Текст книги "30 лет в ОГПУ-НКВД-МВД: от оперуполномоченного до заместителя министра"

Автор книги: Юрий Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 45 страниц)

Серьёзным испытанием для объединённого управления и его начальника явилось восстановление общественного порядка после проведенной амнистии. Хлынувший из тюрем, лагерей и колоний поток обездоленных и обозлённых людей совершал на своём пути массу криминальных действий. Особенно это было заметно на фоне относительно низкого уровня преступности, характерного для советской власти. Эффект усиливали быстро распространявшиеся слухи и небылицы о несовершённых преступлениях, рассказывавшиеся иногда с большими подробностями. В МВД, прокуратуру, партийные и советские органы посыпалась масса заявлений, а также подписанных и анонимных писем о случаях бандитизма, воровства и других уголовных про-явлений. Местные жители стали опасаться выходить на улицу в позднее время.

Обеспокоенный таким оборотом дела инициатор амнистии (все остальные правители оказались ни при чём) министр внутренних дел Берия отдал распоряжение всем местным органам МВД принять необходимые меры и о результатах доложить в Центр.

Из Ленинградского УВД в Москву каждые 5 дней стали направляться соответствующие отчёты, которые свидетельствовали об увеличении правонарушений, причём не только со стороны амнистированных, но и за счёт активизировавшихся местных уголовников.

В связи со сложившейся обстановкой приехавшим в Ленинград замминистра Серовым и начальником облуправления Богдановым на 13 и 14 июня была санкционирована операция по выявлению и изъятию уголовного элемента. Каждый район проводил зачистку своими силами, главным образом там, где могли ночью укрываться уголовники: отстойные линии трамвайных и железнодорожных вагонов, склад контейнеров в Невском районе, неосвещённые зелёные массивы Лесотехнической академии и парка им. Челюскинцев, кладбища и другие известные милиции места. Налёты сделали также на притоны (малину), которые были выявлены в результате работы с агентурой. Проверке подвергались и общежития, где часто обнаруживались лица без прописки.

В итоге операции было задержано 903 человека, из них привлечено к уголовной ответственности 104 преступника, к административной – 491 человек. В связи с незаконным проживанием в закрытом городе Ленинграде у 119 задержанных получили подписку об их выезде. 145 человек доставили в милицию для выяснения личности, так как они не имели при себе документов.

Кроме того, замминистра Серов провёл совещание с городским прокурором, председателем городского суда и уполномоченным Министерства юстиции, на котором просил помочь с оформлением материалов на арест уголовных преступников, так как имели место факты недоразумений с районными прокурорами [А.9].

Вроде бы всё было сделано правильно. В дальнейшем проводились и другие подобные мероприятия, в результате которых к концу июля число преступлений пошло на убыль, и в августе 1953 года дополнительные отчёты в Москву о текущей обстановке больше не посылались.

В этот же период появились провокационные слухи о том, что ожидается денежная реформа. В связи с этим в ряде городов Советского Союза возник ажиотажный спрос на промышленные товары и продукты. По заданию из Москвы УМВД по своей линии провело проверку и установило, что в Ленинграде скупки товаров не было, но в Солнцевском и Кингисеппском районах области возникла небольшая паника, но потом быстро улеглась. По всем этим вопросам начальник управления Богданов устно и письменно проинформировал партийных секретарей Андрианова и Игнатова.

Следует отметить, что грамотные и оперативные действия Богданова по руководству областным УМВД в целом пришлись по вкусу первому секретарю обкома Андрианову, и через некоторое время он даже сообщил в МВД, что больше не возражает против того, чтобы новый начальник УМВД ЛО оставался на своём посту. Вместе с тем Хозяин области страшно ревновал, если какая-либо информация из управления проходила мимо него. Поскольку Игнатов являлся первым секретарём горкома и вторым секретарём обкома, то Богданов неоднократно бывал у него, давая справки по заявлениям и другим вопросам. При этом сообщения о происшествиях в Ленинграде, итоговые данные о работе милиции и сведения об иных внутригородских проблемах, естественно, направлялись секретарю горкома. Когда Андрианов выезжал в Москву или в районы области, всю переписку Богданов направлял Игнатову как второму секретарю обкома на совершенно законном основании замещавшему своего патрона. Такое положение дел Андрианову очень не нравилось, и в конце концов он позвонил начальнику управления по телефону и заявил: «Товарищ Богданов! Вы забыли, что я – Первый Секретарь Обкома, и Вы, как начальник областного Управления, должны иметь дело только со мной. А Вы чаще бываете у других секретарей и даже пишите им сообщения».

На другой день в кабинете первого секретаря обкома Богданов сказал, что ряд вопросов, касающихся города, можно разрешать и с первым секретарём горкома, чтобы не загружать частными делами главу области. Но Андрианов ещё раз подтвердил, что Богданов должен иметь дело только с ним.

После такого категорического указания вся переписка стала направляться исключительно Андрианову, и хождение начальника управления в кабинеты к другим секретарям обкома и горкома прекратилось, хотя Богданов считал такое положение вещей в корне неправильным.

Конечно, можно догадаться, почему Андрианов взял начальника УМВД под свой колпак. Приехав в марте 1953 года в Ленинград, Богданов в заполнявшемся им очередном «Личном листке по учёту кадров» в графе «Образование» впервые написал, что он закончил Высшую офицерскую школу МВД СССР и имеет специальность юриста. С этой позиции грамотного специалиста он и стал после приёма дел знакомиться с деятельностью управления. Достаточно быстро убедился, что заключение комиссии о неудовлетворительной работе ленинградского Управления МГБ (в тот период, когда его возглавляли Горлинский и Ермолаев) являлось обоснованным. Неоднократно Богданов говорил, что Ленинградский обком допустил ошибку, когда после суда над антипартийной группой настоял на том, чтобы заменить почти весь оперативный состав управления и райотделов. По данным кадровиков, за последние два года из Ленинграда было откомандировано 1700 человек руководящего и рядового оперативного состава. Вновь прибывшие работники длительное время осваивались с обстановкой и практической работой не занимались. Теперь новому начальнику управления стоило больших трудов разъяснить ряду своих местных руководителей, что деятельность органов внутренних дел является кропотливой, требует большой усидчивости, изобретательности, личной инициативы, повседневной работы с оперативным составом.

Среди районного руководства имелись явно неподходящие фигуры. Так, начальник Парголовского райотдела дошёл до того, что стал пьяным ходить на работу, втягивал в употребление горячительных напитков своих сотрудников. Перегрузившись вином, ложился спать в кабинете, а подчинённых заставлял отвечать на телефонные звонки, что уехал в район. В Василеостровском райотделе начальник подчинёнными не руководил, вопросов не решал, а только постоянно искал предлог, чтобы уйти из райотдела и представительствовать там, где и не нужно.

Начальник Выборгского горотдела, находясь на весьма ответственном участке работы, аппаратом не управлял, дела запустил, а вслух заявлял, что ему даже на камни Выборга смотреть противно, ибо они нагоняют на него уныние. Сами работники горотдела просили убрать такого руководителя.

Произведенные кадровые изменения, особенно замечания Богданова в адрес обкома партии, не могли понравиться Андрианову, и он старался доказать новому начальнику управления, что «тогда всё делалось по указанию верховных инстанций». Однако Богданов «не был убеждён в этом» даже по прошествии значительного времени, поскольку, видимо, не до конца понимал истинную ситуацию с «ленинградским делом» и не представлял, откуда на самом деле у этой профанации ноги росли.

По нашему мнению, стараясь добросовестно исполнять порученное ему дело, отец попал в политические жернова, которые должны были кого-то, принесенного в жертву, перемолоть. Московская троица идеологов, чтобы замести следы, старалась убрать отработавшего своё Андрианова честным путём, собрав на него имевшийся в изобилии компромат. Сам Василий Михайлович чувствовал, что неспроста под него подставили Богданова, но против вполне оправданных действий этого опытного начальника пока что возразить ничего не мог и, взяв его под свой жёсткий контроль, только ждал случая, чтобы от него избавиться.

Но самым опасным для Андрианова являлось то, что Богданов как юрист и грамотный оперативник сам занялся тщательным изучением находившихся в производстве следственных дел по участникам ленинградской антипартийной группы. Ему сразу же стало ясно, что предъявленные арестованным обвинения в измене Родине, вредительстве, антисоветской деятельности и других страшных прегрешениях не соответствовали материалам дела и доказаны не были. В течение полугода под стражей содержались 4 обвинявшихся (арестованные Ермолаевым по указанию Андрианова): бывший секретарь Ленинградского обкома, бывший начальник УМВД области и два бывших секретаря райкомов партии. Богданов поставил вопрос о прекращении дела и о немедленном освобождении руководителей, незаконно посаженных за решётку. Однако военная прокуратура Ленинграда не согласилась с этим мнением и потребовала направления дела в суд, где обвиняемые будут наказаны. Первый секретарь обкома Андрианов активно сопротивлялся прекращению этого дела. Тогда Богданов настоял на том, чтобы из Москвы прислали представителя МВД СССР. Приехавший инспектор согласился с юридически обоснованным заключением, сделанным начальником управления, и указанные арестованные были освобождены. Кроме того, по инициативе Богданова вышли на свободу также и лица, обвинявшиеся по другим делам, всего более 30 человек.

Противостояние с обкомом партии усилилось ещё и потому, что Богданов отказывался вопреки указанию Андрианова выселять из Ленинграда семьи ранее репрессированных участников антипартийной группы.

Как стали бы разворачиваться события дальше, трудно сказать. Но тут 26 июня 1953 года был арестован Берия, и всё пошло по иному руслу.

Глава 34. Враг народа

В июне 1953 года я закончил 8-й класс, и меня сразу же, чтобы не мешал брату сдавать ответственные экзамены на аттестат зрелости, отправили в Ленинград. Квартиру отцу ещё не предоставили, но он получил полагавшуюся ему госдачу в Сестрорецке. Присматривать за мной поручили мужу папиной сестры Дмитрию Павловичу Костину, который к тому времени находился по состоянию здоровья на пенсии. Мы поселились с ним вдвоём на даче и дружно прожили там всё лето. Чтобы мужикам не возиться с готовкой, папа договорился в санатории, и нам стали отпускать обеды на дом. Каждый день Дмитрий Павлович тщательно брился, одевал костюм и отправлялся в назначенный час с судками в руках на свидание. После завтрака, обеда и ужина он сам добросовестно мыл посуду, натирая тарелки до тех пор, пока они не начинали скрипеть. Жили мы уединённо, каких-либо моих одногодков, с кем можно было бы познакомиться, вокруг не встречалось. С дядей Димой мы много читали, ходили на залив, где тихо плескавшиеся на мелководье короткие волны не слишком манили к себе своей чересчур освежавшей прохладой. Как бывший следователь Дмитрий Павлович умел порасспросить и поддержать долгий интересный разговор. Изредка на дачу приезжал папа. Если он оставался ночевать, то машину не отпускал, а водитель отдыхал в комнате на первом этаже. Садом и огородом отец занимался, но мало – видно было, что его что-то заботило. С дядей Димой они часто и подолгу разговаривали. Но меня всё это, в общем-то, мало трогало, хотя нутром чувствовал, что что-то складывалось не так. Однако я настолько был уверен в своём отце, в том, что он сможет правильно разрешить все житейские проблемы, что как-то ни о каких возможных неприятностях, грозивших ему, совершенно не задумывался.

В начале июля приехали мама и брат Владимир, получивший по окончании школы золотую медаль. Мама занялась обустройством выделенной наконец-то отцу квартиры в Кронверкском переулке. Большущая жилплощадь была абсолютно пуста. Из Москвы никаких вещей пока ещё не привезли, поэтому мама купила буфет на кухню, две кровати для себя, диван для Вовы, письменный стол, платяной и книжный шкафы, три стола, два мягких кресла и десяток стульев. С таким обилием мебели просторная квартира казалась полупустой. В комнате слева от входа стоял только… велосипед, подаренный брату родителями, как и было обещано, за успешное окончание школы. От нечего делать на этом «Туристе» я кружил порой по пустой комнате.

Брат несколько дней побыл на даче. Мы с ним немного покатались по заливу на двухместной деревянной байдарке, которая была дачным имуществом. Но Вове надо было поступать в Военно-Воздушную инженерную академию, и он уехал в город заниматься своими делами. Золотая медаль позволяла брату претендовать на место в высшем учебном заведении без сдачи вступительных экзаменов, но следовало пройти собеседование, на котором абитуриенту могли задать совершенно любой вопрос.

Так вот, на том собеседовании Владимира Богданова как раз и спросили: «Где и как ваш отец работал с Берией?» Удивлённый прозвучавшим вопросом брат честно признался: «Представления не имею».

Вечером дома Вова сообщил папе, о чём у него хотели выведать, а он (отличник, золотой медалист) не знал, что сказать. Отец очень рассердился, что детям задают подобные вопросы про родителей, и успокоил сына, что тот ответил правильно и не надо волноваться по этому поводу – он сам всё уладит.

На следующий день отец позвонил начальнику ВоенноВоздушной академии генерал-лейтенанту П.В. Родимову и попросил его принять меры к тому, чтобы абитуриентам не задавали не относящиеся к учёбе вопросы. Петр Васильевич с полуслова всё понял и обещал разобраться со своими политработниками.

В итоге брат беспрепятственно поступил в избранное им учебное заведение и стал слушателем в звании рядового, а отец познакомился с замечательным человеком, который в минуту жизни трудную всегда его поддерживал. Добрые отношение с Петром Васильевичем сохранились на долгие годы и продолжались даже после ухода из жизни моего отца.

Через две недели после ареста Берии, 10 июля 1953 года, все газеты опубликовали информационное сообщение о состоявшемся на днях пленуме ЦК КПСС. На этом партийном форуме по докладу Маленкова «о преступных антипартийных и антигосударственных действиях Л.П. Берия, направленных на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала и выразившихся в попытках поставить МВД СССР над правительством и КПСС», было принято решение «вывести Л.П. Берия из состава ЦК КПСС и исключить его из рядов КПСС, как врага Коммунистической партии и советского народа» [Л.52].

На следующий день в газете «Ленинградская правда» была помещена передовая статья «Несокрушимое единство партии, правительства и советского народа», в которой содержался идеологический материал, предназначавшийся как основа для проведения дальнейших общественнопартийных мероприятий по дискредитации Берии и превращения его имени в чудовищное пугало. После сладкозвучных панегириков в адрес партии и правительства, неустанно заботившихся о благе своего народа, были представлены злостные деяния Берии, которые можно подразделить на шесть пунктов:

1. Разоблачённый враг народа Берия различными карьеристскими махинациями втёрся в доверие и пробрался к руководству. Раньше его преступная антипартийная и антигосударственная деятельность была глубоко скрыта. «В последнее время», обнаглев и распоясавшись, Берия стал раскрывать своё подлинное лицо – «лицо злобного врага Советской власти и советского народа».

2. Свои «подлые махинации» Берия начал с того, что пытался поставить Министерство внутренних дел над партией и правительством. МВД в центре и на местах он использовал против партии и её руководства, против правительства СССР. Работников МВД выдвигал по признаку личной преданности ему.

3. Под разными вымышленными предлогами Берия тормозил решение важнейших, неотложных вопросов в области сельского хозяйства. Это делалось для того, чтобы «подорвать колхозы и создать трудности с продовольствием».

4. Берия стремился нарушить дружбу народов, посеять рознь между ними, активизировать буржуазно-националистические элементы в союзных республиках.

5. Будучи вынужден выполнять прямые указания ЦК и советского правительства об укреплении «социалистической законности» и ликвидации некоторых фактов беззакония и произвола, Берия умышленно тормозил осуществление таких указаний, а в ряде случаев пытался их извратить.

6. Неопровержимыми фактами доказано, что Берия потерял облик коммуниста, превратился «в буржуазного перерожденца, стал на деле агентом международного империализма. Этот авантюрист и наймит зарубежных империалистических сил» вынашивал планы захвата руководства партией и страной в целях фактического разложения Компартии и замены политики, выработанной партией за многие годы, «капитулянтской политикой, которая привела бы в конечном счёте к реставрации капитализма» [Л.53].

Сравнение официально сформулированных обвинений с теми конкретными совершенно секретными документами, разработанными Берией с марта по июнь 1953 года, позволяет судить о надуманности партийных претензий, грубо шитых белыми нитками. Тем не менее после публикации в газетах приведенных материалов «о разоблачении и аресте подлого предателя Берия», по стране пошла волна партийных мероприятий, нацеленных на укоренение в сознании советских людей бесспорного постулата о том, что во всех наших бедах, репрессиях, произволе виноват был единственный вражеский агент – Берия, который хитро маскировался до сих пор. С помощью оперативно разработанных в партийных органах словесных штампов стали повсеместно клеймить позором этого врага народа, а заодно выявлять и разоблачать всех соучастников банды Берии. При этом ЦК КПСС надо было безмерно хвалить за его мудрость и проницательность, а предпринятые им решительные действия по пресечению вражеской деятельности безоговорочно одобрять.

В городе на Неве нужный тон этой партийной разборке задал состоявшийся 10 июля 1953 года в Таврическом дворце объединённый пленум Ленинградского обкома и горкома партии совместно с партийным активом Ленинграда и Ленинградской области, на котором присутствовало 2000 человек. Участники пленума «с огромным вниманием» выслушали доклад первого секретаря обкома Андрианова, которому представилась уникальная возможность обрушиться сразу на всех своих врагов. «Бурными аплодисментами, выражавшими единую волю Ленинградской партийной организации», все присутствовавшие встретили постановление пленума ЦК КПСС и «полностью одобрили, как единственно правильные, своевременные и решительные меры», предпринятые Президиумом ЦК КПСС для ликвидации «антипартийной и антигосударственной деятельности Берии» [Л.53].

Поскольку в качестве одного из злостных деяний этого двурушника, чьи портреты едва успели снять со стен в кабинетах, указывалось стремление поставить органы внутренних дел над партией и её ЦК, то, переходя от общесоюзных проблем к ленинградским вопросам, первый секретарь обкома высказал «беспощадную критику в адрес бериевского назначенца, начальника областного Управления внутренних дел Богданова». Тем самым возможность для погрома неугодного руководителя была предоставлена всем желавшим (и заранее подготовленным). На моего отца посыпались обвинения со всех сторон. Теперь в вину ставились все те служебные вопросы, которые он успел решить за время работы в Ленинграде. Всё переворачивалось с ног на голову. Так, проведение операции по изъятию уголовного элемента после амнистии трактовалось как «совершенно не нужное и представлявшее собой превышение полномочий». Секретарь Дзержинского райкома партии Никитин обвинил Богданова в том, что он запрещал своим сотрудникам писать в партийные органы. Заведующий административным отделом горкома партии Соловьев добавил к этому, что начальник не разрешал работникам своего аппарата посещать горком партии.

Самое главное, что на пленуме против собственного начальника выступили некоторые руководители УМВД. Секретарь партийного комитета Янин заявил, что ему не давали заниматься оперативной работой, а начальник отдела кадров Подгорнов указал на неправильную расстановку людей.

Если хорошо поискать, то за каждым человеком можно найти грешки. Оказалось, что Богданов почти три месяца не снимался с партийного учёта в Москве и не переходил в ленинградскую парторганизацию. Правда, если раньше этот вопрос обком и горком почему-то не волновал, то теперь, когда с партучётом все необходимые формальности были уже выполнены, дело подняли до обсуждения на высоком партийном форуме.

В своём выступлении на объединённом пленуме Богданов сначала в соответствии с общим духом одобрил мероприятия, проведенные Президиумом ЦК КПСС «по разоблачению и пресечению вражеской деятельности врага народа Берии и его соучастников по преступной деятельности, которые дали возможность своевременно ликвидировать шайку людей, готовых предать интересы партии и Советского государства». Далее, сообразуясь с общей обстановкой, отметил, что «попытка использования Берией органов Министерства внутренних дел во вражеских целях могла привести к очень серьёзным делам, учитывая возможности этих органов, и направить их на преступный путь».

Первая страница доклада начальника УМВД по ЛО Н.К. Богданова на партийном собрании коммунистов управления после разгрома «банды Берии». Ленинград, 1953 год

Затем Богданов ответил на ряд серьёзных замечаний о лично его неправильных действиях как начальника УМВД ЛО, которые прозвучали в докладе секретаря обкома партии Андрианова и в выступлениях других товарищей. Признав, конечно же, критику в свой адрес правильной и пообещав учесть всё это в дальнейшей практической работе, выступавший, тем не менее, сделал к сказанному несколько поправок.

В отношении операции по изъятию уголовного элемента начальник управления сказал, что после амнистии приходило очень много заявлений от граждан в различные партийные и советские органы с требованиями строгого наказания преступников, вплоть до того, чтобы пересмотреть даже ряд статей Уголовного кодекса, нацелив их на решительное пресечение преступной деятельности. Секретарём обкома Андриановым были проведены заседания секретариата, а затем бюро обкома партии, на которых приняли постановления об усилении работы по борьбе с уголовной преступностью. Исходя из этого и основываясь на самых хороших побуждениях, решили провести широкомасштабную операцию. Хотели как можно скорее пресечь преступность в городе, поскольку это вызывало большую тревогу среди населения и порождало ничем не обоснованные слухи. Начальник управления полностью взял ответственность за операцию на себя, сказав, что она была санкционирована лично им. Конечно, без этого мероприятия можно было обойтись, так как за последнее время работа милиции была значительно улучшена. Например, удалось резко усилить изъятие преступного элемента, особенно карманных воров, которые подвязались в городском транспорте и магазинах. Только за июнь и начало июля задержали 265 карманников. Сейчас органы милиции правильно поняли те задачи, которые перед ними поставлены, и есть надежда, что в ближайшее время с преступностью справятся.

Секретарю Дзержинского райкома партии Никитину начальник управления ответил, что он не запрещал сотрудникам писать по личным вопросам или сигнализировать в партийные органы. Речь шла об официальной служебной переписке органов внутренних дел с другими, в том числе и с партийными, организациями. В этом отношении им действительно давалось указание, чтобы в обком и горком документы отправлялись только за подписью начальника управления. Данное абсолютно законное требование было связано с тем, что ряд справок, направленных во внешние организации, был составлен совершенно неправильно, и потом начальник вынужден был по этим бумагам оправдываться и давать объяснения, в чём конкретно они не соответствовали действительности. Даже критиковавший своего руководителя по данному вопросу начальник отдела кадров Подгорное отправил недавно такую бумагу, что пришлось срочно возвращать её обратно. Справку написали столь невразумительно, что она вносила только путаницу. А от этого документа зависела судьба человека.

Громогласный и обобщающий вывод о том, что начальник управления запрещал своим сотрудникам посещать обком партии, был сделан на основании единственного, совершенно банального случая. В субботу в обкоме находился замминистра Серов, а потому там собрались все партийные и исполкомовские руководители. Начальник управления Богданов подробно проинформировал всех присутствовавших о состоянии дел по борьбе с преступностью, и все вопросы по дальнейшим действиям были выяснены и согласованы. Однако в понедельник присутствовавший при субботнем разговоре заведующий административным отделом обкома Соловьев решил по этому же вопросу собрать своё совещание и вызвал на него начальника милиции города. Начальник управления Богданов возразил, что накануне все вопросы были решены, но если нужно, то на совещание придёт он сам, а начальнику милиции «надо не заседать, а воров ловить». Однако теперь, в подходящий момент, этот частный вопрос был поставлен в строку.

По критическому выступлению секретаря парткома Янина Богданов дал такое объяснение. Однажды партийный руководитель пришёл к начальнику управления и стал рассказывать о сотруднике, который сообщил в партком, что в одном из медицинских учреждений неправильно организована оперативная работа. Начальник на это ответил секретарю, что надо было сразу же данного сотрудника направить непосредственно к нему, поскольку именно он отвечает за оперативный участок работы, но как новый здесь человек ещё недостаточно знает все упущения. Секретарю парткома посоветовал в оперативные дела не вмешиваться, а решать задачу по усилению партийно-политической и воспитательной работы среди личного состава с тем, чтобы искоренить все дискредитировавшие органы случаи нарушения дисциплины – пьянки, аморальное поведение, незаконное применение оружия и т. п. Однако, добавил начальник, если эти сигналы будут касаться руководящего состава и лично его, то партийный секретарь может действовать по собственному усмотрению – это его право [А.9].

Вот так всегда: чтобы обвинить человека, обругать его, достаточно двух строчек, пары слов, а чтобы оправдаться и объяснить, как всё было на самом деле, – страницы не хватит. И это ещё при условии, если тебя захотят слушать и понимать.

Своему начальнику отдела кадров Подгорнову Богданов ответил, что если с расстановкой людей на должности были допущены какие-то ошибки, то эти огрехи им следует поделить между собой поровну. Кадровик работал в управлении уже полгода, когда туда только ещё прибыл новый начальник. Именно кадровый работник давал все характеристики и иные данные на сотрудников и рекомендовал, кого и где лучше использовать. В отношении утверждения произведенных назначений по номенклатуре обкома партии выступавший напомнил: Андрианов давал указание о том, что решение по этому вопросу состоится после того, как будет произведена вся расстановка кадров. Однако на сегодняшний день, после завершения этой работы, никто, кроме одного из прежних начальников отдела, пока ещё не утверждён.

По вопросу перехода в ленинградскую партийную организацию Богданов пояснил, что после назначения на должность начальника управления он в течение суток вынужден был собраться и выехать к новому месту службы, а потому не успел сняться с партучёта. Чтобы решить этот вопрос, неоднократно просил разрешения (у Андрианова) выехать в Москву, но получал отказ. Когда последний раз был в столице по вызову министерства, то находился в городе всего несколько часов, причём не мог уйти из аппарата, поскольку приказано было никуда не отлучаться. В связи с этим начальник управления написал заявление секретарю парткома Янину с просьбой принять от него партийные взносы и по его совету тут же отправил другое заявление в Дзержинский райком с просьбой переслать по почте его партийные документы в Ленинград, чтобы здесь встать на партийный учёт. Признал свою вину в том, что, занятый делами, раньше не связался с райкомом.

Подводя итог своего выступления, Богданов сказал: «Безусловно, товарищи, ко мне, как к начальнику управления, выражают очень серьёзное недоверие, учитывая, что я назначен бывшим министром Берия, ныне разоблачённым врагом народа. Как это делалось, кто тут направлял, кто меня выдвигал сюда начальником управления – я ничего сказать не могу. Во всяком случае, это дело не Берия, но приказ им подписан, я должен за это отвечать». (Интересно, как обстояло дело с ещё 81 назначенцем, поставленным на должности упоминавшимся нами приказом Берии № 01 от 16 марта 1953 года? Их всех тоже считали бериевцами и так же долбали, как моего отца?) Богданов заверил пленум областного и городского комитетов партии, что «коллектив работников Управления справится с порученными партией и Советским правительством заданиями по борьбе с вражеской агентурой и контрреволюционными происками враждебных элементов». А всё, что в критических замечаниях относилось лично к действиям начальника управления, выступавший ещё раз дал слово «учесть и исправить в кратчайший срок» [А.9].

Но это было только началом развёрнутой травли Богданова. Всё окружение тут же отвернулось от начальника УВД и не желало с ним общаться. Мне жаль, что «биографы» ничего этого не заметили.

Нашёлся только один глубоко порядочный человек, который открыто поддержал моего отца в минуту жизни трудную. В перерыве заседания объединённого пленума, когда Богданов, весь оплёванный, вышел в фойе, знакомые граждане, пряча глаза свои или демонстративно отворачиваясь, пробегали поскорее мимо, не останавливаясь около приговорённого к распятию. Вот в этот психологически сложный момент к моему одиноко стоявшему отцу со словами утешения и поддержки подошёл П.В. Родимов, не убоявшийся утраты собственного престижа. Два генерал-лейтенанта под взорами сотен окружавших их людей стали спокойно и неспешно, будто ничего не случилось, прогуливаться туда-сюда по холлу Таврического дворца. Пётр Васильевич, в ту пору ещё совсем мало знавший моего отца, но поверивший в него, говорил Николаю Кузьмичу, чтобы он не принимал близко к сердцу оговоры, звучавшие с высокой партийной трибуны. В ходе неторопливой, дружеской беседы начальник Военно-Воздушной инженерной академии дал начальнику УМВД совет не падать духом, не показывать себя слабым, не поддаваться, не гнуться, стараться быть самим собой, раз уж уверен в том, что дела свои служебные исполнял правильно [Б]. Такой разговор по душам имел для отца в плане моральной поддержки даже большее значение, чем официальное выступление в защиту, которое сейчас никто бы не стал слушать.