355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Иванов » Пятая версия (Исчезнувшие сокровища. Поиск. Факты и предположения) » Текст книги (страница 19)
Пятая версия (Исчезнувшие сокровища. Поиск. Факты и предположения)
  • Текст добавлен: 9 февраля 2020, 10:00

Текст книги "Пятая версия (Исчезнувшие сокровища. Поиск. Факты и предположения)"


Автор книги: Юрий Иванов


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

– Но пан, видимо, еще не знает, что в нашем отеле, внизу, с ночи работает секс-шоу-бар, где пан может с интересом провести время. Администрация и артисты бара будут рады видеть вас! Прошу бардзо вас до нас гостювать…

Ту-ту-ту… Неужели и сегодня Марек не появится? «Прибывают затянутые в черные кожаные пальто крейсляйтеры Восточной Пруссии и Померании». Это Виктор Геманов просто придумал или где-то нашел об этом? Эрих Кох был очень дружен с гауляйтером Померании, но враждовал с партийными комиссарами Данцига. Если он сюда приезжал, то зачем? Отправлял свои личные вещи? Или – Янтарную комнату?.. «Уже на второй день в двух– и четырехместные каюты стали подселять дополнительных пассажиров. Приходилось урезать удобства больших господ. Что поделаешь?

Слишком много оказалось желающих бежать. Им пришлось располагаться в театральном и гимнастическом залах, кинозале и зимнем саду, в выгородках шестой и девятой палуб, в трюмах, коридорах, в осушенном плавательном бассейне и на верхней палубе. Погрузка не прекращалась ни на минуту… на борт лайнера было принято намного больше пассажиров, чем предусмотрено тактико-техническими условиями, это уже нарушение, грозящее остойчивости и непотопляемости судна…»

Вздрагиваю от телефонного звонка. Срываю трубку.

– Алло, я слушаю.

– Юрий, это Ханна, как вы насчет ужина? Цо вы на то?

– Ханна, спасибо, милая. Жду одного человека.

«…Грозящее остойчивости и непотопляемости…» Однако прежде чем мы вернемся к тем последним дням и часам «Вильгельма Густлова», нужно сказать, что это было лучшее пассажирское судно Германии, судно – символ «всеобщего, всегерманского единства», символ «прекрасного будущего „третьего рейха“». Судно было построено и спущено на воду 15 мая 1937 года. Бутылку шампанского разбила о его борт вдова Вильгельма Густлова, лидера швейцарских нацистов, убитого в феврале 1936 года Давидом Франкфуртером, назвавшимся «курьером из Югославии». Когда его пропустили в кабинет ярого сторонника и пропагандиста идей Гитлера, юный «курьер» всадил в фашиста пять пуль из своего пистолета. Хоронили Густлова так же пышно, как и героя первой мировой войны генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга. «Дорогой друг, твоя смерть была не напрасной, – сказал на похоронах Гитлер. – А твоих убийц – евреев, виновных во всех несчастьях, что выпали на долю нашей родины начиная с 1918 года, настигнет жестокое возмездие…» И еще Гитлер говорил, что все, что есть в Германии, – все для народа! Автомобили «фольксваген» – для народа, новая всенародная организация «Сила через радость», ведающая туризмом, лагерями отдыха и круизами, – для тебя, простой немец. И это прекрасное судно «не для больших шишек, но для кузнеца из Нюрнберга, почтальона из Кельна, гардеробщицы из Бремена». И именно поэтому на судне не было кают «люкс», каюты не разделялись на классы, все были одинаковыми.

Судно проплавало лишь один год. В 1939 году «Вильгельм Густлов» пришел в польский порт Гдыню, переименованный нацистами в Готенхафен, и был превращен в казарму для моряков-подводников. Так он и простоял все годы войны у пирса, пока в конце января 1945 года на его борт не поступила радиограмма, содержащая лишь одно слово: «Ганнибал». То был условный сигнал из Киля, от гросс-адмирала Карла Деница, означавший приказ о немедленной эвакуации всех школ подводников, размещавшихся на пассажирских лайнерах «Гамбург», «Ганза», «Германия» и «Вильгельм Густлов»… Итак, что же было дальше? «Наступили четвертые сутки. С утра иссяк поток автомашин. Погрузка закончена? Оказывается, нет. Просто была небольшая передышка. В портовые ворота вливается огромная темная колонна. Ритмично грохочут подкованные ботинки по каменной набережной. Ветер распахивает полы черных шинелей. Сверкают серебряные шевроны на рукавах и витые шнуры, свисающие с плеч. Сытые, краснощекие крепыши четко держат равнение в рядах. Идут любимцы гросс-адмирала Карла Деница, главнокомандующего военно-морским флотом рейха. Подводники! Те, которым благоволил сам фюрер. Корсаров глубин еще в первую мировую войну отмечали особыми почестями: когда они входили в театры и кино, рестораны и бары, все присутствующие должны были вставать. Они вносили огромный вклад в победы Германии. Топили подряд боевые корабли и транспорты, санитарные, рыбацкие и пассажирские суда. 3700 подводников, весь личный состав училища подводного плавания, возвратился на „Вильгельм Густлов“. Конечно, теперь придется потесниться: кубрики и мастерские, лаборатории и учебные классы уже заполнены пассажирами. Однако это не беда. Идти лайнеру недалеко – до Киля или Вильгельмсхафена, всего несколько часов. Эвакуация подводников, поднимавшихся на лайнер по всем трем трапам сразу, в этом заключался главный смысл миссии „Вильгельма Густлова“: перевезенные из Данцига в западные базы страны, они должны были составить…»

Кто-то идет по коридору. Останавливается, снова идет, будто ищет нужный номер, может, это Марек без телефонного звонка? Вот останавливается у двери моего номера. Какое-то шуршание, я поднимаюсь из кресла и вижу, как под дверь вползает листок бумаги, сложенный вдвое. Поднимаю. Открываю дверь. Какой-то мужчина быстро уходит. Я захлопываю дверь и, вернувшись в кресло, разворачиваю листок. «СОЛИДАРНОСТЬ!» – большими красными буквами напечатано наверху. И короткий, черными буквами, текст ниже. Я не очень хорошо знаю польский, но что тут напечатано, прочитываю и перевожу легко.

«ПОЛЯКИ! Готовьтесь к новым лишениям! Вы уже прочитали в газетах об издевательском решении правительства?! Нас хотят заставить еще туже подтянуть пояса! С завтрашнего дня предстоит новое повышение цен на все виды продуктов и бытовых услуг! Сегодня, после богослужения в честь Матки Боски Ченстоховской, в десять вечера – все как один выйдем на улицы нашего города с протестом!

Гданьское отделение „Солидарность“».

Этого еще только не хватало! Ночное шествие? Но где же Марек? Минутку, что-то меня еще обеспокоило, а, вот что: сегодня ведь 30 января, очередная годовщина гибели «Вильгельма Густлова». Но Марек?! «…Они должны были составить экипажи новейших подводных лодок рейха. Тотальная подводная война – их предназначение. Предполагалось действовать сначала против Великобритании. По расчетам Ставки, те не выдержат длительной блокады: своего сырья у англичан нет. Месяц-два, и Великобритания станет на колени. Потом наступит черед Соединенных Штатов. Современные подводные лодки с новейшими бесследными торпедами, с шнорхелем – приспособлением для подзарядки аккумуляторных батарей без всплытия, с чувствительной гидроакустикой и большой автономностью плавания надолго закроют путь американским транспортам в Европу… Вот она – особая миссия „Вильгельма Густлова“: он спасет спасителей рейха!»

Что это за богослужение сегодня?

Становится совсем темно. Звоню Ханне. Она уже поужинала.

– Что за богослужение? В Гданьске кардинал Глемб. Икона Матки Боски Ченстоховской путешествует по всей стране. Сегодня она тут, в Гданьске. Основные торжества в костеле святой Марии. А перед этим – шествие по улицам города… Пойдете?

Мне Марек нужен, а не торжества… Что же делать? Уезжать, так и не увидев его? Как красив этот древний город в темноте. Подсвеченная прожекторами, будто сияет в ночи башня магистрата, множество огней зажигается в окнах домов, нет, не сами окна, окна темны, а выставлены в них освещенные маленькими лампочками иконы. Наверно, Матки Боски из Ченстохова… А 44 года назад «Вильгельм Густлов» уже вышел в море. На его борту кроме подводников адмирала Деница, партийных чиновников, были и раненые немецкие солдаты, беженцы. Несколько раньше командир подводной лодки С-13 А. Маринеско получил радиошифровку. «Связи наступлением Красной Армии Восточной Пруссии предполагается усиление движения вражеских транспортов Кенигсберга, Пиллау, Данцига. Вам надлежит блокировать район Данцига». Шторм. Мороз. Где-то в темноте – Данциг, маяк Риксгефт, потушенный, конечно. И вдруг: вспышка! Значит, кто-то или входит, или выходит из бухты. Выходил, в охранении боевых кораблей, «Вильгельм Густлов». Вахтенный офицер подводной лодки Лев Петрович Ефременков вызывает на мостик «Тринадцатой» – лодка была в надводном положении – командира. Да-да, какие-то суда выходят из порта! «Боевая тревога! Готовиться к торпедной атаке!» – приказывает командир. До «атаки века» оставались считанные минуты.

Звонок. Наверно, из ресторана. Приглашение в секс-бар.

– Марек говорит, – слышу я низкий, басовитый голос. – Простите, был в отъезде. Только что с вокзала. Встретимся у Каплицы Крулевской в десять. Берите с собой все, что у вас есть. Держите газету в правой руке. У меня будет газета в левой… ту-ту-ту…

– У какой Каплицы Крулевской? – кричу я. – Где она?

Черт знает что! Может, Ханна знает? Номер Ханны не отвечает. Наверно, уже ушла, что ж, значит и мне надо идти, искать эту Каплицу. Что ж, в дорогу.

Влажный снег сыплет. Улицы все в снегу. Люди спешат. «Год Матки Боски Ченстоховской» – горит подсвеченная лампами афиша. «Идет борьба за душу человеческую, – читаю я на полотнище, дергающемся в порывах ветра над улицей, – борьба между девой Марией и дьяволом. Поможем Деве Марии!» «Вы много потеряете, если не побываете на фильме „Лук Эроса“ – взывает глянцевый плакат, – первом порнофильме, сделанном руками польских мастеров!» Люди идут. Толпы густеют У некоторых – свечи. Их прикрывают руками, и руки розово светятся насквозь. «Аве-е, аве, дева Мария!» – звучит из черных динамиков. В ярко освещенной витрине огромная цветная фотография: хорошенькая блондинка снимает лифчик. «Шоу с раздеванием! Наша Януська делает это лучше всех! Цена за вход две тысячи злотых!» «Аве, аве-е-е, Мария…» Оказывается, я спутал. Это не костел Бригитты, что виднеется из окна отеля, а морской костел святого Якоба-апостола, построенный в 1415 году. Моряки вносили свои деньги, строили, тут они и жили, старые, одинокие скитальцы морей, грехи свои портовые замаливали. В 1807 году здесь, в костеле, превращенном в тюрьму, томились плененные французами прусские и русские солдаты. «Где Каплица Крулевска? Да тутой, все туда идут…»

Господи, да где же тут отыскать человека с газетой в левой руке?!

И почему все идут на улицу «Вельки Млын», «Большая мельница»?

Я не найду Марека!

Вдоль улицы Большая Мельница, к Каплице Крулевской, стоят две плотные шеренги людей. Молодые мужчины в зеленых шапочках и красно-белых повязках на рукавах наводят порядок. Мне не пройти к Каплице.

Сейчас по этой улице прошествует кардинал Глемб, и только тогда можно будет подойти к Каплице. Какое-то движение зарождается в мутной, зыбкой тьме улицы. «Чисто сердце Божьей матки, даруй мне, даруй мне!» – разносится из динамиков детский хор. Дети, в церковных одеждах, толпятся на возвышении под красивым балдахином…

«Пеленг сто восемьдесят. Впереди миноносец. За ним – лайнер!» – уточняет вызванный на мостик командир отделения сигнальщиков Александр Волков. Снежные заряды. Но вот вроде продуло. И Маринеско увидел огромный теплоход. Чуть дальше и позади угадывались силуэты судов боевого охранения. Подлодка Маринеско оказалась между берегом и лайнером, в то время как боевые суда прикрывали движение судна со стороны моря. «Атаковать! Топить!» – решает командир «тринадцатой». «Торпедировать из надводного положения. Нырнешь в воду – лайнер уйдет». Подводная лодка легла на боевой курс. Старпом Ефременков приник к прицелу ночного видения, ловя огромный силуэт судна в визирную линейку. Вот! Аппараты, пли! Последний день января, четверг, 23 часа 08 минут… Из 8 тысяч человек спаслось лишь 987. В Германии был объявлен траур…

Что же это я? Забыл взять газету! Вытаскиваю из мусорного ящика смятую газету.

По улице к Каплице движется масса людей.

Колышутся золоченые хоругви, молодые люди в черном несут свечи и фонари, несколько человек вздымают над толпой освещенную икону. Догадываюсь, что это икона, которая путешествует в этом году по всей стране, икона Матки Боски Ченстоховской. Церковные сановники в высоких головных уборах и белых, с золотым шитьем одеждах, среди них выделяется один – сухощавый, остроглазый, суровый. Это Глемб? Он то и дело осеняет стоящих вдоль дороги крестным знамением, и те, поджидая благословения, опускаются на колени. Все теперь стоят на коленях, вся улица! Я вижу вдруг Ханну, она тоже стоит на коленях. Замечаю, что лишь только я торчу, как столб, но тут же две руки опускаются на мои плечи, двое парней с повязками, один справа, другой слева, оказываются возле меня, и я после некоторого, чисто условного, сопротивления тоже опускаюсь на колени. Мы все трое так и стоим, их руки так и лежат на моих плечах. Икона приближается. Это сам кардинал Глемб идет перед ней? «Мария, крулева польска, я с вами, я ваш, моя душа и сердце с вами, крулева польска! – возносятся к зимнему небу детские голоса. – Дай силу тем, кто страдает во имя веры!»

…Увез «Вильгельм Густлов» все же Янтарную комнату или нет? И где Марек? Парни отпускают меня. Я поднимаюсь; черт, коленями в грязь. Отряхиваюсь, толпа густо катит мимо, толчея у дверей Каплицы.

Мужчина помахивает передо мной зажатой в левой руке газетой, глядит на меня в упор. Чего это он? А! Это вы, Марек? И я помахиваю измятой, испачканной в грязи газетой, стиснутой в моей правой руке.

Марек берет меня за локоть, и мы выбираемся из толпы, спешим какими-то узенькими улочками и вскоре выходим на самую красивую, самую таинственную улицу древнего города Гданьска, на Мариацкую, тут я уже бывал, но днем, а сейчас она кажется мне еще более фантастической.

Узкая, вся каменная, ни деревца, с громадой самого большого в Польше, кажется, и в Европе, костела Святой Девы Марии. Каменные ступени старинных магазинчиков, ресторанчиков, кафе. Каменные драконы, какие-то чудовищные каменные рыбы, каменные, под всеми парусами, корабли, сложные каменные вязи, узоры, черные литые решетки. Куда он ведет меня, этот высокий, в черном берете, с черным шарфом на шее Марек? Пустынно. Ни души. Все сейчас там, где в Каплице произносит свою проповедь кардинал Глемб. Его голос, усиленный невидимыми динамиками, доносится и в эту каменную древность. «Думайте не о богатстве, а о душе; праведно трудитесь для родины своей и во благо Святой Девы Марии и не искушайте себя бессмысленным приобретательством…»

– Сюда, – говорит Марек. – Тут тихо, без музыки.

«Пивница» – начертано на боку тяжелого бочонка, раскачивающегося на цепях над входом. Звякает колокольчик. Хозяин, могучий мужчина в свитере, кивает: проходите, что будем пить, есть? Марек на ходу поднимает два пальца, показывает мне на массивный, из дубовых темных досок стол с тяжелыми креслами: вот сюда. Над стойкой вмонтированы в стены три, донышками в сторону зала, бочки. На донышках фрегаты, корветы, клиперы. Все это очень напоминает кенигсбергский ресторан «Блютгерихт», там точно вот такие были бочки.

– Что вы привезли? – спрашивает Марек. Хозяин ставит на стол массивные кружки с пивом и какую-то еду в керамической тарелке. – То, что обещали?

– Да. Названия судов, вышедших из Пиллау в конце сорок четвертого и начале сорок пятого годов. Названия потопленных судов. Глубины. Предполагаемый груз, который был в трюмах этих судов. Письмо нашего Фонда культуры с предложением о совместной разработке «морской» версии.

– Чем вы еще располагаете?

– Имеются координаты гибели почти пяти десятков судов. Вот, например: «Транспортное судно „Варнемюнде“ вышло из порта Пиллау 20 января сорок пятого года, водоизмещение 8 тысяч тонн, потоплено на другой день в 40 милях к северу от косы Фрише-Нерунг…»

– Разве это координаты?

– Есть подробные, точные координаты. Широта, долгота. Предполагаемый груз: двигатели для подводных лодок-«малюток» и «неизвестный груз в тяжелых ящиках, стандартных, одного размера». Далее: парусно-моторная шхуна «Глория», водоизмещением 3 тысячи тонн, частное, с людьми и многими грузами судно, предположительно – с домашними, наиболее ценными вещами. Транспорт «Х-29», водоизмещением 11 тысяч тонн, длина 126 метров, ширина 16 метров. Вышел в море 12 февраля, потоплен ударом пикировщиков на другой день, опять же в районе Фрише-Нерунг, вот тут есть широта и долгота, глубина 90 метров. Есть вот такое сообщение: «Днем 13 февраля военным патрулем пиллауского оборонительного района подобран человек, назвавшийся моряком, мотористом потопленного русскими самолетами транспорта „Х-29“. В частности, он заявил, что в трюмы погибшего транспорта были погружены имущество газеты „Кенигсбергише альгемайне цайтунг“, книжного издательства „Грефе“, станки с подземных патронных заводов, а также несколько десятков длинных плоских ящиков, которые были поставлены в отдельный отсек и возле которых постоянно находились трое мужчин. Среди команды был слух, будто это сокровища самого гауляйтера Эриха Коха». Уже этот краткий перечень говорит о том, сколько еще богатств таит море.

– «Думайте не о богатствах, а о душе…» – усмехается Марек.

– Вот тут еще различные сообщения о затопленных судах.

– Каковы ваши возможности? Для организации экспедиции?

– Возможности большие. Нам готов помочь Институт океанологии имени Ширшова, его отделение в Калининграде. У института есть большой поисковый флот. Одно судно постоянно работает на Балтике. Оно оборудовано самой современной аппаратурой. Кроме того, у института имеется два глубоководных самодвижущихся аппарата «ПАЙСИС», есть и специалисты по поисковым работам.

– Что же сами-то не ищете?

– Нас интересуют сейчас наиболее крупные суда, затопленные на Балтике, в первую очередь «Вильгельм Густлов» и «Генерал Штойбен», потопленные Александром Маринеско в конце января сорок пятого года. Эти суда находятся в вашей зоне. Кроме того, у нас нет карт, да и ваши аквалангисты там, на «Густлове», уже побывали, могут дать полезную информацию.

– И на «Штойбене» побывали тоже… А подъемные механизмы?

– В Калининграде находится «Нефтеморегазразведка», имеющая мощный плавучий кран, который может поднять на поверхность небольшое судно целиком. И если что-то найдем, то есть возможность это найденное извлечь со дна моря, однако что это все я рассказываю?.. А вы?

– Позвольте-ка мне взглянуть на ваши бумаги. Простите, но в графе «Координаты» – пустота. Как это понять?

– С какой стати мы должны вам сейчас сообщить самое главное? Вот когда договоримся, встретимся не в пивнице, а, предположим, в «Корабельном зале» вашего, как вы мне писали, Морского музея, вы ведь там работаете? И уж тогда… Ясно?

– Хорошо. Во-первых, вот документ, который вам пригодится.

Ксерокс. Тут по-немецки, но я прочитаю по-русски. «А. ШМИДТ, Фелькенштрассе, 3, АМЕРДИГЕН, – это город в Западной Германии, – 20 апреля 1987 года. О поисках Янтарной комнаты. В начале июля 1944 года я был мобилизован в морской флот в Киле. 20 июля 1944 года (эту дату я хорошо запомнил, так как в этот день произошло покушение на Гитлера) была создана КОМАНДА СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ, в которую меня и направили. Морем мы отправились в ПИЛЛАУ, где наша группа была включена в специальную, опять же, команду. Вблизи от Пиллау, северо-восточнее порта, в направлении на Кенигсберг, на лесистом холме находился мощный, огромной вместимости бункер глубиной более 30 метров. Там постоянно дежурили и охраняли бункер примерно 20 человек. Эти люди занимались тем, что изымали из бункера различные материалы военного назначения: малые, на одного человека, подводные лодки, морские мины, ракеты „ФАУ-1“, „ФАУ-2“, всевозможные взрыватели и т. д. Все это грузилось на автомашины и вывозилось. В начале августа на грузовиках привезли тяжелые ящики, которые мы сгружали и на маленьких вагонетках переправляли в глубину бункера. На ящиках было написано „СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО“. Все это очень строго охранялось. После этого местность была закрыта в широкой окружности… Что было в ящиках, никто не знал. И сколько было ящиков, я тоже не знаю, по крайней мере несколько десятков. Кажется, все это было взорвано. А. ШМИДТ». Ну как? Хорошая бумага? Стоит ваших «координат»?

– Стоит. Если и у бункера будут точные координаты. Что еще? По «Вильгельму Густлову» и «Генералу фон Штойбену»? Грузо-пассажирскому судну общества «Сила через радость» «Лей»? Судам «Патриа» и «Бранденбург»? Теплоходам «Ганза» и «Геттинген», которые вышли из Данцига 2 и 3 февраля сорок пятого года?..

– Минутку. Вот сообщение некоего А. Хильке. «Несмотря на мой пожилой возраст, я, житель Данцига, был мобилизован в середине сорок четвертого года в армию. Как водитель по профессии, возил различные грузы на машинах „Шкода“ и „Бюссинг“, а в конце сорок четвертого и начале сорок пятого работал на тягаче марки „ПИНГВИН“ в порту, на погрузках. За три дня до выхода „ВИЛЬГЕЛЬМА ГУСТЛОВА“ в море на набережной, где было ошвартовано судно, появилась группа гражданских лиц во главе со старшим офицером в форме гестапо, который приказал всем присутствующим на пристани покинуть ее территорию. При помощи солдат войск СС вся территория была очищена от посторонних, люди, которые уже находились на судне, загнаны во внутренние помещения, все иллюминаторы, выходящие на пирс, задраены. После этого на пирс приехали грузовики, и с них при помощи портального крана были подняты на борт, а потом погружены в один из трюмов довольно большие, обитые железом и, видимо, очень прочные ящики. Я помогал при погрузке, сгружал ящики с грузовиков на пирс. И вот на что обратил внимание. Размер ящиков был большой, около 2 метров длиной и 1,5 метра высотой, но при этом они были весьма легкими по весу. И вот что еще. Мне показалось, что „Густлов“ специально дожидался этого груза. Сразу после погрузки на его борт поднялись подводники, и „Густлов“ отдал швартовы…»

– Так. Отлично. Значит, «золото Балтики» оказалось в трюмах «Густлова»? Скажите, Марек, а что – Эрих Кох был в этот момент в Данциге?

– Минутку, по поводу янтаря. Вот другое сообщение. Некий Томашек В. сообщает: «Я был свидетелем, как в порт прибыл транспорт из восьми или десяти грузовиков в сопровождении нескольких легковых автомашин и двух бронетранспортеров. Все машины были страшно забрызганы грязью, будто они совершили дальний переход. Я работал на путях. Мы убирали портовый кран „ГАНЦ“, который рухнул неделю назад, после какой-то диверсии. Когда нас всех погнали с пирса, мы ушли в „бытовку“, где нас и заперли, но в окошко было видно, что происходило на пирсе. Из грузовиков стали выгружать ящики и поднимать их на судно, но потом вдруг погрузка прекратилась. Какие-то военные о чем-то спорили. Один из них был низким, коренастым, кто-то из наших воскликнул: „Это Эрих Кох! А красивая женщина в легковой машине – это его жена Клара!“ Погрузка была прекращена. Груз на судно был поднят лишь из двух машин. Вскоре все уехали. Нас выпустили. Прибыли грузовики с подводниками, а часть пришла своим ходом, колонной, человек двести…»

– Чем больше документов, тем все сложнее… Что еще?

– А вот что еще. Сообщение пенсионера Августа Бендика репортеру газеты «Курир»: «В конце января сорок пятого года я, работник порта, был назначен на погрузочные работы на „Вильгельм Густлов“. Мы очень много погрузили на него. Станки. Двигатели для самолетов, видимо, с разбитых заводов, очень много личного имущества, уложенного в контейнеры различной величины и веса. Под вечер 29 января в порт прибыла колонна грузовиков. Машин 8-12. Из них под охраной войск СС выгружались ящики, несколько ящиков…»

– Несколько?

– Да. Тут сказано именно «несколько ящиков». Дальше? «Вскоре, перед убытием корабля из порта, старший боцман „Вильгельма Густлова“ Эрих Виттер, с которым я был знаком, так как мы с ним лежали в одном военном госпитале, наши койки стояли рядом, и там мы с ним сдружились, сказал мне тайком: „В ящиках на „Густлов“ были погружены огромные сокровища“. Этот боцман – выходец из Лотарингии. Он ненавидел фашистов, потому что они зверски убили его брата. Еще боцман сказал, что эти ценности – из каких-то русских дворцов…» Пригодится?

– Что вы там, на «Густлове», увидели сами? – Феликс, еще два пива! – окликнул Марек бармена, снял берет, причесал пятерней седые жесткие волосы. И лицо у него было жестким, резко очерченным. Выпирающие скулы, выдающийся вперед подбородок, лохматые седые брови, светло-серые небольшие глаза. На запястье правой руки выколот синий якорь, на левой имя: «Мария». Бармен принес пиво. Марек размотал и бросил в кресло свой черный шарф. Одет он был в черную рубаху, траур какой-то соблюдает? Пододвинул мне кружку. – Пейте. Это настоящее баварское пиво, в запломбированных бочках привозят. – Приложился к кружке, облизнул узкие губы. Добыл из кармана рубахи выкуренную наполовину сигару, щелкнул зажигалкой, сказал, щуря глаза от дыма:

– Мы организовались десять лет назад. Искатели приключений, авантюристы, любители острых ощущений. Как там у вас в песне поется: «Пьем за яростных, за непохожих», да? «За презревших грошевой уют…» Сколотил нас всех в подводно-поисковый клуб магистр, инженер Ежи Янкович, на общем собрании придумали название: «Рекин» – «Акула». Добыли кое-какое снаряжение, деньги, карты, посудину. Военные нам помогли, историки, ученые, «корабелы» с технического факультета университета Гданьского, оттуда мы получили строительные чертежи «Вильгельма Густлова». Из морского института Гданьска нам дали карты морского дна банки Штольпе. Было установлено, что «Вильгельм Густлов» был разбит ударами нескольких торпед и при потоплении разломился на три части… – На какой глубине лежат обломки?

– Шестьдесят метров. Видимость скверная, ил, огромный разломанный корпус ушел в него на добрый десяток метров. В общем-то подготовились мы к работам неплохо, но Балтика приготовилась еще лучше. Будто дьявол, а точнее царь морской, мешал нам. Лишь выйдем в море – он своим трезубцем в глубинах шуровать начинает. Дождь. Холодина. Вода ледяная. Одевались тепло, но через полчаса пребывания под водой сил не было. Да и глубина-то какая! Шестьдесят метров.

– Вы, Марек, на дно ходили? Что там?

– Несколько раз спускался. Представьте себе громадину в десятиэтажный дом, вот что такое один из обломков «Густлова»! Ржавое, перекореженное железо. Трапы, вставшие торчком, шлюпки, висящие на кран-балках, огромная труба, торчащая из ила, чуть в стороне носовая часть – лежит на боку, трудно ориентироваться, все на боку. Двери в каютах заклинены, одну вскрыли, оттуда какой-то мусор плавно так посыпался и какие-то большие и маленькие шары, я вначале и не понял, что это такое, а это черепа человеческие… – Он замолкает, поднимает над головой два пальца, – Феликс, еще пару кружек, берет шарф, наматывает на шею. – Но нас интересует конечный результат? Он нулевой. За все время выхода в море мы в общей сложности и десятка часов не пробыли на «Густлове», а что за это время можно выяснить? Лишь одно: кто-то там уже… побывал до нас. Чья-то тайная, ведь об этом никто ничего не писал, экспедиция. Но экспедиция отлично оборудованная. Во многих местах корпус судна взрезан, это для того чтобы можно было проникнуть в трюмы не с палубы, а со стороны борта…

– Выходит, что «Густлов» разграблен?

– Разграблен? Несомненно, что его хорошо «почистили», но все ли успели и смогли вычистить? Судно такое огромное, что нужны многие месяцы чтобы осмотреть все его трюмы. Мы, например, обнаружили два помещения, в которых еще никто не побывал… Так, давайте ваши бумаги, вот мои. Мы вам напишем. Договоримся, где встретимся, хорошо? Да, насчет «Геттингена» и «Ганзы» у нас каких-либо подробностей нет, а «Генерал фон Штойбен» лежит недалеко от «Густлова», и там же еще один громадный пароход – «Гойя». О нем вам что-нибудь известно?

– Грузился в Пиллау трое суток. Ушел, кажется, в марте… – Простите, вы в трауре?

– Да. Пожалуйста, подайте мой берет. Судоверфь имени Ленина, на которой я сейчас работаю, закрывают. Нерентабельная оказалась, как и две сотни других предприятий Польши. И нас всех, двенадцать тысяч работников, хотят рассовать по другим предприятиям, представляете? – Он допивает пиво, надвигает берет на лоб. – Рассовать! А я хочу жить в моем Гданьске и работать на моей верфи!

– Землю – крестьянам, заводы – рабочим?

– Вот именно. Мы так и решили. Организован комитет по сохранению верфи. «Солидарность» забирает ее в свои руки. И верфь станет рентабельной, когда мы выпроводим за ворота тысячу «командиров», которые командуют нами.

– Наверно, про таких наш древний российский литератор Сумароков сказал: «Они работают, а вы их труд ядите»?

– Вот именно, наш труд пожирают, а что и делают, так на каждом собрании призывают совершенствовать нашу социалистическую экономику. А что это такое, скажите вы мне, «социалистическая экономика»? Нечто неясное, как морская свинка, которая и не морская и вообще не свинка. В общем, все сложно. Одни, кто поумелее, разъезжают на «мерседесах» и живут в особняках с бассейнами, их ругают во всех газетах, критикуют, но кто же их тронет, тех, кто добывает для Польши, например, из Штатов компьютеры? Кто же будет резать кур, несущих золотые яйца?.. Да, по поводу «Лея». Пароход вышел из Пиллау тоже с каким-то очень ценным грузом и благополучно прибыл в порт Бремерхафен, где и был накрыт бомбовым налетом английской авиации. Успели с него снять груз или нет, об этом нам ничего не известно.

– Минутку еще, а про «черный портфель» подполковника криминальной полиции Нувеля из Ольштына вы что-нибудь слышали?

– Наслышаны и мы про этот таинственный портфель, в котором якобы записи сенсационных сообщений Эриха Коха, но вот что странно: ребята из нашей группы ездили в Ольштын, пытались встретиться с подполковником Нувелем, причем очень настойчиво пытались, но ничего не получилось. Он будто бы есть, а будто бы его и нет вовсе. Какая-то мистическая, а может, и фантастическая фигура этот подполковник. – Марек поднимается. – Может, кто-то другой, в силу особой значимости документов, полученных от Коха, скрывается под этой фамилией «Нувель»?

– Меня это тоже очень интересует. В Ольштыне у меня есть друзья, завтра еду туда, попытаюсь что-нибудь выяснить. Вы уходите? А я еще посижу тут немного. Довидзенья!

Я ушел тотчас, как только за Мареком закрылась дверь. Просто мне хотелось еще разок одному, чтобы никто не мешал с разговорами, пройтись по этому удивительному городу, городу совершенно нереальному, городу БОЛЬШОЙ СКАЗКИ, городу-чуду. Утихший было снег снова посыпал, добавляя красоты и таинственности всем этим высоким, с плетеными рамами окон, домам, замершим каменным фигурам, морским дьяволам, разинувшим свои каменные пасти. Колокола вдруг забили в Мариацком костеле, им отозвались другие колокола, звон разнесся по всему городу. Невозможно поверить, что на месте этой сказочной архитектурной фантазии всего 40 лет назад громоздились безобразные развалины, все было засыпано грудами кирпичного крошева, там и сям торчали не дома, а их остовы, скелеты. То был страшный «ГОРОД МЕРТВЫХ», такой же страшный, каким был и Кенигсберг.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю