Текст книги "Выпавшие из времени"

Автор книги: Юрий Козловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Сергей молчал, не зная, что возразить, а Захар не унимался:

– Есть еще один вариант – долголетие станет товаром, доступным только толстосумам или людям, близким к власти. Это ничуть не лучше, чем вариант номер один. Богачи и правители купят себе бессмертие, но долго хранить тайну не смогут. А когда она выйдет наружу, начнется такое кровопролитие, перед которым померкнет любая революция.

– Тогда что ты можешь предложить? – обескуражено спросил Жуковский.

– Нет уж, дудки! – отрезал Захар. – Я не собираюсь навязывать тебе свое мнение, слишком это будет просто. Действовать предстоит тебе, поэтому и решение ты должен принять самостоятельно. Подумай, как следует, но только не тяни, время не терпит. Я ожидаю твоих предложений не позже, чем завтра.

– Кстати, а откуда ты про все это узнал? – поинтересовался Сергей, вынужденный согласиться с доводами собеседника.

– Работаем! – усмехнулся Захар. – Мы плотно обложили все выезды с базы и обнаружили несколько человек из персонала лаборатории. Жаль, знают они немного, а их шеф не покидает территорию базы, живет прямо там. И знаешь, кто это?

– Кто?

– Геннадий Чеботарев, который когда-то был помощником у доктора Лифшица, а потом продолжил его исследования. Именно его трудами и заботами мы все чуть было не отправились на тот свет. В общем, завтра с утра я жду твоего звонка. Очень надеюсь, что ты примешь правильное решение.

На этом они распрощались, и Жуковский поехал домой. Ему предстояло нелегкое дело – уговорить жену временно пожить на ювелирной фабрике. По дороге нужно было придумать убедительные доводы, чтобы Вера согласилась на такую смену обстановки. Очень не хотелось вмешиваться в ее сознание и прибегать к внушению. Но не хотелось и придумывать небылицы, поэтому, приехав домой, он решил действовать напрямую. Когда Вера услышала, что придется две недели безвылазно жить на фабрике, она, естественно, возмутилась и потребовала объяснений.

– Я не могу сказать тебе, для чего это нужно, но прошу тебя поверить мне на слово – это действительно необходимо. И Настя тоже будет с нами.

Наверное, Сергею удалось выбрать правильный тон, или подействовало упоминание о дочери, но Вера неожиданно согласилась.

Когда они приехали на фабрику, оказалось, что Бойцов успел поработать на славу, обеспечив полный комфорт в двух предназначенных для семьи Жуковских комнатах. В одной из них Сергей предложил поселиться Вере и Насте, которым предстояло некоторое время жить здесь неотлучно, а сам занял вторую, по той причине, что ему необходимо было уединение. Жуковский собирался как следует поработать в "Интернете", как он по старой привычке называл мировой эфир, невидимую сокровищницу знаний. Ведь к утру ему предстояло принять решение, которое, без ложной скромности, можно было назвать историческим.

Дождавшись, когда Вера с Настей ушли спать, Сергей уединился в своей комнате и погрузился в эфир. Он сам пока толком не знал, что конкретно будет искать, поэтому решил воспользоваться подсказкой Захара и проникнуть в доисторические времена, когда Господь, как написано в Священном писании, ограничил срок жизни человека. Задача оказалась непростой, ему долго не удавалось нащупать подходы к теме. Но вдруг в эфире рядом с ним появилось чье-то сознание, от которого веяло безграничной доброжелательностью, и Сергей сразу убедился, что можно безбоязненно следовать его указаниям. Ошибки быть не могло, потому что здесь, в эфире, интриговать и обманывать было невозможно, этому препятствовала сама его природа. Одновременно в голову пришло, что он уже сталкивался с подобным сознанием, и было это совсем недавно, в египетском подземелье. Только тогда было лишь мимолетное прикосновение, а теперь неведомый разум выходил на уровень прямого общения.

"Кто ты?" – задал Жуковский безмолвный вопрос, не испытывая ни малейшего страха.

"Узнаешь позже!" – последовал такой же безмолвный ответ. – " Сейчас у нас мало времени, но я помогу тебе разыскать то, что ты ищешь. Следуй за мной".

Если пытаться объяснить то, что произошло дальше, обычными понятиями, то выглядело это примерно так. Прежде, перемещаясь в эфире в поисках нужных знаний, Сергей будто продирался через густые заросли, часто увязая в трясине. А теперь, увлекаемый невидимым помощником, он поднялся ввысь, и сверху увидел то, что ему было нужно.

"Дальше ты сможешь проделывать это сам, без моей помощи", – сообщил ему невидимый друг. – " А пока мы с тобой распрощаемся".

– "Погоди!" – взмолился Жуковский. – "Скажи хотя бы, когда мы встретимся снова?"

– "Если я тебе понадоблюсь, ты сможешь найти меня здесь", – услышал Сергей затухающую мысль, и собеседник исчез, растворившись в эфире.

В эту ночь, благодаря помощи неизвестного благожелателя, ему удалось получить из эфира информации больше, чем когда-либо прежде. Разрозненные и отрывочные знания, которые он бессистемно надергал, где придется, упорядочивались и выстраивались в стройную систему. Одновременно с этим вызревало понимание неотвратимости действий, которые он обязан был совершить. К утру, вооруженный необходимыми знаниями, он готов был взять на себя ответственность за принятие беспрецедентного по своей важности решения. На это решение не мог повлиять никто – ни орден, ни клан, ни даже вступившие с ним в бесплотный контакт неизвестные создания. Сам Жуковский ни на минуту не сомневался, что оно было подсказано Тем, кто создал этот мир.

Захару он позвонил очень рано, когда за окнами еще не начинало светать. Тот отозвался сразу, как будто давно уже проснулся или, наоборот, вовсе не ложился.

– Слушаю! – в голосе Захара явственно слышалось напряженное ожидание.

– Ты готов? – спросил его Сергей и, по раздавшемуся в трубке облегченному вздоху понял, что того отпустило огромное напряжение.

– А я как юный пионер, всегда готов! – Захар постарался замаскировать за легкомысленным тоном свое облегчение. – Что делаем?

– Сначала нанесем визит генерал-лейтенанту Ковригину, он же штабс-капитан Корж, бывший участковый пристав из Ростова-на-Дону. Поговорим с ним по душам, спросим, что случилось с генералом Романовым. А потом познакомимся и с Чеботаревым, благо, далеко ходить не придется.

– Кого брать с собой? – повеселев, спросил Захар.

– Никого не нужно, – ответил Жуковский. – Поедем вдвоем.

– А справимся? – усомнился Захар. – Там ведь двое довольно сильных мутантов, да десятка полтора вооруженных до зубов неподдающихся.

– Справимся, – уверенно ответил Сергей. – Лишние будут только мешать. Ты возьмешь на себя мутантов, а я разберусь с остальными. Не переживай, сегодня нам с тобой погибнуть не суждено, я проверил.

– Шуточки у тебя! Где встречаемся

– Жди меня дома, я заеду за тобой. Так будет быстрее.

У ворот воинской части, куда они подъехали без четверти семь утра, их уже ждал Корнилов.

– Надо спешить, – сказал он нетерпеливо, садясь на заднее сиденье машины. – В семь часов все собираются у Архангельского. Мангуст уже здесь, его вертолет стоит на площадке.

– Ничего, нас они подождут, – усмехнулся Захар и, повернувшись к Жуковскому, добавил: – Ты пока ни во что не вмешивайся, береги силы, я сам справлюсь.

И действительно, перед ними открылись все ворота, никто не спросил у них пропуска. Миша показывал дорогу, и они беспрепятственно доехали до двухэтажного здания в центре похожей на парк территории. Дежурный офицер внимательно проверил пропуск Корнилова, а Жуковского с Захаром не заметил, посмотрев прямо сквозь них. Миша при помощи магнитной карточки вызвал лифт, и они втроем спустились вниз, на тот подземный уровень, где располагалась штаб-квартира подразделения "М".

К комнате для совещаний, где к этому времени собрался личный состав подразделения, они подошли в пять минут восьмого. Первым вошел Захар, ища глазами Архангельского, а за ним перешагнул порог Жуковский. Эта поспешность едва не привела к срыву операции. Игнат Корнеевич сразу узнал его и отреагировал на вторжение мгновенно.

– Тревога! – подал он громогласную команду. – Нападение на объект!

Больше ничего он сделать не успел, потому что в дело вмешался Захар. Архангельский замолчал, выпучив удивленные глаза, и остался на месте, безучастно наблюдая за происходящим.

Зато Жуковскому из-за промашки Захара пришлось несладко. Услышав команду начальника, шестеро неподдающихся потянулись за пистолетами. Будь они тренированными бойцами, возможно, им удалось бы оказать сопротивление. Но все они совсем еще недавно были гражданскими людьми, и к оружию привыкнуть не успели. Лишь один из них, всерьез занимавшийся спортом и имевший отменную реакцию, успел выхватить пистолет. Но реакция Обрубкова оказалась еще быстрее. Он перехватил руку парня и слегка сжал ее, отчего тот взвыл и выронил пистолет на пол.

В следующую секунду в результате отчаянного усилия Жуковского все шестеро оказались под его контролем. Теперь они были уверены, что в расположение подразделения прибыло высокое начальство, а шеф от растерянности просто ошибся. На самом деле, он должен был подать уставную команду: "товарищи офицеры!". А Сергей подумал – какое счастье, что с Обрубковым он встретился вчера, и сегодня тот оказался на их стороне! Уж он-то, без сомнения, успел бы отреагировать на поднятую начальником тревогу.

18

Владения генерал-лейтенанта Ковригина занимали третий, если считать сверху, уровень подземной части базы подразделения "М". Отсюда он имел доступ к двум верхним ярусам, но к нему без его разрешения не мог попасть никто. На первом этаже располагались помещения для личного состава подразделения, а на втором было устроено что-то вроде внутренней тюрьмы, в которой содержали схваченных колдунов, а также казарма для надсмотрщиков из числа неподдающихся, набранных из тюрем и лагерей. Ну и, конечно, караулка для охранников, стерегущих самих надсмотрщиков. Такой вот получался двойной заслон. Только на четвертый, самый нижний уровень подземного городка у него не было доступа.

Оказавшись единоличным хозяином большого количества свободных помещений, Мангуст дал волю своим скрытым фантазиям. Никем не стесняемый в средствах, он переоборудовал несколько кабинетов, воссоздав в них точную копию полицейского участка конца девятнадцатого века, и с удовольствием проводил там время. А какой восторг испытал он, приказав привести туда арестованного Пантелея! До сих пор Мангуст широко улыбался, вспоминая вытаращенные глаза и отвисшую челюсть старого каторжника.

На этом он не остановился, и переоборудовал еще два кабинета. В одном из них создал антураж комнаты для допросов, каким запомнил его со времен непродолжительной службы в Смоленской ЧК, во второй – кабинета следователя НКВД тридцатых годов двадцатого столетия. И попал в точку. Некоторые колдуны, помещенные в знакомую обстановку, начинали говорить раньше, чем к ним успевали применить спецсредства.

Сегодня Мангуст прилетел на базу раньше обычного. Он уже знал о неудаче, постигшей вчера Обрубкова, и сейчас ждал, когда Игнат закончит разбор полетов и доложит ему подробности. Но даже без этого он догадывался, что Игнат был прав, когда говорил, что они пытаются откусить кусок не по зубам.

Телефон зазвенел раньше, чем он ожидал. По прикидкам Мангуста, Архангельский никак не мог за такое короткое время разобраться со своими подчиненными и получить от них полный отчет. Но по этому аппарату мог звонить только он.

– Прошу прощения, Григорий Степанович, но нужно, чтобы ты срочно подошел! – услышал он в трубке голос Игната.

– Без меня не обойдешься? – недовольно спросил Мангуст. Он не любил лишний раз мелькать без причины перед сотрудниками подразделения.

– Никак! – убежденно ответил Архангельский. – Это очень важно!

Ковригин молча положил трубку и на минуту задумался. Ему очень не понравился этот звонок. Невозможно было представить себе ситуацию, с которой Игнат не справился бы самостоятельно. И голос звучал как-то неестественно, будто его принудили произнести эти слова. А главное, они называли друг друга по имени-отчеству только в присутствии посторонних. Неужели Игнат в кабинете не один? Но как могли попасть туда посторонние?

Приученный жизнью всегда готовиться к худшему, Мангуст достал из ящика стола старый надежный наган, который предпочитал всем современным пистолетам за его безотказность, прокрутил барабан, проверяя патроны, и направился к лифту.

Коридор первого яруса оказался пуст. Прежде, чем войти к Игнату, Ковригин бесшумно подошел к комнате, где тот обычно проводил совещания со своими оперативниками и резко открыл дверь. Там никого не оказалось. Тогда он, осторожно ступая по толстой ковровой дорожке, подошел к кабинету Архангельского, тихонько взвел курок нагана и прислушался. За дверью было тихо. Глубоко вздохнув, штабс-капитан Корж привел себя в боевое состояние и ворвался в кабинет. Игнат сидел за своим столом, а на диване расположились двое, один седой и благообразный, второй намного моложе. Узнав в нем по описанию Жуковского, Корж моментально все понял, поднял наган и нажал на спусковой крючок.

Но вместо выстрела раздалось тихое шипение, и револьвер окутался облачком неприятно пахнущего дыма. Он жал на крючок снова и снова, но результат был тот же.

– Хватит, господин штабс-капитан! – сказал, поморщившись, Жуковский. – Навоняли здесь! Все равно не выстрелит, порох подмок. Лучше присядьте, поговорим.

Но Корж не привык сдаваться так легко. Он уронил револьвер на пол и приготовился броситься на Жуковского, который показался ему более опасным противником, чем пожилой. Но вместо этого, неожиданно для себя, сделал деревянными ногами четыре шага и опустился на стул.

– Захар Фомич, – обратился Жуковский к своему спутнику, – ты бы поговорил с Игнатом Корнеевичем где-нибудь в другом месте, а то у нас с господином штабс-капитаном разговор долгий будет. А он, по-моему, не захочет, чтобы нашу беседу слушал кто-то третий.

– Хорошо, – согласно кивнул Захар, и поднялся с дивана. Архангельский послушно последовал за ним.

– Ну что, Григорий Степанович, приступим? – предложил Жуковский, усаживаясь за стол напротив штабс-капитана.

Разговор у них получился долгим и содержательным. Под конец Сергей устал от постоянного напряжения, потому что, стоило ему ослабить внимание, как Корж тут же пытался оказать сопротивление. Дело было не только в ментальной мощи, хоть и ее нельзя было сбрасывать со счетов. Слишком глубоко засели в сознании бывшего полицейского офицера те установки, которые он в течение всей своей жизни вбивал себе в голову. Копнув глубже, Жуковский, к своему удивлению, понял, что эти установки проникли даже в подсознание, а это уже навсегда.

И все-таки к концу беседы Сергей сломил сопротивление Коржа. Теперь тот не представлял опасности, чего и добивался Жуковский. В его намерения не входило уничтожение налаженной организации, которая занималась поисками и уничтожением мутантов, выбравших путь зла. Кто-то должен был заниматься этим. А лучшей кандидатуры на пост ее руководителя, чем бывший штабс-капитан, занимающийся этим второе столетие, все равно не было. Вот только как отнесется к этому Захар? Согласится ли он отпустить без наказания человека, повинного в смерти генерала Романова?

Но сейчас выяснять это было некогда. Время шло, а он еще не приступал к выполнению основной задачи. Убедившись, что теперь Ковригина можно оставить без присмотра, он спросил:

– Скажите, у вас есть связь с руководителем лаборатории с четвертого уровня?

Ковригин кивнул.

– Вы можете пригласить его к себе?

– Я могу только вызвать его наверх. С четвертым уровнем нет прямого сообщения. Но для этого нужно вернуться в мой кабинет, на третий уровень.

– Так пойдемте! – широким жестом пригласил Жуковский. – Скажете, что к нему приехал помощник премьер-министра.

Наверх они поднялись вдвоем с Захаром, взяв у Ковригина магнитную карточку, а ему и Архангельскому велели дожидаться внизу. Чеботарева долго ждать не пришлось. На Жуковского и Захара он не обратил внимания, а сразу закрутил головой, явно ожидая увидеть в фойе кого-то другого.

– Здравствуйте, Геннадий Николаевич! – Жуковский не стал тратить время и сразу подошел к нему.

Чеботарев бросил на него удивленный взгляд, но Сергей тут же "успокоил" его и предложил:

– Давайте спустимся в лабораторию. Не торчать же нам здесь!

Все это время охранник с погонами старшего лейтенанта даже не взглянул в их сторону. "Убедившись", что к нему приехали представители высокопоставленного заказчика, Чеботарев пропустил их вперед и нажал кнопку. Пока лифт мчался вниз, Жуковский успел прощупать сознание ученого и убедился, что все делает правильно. Правда, он не предполагал, что Чеботарев успел испытать свою методику на себе, но с этим уже ничего нельзя было поделать. Сложности с его возрастом возникнут лет через сорок-пятьдесят, но это будут уже проблемы завтрашнего дня, а сегодня хватало своих трудностей.

До последнего момента Жуковский считал, что лучшим выходом из положения будет просто стереть из памяти ученого все, что касалось работ по продлению жизни. Но теперь, проникнув в его сознание, Сергей увидел там кое-что новое для себя, что сильно насторожило его, и он решил не спешить.

Когда двери лифта открылись, он велел Чеботареву, чтобы тот провел их в свой рабочий кабинет, где включил компьютер и погрузился в изучение хранящейся там информации. Ученый попытался возмутиться самоуправством гостя, но Жуковский не стал отвлекаться на него, лишь посмотрел на Захара и кивнул в сторону Чеботарева. Захар понял его правильно, и Чеботарев затих на диване.

На мониторе компьютера мелькали страницы текста, перемежаемого формулами и иллюстрациями, но Жуковскому хватало мимолетного взгляда, чтобы проникнуть в суть увиденного. Знания, полученные из эфира сегодняшней ночью, услужливо всплывали в памяти и давали возможность разобраться в записях Чеботарева. Но, в отличие от ученого, Сергей имел возможность оценить проблему не только с научной точки зрения. Интуиция, которой он имел все основания доверять, говорила, что продлив себе срок земной жизни, Чеботарев сильно повредил той невидимой составляющей собственной личности, в существование которой не особенно верил. Той составляющей, существование которой не прекращается со смертью тела, и называется бессмертной душой. Но, как незнание законов не освобождает от ответственности, так и неверие не спасает человека от неминуемой кары.

Жуковский видел, что, несмотря на немалое количество ошибок, которых Чеботарев успел наделать за свою жизнь, он не был безнадежно испорченным человеком. Кроме того, в нем чувствовался огромный научный потенциал, и он мог принести много пользы, работая по своей специальности.

Оторвавшись от компьютера, Сергей откинулся на спинку кресла и задумался. Захар терпеливо ждал, а Чеботарев просто сидел на диване и смотрел в одну точку. Через несколько минут Жуковский встряхнулся, приняв окончательное решение, и заговорил, обращаясь к ученому:

– К сожалению, Геннадий Николаевич, ваша работа закончилась неудачей. Разработанная вами методика годится для продления жизни мышам, но не людям. Правда, благодаря уникальной структуре ваших генов, на вас метод сработал. Да, вам удастся прожить много лет, но только вам, и больше никому, в том числе и тому человеку, который финансирует работу лаборатории. Но не отчаивайтесь, не бросайте исследования. Ваши наработки могут вывести вас на создание принципиально новых методик борьбы со многими болезнями.

Чеботарев внимательно слушал и согласно кивал головой. Вообще-то, Жуковскому не обязательно было произносить все это вслух, можно было внушить все это без слов, но он хотел, чтобы Захар все слышал. Закончив свою речь, он спросил у старого цыгана:

– Ты согласен со мной?

– Вполне, – ответил тот. – Осталось встретиться с премьером. Думаю, я сумею организовать это в ближайшее время.

– Не беспокойся, – сказал Жуковский, чувствуя, что в него вливаются новые силы, как это случалось уже в ответственные моменты. – Мы попробуем все решить прямо сейчас. У вас есть связь с Виктором Викторовичем? – спросил он у Чеботарева.

– Я могу позвонить в секретариат. Если Виктор Викторович не занят, он перезвонит мне. Правда, я ни разу этого не делал, обычно он звонил сам, – ответил ученый растерянно.

– Ничего, набирайте номер.

Ответ последовал после трех гудков.

– Передайте, что звонил Чеботарев, и просил срочно связаться. Скажите, что это очень важно.

Телефонная трель раздалась через пять минут. Ученый хотел поднять трубку, но Сергей отвел его руку и взял ее сам.

– Здравствуйте, Геннадий Николаевич! Что у вас случилось? – раздалось из телефона.

Убедившись по голосу, что говорит именно премьер, Жуковский мощным напором вторгся в его сознание, подмигнул Захару и сказал:

– Здравствуйте, Виктор Викторович, но это не Чеботарев. Простите, представляться я не буду.

Жуковский на мгновение замолчал, почувствовав, что одновременно с телефоном включился записывающий их разговор диктофон. Мысленным усилием выведя из строя лазерный диск, он продолжил:

– Геннадию Николаевичу удалось добиться впечатляющих результатов. Теперь главное – не останавливаться, не прекращать финансирование лаборатории. Народ будет благодарен вам, если его исследования будут воплощены на практике. Скажу больше – и его, и вас будут боготворить!

Когда до Захара дошло, что происходит, глаза его чуть не выпали из орбит. Жуковскому удалось совершить невероятное – овладеть сознанием неподдающегося, да еще не в личном контакте, а в телефонном разговоре!

– Ну, вот, кажется и все! – довольно сказал Сергей, завершив разговор. – Геннадий Николаевич, вы знаете, в каком направлении вам нужно продолжать работу. Думаю, финансирование останется прежним. А теперь будьте добры, проводите нас наверх.

Чеботарев поднялся с дивана и молча пошел к выходу. И таким он показался в этот момент несчастным, что Жуковский пожалел его и коротким мысленным посылом вложил ему в подсознание совет, как исправить нанесенные самому себе повреждения.

– А теперь рассказывай, – потребовал Захар, едва они отъехали от ворот базы, – что ты там творил? Признаться, я ничего не понял.

– Что тут понимать? – устало вздохнул Сергей. – Метод Чеботарева не работает, и не заработает больше никогда, вложи в его разработку хоть триллионы. Не только потому, что люди еще не готовы к этому. Продлевая жизнь таким способом, человек теряет что-то важное, я даже сам не разобрался, что именно. Его душа становится беззащитной от проникновения в нее зла. Сам понимаешь, допустить такое я никак не мог.

– А что с премьером?

– Теперь он уверен, что лаборатория разрабатывает новые методы борьбы со смертельными болезнями. И это чистая правда. Если все пойдет так, как нужно, Чеботарев сможет победить рак и атеросклероз. Думаю, это достойное применение для денег незабвенного Роберта Сидорина.

Захар бросил на Сергея взгляд, в котором тот увидел одновременно восхищение, удивление и тревогу, и надолго замолчал. А когда заговорил снова, то сказал совсем не то, что Жуковский ожидал услышать.

– Надеюсь, ты имеешь представление о возможностях главы правительства? – спросил он тихо, будто опасаясь, что их могут подслушать. – И понимаешь, какова будет его реакция, если он когда-нибудь узнает о том, что ты сегодня проделал?

Жуковский молчал, сосредоточенно глядя на дорогу, и Захар сам ответил на свой вопрос:

– Значит, теперь ко всем нашим заботам добавится еще одна – следить, чтобы он никогда об этом не узнал...

Прозрачная пилотская кабина вертолета создавала иллюзию, что тело парит в воздухе. Ковригину всегда нравилось это ощущение, но сейчас он думал совсем не о том. Его мысли кружились хороводом. Неужели свершилось? Неужели они с Игнатом перестали быть одинокими воинами, сражающимися со злом? Эти люди, которые раньше скрывались от него и о существовании которых он только догадался, наконец, признали его за равного! И что оказалось? Что они вовсе не опасны, и зря он подозревал их в страшных грехах. Наоборот, они делают общее дело. Да, новые союзники невероятно, немыслимо сильнее их с Игнатом, но тем большую помощь смогут они оказать в его бесконечной войне с воинством сатаны!

Но в эти радостные мысли, сначала едва заметно, потом все требовательнее тревожным диссонансом стало вплетаться что-то неприятное, будто кто-то чужой обманом проник в созданный им и тщательно оберегаемый от посторонних мир. Всю свою долгую жизнь он выстраивал его, так тщательно скрывая и конспирируя от окружающих, что мир этот, со всеми своими защитными укреплениями, пророс глубоко в подсознание. И сейчас подсознание включило механизмы, которые должны были обеспечить отторжение постороннего влияния. Что произошло? Как этим людям удалось так быстро и легко убедить его, подчинить своей воле? И кому вообще они служат? Уж не тому ли, с кем он боролся всю жизнь?

Штабс-капитан Корж попытался отогнать от себя эту ненужную мысль, но она все сильнее овладевала им. И в какой-то момент система обороны, которую больше века выстраивало его подсознание, одержала верх над невероятно сильным, но кратковременным внушением. В голове у него вспыхнуло – его используют! Используют, будто доступную уличную шлюху! Теперь он действовал вполне сознательно. Разум подсказывал ему единственный выход из сложившейся ситуации.

Вышедшие покурить во двор работники лесопилки, над которой он пролетал, услышали раздавшийся с неба стрекот мотора и увидели над собой маленький, похожий на игрушечный вертолет. Неожиданно он клюнул носом и, не снижая скорости, помчался вниз. Через несколько секунд красивая, сверкающая на солнце машина с грохотом врезалась в землю посреди присыпанного первым снегом поля, совсем недалеко от них, и загорелась, выпуская клубы черного дыма.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ШЕЛ ШАМАН...

1

Проработав много лет под землей, на пенсию Федор Шестопалов вышел в пятьдесят лет. Большую часть стажа он оттрубил на шахте в Макеевке, а добивал его рядом с полюсом холода, который, как известно, находится в Оймяконском районе Якутии. Из теплого Донбасса в промороженную Якутию он подался, когда приехавший оттуда в отпуск сосед с восторгом рассказал, что за такую же работу, что Федор ломит, выдавая на-гора уголек, на Севере платят в три раза больше, и добывают там не черный уголь, а благородное золото.

К этому времени Шестопалов владел почти всеми подземными специальностями, хоть проходчиком его поставь, хоть взрывником, даже успел заочно окончить институт и мог бы легко занять инженерскую должность. Но не хотел, потому что не любил командовать, да и зарабатывал в забое побольше, чем в конторе.

Случилось так, что приезд соседа с его россказнями про северный рай совпал с взрывом метана на шахте, при котором погибло много знакомых Федора из другой смены. Не будь этого, может быть и пропустил бы он эти байки мимо ушей, да так и остался бы до пенсии в своей Макеевке, но тут вмешался решающий фактор в лице жены Катерины. Упрямая хохлушка чуть не с ножом к горлу пристала: уходи со своей шахты, и все тут! Иначе я от тебя уйду, потому что лучше быть разведенкой, чем вдовой! Этого Федор не хотел, и написал заявление. Но поставил Катерине условие – в Макеевке он не останется, не желая ловить презрительные взгляды друзей-шахтеров. Да и что их тут держало? Комнатушка в семейном общежитии без всяких перспектив обзавестись порядочным жильем?

Так он оказался в столице золотой Индигирки, поселке Усть-Нера. Тут ему сразу повезло. Он прилетел в начале октября, когда только что закончился промывочный сезон и те немногие прииски и старательские артели, которые, кроме открытых разработок россыпей, занимались и подземной добычей золотоносных песков, готовились приступить к нарезке шахт. Так получилось, что в отделе кадров горно-обогатительного комбината он столкнулся с председателем старательской артели "Заря", которому сразу глянулся молодой и крепкий парень с добрым десятком горных специальностей, да еще и с дипломом о высшем образовании и правом на ответственное ведение горных работ. Так Шестопалов и отработал в "Заре" семь лет, зимой под землей, а летом промывая то, что извлекли из шахты.

В первый год своего старательства у Федора язык не поворачивался называть то место, где ему пришлось работать, шахтой. Разве можно было сравнить эту мышиную нору с настоящей шахтой, уходящей на сотни метров под землю и насчитывающей по нескольку подземных горизонтов? А тут осенью, с наступлением морозов закладывали три наклонных ствола, по которым и передвигались-то пешком. Когда ствол, пробив слой наносных отложений, называемых на профессиональном языке торфами, достигал коренных пород, обычно на глубине двадцати пяти-тридцати метров, разбивали большую камеру, именуемую руддвором. Из него прокладывали штреки в направлении других стволов, выдавая при этом на-гора метр коренных и метр наносной породы над ними, тот самый золотоносный слой, который и промывали летом, когда вскрывались реки и ручьи.

Такой способ отработки россыпей годился только на месторождениях с богатым содержанием драгоценного металла, потому что обходился очень дорого и при низком содержании был бы просто нерентабелен. Но у председателя "Зари" были крепкие связи не только в руководстве комбината, но и в московском министерстве, где немалую должность занимал его старый товарищ, так что месторождения ему всегда доставались самые лакомые.

"Заря" занимала старый поселок, в котором когда-то, еще в войну, располагался прииск. Поселок стоял в большом распадке, по которому протекал ручей Ханданах. Старатели мыли золото, что не добрал в свое время прииск, а оставалось его еще немало. Но было в этом месте нечто такое, что сильно отличало его от других притоков Индигирки. Вся территория Оймяконского района лежала в зоне мерзлоты, где грунт за тысячи лет был проморожен до скальных пород, что делало его крепче бетона. На Ханданахе же, пройдя трехметровый слой мерзлоты, шахтный ствол натыкался на то, что в геологических документах называлось "таликовой зоной", то есть, порода там имела плюсовую температуру, и на морозе из ствола пар валил столбом, как из русской бани. Проходить шахту в такой породе без крепи было невозможно, она просто-напросто завалилась бы, но крепить было слишком дорого. Нашелся выход и здесь. Рыхлый талый грунт стали промораживать. Для этого, взорвав и вычистив забой, туда нагнетали мощными шахтными вентиляторами холодный воздух с поверхности, температура которого зимой редко поднималась выше минус пятидесяти градусов. А весной, с наступлением тепла, оборудование поднимали наверх, шахту затапливало, и она обрушивалась.