Текст книги "Чистота сердечных сокращений"
Автор книги: Юрий Хапов
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
– Натоптыши… – откликнулась она. – Крем кончился.
– Напоптыши, по-моему. Следы усидчивой работы. Награда за заслуги первой степени, для скрытого ношения на обеих половинках задней полусферы…
– Охальник… Пересмешник… Дамский угодник… Благодарю.
– Специалисты склонны считать, что эластичность кожи зависит от количества потребляемой жидкости…
– А вы. Простите. По какому департаменту. Будете?
– Я, сударыня, ИЧП «Пронин». Дамская парфюмерия и косметика. Коммивояжирую.
– Поразительно. И в каких же местах? Успешен ли бизнес?
– Повсеместно. Без прибыли. Кстати, изучал эволюцию спроса в Японии, во Франции. Между прочим, француженки предпочтут иметь пару лишних морщинок на лице, чем одну, самую крохотную – на попе. Для них – принципиально. У японок с этим тоже строго, но они природно стыдливей (так принято считать – наивная публика: у них вовсе нет ограничений) или по иной причине – дефекты кожи они доверяют только собственному осязанию.
– Хорошо, что я – русская… Мсье Пронин, не осталось ли среди образцов вашей продукции средства экстраэффективного? – Марина педикюром большого пальца указала на висевшую на дверной ручке авоську с пухлым газетным свёртком. – Ведь я этого достойна?
Коробейник в задумчивости погладил «следы» и, сдёрнув авоську, молвил:
– С условием. Вы меняете место работы, ибо лечение данным средством исключает сидячий образ… и перех одите в ИЧП, моделью. Сидеть не придётся. Что демонстрировать? Как что? Эффективность. Публика наша, пока не пощупает… Ну, что – идёт? Ведь вы этого достойны…
От восторга и лежания на животе Марина икнула и запахнулась простынёй:
– Полагаю, с зарплатой проблем не будет? – вопрос жлобский, но ей надо было что-то сказать.
– Ни коим образом, мадам. У нас это не предусмотрено.
– Согласна. Именно это. Я имела ввиду.
Из мятого газетного кома Пронин извлёк коробочку о семи углах, цвета нильского крокодила (Марина видела их по ТV вчера), в ядовито-жёлтых, сочащихся потёках. С запахом свежих членистоногих.
Сердце Марины забилось птицей. Незамедлительно пришла на память давняя и далёкая подруга. Мечтательная, романтическая сумасбродка… Выкинула штуку: намазалась с головы до педикюра дрянью какой-то и улетела… Чёрт знает куда.
Поймав на себе испытующий взгляд коммивояжёра и, не желая показаться жеманницей из-под Конотопа, Марина двумя пальцами приняла коробочку.
Пронин, не размыкая уст и, в свою очередь, не уподобив себя хрестоматийному соблазнителю, повелел взглядом:
– Открыть. Вдохнуть. Лизнуть.
– Интриган… Доколе мученья? – запело в груди, и вскользь, на выдохе, Марина справилась: – Как с налогами?
– Натурально, наложницами… – тема не трогала предпринимателя.
– Ваши возможности безграничны… Но что мы будем есть?.. где спать?.. в наших странствиях по бедной земле?..
– Как всегда – подворовывать у дачников, на шести сотках… А спать на берегу, под перевёрнутой лодкой. Авоська – под голову…
– Счастье какое! За что, господи… Мамочка родная…
– Счастье? Это что? Красивая Меча? Магический овал?
– Со-частье: со-единенье целого из частей, со-участье… А также иные смыслы, идущие от СО…
– Куда? Идущие?
– Во главу угла…
– Не дискутируется.
Дальнейшее рассуждение смыслов оказалось пусто словьем.
– Мажьте. Иван Алексеевич.
Глава 10, которая может быть ошибочно принятой как
заключител ь ная, являясь, по сути, прологом
«…на скаку обернулась и увидела, что сзади нет, не только разноцветных башен с разворачивающимся над ними аэропланом, но нет уже давно и самого города, который ушёл в землю и оставил по себе только туман».
Декабрь 2009 г.
ТЕО И КЛЕО
Конспектированный роман
С первой же встречи он произвёл на неё неизгладимое впечатление, пробудил глубокое волнение. Подобного ей не доводилось испытывать – ни в пору безмятежного девичества, ни в кратком и трагическом замужестве, ни потом, в долгие и беспросветные годы одиночества...
Она без труда распознала в себе это чувство, не посетившее её раньше, но неотступно подстерегавшее всю жизнь. Что же послужило надёжным подтверждением? Не те ли безошибочные признаки – она много читала о них: каждый раз при встрече в аллеях её бросало в жар, на шее и на щеках вспыхивали некрасивые красные пятна, а ноги слабели и делались «не свои»? При этом когда между ними оставалось два-три шага, она, будто тургеневская барышня, опускала глаза, как бы досадуя на судьбу: ах, сударь... поздно... поздно.
Так могло казаться со стороны.
На самом же деле в её душе не возникало ни малейшего намёка на ропот, ещё менее того – досады. Лишь тихая, но неколебимая уверенность, как если бы она ждала дальнего гостя – уже и осень прошла, и зима на исходе, длинные тени легли на тропинку к её бедному дому... и вдруг! Скрип снега у крыльца: обмануться невозможно...
– Ну, вот и Вы... Пожалуйте к столу...
На следующий день, при встрече, прежде чем опустить глаза, она постаралась получше разглядеть его. Высокий, и почти прямой. Прихрамывает, опираясь на трость. Элегантен. Сед той – голубоватой, как снег гор – сединой, что видится неправдоподобной. Сросшиеся брови сединой не тронуты, чёрные. Тщательно подстриженные усы. Кожа выбритого лица – жёлто-коричневый пергамент. Единственное, что выдаёт возраст...
«Роберт Тейлор, – укололо в грудь, – «Мост Ватерлоо...»
Поравнявшись, она незаметно втянула в себя воздух: табак... резеда... что-то ещё... Тимьян? Он слегка растянул губы в вежливой улыбке узнавания, и они разминулись. Впрочем, улыбка могла предназначаться и не ей – вслед семенили две дамы.
Они ещё раз встретились и разминулись в аллее. Также мерно и значительно постукивая тростью, подняв твёрдый подбородок, он прошёл мимо, скользнув взглядом поверх головы. «Да, это тимьян... Что ж... буду страдать тайно, – улыбнулась она своим мыслям. – Однако вальс-бостон за Вами, милорд».
...На прогулку она надела чёрный строгий пиджак с белоснежным шейным платком. Это был скрытый посыл и прочитывался как знак: нам не миновать друг друга. Но чёрно-белая чересполосица прожитой жизни просит не спешить. Малый остаток отведенного времени – малость кажущаяся... Ожидание – тоже часть.
Он стоял на её пути и улыбался великолепными зубами. Только ей – она теперь не сомневалась. Подошла вплотную, пытаясь не выдать быстрые слёзы. Он перехватил трость в правую руку, а левую галантно согнул в локте.
Дорога шла на подъём. Воздух в поле вибрировал от жары, стрекота и жужжания. Она остановилась, тяжело дыша.
– Валидол... с Вами? – обеспокоенно глянул он.
Она смешливо высунула язык: на кончике красовалась таблетка...
– Может, вернёмся в парк? И там присядем?
– Нет. Здесь просторно... Идёмте ещё.
– Будь по-вашему... Помните, у Платонова? «Три вещи меня поразили в жизни – дальняя дорога в скромном русском поле, ветер и любовь». Долгие годы я был лишён этого. И вот – русское поле, бесконечная дорога... И мы... Поразительно. Ветер – моя судьба. Любовь?.. Вы, конечно, ждёте немедленного ответа, заранее отвергая несовпадения... Что ж, это право каждой женщины. Извольте.
Любовь... Нигде на земле это слово не соответствует русскому пониманию. У нас всё определено при венчании: взаимопоглощение на добровольных началах, заведомо невыполнимые обязательства... Вы не находите? Для меня любовь – это доверие. Не так уж мало в этом мире. У меня никогда не было семьи, гнезда. А женщины... Многих я не помню. К другим испытываю благодарность... за доверие. За жизнь. Доверие за доверие – выше любви я не знаю.
– Давно ли Вы знакомы с Платоновым?
– Начинал в библиотеке Конгресса Соединённых Штатов. А дочитывал в Тель-Авиве, в госпитале. У меня там образовалась пауза... шесть операций...
– Почему – Платонов?
– Язык... Пронзительность... Земляк.
С ним было удивительно легко, несмотря на капризы и причуды: он мог прервать на слове, беспричинно, как ей казалось, свернуть прогулку. Иногда надолго замолкал, как бы говоря этим: хочу побыть один... Но ей не делалось обидно: это так понятно – побыть одному. С ним было удивительно легко!
– А что вальс-бостон? – спросит памятливый читатель.
...Балы в интернате проводились в пятничные вечера, после ужина.
В тёмном костюме, с бабочкой, без трости, почти не хромая, он вошёл в полумрак зала. Зорко оглядев присутствующих, сделал оркестру знак.
– Вальс-бостон! – объявил церемониймейстер.
Небольшое замешательство, и, обняв за талию, он вознёс лёгкую руку и повлёк её, рассекая пространство зала длинными скользящими па.
Раздались аплодисменты.
– Вы знаете, – отдышавшись после танца, сказала она, понизив голос до шёпота, – мне утром повесили «Холтер»*... И вот беда – провода перепутались. Помогите, ради бога, Вы сможете.
Он со знанием дела отыскал под блузкой нужный провод, поменял его положение, продев под мышкой, и – всё оказалось на месте.
– Блестящая операция! Позвольте пригласить Вас на следующий танец?
– Сочту за честь. Вы обольстительны... Грациозны...
– Благодарю за изысканный комплимент. Вы не можете себе представить – я была такая высокая! И вот... всё согнулось... делось куда-то... А мне только восемьдесят...
– Хм! Когда мне было столько, я тоже был значительно выше!
...Прощаясь, он поднёс её руку к губам:
– Теодор Додус. Фальшивомонетчик, – и ещё раз склонил голову.
Сохраняя улыбку, она ждала – что-нибудь добавит, отшутится. Нет.
– Вы так неожиданно и выразительно замолкаете – не могу привыкнуть.
– Надеюсь, у нас будет время. Но... Ваше имя? – Он всё не выпускал её руку. Пожатие казалось ей бесконечным блаженством.
– Клавдия Кувшинова. Библиотечный работник, – она вздёрнула задрожавший подбородок. – Бывшая зечка, лагерная пыль.
_____________
* «Холтер» – прибор для суточного мониторинга сердечной деятельности, закрепляется на теле больного
(Прим. автора)
– Ну, что Вы, голубушка... Не надо. Вы хоть пыль... Меня... просто нет. Может, нам пройтись перед сном?
– Простите, по мне скучает мой унитаз... Да и «Холтер» опять...
...– Как Вы спали?
– С вечера всё думала... перебирала. Как обычно... Под утро забылась. Кажется, Вы тоже не спали?
– Читал. Размышлял о платоновских словах... О своих. Должен признать – я был неправ. В своём рассуждении о любви я допустил непростительную скоропалительность... Следовало внести главенствующее обстоятельство, уточнить: меня никогда не любила именно русская женщина. Во всяком случае, мне неизвестны такие факты. А без этого (он вздохнул – сие непоправимо!), без этого... кто же вправе судить о любви? Вот... повинился, и стало легче... Вы готовы простить старого болтуна?
– Не ожидала... Вы были так категоричны... Я согласна с тезисом о доверии, и, поверьте, хорошо знаю ему цену. Но ограничивать, обеднять... Впрочем, вряд ли и я могу компетентно говорить о любви – у меня она... книжная больше.
– Я прощён? Всё! Поедемте в Москву? В Парк Культуры, я так давно не был... А Вы? Чёртово колесо, лодки, мороженое... Говорят в Москве ещё можно поесть настоящее мороженое! Вы даёте Ваше согласие? Я закажу такси.
– Даю. Согласие. Ваш акцент... он какой?
– О-о! Могу хвастать. Впрочем, больше хочется плакать: Харбин, Шанхай, Австралия, Япония, Штаты и Канада, Уругвай, Израиль... Кажется, ничего не забыл? Конечно, забыл... Бейрут, почти два года.
– А интернат? Пункт следования? Последний причал? У вас лицо... вечного скитальца.
– Это в точку: я бездомен, последние лет шестьдесят. Сюда предложили поселиться коллеги, чтобы не был один... Кажется, они не ошиблись.
Она не сдержалась, погладила его руку:
– Я тоже одна... Вчера Вы сказали «голубушка»... Я плакала всю ночь. Как Вы смогли не забыть такое давнее, домашнее! Как угадали произнести? Душа попросила? Платонов?
– Если бы не он, я, полагаю, не вернулся бы в Россию...
– Видели объявление в вестибюле? Приглашают на диспут «Ваши идеи по освоению космического пространства: шаг в никуда». Выспренний бред! Здесь богадельня или NASA? Что за балбес придумал?
– Стоит ли так сердиться? Они обязаны проводить с нами работу, мы их «контингент», – кротко улыбнулась она.
– Чтобы идея овладевала массами?! Но так уже было в истории – что вышло?
– Помните о своём сердце, прошу Вас...
– Я не публичный человек – выступать на диспутах! Не одобряю полемических ристалищ... Пока видят глаза, буду читать.
– И прогулки... в любую погоду. Надо ходить.
– Да-да, читать и ходить, читать и ходить... Здесь, кстати, совсем неплохая библиотека, Вы не находите? Можем читать вслух. И говорить о прочитанном...
– Для меня это... – у неё покраснели веки и выступили слёзы, – это... бесценный подарок... Благодарю.
– Тогда слушайте. Я выписал сегодняшней ночью. Для Вас.
Он подал гостье чай с мятой, и, укрыв её ноги пледом, взял с прикроватной тумбочки толстую тетрадь.
– «...Он увидел, что маленькие дома жителей были жалкими, низкими... бурьян на пустых местах беден, он растёт не страшно, а заунывно, обитаемый лишь старыми, терпеливыми муравьями...» Узнаёте? «Река Потудань». Я родом из тех мест. Когда я прочёл эти строки впервые, я хотел умереть: что я здесь делаю? Зачем оставил её, сирую, жалкую, тёмную? Безнадежно больную... А вот «Джан». Не знать – будто и не Платонов. Как стойкий инок... на пути к богу. «Он улыбнулся своей старой мысли: почему люди держат расчёт на горе, на гибель, когда счастье столь же неизбежно и часто доступней отчаяния...»
Ложка мелко дребезжала в чашке. Она поставила чашку на стол и, сжав в коленях дрожащие руки, отвернула лицо к окну.
Солнце ещё не ушло за высокие липы парковой аллеи. Его лучи рассеивались кронами деревьев и, достигая окна, ложились пятнами на стену.
– Расскажите о себе, – попросил он.
– ...Жили мы в Астрахани. Мама была из дворян. Папа служил полковым священником. Георгий Георгиевич Воскресенский... Его не утопили сразу после разгрома – пленных и раненых топили баржами. Он сгинул позже, на Соловках. Там много было «служителей культа». Мама осталась с двумя дочерьми: старшая Клементина и младшая Клеопатра. Это я. У нас с сестрой разница восемь лет. Дома меня звали Клео... – Голос её звучал почти отстранённо, как бы из давнего времени, но он чувствовал его напряжение и думал: может, не стоило... ворошить... – В тридцать четвёртом году маму и Клементину забрали. Больше я их никогда не видела. Только сестру на фото. Работала я на разных работах – на стройке, на рыбзаводе. Там меня присмотрел начальник. Кувшинов Андрей Васильевич. Взял замуж. Так я стала Клавой Кувшиновой. «Слушайся во всём, – сказал, – а не то будешь там, где твои...»
– Хм... Клео, Клео... Не скрою – я сразу отверг эту Вашу «Клаву». Ещё подумал по привычке: неудачный псевдоним...
– Не перебивайте, пожалуйста.
– Извините... Клео. Я буду называть Вас Клео.
– Андрей Васильевич был неплохой человек. Но, вступив в партию, угождал начальству, если нужно для продвижения – мог и сподличать. Я это стала понимать много позже... А тогда была молода, неумна и труслива. Даже радовалась – муж старше, начальник, он лучше знает... Однажды он позвонил с работы: «Клавд и я, у нас будут гости. Московские! Приготовь хороший ужин. Осетрины, икры, коньяк. Всего!» Я спросила, много ли будет гостей. «Двое, – муж понизил голос, – но какие... В Москву тащат, аж рукава трещат... Москвичкой скоро у меня заделаешься!» Дрогнуло тут моё сердце: беда будет от этих гостей...
– Ну, и бог с ними! Быльём заросло! – снова перебил он, и тут же поправился: – Поросло-поросло и... заросло. Вы знаете, Клео, мне вдруг вспомнилось... Занятная метаморфоза. В детстве я спал преимущественно калачиком. Не скажу точно, до каких лет. В юности и молодым мужчиной – в позе бегуна на короткую дистанцию: на боку, одна нога вытянута, другая согнута в колене. Торопился... Куда? Бог весть. Достигнув зрелого возраста, я много лет спал на спине, руки – за голову. Основательно выпив – только на боку, чтоб не захлебнуться во сне... Вот как всё интересно! Правда? А сейчас я не пью, никуда не тороплюсь, перемещаюсь как бы в обратном направлении, и могу спать как угодно: в кресле с газетой, за рулём авто, на прогулке... Вы замечали? Ха-ха! Как вы полагаете, Клео, мне стоит попробовать позу эмбриона? По-моему, самое время... Во всяком случае, я намерен писать трактат.
– Непременно напиш и те. Можно и диспут устроить – улыбнулась она и подумала: как чувственно произносит он моё забытое имя... Как добр ко мне. – Пожалуйста, не утешайте... В моём представлении Ваша жизнь страшней. Закончу свой рассказ, Вы просили...
...Напоили, раздели донага и устроили «негра на десерт» – вымазали чёрной икрой и вылизывали... как псы.
Муж спал. Он очень хотел в Москву...
Вырвалась и, полуголая, обезумевшая, прибежала в милицию. На свою беду.
...Андрея Васильевича скоро арестовали.
В справке, выданной мне через двадцать пять лет, значилось: «...скончался 15 февраля 1943 г. В пересыльной тюрьме г. Омска от сердечного приступа».
Пришли и за мной...
Срок добавляли дважды: Инта, Канск. Самое страшное... били. Били так, что однажды я... в общем, опрасталась. Выкинули на снег подыхать. Потом в больничке – спасибо врачихе, взяла санитаркой – полгода оживала, выносила за лежачими. Оклемалась и – на поселение. Караганда... Вот и всё, – она беспомощно развела руки.
– Хотите всплакнуть? Можем вместе... видит бог, есть о чём... Нас тоже раскидало по свету... Рождён я в Воронеже, в семье сахарозаводчика Терещенко. Известный человек был. По фальшивым документам я поступил в Московский университет, и закончил его в двух факультетах: мехмат и философии. Почему Додус? Это результат полувековых фальсификаций и легенд...
– Вас... принудили? К этой работе?
– Я увлёкся: романтика. Знал Зорге, Маневича... Многих.
– Как вы сохранили себя?
– Чудом. Возможно, молитвой матери... оттуда, с небес. Она была последней, кто звал меня по имени: Феденька, голубчик...
– Я хотела бы называть Вас сегодняшним именем. Вы позволите без отчества?
– Да, Клео. Я ждал это.
...В усадьбе отца были две замечательные аллеи. Южная, из платанов, и северная, липовая. Среди платанов всегда светло и празднично на душе, хочется петь с птицами, лететь к облакам. Я хорошо помню это чувство. А в липовой аллее, по преимуществу, сумрачно даже в солнечный день. Но зато хорошо и покойно думается, можно погрустить. Барышни и молодые женщины любили там поплакать наедине с собой и своей печалью.
Сосед отца высадил аллею из молодого карпатского дуба. Дуб живёт пятьсот лет. Сосед с другой стороны имел аллею из пирамидального крымского тополя. Теперь нет и пней. Нет камня дорог, нет прудов, нет садов...
Нет пепелища, нет развалин дома.
Есть то, что видел Платонов: «...на всей улице была страшная тихая ночь... населённая еле видимыми, неизвестными существами, от которых все люди спрятались... и заперли двери на железо»...
– Этой улицей прошла моя жизнь... Расскажите о войне.
– Война? На Тихоокеанском театре военных действий, с Японией. Шифровальщик в штабе ВМС Соединённых Штатов. Ранен, пленён и расстрелян. На свете есть две моих могилы: на Филиппинах и в Йемене... Кстати, Клео, имейте ввиду: бедуины – самые верные и благородные люди на этой земле. Самые коварные – японцы.
– Что же дальше?..
– То, что д о лжно – жить и готовиться! В отношении готовности... Чтобы Вы знали... Кроме Вас у меня нет близкого человека. Настоящая моя могила будет здесь, в пустом поле, при дороге. Камень я уже заказал. Счета оплачены...
– Вы всё решили... А кто будет скорбить по мне? Я размышляла над этим, получив весть о кончине Клементины. После войны она жила в Бельгии. Это на её деньги я здесь.
Откинув голову и прикрыв глаза, он долго молчал. На какую-то долю секунды ей показалось, что он не дышит.
– Вы не умерли, Теодор?
– Подумываю над этим... На чём я... остановился?
– «Счета оплачены...»
– Боюсь, что мне нечем отплатить... судьбе за нашу встречу, Клео... Там, я слышал, денег не берут...
– Вам трудно дались эти слова...
– Остались самые трудные... Я устал, Клео... Прилягу.
– Хотите, я тихонько спою?
– Наденьте куртку от моей пижамы и ложитесь рядом. Я ведь знаю Ваше тайное желание, Клео... Уснём в тёплой постели...
– Мы соблюдём приличия?.. Сама бы я не решилась...
– Что там за окном, Клео?
– «С берёз неслышен, невесом, спадает жёлтый лист...» Мне снилась осень. Потянуло ветерком, лист посыпал обильнее... В библиотеку вбежали дети: «Клавдия Георгиевна, дайте поскорее «Горе от ума» Белинского! Завтра сочинение, а ещё картошку копать».
Лица, голоса, веснушки... Я их любила.
Эпилог
Он был большой выдумщик, Теодор Додус.
По приезде в интернат для состоятельных долгожителей России, он предложил назвать его имени Мафусаила, по Библии – деда Ноя, прожившего 969 лет. В шутку, конечно.
Администрация отнеслась серьёзно, связалась с Синодом. Подключалась Госдума, Общественная Палата. Обсуждение затянулось...
Всё это время начальство и персонал называли его – Теодор Мафусаилович. Из глубочайшего уважения, уверовав в идею беспримерного долгожительства.
Это имя и было выбито на огромной гранитной глыбе.
Декабрь 2010 г.
А Н Т И
Броуновское Движение
в спальном районе Ю. Бутово
Записки Лифтёра
Покуда Не упал наг низ перебрать хлам
В замшелости хлама замша светла серая италиа прежней жизни
Левый на левую кто там Правой левой левой левой
Босу худу коряву в заскорузлость замши Задача для левых
Бывши ё! шёлковы шнурья распушены ё! концы не вдеть в дырья
Слюнить нет чем Во рте песок Кометы У ма
МСЛЬ Вычислить траекторию У мы
По тропинке вдоль забора корни сосен вековых
мне лет восемь дачным летом босы ноги помнят их
гладки скулы тёплых камней эти камни Валуны
мне рассказывала МАМА отвалились от Луны
Как смешно я хохочу // палкой колесо качу // по Земле нагретой // где Никого уж нету //
Что за звук не различу // не качу не колочу ЧУ // это не колокол громкого боя // что пришёл за тобою // не ангелов хор под сводами // пустого неба сводами // не ночного прибоя // омытого водами //
То Гул лифта возносимого жизнью скотской
в доме старом на Новослободской
лифтёр ША сучара в полночь отключала
пешим дралом рычала куда надо стучала
Камнепад метеоритов он закончится вчера
А сегодня Бес похмелья и не можется с утра
Красная кабина // Древесина хунвейбинов // Работа старинна // Зеркала целы // Кнопок не горето // Шпаною гнёзд не рвато // Полы не обоссато // Котами не засрато // Богато //
Шуршало жилами каната Возносится
Шептало смазкою металла Возносится
Еже нощно каждо дневно зачердачье потолочье Возносится
Ты лифтяра Гад
Перед кем возносишься // И снова вниз уносишься // Обратно хрен воротишься // Сучару не допросишься //
Шахта лифта ЦВАК
По кошачьи бес каблучно ножки виноваты ё! ШВАХ ШВАХ
Ключ чувак ЧВАК ЧВАК
________________________________________________________
В тексте сохранены особенности авторской лексики, орфографии, пунктуации
Под стропилой острокрышей // Пыльных туч летучих мышей // Чертят крыльями кульбиты // To be or no to be Ты // Те которые убиты // Будешь знать шалава // Хвостом налево направо // На чердаке облава // Такая пыльная слава //
Б или не Б Вопрос чердачного слабо Уми я
Думать МСЛЬ
В бес звучном коварстве за дверью // Совлекши промокшие перья // Лишь в нижнем оставшись Ах // Тёмная ПТИЦА ЦВАК //
Посижу перебирать Пустое
Слушать шорохи крыл ПТИЦЫ ЦВАК
Смешались с летучими мышами стали бес звучно неслышимы
Не зашибись о стропилу
Но вдруг ты возвратишься на круг // Когда нибудь ради меня // Ты сиганёшь из огня // Прямо в полымя // Нарушится строй планет // Да поздно меня уже нет // Остался чердачный свет//
Комета У ма укоротится хвостом сойдёт орбиты навсегда унесётся
Напоследок проклятье на наши тупые бошки
Станет не в моготу кулаком в открытую дверь яяяяяя
Падёт в ноги простой русской бабой
Вышел месяц из тумана // Вынул ножик из кармана // Буду резать буду бить // Лучше вовсе позабыть //
МСЛЬ Думать время
Зыбкий час гаснущих звёзд засыпающих фонарей бес сонных окон Не мой Час
Отвяжись италиа с шёлковой привязи Гаси каблуком свет стоптанным
Занавес Антракт Буфет
Жажда сухости о бес воженность организма
Смеситель ржавь ржу труб
Носок заварки плесни плесень чая зелёного
Зелень в глазах кругами
Щедра улыбка зелёного крокодила вечно зелёных джунглей Амазонии
Крокодил не ч е рти по стенам Не так ли
Улыбка оскала Так ли а как ли Зелёное жизнь
Глоток процеженной ржави плюс два глаза в окно равно свет зыбкого часа смерк
В окне мельк руки в нервозе ДОК
Доказательство животворяще братства живых Гиппократ Не белочка* Так ли
Окно жизни утверждающе жеста Изгоняюще крокодила На Прочь По кругу
По кругу следующая станция всегда Не прислоняться
Новослободская
В окне жеста ждать Штаны поверх Носки в обувь Италианский выход
Марш лестниц перила из винила Цвет беж
Дым табако курения густ свеж Майским холодком за ворот
Бес основательно тугость пружины задом
______________________________________
* Белочка – белая горячка ( мед. жарг.) Прим. автора
В окне жеста ждать ДОК лечит жданьем
Ходи прогулочно Италианским ПРОМЕ НАДО
Вширь Надо Не нароком чертоги головокружения
По касательной Мыс ли Провидения
Я бес идейный Поскулить икотой от ржави
Пропасть в широтах нет
ДОК спешит бес конечно
В экстренной поспешности 03 ДОКа Так Вени Амин
Чиркни брат не курица Огня коробок плохой из рук блохой
Уп а дет не ук о тится Коробок не колобок
Чирк Покатился
Задышало зачирикало замяукало за за Лишнее
Культуры немного словья Нет Плохо
Спросить Фиму Насчёт Гольф Стриму
Со вчерашнего Экстриму Он в дальнем походе
Гептил* на исходе
МЫСЛЬ скорее Света
Укусить торопкий грязный язык можно
МСЛЬ нет Шибко скора
Недавно а помнится Как о помниться
На газоне Адепт не нашей Веры
Шёл себе тротуаром Не е ет Кто таков
Рыжий пиджак Ихнего покроя в очках блеск косоглазия
Коровьев Козлодоев дьячок туберкулёзного лица
Понёс такую бывши помощник военного атташи
В стране бес кровно сосущих насекомых
Алчущих тёмно кожих женщин мало
Изученного типа То го То во
Память тово Муха Це Це Ли Черно кожая леди Ли Укусили
Опухла голова ушла способность мсль лить
Все ушли Осталась остатняя Регламент Аскезы Бес понятия
Много словьем Адепта утомившись
Сойди с газона товаришч ШЧ Упёртый помощник
Налей Те ветерану спецслужб бы лазутчику локальных войн За всё
За всё завтра пенс НЭ скинь
Сошёл Регламент Аскезы оставил Как в воду накаркал
Один всю ночь искал серый замш бывший италиа
Другой за имел нервоз ручного мелькания окна Бес сна
Остальные вот вот
Проницательна личность Ваша Читатель. Прорицательна мсль немслимой глуботы :
мужик похмелился – соловьём залился .
Скажите ему Вени Амин Авторитет НО
Братство Аскетов Вечных Мслителей Увечных Бабников Бывших Лифтёров Отставных Ракетчиков Во Блин
Скажите
____________________________________________
* Гептил – топливо для ракет с ЖРД. Прим. автора
Шёлковый италианский зашнуривать Бес конца расшнуряется
Бес привычки морока наг низ спину
Вязать за щиколку морской штык Двойной
Вени Амин крутит шею гусаку стаи
Нас не всех Фиме причина Выйдет нету
Вон Он Убёг Баба в окне
Сито Где Жми фон дома
Не жмать Кот открыть не знает
Сито чинит лифт
Идёт Все Ли
Все Ли
Вени Амин даёт путь вождей
Выпить бес Регламента их тьмы В Ю Бутово
В мобилизацию эшелоны набить два пальца
В мирное время сядут Бес песни Крыла опустют
Наблюют Кругом Квадратом Этика выпить нет
Фима мимо со вчерашнего Экстрима
Плюс Жена под зад Минус ДОК
По причине недомогания в расцвете порока
Главнее Жена Ставит под глаз чтоб не лазил по бабам
Фима не Бабник толком не похмелившись Он Аскет Бабства
Профилактику приемлет легко
Дёрнет бес нервов ногой вроде кошка Брезгливо
И в Путь Левой
На груди бронхита курильщика горлицей воркует булькает
ДОК назначил по чуть чуть Пыль прибить
Орошаться Клавой Клюква сиропа с Божьей Росой
Не отвращается органами сколько не пей ум за разум
Были отвращающи ё! подались на выход
Бес звучно вознеслись поминаемые Братством
Недо ждались укушенного Адепта с Аскезой
Смесь майский сад в цвету
Первым Сито с Котом Холосты ё!
В понятьях мужеского одиночества
Старшему в переходе Метрополитена от топтали мошонку
Брату помогли ветеринары по блату
За Костину инвалидную зарплату
Чистюля залапанный стакан торопится Возлить благодать
Константин бес вольной рукой отведёт на свет
Оботрёт рукавом Только после
Подвест и по двести под итожив удвоением промежуточно
Вострепетали омыты ё! Клавой сердца
Стаял скулящий озноб
Просветлел горизонт манящей безликости неведомого
В паузе МСЛЬ Регламент не шутейный
Взять Я Фима под газом и под глазом
Пью сколько помню сколько не помню Ну и ЦТО
Ветеран всего Баба сыр в масле
Какой регламент Какой Ас Хезы
Что парт собрань ё! Кот мычит
День Советского Ликёра ё! Лифтёра А мы ни в
За! Лифтёра
Кряхтя Вени Амин с Газона
За! Лифтёра
Франк Масон Бес пенс НЕ
За! Лифтёра
Спустя стакан Фима бес цельно плюнул
Попал в Прохожего Куда не плюнь блин
Расстроил себя попаданьем бывший КДС *
Вспомнил боевое дежурство
В теле хвоне лейтенант Малой
Диду Юхым Петрович В кабине МАТ Що робыты
Фима не терпит МАТ В кабине
Жмай ПУСК сынку ... з ым З Ню Орком
За! Лифтёра на боевом дежурстве
МСЛЬ Где покой Снится
Лифтёр Я Сегодня День РожденьЯ
Вот и поздравленьЯ
Шибче запущенной в супостата ракеты
Не приветлива лицом Ни зима ни лето
Не во всём Одетта Неразборчива словами
Ассиметричным ударом летит Фимкина Орда
За хлебом Как дура курицей А он Пёс смердячий
Да чтоб ты обо...ся обо...ся обо...ся с головы до ...
Чтоб вы сгорели Чтоб вам повылазило Ракетчики ...вы
Восемь десят три раза ё! Бес единого повтору
Покуда ротом эпилептическая пена огне тушителя
Фима против растерзанной Орды За! Творись мордва ползучая
Спецназовский ШЛЁП в между глазие
КДС снят с боевого дежурства
Под Конвоем на гауптвахту
К сожаленью День Рожденья только раз в Году
Всё проходит Не затрагивая Основ Бытия
Применив помощью Жены плюмбум примочку между глазия
И ряд Дипломатических Мер
В______________________________________________________________________________________________________________________________осстановил Фима МИР ТРУД МАЙ
Спит бес мятежный припёрт мощным крупом
При чмокивая губами копя во сне силы
Смерк зыбкий час Ночи Фиме вахта
Ужиком из жарких неволий Котиком на мягких лапках
Неустанным трудом наполнять Казну
От щипывая малую мзду в Кошелёк Братства
Скоро в путь Под барабанную дробь
_________________________________________________________
* КДС – командир дежурной смены (у ракетчиков) – Прим. автора
Строевую песнь Бывших и Отставных
Отмстить неразумных хазаров
Тиха скромна как дива ночи // Стоит она потупив Очи // Вся в новом платье и платке // И в туфельках на каблуке //Ожидае
Вот и Косцы газона В регламенте
– Галю, кушайте свежей черешни, – Фима подаёт Жен е кулёк. Они садятся у подъезда, в траву летят косточки. В надежде вырасти. Что тут вырастет, на газоне Ю.Бутово?
