355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Хапов » Чистота сердечных сокращений » Текст книги (страница 14)
Чистота сердечных сокращений
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 00:15

Текст книги "Чистота сердечных сокращений"


Автор книги: Юрий Хапов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

А только тихую радость…

Для лучшей усвояемости предмета жена частенько подкладывает мне Бабеля, «…прекрасного стилиста. Над маленьким рассказом «Любка Казак» он работал таким образом: он написал, дал перепечатать на машинке, потом не оставил ни одного живого слова, и опять дал переписать на машинке, опять перекроил, и это(Ю.Х) продолжалось двадцать восемь раз. Это была настоящая работа над словом». (К. Паустовский. Как я писал «Колхиду»).

«…Бабель был человеком с почти болезненным чувством ответственности и героической добросовестностью, человеком, готовым вытерпеть любые лишения, лишь бы не напечатать вещь, которую он считал не вполне законченной, человеком, для которого служение жестокому богу, выдумавшему муки слова, было делом неизмеримо более важным, чем забота о собственном благополучии и даже (! – Ю.Х.) о собственной писательской репутации». (Г. Мунблит. Давние времена)

Кстати, Пильняк, Бабель... прошли класс художественной прозы Е. Замятина.

Тот ещё Ликбез!

По свидетельству Ю.Анненкова («Дневник моих встреч»), «...им (Замятиным – Ю.Х.) был организован в Петрограде, в Доме Искусств, класс художественной прозы. В этой литературной студии под влиянием Замятина, объединилась и сформировалась писательская группа «Серапионовых братьев»: Лев Лунц, Михаил Слонимский, Николай Никитин, Всеволод Иванов, Михаил Зощенко, а также – косвенно – Борис Пильняк, Константин Федин и Исаак Бабель (...) Количество лекций, прочитанных Замятиным в своём классе, лекций, сопровождавшихся чтением произведений «Серапионовых братьев» и взаимным обсуждением литературных проблем (...) было неисчислимо (...) Я приведу здесь несколько заглавий из этого цикла: «Современная русская литература», «Психология творчества», «Сюжет и фабула», «О языке», «Инструментовка», «О ритме в прозе», «О стиле», «Расстановка слов»...

Замятин говорил своим студийцам:

«..Научить писать рассказы или повести – нельзя. Чем же мы будем тогда заниматься? – спросите вы. – Не лучше ли разойтись по домам? Я отвечу: нет. Нам всё-таки есть чем заниматься...

... тому, кто хочет посвятить себя творческой деятельности в области художественной прозы – нужно сперва изучить технику художественной прозы...

Мы займёмся, прежде всего, – вопросом о построении целых фраз в определённой тональности, тем, что в художественном слове принято называть инструментовкой...

Инструментовка целых фраз на определённые звуки или сочетания звуков – преследует уже не столько цели гармонические, сколько цели изобразительные».

О роли Замятина в развитии современной русской литературы Николай Оцуп писал:

«Вряд ли будет ошибкой назвать начало третьего литературного десятилетия в России студийным... Хорошо было начинающим стихотворцам: у них был незаменимый, прирождённый учитель – Гумилёв. Но как обойтись будущим прозаикам без своего учителя? Не будь в то время в Петербурге Замятина, его пришлось бы выдумать (...) Тот и другой, твёрдо знали, что мастерство достигается упорной работой».

На следующем курсе самоучреждённого ЛикЛитБеза постараюсь разыскать текст замятинских «Лекций по технике художественной прозы».

Приходилось читать у многих авторов, например у таких «участников литпроцесса», как Нагибин, Довлатов, Казаков, Шукшин, что писательство – занятие скорее вредное для здоровья, чем полезное. Я здесь не имею в виду идеологические «проработки» советского периода, «ранжирование» авторов организациями СП и т.п. Речь идет конкретно о творческом процессе на стадии замысла произведения и его воплощения.

Не могу здесь не вернуться опять к Бунину. Вот как описывает Г. Кузнецова подготовку мастера к работе: «Подобно буддийским монахам, йогам, всем вообще людям, идущим на некий духовный подвиг, он приступал к этой жизни, начиная постепенно «очищать» себя. Старался всё более умеренно есть, пить, рано ложился, помногу каждый день ходил, во время же писания, в самые горячие рабочие дни, изгонял со своего стола даже лёгкое местное вино и часто ел только к вечеру».

Комментарии излишни.

Как любой процесс, основанный на накоплении энергии, писательство – занятие взрывоопасное. Будь то энергия положительная или отрицательная. Надо все время следить за стрелкой прибора пока она угрожающе дрожит у критической отметки. Нельзя бесконтрольно нагнетать, нагнетать – не думаешь о себе, подумай о читателе, он такой же человек, в конце концов.

«Напр я ги» (я говорю о себе) начинаются сомнениями, угрызениями, тревогой.

«По-моему, – писал Казаков, – мужество писателя – ещё и в щедрости, с которой он отдает лучшее, что у него есть, тем самым опустошая(курсив мой – Ю.Х.) себя, истощая воображение».

Трифонов отмечал: «…О. М. Брик на семинарах в Литинституте (…) огорошивал автора вопросом (после прочтения рассказа) – «Ну и что?»

Действительно – ну и что? Нужно ли кому-нибудь то, что я написал? А вдруг – никчемность, вздор, чепуха на постном масле?

…«литературщина» – это что-то жеванное. Вроде жеванного мяса… Как её распознать? У других видно, а у себя – нет. Она многолика. Это избитые сюжеты, затасканные метафоры, пошлые сентенции, глубокомысленные суждения о пустяках.

…Как трудно заниматься этой работой! Сколько кругом опасностей!»

Задумаешься…

Но ты взялся за это дело, ты предупрежден об опасностях! Делай хорошо что делаешь и будь что будет. Что значит – хорошо? Это – когда нравится самому. Через неделю, через месяц, через год. Вызывает не восхищение, нет, но радость, удовольствие…

Хочу, могу, буду, черт побери!

Эй, вы!

Небо!

Снимите шляпу!

Я иду!

В. Маяковский

У тебя, конечно, нет этого – молодости, отменного здоровья, хорошего нахальства...

По убеждению Дины Рубиной «…писателю вообще негожепоказываться публике на глаза. Писатель – профессия оседлая, сокрытая, непубличная».

Дина Рубина – дама не заполошная, умудрённая трудяга. У них с Маяковским диаметрально противоположные «взгляды». Как говорит мой внук: перпердикулярно, едрёныть! Её писательское кредо мне по нраву.

Отступим в ХIХ век. Интересно, ведь там тоже жили разные люди…

Баратынский, по словам Бунина, «был в праве сказать о себе:

…Я живу, и на земле моё

Кому-нибудь любезно бытие.

Его найдет далекий мой потомок

В моих стихах. Как знать? Душа моя

Окажется с душой его в сношенье,

И, как нашёл я друга в поколенье,

Читателя найду в потомстве я.

Сословное достоинство высокой пробы. Перенять это – механически – не получится. Слишком много у нас, теперешних, рефлексии и фанаберии.

А как он болел за дело: «…Произошло …обнищание и омертвение русской литературы… исчезло: совесть, чувство, такт, мера, ум… растёт словесный блуд. Исчезли драгоценные черты русской литературы: глубина, серьёзность, простота, непосредственность, благородство, прямота… Испорчен русский язык… утеряно чутьё к ритму и органическим особенностям русской прозаической речи, опошлен стих…»

Актуально.

Вот уж человек переживал… Не о здоровье… Тратился как поэт и гражданин – щедро. Нынче есть такие? Ищу по толстым журналам. Критика елозит по тусовочным пристрастиям авторов. Плохо прикрытые амбиции. Тыкать пальцем не хочу.

Но есть и путная, глубокая, неравнодушная. Примеров много.

Ещё немного о современных «джунглях».

И. Клех. «Октябрь», № 8, 2009.

«…Одним твой очерк покажется легковесным, другим рассказ «стилистически пошловатым», третьи обидятся…, а четвёртым ты просто кость в горле. Остроконкурентная среда, объехать которую чужак сможет только на кривой козе… точно знаю, сладкие мысли о собственном значении – это ведущий к бесплодию тупик. И знаю предположительно, что слава – это ток смертельного напряжения. (…) Его генерируют люди и замыкают на своего… Не влезай – убьет!»

Е. Гришковец. Год жизни.

«…Как войти в литературное пространство – не представляю. Очень страшный мир! Главный мой совет: не посылать свои рукописи издателям или каким-то известным писателям. А если всё же послали, не ждать ответа. Это ожидание может убить и уже убило немало беспечных людей. Есть большая опасность, при попытке стать писателем, превратиться из нормально живущего человека в несчастного, отвергнутого и одинокого. А ещё нужно надеяться на везение».

Пока же упование на везение не лишило процесс вольного сочинительства своей притягательности и в целях укрепиться на дрожащих ногах творческого экстаза, «посетим» ещё один семинар, точнее, «мастер-класс для сценаристов, писателей и не только» – Р. Макки («История на миллион долларов»):

«Зрелый художник никогда не стремится выделиться, а тот, кто обладает мудростью, не предпринимает каких-либо действий только ради обретения известности».

«Хорошая история – это то, что достойно рассказа, который люди хотят услышать. Найти такую историю – ваша основная задача. Всё начинается с таланта. Вы должны от рождения обладать творческими способностями, позволяющими соединять разные ситуации так, как этого никто до вас не делал.

Вам понадобится… ещё… много любви.

Любви к истории…

Любви к драматургии – или увлечённости неожиданностями и откровениями…

Любви к правде – или убеждённости в том, что ложь разрушает художника…

Любви к фантазированию – или удовольствия от возможности отпустить своё воображение в свободный полёт только ради того, чтобы увидеть, к чему это приведет.

Любви к юмору…

Любви к языку…

Любви к безупречности…

Любви к уникальности – или возбуждения от эпатажного поведения…

Любви к прекрасному – или врожденного чувства, позволяющего ценить хорошие литературные произведения, испытывать отвращение к плохим и понимать… разницу между ними.

Любви к самому себе – или силы, которая не позволяет усомниться в том, что вы настоящий писатель.

Но одной лишь любви к хорошим историям… всё-таки недостаточно(курсив мой – Ю.Х.).

Вашей целью должна стать хорошорассказанная хорошаяистория (курсив мой – Ю.Х.)».

Историй много.

Давно просится на бумагу одна из них. О мальчике шести-семи лет. Самостоятельный такой… «Попал в историю…»

Однажды в город приехал цирк. «Луна-парк»: горки, карусели, надувной батут. Звери неопасные в клетках лежат, устали от музыки. Мотоциклист гоняет по вертикальной стенке, не падает...

Я его хорошо представляю, этого пацана в цирке.

Вот он неспешно обходит аттракционы. Задержался у вольеры, покормил чипсами облезлого льва. С руки, как котёнка. Покатался на горках, вопя вместе со всеми от упругого свиста в ушах. Юрко пролез сквозь толпу – пожать руку отчаянному гонщику. Попросил прокатить…

Показав язык горластому зазывале в цирковой униформе, мальчишка вышел из ворот. Оглянулся, прощаясь. С покосившейся, грубо размалеванной арки на него глядела Луна. Грустная, одинокая… Краска на щеках облупилась… Праздник – на её обратной стороне.

– Что тебе понравилось? – встречают родители за воротами.

– Луна…

Он ускоряет шаг, потом снова оглядывается и шепчет:

– Завтра… не уезжай…

…Сложный рассказ. Дальше названия дело не идёт: «Выбор». Впрочем, и оно… шедевр убогого мира… воззрения взрослых.

Пойду-ка, попрыгаю с малышней на батуте.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Уже заканчивая «Записки...», а с ними – смею надеяться, успешно – и первый этап своей литературной учёбы, мысленно благодаря за науку выбранный по собственным читательским предпочтениям «преподавательский состав», я набрёл на «десять заповедей» А.И.Куприна.

Насколько чётки и кратки, ярки и универсальны они в качестве пособия начинающему писателю! Как организовать работу, как пользоваться языком, речью, избегая шаблонных выражений, как видеть и живописать картины природы, пропуская всё «сквозь призму» собственной «индивидуальной души»...

И работать, работать, не давая себе покоя, «пока не добьёшься, чего надо».

Октябрь 2009 г. – февраль 2012 г.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю