Текст книги "30 лет в ОГПУ-НКВД-МВД: от оперуполномоченного до заместителя министра"
Автор книги: Юрий Богданов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 45 страниц)
Глава 43. Брежневская эпоха
В октябре 1964 года Хрущёва всё-таки сняли с его высоких постов, остановив тем самым череду проводившихся им волюнтаристских преобразований. Как Никита Сергеевич ни сопротивлялся на заседании Президиума ЦК КПСС навязанной ему отставке, но вынужден был смириться со своей участью, когда понял, что его никто не поддерживает.
После бурных темпов сталинских великих строек и бесконечных дёрганий хрущёвского десятилетия в стране Советов наступило относительное затишье периода правления генерального секретаря Л.И. Брежнева. Вместе с тем сложившаяся экономическая система, управлявшаяся непогрешимой партийной номенклатурой, не способна была обеспечить эффективную работу социалистической промышленности и сельского хозяйства. В результате советское производство в ряде технических областей утрачивало свои передовые позиции по сравнению с мировыми стандартами. Вместе с тем, оценивая ретроспективно брежневскую эпоху, социологи и медики отметили, что в этот период общее состояние и здоровье народонаселения даже несколько улучшилось. Так, может, действительно не нужны людям революции, войны, безмерное напряжение сил, сверхвысокие темпы, стремление к непременному первенству? Известна ведь библейская истина: «Зачем человеку весь мир, если, завоевав его, он может повредить душе своей?» Но и без неуёмного стремления в космос, без непреодолимого желания улучшить условия своей жизни на Земле, без потребности постоянно совершенствовать технику и среду обитания, повышать образованность, отдавать все силы искусству наступает застой.
После ухода Хрущёва постепенно был проведен ряд мероприятий, отменявших прежние ненужные преобразования. Так, 26 июня 1966 года указом Президиума Верховного Совета СССР было образовано союзно-республиканское Министерство охраны общественного порядка (МООП) СССР. Тем самым вновь был воссоздан единый центр координации работы республиканских органов, ликвидированный Никитой Сергеевичем. Более того, через пару месяцев МООП РФ было ликвидировано, а его функции возложены на союзное министерство. Наконец, 25 ноября 1968 года МООП вновь переименовали в МВД СССР. Так, после хрущёвской встряски, нацеленной на то, чтобы всемерно урезать функции этого ведомства, сведя их к простой охране порядка, всё вернулось на круги своя.
12 февраля 1967 года на работе и дома мы торжественно отметили 60-летие со дня рождения Н.К. Богданова. По этому случаю управляющий Первым строительно-монтажным трестом М.И. Журавлёв издал приказ, в котором объявил юбиляру благодарность и вместе с Объединённым Построй-комом наградил его Почётной грамотой «за многолетнюю и плодотворную работу». Коллективы Треста, Управления отделочных работ и Отдела материально-технического снабжения поздравили Николая Кузьмича и вручили ему свои «Адреса», на каждом из которых красовалось по полусотне подписей. Обращаясь к юбиляру, коллеги по совместному производству отмечали: «Более сорока лет, не жалея сил, Вы самоотверженно трудитесь на благо нашей Родины. Работая в нашем коллективе, Вы всегда проявляете скромность и отзывчивость, являетесь требовательным, внимательным руководителем и чутким товарищем, активно участвующим во всех мероприятиях, направленных на выполнение задач, стоящих перед нашим коллективом». В день 60-летия товарищи пожелали Николаю Кузьмичу доброго здоровья, творческих сил, большого личного счастья и наилучших успехов в дальнейшей жизни. На память юбиляру подарили транзисторный радиоприёмник «Сувенир» [А. 16].
Думаю, что такие тёплые и искренние слова от своих коллег приятно было слышать недостреленному чекисту, дважды врагу народа, уволенному из органов внутренних дел по служебному несоответствию и имевшему в своём активе урезанную пенсию да строгий партийный выговор от ЦК КПСС.
Как то было положено (особенно в брежневские времена), юбиляр устроил для своих поздравителей банкет. Дома мы вместе с родственниками и друзьями тоже отметили папино торжество.
Через год после юбилея Богданов надумал-таки официально поставить вопрос о снятии с него партийного взыскания. Когда я поинтересовался, почему отец не сделал этого раньше, он ответил мне прежней фразой: «А что я скажу людям?» Во всяком случае Николай Кузьмич наконец решился и 8 февраля 1968 года в партийную организацию предприятия п/я А-1086 (так переименовали п/я 942) подал следующее заявление от члена КПСС с 1929 года, партийный билет № 08780925:
«В марте 1960 года Комитетом Партийного Контроля при ЦК КПСС на меня наложено партийное взыскание – строгий выговор с занесением в учётную карточку за нарушение социалистической законности в 1937-38 годах во время работы начальником Лужского райотделения НКВД Ленинградской области». Вот и вся преамбула. Про пришитое ему Казахстанское дело Богданов даже не стал упоминать, несмотря на то что в ноябре 1959 года, согласно официальной публикации, он был исключён из партии как «бывший зам. наркома внутренних дел Казахской ССР». Никакой оценки партийного проступка или искреннего раскаяния в этом варианте заявления не было, хотя в черновике имелась такая не отшлифованная фраза: «Сознавая всю серьёзность проступков, совершённых мной лично и работниками, которые находились в моём подчинении, я в течение прошедшего времени с 1939 года и до настоящих дней добросовестно работаю, выполняя производственно-хозяйственные задания» [А. 14]. Не вошли в основной текст и другие изложенные в черновике вопросы, связанные с работой в органах МВД и награждением орденами. Заявитель, не вдаваясь в историю, сразу перешёл к современным событиям.
«В течение 8 лет, прошедших с момента наказания меня как члена партии, я добросовестно трудился в подразделениях данного предприятия: с января по июль 1961 года работал начальником подсобных мастерских, с июля (1961 года) по август 1963 года – зам. начальника предприятия, с августа 1963 года по июль 1965 года исполнял обязанности начальника предприятия ввиду его длительной болезни и последующего перехода на пенсию. За указанный период предприятие справлялось с порученными заданиями по вводу в эксплуатацию жилых домов, культурно-бытовых объектов, производственных и лабораторных зданий специального назначения, выполнявшихся по заданиям вышестоящих организаций. После назначения начальником предприятия тов. Усанова А.Н. я вернулся к исполнению обязанностей зам. начальника, где и работаю до настоящего времени».
Далее следовала заключительная часть: «Прошу партийную организацию рассмотреть вопрос о снятии с меня партийного взыскания, наложенного Комитетом партийного контроля при ЦК КПСС» [А. 14].
Конечно, такую проблему невозможно было сразу вынести на партийное собрание первичной парторганизации. С одной стороны, рядовые коммунисты не владели достаточной информацией, необходимой для того, чтобы иметь возможность принять обоснованное решение. С другой – данная тема была слишком опасной для партийных властей и могла привести к нежелательной дискуссии среди пролетарских масс. В связи с этим поставленный вопрос перешёл в Москворецкий райком партии, к которому относилась партийная организация предприятия п/я А-1086. Здесь обстоятельства дела подверглись глубокому изучению. 11 марта 1968 года секретарь райкома направил в КПК при ЦК КПСС письмо с просьбой «выслать для ознакомления персональное дело члена КПСС с 1929 года т. Богданова Н.К. о наложенном партийном взыскании – строгом выговоре с занесением в учётную карточку, за нарушение социалистической законности в 1937–1938 годах, объявленном КПК при ЦК КПСС в марте 1960 года» [А. 13].
На полученный запрос заведующий сектором КПК при ЦК КПСС направил в особый сектор Москворецкого райкома спецдело на 226 листах, сопроводив его совершенно секретным письмом, в котором просил по миновании надобности вернуть материалы обратно [А. 13].
Без слов ясно, что сведения, находившиеся под таким высоким грифом секретности, широкому обсуждению никак не подлежали. В результате разбор полётов не опустился ниже райкомовского уровня. Секретарь Москворецкого райкома КПСС Л.А. Землянинова предложила члену КПСС Богданову написать объяснительную записку.
По существу дела в своём объяснении наказанный партиец кратко описал обстановку, сложившуюся в 1937–1938 годах в Лужском районе Ленинградской области. Поскольку всё это известно нам из главы 12, то повторяться не будем. «Из всех выше перечисленных фактов, – говорилось в объяснении далее, – я сделал соответствующие выводы во всей дальнейшей практической деятельности, особенно в период работы в Казахстане, Москве и Ленинграде, где приходилось сталкиваться с фактами нарушения социалистической законности и принимать меры к исправлению допущенных перегибов». Стараясь задавить авторитетом руководство райкома, Богданов представил свой многолетний опыт работы в партийных и советских органах. «Я заверяю Комитет КПСС, что весь период после 1938 года добросовестно трудился, принимал активное участие в общественной деятельности: в Казахстане являлся членом бюро ЦК КП(б)К, затем был членом бюро и Пленума Московского обкома КПСС, депутатом и членом Исполкома Моссовета, депутатом Верховного Совета СССР, членом бюро и Пленума Ленинградского обкома КПСС и депутатом Ленсовета и Ле-ноблсовета». Из современной жизни отметил следующее: «После увольнения из органов МВД работаю в строительной организации, непосредственно занимаюсь руководством строительством некоторых объектов. Принимаю участие в работе партийной и профсоюзной организаций. Никаких взысканий как по партийной, так и по административной линии не имею». Член КПСС с 1929 года Богданов просил райком КПСС поддержать его просьбу о снятии партийного взыскания, наложенного 8 лет тому назад [А. 14].
Однако эти пространные объяснения не в полной мере удовлетворили секретаря райкома. На основании изучения спецдела, а скорее, по чьей-то подсказке, отчитывавшемуся члену КПСС было задано несколько дополнительных каверзных вопросов. На них Богдановым также были даны письменные ответы.
Первый вопрос гласил: «Кем и при каких обстоятельствах вы были командированы на работу в Казахстан в 1940 году?» Читателям во всех подробностях ответ на этот вопрос известен из главы 17.
Во втором вопросе уточнялось: «Как возникло дело о нарушениях вами соцзаконности при проведении арестов в 1937–1938 годах?»
На это Богданов дал такие разъяснения: «Если не ошибаюсь, в 1959 году (точнее, в 1957 году. – Ю.Б.) я был вызван к работнику особой инспекции МВД СССР (фамилию не помню). Он предъявил мне архивно-следственные дела на арестованных в 1937–1938 годах в Лужском районе и предложил дать объяснения, по каким мотивам лица, проходившие по делам, были арестованы и почему ряд протоколов написан моей рукой, а подписан оперуполномоченным т. Варицевым? После ознакомления с материалами я дал подробные объяснения. Кроме того, была предъявлена какая-то выписка из документа, где сообщалось обо мне, что принимал участие в фальсификации дел в Казахстане. Я попросил показать следственные дела, но мне в этом было отказано, поэтому по памяти написал всё, что знал, и как мной были наказаны работники бывшего Кустанайского областного управления за нарушения соцзаконности».
Третий вопрос касался «получения в 1937–1938 годах дважды наградного оружия». Богданов на этот вопрос ответил следующим образом: «За время работы в органах я получил один раз пистолет системы ТТ. О втором я до настоящего времени ничего не знаю». Указанный именной пистолет вместе с двумя другими трофейными, отобранными в Казахстане у парашютистов-диверсантов, Николай Кузьмич сдал, как он написал, «когда увольнялся из органов, но квитанцию на них не нашёл».
Самым главным был, конечно, четвёртый вопрос: «Как вы оцениваете решение парторганов о наказании вас как члена партии?»
«Наказание я получил строгое, но заслуженное», – скрепя сердце, согбенно соглашался со своей участью партиец почти с сорокалетним стажем. Но все последующие годы работая в низовой строительной организации, «старался всячески оправдать доверие, оказанное мне партией. Оценка моей работы партийной организацией говорит о том, что слова не расходятся с делом» [А. 14].
Ну и что же делать дальше, после выяснения всех заинтересовавших секретаря райкома обстоятельств дела? На партийном собрании первичной организации строго секретные материалы обсуждать нельзя. Районному комитету, познавшему суть проблемы, выходить с ходатайством о снятии взыскания в вышестоящие инстанции – чего бы ради? ЦК КПСС мог бы по собственной инициативе повелеть своему послушному КПК принять ещё раз соответствующее решение о реабилитациинаказанного товарища – но зачем высшему партийному органу это было бы нужно?
В результате персональное дело члена партии Богданова 5 апреля 1968 года было возвращено из особого сектора Москворецкого райкома в КПК при ЦК КПСС, где через три дня благополучно легло в архив. А как же наказанный коммунист? Ничего страшного: проходил 8 лет со строгачом,пусть ещё помучается – только покладистей будет. Если снять взыскание с тов. Богданова, тогда и тов. Круглова, вроде бы, надо в партии восстанавливать. А, самое главное, в таком случае придётся с существом вопроса разбираться, где всё наврано и переврано, в связи с чем ПРАВДА оказалась СТРОГО СЕКРЕТНОЙ.
Отец стал иногда лишку выпивать. Даже не то, чтобы увеличил норму, просто хуже начал переносить спиртное, так как больные почки давали о себе знать. Раньше, приняв на грудь, Николай Кузьмич становился весёлым, шутил, смеялся. Теперь же как-то весь раскисал. Я решил поговорить с папой, подсказать ему, чтобы он вовремя останавливался, не перебирал, что это ему не на пользу.
«А ты знаешь, – ответил отец мне, – я как-то потерял цель в жизни. Раньше всё чего-то добивался, к чему-то стремился. А сейчас – даже не знаю…»
Я понял, что это была страшная трагедия пожилого человека, прожившего долгую и нелёгкую жизнь, трудившегося честно, не щадившего себя на работе, которая, как он считал, была направлена исключительно на благо Родины, а получившего взамен дробь в левый глаз, звание врага народа, строгое партийное взыскание и урезанную пенсию.
Глава 44. Последний год
Наступил 1972 год. Отец по-прежнему продолжал работать, хотя со здоровьем у него возникли определённые проблемы. На операцию правой почки по извлечению из неё камней (а возможно, и по полному её удалению) он не решался, однако анализы мочи были весьма неутешительными. Недостаточное очищение организма вело к развитию гипертонической болезни. Несмотря на то, что отец физически как-то немного сдал и раскис, он не жаловался и не унывал.
12 февраля 1972 года отметили полукруглый юбилей Николая Кузьмича. Начальник Управления отделочных работ А. Евдокимов, секретарь партбюро П. Шкарин и председатель Постройкома В. Осипов наградили новорожденного Почётной грамотой «За большой трудовой вклад, внесённый в успешную деятельность Управления отделочных работ и в связи с 65-летием со дня рождения» [А. 16]. Дома мы вместе с родственниками и друзьями достойно поздравили дорогого папулю.
Лето в том году выдалось чрезвычайно жаркое. На востоке Подмосковья горели торфяники, застилая всё вокруг едким дымом. В городе нечем было дышать. На даче 7-летний Алёша поглощал в тенёчке арбузы и, едва успев доесть один сладкий, сочный кусок, просил: «Ещё!»
Папа тяжело переносил жару и совсем раскис. В начале июля удалось уговорить его лечь в госпиталь МВД на обследование и лечение. Николай Кузьмич очень переживал, что в самый разгар строительного сезона вынужден валяться на койке. Принятые медицинские меры, а также вынужденный покой в течение месяца сделали своё дело: отец приободрился, стал весёлым. Коллеги по работе, приезжавшие проведать больного, осторожно закидывали удочку: «Кузьмич, ну ты как, отпустишь нас в отпуск?» Почувствовавший в себе силы Николай Кузьмич обещал в ближайшее время выйти на работу. Отец выписался из госпиталя в начале августа и сразу окунулся в пекло строительных дел. Жара не спадала. Приходилось трудиться и за ушедших в отпуск товарищей – то париться в кабинете, то ехать в раскалённой машине на стройки и там в знойной пыли лазать по этажам.
С приходом осени стало немного легче. Родители решили пойти в отпуск в начале декабря с тем, чтобы отдохнуть от забот и погулять по заснеженному Подмосковью. Папа написал заявление на имя начальника Медицинского управления МВД СССР с просьбой «выделить путёвки в санаторий в Звенигороде с 7 декабря с.г. мне и моей жене Котовой Нине Владимировне» [А. 16]. Это была последняя бумага, красиво и чётко написанная рукой отца.
Ничего пока не предвещало беды, но всё-таки что-то с папой случилось. Почему он сердился и настаивал, что путёвки необходимы именно с четверга 7 декабря, хотя по ряду обстоятельств это было не совсем удобным, так и осталось неизвестным. Возможно, это маленькое происшествие не было случайностью, а явилось первым (а скорее, уже и не первым) звоночком, на который мы не обратили особого внимания.
Перед своим отъездом в отпуск отец хотел заквасить большой бак капусты. Обычно каждый год закладку этого важного для питания семьи продукта он делал сам, а мы, все остальные, выполняли вспомогательные функции: кто-то приносил овощи из магазина, кто-то помогал шинковать, мыть и чистить морковь, яблоки и т. д.
Мы договорились с отцом, что в субботу 18 ноября утром сходим вместе в овощной магазин и принесём капусту, а вечером займёмся квашением. Но намеченный нами план реализовать не удалось, поскольку мне пришлось отлучиться на другие дела. Потом я узнал, что папа долго ждал моего возвращения и, потеряв терпение, сам пошёл в магазин и притащил две авоськи капустных кочанов, да ещё купил пиво, которое из-за его больных почек у нас всегда было под запретом.
Ночью у отца случился ишемический инсульт. И потянулась череда врачей, начиная со «скорой помощи» и включая всех знакомых докторов и профессоров. Больше всех нас поразила начальница терапевтического отделения из поликлиники МВД, лечившая Николая Кузьмича. Положив на стол толстенную подшивку истории болезни Богданова, она сказала: «А мы давно этого ждали». Почему знакомые медики не могли заранее предупредить нас, что состояние пациента чревато неприятными последствиями и ему необходимо срочно бросать работу и поменять образ жизни с активного на щадящий? Я понял, что по медицинской части отца заранее уже списали в расход, и наш дальнейший разговор бесполезен.
На протяжении нескольких дней состояние больного продолжало оставаться стабильно тяжёлым. Создавалось впечатление, что отец спал глубоким сном, но потом просыпался и всех нас, окружавших его у постели, узнавал, старался пошутить, хотя речь его была несколько нарушена. Надежда на спасение у нас теплилась, но на пятый день вечером неожиданно случилась катастрофа.
23 ноября 1972 года в 19 часов 10 минут Николай Кузьмич Богданов скончался. Слава Богу, что, прожив достаточно долгую, полную напряжённой работы и треволнений жизнь, отец умер на руках своих родных, а не погиб где-нибудь в заснеженном лесу от заряда дроби в висок или, того хуже, от побоев в холодном застенке или от уколов в психушке.
Мы все держались мужественно, понимая неизбежность случившегося. А маме как врачу не раз приходилось видеть уход в небытие. Сделали необходимое, чтобы привести тело отца в порядок. Врач «скорой помощи» констатировал смерть и вызвал перевозку. Вместе с мужиками, пропитанными перегаром, спустили на носилках тело отца вниз. Зелёный обшарпанный уазик медленно покатил по улице Белинского и свернул за угол, навсегда увозя моего отца из родного дома, от всех нас.
Теперь надо было думать об организации похорон. Мы решили позвонить в МВД, полагая, что они обязаны помочь похоронить бывшего своего генерала. Правда, я сомневался, захотят ли министерские чиновники этим вопросом заниматься, ведь Богданов был уволен по служебному несоответствию. Через дежурного по МВД связался с первым замминистра внутренних дел СССР генерал-лейтенантом В.П. Петушковым, с которым Богданов в конце 1950-х годов работал вместе в республиканском министерстве. Владимир Петрович выразил всей нашей семье глубокое соболезнование в связи с кончиной мужа и отца и сказал, что с Николаем Кузьмичом они всегда хорошо и дружно работали. Потом пригласил меня зайти к нему завтра в 10 часов утра, чтобы решить все вопросы с организацией похорон.
На следующий день в назначенный час я вошёл в приёмную первого замминистра. Секретарша и ещё одна женщина разбирали на столе разные бумаги. Меня попросили подождать, так как Владимир Петрович принимал иностранную делегацию. Я сел на стул около окна, погрузившись в свои невесёлые думы. Вдруг дверь в приёмную открылась, и какой-то мужчина почти прямо с порога мощным голосом произнёс:
– Слышали, Богданов умер! Вот мужик был хороший!
Тут женщины кинулись к вошедшему, замахали на него руками, громким шепотом приговаривая:
– Тише ты! Тут сын его!
Мужчина взглянул на меня, закрыл себе ладонью рот и, пятясь задом, вышел из приёмной, тихо прикрыв за собой дверь. Женщины вернулись к своим делам. Однако такая непосредственная оценка, данная Богданову незнакомым мне человеком, в душе порадовала меня. Прошло 12 лет, как Николая Кузьмича вышибли из министерства, но, несмотря на пробежавшее время, здесь его помнили и, видимо, не с плохой стороны. Хорошим мужиком отца частенько называли, но таким он был для простых людей, а для Хрущёвых, андриановых, борковых он являлся персоной нон-грата.
Дверь кабинета открылась, и оттуда потянулась длинная вереница военных в иностранной форме. Секретарша заглянула к начальнику и пригласила меня войти.
Владимир Петрович встретил меня в центре кабинета, пожал руку, ещё раз выразил свои соболезнования и пригласил сесть за стол совещаний, а сам вернулся в своё руководящее кресло
«Тут такое дело, – начал бывший папин коллега по работе, – я разговаривал с заместителем министра среднего машиностроения, и он мне сказал, что они нам Николая Кузьмича не отдадут. Последние годы ваш отец работал в том министерстве, пользовался большим уважением, и они хотят похоронить его сами. Свои войска в Средмаше имеются, поэтому все почести, положенные генералу, они отдадут: оркестр, салют, прохождение войск перед могилой – всё будет».
В связи с этим Владимир Петрович предложил со стороны МВД оказать материальную помощь для проведения похорон, а также помочь с заказом продуктов для поминок. Мне оставалось только поблагодарить Владимира Петровича за то, что он проявил внимание к семье своего бывшего сослуживца. Мне выделили сопровождающего, чтобы он помог мне получить деньги и заказать продукты.
«А я хорошо помню Николая Кузьмича, – сказал мне по дороге мой спутник. – Один из заместителей министра у нас назначался дежурным, и ему в этот день докладывали всю оперативную информацию. К одному придёшь, сообщишь о каком-нибудь ЧП, а он давай на тебя орать, будто ты во всём виноват. А Николай Кузьмич никогда так не делал. Спокойно выслушает, уточнит, какие меры приняты, распорядится, что ещё нужно сделать. Так мы приспособились поступать следующим образом. Если имелась возможность затянуть с докладом об очередной неприятности, то дожидались, когда дежурным замом будет Богданов, и без боязни шли к нему, чтобы не получить незаслуженные оплеухи».
Весть о смерти Николая Кузьмича Богданова быстро облетела всех наших родных, друзей и знакомых. Почта приносила множество телеграмм соболезнования из Москвы, Ленинграда, Алма-Аты, Луги, Устюжны, Риги, Уфы, Севастополя, Рыбинска, Тамбова, Семилук и других городов. Телефон постоянно звонил, а двери нашей квартиры не закрывались – родные, старые друзья, бывшие сослуживцы спешили выразить своё сочувствие в связи с невосполнимой утратой Нине Владимировне и всем нам.
Министерство среднего машиностроения, Первый Стро-ительно-монтажнй трест и Управление отделочных работ занимались организацией похорон. В «Московской правде» был напечатан некролог: «Москворецкий РК КПСС, руководство, партийная и профсоюзная организации 1 – го строительно-монтажного треста с глубоким прискорбием извещают о скоропостижной смерти сотрудника треста, генерал-лейтенанта запаса, члена КПСС Николая Кузьмича Богданова и выражают соболезнование семье и близким покойного».
В клубе треста для гражданской панихиды и прощания был выставлен гроб с телом Николая Кузьмича Богданова. Народа в помещение набилось столько, что невозможно было повернуться. Никакого прохождения мимо гроба не было. Просто все стояли молча, предавшись своим грустным мыслям. Потом вынесли венки и цветы, портрет, ордена и медали покойного. Кавалькада машин сопроводила Николая Кузьмича в последний путь.
Над Ваганьковским кладбищем раздавались звуки траурного марша, исполнявшегося духовым оркестром. У могилы состоялся траурный митинг, на котором выступили товарищи по работе, друзья, а также бывший председатель Совмина Казахстана Н.Д. Ундасынов. После прощания всё стихло, и гроб опустили в могилу. Раздался троекратный залп воинского салюта. Оркестр заиграл Гимн Советского Союза. После того как могилу засыпали и украсили венками и цветами, перед ней в торжественном марше прошло подразделение войск.
На поминках у нас дома собралось человек семьдесят. С работы отца были только несколько представителей, так как весь коллектив решил сам собраться и в тесном кругу помянуть ушедшего в мир иной заместителя начальника. Вместе с нашими родственниками и друзьями за вечную память Николая Кузьмича подняли стопки С.Н. Круглов и его дочь Ирина Сергеевна, С.А. Аплахвердов, С.Г. Серебряков со всей своей семьёй, да всех разве перечислишь…
Теперь нам предстояло привыкать жить без отца. В моей голове просто не укладывалась мысль, что я больше никогда не увижу папу, не смогу с ним поговорить. Даже не представлял, что отец занимал такое огромное место в моей жизни. Тоска была страшная. И вот как-то ночью отец мне приснился, привиделся настолько явственно, будто я с ним действительно ещё раз пообщался наяву. После этого стало немного легче. События последних дней начали уходить в прошлое.
Мне позвонили с работы отца и сказали, что Николай Кузьмич из-за болезни не успел получить какие-то деньги, и просили приехать и забрать выписанную ему сумму. Потом позднее выдали и другие причитавшиеся заместителю начальника вознаграждения – прогрессивку, квартальную и годовую премии. Все деньги я отдавал маме, а она их не тратила, складывала в письменный стол как память о муже.
Через некоторое время из Управления отделочных работ сообщили, что подобрали камень, из которого хотели бы сделать памятник на могиле Николая Кузьмича. Просили подъехать, посмотреть, а также сказать, какую сделать надпись. Когда я увидел на складе УОРа представленную мне заготовку, то даже дух захватило. Это была двухметровая плита из чёрного полированного гранита габбро с отдельными яркими цветными искорками. Самый большой камень из всех, имевшихся в наличии.
«Специально для Николая Кузьмича подобрали, – прогудел низким голосом стоявший рядом со мной мастер гранитной мастерской. – Хороший был мужик. Наш склад одно время непосредственно ему подчинялся».
На Ваганьковским кладбище памятник установили в июне 1974 года. На полированном граните было высечено: «Генерал-лейтенант Богданов Николай Кузьмич. 1907–1972».