Текст книги "Выпавшие из времени"

Автор книги: Юрий Козловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Наконец, аскет оторвал взгляд от окна и повернулся.

– Игнат, тут нечего даже думать! – в его голосе слышалось еле скрываемое торжество. – Это самородок, жемчужина! Ты как его оцениваешь?

– Непробиваемый, как танк, – ответил Игнат Корнеевич. – Таких я еще не встречал.

– Конечно! – аскет даже слегка раскраснелся. – Одновременная атака пяти сильных колдунов, а у него – в виске кольнуло, голова немножко заболела! Даже мы с тобой после такого неделю бы головой страдали.

– Что делаем? – коротко спросил Архангельский.

– Вербуй, Игнат, вербуй? Делай что хочешь, что угодно обещай, но соскочить он не должен! Нам такого больше не найти. Один опыт чего стоит! Это тебе не из школьного учителя оперативника готовить. Главное – ошеломить его. Сначала намекни, как много позволено нашим людям, а когда у него фантазия заработает, ты ему впятеро, вдесятеро против ожидаемого! Тут-то он и не сможет отказаться! И вот еще что. Думаю, основной упор нужно делать на то, что у нас нет такой бюрократии, как у них в милиции, никаких тебе показателей и отчетов. И, главное, задницу никому лизать не придется. На это делай особый упор. Это ему должно понравиться, характер у него, похоже, независимый.

– И смышлен, – добавил Игнат Корнеевич, показав на окно. – Насчет экрана сразу сообразил.

– Вот и хорошо! – улыбнулся аскет. – Именно такие люди нам и нужны, чтобы быстро соображали.

– Так, может быть, сам попробуешь вербануть?

– Мы с тобой договорились, – в голосе аскета появился металл, и с лица Игната Корнеевича сразу сползла улыбка, – каждый делает свое дело. Ты для них шеф, а я – царь и бог. Видеть меня они должны как можно реже.

Когда Архангельский вернулся назад, Миша рассказывал майору очередной анекдот, а тот, корчась от смеха, чуть ли не сполз под стол, так что пришлось некоторое время дожидаться, пока он придет в себя.

– Не будем тянуть резину, Тимофеевич, – Архангельский решил не усложнять задачу и действовать напрямик, учитывая характер кандидата. – Мы хотим предложить тебе работу.

Услышав эти слова, Обрубков сразу поскучнел. Если комитетчик предлагает менту работу, это могло означать только одно – ему предлагают стучать. Ну, сука, подумал он, будь это в другом месте, я бы тебе ответил! А отсюда еще попробуй, выберись!

По его скривившейся физиономии Архангельский догадался, что сморозил глупость и поспешил исправить положение.

– Похоже, ты не так меня понял, – сказал он. – Я предлагаю тебе перейти к нам на службу. Совсем. В штат.

– Я – в фе-эс-бе? – с расстановкой произнес оскорбленный в лучших чувствах Обрубков. – Кажется, это ты не понимаешь, о чем говоришь. Я майор милиции!

– Ну и что? – усмехнулся Игнат Корнеевич. – Вон, Миша тоже кандидат филологии, и всего год назад работал на кафедре в университете.

– На факультете журналистики, прошу отметить! – вставил Миша, вольготно рассевшийся прямо на столе.

– Да, на факультете журналистики, – подтвердил Архангельский. – А к ФСБ мы имеем примерно такое же отношение, как ты к ядерной физике. Кормимся мы от них, это верно, но даже директор не знает, чем мы здесь занимаемся.

– И чем же вы занимаетесь? – недоверчиво спросил Обрубков.

– Пусть тебе это лучше Миша расскажет, – ответил Игнат Корнеевич. – Он в свое время похлеще тебя возмущался.

Майор посмотрел на Мишу.

– А ничем таким особенным, – сказал тот, спрыгивая со стола. – В основном колдунов ловим. Ведьмы тоже по нашей части, так что живем весело...

4

Человек, наблюдавший через зеркальное окно, знал, что Архангельский добьется своего, чего бы это ему не стоило, поэтому решил не терять понапрасну время и направился к выходу. Не замедляя шага, он прошел мимо охранника в холле, который даже не повернул голову в его сторону, поднялся на поверхность, миновал второго охранника, лейтенанта из службы обеспечения, точно так же не заметившего его, и пошел к стоящему на специальной площадке вертолету. Занял место пилота, запустил двигатель, проверил приборы, и легкая изящная машина плавно взмыла в воздух. У него, конечно, был штатный пилот, но «аскет» любил управлять вертолетом сам, и летчику большей частью приходилось коротать время на земле.

Только в воздухе он отключил лежащий в кармане прибор, при работе которого любая направленная на него камера наблюдения показывала лишь мелкую рябь, неотличимую от обычных помех. Будучи полновластным хозяином на этом суперсекретном объекте, своеобразным анклавом вклинившимся на территорию воинской части, он все равно принимал меры предосторожности, чтобы остаться неузнанным. Но даже без них в лицо его знали очень немногие. И не только здесь, на секретной базе, но и во внешнем мире.

Генерал-лейтенант Григорий Степанович Ковригин, командир созданного несколько лет назад подразделения "М" – под таким именем он был известен директору ФСБ и нескольким его заместителям. Но, кроме имени командира и названия подразделения, они не знали больше ничего. Ни задач, ни штатного расписания, ни даже расположения его базы. Бюджет подразделения проходил в бухгалтерии общей суммой, и расшифровка его тоже была секретом для всех.

Естественно, такое положение не могло удовлетворить верхушку службы безопасности, возмущенную узурпированной вседозволенностью какой-то прилепившейся к ним конторы. Один из заместителей директора организовал тайное расследование, но уже через неделю вылетел на пенсию и уехал на дачу ловить карасей в ближайшем пруду. Расследование прекратилось само собой, и желающих возобновить его как-то не нашлось.

Не намного больше знали про своего командира сотрудники и бойцы подразделения. Точнее, подавляющее большинство их не знали о нем совсем ничего и даже не подозревали о его существовании. Это были вспомогательные службы, силовая группа и другие, не имеющие понятия о подлинных задачах подразделения люди. Те же немногие посвященные, кто занимался непосредственно делом, видели его очень редко и присвоили ему прозвище Мангуст. Когда ему стало известно о прозвище, он не только не обиделся, но даже был польщен. Ему понравилось сравнение с маленьким отважным зверьком, смело вступающим в схватку с ядовитыми гадами. Настолько понравилось, что он даже сам стал называть себя так.

Больше всех о Мангусте знал его заместитель Игнат Корнеевич Архангельский, единственный, с кем он мог разговаривать без обиняков, не боясь, что его не поймут, и будут крутить пальцем у виска. Именно они вдвоем, встретившись в далеком тысяча девятьсот сорок восьмом году, положили начало тому, что спустя много лет превратилось в подразделение "М". Правда, тогда они еще не знали слова "мутант", главной своей задачей считали борьбу с колдунами, и буква "М" для названия была придумана совсем недавно.

Ни одного, ни второго не смущало, что они сами относятся к той же редкой разновидности человеческого рода. Давным-давно Мангуст разработал классификацию, делящую эту разновидность на две категории – чистых и нечистых. Причислив себя и Архангельского к первым, он объявил беспощадную войну вторым. Собственно, такая классификация давным-давно бытовала в народе, отраженная в сказках о добрых и злых магах, чародеях и колдунах. А Мангуст просто конкретизировал и проецировал сказочные сюжеты на современную действительность. Он не трогал знахарей и целителей, использующих ментальный дар в благих целях, но не знал жалости к тем, кто из злобы или корысти насылал на людей порчи и проклятия. А главными врагами он считал колдунов пришлых, злоумышляющих против Российского государства, как бы оно не называлось на тот момент.

Ненависть к черным магам возникла у Мангуста, тогда просто парубка Грицко из небольшого полтавского села, еще при правлении незабвенной памяти государя императора Александра III. Исполнилось ему в ту пору семнадцать лет, и необычные силы только начали шевелиться в нем. Но он уже стал сознавать свою исключительность, как и то, что в селе его дарованиям будет тесно. Внутренний голос подсказывал ему – не спеши, поживи дома еще годик! – но очень уж был он нетерпелив тогда, и после пасхи ушел в Киев, не получив на то отцовского благословения.

При помощи своих незаурядных способностей, обычных и необычных, Грицко сумел неплохо устроиться в большом городе. Днем он работал в мебельной мастерской, освоив профессию краснодеревщика, а после работы отправлялся в вечернюю школу, открытую для молодых рабочих губернским благотворительным обществом. Там он был первым учеником, и учителя вполне серьезно советовали ему после окончания школы поступать в университет.

Будучи парнем богобоязненным и воспитанным родителями в духе уважения законов и преданности государю, Грицко ни разу не помышлял о неправедном применении своих тайных сил в целях обогащения, и потому жил скромно. В первом же письме, полученном из дома, отец написал, что простил его, дал свое благословение на городскую жизнь и, мало того, даже прислал тридцать рублей.

А перед рождеством случилось то, из-за чего потом Григорий тысячу раз пожалел, что не подчинился в свое время внутреннему голосу и ослушался отца. Конверт с запечатанным в нем страшным известием только начал свое путешествие из Полтавы в Киев, а он уже мчался в родное село, почувствовав, что произошло непоправимое.

На похороны он не успел. Отец сгорел за два дня от непонятной болезни, которую так и не смог определить земский врач. Зато определил Григорий. Простояв три часа на могиле, не замечая ни студеного ветра, ни секущего лицо колючего снега, он ясно увидел всю картину случившегося. Отец умер в результате порчи, наведенной заезжим из Львова колдуном. А заказал порчу сосед, у которого были виды на принадлежащий отцу земельный клин.

Наверное, именно тогда и превратился Грицко в Мангуста, хотя прозвали его так больше, чем столетие спустя. Соседа он трогать не стал, рассудив, что если уничтожит его, то сам превратится в черного колдуна, и вручил его судьбу в руки Господа, не забыв, правда, устроить так чтобы он и думать забыл об отцовской земле. Зато разыскал львовского чародея и в результате скоротечной, но яростной невидимой схватки у того перестало биться сердце.

Григорий вместе с заботами о немалом хозяйстве отказался от своей доли наследства в пользу старших братьев, и снова уехал в Киев. Случившаяся трагедия полностью раскрыла и даже обострила его способности. Осознав это, он ушел из школы и занялся самообразованием. Теперь он проводил все свободное время в библиотеке, проглатывая по книге за вечер, а в выходные и по две. Упор он делал на юриспруденцию, и все прочитанное без особых усилий откладывалось в его бездонной памяти.

В тот же год он сдал экстерном выпускные экзамены в Киевском университете и самым молодым из соискателей получил диплом юриста. С этим дипломом Григорий отправился в губернское полицейское управление, где написал прошение о приеме на службу, но из-за молодости получил от ворот поворот. Обидевшись на киевских чиновников, он уехал в Екатеринодар и три года служил там помощником нотариуса. А когда Григорию исполнился двадцать один год, он был, наконец, принят на полицейскую службу и направлен бороться с преступностью в печально известный своими жиганами город Ростов-на-Дону.

Этим и занимался он по мере своих сил до самой революции, став участковым приставом и штабс-капитаном полиции. Особое внимание он уделял преступникам со способностями. Благодаря его деятельности, в городе стало неуютно всякой нечисти, а самым зловредным, кого он уличил в особо страшных и богомерзких делах, пришлось уйти туда, откуда не возвращаются.

Со временем ему, по годам давно уже зрелому мужчине, пришлось прибегать к маскировке, чтобы не смущать умы своим до неприличия молодым видом. Он отпустил закрывающие половину лица старомодные бакенбарды и огромные пышные усы, по которым его безошибочно узнавал весь город.

Все это время Григорий без устали подыскивал единомышленника среди колдунов, не запятнавших себя связями с врагом рода человеческого, понимая, что в одиночку ему не справиться. Однако ни в ком из них он не увидел того огня ненависти, что горел у него в груди, и без которого не могло идти и речи ни о какой борьбе. Так он сражался в одиночку до самого семнадцатого года, пока кровавые события не показали, что он не рассмотрел, упустил главного врага, исподволь захватившего власть в стране.

Но Григорий не уехал из России, хоть жить в ней стало опасно. Он менял города, фамилии, внешность, и ни на минуту не прекращал своей борьбы. За ним по стране шел невидимый мор черных колдунов, почти поголовно полезших в комиссары и чекисты, но в одиночку Григорий не мог поспеть везде. А потом, в начале тридцатых годов, он почувствовал какой-то глубинный сдвиг и понял, что времена меняются. Возрождающаяся в новых, уродливых формах Российская империя с кровью, мясом и стонами выдирала из своего многострадального тела смертельные опухоли. Один за другим, без всякой помощи со стороны Григория, исчезали оседлавшие хребет страны черные маги. Но уходили они не просто так, а утаскивали вслед за собой тысячи и тысячи не только обманутых ими помощников, но и совсем уж ни в чем не повинных людей. Григорий сам чудом выскочил из этих чудовищных и безжалостных жерновов.

Эта кровавая мясорубка крутилась долго, то уменьшая обороты, то снова наращивая. Потом были четыре года войны, которые Григорий провел под чужим именем в армейской разведке, ходил старшим группы за линию фронта. К маю сорок пятого боевые ордена не умещались у него на груди, но одновременно Григорий почувствовал повышенное внимание к себе одного неприятного типа из контрразведки, что-то заподозрившего в чрезмерной удачливости лихого разведчика. Попытка воздействовать на него не увенчалась успехом, этот майор никак не хотел подчиняться его воле. И Григорию пришлось в очередной раз исчезнуть, растворившись в переполненном войсками Берлине.

К этому времени в результате долгих наблюдений и размышлений он пришел к выводу, что существует какая-то неизвестная ему сила, влияющая на ход событий. Кто-то исподволь, незаметно направлял верховную власть, олицетворяемую в то время одним человеком, в нужную для себя сторону. Иногда вектор этой направленности устраивал Григория, иногда он был категорически против, но сделать ни в том, ни в другом случае ничего не мог. Сам он не раз предпринимал попытки выйти на высший уровень, и до войны, и после нее, но все подступы оказались так плотно перекрыты, что не помогло даже чрезвычайное напряжение всех сил и способностей.

Зато в тысяча девятьсот сорок восьмом году Григорию улыбнулась удача – у него, наконец, появился единомышленник и соратник, Игнат Архангельский. Тогда Игнату едва исполнилось четырнадцать и ему пришлось пережить страшную трагедию. Он жил в маленьком городке на берегу Волхова, где в чудом сохранившейся старинной церкви служил священником его отец. Мать Игната умерла при родах, и они с отцом остались единственными близкими друг другу людьми. Однажды, дождливым октябрьским вечером, когда закончилась служба, Игнат пораньше ушел из церкви домой – он всегда помогал отцу в храме, стойко перенося издевательства сверстников-комсомольцев, считавших веру в Бога разновидностью психического заболевания, чем-то сродни шизофрении, – а отец остался по какой-то надобности, пообещав скоро прийти.

Паренек давно уже приготовил ужин на двоих, переделал все домашние дела, а отца все не было. Глубокой ночью, мучимый тяжелым предчувствием, он снова отправился в церковь. То, что он там увидел, могло надломить психику даже взрослого мужчины. Изрубленное на куски распятие валялось на полу, а на его месте вниз головой висело тело священника с перерезанным горлом.

До этого Игнат рос совершенно обычным парнем и даже не подозревал, что в нем может быть что-то выходящее за пределы нормы, не такое, как у других. Но в тот момент, когда он увидел стекающие из страшной раны капли крови, в голове у него будто взорвалась ослепительная молния, и он стал воспринимать мир по-другому.

Милиция быстро нашла убийц, которыми оказались два потерявших от водки человеческий облик уголовника. Взяли их, когда они пытались продать украденные в храме подсвечники и серебряные оклады от драгоценных древних икон (сами иконы так никогда и не нашли). Их обвинили в убийстве священника, и дело на этом было закрыто. Но Игнат так не считал. Когда ему показали задержанных, чтобы выяснить, не видел ли он их раньше, и он заглянул им в глаза, перед его взглядом прошла вся картина страшного ритуала. Уголовники лишь тупо исполняли приказы, а руководил всем сухонький старичок с огромными сросшимися седыми бровями. Именно по этим бровям и узнал Игнат жившего на окраине городка деда Михея, которого боялась вся детвора и к которому, крестясь украдкой и настороженно оглядываясь, бегали со всего городка и даже приезжали из Ленинграда женщины с просьбой приворожить любимого, или наслать порчу на злую разлучницу.

Дед Михей был очень стар, чувствовал приближение конца, и из-за этого возненавидел весь свет. Может быть, у него от старости что-то перемкнуло в сознании, или ему на самом деле было видение от самого сатаны, но он вбил себе в голову, что продлить его жизнь может кровь православного священника, добытая в освященном храме. Именно потому, что Михей собрал кровь в ведро, под телом жертвы ее оказалось очень мало, что удивило милицию, но не направило ее на верный путь.

Зато Игнат знал, как ему следует поступить. Назавтра после того, как ему стали известны обстоятельства убийства, он нанес визит Михею, а еще через день старика нашли в собственном доме уже остывшим, с выпученными глазами и выражением ужаса на лице. Матрас, под ним оказался набит полуистлевшими, провонявшими потом и мочой бумажными деньгами, большей частью давно вышедшими из употребления ассигнациями первых послереволюционных лет и даже казначейскими билетами Российской империи.

Домик, где жили священник с сыном, отошел церкви, а паренька комиссия по делам несовершеннолетних за неимением близких родственников постановила отправить в детский дом. Но в последний момент появился приехавший из Петрозаводска невысокий человек с горящими глазами, одетый в форму подполковника милиции, предъявил документы, подтверждающие родство, и забрал Игната с собой. Чиновники из комиссии забыли об этом случае очень быстро. А если бы даже не забыли и попытались проследить дальнейшую судьбу подростка, у них все равно ничего бы не получилось – следы затерялись на просторах огромной страны.

С тех пор они всегда были вместе. Игнат оказался неоценимым помощником. У него ярко проявились некоторые таланты, почти не развившиеся у самого Григория, и они прекрасно дополняли друг друга. Например, паренек отчетливо видел ауры людей и сразу мог определить, кто на что способен. Именно он обнаружил редкую человеческую породу, о существовании которой Григорий знал, но разглядеть не мог. Это были люди, не поддающиеся внушению, а в некоторых случаях даже способные скрывать свои мысли от телепатического прослушивания. Тогда у Григория и появилась идея, что, создав команду из таких людей, можно было бы подумать о решении и более сложных задач.

Игнат должен был получить хорошее образование, поэтому, предварительно поплутав по разным городам, поселились они в Ленинграде. Григорий снова служил в уголовном розыске, охотясь за бандитами и, отделяя чистых от нечистых, ревизировал поголовье немногих переживших большой террор колдунов. Игнат получил юридическое образование и работал в прокуратуре, продолжая обучение в аспирантуре. По мере возможности он помогал опекуну в его трудах. Ненависть его к черным магам не уступала ненависти самого Григория.

Этого мальчика они увидели около школы на канале Грибоедова. Шел тысяча девятьсот шестидесятый год, и первоклашки тогда еще носили форму военизированного образца – гимнастерки, подпоясанные широким ремнем с буквой "Ш" на металлической пряжке, и фуражки с той же буквой на кокарде. Так был одет и тот худенький серьезный мальчик, упорно тащивший за плечами туго набитый ранец. Оба, и Григорий, и Игнат, сразу поняли, что встретили настоящее сокровище. Игнат оценил по ауре огромный потенциал жизненной силы и энергии этого ребенка, оказавшегося к тому же "неподдающимся", а Григорий, обладающий необычайно сильной интуицией, мог в минуты прозрений видеть будущее далеко наперед. Сейчас он разглядел возможную судьбу маленького школьника, и у него перехватило дыхание от открывшихся вдруг перспектив...

5

Первая мысль, мелькнувшая у Обрубкова после слов Миши Корнилова, была – как с минимальными потерями смыться из этого подземного дурдома, где власть каким-то образом захватили психи. Прорваться с боем не получится, все двери надежно заблокированы, да еще и вооруженная охрана, да попробуй пробиться наверх... Интересно, хоть охранники здесь нормальные, или тоже того?

Видно, на лице майора отразилась напряженная работа мысли, потому что Миша радостно рассмеялся и, показывая на него пальцем, сказал сквозь смех Архангельскому:

– Смотри, Корнеевич, а ведь он уверен, что угодил в дом хи-хи! Видишь, уже обдумывает, как будет прорываться отсюда! – потом перестал смеяться и обратился к Обрубкову. – Ты не спеши, Тимофеевич, боевые действия открывать, мы ведь еще не все сказали. А то наворотишь тут дел, с твоей-то силищей! Корнеевич, лучше сам ему объясняй, а то я опять что-то не то ляпнул.

– Да сиди уже! – махнул на него рукой Архангельский. – Или, лучше сходи, приготовь на всех чай, да печенье не забудь.

Миша шутовски козырнул, по-американски приложив руку к непокрытой голове, и вышел, а Игнат Корнеевич удрученно пожал плечами и сказал:

– Серьезный ведь человек, ученый, а ведет себя... Но, с другой стороны, умница, каких мало. Впрочем, у нас тут все товар штучный, к каждому свой подход. Да ты и сам убедишься, когда познакомишься с людьми. Тебя мы командиром планируем поставить. – Архангельский говорил так, будто майор уже состоит у него в штате.

– Погоди, погоди, – остановил его Обрубков. – Лучше объясни, что он тут насчет колдунов и ведьм плел?

– По форме – полную ерунду, а по сути – правду, – серьезно сказал Игнат Корнеевич. – Объясняю. Думаешь, с кем ты воевал в ту ночь?

– Как с кем? С вооруженными бандитами, – растерялся майор.

– Обыкновенными бандитами? – хитро посмотрел на него Архангельский.

– А какими же еще? – насупился Обрубков.

– Тогда чем ты объяснишь, что десяток подготовленных офицеров-спецназовцев улеглись спать во дворе, не сделав ни единого выстрела?

– Так говорили же, что газ какой-то пустили... – неуверенно предположил майор.

– Мимо! – отрицательно покачал головой Иван Корнеевич. – Не было там никакой газовой атаки. К тому же ты сам был там, и тоже без противогаза. Зато эксперты-психологи зафиксировали у всех пострадавших состояние транса, вызванное мощным гипнотическим воздействием. Тебе это ни о чем не говорит?

Обрубков молчал, предоставив инициативу собеседнику. Архангельский понял это и продолжил:

– Нет, Тимофеевич, не простые это были бандиты, а мутанты. Мы их между собой называем колдунами, так проще. Это индивидуумы с гипертрофированной способностью ментального воздействия на других людей. Твои бандюги были очень сильными телепатами, к тому же их было пятеро...

– А почему они меня не смогли уложить? – перебил его Обрубков.

– Вот мы и подошли к главному! – торжественно сказал Игнат Корнеевич. – С тобой им крупно не повезло, потому что ты относишься к тем редким людям, на которых не действует их внушение.

– Прямо таким уж редким... – усомнился майор.

– Можешь не сомневаться, – заверил его Архангельский. – Ты даже не можешь себе представить, насколько редкими. Скажу только, что за четыре года, как создано наше подразделение, мы по всей стране наскребли всего пятнадцать человек с такими качествами. По разным причинам половина отсеялась и для работы у нас подошли только семь. Ты – восьмой.

– Отсеялись – значит, отказались? – спросил майор.

– Вовсе нет. Просто нам не нужны инвалиды, преступники и алкоголики.

Конечно, Обрубкову было приятно услышать слова о собственной исключительности. Но он был слишком опытным и видавшим виды человеком, чтобы только на этом основании вот так взять и поменять весь ход своей жизни. Поэтому следующий вопрос возник сам собой:

– А что будет, если я откажусь? Меня никогда не выпустят отсюда?

– Да кто тебя будет держать? – равнодушно пожал плечами Игнат Корнеевич. – Болтай потом сколько угодно, все равно никто не поверит. А ты человек здравомыслящий, сам не захочешь, чтобы над тобой смеялись.

Майор понял, что собеседник, этот змей-искуситель, прав. А Архангельский заметил перелом в его настроении и, развивая успех, принялся рассказывать о делении мутантов на чистых и нечистых, черных и белых магов, знахарок и зловредных ведьм.

– Если мутант живет тихо и никому не вредит, мы его не трогаем, – говорил он. – Но, как только они начинают пакостить людям или государству, следует первое предупреждение. Второго уже не бывает. Ну, а так как их не удержит никакая тюрьма, выход остается один...

– Без суда?

Вошедший в комнату с чайником в одной руке и подносом с чашками в другой Миша услышал последние фразы их разговора и сказал:

– Какой суд? Ведь мы – святейшая инквизиция!

– Миша... – попытался урезонить его Игнат Корнеевич, но тот не унимался.

– А что – Миша? Разве я не прав? Мы сами себе и оперативники, и следователи, и судьи, и адвокаты. А если бы ты, Тимофеевич, увидел хоть раз, что эти монстры вытворяют, то сам бы приговор в исполнение привел без всяких соплей!

Именно эти слова Миши выбили первый кирпич из незыблемой позиции Обрубкова. Он сразу припомнил несколько последних случаев, когда они с напарником брали с поличным самых отмороженных бандитов, а через день такие же отмороженные адвокаты добивались их освобождения на том лишь основании, что неправильно была оформлена какая-то бумажка. Поэтому-то майор всегда старался спровоцировать бандюков на сопротивление, чтобы как следует измордовать их при задержании. Хоть какое-то наказание. Если же Миша говорит правду... Майор вопросительно посмотрел на Архангельского.

– В принципе, Миша прав, – понял тот безмолвный вопрос, – хоть и высказывается чересчур категорично. Сам понимаешь, что было бы, попытайся мы передать подобное дело в суд.

Тут в голову майора пришла одна мысль, и он спросил:

– Так, считай, в каждой деревне есть по своему колдуну или ведьме. Вы что, за каждым присматриваете? И каждого к ногтю?

Миша снова покатился от смеха, схватившись за живот.

– Что это ты такой смешливый? – рассердился Обрубков.

– Извини, – всхлипывая и вытирая платком глаза, проговорил тот. – Просто я в свое время задал тот же вопрос, слово в слово.

– Обычное заблуждение, – терпеливо, тоном школьного учителя сказал Игнат Корнеевич. – Да, существует множество людей, обладающих зачатками экстрасенсорных и телепатических данных. Они действительно есть почти в каждой деревне. Одни из них вполне успешно справляются со многими болезнями, другие насылают по мелочам порчи. Но нас они интересуют в последнюю очередь. Опасность представляют настоящие мутанты, главное отличие которых – очень большая продолжительность жизни. Даже двести лет для них не предел.

– Не может быть! – поразился майор.

– Может, может, – уверил его Миша. – Сам еще убедишься. Знаешь, сколько было старшему из твоих бандитов? Почти полтора века исполнилось. Правда, после войны он, якобы, утонул в Печоре, а потом снова воскрес, уже под другим именем. Мы только недавно на его след вышли по пальчикам из архива, готовили захват, но вы раньше успели.

– Я не совсем понимаю, – задумался Обрубков. – Ладно, мои бандюги – они кучу народу положили. Но в чем вина остальных? В том, что долго живут?

– Нет, конечно, – ответил Архангельский после долгого оценивающего взгляда. – Пусть себе живут, если никому не мешают. Но дело в том, что некоторым из них хочется гораздо большего. Среди них ходит поверье, что можно прожить чуть не тысячу лет, и даже существуют люди, которым это удалось. Будто бы в старинных книгах описаны способы, как этого добиться. И почему-то эти способы все как один основаны на пролитии крови. То это кровь девственниц, то священников, то христианских младенцев. И проливают, да еще как! Ну, а твои бандюги – так ведь и среди обычных людей какую-то часть всегда составляют преступники.

Из оборонительной стены майора вылетело еще несколько кирпичей. Мысль расстаться с родным отделом уже не казалась ему такой крамольной, как пять минут назад. Он вдруг осознал, что любимая некогда работа с годами надоела ему до чертиков. А искусители продолжали обрабатывать его уже в два голоса. Теперь они делали упор на шкурные интересы.

– Сколько тебе платят в милиции? – поставил вопрос ребром Архангельский.

Обрубков ответил, увеличив на всякий случай сумму вдвое. Чуть подумал, и добавил:

– Это без премиальных.

Миша усмехнулся, а Игнат Корнеевич сказал без тени улыбки:

– Наши оперативники получают в пять раз больше, плюс пятьдесят процентов за риск. А командир группы – вдвое больше остальных. Кроме того, каждому выделяется отдельный домик на территории базы. Хочешь, живи в нем, не хочешь – езди домой. А еще получишь квартиру в Москве, не в центре, конечно, но и не на самых задворках. И любой автомобиль из нашего гаража. Машина и квартира не служебные, а в собственность. Но не думай, что все это дается за красивые глаза. Во-первых, твоя исключительность сама по себе дорого стоит, а во-вторых, все это придется отработать, не сомневайся.

От потоков пролившегося на него золотого дождя у майора слегка закружилась голова, и он впервые решился изменить реалистическим принципам. Будь что будет, подумал он, вспомнив почему-то про злосчастный закатившийся под стол патрон. Если уборщица Евгеньевна найдет его сегодня и настучит полковнику – он согласится на предложение. Если нет – останется в отделе.

– Что, если я сообщу свое решение завтра? – предложил он Архангельскому, прервав его на полуслове.

– Нет, я жду ответа прямо сейчас, – непреклонно ответил тот.

Майор посмотрел на часы. К его удивлению, оказалось, что уже наступил вечер.

– А позвонить хоть можно? – он протянул руку к стоящему на столе телефону, рассудив, что мобильный вряд ли возьмет из этого подземелья.

– Это местный, у него нет выхода на внешние линии, – сказал Архангельский. – Можешь пользоваться сотовым.

Обрубков удивленно хмыкнул, достал трубку и набрал номер напарника.

– Привет, Витек! Как там обстановка?

– Хреново! – ответил Витек. – Шеф рвет и мечет, грозится тебе яйца оторвать. Кричит – я ему покажу, как патроны по всему кабинету раскидывать...