Текст книги "Штурмуя Лапуту (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

– Это верно, – согласился Укс. – Я всем нынче интересен. Как единственный специалист по аэродинамике и полетам на битых аппаратах.

– Что отрицать, данное обстоятельство тоже играет немалую роль. Но интерес девчушки несколько шире. Я бы сказала, он имеет и некоторый бескорыстный оттенок. Ты мужик видный, брутальный, весь в наколках и шрамах. К тому же за попу нежно держался, и не убил, когда мог. Интригуешь. И она тоже явно не дура потрахаться. Профессия обязывает – массаж частенько в иное переходит. К тому же, по моим догадкам, она была замужем.

– Не факт. Кстати, а сколько ей лет по твоей научной оценке?

– С этим сложно. У нее довольно сложная смесь генов, а расу и народ вообще фиг определишь. Иной раз на восемнадцать лет выглядит, а искоса глянешь – уже под сорок.

Укс глянул с изумлением – иной раз научного специалиста крепко заносило.

– Говорю же – сложно, – оправдалась Лоуд. – Видимо, это у нее личная уникальная неопределенность. Как и с глазами. Собственно, тебе какая разница? Мы с тобой все равно старше, даже без учета конкретного видового и племенного возрастного коэффициента. Можешь это самое… вступать в отношения, она явно совершеннолетняя.

– Ты оглохла? Не можешь усвоить? Не хочу я никуда вступать.

– Не, ну шмондец какой-то. Парковка разума, бесплатный отстойник оштрафованного мозга. «Сколько ей годочков? Глазки у нее какие? А пистолик у нее хороший?» – так вопросами и сыплешь. А тесные отношения – нет, не нужны. Главное, сам в это веришь. С гномками, герцогинями и представителями сферы обслуживания таких сложностей вообще не возникало, отрабатывал как миленький. Хорошо, не решаешься ее трахнуть, она тебя сама рано или поздно отбарит. Дело естественное, закономерное, интриги тут мало. Вернемся к Сан-Гуаносу. Вот ты уверен…

Нет, Укс ни в чем не был уверен, но так оно с боевыми операциями частенько и бывало. В жизни Логос частенько отлучается по своим божественным делам, оставляя почитателей в сомнениях и недоумениях. Приходится опираться на очевидное, и делать куцые промежуточные выводы. Чем непременно нужно заняться – это ремонтом аппарата.

Работать Уксу было все еще неудобно, сидел, вытянув подбитую ногу, руководил. Дамская часть команды пыхтела, сначала разбирая аппарат, потом заново собирая и приступая к штопке ткани. Восстановленная лично пилотом пострадавшая распорка встала на место без капризов, но проявились иные проблемы.

…– Шире стежки клади, шире! – тыкала перепончатым пальцем Лоуд.

– Совсем некрасиво получится, – защищалась воровка, весьма уверенно орудуя иглой.

– Что ж нам красота, если ниток в обрез⁈ Нам хоть кривенько, хоть косенько, но долететь нужно, а не великолепием обновленного дизайна блистать.

– Про дисайн не знаю, этому меня не учили, но соразмерность и ровность стежков задает дополнительную поднимательную силу. Наверное, задает, мне так кажется, – поправилась воровка и посмотрела на Укса.

– Да, рассуди-ка, барин, – ухмыльнулась Лоуд. – Что там у нас насчет дизайн-дисайна?

– Нелишняя составляющая, с ней намного лучше, – сказал пилот. – Но учитывая конкретные условия и недостаток материалов, мы сейчас идем путем максимального упрощения. Но раз уже и возможности упрощения практически исчерпаны, нам тупо нужны нитки. Ближайшее место, где их можно достать – Сан-Гуанос. Следовательно, придется туда слетать. Заодно заберем сапоги и остальное барахло.

– Туда? К святым отцам и сестрам? – кажется, воровка слегка побледнела.

– Так а выбор каков? Нитки там точно есть. Я их видела. К тому же кто-то по пистолетику очень горевал, – напомнила Лоуд. – Как раз и заберешь игрушку.

– Я⁈ – пролепетала девица, опуская иголку.

Все же не железная воровка, волнение иногда выдает. Глаза расширились, и вроде бы, действительно хороши. В большей степени именно своей выразительностью и красивы. Но все равно трудно их рассмотреть.

– Могу я слетать, мне привычнее, – сказала Лоуд. – Хотя нет, не могу. Я же тяжелая, а там багажа полно. Опять что-то бросать придется. Нет, придется тебе лететь – ты намного легкомысленнее и легковеснее. Рясы, кстати, там возьмете, а то ходим голые, как австралопитеки. Пусть сквозняки тут умеренные, но оголенность унижает мое научное достоинство. Мне рукава нужны для утирания вспотевшего от размышлений лба. И блокнот мне, наконец, привезите. И еще хлеба можно прихватить. И сарделек. О морепродуктах даже не намекаю.

– А… – воровка сдержала эмоции. – Просто хотела напомнить, что вам за побег гарантирована высшая степень сожжении. Ну, и мне тоже. За клятвопреступление и распутство согреет костер пятой степени, не меньше.

– Статья распутства всем беглецам «прицепом» навешивается, или только монашкам? – заинтересовалась Профессор.

– Я же с богохульником мужского пола сбежала, следствие это обстоятельство непременно отметит.

– Вот! Я и говорю – блокнот нужен. Щас бы я живо сочинила свидетельские показания: «присутствовала при злодейском побеге, подтверждаю отсутствие факта распутства и болезненное состояние богохульника». Определенно могли бы статью снять. Хотя, тогда надо бы приложить фото поврежденной конечности демона и врачебную справку о затруднительности процесса распутства, ввиду ограниченной дееспособности обвиняемого в указанный период времени.

Воровка только вздохнула, кажется, поняв, что издеваются. Посмотрела на Укса.

– Ты действительно легче весом. У Профессора, несмотря на стройность телосложения, кость тяжелая, – пояснил пилот. – Слетаем, много времени это не займет. Хлеб оттуда можно не брать, орехами обойдемся.

– Орехи – они калорийные, вообще не диетические. Так что нечего попрекать «кость тяжелая, кость тяжелая». Кому сейчас легко-то? – напомнила Лоуд. – Ладно, пойду, натрясу калорийных на ужин, не буду мешать обсуждению операции.

Профессор и ведро направились в орешник.

– Ну? – осведомился Укс, глядя на сменную напарницу.

– Что, собственно, «ну»? – довольно сухо уточнила воровка. – Решили уже. Надо, значит, надо. К тому же понимаю – это проверка. Мне выбирать не приходится. А если меня инквизиция спалит, непременно буду к вам ночами призрачно являться. Вздыхать беззвучно, но очень печально.

– Это не обязательно. Обойдется без костра. А если не повезет, Профессор потом за нас отомстит. Заявится и пожжет поганый город.

– Там довольно крупный город.

– Ничего, Лоуд справится. Давай дошивай, и сборку-разборку аппарата еще раз пройдем.

– Зачем? Я все равно сама не осилю.

– А куда ты денешься? Если со мной что-то случится, у тебя один шанс смыться с Сан-Гуаноса – улететь.

– Спятили, господин пилот? – довольно искренне удивилась воровка. – Я с пилотажем никогда не справлюсь, у меня от одного вида, что земли нет, все мышцы намертво сводит. Одна мысль – удержаться.

– Так это главное. Сначала удерживаешься, потом управлять начинаешь. В обратном порядке вообще не получится. Хватит болтать, шей…

Шила, расчетливо растягивая стежки. Укс, опираясь на костыль, стоял за спиной, контролировал. Всё же какая она миниатюрная. Пряди волос слегка задевают узкие плечи – чуть вьются на концах, видимо, умывалась в озерце, подмочила. Линия плеч худая, но изящная. Пахнет папоротником. Движения сдержанные, точные. Ну да, руки-то умелые, того не отнять. Показалась щека – практически девичьей гладкости, характерная линия скулы. Кто, всё-таки, у нее в предках и крови отметился?

Укс понял, что очень тянет взять за плечи, прижать к себе эту спину, такую легкую, с очевидной цепочкой позвонков, странным образом одновременно трогательную и привлекательную.

– Не делай так.

Сказал неожиданно для самого себя. Почему-то негромко и не резко.

– Стяжек поменьше? – уточнила, прямо совсем-совсем не понимая, о чем речь.

– Я не про стяжки. Просто не дури.

Недоуменно пожала плечом, но щека стала неочевидной, спина просто спиной. Лица не видно, наверняка спокойное, сосредоточенное. Но ведь весело девице, уж точно весело.

Трижды собрали-разобрали дельтаплан. Укс только указывал и объяснял, справлялась сама, разве что со скатыванием ткани имелись проблемы – девчонке много лишних движений приходилось делать – маловат шаг, и длины рук не хватает. Всё остальное тоже маловато: грудь почти девчоночья, с крошечными сосками, попка компактна, бедра узковаты, губы бледноваты. Хотя симпатично. Главное, само по себе симпатично, без фокусов.

Как же она это делает? Раз! – смотришь и думаешь о плотском. Раз! – и уже не думаешь, и даже не понимаешь, почему думал-то. Глупое ощущение, если ты себя контролируешь. Магии точно нет, по крайней мере, ощутимой и весомой. Совершенно непонятно. Логос смотрит, удивляется, опять плешь свою скребет.

…– Достойно. Хотя и медленно. Главное, завязки стоек не перепутай, шнурки разные, это быструю распаковку облегчает.

– Поняла. Но я без вас, господин пилот, даже не вздумаю в воздух срываться. Разобьюсь.

Укс фыркнул:

– Не прибедняйся. Ты ловкая, соображаешь. Летать не так трудно. Впрочем, некоторые, конечно, бьются. Если пугаются, и научиться не успевают.

– Я, может, и научусь. Это если до дна Бездны планировать удастся. Как думаете, она вообще глубокая?

Немного поговорили о Бездне и теориях ее глубин. Вроде бы еще никто дна не достигал, даже контрабандисты опасались столь низко уходить, по слухам, острова там опасны и крайне невыгодны в торговом смысле, да еще случаются внезапные внесюжетные бури. Вообще тема была любопытна и воровку, вроде бы, действительно интересовала. Или тоже играет? Мелкая шмонда, но хитрая.

Хитрюга потащила упакованный дельтаплан на стартовую площадку – понятно, по частям волокла, разом ухватить распорки и ткань ей были не по силам.

Укс проковылял в глубь рощи. Профессор уже набрала шлем-ведро орехов, но скрывать не стала:

– Я поглядывала, восхищалась. Замечательно манипулирует. Прям чуть не зааплодировала – талант! Станиславский, Марлен Дитрих и Чарли со мной бы согласились – у нас шкала критической оценки схожа. Талант! Как ты ее не сгреб, прямо удивительно.

– Удивительно, как она с аппаратом обращается. А что не сгреб, так это просто. Осознание, что за тобой подглядывают и тщательно конспектируют, слегка отрезвляет.

– Во-первых, это сугубо для науки. Во-вторых, если бы сгреб, я бы тактично сосредоточилась на орехах. Эта ваша следующая стадия малоинтересна. Нет, твоя моральная стойкость искренне восхищает. А глупость – не на шутку озадачивает. Откуда вдруг такая тяга к целибату? На тебя братья святого дона Рэбы вредно влияют? Хотя они насчет этого вопроса не очень фанатичны. Или у тебя так серьезно намечается?

– Я пока не понимаю, – признался Укс. – Вообще не хрена не понимаю. Отчего мы о сексе столько говорим? Давай ты меня провоцировать не будешь?

– Да где тут провокации⁈ Вообще ни разу! Так даже интереснее. Я потом сценарий мелодрамы напишу. «Страсть беглого грешника. Сень секвой». Имена, фамилии, параметры, конечно, изменим. Она – аристократка, международная авантюристка, он – капитан разбившегося авиалайнера. Но общее настроение оставим. Загорелые сиськи, платиновые локоны, щетинистый волевой подбородок – главное не перепутать при сборке кастинга. И кругом кокосы, кокосы, кокосы…

– Трепло. Не забудь главным фокальным персонажем поставить местную обезьянку.

– Вот, влюбился и товарищам грубит…

Еще раз обсудили план на повторное посещение Сант-Гуаноса. Потом еще и еще раз уточняли, уже в присутствии воровки. Та больше помалкивала, хотя на вопросы по деталям хорошо изученного города отвечала, да и сама некоторые уточняющие вопросы задавала. Нет, неглупа, определенно неглупа. Хотя опыта в шпионских делах как у младенца. Развитого, конечно, младенца, уже способного самостоятельно ковылять и соску со стола стащить, но все равно весьма забавна своей наивностью.

…– Сдаст, – уже наедине предупредила Лоуд. – Я не в упрек, оно и понятно. Очень боится. Это тоже не в осуждение – инквизиторы там на редкость неприятные: туповаты и однозначны, как эрзац-смола, так и вгоняют в полное уныние и когнитивный диссонанс. Напрасно ты так нагнетаешь и девушку провоцируешь.

– Теперь я провоцирую? Как ты выражаешься, эксперимент должен быть экспериментом, а не тестом для детсадовского возраста.

– Интересно, и вот когда я так выражалась? – удивилась Профессор.

– Не важно, я просто сократил твою раздутую и пафосную формулировку. Мне нужен однозначный ответ.

– Врешь, Уксик. Тебе нужен положительный ответ. Поскольку иной тебя огорчит и сделает окончательно невыносимым по жизни. Вот же идиотская история, – заворчала напарница. – Был у нас нормальный пилот, но влюбился и спятил.

– Ничего я не влюбился.

– В этом и парадокс. Не влюбился, не сексуалился, даже не пытался с чаровницей объясниться, а лезешь в мышеловку и туда девчонку тянешь. Нельзя так садистски и оголтело подставлять себя и других. Даже для проверки. Она всего лишь человек. Неглупый, даже симпатичный, но человек. Сожгут вас обоих. Падете жертвой категорически непродуманного и антинаучного эксперимента.

– Не сожгут. Собственно, с какой это вдруг стати – сжигаться? До сих пор обходилось.

– До сих пор в твою тупую летучую башку не приходила мысль специально подставляться. Ты всегда был трезв, похвально осторожен, и даже на меня благотворно влиял. Воистину эти ваши «чувства-отношеньки» – они посильнее нэка мозги вышибают.

– Преувеличиваешь.

– Не особо. Но, увы, не вижу способа повлиять. Бесполезно. Сдурел напарник, утерял душевное спокойствие. Остается занести этот факт в журнал вахтено-лабораторных наблюдений. Собственно, этот момент был неизбежен, поскольку ты, извиняюсь за грубую и нелицеприятную прямоту, тоже частично человек. Короче, не удивил. Вот хватило ли у тебя остатков рассудка и мозгов просчитать все точно и конкретно – большой вопрос.

Укс пожал плечами: считал шансы, старался, время было.

Вечером дохромал до знакомой прибрежной секвойи, сел на костыль. Пошаркал пяткой по земле – расписывать расчеты сучком на вытоптанной земле было не особо удобно, но что делать, раз бумаги нет, и не будет. Смотрел на график: вроде бы все правильно, ошибка возможна из-за неточности наблюдений. А откуда точность, когда оптики нет, срок отслеживания линз невелик, все данные предположительные? Надежда на Интуицию, а Логос эту латинскую девицу считает гулящей и ветреной, причем, вполне обоснованно.

Шаги по мягкой земле почти неслышны, ну, если их специально не подчеркивать. Так оно и бывает: стоит задуматься об одной девице, как вторая немедля уже тут как тут. Пилот успел без суеты затереть график.

Вышла из-за ствола – в полутьме фигура кажется еще легче и миниатюрнее, прямо подросток лет пятнадцати. Тинэйджерка фривольная, как сказали бы в Старом мире. Брехня, конечно, иллюзия, игра теней. Из реального только трусишки ленточные на бедрах светлеют.

– Не помешала?

– Нет. Размышлял, но уже покончил с этим глупым развлечением.

Присела – не рядом, а напротив. Хорошая попытка – тени вечернего света, падающего сквозь высокие кроны секвой, скользят-играют на плечах и груди, дразнят и путают мысли. Волосы – сейчас чуть встрепанные – вольной челкой оттеняют глаза. Истинная и вечная борьба тени и блеска, заманчивости и лгущей простоты.

– Могу я спросить господина пилота?

– Почему же нет? У нас уйма времени.

– Да, аж до рассвета. Нам непременно нужно лететь?

– Странный вопрос. Мы почти всё там оставили. Уйма ценных вещей, включая мои штаны. Да и тебе чулки и прочее не помешало бы.

– Да, в чулках я интереснее, – признала воровка. – Но так ли необходимо именно сейчас и именно туда? Сожгут же запросто. Сами хорошо знаете. До подхода «Генриетты» осталось всего два-три дня. Может, вы меня в каком-то ином месте хорошенько проверите? В этом же цель полета?

– Мы проверяем себя каждый день, людям такое свойственно, – сказал Укс. – Так к чему делать исключения на завтра? Проверять себя – это и значит жить.

– Вы действительно учили философию? В настоящем университете?

– На «ты». Вечерней порой, в подобное время года и настроение, «ты» будет звучать гармоничнее, – пробурчал Укс.

– Хорошо. Ты действительно окончил университет? – воровка убрала со лба волосы.

Вот прямо сдохнуть и не встать – настолько естественное и дивно отточенное движение. И прическа сейчас иная, хотя различимо только очертание локонов, но ведь даже длина волос изменилась. Вот как это? Почему сидящая на корточках маленькая женщина кажется идеальной? Хоть в камне ее высекай и в Лувр ставь.

В Лувре пилоту бывать доводилось, и даже трижды. Не очень понравилось – неудобный какой-то музей, суетный, сосредоточиться на шедеврах трудно. Третий раз с Профессором ночью попутно заскакичили, было получше, но освещение экспонатов сомнительное. Так себе музей, заметно переоцененный. И вообще живые шедевры производят куда более сильное впечатление.

– Ты рисовать умеешь? – не совсем впопад спросил Укс.

– Слегка, – сказала воровка, явно всё еще ожидая ответа на свой вопрос. Но вежливо пояснила: – Мне только по своему ремеслу приходилось рисунки делать. И у нас карандаши очень плохие, а углем тонко рисовать неудобно. Мне вопрос повторить или лучше не надо?

– Да почему «не надо». Просто ответ неинтересный, скучный. Учил я и философию, но недоучил. Кануло мое образование в один миг, булькнуло, как камень в волну прибоя. Получил диплом сбитого летчика.

– Ирония? И опять мне недоступная, – девушка обхватила свои колени, жест получился мягким, словно курок револьвера в засаде взвели.

– Не надо, – сказал Укс, видимо, весьма невнятно, поскольку в горле пересохло. – Не искушай.

– Почему? – шепотом спросила воровка. – Оно же никому не помешает. Твоя Профессор совершенно не ревнива. А мы хотим. Оба. Есть время, есть место с мягким папоротником. И нет обязательств. Или ждешь приговора проверки? Смешно. Вы же меня для другого проверяете. Тогда почему «нет»?

– Ты же неглупая. Сама подумай. И перестань меня опьянять. Слишком крепкий твой кальвадос. Я не выдержу, и выйдет плохо.

– Вот же, доннервет, не понимаю, почему плохо. Но я подумаю над этим. А комплимент недурен, как говорит твоя Профессор – весьма «зачетный комплимент». С кальвадосом меня еще не сравнивали, – призналась воровка.

Мимолетно сверкнула в улыбке полоска мелких и ровных зубов, девушка встала. Простое движение, вообще не дразнящее. Но не ушла, наоборот, села ближе, рядом, так же как и Укс прислонившись спиной к необъятному стволу.

– Мне, господин пилот, жутко. Я боюсь инквизиции. Она как целое море дерьма – липко втягивает, душит, и даже когда жечь начнет – уж точно без яркости, тускло, с вонью, на глазах десятка тупых и равнодушных зевак.

– Согласен. Дрянное место. Но должно без костра обойтись. Если слишком сложно пойдет, при однозначно встречном ветре, количество задач сократим, и драпанем.

– Ладно, хорошо. Вообще вы очень сумасшедшие. Сначала я думала, что это твоя Профессор-дарк сумасшедшая, потом поняла, что ты будешь намного побезумнее. А до этого считала себя самой безмозглой во всех мирах. Удивительное девчачье самомнение.

– Нет предела совершенству, – согласился Укс. – Слушай, девчушка, а сколько тебе все-таки лет?

– Я же говорила – не знаю. Это запутанный вопрос. У нас сложно считают, там такая религиозная традиция. Но я уже старая. Меня давно пора убивать. И по законам, и вообще. Даже не знаю, почему я сейчас так боюсь. Пора.

Укс ухмыльнулся. Когда воровка сидела рядом, было почему-то легче. Нет, все равно она волновала, даже папоротниками и орехами от нее пахло как-то иначе. И ее собственное – еще не ушедшее – возбуждение чувствовалось. Между прочим, тоже безмолвный комплимент, типа кальвадосного. Но сидеть рядом было хорошо.

Вообще она права. Воровка – истинное имя. Как ни крути, не уклоняйся, не философствуй – часть пилота она уже сперла. И явно не вернет. Но! Логос свидетель, может получиться по-настоящему хорошо. Хотя с какой стати сбитым летчикам вдруг так должно повезти? Ладно, посмотрим.

Сидели, молчали, думали о своем. За близким обрывом плыла бездна: смутные искры далеких линз, туман, и почти неочевидные потоки воздуха. Дрейфовала и темная клякса Сант-Гуаноса – отсюда действительно кажущаяся мышиной какашкой. Плывет почти ровно по горизонту, долететь будет непросто.

– Вот же гадость, – прошептала воровка. – Мы могли бы встретиться у иного острова. Получше.

– Еще бы. Вполне могли. К примеру, столкнуться в Герцогстве.

– Это была случайность. Мне очень не хотелось вас убивать.

– Я так и понял. Хотя с философской точки зрения, случайности – это прыщи на лике Судьбы.

– Ненавижу прыщи. Но они, господин пилот, довольно легко лечатся.

– Иногда проще выдавить.

– Выдавливать неразумно, это вам любой лекарь подтвердит. Хотя в прыщах философской природы-заразы я ничего не понимаю. Ну и ладно, доживу глупой. Массаж ноги будем делать?

– Непременно. Завтра мне нужно быть полностью здоровым.

– Без магии не получится. Дня три-четыре еще нужно.

– Очередной прыщ судьбы созреет завтра, ему про дни не объяснишь.

– Как скажете, господин пилот, – она подала руку, помогая встать.

Ладонь была небольшой, теплой. Прикосновение абсолютно не волновало. Ну, почти не волновало. Все же, как она это делает?