Текст книги "Лондон в огне (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

– Не совсем понимаю, – пробормотал Холмс. – У того… солдата был настоящий хвост. Вполне развитый. Следовательно…

– Следовательно, вы, Холмс, живете в отвратительной стране, которая норовит наращивать хвосты глуповатым иноземцам, – рявкнула шпионка. – Они, черт возьми, и так-то… Это мерзко! Вот поэтому мы здесь и пытаемся вмешаться. Ваши сволочные вивисекторы чересчур увлеклись, мать их…

– Кэт, мистер Холмс абсолютно не виновен… – попробовала вставить Фло.

– Верно. Прошу прощения, Вильям. Но я доберусь до этих умельцев по хвостам. Снаружи мои родственники. Да, мне стыдно за них, и… Но это мои родственники! Мы с ними вечно ругаемся, спорим и деремся. Но это наше дело! Как бы они ни глупили, мы все равно помиримся. И нечего Британии или кому-то еще, лезть в наши дела и издеваться над больными людьми! Бля, скоты вовсе не те, кто хвосты на заду носит. Я с этих блядских тварей-выдумщиков кожу сдеру! С-суки! – Катрин глянула на оборотня. – И да, спор я проиграла. Да и х… с ним!

– Ладно-ладно, – Оно довольно суетливо разгладило свои усы. – Ты, главное, успокойся.

Катрин осознала, что выглядит омерзительно. Холмс смотрел с ужасом, да и Оно явно занервничало. Только в глазах Фло была сочувствие и печаль.

Главная шпионка провела ладонью по лицу, что вряд ли пошло на пользу макияжу, и глухо сказала:

– Прошу прощения. Нервы. Это меня Гендель с Гендальфом и прочие мелочи достали. Виновата…

Зрители сзади разразились восторженными криками. Катрин резко свернула к окну, отвела листья приземистой пальмы, заслоняющей обзор… Видно отсюда было похуже, но и так понятно – зажимают хвостачей. С одной стороны дороги на рысях подходил эскадрон кавалерии, с другой стороны ко дворцу сворачивали странноватые машины, явно военного назначения.

– Вот они, вот! – торжествующе орал в толпе какой-то джентльмен. – Новая гордость Британии, малые сухопутные броненосцы. Все держалось в секрете, друзья!

Тенор осведомленного джентльмена увял… Зрители наблюдали, как засуетились бунтовщики: они выстраивались фронтом к подходящей кавалерии, выпихивая в первые ряды пикинеров. Грозные машины с другого фланга хвостачи не то, чтобы игнорировали, скорее, наоборот, делали приближающимся дымным механизмам не совсем понятный знаки, видимо, призывая занять позиции рядом. Черт, неужели у прибабахнутых волинтеров своя бронетехника имеется?

Боевых машин было три – две среднего размера, одна покрупнее. Больше всего они походили на полугусеничные, обильно пыхающие паром, бронетранспортеры. Следом за ними катился грузовой автоматон, за ним пара легковых. Эти остановились у поворота к дворцу, с грузовика замигал сигнальный фонарь. Два броневика прокатились чуть выше по подъему к Хрустальному и встали, причем самый крупный механизм с нелепой артиллерийской башенкой-грибом, едва не задел статую, стоящую в нескольких ярдах от мостовой. Третья машина, продолжала пыхтеть по брусчатке, приближаясь к полковой толпе волинтеров. Вслед броневику поспешно замигали огни сигнального семафора, на самой машине кто-то суетился, колотя по броне, но бронетранспортер не сбавлял хода. Хвостачи у фонтана замерли, разворачивающиеся в боевой порядок кавалеристы тоже с опаской смотрели на здоровенную, раскрашенную грубым камуфляжем машину.

– Боже, броненосец дикарей попросту передавит! – вскрикнул кто-то нервный в толпе зрителей.

Пока двинутая машина агрессии не проявляла, докатила до фонтана, заложила гордую дугу – из-под задней широченной гусеницы ярким снопом полетели искры – и двинулась вокруг пустого бассейна. Хвостачи разбежались и разразились одобрительной «сларагервой!» явно считая, что к ним прибыло подкрепление. Броневик приветливо закрутил пулеметными башенками. Вблизи он оказался куда крупнее: высокий и громоздкий, с трапами, трубами и неглубоким углублением для десанта в середине корпуса. Сидящие там волинтеры в черных перемазанных робах, растерянно озирались, потом ухватились за лопаты и принялись ловко забрасывать в котлы уголь…

Когда пыхтящее чудовище принялось нарезать вокруг фонтана четвертый круг, галереи Хрустального шумно заговорили, бурно возмущаясь – понять происходящее действительно было трудно.

– Уходим, тут им до утра развлечений хватит, – хмуро сказала Катрин, разворачиваясь.

– Нет, ты глянь, и оттуда едут. Пушки волокут! – указало Оно, неприлично тыча пальцем в сторону северного подъезда.

К кавалеристам прибыло подкрепление – батарея легкой артиллерии уже разворачивала упряжки. Отборные красивые лошади, ловкие канониры в красных мундирах с начищенными пуговицами – вот это действительно походило на парад. Орудия на высоких колесах с резиновыми ободами, с тонкими стволами и закрепленными на лафете котлами и топками, казались странноватыми: пародия на симбиоз пулемета и бойлера-«титана». Артиллеристы-кочегары уже возились у топок…

– А ведь они напрасно выперлись вперед… – ошалело пробормотала Катрин.

Все изменилось мгновенно: броневик, загнувший очередную петлю вокруг столь полюбившегося ему фонтана, уловил появление противника. Катрин понятия не имела, как управляется это дымное чудо техники и какой стратегии обучался экипаж. Возможно, сыграл роль инстинктивный ужас паровых бронеходчиков перед пушками столь схожими с ПТО. Не медля не секунды, броневик рванул к батарее…

Пешие хвостачи заорали и отчаянно замахали пикой с чем-то похожим на флаг, явно пытаясь остановить машину. Броневик не обратил на сигналы ни малейшего внимания – возможно, в задней полусфере он вообще был слеп. Напротив, машина окуталась паром, наддала хода, одна из башен явно норовила нацелить спаренные пулеметы на батарейцев, вторая крутилась, задирая стволы, то ли со смутными зенитными намерениями, то ли вообще дурно соображая. Скорость у тяжеловесного «жука» была не очень, но и до артиллеристов оставалось не так далеко…

Запел горн кавалерии, командир эскадрона двинул упирающегося коня навстречу лязгающему ужасу, вскинул руку в белой перчатке, приказывая остановитвся. В броневике, видимо, мужественного капитана попросту не заметили. Машина грузно вильнула, срезая угол, задела угловатым боком фонарный столб – тот завалился на декоративный мостик, перекинутый к премиленькому миниатюрному гроту…

Артиллеристы спешно навалились на лафеты, разворачивая свои лёгонькие паро-пушки. Их командир замер непоколебимым изваянием, лишь извлек из ножен так нужную сейчас саблю. Честь британского офицера обязывала к подвигу – несомненно, все офицеры и солдаты сознавали, что на них устремлены тысячи взглядов-

Катрин отвернулась от окна и обломила колючую ветвь проклятой пальмы:

– Мистер Холмс, настоятельно прошу увести отсюда мадам Гише. И мистера Гише прихватите. Домой, живо! Лучше через платформу вокзала…

– А если… – начал мудрить Л-Гише, но главная шпионка обхватила за шею, на миг не очень прилично прижалась – догадливая оборотень успела расстегнуть на себе фрак и передать кобуры с револьверами.

– Уверяю, тебе здесь не понравится. Уводи, живо! – скомандовала Катрин, пытаясь прикрыть веером ремень с массивным оружием.

К чести племени коки-тэно нюх на неинтересные неприятности у них был развит просто исключительно. Л-Гише ухватил «супругу» за одну руку, мальчишку за другую, и энергично поволок прочь.

Фло на ходу пыталась обернуться и подруга успела ей успокаивающе улыбнуться.

Вмешиваться в нервное и неравное противостояние хвостачей и регулярной британской армии хладнокровная шпионка не собиралась. Возник профессиональный, чисто военношпионский план. Но додумать его Катрин не успела…

…Два из шести орудий батареи успели пальнуть – давления в котлах было явно недостаточно – один из шаров-снарядов двинул броневик в скулу, видимо даже не помяв броню, второй отскочил от борта. Внутренний экипаж вряд ли что-то почувствовал, зато дружно взвыли скорчившиеся на дне открытого отсека кочегары…

Огромный броневик накатывал на батарею и расчеты сочли разумным покинуть орудия – красные фигуры брызнули в темноту, лишь бесстрашный командир остался стоять с положенным на плечо клинком…

По галереям Хрустального прокатился вздох ужаса…

Широкий бампер бронехода сшиб и смял крайнюю пушку, словно та была проволочной игрушкой. В этот миг полковые хвостачи предприняли последнюю попытку избежать кровопролития – сигнальная пушка выпалила холостым, предусмотрительно целясь повыше в небеса. Несмотря на размеры, голос старушки оказался ничего себе – стекла дворца вздрогнули, а кто-то из переволновавшихся дам хлопнулся в обморок…

Что гораздо хуже, выстрел услышал экипаж бесчинствующего броневика. И вообразил, что палят по ним. Разворачиваясь и мимоходом давя подвернувшуюся пушечку, бронеход открыл ответный огонь…

…Отскочить от окна и броситься под прикрытие солидного постамента статуи Катрин успела заблаговременно. Через пару секунд вокруг разверзся истинный, невыносимо звенящий, ад. Четыре ствола, относительно слабосильных, зато отвратительно многозарядных пулеметов полосовали пространство вокруг бронемашины. Досталось кавалеристам, орудиям, собратьям-хвостачам, а уж Хрустальному дворцу… Воистину, это была ослепительная и удобная мишень…

Катрин прикрывала голову веером и патронташем с увесистыми револьверами. Лично на шпионку свалился лишь отбитый случайной пулей гипсовый палец статуи, но вообще-то это оказалось безумием: бесконечный звон стекла, визг рикошетов и вой смертельно перепуганных людей. Возможно, кому-то из благородной публики и доводилось бывать под массированным обстрелом, но таких ветеранов во дворце были единицы. Масса людей кинулась прочь от окон, но защитой в насквозь прозрачном Хрустальном могли послужить лишь узкие чугунные колонны и экспонаты, а от ливня стальных пуль и осколков стекла они практически никак не защищали.

«Только бы мои успели выскочить!» – взмолилась шпионка, прикрывая глаза – сейчас осколки стекла были куда опаснее легких пуль…

Где-то в стороне рвануло – пуля угодила в газовый баллон – взрыв снес несколько бутафорских перегородок и разбросал людей…

…Пауза в звоне – лишь крики боли и отчаяния. В разбитые окна вползла прохлада, угольный дым и отдаленное ржание раненых лошадей. Катрин повернулась на спину – ножичек имелся в потайном кармане, скорее игрушка, но ведь пригодился…

…Грубо распарывая подол платья, Катрин услышала близкий надрывный стон. С другой стороны постамента стоял на коленях молодой мужчина – судя по покрою фрака – из оркестровых. Из глубоко распоротого предплечья хлестала кровь…

– Выше перетяни, дубина! – гавкнула шпионка, срывая с головы шарф…

…Пряжка кобур защелкнулась на плече – сбруя для скрытого ношения, ну да что ж теперь…

…Снаружи вновь застрекотали неутомимые стволы паро-пулеметов, проклятый бронеход пропыхтел под самыми окнами…

Метнувшись к окну, и волоча за собой ковер, Катрин оглянулась – покалеченный музыкант неловко наматывал шелковый шарф выше локтя раненой руки, а сам пялился на безумную дамочку в укороченном платье. Тьфу, какие все любознательные…

…Ковер, дрянь такая, ножу поддавался трудно, Катрин, наконец, зацепила прорезанную дыру за крюк трубы отопления, выпихнула упрямящиеся складки наружу. Щас как полоснет…

…Бронеход пыхтел и стрекотал, кружа вокруг фонтана. Выбираясь на холодок по складкам ковра, и остерегаясь торчащих в раме осколков, шпионка бегло глянула в ту сторону у бассейна лежало одинокое тело, валялась опрокинутая сигнальная пушка, зато за каменным бортиком было сплошь живое и скорчившееся – опытные хвостачи залегли внутри. Да, мертвая зона у пулеметов высокого бэтээра порядочная, не так он и страшен…

…Съезжая вниз по ковру, Катрин слушала ужасные крики внутри дворца и неумолчное стрекотание пулеметов. Копец Хрустальному…

…Ковра, до мостовой, понятно, не хватило, но шпионка была к этому готова и спрыгнула, обойдясь без травм. Платье не мешало, перчатки были очень к месту, а поддетые под юбки лосины для верховой езды так и вообще крепко выручили. Генделя в них слушать было жарковато, а по жизни так вполне…

Под подошвами полусапожек захрустело стекло – Катрин метнулась к балюстраде. Работаем. Только бы наши успели выбраться из проклятого дворца…

|1 – Трагическая судьба капитана Гирвуда долгие годы оставалась тайной. Лишь через шесть лет, во время земляных работ на месте бывшего лагеря «Нью-Крэйн» было найдено и опознано по остаткам мундира тело героя. Ныне на месте гибели Гирвуда был установлен памятный знак. (План лагеря, экспонирующийся в Британском музее был отредактирован – расположение сортира 2то батальона на чертеже перенесено на 30 ярдов к северо-востоку).

Глава двадцатая,
Оборотень и мистер Холмс встречаются с надежным врагом великого Рима

Архитектура, да, есть такое слово. Старинное, античное, и как все античное, с этаким словесным узорчиком и каемочкой, что сразу и не выговоришь. Но здешние англы-бритты попроще должны быть – так вот к чему было такое нагораживать⁈

Да имелись претензии к Хрустальному. Оборотень, несмотря на свой опыт, немного опозорилась – выскочить из дворца до того, как началось безобразие, не удалось. Лоуд уводила беглецов к ближайшему выходу на платформу пригородного поезда: всего-то до торца здания и к дверям, что ведут не к фонтанной стороне, облепленной геройскими хвостачами, красивыми канонирами и прочим сбродом, а в другую тихую сторону. И решение идти по верхнему дальнему ярусу выглядело правильным: ежели снаружи начнут палить пульками, бомбами, снарядами и что там еще у них найдется, умные люди и нелюди окажутся подалее от этого портящего здоровье шума. Стрельба, понятно, началась – людишки есть людишки, у них так и заведено. Звенело великолепно, вопили тоже на совесть, но это было далеко за спиной беглецов. Откликаясь немыслимому шуму, впереди завыл какой-то собачий родственник, ему ответно взревели соседи – зверинец обеспокоился. Вот кто это так подвывно-похохатывает? Надо будет потом вернуться, глянуть…

В зверинец беглецам пока не требовалось. Широкая застланная коврами, лестница вниз раскинулась рядом.

– Полагаю, теперь-то нас выпустят беспрепятственно, – предположил юнец.

– Да куда они денутся, – заверила оборотень. – Пошевеливайтесь.

Трое беглецов поспешно сбегали по лестнице. Вокруг было безлюдно: все ушли смотреть милых хвостачей. Небось, уже жалеют, ну да ладно. Надо бы поднажать…

Промелькнул второй этаж с замечательной выставкой дикарей-папуасцев. Кстати, почему там их голых нет? Насколько помнится, настоящий дикарь, он своими достоинствами гордится и в сушеную траву не прячет…

Вестибюль, диваны на гнутых ножках, зеркала, газовые рожки и никого живого. Здоровенные, наполовину стеклянные двери выхода заперты.

– Эй, открывай, немедля! – с ходу заорала Лоуд, с тревогой прислушиваясь к нарастающему звуку. – Открывай, говорю!

Ни души. Вот шмондюки, даже «на чай» дать некому.

– Сейчас нас затопчут, – предсказал догадливый Холмс, оглядываясь. – Я выбью стекло.

За поворотом вестибюля громадного простора первого этажа видно не было, но приближающийся топот множества ног, крики, звон и треск опрокидываемых статуй, гигантских ваз, хруст сносимых прилавков и прочие звуки паники, подтверждали – затопчут. Люди, они такие.

– Кресло оставь, – посоветовала Лоуд схватившемуся за мебель Холмсу. – Дверь двойная, не успеем. Отходим, пропустим. Шухер!

Беглецы-шпионы кинулись в сторону, Лоуд пнула неброскую дверь – точно, тут привратники и сидели, не особо роскошно, зато отгорожено. Холмс торопливо ввел мадам Флоранс, мужественно прикрывая прекрасную даму своей не шибко широкой спиной…

В следующий миг вестибюль наполнился топотом и воплями боли и ужаса. Лоуд мельком увидела разноцветное, разодранное и окровавленное стадо и плотнее закрыла дверь.

– Ну-ка, мой друг, поддержите… – прокряхтела оборотень, пытаясь подпереть ручку двери спинкой стула. – Она ж внутрь открывается и…

– Понимаю, – юнец толково опрокинул на пол шкафчик, им подкрепили баррикадный стул.

За дверью переполненный вестибюль топал ногам, визжал болью и нетерпением. Лопались стекла в дверях, хрустело дерево, кто-то умирающе хрипел. Раздались крики «О боже! Расступитесь! Дайте им встать! Назад, джентльмены!». Снова зазвенело…

Проломятся, наверное. Но с жертвами и прочими покалеченными. У людей с умом-то не очень…

– Ужасно, – пробормотал Холмс, придерживая коленом баррикаду – на дверь снаружи уже напирали с неясными намерениями. Собственно, и вся перегородка скрипела и ходила волнами. Их же там, в вестибюле как засоленной рыбы в бочке…

– Но что мы можем сделать, Шерлок, – сказала бледная Флоранс. – Обезумевшая толпа глуха…

– Паника, – напомнила Лоуд, наставительно поднимая палец к потолку. – Был когда-то такой бог обозленный. С ногами у него было нехорошо. Или с руками? Неважно. В общем, при виде его люди теряли последний ум и принимались вытворять вот такое. А если вдуматься: у того бога просто ноги небритые и немного козлом воняют. Э, а вот это нехорошо…

За дверью дружно закричали «сорвите драпировку!» и потянуло дымом.

– Боюсь, там сбили рожки освещения, – выдвинул вполне вероятную версию умный мальчишка.

– Не хочу предрекать, но можем и сгореть, – предупредила Лоуд.

– Так давайте срочно выбираться, – призвала Флоранс. – Перегородку можно сломать?

Это она молодец. Уже отошла от внезапного распрощания с самым главным шпионским звеном, взяла себя в руки.

Лоуд с мальчишкой не сговариваясь, придвинули большой стол к дальней стене.

– Верхняя? – вопросительно бросил мальчишка, запрыгивая на стол.

– Именно, – подтвердила Лоуд, подавая ему стул. – А из вас выйдет толк, юный джентльмен.

И последнему ющецу понятно, что начинать ломать перегородку, усиленную деревянными панелями, лучше по верху. Там она пожиже и сами рейки подцепить можно. Но высоковато. Оборотню пришлось запрыгивать на стол и подставлять на стул еще и табуретку (хорошая, кстати, табуретка, такую и в лодке можно возить. Компактная, изящная, но крепкая. Сядешь, к примеру, рыбу удить…). Холмс не струсил, поднялся еще на ступень, хотя сооружение пьяно покачивалось. Снизу пирамиду подперла Флоранс, навалившись на край стола. Вот, тоже выучка видна…

Юнец отодрал рейку, вторая не поддавалась.

– Держи! – Лоуд подала вверх нож.

– Благодарю, – Холмс с изумлением подхватил немаленький, взявшийся ниоткуда нож, но туповатых расспросов устраивать не стал…

Наверху хрустело, внизу дымило. В вестибюле (что за слово такое, какой припёрок его сочинил?) стихало, но дым так и пер…

Холмс, наконец, отодрал здоровенный кусок штукатурки, осыпал нижних шпионов белой пылью и потеряно поведал:

– Здесь дальше камень. Мы ошиблись, нужно было брать левее…

– Что ты как тупой ющец? – разозлилась Лоуд. – Какой камень⁈ Глянь: дым утягивает, сквозняк там…

– Взгляните сами, мистер Гише, – мальчишка ухватился за край дыры, повис на руках. Пришлось карабкаться к нему, снизу Флоранс придерживала табуретку и кашляла. Следовало поторапливаться, все-таки дама, возьмет да задохнется. Отвечай потом…

Прикидывая варианты различной ответственности (все удивительно дурные) Лоуд мигом взлетела к дыре. Действительно, камень. Но сбоку-то не камень? Щелочка есть.

– Там за стенкой стоит что-то, – определила опытная оборотень. – Надгробье старинное, ющец его задери? Дырку расширить нужно.

– Вы правы, – мальчишка тоже раскашлялся.

– Возьмите фильтр, – Флоранс умудрилась, не отходя от стола, дотянуться до стопки салфеток и намочить их из кофейника.

– Видишь, некоторые люди головой думают, а не стенки вокруг высматривают, – попеняла Лоуд молодому коллеге. – Рот-нос заткни и представь, что ослеп.

– Ухм, – заверил Холмс, зажимая себе влажной салфеткой нижнюю часть мордоса.

Лоуд трансформировалась (вот очень правильное слово. А то «обратилась», «обратилась». То очень убогонько звучит.) в рыжего мальчишку, сунулась в дыру и надавила лбом на штукатурку в стороне от камня. Стена поддалась. Бурча на царапающиеся щепки, Лоуд протиснулась на свободу, очень постаралась не упасть и уцепилась за опору понадежнее. Ага, статуя, голова лысая, но сидеть на ней можно. В музейном зале было дымновато и темновато, мерцал в пелене дыма единственный двухрожковый светильник, зато в дальнем углу очень весело потрескивало и пылало. О, разгорается потихоньку. Скоро пожарные прикатят, кстати, шлем бы новый…

Оставив нужные мысли на-потом, Лоуд развернулась на скользкой лысине, протянула руку юнцу:

– Цепляйся, выдерну!

– Нет! – твердо отказался воспитанный шмондюк. – Сначала спасем мадам Гише.

– Да я ее в одиночку вообще не подниму, – обиделась Лоуд. – И дыру расширить надо. Не дури!

Мальчишка скрипнул зубами, протянул руку. Затрещала, разламываясь, штукатурка. В момент протаскивания обнаружилось, что парень чертт знает какой длинный. Ну, ничего, весь вытащился, оперся о плечо статуи и немедля сунул мордос в дымящую дыру. Лоуд переместилась к нему, раскорячилась между статуей и проделанным лазом. Ухватились за мягкое, потянули, меховая длинная накидка вполне выдержала груз. Голова мадам Гише, с завязанным кофейной салфеткой рото-носом, показалась в отверстии. Ее тактично протащили в расширившуюся дыру, помогая друг другу и опираясь на изваяние, спустились на пол.

– Удивительное средство спасения, – заметил Холмс, возвращая даме слегка пострадавшие меха.

– А это кто ж такой? – спросила Лоуд, завязывая влажной тряпкой собственный мордос и разглядывая статую – та оказалась вовсе не лысой, а просто в каком-то нелепом гладком шлеме.

– Кажется, Ганнибал, – глухо пояснила Флоранс. – Пытался погубить Рим, но спас нас.

– Что ж, раз на раз не приходится, бывает и спасительство подвернется, – согласилась оборотень. – Если великий человек, так могли бы снарядить как следует. Что это за каска – ухватиться не за что? Пошли, пока тут вовсе не разгорелось…

Шпионы миновали груду камней, (видимо, чрезвычайно исторических), непременные пальмы, и оказались в галерее. Здесь было просторно: одни обломки и труп с замысловато сломанной рукой. Дымный сквозняк клубами проносился по еще недавно роскошному пространству. За разбитыми окнами фасада что-то активно стучало и хлопало, воодушевленно орали команды…

– Это артиллерия, – объяснил Холмс. – Остатки батареи ведут огонь.

– Не, я не по этой части, – предупредила Лоуд. – У нас по артиллерии отдельный специалист. Ищем приличное окно и выбираемся.

Беглецы поспешно перешли в тыловую часть здания. Идти приходилось почти на ощупь – газовые светильники погасли, видимо, газовые трубы ведущие в здание уже успели перекрыть. Но поздновато додумались – горели простенки, гобелены, удивительно пахуче пылала лавка восточных украшений.

– Не поскользнитесь, – предупредила Лоуд.

Перед разбитым окном тускло блестела порядочная лужа крови. За окном вопили на разные голоса, что-то звякало и гремело, но вроде бы без выстрелов. Холмс поднял с пола статуэтку, деловито выбил опасные остатки стекол в раме.

– Выбираемся, – скомандовала Лоуд и обернулась на странный звук.

Меж клубами дыма с жалобным рычанием пронесся зверь – черный, быстрый и не лишенный изящества.

– Зверинец спасается, – обрадовалась оборотень. – Молодцы! Это, верно, тигр был.

– Судя по цвету, пантера, – поправил мальчишка-всезнайка.

Лоуд спорить не стала. В такой копоти любой тигр крепко почернется. А юнец страшно мечтает на Фло впечатление произвести, так чего мешать.

– Я вас приму, мадам Гише, – пообещал тощий кавалер, выбираясь в окно. – Тут не так высоко…

– Лезь, – оборотень помогла Флоранс встать на рамный подоконник. – Раз сказал, что примет, так примет. Человек слова!

– Собственно, я и сама вполне способна спрыгнуть, – заверила благородная дама, подбирая подол. – Оставь иронию, лучше облик смени. Здесь не так много детей, внимание привлечешь.

Лоуд хмыкнула. Нет, ну все подряд учат. Образование у них. Всё знают. А ганнибалову спину от простой стены отличить неспособны.

На улице было получше и посвежее. Здесь никто не стрелял, зато все бегали, кричали, плакали, перетаскивали раненых, уводили обожженных. Пожарных, правда, еще не было. Из окон Хрустального все выбирались и выбирались люди. Дворец неумолимо разгорался, внутри что-то глухо рушилось. В стороне от зарева парил и светил прожекторами здоровенный дирижабль…

Лоуд с Холмсом оттаскивали подальше от огня раненых. Фло вместе с другими дамами потолковее перевязывала пострадавших. Самое странное, что внутри Хрустального все еще кричали и бегали. Странные все-таки люди, погорят ведь бессмысленно…

…Начали прибывать пожарные и санитарные экипажи. В кареты и автоматоны грузили самых покалеченных. Кто-то пытался задержать неких непонятных личностей, утаскивающих в темноту дворцовые ковры, «штуки» ткани и прочее небесполезное в хозяйстве. Какого-то обормота начали бить тростями, тот, размахивая ножом, вырвался…

– Откуда столь мгновенное и первобытное одичание? – печально вопросил Холмс, когда укладывали на открытую повозку закопченного человека в остатках концертной сорочки – тот бормотал непонятное, кажется на итальянском языке.

– Дикость, она нам от природы дадена, мой друг, – пояснил оборотень, обтирая испачканные ладони о каменный парапет. – Без нее никак нельзя. Первооснова! Но в разном обществе дикость по-разному отмеряется. Да и в каждой отдельной душе ее иная мера. Вон, взгляни…

Четверо хвостачей тоже таскали раненых. Еще с десяток толклись у лежащих на мостовой своих покалеченных собратьев, чем-то пытались помочь. Такие же оборванные, закопченные как и гости дворца, даже торчащие в дыры штанов хвосты не очень-то их отличали от благородных любителей Генделя.

В темноте слышались револьверные и винтовочные выстрелы, боевые крики, сигналы горнов: кто-то за кем-то гонялся. Но здесь, на площади перед станцией, в зареве высокого пламени война уже кончилась. Или взяла перерыв?

…Предупреждающе засвистело, перекрыв звон колоколов пожарных автоматонов и крики людей – к платформе подходил поезд.

– Как по расписанию! А то засиделись! – обрадовалась Лоуд, не склонная преувеличивать свою природную склонность к санитарным делам…

Немного потолкались, уселись в вагон. Лоуд добавила к своему закопченному облику в меру грязный бинт на голове – мальчишка покосился с неодобрением, но высказываться благоразумно не стал. Впрочем, сидячих мест почти всем хватило, а если кому не хватило, так вовсе не одинокий оборотень тому виной. Шпионская работа она вообще очень утомительная, это вам не бездельно по концертам шляться…

…Поезд, наконец, тронулся, Лоуд в последний раз глянула на Хрустальный дворец, уже превращающийся в ярко озаренный изнутри скелет и заметила:

– Не то построили. Красиво, но для баловства. Гораздо умнее деньги вкладывать в производство орудий труда. Или в освоение островов, к примеру.

– Помолчала бы, а? – шепотом попросила Флоранс.

– Это я так. Ты не волнуйся, с ней все нормально будет. Бой выдался не такой уж большой, так, для разминки. Да и вообще она поумней нас поступила, заранее из дворца выскочила.

– Но вдруг она задержалась? – с дрожью в голосе прошептала Фло. – Там всякое могло случиться.

– Она же по делу шла, – напомнила Лоуд. – А какие во дворце дела? Там уж и Ганнибалы все погорели. Да и вообще, твоя явно не из тех кто горит. Вот увидишь, очень быстро домой заявится. Полагаю, к завтраку.

За поездом по почти опустевшему перрону бежали безоружные хвостачи, кричали какую-то «сраду!» и пытались вскочить на ступеньки. Кого-то спихнули кондукторы, кто-то из ловких волинтеров изловчился и влез на крышу. В соседнем вагоне подралась шайка вполне себе бесхвостых джентльменов, а с миловидной дамочкой случилась заразная истерика, прихватившая полвагона. В общем, ехали нескучно, хотя и медленно. Поговаривали, что впереди бунтовщики захватили дрезину и полиция их арестовывает. Но Лондон никуда не делся, ждал на месте, доехали и благополучно взяли кэб…

– Недурно было бы и поужинать, наконец, – озвучила Лоуд давно назревшую мысль, когда пробрались садом и отперли дверь. Дома было тепло, уютно, буфет полон и…

Флоранс ахнула, что-то углядев в темноте холла. Лоуд выхватила нож, Холмс взмахнул тростью (между прочим, найденной еще у Хрустального. Эти честные юные джентльмены своего не упустят). С ужином все грозило пойти не гладко…