарственную плашку на корпусе оптики и спрятала ценный прибор.

«Любимой певице и музыковеду, дорогой нашей Л., от горсовета и всех благодарных жителей» – значилось на пластинке. Вот когда успела урвать? В спешке же сматывались.

– Опять багажного барахла полно, – проворчал Укс. – Неужели трудно понять, что мы на малогабаритном летающем средстве? Гитару зачем хапнула, да еще без предупреждения?

– Да как же гитару бросить, дорогой Хозяин⁈ Это же подарок. Обидели бы народ. И потом, ну какой там вес в этом замечательном предмете культурно-музыкального развития? Практически никакого веса.

– Вес небольшой, но гитара практически не центруется. Разобьем при следующей посадке. И сами побьемся.

– Так что – оставлять, что ли? Ты так и скажи, выкидываем! – Лоуд тряхнула музыкальным инструментом, тот печально и испуганно тренькнул.

Гитару было жалко. Вот прямо очень подошла. И отличная память о гастроли, пусть и без всяких глупых серебряных плашек.

– Ровнее за спиной держи. Чтоб гриф строго по корме был.

– Есть «строго по корме». Тебе, барин, жениться надо. А то весь на нервах.

Укс фыркнул.

– Не, серьезно – тебе жена для придирок просто необходима. И для определенности. Вот это: то-эльфийка-то-гномка, то-герцогиня-то-подраться, то бери– гитару-то-не-бери начинает путать твоих исполнительных соратников, – возвестила Профессор. – А психологическая установка «все равно при посадке побьемся» снижает уровень оптимизма в нашем коллективе.

– Я говорю «побьемся», а не «разобьемся» – это разные понятия.

– Вот, теперь еще и терминологией запугиваешь.

– Хорош стебаться, аппарат выпрямляем.

Спорхнули с линз-планетки. Свистели потоки воздуха, дельтаплан заходил на цель по широкой дуге, подстраиваясь параллельным курсом. Пилота охватили сомнения – в приближении остров казался еще более мрачноватым: сплошные башни и бастионы, меж них какие-то сомнительные дымы и туманы. Но менять решение было поздно. Укс ограничился изменением места посадки. Отвернул от слишком просматривающегося мола…

…Врезались в заросли, оказавшиеся кактусами.

…Через несколько минут, когда пилот штопал обшивку, вернувшаяся из ознакомительной разведки Профессор сообщила:

– Мир замечательной фортификационной архитектуры и целительной иглотерапии! Полагаю, кактусы они здесь специально сажают, для прикрытия плохо простреливаемых «мертвых» зон.

– Это я уже понял. Что там еще интересного?

– По стене патруль прошел. Топают сапожищами слаженно, не болтают. Дисциплина! Но служба ПВО поставлена так себе – нас не заметили, хотя мы пару кактусов таки завалили.

– Кое-кто еще и вопил в голос – «ой, шмондец будет».

– Что за инсинуации⁈ Не было никакого «ой», я просто констатировала наше текущее положение.

– Посадка в сложных условиях еще не совсем отработана. Подъемная сила у нас увеличилась, вес остался тот же…

– А я вот говорила – догружать надо! А ты к гитаре прицепился. Серьезнее балласт брать нужно.

– Ну, там в клубе еще фортепьяно было.

– Уксик, ты тут дискутировать собрался или все же ужинать пойдем? Жрать же охота.

Замаскировав в кактусах дельтаплан, воздухоплаватели уже пешим порядком взобрались на стену.

– М-да, как говорится, вообще не Рио-де-Жанейро, – резюмировала Профессор, озирая нагромождение разновысоких, но удивительно одинаковых черепичных крыш. – Обрати внимание – морепродуктами даже не пахнет. Захолустье какое-то.

Укс пожал плечами, в общем-то, вполне соглашаясь. Город производил невеселое впечатление, хотя размахом был не очень-то захолустным. Довольно крупный городок.

В поисках удобного спуска воздухоплаватели прошли по стене. Груды каменных ядер, котлы для смолы и связки грубых арбалетных стрел, хранящиеся у парапета, подсказывали, что город готовится к осаде. Правда, котлы были пыльными, а стрелы порядком рассохлись. Видимо, давненько здесь осады ждут.

Партнеры спустили вниз. Лучше не стало – под стеной густо и резко воняло. И даже вполне понятно, чем именно.

– Вот дерьмища-то! – возмутилась Лоуд, зажимая нос перепончатыми пальцами. – А я, между прочим, босая. Град наверняка Сортирбургом именуют или Сант-Гуаносом.

Подальше от городских стен человеческих отходов стало меньше, поскольку потянулись ограды скотских загонов и крепко понесло навозом. Заморосил дождь. Людей по-прежнему не встречалось, лишь изредка доносились смутные голоса. Ну, как голоса – обрывки грубой и унылой ругани.

– Кажется, я этот мир знаю, – задумчиво сказала Профессор. – Он сугубо режиссерской трактовки, долгостройный и чрезвычайно полнометражный, без щадящих антрактов и буфетов.

– На театр вообще не похоже.

– Так чисто киношное восприятие. Слышишь – матерятся на два тона, явная студийная озвучка, старательная, но принципиально гнусавая. И все в монохромных тонах, с преобладанием коричневатых. Реальность, невыносимо воздействующая на подсознание драматургической композицией, глубиной культурных наносов и тинной цепкостью утопически рационализирующих клоповидно-чесоточных подтекстов. Вот нас угораздило.

– Может, вернемся? Аппарат мы не разбирали.

– Это мы правильно, предусмотрительно. Но нужно как минимум поужинать и узнать, когда контрабандисты прибудут.

Укс подумал, что насчет ужина – спорно. Траванешься в таком чудном городке в два счета, даром что желудки воздухоплавателей ко всему привычные. Но насчет контрабандистов Лоуд права – единственная путеводная нить наверх, к просвещенной Лапуте.

– Так каким вариантом работаем? – уточнил пилот.

– Какой же тут выбор? Цепляй ошейник, Хозяин. Будем изображать «собаку палкой бей!», иное здесь вряд ли на бис воспримут. Ну и сыграешь что-то нейтральное. Нам много-то не надо, на пару мисок похлебки наскрести и хорош.

Устроились у какого-то кабака – здесь уличные крыши смыкались над головой, было относительно сухо. Из заведения пахло кислым пивом, пережаренным мясом, правда, и свежим хлебом тянуло – относительно аппетитно. Укс перебирал струны, наигрывая «Где эта барышня, где этот дом», Профессор, натягивая поводок, кланялась прохожим и сглатывала слюну. Ну, это она сама виновата – нужно было на Большом Гэсе перекусить, Укс там хоть позавтракать успел.

Прохожие не останавливались – поглядывали на лицедеев, кое-кто бросал на разостланную тряпицу медную монетку, но потом поспешно проходил мимо, даже ускорял шаг. Горожане тоже были «монохромными» – в темных обносках и лохмотьях, сплошь сутулые или нездорово толстые. Исключение составляли монахи – в относительно добротных рясах из серой шерстяной ткани, как на подбор крепкие, подпоясанные ремнями с оружием. Эти смотрели высокомерно, если не сказать, что с презрением. Кстати, Укс впервые видел монахов с армейскими знаками различия – на плечах слуг божьих красовались матерчатые погоны – не особо единого образца, но с четкими диагональными нашивками и зигзагами. Попадались и представительницы воинствующего ордена – прошла монахиня гвардейского роста, даже в рясе вызывающе стройная, с бедрами, эффектно охваченными ремнями, отягощенными длинным мечом-полуторником. Капюшоном низко надвинут на красивое злое лицо. Глянула на музыкантов с омерзением, цыкнула-сплюнула, снайперски угодив плевком прямо на медяки.

– Да что за мир такой? – заворчал Укс, пользуясь тем, что улочка практически опустела. – Я эту упомянутую трактовку вообще не понимаю, но уже тянет грязно богохульствовать и монашек зверски осквернять. В смысле, наоборот: зверски богохульствовать и грязно осквернять.

– Не-не, данная монашка – это наносное, не этой трактовки. Это мы образ голодной во всех смыслах Светлоледи сюда случайно привнесли. Не вздумай с этим смысловым мороком связываться, – шепотом предупредила Профессор. – И вообще хватит напрягаться. Чуждо наше искусство этому затрактованному миру. Собирай денежки, на миску должно хватить. Пожрем и сваливаем.

Насчет искусства Лоуд была не совсем права – судя по физиономиям, припавшим к стеклам изнутри в мутных ближайших окнах, гитара вызывала большой интерес. Но традиции уличных концертов здесь явно не было.

Укс собрал медяки, Лоуд старательно покланялась окнам. Зашли в душный кабак. Здесь было почти пусто. Сходу подскочил хозяин, редкобородый, с бельмом на левом глазу. Оскалил в угодливой улыбке гнилые зубы:

– Рагу прикажете подать, господин лицедей?

– Его. Двойную порцию.

Укс сел за липкий стол, Профессор, чуть слышно бормоча непечатное, устроилась внизу у лавки. Суетливо подскочила официантка. Имелась уверенность, что зубы у нее окажутся такие же гнилые. Нет, не угадал. У красотки передних зубов вообще не было, торчали два корня-пенька – это в пару к мощным чирьям на щеке. К счастью, официантка кокетничать не вздумала, брякнула миску и сразу попятилась от зверя.

– Что-то я уже и есть не хочу, – пробурчал Укс, помешивая деревянной ложкой жидкое, но горячее рагу.

– Мне давай, – шепотом потребовал мало-дрессированный зверь. – И не обращай внимания на реалии. Режиссерский замысел намного шире и глубже зрительного ряда, и этой… обонятельной ауры. Я тебе потом объясню, я критику читала.

– Не обязательно объяснять, в целом я понял, – заверил пилот, ставя миску на лавку.

Профессор принялась лакать, в довольно естественной зверской манере, начав с хрящиков…

Громыхнула дверь. Ввалился монашеский патруль.

Укс понял, что события ускоряются. Лоуд тоже поняла, и активизировала процесс питания.

Один из монахов остался у двери, второй прошел в сторону кухни. Двое оставшихся неспешно направились к столу лицедеев. Все четверо были не особо молоды, крепкие, в помятых обношенных рясах. Никаких дурацких алебард, только дубинки в руках – этакие убедительные дубинки, средней длины, массивные и с набалдашниками, тоже вполне обношенные-испытанные инструменты.

– Ты на улице богохульствовал? – сходу спросил старший монах.

– И в мыслях не имел! – заверил Укс. – Играл музыку слегка, не отрицаю, очень кушать хотелось.

– Патент на лицедейство есть?

– На оформлении.

Монах кивнул, словно иного ответа не ожидал. Вообще он производил неприятное впечатление весьма догадливого и опытного служителя святого порядка. Поскреб щетину на подбородке, указал дубинкой на Лоуд:

– Демон?

Профессор закончила вылизывать миску и скорбно посмотрела на навершие дубинки. Оно действительно было неприятным: хотя кожаный чехол скрывал литые чугунные зубья, но и под сыромятной кожей было очевидно – не для красоты делалось.

– Чего сразу-то демон? Зверь, дикий, но дрессированный, – попытался объяснить Укс.

– Да чего там, сразу видно – откровенный демон, – спокойно констатировал монах. – Вон харя какая хитрая, злонамеренная. Ну, раз доели, так пошли с нами.

– Идем, – покорно сказал Укс, рывком поводка поднимая «дрессированного зверя». – А куда идти-то, святой отец?

Почтительное обращение патрульному явно понравилось, на миг оторвал цепкий взгляд от хищника:

– Драться и науськивать, значит, не собираешься?

– Что я, безумный, что ли? – сказал Укс, трезво оценивающий риск перелома конечностей и незамедлительного пробития черепной поверхности.

– Это верно, науськивать незачем, – одобрил монах. – Второго дня меня опять ведьма укусила. Хлопотное дело эти укусы.

– Ведьмы вообще опасны, – посочувствовал Укс. – Меня недавно одна такая с моста столкнула, едва вылез…

Беседуя о ведьмах, шли по улочке. Старший монах поддерживал разговор довольно охотно, остальные патрульные, да и зверь-демон помалкивали. Оно и верно, и ведьминская тема, как и перспективы задержания были невеселыми. Вели в Святой Трибунал, а там, как уже выяснилось, шутки шутили однообразные, служебные.

Миновали площадь. Дождь все продолжался, но, видимо, и в сухую погоду это место глаз не особо радовало. На столбе в ржавой железной клетке покачивался несвежий висельник, рядом высился помост с плахой, весьма измочаленной частым пользованием, торчали три металлических столба с цепями и остатками прогоревших дров. Скучал мокрый осел, запряженный в повозку, у помоста топтался дежурный палач под большим багряным зонтиком. Двое монахов-подсобников пересыпали из корзины в багажный ящик на повозке отрубленные головы. Молча посмотрели на конвоируемых. Уже вслед донеслось:

– Эти хоть тощие.

– Толку-то? У демонов кость тяжкая, прям как свинчатка…

– Шутит братия, – успокоил старший патрульный, распахивая тяжеленную окованную дверь. – У нас все по закону: демонов жгут, кость все одно в золу уходит. А тебе бичевание с конфискацией, так оно и вообще считается несмертельным. Может, и отлежишься. Деньги-то на компрессы есть?

– Негусто денег, – признал Укс.

– Вот это ты неосмотрительно. Ежели богохульствуешь, так и на лечение надобно загодя деньги откладывать, – справедливо указал опытный монах.

Патруль и задержанные вошли внутрь. На лаконичной табличке у дверей значилось: «Районный Инквизиционный Святой Трибунал им. д-а. Рэбы. Отд. РИСТ-ХХХIIVI».

Скорость судебного делопроизводства производила впечатление. Задержанных сходу заперли в металлической клетке, довольно просторной, видимо, шестиместной. Снаружи немедля сел писарь в аккуратной рясе и сатиновых нарукавниках, развернул пергамент, придавил подсвечником:

– Имя-откуда-родом-чем-зарабатываешь?

Укс отвечал, писарь споро записывал. Потом указал пером на «зверь-демона»:

– Чудовище грамотное? Отдельно протокол подписывать будет? Третий экземпляр нужен?

– В общем-то, не особо нужен, – сказал Укс.

– Ну и хорошо, – кивнул писарь. – Обойдемся без лишней писанины. Опять же пергамент за ваш счет, к чему тратиться-то, верно я говорю?

– Ваша правда, святой отец. А судебное заседание когда?

– Да прямо сейчас. Вот с осквернителем могил разберутся, и вы пойдете. Нынче преступников немного. Погода-то не способствует…

– Да, погода. А этот осквернитель… он что, сильно осквернял?

– Ну, как сказать. Умеренно. Пристроился ссать в канаву, а она-то мимо кладбищенской стены тянется. Явное кощунство. Пусть и сугубо по недомыслию убогого ума. Слышь, лицедей, вот не под протокол, а просто любопытно – чего у тебя демон голый ходит? Это отягощением преступления не считается – он у тебя не особо обольстительный. Но странно.

Укс вздохнул:

– Были штаны. Не отрицаю. Но поиздержались мы, оголодали. Штаны спадать начали. Ну и вот.

– Пропил демонские штаны, – догадался писарь. – Эх ты, раззява. Кактусовый кальвадос – он до добра не доведет. А могли бы ходить, благонравно распевая гимны во славу Ордена. За столь доброе дело запросто сан и погоны можно получить.

– Эх, нечего мне и мечтать было, – печально сказал Укс. – Запойный я, дурной.

– Оно и видно, – писарь указал на татуировки задержанного. – Нет бы чего жизненного наколоть: пыточную сцену или лик святого дона Рэбы. А то сплошные завитушки, без слез не взглянешь.

– Так по пьяни и колол…

Тут умную культурологическую беседу прервали – из зала выволакивали воющего осквернителя могил – дали пятьдесят бичей, едва ли переживет.

– Заводи! – скомандовал секретарь суда.

Обстановка заседания оказалась проста и непафосна: кафедра-возвышение с тремя судьями, отдельный стол секретаря, место для подсудимых – с ним тоже незамысловато, больше на коновязь похоже – поставили на колени и зафиксировали кандалами. Вот боковая стена, заставленная разнообразными приспособлениями дознания, немного смущала: кроме стандартной дыбы, «девичьей щели», «жаровни-каштанки» и «бордельного сапожка», имелась пара устройств, еще незнакомых опытным странникам. Возился техник-палач, смазывал салом валы и оси механизмов. Запах смазки тоже смущал – тут и Верховный демон в паре с Логосом не поймут, какого происхождения то смазочное сало. Тихо переговаривались немногочисленные зрители, рассевшиеся на длинных скамьях: старички-завсегдатаи, видимо, отставные инквизиторы, которым больше делать нечего, стайка монашек в низких капюшонах и с одинаковыми погонами, украшенными какой-то кривой цифро-знакой – наверное, студентки здешнего профильного пыточно-юридического техникума.

– Так, кто тут у нас? – пробубнил главный судья, разворачивая пергамент протокола.

Ввиду отсутствия адвоката и чистосердечного содействия суду раскаявшихся преступников, процесс судебного разбирательства занял считанные минуты. Как выразился председатель отделения этого РИСТа – «приятно работать со столь здравомыслящими преступниками и демонами». Собственно, зверь-демон помалкивал, хотя его пару раз так и подмывало ляпнуть что-то ироническое, едва сдержался, не стал отягощать. В общем, управились мгновенно, больше времени заняло оформление конфискуемого имущества: то «гитару» написали через «хэ», то струны пересчитывали.

– С контрабандой нужно что-то делать. Навезут невесть чего, а мы должны разбираться, – сердито попенял председатель трибунала. – Ты вот что, не мог с бубном богохульствовать или свирелью какой, вполне понятной и богами оправданной?

– Так случайно же, святые отцы, если бы я знал… – вздыхал Укс.

– За случайно бьют отчаянно, – сурово напомнил председатель. – Как ни крути, а полсотни бичей получишь.

– Давайте за раскаяние и помощь следствию скостим до сорока ударов, – ласково улыбаясь и не сводя взгляда с татуированных рук подсудимого, предложил мелковатый заседатель-инквизитор.

– Явный же рецидивист. Прожженный. И орудие богохульства редкостное, особой циничности, – брезгливо косясь на коллегу, напомнил второй заседатель, крепкий, со шрамом поперек лысины.

– У нас-то он в первый раз попался, – возразил доброжелательный милосердец, облизывая взглядом уже не только руки подсудимого.

– Без дебатов, братия! – рявкнул председатель. – Закон один для всех. Богохульнику – пятьдесят бичей. Демону – очистительное сожжение второй степени. Приговор окончательный, обжаловать можно по прибытии в Высшую инстанцию. Подсудимым приговор ясен? Отлично! Привести в исполнение немедля.

– Как немедля⁈ – ужаснулся Укс. – Ладно я, грешен, осознаю, стегайте. Но демон-то мой⁈ Его же сейчас жечь нельзя.

– Что еще за капризы? – удивился председатель. – Так разумно себя вели, почти примерно, и нате. Тебе еще полсотни за фантазии и противодействие добавить?

– Ваша святость, да какие же фантазии⁈ Сейчас же сожжение – оно же не второй степени будет, а пятой. А может, и шестой. Погода-то нынче какая⁈ – схватился за голову Укс, успевший вникнуть в нюансы здешнего судебного делопроизводства.

– Сожжения шестой степени не бывает, – заметил крепыш-заседатель, подходя к окну. – Работаем над этим вопросом, но пока прогресс и магия в этом направлении не продвинулись. Но в целом подсудимый прав – дождит изрядно, жечь придется медленно, а это и по форме, и по сути, уже четвертая степень.

– Ну, смола-то есть, – махнул ручкой мелкий мерзавец-судья.

– А кто перерасход кострового материала утвердит? – сухо поинтересовался председатель. – Я акт подписывать не стану. Придется отложить исполнение приговора. Лучше на ужин подсудимым потратиться, чем на смолу. Она нынче дорога, все эти надежды на крупно-оптовые закупки импорта вообще не оправдываются. Нет, нужно на утопление переходить. Намного рациональнее.

– А ныряльщики-то⁈ – напомнил суровый крепыш. – Нет же кадров, не воспитываем мы речных братьев…

Трибунал заговорил о своем, о профессиональном: утопление считалось методом прогрессивным, но откровенно недоработанным, проблемы вызывало поднятие тел казненных, снятие цепей и оформление акта констатации смерти – течение реки уволакивало тела, ныряльщики увольнялись из-за постоянных переработок, а выделение участка для копки городского судебно-испольнительного пруда чудовищно затянулось. Надо же, сколько проблем у трибунала, это просто ужас.

Укс украдкой глянул на соратницу. Лоуд сидела злая и недовольная, вынашивая злобные мысли по поводу данной «фаты», невыкопанного пруда, святых отцов и всего прочего. Можно понять – Профессора ничто так не изводило, как роль безмолвной наблюдательницы.