Текст книги "30 лет в ОГПУ-НКВД-МВД: от оперуполномоченного до заместителя министра"

Автор книги: Юрий Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 45 страниц)

Для Берии, мингрельца по национальности, несомненно, сохранившего связи со своей малой родиной, это инспирированное дело намекало на имевшиеся и у него аналогичные устремления. В постановлении указывалось, что если «антипартийный принцип мингрельского шефства» не получит должного отпора, то это приведёт к весьма печальным последствиям. Объявленные в след за тем достаточно суровые оргвыводы значительно сократили число земляков Берии в руководящих органах Грузии.

Несколько нейтрализовав своего коллегу, Маленков взял инициативу в свои руки и 7 декабря 1951 года провёл через Политбюро постановление о созыве 20 октября 1952 года XIX съезда ВКП(б), обеспечив себе при этом ведущую роль. Предусматривалось, что с отчётным докладом выступит Маленков, проект тезисов по 5-летнему плану подготовит председатель Госплана Сабуров, а изменения в уставе доложит Хрущёв.

Главным итогом закулисной борьбы в триумвирате стала победа сторонников более мягкого внешнеполитического курса страны. Подтверждение этого было дано и в достаточно миролюбивых по тону, хотя весьма скупых по содержанию, ответах Сталина на вопросы некой группы редакторов не названных американских газет, опубликованных в советской прессе 2 апреля 1952 года.

Столь же доброжелательное настроение сопутствовало и состоявшемуся в апреле 1952 года в Москве Международному экономическому совещанию, которому не навязывали принятие каких-либо заявлений идеологического характера. Подобный подход практически сразу привёл к заметным сдвигам во внешней торговле Советского Союза, тем более что новые равноправные и взаимовыгодные связи устанавливались с компаниями и фирмами не только на межгосударственном, но и на чисто деловом уровне.

В ещё большей степени смягчение внешнеполитического курса продемонстрировали советские средства массовой информации. В соответствии с полученными от ЦК указаниями, откровенно негативное содержание материалов о жизни в странах Запада, выражавшее дух холодной войны, отныне решительно отвергалось. От журналистов-междуна-родников требовалось «не допускать выражений, которые могли быть истолкованы как подстрекательство и выступление против правительства, оскорбление национального достоинства или вмешательства во внутренние дела».

Серьёзные перемены стали происходить в идеологии, науке, литературе и искусстве, когда партийные органы обратились с призывом «показывать жизнь во всём её разнообразии, в движении, беспощадно разоблачать всё косное, всё отсталое, всё враждебное народу, что смертельно боится критики и самокритики».

Переход к разрядке проявился и в радикальных кадровых перестановках, которые произвели в Министерстве иностранных дел, осуществив рокировку ряда советских представителей за рубежом.

В этот же период за счёт превращения «мингрельского дела» в грузинское началась очередная атака на Берию, инициированная, скорее всего, опять Маленковым. 27 марта 1952 года Политбюро утвердило постановление «О положении дел в Компартии Грузии», в котором говорилось, что исправление указанных ранее ошибок и недостатков «идёт медленно, со скрипом, неудовлетворительно», что вызывает «недовольство в партийных организациях и среди беспартийных людей». При этом в ходе следствия выяснилось, что у ряда партийных деятелей имелось намерение «захватить власть в Компартии Грузии» и подготовить в республике «ликвидацию Советской власти». Первый секретарь грузинского ЦК К.Н. Чаквиани данным постановлением был снят. Однако формальную смену руководства предлагалось провести в апреле на пленуме ЦК Грузии, на который представителем Политбюро направлялся Берия. Получалась интересная ситуация: когда Берия являлся первым секретарём ЦК Грузии, Чаквиани был третьим секретарём, и на место первого секретаря его рекомендовал именно Лаврентий Павлович. Теперь надо было разгромить своего бывшего протеже.

«Грузинское дело» должно было ударить не только по Берии, но в определённой мере коснуться и Сталина, который всегда внимательно следил за положением дел на своей родине. В дополнение к этой неприятности 29 апреля 1952 года, почти сразу после окончания пленума в Грузии, был снят с занимаемой должности и исключён из партии бессменный начальник личной охраны Сталина, а с 1938 года охраны и всех должностных лиц партии и государства, Н.С. Власик. Его обвинили в крупной растрате государственных средств. Позднее в своих воспоминаниях Николай Сидорович писал, что суммы, указанные в расходных документах, были значительно завышены, но никто не пожелал разбираться в этой подделке.

Сам Сталин всё это время держался особняком, не вникая ни в какие государственные дела и внутренние распри. В отличие от предвоенных лет он больше не участвовал в проведении широких встреч с трудящимися. Только на ежегодных сессиях Верховного Совета СССР, утверждавших бюджет, он, как правило, присутствовал, но никогда не выступал. Регулярно посещал и торжественные траурные собрания, проходившие в годовщину смерти В.И. Ленина. В осеннюю пору обычно отдыхал на юге, а потому не бывал на мероприятиях, посвящённых Октябрьской революции. Зато не пропускал первомайские парады и демонстрации, на которых москвичи могли видеть своего вождя, приветствовавшего их с трибуны Мавзолея.

С апреля 1950 года Иосиф Виссарионович занялся сугубо теоретическими вопросами, приняв участие в дискуссии по проекту учебника политэкономии. Он активно встречался и переписывался с известными советскими экономистами. Отошедшему от дел вождю хотелось оставить после себя теоретический труд, который вооружил бы его соратников правильными идеями, позволявшими осуществлять преобразование общества в нужном направлении. Такую роль должен был сыграть учебник политической экономики, который «нужен не только для нашей советской молодёжи», но и «для коммунистов всех стран и для людей, сочувствующих коммунизму». Сталин остро осознавал необходимость идейного перевооружения партии коммунистов, поскольку созданная при его участии система управления страной приучила её руководителей преувеличивать значение субъективного решения, пренебрегать объективной реальностью и игнорировать научную теорию, учитывавшую факторы и закономерности общественного развития. Внимание начинавшей свой трудовой путь молодёжи опытный руководитель хотел обратить на зависимость социалистической экономики от общих экономических законов, присущих товарно-денежным отношениям, и теоретически обосновать ограниченность действия этих законов по мере развития советского общества.

В результате проделанной работы собралась целая подборка материалов по экономическим вопросам, написанная самим Сталиным. В феврале 1952 года предлагалось даже опубликовать эти «Замечания» в печати. Но автор отказался, мотивируя это тем, что дискуссия по вопросам политической экономики была закрытой, и народ о ней ничего не знал. А поскольку выступления участников не публиковались, то появление «Замечаний» выглядело бы так, будто «всё в учебнике определено Сталиным». А самое главное сейчас – это «авторитет учебника», который должен быть «непререкаемым». Правильно будет, если о сделанных поправках «впервые узнают из самого учебника». Однако вождь посчитал возможным использовать «“Замечания” в лекциях, на кафедрах, в политкружках, без ссылок на автора».

Всё-таки, видимо, по настойчивым просьбам авторского коллектива в октябре 1952 года «Замечания» вместе с тремя письмами Сталина были опубликованы в газете «Правда», а потом вышли отдельной брошюрой под общим названием «Экономические проблемы социализма в СССР». Возможно, эти издания потребовались и для того, чтобы сообщить общественности о том, что товарищ Сталин по-прежнему активно трудится, решая партийные и государственные вопросы, а кроме того, ещё ведёт серьёзную научную работу.

Сталину очень хотелось устроить глубокое обсуждение изложенных в его труде вопросов в самом близком кругу своих верных соратников. Для этого осенью 1952 года все собрались на сталинской даче. Однако на вопросы автора: как вы оцениваете работу? Какие есть замечания? – никакого ответа не последовало. Берия и Маленков похвалили книгу, Молотов, по его словам, «что-то пикнул», Микоян вообще промолчал. Как потом вспоминал Анастас Иванович, он был настроен критически относительно ряда положений брошюры Сталина, в которой утверждалось, что этап товарооборота в экономике исчерпал себя и надо переходить к продуктообмену между городом и деревней. Это уже относилось к принципам коммунизма, что в то время было нереально. Молотов позднее сожалел, что они «недооценили эту работу», хотя находил в ней «много недостатков». Так, в брошюре имелось положение о том, что в главных капиталистических странах объём производства будет сокращаться, а «ничего подобного не произошло».

Конечно, формулируя основной закон социализма об обеспечении максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путём непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники, Сталин имел в виду идеальную экономическую модель. При этом исторические реалии, когда в ущерб удовлетворению потребностей приходилось решать более насущные задачи по отражению агрессии и сохранению независимости страны, им не учитывались. Рассматривая вопросы развития современного капитализма, Сталин исходил из того, что с образованием мощного социалистического лагеря единый всеохватывающий мировой рынок распался на два параллельных и противостоящих друг другу. Ссылаясь на опережающие темпы развития социалистических стран, Сталин считал, что сфера приложения сил главных капиталистических стран будет сужаться. При этом теоретическая модель не учитывала те внутренние изменения, которые претерпел капиталистический строй под воздействием социалистической системы, проявившиеся в социальных реформах, направленных на то, чтобы не допустить социалистических революций в других странах. В целом Сталин находился на позициях марксистско-ленинской теории, которую считал правильной и всеобъемлющей.

Молотов вспоминал, что Иосиф Виссарионович работал над второй частью «Экономических проблем», давал кое-что почитать. «Но куда всё это делось, ничего не известно».

5 октября 1952 года, через 13 лет после предыдущего главного партийного форума, открылся XIX съезд ВКП(б), который представлял 6 013 259 членов и 868 886 кандидатов в члены партии. В качестве гостей присутствовали делегаты от 44 братских коммунистических и рабочих партий. Всю подготовительную работу к съезду объединил в своих руках Маленков, максимально усиливший свои позиции. Георгий Максимилианович готовил отчётный доклад, возглавлял Комиссию Политбюро по подготовке изменений в уставе партии и входил в состав Комиссии по разработке пятого 5-летнего плана.

В отчётном докладе, который Маленков вместо Сталина делал фактически как первый секретарь партии, имелись, как обычно, три раздела, посвящённые международному положению, внутренним делам и партийным вопросам. Докладчик представил экономику США и других капиталистических стран как застойную, в которой рост присущ лишь военной промышленности. В противовес этому народное хозяйство СССР, стран народной демократии и Китая расценил как бурно и динамично развивающееся. Несмотря на все различия, выразил уверенность в неминуемом торжестве политики мирного сосуществования. Во внутренних делах ориентир был сделан на то, что в экономике необходимо предусмотреть близкие темпы роста средств производства (группа А) и предметов потребления (группа Б). Относительно партийных вопросов отметил, что создалась известная опасность отрыва партийных органов от масс и превращения их «в своеобразные административно-распорядительные учреждения». Поэтому «у руля руководства в промышленности и сельском хозяйстве, в партийном и государственном аппарате должны стоять люди культурные, знатоки своего дела».

Съезд определил новые задачи партии в хозяйственном и культурном строительстве, а также утвердил директивы по 5-летнему плану развития СССР на 1951–1955 годы. Обсудив доклад Хрущёва об изменениях в уставе партии, постановил ВКП(б) впредь именовать Компартией Советского Союза – КПСС. Политбюро ЦК было преобразовано в Президиум ЦК. Поскольку всю организационную работу решено было сосредоточить в Секретариате ЦК, отпала необходимость в Оргбюро ЦК. Для повышения роли партийных органов в борьбе с нарушениями коммунистами партийной и государственной дисциплины Комиссию партийного контроля реорганизовали в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС.

На заключительном заседании съезда выступил Сталин, который не стал подводить итог состоявшейся дискуссии, а подчеркнул важность взаимной поддержки Компартии Советского Союза и компартий всех стран мира. Отметил огромное значение борьбы за демократические свободы и национальный суверенитет в освободительном движении. Напомнил, что монополистическая буржуазия, являющаяся главным врагом освободительного движения, стала ещё более реакционной. Она растоптала принцип равноправия людей и наций, выбросила за борт знамя национальной независимости и знамя буржуазно-демократических свобод. Эти знамёна могут и должны поднять коммунистические и демократические партии и понести их вперёд, если они хотят быть патриотами своих стран, если они хотят стать руководящей силой своих наций.

После прошедших на съезде перевыборов 16 октября 1952 года собрался пленум нового состава ЦК, который первым делом образовал непредусмотренное только что скорректированным уставом Бюро Президиума ЦК КПСС. В его состав вошли Сталин, Маленков, Берия, Булганин, Хрущёв, Ворошилов, Каганович, Первухин и Сабуров, официально образовав правящую девятку. Секретариат ЦК состоял теперь из 10 равноправных секретарей, без выделения первого, или генерального, которых приводили в алфавитном порядке. А.Б. Аристов (первый секретарь Челябинского обкома), Л.И. Брежнев (первый секретарь ЦК КП Молдавии), Н.Г. Игнатов (первый секретарь Краснодарского крайкома), Г.М. Маленков, Н.А. Михайлов (первый секретарь ВЛКСМ), Н.М. Пегов (заведующий Отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов), П.К. Пономаренко, И.В. Сталин, М.А. Суслов, Н.С. Хрущёв.

В составе Президиума ЦК, состоявшем теперь из 25 человек, кроме перечисленных выше, в качестве просто членов оказались В.М. Андрианов (первый секретарь Ленинградского обкома), С.Д. Игнатьев (министр госбезопасности), В.В. Кузнецов (председатель ВЦСПС), А.И. Микоян, В.М. Молотов, Н.К. Шверник, М.Ф. Шкирятов (председатель КПК) и др.

В связи с тем, что Сталин не мог или не хотел сохранять своё лидерство, Бюро Президиума ЦК своим решением от 10 ноября 1952 года так распределило властные полномочия. Обязанности председателя на заседаниях поочерёдно возлагались: Президиума ЦК – на Маленкова, Хрущёва, Булганина; Секретариата – на Маленкова, Пегова, Суслова; Президиума Совмина – на Берию, Первухина, Сабурова. При этом была сделана оговорка: «в случае отсутствия тов. Сталина».

Теперь Маленков фактически являлся первым секретарём партии, а Берия получил возможность курировать работу как Совмина в целом, так и отдельных министерств. Но ключевой позицией, свидетельствовавшей о реальной полноте власти, являлась должность председателя Совета Министров СССР, которую занимал Сталин.

Тем временем стремительно разрасталось «дело кремлёвских врачей», проводившееся МГБ. Ещё 11 июля 1952 года Политбюро утвердило постановление ЦК «О неблагополучном положении в МГБ», в котором потребовало от министра Игнатьева незамедлительно «вскрыть существующую среди врачей группу, проводившую вредительскую работу против руководителей партии и государства», установить состав и ближайшие цели этой самой группы, на которую якобы вышел Абакумов при аресте профессора Этингера. Этим поднималось старое дело 1948 года о неправильном лечении Жданова, приведшем к летальному исходу.

В результате повторной проверки архивных материалов 1 сентября 1952 года был снят с должности, а в октябре арестован начальник Лечсанупра Кремля П.И. Егоров, лечивший Жданова четыре года назад. Затем была арестована группа врачей, в числе которых находился и профессор В.Н. Виноградов, пользовавшийся доверием Сталина. В декабре арестовали бывшего начальника правительственной охраны Власика, давшего в своё время неправильный ход материалам по болезни и смерти Жданова. Таким образом, обозначалось дело, по которому к ответственности привлекались руководство бывшего Главного управления охраны (ГУО) и группа врачей.

Чтобы закрепить наметившуюся линию, Политбюро приняло два постановления: «О вредительстве в лечебном деле», в котором особо подчёркивалась вина прежнего состава ГУО, и «О положении в МГБ», позволявшее провести чистку органов госбезопасности. При этом подчёркивалась необходимость поставить деятельность МГБ в центре и на местах «под систематический и постоянный контроль партии, её руководящих партийных органов, партийных организаций». В результате был арестован ряд высокопоставленных работников органов. При этом был отстранён от работы, а в дальнейшем уволен на пенсию постоянный секретарь Сталина А.Н. Поскрёбышев, занимавшийся проверкой дела Этингера и Абакумова.

Надо отметить, что по свидетельству начальника Бюро № 1 МГБ П.А. Судоплатова, являвшегося главным организатором диверсионной работы наших спецорганов за рубежом, Сталин не принимал участия в проходившей чистке органов госбезопасности. Наоборот, он уделил первостепенное внимание перспективам организации разведки в МГБ. 9 ноября 1952 года Бюро Президиума ЦК создало Комиссию по реорганизации разведывательной и контрразведывательной служб министерства. По воспоминаниям очевидцев, на одном из заседаний этой комиссии Сталин высказал ряд полезных и грамотных замечаний о деятельности разведки. Он подчеркнул, что «в разведке надо иметь агентов с большим культурным кругозором, профессоров» своего дела. При этом из столь специфической работы следовало полностью изжить трафарет, постоянно менять тактику, методы. Необходимо всё время приспосабливаться к мировой обстановке, использовать её в своих интересах. В плане постановки приоритетной задачи в период холодной войны Сталин чётко определил: «Главный наш враг – Америка». Но основной удар надо направлять не на неё, а создавать «нелегальные резидентуры в приграничных государствах. Первая база, где надо иметь своих людей, – Западная Германия». Работа против нашего главного противника невозможна «без создания мощного агентурно-диверсионного аппарата за рубежом», причём создавать его предлагалось, опираясь на активные контрразведывательные операции внутри страны. Все эти замечания свидетельствовали о трезвом реализме Сталина, сохранении им полной ясности мышления [Л.9].

21 декабря 1952 года, в день рождения Иосифа Виссарионовича, его ближайшие соратники – Маленков, Берия, Хрущёв, Молотов и Микоян – приехали вечером с поздравлениями на ближнюю дачу. Сталин хорошо встретил всех, в том числе опальных Молотова и Микояна. По воспоминаниям Анастаса Ивановича, все дружно сидели за столом, вели обычные разговоры, обстановка была ровная, нормальная. Вообще у Сталина была привычка после конфликтов не обострять отношения, и все недоразумения сами собой сглаживались. А вот Хрущёв (доверять которому сложно) после этой встречи сказал Анастасу, что Сталин якобы «сердился и возмущался», что они с Молотовым «пришли к нему на день рождения». Поэтому поздравлять вождя с Новым годом эта пара уже не приезжала.

Светлана Аллилуева обратила внимание на то, что отец плохо тогда выглядел. Видимо, он ощущал повышенное кровяное давление, но никого из врачей не вызывал. Профессор Виноградов, который постоянно лечил вождя, был арестован, а больше никого Сталин к себе не подпускал. Прежде, если одолевала болезнь, занимался самолечением – брал у своего секретаря, бывшего фельдшера Поскрёбышева (который с прошлого месяца был удалён из Кремля) необходимые таблетки, которые приобретались в обычной аптеке. Однако, несмотря на нездоровье, Сталин 26 декабря 1952 года дал интервью корреспонденту газеты «Нью-Йорк тайме», не сказав, правда, ничего нового. А потом у себя на даче встретил новый 1953 год.

Глава 32. Смерть вождя

Начало 1953 года не предвещало ничего хорошего. 9 января во всех газетах была опубликована хроника об аресте группы врачей-вредителей, предавшая широкой огласке «дело кремлёвских врачей». В дополнение к этому секретарь ЦК Н.А. Михайлов, курировавший всю идеологическую работу, включая средства массовой информации, придал материалам совершенно не требовавшийся антисемитскийуклон. В подготовленных статьях акцент делался, прежде всего, на чужеродныефамилии шести из девяти упоминавшихся врачей. В результате 13 января газеты опубликовали сообщение о раскрытии заговора врачей-евреев, которые, проводя неправильное лечение, сокращали жизнь видных руководителей партии и правительства. В числе преступно умерщвлённых указывались Жданов и Щербаков, болгарский вождь Г. Димитров, монгольский глава Чойбол-сан и другие видные партийно-государственные функционеры, а также военачальники. Сообщалось о связи этих врачей и массы других евреев с зарубежной разведкой. При этом по всей стране обязали провести многочисленные митинги гнева и осуждения врачей-убийцс требованием их смертной казни. Кроме того, была распространена информация о якобы выявленных контактах советских офицеров с американской разведкой в отношении нанесения удара по Кремлю [Л.48].

Как-то вне зависимости от этих событий, но достаточно активно, протекала жизнь постаревшего Сталина. Несмотря на явное ухудшение состояния здоровья, он по-прежнему продолжал напряжённо работать, принимал участие в совещаниях по вопросам госбезопасности и сельского хозяйства. Много читал, а потому через начальника охраны заказывал для себя большое количество книг. 7 февраля 1953 года в своём Кремлёвском кабинете принял посла Аргентины Л. Браво, а 17 февраля – посла Индии К. Менона. В конце месяца вызвал к себе на дачу П.А. Судоплатова и лично изложил ему план создания мощного агентурно-диверсионного аппарата за рубежом. Судя по воспоминаниям главного советского диверсанта, Сталин совершенно не изменил своей манеры ведения деловых совещаний: по-прежнему поощрял острые споры, также быстро выносил решения и, как в былые времена, сохранил способность суммировать свои выводы в чётких и лаконичных формулировках. В то же время Павлу Анатольевичу бросилось в глаза плохое физическое состояние Сталина: это был сильно изменившийся, уставший старик, волосы его сильно поредели и, «хотя он всегда говорил медленно, теперь явно произносил слова как бы через силу, а паузы между словами стали длиннее».

27 февраля Сталин, всегда проявлявший живой интерес к театральной жизни, смотрел в Большом театре балет «Лебединое озеро». В правительственной ложе он сидел один, а после окончания спектакля попросил директора поблагодарить артистов «за филигранную отточенность спектакля».

28 февраля, в субботу, вместе с соратниками посмотрел в Кремле кинокартину. Потом предложил всем поехать на дачу. В полночь прибыли Берия, Маленков, Хрущёв и Булганин. Беседа продолжалась до четырёх часов утра [Л.9].

И вот, уже 1 марта 1953 года, после отъезда всех гостей Хозяин отпустил охрану отдыхать, сказав, что больше никого вызывать не будет. Утром Сталин вставал обычно часов в одиннадцать, и в соответствии с заведенным порядком до того, как он сам позовёт обслугу, никто не имел права его беспокоить и входить в комнату. Но в тот день в обычное время Сталин никого к себе не позвал…

А дальше начинаются многочисленные, противоречащие друг другу подробности о том, «как товарищ Сталин умирал». Но мы доверимся рассказу человека, много лет занимавшегося обеспечением питанием всей советской элиты, который ставит под сомнение многочисленные истории. Г.Н. Коломейцев работал в Главном управлении охраны, возглавлявшемся Н.С. Власиком, и являлся сначала начальником особой кухни, обслуживавшей правительственные приёмы и кормившей всё высшее руководство, а потом стал начальником спецбазы, поставлявшей на эту самую кухню продукты. Вскоре после смерти Сталина Коломейцев побывал на даче вождя в Волынском. Опустевший дом показывал своему коллеге комендант этого объекта И.М. Орлов.

«Дача самая обыкновенная, – вспоминал Геннадий Николаевич, – ничего помпезного». Показал Орлов валенки, в которых Сталин любил гулять, тулуп, который он всегда одевал, самую простую шапку с длинными ушами. Но самое интересное Орлов поведал дальше:

«У Сталина был такой порядок: приезжает, чай попьёт, или там ещё что. И уходит к себе, закрывается. Всё! Без звонка, который в комнате имелся, никто к нему зайти не мог. Если кого-то нужно вызвать, он нажимал звонок. В ту ночь, когда он умер, ни звонка, ничего… Утро, время подъёма подходит: 10, 11… К этому часу Сталин обычно вставал, брился. Брился сам, парикмахера не было. Охрана забеспокоилась. Позвонили в наше Управление. Оттуда приехали. Когда вскрыли дверь, он лежал на полу около тахты, на которой спал. Он лежал уже мёртвый…»

Поражённый услышанным, Коломейцев переспросил:

«– То есть… вообще мёртвый?

– Мёртвый, – подтвердил Орлов.

– А все говорят, что несколько дней умирал…

– Нет-нет, он уже мёртвый был. Всё! Все эти разговоры и газетные сообщения – галиматья. Он уже мёртвый был… Всё!» [Л.42].

5 марта 1953 года, когда Сталин был ещё жив или уже нет, но во всяком случае был недееспособным, состоялось совместное заседание Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР, на котором официально были распределены важнейшие государственные посты. Председателем Совета Министров СССР утвердили Маленкова, после чего новый глава правительства назвал в числе своих заместителей Берию, Молотова, Булганина и Кагановича, а также внёс пакет других кадровых перемещений и назначений. Одним из основных преобразований явилось слияние министерств внутренних дел и государственной безопасности в единое ведомство – МВД, министром которого назначили Берию. Было решено объединить также значительное число других министерств, а Президиум ЦК КПСС сократить до 11 человек и 4 кандидатов, изгнав оттуда всех сталинских выдвиженцев. Булганин одновременно стал военным министром, Молотов – министром иностранных дел, а Ворошилова избрали председателем Президиума Верховного Совета СССР. Секретарю ЦК Хрущёву рекомендовано было сосредоточить внимание на партийной работе. Все члены правительства входили в состав Президиума ЦК, который должен был обеспечить коллегиальность руководства страной [Л.46].

Какова же была реакция на смерть главы Советского государства и Коммунистической партии Иосифа Виссарионовича Сталина?

Начнём с обслуги, в число которой фактически входил и мой будущий тесть – сотрудник 9-го управления МГБ майор Ф.В. Лебедев. Надо сказать, что на бытовом уровне люди, обслуживавшие Сталина, несмотря на определённую суровость и даже аскетичность заведенных на даче порядков, по-своему любили и уважали своего Хозяина. Мой тесть Лебедев вместе с упоминавшимся Коломейцевым отвечал за обеспечение продуктами высшего руководства партии, правительства и их семей. Федор Васильевич мог с точностью до грамма сказать, кто из наших правителей сколько пищи потреблял и какую еду предпочитал.

Сейчас много пишут о том, что Сталин устраивал на своей даче грандиозные пьянки, стараясь до одури накачать водкой своих соратников, чтобы развязать им языки и выведать у них сокровенные мысли. Федор Васильевич всегда отмечал чрезвычайную скромность быта Сталина и страшно возмущался тем широким разгулом, который после смерти вождя стали позволять себе некоторые его преемники. О злоупотреблении спиртными напитками на сталинской даче он никогда и ничего не говорил.

Когда мы поженились в 1960 году с младшей дочерью Федора Васильевича Людмилой, мой тесть вместе с тещей Екатериной Ивановной подарили мне в качестве презента… халат Сталина. Об этом домашнем одеянии Федор Васильевич рассказал такую историю. Приезжая отдыхать на дачу после работы или проводив последних гостей, Иосиф Виссарионович снимал свою всемирно известную полувоенную форму и сапоги, после чего одевал халат и тапочки. За много лет эксплуатации эта домашняя одежда пришла в полную негодность и уже была неремонтопригодна. Тогда Хозяину пошили новые халат и тапочки и к очередному его приезду поместили всё на обычное место на вешалке. Однако, накинув на плечи непривычную одежду, Сталин оказался недоволен новшеством и потребовал, чтобы ему вернули его старые вещи. Указание незамедлительно исполнили. Но что делать дальше? Сколько ещё можно содержать в порядке старьё, которое уже не имело никакого вида? Тогда решили пойти на хитрость – подобрать точно такие же по фактуре материалы и сшить из них заношенный халат и стоптанные тапочки. Обновлённое ретро вновь поместили на вешалку и, затаив дыхание, стали ждать реакцию Хозяина. Сталин надел обновку, не обратив внимания на подмену либо согласившись с ней, и с тех пор стал ежедневно носить эти вещи [Б].

Халат-неудачник Федор Васильевич, от греха подальше, забрал к себе в рабочий кабинет и там хранил до лучших времён. При увольнении со службы мой тесть взял оказавшийся никому не нужным домашний халат и после нашей свадьбы подарил мне. Но в нашей семье мы никогда не делали фетиш из вещей, не произносили верноподданнических тостов за столом, а потому этот халат, как ему и положено, верно отслужил свою службу.

Возвращаясь к поднятой теме, могу заключить, что ближайшая обслуга Сталина по-человечески жалела и переживала смерть человека, бытовые запросы и привычки которого должна была удовлетворять в течение многих лет.

Для верных соратников Сталина смерть вождя, безусловно, явилась огромным облегчением. Теперь они выходили из-под достаточно жёсткой опеки и могли сами порулить страной. Открылся простор для преобразований, которые при Сталине провести было просто невозможно. Однако и поводов для подковёрной борьбы за власть появилось более чем достаточно.

А вот, например, какие отклики на болезнь и смерть Сталина собрали в толпе с 4 по 10 марта 1953 года сотрудники Ленинградского УМВД. За подписью начальника управления Н.Д. Ермолаева эти спецсообщения отправлялись в Москву.

4 марта, когда ещё только официально объявили о болезни товарища Сталина, на предприятиях, фабриках, заводах и в учреждениях проходили митинги, на которых выражалась озабоченность по этому поводу. Отмечалось такое мнение: «Трудящиеся глубоко переживают постигшее партию несчастье – болезнь т. Сталина». Зафиксированные высказывания отдельных лиц носили как позитивный, так и негативный характер. Например: «Все встревожены и в панике. Теперь должно идти всё по-другому. Будет много перемен». Или: «После войны стали хорошо жить, а теперь т. Сталин заболел, что будет с нами, с простыми людьми? Один человек заявил, что надо закупать продукты, так как начнется война с Америкой». Учительница высказала сожаление, что «не может ученикам хотя бы взглядами дать понять о своей радости». Находившийся под колпаком у КГБ гражданин поведал: «Я сообщению рад».