Текст книги "sedye hrebti"

Автор книги: Юрий Мартыненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

При рассмотрении в Совете Министров 8 ноября 1906 года вопроса о способах сооружения Амурской железной дороги отмечалось, что Западная часть ее является наиболее важной с военной точки зрения в деле обороны края, как соединяющая Сибирскую магистраль с судоходной частью Амура. Ввиду признанной особой срочности постройка этой части дороги, 22 мая 1907 года министром путей сообщения было внесено в Государственную Думу 2-го созыва представление о строительстве Амурской железной дороги и о безотлагательном приступе к работам по постройке Головного участка дороги.

Но 3 июня 1907 года Государственная Дума была распущена, и в законодательном порядке вопрос строительства Амурской дороги рассмотрен не был. Поэтому 26 июня 1907 года министру путей сообщения было приказано немедленно приступить к постройке Головного участка. К этому времени были завершены изыскания по нерчинскому варианту, и ему было отдано предпочтение, исходя из интересов местных и военного ведомств. С 1 июля 1907 года заведующим работами по постройке Головного участка Амурской железной дороги был назначен начальник Западной части изысканий статский советник инженер путей сообщения Дроздов Филарет Николаевич, и в Нерчинске стало создаваться Управление строительства Головного участка. 26 августа императором Николаем вторым была утверждена сметная стоимость Головного участка протяжением от станции Нерчинск 227 верст в сумме 19880250 рублей.

Трасса по нерчинскому варианту начиналась сразу за железнодорожным мостом через реку Нерчу, далее шла по ее левому берегу, разрезала надвое город Нерчинск, далее шла вдоль речки Умыкей, потом вдоль ее притока Байгул, по междуречью речек Ареда и Олов и далее на Укурей, Бушулей, Зилово, Урюм. На участке от Нерчинска до Укурея намечались следующие раздельные пункты: станции Умыкей (25-я верста), Ареда (60-я верста, станция с оборотным депо) и разъезды Дворцовый, Шивиинский, Байгул, Уланчиковый, Спусковый, Добычный, Олов.

Летом 1907 года развернулось строительство Головного участка. Наиболее интенсивно оно шло в начале трассы и в Нерчинске. На пути трассы в городе сносились дома. Городская управа распродавала земельные участки будущим домовладельцам. Ловкие дельцы строили различные кустарные предприятия. Начавшееся строительство омолодило город, его население увеличилось в два раза. Казалось, наступило долгоожидаемое процветание города. Строительство телеграфной линии по этой трассе было выполнено очень быстро. К декабрю 1907 года уже действовал телеграф протяжением 227 верст до станции Урюм. Но вскоре наступило разочарование.

В ноябре 1907 года начала действовать Государственная Дума 3-го созыва. И правительство решило узаконить строительство Амурской железной дороги. Этот вопрос был вынесен на заседание Думы и рассматривался в течение четырех заседаний с 24 марта по 3 апреля 1908 года. В его обсуждении приняло участие около 30 человек. И, несмотря на то, что за нерчинский вариант выступали Председатель Совета Министров Столыпин, министр путей сообщения Шауфус, помощник военного министра Поливанов, Дума приняла куэнгинский вариант Головного участка протяженностью 183 версты и сметной стоимостью 16099970 рублей, одновременно решив достроить ветку станция Нерчинск (Приисковая) – город Нерчинск с длиной главного пути 9,6 версты и сметной стоимостью 1197000 рублей. Выступавшие депутаты от Амурской области Чиликин и от Забайкальской – Волков выразили мнение только в защиту Амурской дороги независимо, по какому варианту строить Головной участок. Так, выгадав около 30 верст железной дороги и 2,6 миллиона рублей, Государственная Дума оставила Нерчинск в стороне от главного хода.

Работы по нерчинскому варианту были остановлены 12 апреля 1908 года и возобновлены по куэнгинскому варианту осенью 1908 года».

*

– Вот так и получилось, что самый старинный город в Забайкалье остался в стороне от железной дороги, – подвел черту худощавый чиновник.

– По не зависящим от нас обстоятельствам, – добавил второй. Пухлые щеки его пунцовели от осеннего ветерка. Худощавый опять закашлялся.

– Да вам бы прогреться хорошенько, пропарить косточки, – повернулся к седокам Митрофан. – У меня под стропилами две дюжины березовых веников заготовлены. Когда освободитесь от служебных дел, так сразу прямиком надо в баню. Я протоплю-приготовлю. Банька у нас на славу срублена. Умельцы постарались…

10

По утрам все сильнее замерзали лужи. Ледок под ногами уже не ломался, становился крепким. Вода в реке почернела. Появились забереги. Громко кричали вороны в тусклом небе, где солнце все чаще скрывалось за низкими тучами. Скоро Покров. Строители радовались, что морозец прихватил землю, до весны положив конец осточертевшей сырости и грязи.

На разъездах кипела жизнь. Дымились трубы жилых казарм. По утрам голосисто кричали петухи. В стайках мычали коровы, блеяли козы. Малые ребята бегали-играли у железнодорожного полотна.

По разъездам регулярно раз в неделю следовал вагон-магазин с мануфактурой и продуктами. Магазины относились к кооперативным обществам. Первый торговый кооператив рабочих и служащих был организован еще в 1899 году на соседней Забайкальской дороге. До этого же имелась только частная купеческая торговля. Рабочие-строители железной дороги решили организовать свою торговлю без купцов. Несколько инициаторов в складчину закупили товары и открыли первый магазин на станции Чита Первая при Читинских главных мастерских. Такая затея понравилась остальным рабочим, которые стали вступать в кооператив. Торговый оборот от нескольких магазинов составил несколько десятков тысяч рублей. Товары закупались в Иркутске, Нерчинске и других городах. Железнодорожное ведомство пошло навстречу предпринимателям и выделило ссуду. Этого хватило для того, чтобы производить торговые операции от Иркутска до границ Амурской губернии и Китая. Помимо торговли кооперативы развернули и культурно-просветительскую работу среди своих членов, создавая народные дома, клубы, библиотеки. Во время строительства Амурской железной дороги кооперативное движение приобрело немалый размах среди железнодорожников новой магистрали…

Малые ребята особенно любили, когда паровоз привозил на прицепке вагон-магазин. Открывались двери, и начиналась бойкая торговля. Ребятишкам были по вкусу мягкие конфеты из патоки, медовые пряники, сахарные петушки, тянучки и леденцы в круглых плоских баночках с ярко разрисованными цветными картинками крышечках. Больно полюбились им эти лампасейки. Собираясь стайками, как воробьи, ребятишки бегали вдоль полотна и кричали дежурному сигналисту:

– Дяденька начальник, а когда поезд придет и лампасейки привезет?

Продавала сладости тетя Мария. Она работала продавцом у Емельяна Никифоровича Размахнина.

*

– Честно признаюсь, совсем не хочется переезжать на новое место, – говорил с большим сожалением Алексею Петровичу Северянин, когда поступил приказ Подруцкого о передислокации строительных участков дальше на восток. Евгений Юрьевич полагал, что чиновников необходимо менять по возможности чаще, чтобы не свыкались слишком с подчиненными и не начинали идти у последних на поводу. Новый-то начальник, по разумению Подруцкого, всегда и строже…

Покровский, Северянин и младшие начальники-командиры давно сменили продымленные зимовейки на чисто побеленные комнаты. Кирпичная печь, крашеные подоконники. Кровати, застеленные чистыми простынями. Стеганые одеяла заправлены в пододеяльники. В шкафчиках на полочках выстроились стеклянные в подстаканниках стаканы, фарфоровые тарелки, лежали блестящие металлические вилки, ложки, ножи.

…Последний раз с Торочей Алексей виделся недели полторы назад. С местными охотниками ездили по первому снегу в один из распадков промышлять белку. Думал Алексей набить зверька и справить к морозам новую теплую ушанку. В последние месяцы стало больше свободного времени. Можно позволить себе несколько дней отдыха. В тайге и встретились с тунгусами. Среди них, еще рассказывали на трассе, была женщина. Бьет белку в глаз лучше остальных туземцев. У Алексея при этом упоминании что-то дрогнуло в душе…

При встрече они долго смотрели друг на друга. Улыбнувшись, Тороча загадочно перевела взгляд на свою руку. В правом кулачке что-то зажато. Весело улыбнулся и Алексей. Осторожно дотронулся до кулачка. Тот разжался. На ладони лежала белая металлическая пуговка с тиснением скрещенных молоточков.

Алексей вспомнил, что давно, будучи в гостях у старого Чохты, обронил пуговицу от форменной тужурки где-то в стойбище. Оказалось, в чуме. Гость уехал, а молодая хозяйка случайно нашла и спрятала. Пуговка русского инженера стала для нее чем-то вроде талисмана. И что удивительно, он помогал ей, принося удачу на охоте. С тех пор, как ушел в мир предков старый Чохты, молодая вдова стала лучшей охотницей, обойдя по добыче и промыслу, особенно пушного зверя многих мужчин.

*

Проезд первого пассажирского поезда по участку Покровского и далее по всей протяженности дистанции, началом строительства которой еще руководил Борис Васильевич Зеест, а заканчивал Евгений Юрьевич Подруцкий, намечался в конце января или начале февраля.

С немалым удивлением узнал Алексей о докатившихся до него слухах о якобы его предполагаемой женитьбе на местной аборигенке. Мало того, эти россказни просочились в контору дистанции. Проезжая по линии, Подруцкий пожал опешившему от удивления Покровскому руку со словами:

– Завершим участок, лично обещаю позаботиться о вашей дальнейшей судьбе. Советую подумать и принять решение: возвращаться ли вам обратно с молодой женой, как желают многие из ваших коллег, либо осесть здесь, в Забайкалье, на собственноручно построенной магистрали…

Исходя из того, как странно поглядел на инженера начальник дистанции, можно догадываться о выражении лица Алексея, вконец обескураженного неожиданным поздравлением и напутствием старшего начальника. Он промолчал, но потом снова и снова мысленно спотыкался на том, что все эти слухи неверны, просто имеют место некий домысел обывателей или попросту сплетни.

«Вот уж поистине, без меня меня женили», – и рассеянно, и немножко расстроенно размышлял после Алексей. Ему стало как бы неловко и стыдно за такой поворот ситуации. Оно и понятно, человеческие пороки и слабости, характерность поведения присутствует в любые времена и при любых обстоятельствах. И сплетни тоже можно считать непременным атрибутом в проявлениях человеческого характера.

Подруцкий уехал дальше по линии, а в душе Алексея Петровича, словно что-то перевернулось, поскольку до слов начальника дистанции относительно дальнейших жизненных перспектив он еще не решил, чем станет заниматься дальше. В мыслях не было какой-либо конкретности. Но он понимал, что во многом его судьба теперь зависит от того, приедет или нет Ирина Потемкина, о чем она обещала в последнем письме. В эти минуты Покровский не знал, что она находится в пути, что письмо опередило своего автора. Когда Алексей читал от нее эту радостную весть, она проезжала усмиренный ледяным покровом Байкал.

Алексею вспомнился недавний сон, в котором он увидел лошадиную голову, а, проснувшись, подумал, что, должно быть, такое снится ко лжи. Оказалось, что все не так, что Ирина, любимая, обещает приехать. Возможно, их долгожданная встреча состоится с приходом сюда первого пассажирского поезда. Вот уж счастливое и радостное совпадение!

«Какие, однако, слабости стали проявляться, – мысленно корил себя Алексей. – Подавленное настроение никуда не годится. Тут еще недавняя весточка из родного дома. Матушка пишет, что невыносимо соскучилась. Уж и не чают с отцом, когда сыночка увидят… Сдают, что ли силы, господин инженер? Завершение строительных работ, вместе с тем и накопившаяся усталость. В последний год цинга и агитация, надувательство нечестных подрядчиков, невозможность отпуска, простуда, подозрение полиции, намекающей на наш либерализм… Но все-таки здорово, что все это заканчивается, что впереди, наконец, встреча с Ириной Потемкиной!»

*

Многие из тех, кто нес службу по охране арестантов, сменились. Вырвался-таки из Сибири и хорунжий Микеладзе. Ротмистра Муравьева перевели в Хабаровск. Часть арестантов получила вольную. Им разрешили остаться здесь, на дороге. Отчасти, было привычным считать, что годы каторг и тюрем, что называется, закалили пламенных агитаторов для будущих революционных битв. Однако многие же из числа вчерашних вольнодумцев позже изменили свои взгляды, возможно, остудив горячее самосознание в лютых сибирских морозах. Выйдя на волю, стали смотреть на жизнь совсем иначе. Кто-то, несмотря на уже немолодой возраст, сразу женился, открестившись от революционного аскетизма, хотя и на сей счет однозначно утверждать вряд ли уместно. По мнению того же Ферапонта Стрелецкого, подруги по революционной борьбе годились не только лишь для совместного чтения запрещенной литературы и расклеивания прокламаций…

К семнадцатому году часть политических арестантов почти забыли, что в раздуваемом революционном пожаре есть и та искорка, которую когда-то высекли они.

*

С введением в строй дистанции пути началось завершение строительства табельных контор, зданий депо, подсобных помещений. Дружно благоустраивались разъезды и станции, внешний вид которых менялся на глазах.

На подготовленных с осени площадках росли свежие срубы изб. Постепенно обзаводились жильем и хозяйством оставшиеся переселенцы, в свое время вербованные в западных губерниях. И таких было подавляющее большинство. Лучшей доли в своей жизни они уже и не видели, понимая, что, ранее неизвестная и далекая, пугающая морозами земля за Байкалом становится их второй родиной. А позже она станет ею и для их детей и внуков. Кто был холост, переженились на местных девках. Благо вдоль той же Шилки разбросано много таежных деревень.

*

…Над снежными сопками розовело. На востоке всходило солнце. Мороз к утру набирал силу, заполняя воздух густым туманом, который окутывал магистраль, скрывая в пелене и железнодорожную насыпь, и станционные домики, и высокую водонапорную башню. К утру на фоне светлеющего неба звезды поблекли, чтобы вскоре угаснуть до следующей ночи.

Тихо вокруг. Темно в окошках станции. Молчат собаки, забившись в свои конурки. Рядом с железной дорогой чернеет уснувшая зимняя тайга. Над нею медленно выплывала луна.

Широко взмахнув крыльями, перелетела от дерева и опустилась на железнодорожную насыпь большая одинокая птица. Небо на востоке стало заметно светлеть, вершин сопок коснулся розово-красный оттенок.

*

Под ногами множества людей хрустит свежий снег. Над станцией разлилось лучами яркое январское солнце. Как по заказу, выдался чистый морозный день.

– Идет! Идет! Вижу дым!!! – громко кто-то крикнул, как с мачты корабля, с крыши водонапорной башни. Встречавшие люди оживились, полезли на высокую насыпь. Скользя, хватались руками за наст.

– Точно идет! Идет поезд. Пассажирский! – с дрожью в голосе воскликнул Куприян Федотыч, ладонью протирая глаза: то ли снежинка попала, то ли слеза выползла от долгого напряжения.

– Где видишь, Федотыч?! – взволнованно крикнул ему Алексей Петрович, оглядываясь на Торочу, которая стояла чуть позади. Кутаясь в пушистую кухлянку, она с интересом всматривалась туда, куда в томительном ожидании устремили взоры остальные люди.

За кривуном железной дороги раздался протяжный и властный гудок паровоза. Послышался нарастающий перестук колес. И от того росло сладостное волнение людей. Казалось, сердца стучали в лад с колесами поезда. Показался красный фронтон новенького нарядного паровоза, а за ним и зеленые пассажирские вагоны.

Покровский глянул на товарищей. Чуть сгорбившись, стоит Зеест. Рядом с ним – Подруцкий. Дальше – Магеллан, Северянин, Крутояров, Митрофан, Размахнин, Саня и Кеша, Сидоровы с ребятишками. Десятки радостных лиц. Склоны железнодорожного полотна густо облепили рабочие.

Сбавив скорость, состав медленно продвигался по станционным путям сквозь притихшую тайгу. А солнце играло бликами на блестящих поручнях паровоза, его дышлах и ободках колес, растворяясь в белизне снега, окружающем этот мир…