Текст книги "Выпавшие из времени"

Автор книги: Юрий Козловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Вот, кстати, так она выглядит, – показал Максим карандашный набросок, где Лейла была изображена вместе с Настей. – А это моя жена. Ага, вот и она, легка на помине! Настя, у нас гость! Знакомься, это мой самый лучший школьный друг, Миша Корнилов.

Через десять минут они сидели на огромной кухне и пили чай из старинного сервиза. Максим с гостем, перебивая друг друга, то вспоминали школьные проделки, друзей и знакомых, то принимались рассказывать, как жили последние годы. Обычно очень внимательный и наблюдательный Максим так увлекся, что не заметил настороженных, даже опасливых взглядов, которая Настя то и дело бросала на Корнилова.

Настя почувствовала исходящие от Корнилова токи опасности, и поняла это сразу, как вошла в дом. Пытаясь выяснить причину беспокойства, она осторожно коснулась сознания гостя и тут же отпрянула в изумлении. Такого ей видеть еще не приходилось. Сознание оказалось абсолютно непроницаемым. Ей не удалось уловить ни одной мысли, даже эмоции гостя не прорывались наружу. Именно поэтому, еще не зная о странных свойствах сознания Корнилова, она и почувствовала угрозу.

В обычных условиях Настя, может быть, и не стала бы так тревожиться. Но сейчас она была ответственна не только за себя, но и за ту жизнь, что недавно зародилась в ней. Потому непонятная опасность, повеявшая от гостя, сильно встревожила ее. Конечно, она понимала, что Миша не замышляет ничего против нее и будущего ребенка, и встреча его с Максимом, скорее всего, произошла случайно. Настя попыталась проследить невидимые нити, тянущиеся в будущее, но из-за того, что сознание гостя осталось недоступно для нее, попытка оказалась неудачной. Однако она поняла, что угроза как-то связана с работой Корнилова.

Тогда она еще раз попробовала пробиться в его мозг, усилив нажим. И снова ничего не получилось. Гость только помассировал виски и сказал удивленно:

– Что-то голова заболела. С чего бы это?

Через час Миша, сославшись на занятость, обменялся с Максимом телефонами и распрощался. Максим вышел на улицу проводить его, а Настя позвонила в Пересвет и сказала поднявшему трубку отцу:

– Пап, ты сможешь завтра приехать ко мне? Желательно до обеда, когда Максим будет в институте.

– Случилось что-то? – встревожено спросил отец.

– Похоже, да, – ответила Настя. – Но ты не переживай, может быть, мне просто показалось.

В девять утра отец уже был у нее. Настя предполагала, что новости встревожат его, но не могла даже подумать, что до такой степени. Отец тщательно изучил переданный ему Настей облик вчерашнего гостя. В отличие от дочери, пораженной непроницаемостью сознания Корнилова, он не слишком удивился этому факту. После разговора с Захаром Жуковский уже несколько дней ожидал чего-то подобного. Первая мысль, пришедшая ему в голову, была – охота началась! Но как противнику удалось так быстро выйти на след, и почему первым объектом охоты оказалась Настя?

Вместе с дочерью они раз десять просмотрели сцену встречи Максима с Мишей – вчера Настя с помощью наводящих вопросов заставила мужа вспомнить и описать ее во всех подробностях. Тут у Жуковского появились сомнения. Не похоже, что встреча была подстроена, буквально каждая мелочь говорила, что она была чистой случайностью. А весь жизненный опыт протестовал – не бывает таких случайностей!

Пришлось рассказать Насте обо всем, умолчав лишь о некоторых подробностях. В частности, Жуковский не упомянул премьер-министра, рассудив, что это к делу не относится. Закончив рассказ, он сказал:

– Тебе надо временно переселиться к нам, там будет безопаснее.

– Исключено! – наотрез отказалась Настя. – У меня работа, муж, да и вообще, постоять за себя я смогу и сама.

– Как ты это себе представляешь? – горько усмехнулся Жуковский. – Придет здоровый мужик, не поддающийся внушению, и что? Драться с ним будешь? А их, похоже, собралась уже целая команда.

– Ты говоришь так, будто меня уже разоблачили, – не согласилась Настя. – А я думаю, что Миша ни о чем не догадался. Кроме того, почему ты так уверен, что он в одной команде с этим твоим милиционером? Он образованный человек, кандидат наук, работал в университете.

– Вот именно – работал. Он ведь не сказал, почему ушел оттуда и где трудится сейчас?

Насте нечего было ответить, потому что она подумала о том же. И вспомнила, что чувство опасности было как-то связано именно с работой этого так не вовремя свалившегося ей на голову друга Максима.

– Все равно я никуда отсюда не уйду! – заявила она упрямо.

Жуковский знал, что если дочь упрется, переубедить ее бывает очень трудно. Поэтому, попросив Настю быть внимательнее и вести себя очень осторожно, он в тот же день встретился с Бойцовым и поделился с ним всем, что узнал от дочери. Степан сразу осознал важность информации и немедленно приступил к действиям. Поиски Михаила Корнилова начали с последнего известного места его работы, то есть с факультета журналистики. Такой человек действительно там работал, подавал большие надежды и был на хорошем счету, но полгода назад по неизвестной причине уволился и исчез. Во всяком случае, ни один человек на кафедре не знал, где он сейчас обретается.

Бойцов догадывался, где искать пропавшего кандидата наук, но, как и в случае с майором Обрубковым, в компьютерах управления кадров службы безопасности не было никаких упоминаний о нем. Зато внедренный в управление человек Степана сумел подслушать смутные разговоры о каком-то особо секретном подразделении. Настолько секретном, что, из-за одной лишь попытки что-нибудь узнать о нем лишился должности один из заместителей директора.

Поняв, что поиски в этом направлении зашли в тупик, Степан попробовал выйти на Корнилова по номеру мобильного телефона, оставленного им Максиму. И сразу понял, что находится на верном пути. Телефон оказался не простой. Он входил в один хитрый список, номера из которого не подлежали прослушиванию ни при каких условиях. Но людям Степана и не было нужды слушать переговоры Корнилова. Им нужно было узнать лишь место нахождения абонента, что и было сделано в тот же день при помощи соответствующей аппаратуры.

Становилось все горячее. Трубка и, следовательно, ее владелец находились на территории воинской части, очень строго охраняемой. Как наиболее опытный, туда пошел Георгий, к этому времени уже полностью оправившийся от полученной в Египте раны. Он беспрепятственно прошел сквозь два поста вооруженной охраны и добрался до места, больше похожего на санаторий, чем на воинскую часть. Но здесь его ждал неприятный сюрприз. Завеса незаметности, позволившая ему невидимым призраком проникнуть на запретную территорию, не подействовала на двух попавшихся навстречу "неподдающихся". Наверное, они имели приказ задерживать всех незнакомых людей, встреченных на территории базы, потому что не очень вежливо предложили Георгию проследовать за ними. Ему не оставалось ничего другого как, используя приемы рукопашного боя, отправить обоих в нокаут и срочно сматывать удочки, так ничего и не узнав. Убегая, он увидел стоящий на асфальтированном пятачке маленький вертолет и на всякий случай запомнил его бортовой номер. А еще Георгий заметил, что руки одного из пытавшегося задержать его людей были густо покрыты татуировками, какими украшают себя заключенные.

12

Узнав о происшествии на базе, Мангуст понял, что своими действиями они расшевелили осиное гнездо. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что действия невидимого противника указывали – они находятся на верном пути. Но то, что враг сумел так быстро вычислить секретную базу, было совсем плохо. Правда, Мангуст тоже кое-что узнал об этих таинственных людях от генерала Романова. Досадно только, что генерал оказался слаб здоровьем и не перенес дозу «эпсилона», из-за чего пришлось выдержать очень неприятный разговор с премьером.

Мангуст с покаянным видом выслушал Виктора Викторовича, а сам в тот же день организовал проверку частного медицинского фонда, указанного Романовым, как резиденция некоей тайной организации. Не сомневаясь, что это и есть те самые таинственные люди, которых он считал объединившимися с какой-то целью колдунами, Мангуст отправил туда Архангельского в сопровождении вооруженной до зубов пятерки "неподдающихся" под командованием Обрубкова. Бывший майор милиции уже доказал свою полезность в операциях по изъятию плененных мутантов и на него можно было положиться. Перед налетом на фонд Обрубков получил от Архангельского инструкцию: если он заметит какие-то странности в его, Игната Корнеевича, поведении, или хотя бы заподозрит, что тот попал под постороннее влияние, команда должна провести жесткое задержание всех находящихся в здании, не останавливаясь перед применением оружия.

К фонду, расположенному в центре Москвы подъехали на двух машинах. Игнат Корнеевич и "неподдающиеся" на микроавтобусе "Мерседес" с мигалкой на крыше, и десяток автоматчиков в черных комбинезонах и шлемах с затемненными забралами на "Газели" с затемненными стеклами. Автоматчики слаженно оцепили территорию – они не были посвящены в истинную цель операции и имели приказ не входить в здание, – а Архангельский и команда Обрубкова, распахнув стеклянную дверь, ворвались в уставленное цветами и увешанное картинами фойе.

– Всем оставаться на своих местах! – зычно гаркнул Обрубков, зная, что его голос в сочетании с устрашающим внешним видом и грозным оружием (он взял на операцию старый надежный АКМ калибра 7,62 с деревянным прикладом, предпочтя его несуразному укороченному автомату АКСУ) произведет необходимое впечатление. И оказался прав. Все, оказавшиеся в этот момент в фойе, начиная с вахтера на входе, замерли, боясь пошевелиться.

Игнат Корнеевич еще по дороге привел себя в нужное состояние, и сейчас внимательно разглядывал ауры присутствующих. Ничего особенного, все как один оказались самыми обыкновенными людьми.

Оставив одного из "неподдающихся" контролировать вход, Архангельский вместе с остальными принялся методично, кабинет за кабинетом, осматривать здание. И нигде он не находил ничего, выходящего за пределы обычного, во всех кабинетах сидели люди, не имеющие никакого отношения к мутантам, колдунам и вообще к чему-либо сверхъестественному. Все они реагировали на вторжение вооруженных людей по-разному. У одних от испуга все падало из рук, другие начинали возмущаться произволом, но таких было меньше, и у всех почему-то пропадал голос при виде Обрубкова.

Спокойнее всех повел себя человек, сидевший за компьютером в кабинете председателя фонда, куда зашли втроем – Архангельский, Обрубков и Миша Корнилов. Это был мужчина лет тридцати пяти, или чуть больше, с правильными чертами лица и густыми темными, чуть тронутыми сединой на висках волосами.

– Чем могу служить? – спросил он у Игната Корнеевича, обведя всех троих спокойным взглядом поразительно синих глаз.

Обрубков открыл рот, чтобы повторить свой безотказный прием, но Архангельский жестом остановил его.

– Вы здесь главный? – спросил он у голубоглазого.

– На данный момент – да. Но вообще-то я только исполняю обязанности председателя фонда.

– Да? А где же ваш председатель, позвольте полюбопытствовать?

– В Голландии, уже вторую неделю. Там, видите ли, проходит международная конференция онкологов. Вам нужен именно он, или я могу его заменить?

Почувствовав в его голосе иронию, Обрубков нахмурил брови, кашлянул и поправил на плече автомат так, что теперь ствол смотрел прямо в живот наглеца. А Игнат Корнеевич, уже понимая, что облажался по полной программе, потому что и этот человек, судя по ауре, тоже не представлял для него ни малейшего интереса, спросил по инерции:

– А документы ваши можно посмотреть?

– Конечно. Только сначала я хотел бы увидеть ваши.

Архангельский достал из кармана красную книжечку, раскрыл и, не выпуская из руки, показал голубоглазому.

– Вот это да! – удивился тот. – Чем же мы провинились, что нами занялось подразделение антитеррора?

– Да я уже сам вижу, что произошла ошибка, – ответил Игнат Корнеевич, раскрыв протянутый паспорт. – Наши источники не всегда выдают верную информацию, но мы в любом случае обязаны ее проверить. Значит, Жуковский Сергей Павлович, уроженец Магаданской области. Регистрация не московская?

– Вы же видите, Пересвет, Московская область, – терпеливо ответил Жуковский. – Еще вопросы будут? Удрученный неудачей, Архангельский молчал всю обратную дорогу. Видя его настроение, остальные тоже вели себя тихо. Даже Корнилов, обычно не молчавший ни минуты, о чем-то напряженно размышлял. А когда до базы оставалось совсем недалеко, он хлопнул ладонью по колену и облегченно сказал:

– Вспомнил!

– Что ты вспомнил? – хмуро посмотрел на него Архангельский.

– Понимаешь, Корнеевич, – принялся объяснять Миша, – как только мы зашли в кабинет председателя, мне сразу показалось, что я его где-то уже видел. Но где – убей, не мог вспомнить. И только сейчас понял, на кого он похож.

– Давай-ка подробнее, а то я ничего не понимаю! – приказал Игнат Корнеевич. – Можно и подробнее. Короче говоря, встретил я недавно школьного друга, с которым не виделся около десяти лет...

К вечеру Миша уже жалел, что вспомнил про этот случай. Шеф вместе с присоединившимся к нему Мангустом вымотали ему все кишки, заставляя снова и снова рассказывать про жену Максима и вообще про события того злосчастного дня.

– Ты уверен, что вспомнил правильно? – монотонным голосом спрашивал Ковригин. – Что в разговоре упоминали про Пересвет?

– Совершенно уверен, – устало отвечал Корнилов. Он понимал, что само появление главного начальника, которого он видел сегодня третий раз в жизни, говорит о чрезвычайной важности вопроса. Но все равно это нудное дознание надоело ему до чертиков.

– Максим упоминал, что там живут ее родители. Сегодня я вспомнил это и понял, что председатель фонда очень похож на жену Максима. Прямо одно лицо. Только не понимаю, как он может быть отцом Насти? Макс сказал, что ей двадцать семь лет, правда, я бы не дал больше двадцати. А председателя ты сам видел, – Миша повернулся к Архангельскому. – Сколько ему на вид?

Архангельский промолчал, а Мангуст задумчиво сказал:

– Это еще ни о чем не говорит. Внешность бывает обманчива. Ты вот что скажи – головная боль, которую ты упоминал, она когда возникла? Что Настя в это время делала?

– Да вроде ничего особенного. – Миша почесал затылок, припоминая. – Она вообще больше молчала и слушала, на нас с Максом смотрела.

Мангуст впился взглядом в Корнилова. Миша опустил глаза и потер рукой висок.

– Что с тобой? – напряженно спросил Корнилов. – Что-то болит?

– Так, кольнуло слегка вот здесь, – ответил Миша, показывая на висок.

– Тогда тоже так было? – вступил в разговор Игнат Корнеевич.

– Первый раз примерно так, – припомнил Корнилов, – а потом гораздо сильнее.

– Ладно, – смилостивился, наконец, Мангуст, – можешь идти.

А Игнат Корнеевич добавил:

– Но если вспомнишь что-нибудь важное, сразу ко мне!

Когда за Мишей закрылась дверь, Мангуст спросил Архангельского:

– Понял?

Тот утвердительно кивнул головой.

– Я ведь влупил ему со всей дури! А у него только кольнуло слегка. Представляешь теперь мощь той девчонки?

– И все равно я не верю, что ей удалось пошуровать у Миши в мозгах, – сказал Архангельский. – Нет на свете таких людей, чтобы раскололи неподдающегося!

–Может и не удалось, – согласился Мангуст, – даже, скорее всего, у нее ничего не получилось, но что она насторожилась – это факт.

– Почему ты так думаешь? – не понял Игнат Корнеевич.

– А ты сведи все воедино, – посоветовал Ковригин. – И сразу поймешь, что все происходит не случайно. Единственная случайность во всей этой истории – встреча Корнилова с одноклассником. В это я еще могу поверить. А вот дальше – извини. Жена Мишиного друга случайно оказывается колдуньей, Романов под действием "эпсилона" случайно наводит нас на медицинский фонд, где нас случайно встречает очень молодой папа нашей Насти, и все хорошо, никаких подозрений. Так получается?

– Степанович, но я не мог ошибиться! У этого Жуковского на самом деле была аура обыкновенного человека. Никаких отклонений! Кроме того, чтобы отец и дочь одновременно? Такого ведь не бывает.

– А ты никогда не думал, – задумчиво сказал ему Мангуст, – что на свете существуют вещи, о которых мы даже не догадываемся? Или догадываемся, но не в состоянии поверить в них? А что насчет родства, то как же Пантелей с сыновьями?

– Там ведь, похоже, был какой-то мутагенный фактор?

– Может быть, может быть... А знаешь, ведь этот старый каторжник узнал меня! Я его еще до революции в Ростове-батюшке гонял! Вот когда свидеться пришлось...

– Выходит, – Архангельский прервал сентиментальные воспоминания шефа, – что эти люди очень сильны и опасны? Не пытаемся ли мы откусить кусок, который нам не по зубам?

– Не спеши прятаться в кусты, – успокоил его Мангуст. – Мы еще даже рот не разевали, а ты говоришь – откусить! Итак, начнем вот с чего...

13

Настя вышла из подъезда и остановилась, будто бы для того, чтобы поправить прическу, а на самом деле окинула двор мысленным взглядом. Вроде ничего особенного. Машин во дворе нет – оба въезда загорожены металлическими барьерами, лавочки с утра заняты неизменными московскими старушками, по чьему требованию и установлены барьеры. А вот выйдя в переулок, сразу почувствовала напряженность мысленных полей, исходящих сразу от троих наблюдавших за ней людей. Двое из них были людьми Бойцова, и их не приходилось опасаться. Они сидели в темно-синей «Хонде» в конце квартала. А вот третий, в маленьком белом «Фольксвагене», был мутантом и явно поджидал именно ее. Сделав вид, будто ничего не заметила, Настя прошла мимо и, незаметно кивнув людям в «Хонде», направилась в сторону метро. Она отлично знала, даже если мутант видит ее ауру, то ничего особенного в ней не разглядит.

Настя спокойно шагала, уверенная, что мутант попытается следить за ней. Но, к ее удивлению, тот лихо развернулся и поехал совсем в другую сторону. Двое в "Хонде" некоторое время колебались, потом, наконец, определились и поехали следом за "Фольксвагеном". Настя, ничего не поняв в этих маневрах, продолжала идти своей дорогой.

Но далеко уйти ей не удалось. Около нее с визгом шин затормозил грузовой микроавтобус, отъехала в сторону боковая дверь, откуда выскочил низенький человек чудовищной ширины, схватил ее за руку и легко, словно пушинку, вдернул в машину. Настя, готовая к неожиданностям, стегнула его ментальным ударом, и тут же с ужасом поняла, кто этот человек. Сознание милицейского майора оказалось таким же непроницаемым, как и у Миши Корнилова. Но Настя не отчаялась и усилила натиск. Когда мысленное давление достигло того предела, за которым, по ее мнению, обычный человек уже испустил бы дух, широкоплечий издал короткий стон и схватился за голову. Но все-таки выдержал. Вместо того чтобы потерять сознание, он выхватил что-то из кармана и со злым возгласом: "ну сучка, задрала!", брызнул чем-то прямо ей в лицо. Свет в глазах померк.

Обрубкова предупредили, что от этой девицы можно ожидать любых сюрпризов. Но такого сопротивления он все равно не ожидал. В какой-то момент даже показалось, что сейчас он не выдержит и грохнется в обморок, потому-то и обрызгал чертовку из баллончика, которым снабдил его предусмотрительный Игнат Корнеевич. Теперь девице был обеспечен беспробудный сон в течение нескольких часов. Обрубков пристегнул ее наручниками к специальной скобе, закрыл двери грузового отсека на ключ, а сам сел рядом с водителем.

– На базу! – коротко приказал он Петру, одному из "неподдающихся", переданных Архангельским под его командование. Полгода назад двадцатитрехлетний Петя крутил баранку в таксопарке, где его и нашел Игнат Корнеевич. Совсем недавно ему присвоили звание лейтенанта, и он страшно им гордился, как и вообще своей таинственной службой – в армии он не дослужился даже до ефрейтора.

– Кто такая? – с любопытством спросил Петр, мотнув головой назад, в сторону грузового отсека..

– Когда я тебя приучу, наконец, не совать нос, куда не надо? – поморщился Обрубков. – Сколько раз я тебе говорил – меньше будешь знать, крепче будешь спать!

– Слушаюсь, командир! – откликнулся не умеющий обижаться Петя, нажал на педаль, и автобус кратчайшей дорогой помчался в сторону базы. Петр вел машину виртуозно, наслаждаясь сознанием того, что теперь ему в случае нужды позволено нарушение правил. А когда после предъявления служебного удостоверения гаишники козыряли ему и отпускали без лишних вопросов, он просто млел от счастья.

А вот Обрубков восторга вовсе не испытывал, потому, что сам не понимал смысла сегодняшнего задания. И вообще, первоначальная эйфория, овладевшая им после перехода на новую службу, стала постепенно рассеиваться, и бывший майор стал замечать некоторые несообразности, которых сначала не замечал.

Во-первых, ему так и не удалось увидеть кровожадных колдунов, на борьбу с которыми его мобилизовали в управление "М". За месяц Обрубкову пришлось поучаствовать в трех акциях, но две из них совершенно не вдохновили его. Сначала они с Архангельским выдернули из следственного изолятора троих уголовников, старика с двумя сыновьями. Они были похожи на огромных крыс и обозлены на весь мир, но ничего демонического Обрубков в них не узрел. По его мнению, с ними вполне могла бы справиться обыкновенная охрана, что и происходило в Лефортово.

Они доставили задержанных в допросную, где их ожидал невысокий изможденный человек, в чьих глазах, как показалось Обрубкову, таилось безумие. Игнат Корнеевич представил его как генерал-лейтенанта Ковригина, начальника управления "М". Подполковник рассадил доставленных по стульям, пристегнул наручниками, и Мангуст (Обрубков был уже осведомлен о прозвище начальника) отпустил его. Уже на самом выходе Обрубков услышал, как старый уголовник спросил у Ковригина свистящим шепотом:

– Корж? Штабс-капитан? Ты? Не может быть!

Генерал усмехнулся и ответил:

– А ты что думал, тебе удастся всю жизнь от меня бегать?

Больше из их разговора Обрубков ничего не слышал, потому что ему пришлось закрыть за собой дверь.

Потом они с Архангельским, снова обманом, увели из-под носа у гэбэшников какого-то немца. Вот в нем было нечто такое, чего не бывает у нормальных людей. В машине, когда его везли на базу, Обрубков почувствовал покалывание в висках и онемение в руках. Видно, колдун повел атаку сразу на обоих, потому что Игнат Корнеевич, сидевший рядом с ним на заднем сидении, попросил подчиненного сдавленным голосом:

– Василий Тимофеевич, будь добр, останови, наведи порядок.

Обрубков подрулил к обочине, вышел с водительского места, открыл заднюю дверь, где сидел немец, и несильно, но точно ткнул его пальцем в солнечное сплетение, отчего тот сложился пополам и больше не пытался сопротивляться.

Этого Мангуст допрашивал с соблюдением особых мер предосторожности – заставил пристегнуть его двумя парами наручников и, мало того, приказал Обрубкову и Мише Корнилову стоять у него за спиной, чтобы в случае чего немедленно пришли на помощь. Еще на первоначальном инструктаже Архангельский предупредил новоиспеченного командира группы "неподдающихся", что ему придется услышать много такого, от чего у неподготовленного человека может запросто поехать крыша, поэтому лучше относиться ко всему спокойно, по-философски. А еще лучше – постараться быстрее забыть все увиденное и услышанное.

Но забывать Обрубков не умел, иначе не стал бы лучшим оперативником отдела, что без ложной скромности всегда признавал за собой. Другое дело, он умел держать язык за зубами, что тоже было одной из важных составляющих оперативной работы. Так же, как и умение держать себя бесстрастно и невозмутимо в любых условиях. Поэтому во время допроса немца никто не смог бы с уверенностью сказать, что чувствует подполковник, слыша самые невероятные вещи. А Обрубков мотал все услышанное на ус и в голове у него происходили невидимые миру тектонические сдвиги.

Но служба есть служба, и эти две операции не слишком насторожили его, а вот третья, когда они с Архангельским ездили арестовывать генерала Романова, ему совсем не понравилась. И не только потому, что пожилой генерал внушил ему невольное уважение еще с первой встречи. Обрубкова насторожил весь ход проведения этой акции, которая проводилась не против какого-нибудь уголовника или, на худой конец, мутанта. Все-таки, Романов был уважаемым человеком, занимающим важный пост, а они нагло вломились к нему и увели без всякой санкции на арест, то есть, по существу, просто похитили.

После этого случая Обрубков окончательно убедился, что оба командира, и Архангельский, и Ковригин, фактически не отличаются от объектов своей охоты. А когда услышал, как Пантелей, которому, по словам того же Архангельского, исполнилось уже полтора века, назвал генерала Ковригина штабс-капитаном, а тот не стал отнекиваться, тоже сделал определенные выводы.

А теперь еще сегодняшнее задание. Оно отличалось от прежних уже тем, что Обрубков отправился на его выполнение без Архангельского. А самое странное, ему никто не стал объяснять, в чем же вина этой симпатичной девчонки. Раньше Игнат Корнеевич хотя бы ставил в известность: эти – мутанты-уголовники, а тот – иностранный колдун, вредящий государству. А тут – ни слова, только одно: ты должен привезти ее, в случае сопротивления используй спецсредство.

Использовал. Везет. Но зачем? Чем провинилась эта совсем молоденькая девчонка, почти ребенок? Обрубков уже испытывал угрызения совести, что не выдержал и "успокоил" ее таким варварским способом. Может быть, она и в самом деле мутант, и очень сильный, иначе как бы вызвала у него такую головную боль? Но это не повод похищать ее посреди бела дня. Нет, приказ он, разумеется, выполнит, доставит девчонку на базу, но потребует от Архангельского объяснений.

Мысли подполковника перешли к Игнату Корнеевичу. Может быть, он потому и не участвует в операции лично, что знал о силе девицы? Знал, что не выдержит ее мысленного давления? Но как он, в таком случае, собирается допрашивать ее? Или думает постоянно держать ее на "спецсредствах"?

Совсем не такого ожидал Обрубков от своей новой службы, вовсе не такой расписывал ее Игнат Корнеевич. А Миша Корнилов? Он-то как распинался! Надо будет обязательно поговорить с ним начистоту. Может быть, он что-то объяснит, пока Обрубков вконец не запутался. А то, как можно объяснить патрулирование базы личностями с наколками, в которых подполковник безошибочно опознал зоновских бакланов? Таких он видел уже пять человек и сильно переживал, потому что в самом страшном сне не видел себя в одной упряжке с уголовниками.

Мысли Обрубкова прервало завывание сирены, издаваемое обгоняющим их автобус джипом. Стекло его правой передней двери было опущено, и оттуда чуть ли не по пояс высунулся человек, отчаянно машущий полосатым милицейским жезлом.

– Петя, включи-ка им ответку! – приказал подполковник своему водителю.

Тот радостно засмеялся, щелкнул тумблером, и спрятанный под капотом ревун басовито рявкнул в ответ, мол, лучше бы вам отцепиться.

Не подействовало. Их не собирались оставлять их в покое. Жезл по-прежнему торчал из окошка, а сам джип стал медленно, но неуклонно прижимать автобус к обочине.

– Тормозни-ка! – Обрубков достал из подмышечной кобуры пистолет и переложил его в карман куртки. – Сейчас мы узнаем, что это за клоуны.

Петр съехал на обочину и остановился. Джип встал в нескольких метрах впереди, оттуда вышли двое. Один невероятного роста и габаритов, наверное, шире самого подполковника, а второй пониже и худощавый. В машине сидел еще один человек, но его лица Обрубков не видел. Гигант подошел к автобусу, открыл красную книжечку и сказал:

– Подполковник ФСБ Красин. Попрошу ваши документы.

Не оставаясь в долгу, Обрубков ткнул ему под нос свое удостоверение и язвительно ответил:

– Подполковник ФСБ Обрубков. Что вам он нас...

Но договорить он не успел. Автобус заходил ходуном, потом дверь грузового отсека, которая, вообще-то, открывалась, отъезжая в сторону, а сейчас была заперта на ключ, вылетела из проема и грохнулась на землю. А следом за ней выпрыгнула разъяренная девчонка, которая должна была дрыхнуть без задних ног еще, как минимум, несколько часов. На ее окровавленном левом запястье болтались наручники вместе с металлической скобой и куском внутренней обшивки автобуса...

14

Неладное Сергей Жуковский почувствовал с самого утра, когда у него слегка заныло под ложечкой. Это, как правило, предшествовало близкой опасности, грозящей ему самому или близким, и он сразу насторожился. По дороге в Москву (теперь приходилось каждый день ездить в фонд, чтобы изображать председателя), Сергей позвонил Насте, чтобы узнать, как у нее дела. В ответ услышал:

– Пап, не переживай, у меня все нормально. Ты же знаешь, что меня сейчас круглосуточно охраняют, сам, небось, Степана Степановича попросил. Да я и сама за себя постоять могу, не сомневайся!

– Ты сегодня куда-нибудь поедешь? – поинтересовался Жуковский.

– Да, примерно через час я собираюсь в студию, – ответила Настя. – А что случилось?

– Нет-нет, ничего, – успокоил ее Жуковский. – Но все равно будь осторожна.

– Хорошо, папа, – рассмеялась дочь. – Не волнуйся за меня!

После этого позвонил Бойцову, уточнил, не снял ли тот охрану дочери. Убедился, что все в порядке, но тревога все равно не оставляла. Из офиса снова позвонил Степану и попросил его подъехать.

– Что-то серьезное? – спросил Бойцов.

– Кажется, что-то назревает, – ответил Сергей.

Этого оказалось вполне достаточно, чтобы Степан через пятнадцать минут примчался в фонд в сопровождении Георгия. Жуковский рассказал им о своем предчувствии, на что Бойцов заявил:

– Нечего ждать, поехали к Насте.

Но не успели они отъехать и нескольких кварталов, как Сергей понял, что они непоправимо опаздывают. Отчаянным усилием воли он дотянулся своим сознанием до сознания дочери, что было совсем нелегко в условиях перенаселенного мегаполиса, забитого гудящим, будто улей, фоном мыслительной деятельности миллионов людей. А когда, наконец, прикоснулся, то увидел, что она кому-то яростно сопротивляется. Потом ее сознание померкло, а перед глазами Жуковского остался облик человека чудовищной ширины, в котором он сразу узнал того "неподдающегося", что приходил в фонд вместе с Архангельским. И еще Сергей определил координаты места происшествия – Настю похитили около дома Лейлы, где она сейчас жила с Максимом, то есть, совсем недалеко от того места, где они ехали сейчас.

Не тратя времени на словесный рассказ, Жуковский передал картину нападения Бойцову и Георгию.