Текст книги "Выпавшие из времени"

Автор книги: Юрий Козловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Федор не раз пытался узнать, что служит причиной такой природной аномалии, откуда взялся островок подземного тепла посреди насквозь промороженного края, но ни от кого не мог получить ответа. Как правило, окружающих это мало интересовало. Есть золото, и хорошо, а остальным пусть занимаются те, кому это по штату положено. Хотя не отягощенные образованием старатели болтали всякое, и главной версией, объясняющей аномалию, была природная радиоактивность. Ходили рассказы о каком-то мужике, который, отработав несколько лет на добыче урановой руды, сбежал оттуда и устроился в артель. А увидев в шахте черную, похожую на слежавшуюся золу, породу, сказал, что от чего ушел, к тому и пришел, в тот же день уволился и уехал восвояси.

Еще в первый год работы Федор заметил, что зимой ему приходится стричь ногти не чаще раза в месяц, потому что они практически переставали расти. То же касалось и волос на голове. Только борода росла с прежней скоростью. Когда он поделился своими наблюдениями с бывалыми старателями, то в ответ услышал – а что ты хотел? Это первый признак повышенной радиации. Правда, у тех, кто побывал на зоне, было свое объяснение этому явлению. Волосы и ногти, говорили они, замедляют рост в неволе, а чем отличается старательская артель от зоны? Да ничем, только приходят сюда по своей воле и рабочий день в артели намного длиннее.

В версию о радиоактивности Федор не очень верил, в основном из-за того, что не чувствовал в организме никаких сбоев по мужской части, ни после отработки первой шахты, ни после седьмой. А потом в стране стали происходить такие события, что некогда стало тешить неудовлетворенное любопытство. К этому времени у Шестопаловых уже была квартира в райцентре, Катерина занимала неплохую должность в управлении снабжения комбината, Федор работал старшим горным мастером в артели, и им удалось скопить очень приличную даже по северным меркам сумму денег.

Почувствовав, что надвигаются плохие времена, Катерина по окончанию очередного промывочного сезона отправила мужа на Украину, чтобы присмотрел и купил приличное жилье. Она всю жизнь мечтала о большом доме с хорошим садом. Федор съездил, присмотрел, но то, что ему понравилось, стоило несуразно больших денег, то есть всего того, чем располагали Шестопаловы. У Федора не было времени искать другой вариант, председатель срочно требовал его на работу, и Катерина по телефону велела ему возвращаться, сказав, что поедет на "материк" сама. Пока ездили туда-сюда, всех их накоплений стало хватать разве что на собачью конуру.

Дальше – больше. В стране все переворачивалось с ног на голову, высокие покровители председателя "Зари" потеряли свое влияние, и он уехал в теплые края, бросив свое детище на произвол судьбы. Пятнадцать лет еще Шестопаловы прожили на севере, а в две тысячи пятом попали в программу переселения северян в центральные районы, и уехали в маленький городок в Ивановской области, где за выделенные деньги купили двухкомнатную квартиру в старой хрущевке. На пенсию прожить можно было, если питаться одним хлебом, и Федор устроился грейдеристом в дорожное управление.

И вот в сентябре две тысячи восьмого года к Федору в гараже управления подошел подтянутый молодой человек лет тридцати, одетый в светлый костюм и, назвавшись представителем совместного российско-канадского предприятия, сделал ему предложение, от которого глаза у Шестопалова вылезли на лоб. Заключалось оно в том, чтобы Федор как специалист, хорошо знакомый со спецификой работы, взял на себя техническое руководство проходкой шахты на Ханданахе. И деньги предложил такие, что отказаться Шестопалов не смог...

Распадка Федор не узнал. От бывшего поселка не осталось ничего. Будь это лето, были бы видны черные пятна от пожарищ на месте домов, но сейчас все покрывал слой девственно-белого снега, и глазу не за что было зацепиться, чтобы сориентироваться на местности. Зато в трех километрах выше по ручью, там, где намечена была нарезка новой шахты, по распадку рассыпались какие-то неземные, будто перенесенные со страниц фантастического романа серебристые сооружения. При ближайшем рассмотрении они оказались жилыми вагончиками какой-то необычной формы, складами, дизельной электростанцией и всем остальным, необходимым для жизнедеятельности шахты. Бытовые условия для шахтеров были созданы поистине царские. Во всяком случае, Шестопалов, навидавшийся всяких старательских поселков, даже таких, где стены в бревенчатых балках конопатили мхом, был поражен – в каждом вагончике имелся даже свой биотуалет! А чего стоили проведенный в каждый балок водопровод с теплой и холодной водой и круглосуточно работавшая баня, где можно было париться хоть каждый день!

Увидев все это великолепие, явно не российского производства, Федор скептически покачал головой, потому что сразу прикинул стоимость не только самого этого городка, но и доставки его по бездорожью. Это на какое же содержание металла в россыпи нужно было надеяться, чтобы пойти на такие траты! Глядя на огромные бухты троса и барабаны новенького кабеля, он вспоминал, как в артели экономили на всем, связывая порвавшиеся стальные канаты и сращивая разнокалиберные кабели, и прикидывал, что в прежнее время этих запасов хватило бы на отработку доброго десятка шахт.

На его памяти "Заря" однажды получила участок, на котором один из разведочных шурфов, пробитый еще в сорок восьмом году, показал содержание металла в сто граммов на кубометр породы. Но когда штрек стал приближаться к этому месту, из пробуренных шпуров в забой хлынула вода и затопила почти всю шахту. До большого металла добраться тогда так и не удалось, как, впрочем, и позже. Располагалась та шахта совсем рядом с местом, где сейчас вырос невиданный в этих краях фантастический поселок. Уж не собрались ли эти "русские канадцы" или наоборот, "канадские россияне", добраться до того, уплывшего из рук золота?

Состав "артели", как по привычке именовал предприятие Федор, оказался разношерстным. Специалистов по проходке золотодобывающих шахт, кроме самого Шестопалова, оказалось всего двое, и оба уже в возрасте. Ничего удивительного в этом не было, потому что добывать металл таким способом прекратили уже давно. Слишком уж это стало дорого. Остальные оказались шахтерами, оставшимися без работы после закрытия одной из шахт Кузбасса. Федор не сомневался в их профессионализме, но в предстоящей им работе было множество местных нюансов, которых они знать не могли, и это значило, что обучать их придется на ходу.

Но даже этих шахтеров было явно недостаточно для проходки шахты с тремя стволами, о чем Федор и сказал главному здесь, канадцу Питеру, молодому еще, лет около тридцати, инженеру. На русском языке канадец говорил с чуть заметным акцентом, а теплая иностранная униформа, в которой здесь ходили все, сидела на нем как хорошо пригнанный мундир. Питер, не вдаваясь в разъяснения, ответил, что рабочих привезут столько, сколько понадобится, а проходка будет вестись со сплошным креплением специальной металлической крепью, которая уже завезена в достаточном количестве.

Когда Федор услышал это, у него появились серьезные сомнения в здравом рассудке не только Питера, но и вообще всего руководства компании, подрядившей его на работу. Если бы не солидный аванс в зеленых деньгах, выданный ему сразу после подписания контракта, можно было бы подумать, что здесь затевается какая-то грандиозная афера. Шестопалов был на сто процентов уверен, что, как бы ни было велико содержание металла в россыпи, добыча все равно не оправдает таких затрат.

2

Канадцы умели организовать работу. Цикл следовал за циклом безостановочно – бурение, взрыв, проветривание, чистка забоя, установка крепи, и все начиналось сначала. И, что интересно, ничего при этом не задерживало работу. Почему-то не рвались стальные канаты на скреперных лебедках, ничего не ломалось, не было перебоев с доставкой топлива или взрывчатки. В общем, посмеивался Федор, все было не по-нашему. Но когда ствол достиг коренных пород, посмеиваться он перестал, потому что после устройства руддвора и начала нарезки штреков Питер приказал продолжать проходку наклонного ствола еще глубже в коренные породы. Федор ничего не понимал, потому что видел такое впервые, и ему было совершенно непонятно, для чего нужно лезть еще глубже под землю. Или они надеются докопаться до рудного месторождения? Он попытался узнать у Питера, зачем все это, но тот, обычно улыбчивый и доброжелательный, тут показал зубы. Холодно глядя на Шестопалова немигающими глазами, он дал понять, что деньги работникам платят не за вопросы, а за работу, и лучше бы ему придержать язык.

Разговор этот происходил в административном вагончике, где у Питера стояли два компьютера, аппаратура спутниковой связи и еще какие-то перемигивающиеся разноцветными огоньками непонятные приборы. Отповедь канадца сначала подействовала на самолюбивого Федора как красная тряпка на быка. Побагровев от возмущения, он готов был взорваться и, послав Питера подальше, бросить все и уехать домой. Но чем больше тот говорил, тем быстрее Федор успокаивался, и под конец разговора уже не понимал, с какой, собственно стати он лезет на рожон, если начальник совершенно прав.

После этого случая Шестопалов если и удивлялся чему-нибудь, то не высказывал этого вслух, подчиняясь общепринятому правилу: меньше знаешь – крепче спишь. Остальные работники, как он заметил, поступали точно так же.

Когда проходка ствола продолжилась по коренным породам, в поселке появились новые люди. Половина из них не знали по-русски ни слова, а у тех, кто разговаривал, слышался явственный акцент. Часть прибывших проводила много времени в шахте, но интересовал их только ствол, продолживший вгрызаться в скальную породу. Они чуть ли не обнюхивали отколотые от монолита камни, после каждого взрыва отбирали пробы грунта и спешили с ними на поверхность, где в одном из расконсервированных вагончиков у них была устроена лаборатория. Доступа туда не было, кроме них, ни у кого, даже у Питера.

Вторая часть иностранцев, более многочисленная, взяла на себя функции охраны поселка и шахты. Они посменно в любой мороз патрулировали прилегающую к шахте территорию, не пряча висящих на плече короткоствольных автоматов. И хотя совершенно непонятно было, кого опасаться в этой глуши, где за сотню километров не сыскать человеческого жилья, никто почему-то не удивлялся происходящему.

Незадолго до Нового года прилетел на вертолете какой-то низкорослый толстенький чукча, говорящий почему-то по-английски. В окружении плотного кольца охраны он спустился в шахту, но что он там делал, никто не знал, потому что всю смену шахтеров предварительно выгнали на-гора. Когда он появился наверху, то выглядел очень довольным, зашел в лабораторный вагончик, долго пробыл там, после чего сел в ожидающий его вертолет и улетел.

Федор понимал, что на шахте творится что-то не то, но им овладело непонятное равнодушие. Пусть делают, что хотят, думал он будто в полусне, лишь бы деньги платили. А странности тем временем все множились. Иностранцы, похоже, совсем не интересовались добычей золотоносных песков, предоставив заниматься этим русскому персоналу во главе с Шестопаловым. Зато в непонятный ствол теперь не допускали никого, кроме бригады, работающей на его проходке. Этих людей отрезали от остальных, поселили в отдельных вагончиках, даже столовались они не со всеми – пищу им приносили прямо в общежитие. А охранники зорко следили за всеми передвижениями рабочих и пресекали любые, даже случайные контакты с особой бригадой.

Когда шла выдача на-гора грунта из "главного забоя", остальных шахтеров стали выводить на поверхность и загонять в вагончики. С какой целью это делалось, никого уже не интересовало, люди апатично смотрели фильмы из огромной видеотеки и радовались лишней минуте отдыха. А два раза в сутки, утром и вечером, Питер произносил для каждой смены то, что Шестопалов называл "политинформацией". Ничего интересного, просто он расписывал, как заботится фирма о своих сотрудниках, и какое хорошее вознаграждение получат все они за добросовестный труд. Может быть, этот треп и на самом деле действовал, но в забое мужики выкладывались до полного отупения.

Иногда по вечерам, когда Федор уже лежал в койке, у него наступали минуты просветления. Обычно это происходило в те моменты, когда сознание переходило от бодрствования к сну. Федор вздрагивал, к нему возвращалась прежняя ясность мысли, и почему– то становилось страшно. Будто бы с глаз сползала мутная пелена, мешающая критически оценивать происходящее. Куда он попал? Что происходит вокруг? Почему он и все остальные шахтеры с каждым днем все больше теряют ощущение реальности и, как послушные запрограммированные роботы, не думают ни о чем, кроме работы? Кто эти иностранцы, и что они ищут под землей? Ведь теперь уже стало понятно, что золото их практически не интересует.

Приходило зябкое ощущение, что он вляпался по самые уши в какую-то темную историю, и неизвестно еще, удастся ли из нее выбраться. Федор вскакивал с койки, готовый бежать, куда глаза глядят, но немедленно спохватывался. Далеко ли уйдешь по пятидесятиградусному морозу, если до ближайшего населенного пункта почти сто километров? Можно, конечно, уехать на одной из машин, привозящих по зимнику на шахту топливо и оборудование, но без разрешения Питера водители никого не брали, а идти к нему, как обреченно понимал Шестопалов, было бесполезно.

Даже сказавшись больным, не было никакого шанса выбраться из поселка. Здесь имелся великолепно оборудованный медпункт, где заправлял молодой белобрысый врач, канадец Дэвид, которого шахтеры звали Додиком. Дэвид вполне понятно изъяснялся на смеси русского и украинского языков с чудовищным английским акцентом, и был настоящим виртуозом в своем деле. Шахтеров, скрюченных радикулитом, он ставил на ноги несколькими сеансами мануальной терапии. Даже когда у Гришки Баранова прихватило живот, Дэвид не стал отправлять его в районную больницу, а сам удалил воспалившийся аппендикс, да так ловко, что Гришка через две недели запросился на работу.

Покружив по комнате, Федор бессильно вздыхал и снова ложился в койку. А наутро вставал, как ни в чем не бывало, и шел в шахту, забывая и думать о вчерашних дурацких сомнениях. И его не удивляло странное поведение мужиков, которые даже в минуты перекура вместо обычного трепа угрюмо и сосредоточенно смотрели куда-то перед собой, жевали бесконечную жвачку, целый ящик которой стоял в столовой – бери, сколько хочешь, и на любой вопрос механически отвечали только "да" или "нет".

Два раза в поселок приезжали проверяющие – как без них? Сначала появилась комиссия из районной горнотехнической инспекции. Федор, как старший горный мастер, провел инспекторов, восхищенных чудо-поселком, по шахте. Обойдя штреки, они с важным видом дали несколько указаний, которые Шестопалов привычно пропустил мимо ушей, но почему-то не заметили зияющего посреди руддвора дополнительного ствола, хотя прошли совсем рядом с ним. После осмотра они ознакомились с документацией, которую показал им Питер, отобедали, как водится, и уехали восвояси сытые и хмельные, оставив ничего не значащее предписание.

Через две недели после них приехал инспектор по труду. Этот даже не стал спускаться в шахту, ограничившись проверкой бытовых условий работников. Зато "обедал" он долго и со вкусом, никак не желая прощаться с гостеприимными хозяевами, и посадили его в машину уже поздно вечером, нетвердо держащегося на ногах, да еще загрузили туда же большой пакет с продуктами "на дорогу". Поразительно, но он тоже умудрился оставить предписание, где сделал несколько замечаний по условиям быта шахтеров, будто видел такие поселки каждый день и хорошо знал, что можно сделать, чтобы они стали еще лучше.

А вот третий визит посторонних на Ханданах, за несколько дней до Нового Года, обернулся совсем иначе. Дневная смена шахтеров завтракала в столовой. До начала рабочего дня оставалось еще почти полчаса, но неожиданно там появился чем-то встревоженный Питер и стал поторапливать рабочих, чтобы быстрее заканчивали с трапезой и спускались в шахту. Мужики послушно дожевали свои котлеты и, взяв в ламповой шахтерские фонари, потянулись к своим забоям. Федор пошел вместе со всеми, но, подойдя к стволу, вспомнил, что оставил в своей комнате план шахты, в котором было отмечено задание на сегодня, и с которым постоянно сверялся в работе, и повернул назад. Неожиданно рядом с ним появился охранник и на ломаном русском приказал ему возвращаться в шахту. Федору едва удалось убедить его, что без плана смена не сможет приступить к работе, и охранник позволил ему сбегать в свой вагончик, дав на это пять минут.

Конечно, Шестопалов слукавил. План был не очень-то и нужен ему, потому что он полностью держал его в голове, а всю шахту мог пройти с выключенным фонарем, ни разу ни за что не зацепившись. Просто он понял, что в поселке ожидаются какие-то не предназначенные для посторонних глаз события. Возможно, Питер ожидал чьего-то приезда. А так как окно комнаты Федора выходило прямо на дорогу, он рассчитывал увидеть посетителей. Для чего ему это было нужно, он и сам не понимал, но любопытство пересиливало даже страх перед выговором, который он неизбежно получит от Питера, если попадется ему на глаза.

Долго ждать не пришлось. Через несколько минут со стороны Индигирки появился УАЗ-469 и остановился около административного вагончика, на крыльце которого уже стоял Питер с тремя охранниками. Было еще темно, но площадка в центре поселка была освещена прожекторами, и Федору было хорошо видно, как из машины вышел человек в унтах и меховой куртке с широким воротником и подошел к Питеру. Они коротко о чем-то переговорили и, оставив охранников на крыльце, вошли в вагончик. Разговора Федор не слышал, потому что тройные стеклопакеты в окнах почти не пропускали звуков.

Потом из машины появился водитель, молодой парень, одетый так же, как и его пассажир, и подошел к охранникам. Сказал им что-то, но все трое только развели руками – мол, ничего не понимаем. По крайней мере, один из них соврал, Федор хорошо знал, что тот сносно изъясняется по-русски. Водитель пожал плечами, попинал колеса, поднял капот и принялся что-то там подкручивать. Шестопалов понял, что вряд ли дождется чего-нибудь интересного, взял планшетку с планом шахты и направился к выходу. Он взялся уже за ручку двери, открывающейся из тамбура на улицу, когда услышал снаружи крики. Решив не высовываться, чтобы не быть замеченным, Федор вернулся в свою комнату и выглянул в окно.

На площадке перед вагончиками происходило нечто непонятное. Человек, который недавно зашел к Питеру, и его водитель, стоя спиной к спине, отбивались от наседавших на них троих охранников, на помощь к которым спешили еще четверо или пятеро, Федор даже не успел сосчитать. Сам Питер, стоял на крыльце и что-то яростно кричал по-английски. Приезжие действовали мастерски, вскоре двое противников лежали на утоптанном снегу, причем Федору показалось, что тот, который заходил к Питеру, даже не бил их, а просто протягивал в их сторону раскрытую ладонь, и охранники валились, как подкошенные.

Еще несколько минут, и победа неминуемо оказалась бы на стороне приезжих, но тут произошло то, чего Федор меньше всего ожидал. Громко хлестнул выстрел, слышимый даже через тройное остекление, главный из приезжих схватился за грудь и упал. Ошеломленный водитель прекратил сопротивление, и тут же был скручен несколькими охранниками. Питер, держа в руке пистолет, подошел к упавшему и, оскалившись по-звериному, выстрелил ему в голову.

Федор от неожиданности вскрикнул. Конечно, на улице услышать этого не могли, но, видно, Питер что-то почувствовал и стал разворачиваться в сторону окна, за которым стоял Шестопалов. Федор отреагировал мгновенно. Поняв, что если Питер застанет его здесь, то следующая пуля достанется ему, он метнулся к койке, выкатил из-под нее большой ящик для белья, выхватил из него свой чемодан и засунул его в стенной шкаф. Потом, поджав ноги, улегся в ящик, зацепился за какую-то доску и вкатился под койку. Все это заняло у него всего несколько секунд.

Оказалось, что проделал это Федор не зря. Не успел он перевести дыхание, как открылась дверь и в комнату, судя по шагам, вошли несколько человек. Потом он услышал голос Питера, что-то сказавшего по-английски. Скорее всего, подумал Федор, тот приказал охранникам осмотреть остальные комнаты. Еще несколько минут он слышал разговоры и шаги, потом хлопнула входная дверь и все затихло.

От испытанного стресса мозги Федора прочистились, как от доброго вдоха нашатырного спирта, и теперь он прокачивал в голове ситуацию, отчаянно ища выход из создавшегося положения. Их было два. Можно было попытаться проскользнуть в шахту и сделать вид, что ничего не видел и ничего не знает. Но это было связано с большим риском, потому что вряд ли удастся попасть в шахту не замеченным охраной. Второй выход – добраться до Индигирки, дождаться попутной машины и уехать на ней в райцентр, где сразу обратиться в милицию.

Этот план был Федору больше по душе, потому что от одной мысли, что придется находиться рядом с убийцами, его передергивало от ужаса. Но удастся ли его выполнить? Конечно, пока не рассвело, можно выбраться из поселка и, прячась за старыми отвалами, добраться до реки. Но когда обнаружится его отсутствие, Питер сразу поймет, куда направляется нежелательный свидетель и наладит погоню, а на Индигирке он будет виден за километр.

И тут ему в голову пришла шальная мысль. Если пройти пару километров вниз по Ханданаху, свернуть налево по ключу со смешным названием Евражкин хвост, и подняться по нему до перевала, то, спустившись вниз, он окажется в широком распадке, где зимой якуты пасли своих маленьких мохнатых лошадок. Федор не раз бывал там и знал, что в нескольких километрах от перевала стоял пастуший балок, где можно было обогреться, разжиться у якута продуктами и переждать какое-то время, пока не прекратятся поиски.

Федор вылез из-под кровати, быстро оделся потеплее, забрал все имеющиеся у него деньги, документы, прихватил лежащую на столе пачку печенья и, предусмотрительно выглянув в окно, направился к выходу. Ему повезло, поблизости не оказалось ни одного охранника. Пригибаясь, он проскользнул вдоль вагончиков и, никем не замеченный, оказался за старыми отвалами, прячась за которыми можно было добраться до самого Евражкина хвоста.

Наверное, Господь берег Шестопалова. Целый месяц перед этим мороз давил за пятьдесят градусов, а сегодня с ночи потеплело, перед рассветом небо заволокло облаками, и пошел снег. Это сильно обрадовало Федора, больше всего опасавшегося, что его найдут по следам. Правда, резко снизилась видимость, но, хорошо зная местность, он не боялся заблудиться, да и блудить было особо негде – сначала поднимайся в гору, а потом все время вниз.

К рассвету Федор добрался до нужного ключа. Когда-то он ходил сюда на охоту, и подъем к перевалу занимал у него не больше часа. Но тогда он был молод и здоров. Теперь, после первой сотни метров, у него появилась сильная одышка, и нестерпимо закололо в правом боку. Федор сел прямо на камни и, стараясь умерить дыхание, прислушался. Тишину распадка нарушали только еле слышный рокот дизельной электростанции в поселке да мерное поскрипывание скреперной лебедки, выдающей на-гора грунт из шахты. Но вскоре он услышал приближающийся звук автомобильного мотора, а за ним перекличку голосов внизу, на дороге, слегка приглушенную падающим снегом. Шестопалов понял, что его бегство уже обнаружили и организовали погоню. Он посмотрел на цепочку собственных следов и с облегчением обнаружил, что видны только последние несколько метров, а остальные уже надежно засыпаны снегом и совсем не различимы на сплошном белом фоне.

На всякий случай Федор спрятался за огромный валун, но преследователи не стали сворачивать в Евражкин хвост, и вскоре их голоса затихли. Восстановив дыхание, беглец продолжил подъем. До перевала отдыхать пришлось еще несколько раз, и на его вершину Шестопалов выбрался уже в полдень, еле живой от усталости и с насквозь мокрым от пота бельем. Но отдыхал он на вершине недолго, понимая, что если не найдет пастуший балок до темноты, то неминуемо замерзнет, несмотря даже на значительное потепление.

Почувствовав, что начинает остывать, Федор снова отправился в путь. Конечно, спускаться было легче, меньше уходило сил, не мучила одышка. Но спуск таил немало опасностей. Стоило неправильно поставить ногу, оступиться, и покатишься вниз по камням, ломая кости. Попадались и гладкие склоны, покрытые ровным слоем вылизанного ветром снега, где Федор с трудом преодолевал искушение сесть на пятую точку и заскользить вниз. Он знал, что под снегом прячутся острые камни. Напорись на такой – и все, никогда больше не выберешься отсюда.

Пастушью избушку Федор нашел уже в сумерках. К этому времени он едва переставлял ноги, с трудом вытаскивая их из снега, которого насыпало по колено. Когда увидел знакомые очертания балка, сердце екнуло. Вокруг него не было ни одного человеческого следа, а в самом распадке ничто не выдавало присутствия конского табуна. Скорее всего, якуты нашли другое зимнее пастбище, или совсем перестали держать конское стадо. В любом случае, ничего хорошего отсутствие пастуха Федору не сулило.

Он разгреб ногами снег около входа, откинул щеколду и с трудом открыл покосившуюся дверь. В балке было совсем темно и, чтобы что-то рассмотреть, пришлось зажечь спичку. Даже за то короткое время, что она горела, удалось увидеть – люди здесь не появлялись давно. Но балок не был разграблен, и на столе даже стояла свечка, прилепленная к перевернутой пустой консервной банке. Федор зажег ее и осмотрелся. Печь, сделанная из железной бочки и обложенная камнями, осталась цела. Рядом с ней даже лежала охапка нарубленных дров и заржавленный топор.

Но главный сюрприз ждал его в плотно закрытом деревянном ящике из-под взрывчатки. Отщелкнув металлические зажимы и подняв крышку, Федор увидел несколько банок мясных консервов, жестяную банку с чаем и полотняный мешочек с перловой крупой. На полке обнаружилась кое-какая посуда – пара кастрюль, сковорода, чайник, две эмалированных кружки, алюминиевые миски и ложки. Настроение у Шестопалова резко повысилось. Через час в печке ярко полыхал огонь, закипал в кастрюле кулеш и начал посвистывать чайник. Федор нарубил и натаскал в балок побольше дров, не желая уничтожать запасы, оставленные гостеприимным хозяином.

После ужина, напившись горячего чая, он свернул вместо подушки свою куртку и, улегшись на нары, задумался. С того момента, когда он увидел убийство, из головы Федора будто порывом ветра выдуло туман, застилающий сознание последнее время. Объяснить это непонятное состояние можно было только воздействием какого-то наркотика или другого психотропного вещества, которым иностранцы опаивали шахтеров. Но для чего это было им нужно? Чтобы никто не узнал, что они ищут в недрах Ханданаха? Но шахтеры и без того ничего не знали.

Ближе к полуночи выпитый чай заставил Федора выйти из балка. Снаружи поднялся ветер, усиливший тягу, и из печной трубы вырывался сноп искр. Хорошо, что погоня не додумалась искать его в этом распадке, подумал он, иначе обнаружить его здесь было бы легче легкого. Если бы он только знал, что о его бегстве уже извещены очень серьезные люди за океаном, что к его поискам подключены спутники на орбите, и рассмотреть его из космоса мешает только мощная облачность, он не был бы так спокоен...

3

Со времени последнего разговора с Даниилом прошло четыре месяца, но Жуковский до сих пор так и не почувствовал предсказанного старцем интереса к себе таинственных незнакомцев. Не сказать, чтобы это сильно расстраивало его, он и без того устал от всех этих свалившихся на его голову тайн и необыкновенных событий, но в глубине души зрело что-то такое, что заставляло его видеть мир по-другому. Сознавая свои колоссальные возможности, Жуковский стал понимать, что ничего не дается просто так, и за них придется платить сопоставимой с ними ответственностью.

После загадочной гибели Коржа, в которой Сергей в немалой степени винил и себя, подразделение "М" возглавил Игнат Корнеевич Архангельский, получивший звание генерал-майора, а заместителем его был назначен Обрубков, неожиданно для себя ставший полковником. Премьер-министр больше не вспоминал о "звездном пламени", и подразделение занялось повседневной работой, но уже под неусыпным контролем, осуществлять который были назначены по человеку от ордена и клана.

Осадное положение было снято. Вера смогла вернуться в Пересвет, а Настя в Москву, к мужу. Казалось, что с неприятностями покончено, и можно вздохнуть спокойно. В тихом семейном кругу отпраздновали наступление Нового года. А вечером третьего января позвонил Бойцов и взволнованно сказал:

– У нас беда. Убили Андрея Синицына.

Невероятным усилием Сергей сохранил прежнее выражение лица – только что они с Верой смеялись, глядя по телевизору неизменную новогоднюю "Иронию судьбы", и спросил:

– Ты сейчас где? – только бы Вера не догадалась, о чем идет разговор.

– У себя, в Москве, – ответил Степан.

– Сможешь приехать на фабрику? – спросил Жуковский, до боли в скулах пытаясь удержать на лице улыбку.

– Уже выезжаю. Буду часа через полтора.

– Давай. Я тоже еду туда.

– Куда это ты собрался? – запротестовала Вера. – Хоть бы в праздник посидел дома. Тем более выпил...

Сергей недоуменно посмотрел на нее, не сразу вспомнив, что за обедом действительно выпил бокал шампанского, улыбнулся и сказал:

– Не переживай, я потихоньку поеду. Надо обязательно встретиться со Степаном, дело больно уж важное.

Дело действительно было важнее некуда. Если не считать гибель Ивана Матвеевича Фотиева, последний случай насильственной смерти человека – наследника духа произошел в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году, когда при выполнении задания на Дальнем Востоке была убита агент ордена Анна. И вот теперь, через сорок лет, снова убит член ордена, человек, с которым Жуковский проработал бок о бок почти десять лет, который любил его дочь и даже некоторое время жил с ней под одной крышей. Что же могло случиться в спокойном Магадане, где Андрею, по сути, и противостоять-то никто не мог?

Сергей едва дождался Бойцова, но его рассказ внес мало ясности. Оказалось, что разведка ордена получила сведения о повышенном интересе заокеанской секретной службы к недрам одного из якутских распадков. Организовав совместное предприятие, американцы под видом разработки золотоносного месторождения заложили в распадке шахту, для чего привлекли российских шахтеров. То, что добыча золота служит лишь отвлекающим маневром, стало понятно сразу. Геологические данные недвусмысленно свидетельствовали о том, что содержание металла в россыпи хоть и довольно высоко, но никоим образом не оправдывает вложений, сделанных компанией в ее разработку.