Текст книги "Зверь в Ниене"

Автор книги: Юрий Гаврюченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Встретив сэра Артура и мистера Вуда на вокзале в Хеднесфорде, Гарри Чарльзуорт проводил их до паба «Восход». У стойки бара их представили долговязому парню с целлулоидным воротничком и обтрепанными манжетами. На одном рукаве его пиджака белели какие-то пятна, которые, по мнению Артура, ничем не напоминали ни конскую слюну, ни даже молоко с хлебом.

– Расскажи им все, что мне рассказывал, – попросил Гарри.

Уинн медленно поднял глаза на приезжих и постучал пальцем по стакану. Артур отправил Вуда за необходимым средством укрепления голосовых связок информанта.

– Со Шпеком мы вместе в школу бегали, – начал тот. – Учился он хуже всех. Вечно в какие-то заварухи попадал. То скирду подожжет, то пристрастится табак жевать. Как-то раз ехали мы с Бруксом вечерним поездом в одном купе, и тут врывается к нам в купе Шпек, бросается в торец – и головой в окно. Только осколки брызнули. А ему смешно. Мы потом все в другой вагон перешли. Через пару дней заявляется какой-то субъект из железнодорожной полиции и говорит: вам, дескать, придется заплатить за разбитое окно. Мы ему в один голос: это Шпек сделал, пусть он и платит, тем более что его застукали, когда он уплотнительную резину с оконных рам срезал, так пусть еще и за это платит. Потом Бруксову папаше стали письма приходить, что, дескать, мы с Бруксом на вокзале в Уолсолле оплевали какую-то старушку. Он вечно какие-то каверзы придумывал, Шпек этот. А потом из школы его куда-то увезли. Вроде бы официально не исключили, но что-то вроде того.

– И что с ним стало? – спросил Артур.

– Слыхал я, пару лет назад его в плаванье отправили.

– В плаванье? Вы уверены? На все сто?

– Поговаривали, что так. Короче, исчез он.

– Когда примерно это произошло?

– Говорю же, пару лет назад. А поджог скирды еще году в девяносто втором был, я бы так сказал.

– Значит, он ушел в плаванье в конце девяносто пятого – начале девяносто шестого?

– Точно не знаю.

– Приблизительно?

– Приблизительно я уже сказал.

– Не помните, из какого порта он отбывал?

Уинн покачал головой.

– А вернулся когда? Если вообще вернулся?

Уинн опять покачал головой.

– Чарльзуорт так и говорил, что вам будет интересно. – Он снова постучал по стакану.

На этот раз Артур не спешил реагировать.

– Мне-то интересно, мистер Уинн, но, вы уж простите, в рассказе у вас неувязочка вышла.

– Вот, значит, как?

– Вы учились в Уолсоллской гимназии?

– Ну.

– И Брукс тоже?

– Ну.

– И Шпек?

– Ну.

– Тогда как вы объясните, что, по словам мистера Митчелла, нынешнего директора, ученика с такой фамилией за последние двадцать лет в гимназии не было?

– А, понял, – отозвался Уинн. – Шпек – это прозвище его. Он коротышка был, ему как раз подходило. А так-то нет. Шарп его фамилия.

– Шарп?

– Ройден Шарп.

Артур взял со стойки стакан мистера Уинна и передал своему секретарю.

– Покрепче ничего не желаете, мистер Уинн? Виски, например, для блезиру?

– Это было б очень благородно с вашей стороны, сэр Артур. Очень благородно. А я тут подумал: нельзя ли к вам обратиться за ответным одолжением? – Он полез в небольшой ранец, и Артур унес с собой из «Восхода» полдюжины прозаических зарисовок из местной жизни («Озаглавить думал „Виньетки“»), пообещав дать отзыв об их литературных достоинствах.

– Ройден Шарп. Так-так, новое имя в деле. С чего начнем поиски? Есть какие-нибудь соображения, Гарри?

– А как же, – ответил Гарри. – Я при Уинне говорить не хотел, а то бы он все здешние запасы высосал. Могу дать наводку. Ройден у мистера Грейторекса подопечным был.

– У Грейторекса!

– Их двое было, братьев Шарп: Уолли и Ройден. Один с Джорджем и со мной в начальной школе учился, только теперь уж не вспомню, который из двоих. А вот мистер Грейторекс вам в подробностях расскажет.

Они сели в поезд, проехали две остановки в обратную сторону, до станции «Уэрли-Чёрчбридж», и прошлись пешком до фермы «Литтлуорт». Мистер и миссис Грейторекс, спокойные, легкие в общении пожилые супруги, проявили гостеприимство и открытость. Артур впервые почувствовал, что ему не придется покупать пиво и скребки для обуви, а также прикидывать, потянет добытая информация на два шиллинга три пенса или же на два шиллинга четыре пенса.

– Уолли и Ройден Шарп были сыновьями моего арендатора, Питера Шарпа, – начал мистер Грейторекс. – Мальчики довольно хулиганистые. Нет, это, наверное, несправедливо. Хулиганил в основном Ройден. Помню, отцу как-то пришлось раскошелиться, когда сын скирду поджег. Уолли – тот просто со странностями был. Его даже из гимназии исключили, из уолсоллской. Они оба там учились. Ройден, как я понимаю, ленился, вредничал, хотя подробности мне неизвестны. Питер устроил его в Уисбетскую гимназию, но там все такие были. В конце концов определил он сына в подручные к одному кэннокскому мяснику по фамилии, если не ошибаюсь, Мелдон. А в конце девяносто третьего и я от него пострадал. Отец мальчишек был при смерти и попросил меня стать опекуном Ройдена. Это было самое меньшее, что я мог сделать; конечно, пообещал я Питеру, что мог. Потом делал все, что в моих силах, но Ройден просто от рук отбился. Одни неприятности от него были. Воровал, имущество портил, постоянно лгал… ни на одной работе не удерживался. В конце концов пришлось поставить его перед выбором: либо я прекращаю ему пособие выплачивать и заявляю в полицию, либо пусть уходит в море.

– Его решение нам известно.

– Пристроил я его юнгой за проезд на судно «Генерал Робертс», принадлежавшее пароходству «Льюис Дэвис и компания».

– Примерно когда это было?

– В конце девяносто пятого. В самом конце. Если не ошибаюсь, уходили они в рейс тридцатого декабря.

– А из какого порта, мистер Грейторекс? – Уже зная ответ, Артур в нетерпении подался вперед.

– Из Ливерпуля.

– И сколько времени он ходил на «Генерале Робертсе»?

– В кои-то веки закрепился на одном месте. Прослужил юнгой четыре года, вырос до третьего штурмана. Потом домой вернулся.

– В девятьсот третьем?

– Нет-нет, раньше. В девятьсот первом, как сейчас помню. Только пробыл он тут недолго. Вскоре устроился на скотовоз, что курсировал между Ливерпулем и Америкой. Прослужил десять месяцев. А уж после этого списался на берег. Вот это уже в девятьсот третьем было.

– Подумать только: на скотовозе ходил. А сейчас он где обретается?

– Да в отцовском доме. Остепенился. Женатым человеком стал.

– А у вас были подозрения, что это он или его братья писали письма от имени вашего сына?

– Нет, не было.

– Почему?

– Оснований не видел. Да и ленив он был, без воображения.

– Давайте я угадаю: у них еще младший братишка подрастал, этакий сквернослов, точно?

– Нет-нет. Их двое было.

– Ну или дружок какой-нибудь к ним прибился?

– Нет. Ничего такого.

– Понятно. А Ройден Шарп злился, что вы стали его опекуном?

– Да, частенько. Он отказывался понимать, с какой стати я не отдаю ему всех отцовских денег разом. Наследство-то небогатое было. От этого я еще пуще эти деньги берег, чтобы он их по ветру не пустил.

– А второй мальчик, Уолли, – он был старше?

– Да, сейчас уже ему под тридцать.

– Это с ним ты в одном классе учился, Гарри? – (Чарльзуорт кивнул.) – Ты упоминал, что он со странностями был. В каком отношении?

– Просто странный. Не от мира сего. Точнее не скажу.

– У него не проявлялась религиозная мания?

– Я не замечал. Вообще-то, он неглупый был, Уолли. Башковитый.

– В Уолсоллской гимназии он увлекался Мильтоном?

– Этого я не знаю.

– А после выпуска?

– После выпуска он некоторое время учеником электрика был.

– И ездил по окрестным городкам?

Мистера Грейторекса озадачил этот вопрос.

– Ездил. Как все, так и он.

– А… сейчас братья по-прежнему вместе живут?

– Нет, Уолли пару лет назад из страны уехал.

– Куда же?

– В Южную Африку.

Артур повернулся к своему секретарю:

– С чего это всех в Южную Африку потянуло? Нет ли у вас, случайно, его адреса, мистер Грейторекс?

– Может, и есть. Да только слыхали мы, что он помер. Не так давно. В том году, в ноябре.

– Вот ведь какая жалость. Скажите, тот дом, где они вместе росли, а Ройден и сейчас живет…

– Туда могу вас проводить.

– Нет, еще не время. Я хотел спросить… он на отшибе стоит?

– Пожалуй. Как и многие другие.

– То есть можно входить и выходить, не попадаясь на глаза соседям?

– Вполне.

– А за пределы городка легко выйти?

– Проще простого. За домом чистое поле тянется. Да у всех так.

– Сэр Артур. – Это впервые вступила в разговор миссис Грейторекс; повернувшись к ней, Артур заметил, что она залилась краской и разволновалась. – Вы его в чем-то подозреваете? Или их обоих?

– Улики, мягко говоря, копятся, мэм.

Артур приготовился, что миссис Грейторекс вот-вот преданно бросится на защиту братьев, отмахнувшись от его подозрений и наветов.

– Тогда я лучше расскажу вам, что мне известно. Года три с половиной тому назад – помню, дело было в июле, перед арестом Джорджа Эдалджи, – прохожу я как-то днем мимо дома Шарпов и думаю: дай зайду. Уолли где-то болтался, а Ройден дома был. Разговорились мы насчет резни скота – это у всех на устах было. Слово за слово – открывает Ройден кухонный шкаф и показывает мне… инструмент. Прямо у меня перед носом держит. А сам говорит: «Вот чем скот убивают». Мне чуть дурно не стало. «Убери, – говорю. – А то еще на тебя подумают, ты этого добиваешься?» И он эту штуку обратно в шкаф спрятал.

– Почему ты мне не сказала? – спросил ее муж.

– Да я подумала: слухи – что мухи, зачем еще лишние плодить? Да к тому же мне хотелось это поскорей забыть.

С трудом сдерживаясь, Артур нейтральным тоном поинтересовался:

– А о том, чтобы заявить в полицию, вы не подумали?

– Нет. Когда потрясение прошло, отправилась я побродить, чтоб собраться с мыслями. И решила, что Ройден прихвастнуть хотел. Делал вид, будто что-то знает. Вряд ли он стал бы мне эту вещь показывать, если б сам ею орудовал, правда? И потом, я его с рождения знаю. Да, рос он хулиганистым, муж верно сказал, но ведь остепенился же, вернувшись из плаванья? Девушку сосватал, к свадьбе готовился. Нынче-то он женатый человек. Однако у полиции всегда был на заметке: заяви я насчет этого инструмента – там бы тотчас же дело состряпали и никаких доказательств искать не стали.

«Ну-ну, – подумал Артур, – из-за вашего молчания дело состряпали против Джорджа».

– Не могу взять в толк, мне-то ты почему не рассказала? – повторил мистер Грейторекс.

– Да потому… потому что ты, в отличие от меня, всегда этого мальчишку шпынял. И я знала, что ты быстренько выводы сделаешь.

– Причем, скорее всего, правильные, – с некоторой желчностью ответил ее муж.

Артур хотел ускорить ход событий. Семейные разногласия вполне могли быть улажены без него.

– Миссис Грейторекс, а какого вида был тот… инструмент?

– Лезвие примерно вот такой длины. – Она показала: сантиметров тридцать. И продолжила: – Складывалось и в футляр убиралось, как огромный перочинный ножик. Инструмент не фермерский. А лезвие так просто жуть. Такое, с изгибом.

– Вы хотите сказать, как сабля? Или серп?

– Нет-нет, само лезвие прямое и заточено не остро. Но ближе к концу на нем как бы выступ такой, с виду острейший.

– Вы не могли бы его нарисовать?

– Пожалуйста. – Выдвинув ящик кухонного стола, миссис Грейторекс достала линованную бумагу и уверенной рукой сделала набросок:

– Вот здесь край тупой, здесь тоже – где прямо. А вот тут, где выступ, – до ужаса острый.

Артур перевел взгляд на мужчин. Мистер Грейторекс и Гарри покачали головами. Альфред Вуд повернул бумажку к себе и сказал:

– Ставлю два к одному – это конский ланцет. Из самых больших. Сдается мне, украден с судна-скотовоза.

– Вот видишь, – обратилась к мужу миссис Грейторекс. – Твой знакомый не чурается поспешных выводов. Как и полицейские.

На этот раз Артур не сдержался:

– Из-за поспешных выводов пострадал Джордж Эдалджи. – (Миссис Грейторекс вновь залилась краской.) – Простите за такой вопрос, мэм, но не возникало ли у вас желания заявить в полицию потом, когда были выдвинуты обвинения против Джорджа?

– Возникало, да.

– Но вы бездействовали.

– Сэр Артур, – ответила миссис Грейторекс, – что-то я не припомню, чтобы вы находились в наших краях, когда начались изуверства. Все были в истерическом состоянии. Поползли слухи сперва об одном человеке, потом о другом. Слухи насчет грейт-уэрлийской банды. Слухи, что после домашней скотины изуверы примутся за девушек. Пошли разговоры о языческом жертвоприношении. Все эти ужасы, как поговаривали в деревне, были связаны с новолунием. И впрямь, жена Ройдена мне как-то шепнула, что на него странно действует новая луна.

– И то правда, – задумчиво вставил ее муж. – Я и сам замечал. Как новолуние, так его дикий хохот разбирает. По первости я думал, притворяется, но как-то застукал его, когда он в одиночестве гоготал.

– Неужели вы не понимаете… – начал Артур.

Но его перебила миссис Грейторекс:

– Смех покуда преступлением не считается. Хоть дикий, хоть какой.

– Но вам не показалось…

– Сэр Артур, стаффордширские констебли ни умом, ни уменьем не вызывают у меня большого уважения. Думаю, это единственное, в чем мы с вами сходимся. А если вы беспокоитесь, что вашего юного друга несправедливо посадили, то я точно так же беспокоилась, как бы такое не случилось с Ройденом Шарпом. Где гарантия, что вашего друга можно было спасти от тюрьмы? Скорее всего, они бы вдвоем отправились за решетку как члены одной банды, настоящей или вымышленной.

Артур решил проглотить эту отповедь.

– А что насчет орудия преступления? Вы посоветовали парню его уничтожить?

– Ни в коем разе. До сегодняшнего дня мы вообще о нем больше не вспоминали.

– Тогда можно попросить вас, миссис Грейторекс, не вспоминать о нем еще несколько дней? И последний вопрос. Вам что-нибудь говорят такие фамилии: Уокер и Глэдуин? В связи с братьями Шарп?

Супруги отрицательно покачали головами.

– А тебе, Гарри?

– Вроде Глэдуина припоминаю. У ломового извозчика работал. Правда, мы сто лет не виделись.

Гарри было сказано ожидать дальнейших инструкций, тогда как Артур в компании своего секретаря вернулся в Бирмингем, чтобы там заночевать. В Кэнноке предлагалась более уютная гостиница, но Артур хотел завершить этот трудный день бокалом доброго бургундского. За ужином в отеле «Империал фэмили» ему вдруг вспомнилась фраза из одного письма. Он с лязгом бросил на стол нож и вилку.

– Потрошитель хвалился своей неуловимостью. Он написал: «Я шарпей, зубы всех острей».

– Шарпей… – повторил Вуд. – Шарп? Всех острей?

– Вот именно.

– А кто такой был мальчишка-сквернослов?

– Понятия не имею. – Артур огорчился, что в этом вопросе интуиция его подвела. – Вероятно, соседский сын. Или плод фантазии одного из братьев Шарп.

– Итак, что мы теперь будем делать?

– Продолжать.

– Но мне казалось, мы уже… вы уже нашли ответы. Потрошитель – Ройден Шарп. Письма писали сообща Ройден Шарп и Уолли Шарп.

– Согласен, Вуди. А теперь ты сам расскажи мне, почему злодеем был Ройден Шарп.

– Потому, что именно он показал миссис Грейторекс конский ланцет. – Вуд отвечал по пунктам, загибая пальцы. – Потому, что те раны, какие обнаружились у животных, – с рассечением кожи и мышц, но без проникновения в брюшную полость, – можно было нанести только таким вот необычным орудием. Потому, что он работал подручным мясника и ходил на скотовозе, а соответственно, знал подход к животным и умел их резать. Потому, что у него была возможность своровать ланцет на судне. Потому, что схема уэрлийских вивисекций и рассылки писем совпадает с периодами его присутствия и отсутствия. Потому, что в письмах содержатся прозрачные намеки на его передвижения и действия. Потому, что он известен как местный хулиган. Потому, что на него действует новолуние.

– Превосходно, Вуди, превосходно. Ответы исчерпывающие, хорошо сформулированы – и основаны сплошь на умозаключениях и косвенных уликах.

– Вот так раз. – Секретарь был разочарован. – Я что-то упустил?

– Нет, ничего. Ройден Шарп и есть наш злодей, ничуть не сомневаюсь. Только конкретных доказательств не хватает. В частности, нам потребуется конский ланцет. Нам потребуется его сберечь. Шарп знает о нашем приезде и при малейшем подозрении мог забросить этот инструмент в самое глубокое озеро.

– А если не забросил?

– Если не забросил, то вам с Гарри Чарльзуортом придется найти его под ногами и приберечь.

– Найти под ногами?

– Под ногами.

– И приберечь?

– Именно так.

– У вас есть предложения по поводу нашего способа действий?

– Откровенно говоря, чем меньше я буду знать, тем лучше. Но сдается мне, в этих краях люди, как прежде, оставляют двери незапертыми. А если начнется торг, я бы предложил вписать необходимую сумму в статью расходов «Подлесья» – в любую графу, на твое усмотрение.

Вуда сильно раздосадовало такое прекраснодушие.

– Едва ли Шарп окажет нам содействие, надумай мы постучаться к нему в дом и сказать: «Извините за беспокойство, нельзя ли приобрести у вас ланцетик, которым вы резали животных, – нам бы его полицейским предъявить?»

– Да, это вряд ли, – усмехнулся Артур. – Так не пойдет. Придется вам, и одному, и другому, проявить изобретательность. И чуть больше тонкости. Или, наоборот, чуть больше прямоты. Пусть, к примеру, один из вас отвлечет его разговорами, хотя бы в пабе, а другой тем временем… Она же ясно сказала: в кухонном шкафу, верно? Нет, я, право, должен оставить решение за вами.

– В случае чего вы внесете за меня залог?

– Я даже подберу кого-нибудь, кто засвидетельствует в суде твой безупречный моральный облик.

Вуд размеренно покачал головой:

– Не могу опомниться. Ровно сутки назад мы не располагали практически ничем. Кроме пары подозрений. Теперь мы узнали все. За одни сутки. Уинн, Грейторекс, миссис Грейторекс – вот и вся цепочка. Может статься, мы ничего не докажем, но знаем все. И управились за одни сутки.

– Нет, так не должно быть, – сказал Артур. – Уж я-то разбираюсь. Сколько раз излагал это на бумаге. Задача не должна решаться за счет примитивных шагов. Она до последней минуты должна выглядеть совершенно нерешаемой. А потом ты развязываешь узел одним блистательным дедуктивным движением, абсолютно логичным, но совершенно поразительным, и купаешься в ощущении великого торжества.

– Которого у вас нет?

– В данный момент? Конечно нет, я почти разочарован. А если честно – полностью разочарован.

– Что ж, – заключил Вуд, – в таком случае предоставьте более простой душе купаться в ощущении триумфа.

– Охотно.

Позже, выкурив последнюю трубку и устроившись в кровати, он предался следующим размышлениям. Перед ним стояла труднейшая цель, и сегодня он ее достиг, но ликования почему-то не испытывал. Гордость, да, и то особое тепло, которое дается отдыхом от трудов, но удовлетворения не чувствовалось, а триумфа тем более.

Он вспомнил день своего бракосочетания с Туи. Естественно, он ее любил, а на той ранней стадии беззаветно обожал и не мог дождаться консумации супружества. Но когда они венчались в Торнтон-ин-Лонсдейле и у его локтя стоял этот Уоллер, его охватило… как бы поточнее выразиться, чтобы не оскорбить память жены… Он был счастлив лишь потому, что она выглядела счастливой. Такова была правда. Через день-два он, конечно, начал испытывать тот прилив счастья, на который рассчитывал. Но сам заветный миг не оправдал его ожиданий.

Вероятно, поэтому на каждом новом повороте судьбы он всегда искал новую цель. Новое дело, новую кампанию – потому что был способен испытывать быстротечную радость только от успеха предыдущего свершения. В такие минуты он завидовал простодушию Вуди, завидовал тем, кто умеет почивать на лаврах. Но ему это никогда не было близко.

Итак, что еще оставалось? Раздобыть ланцет. Получить образец почерка Ройдена Шарпа – возможно, у мистера и миссис Грейторекс. Проверить, будут ли в дальнейшем полезны Уокер и Глэдуин. Уточнить, что это было за нападение на женщину с ребенком. Изучить академические успехи Ройдена Шарпа в Уолсолле. Более тщательно сопоставить перемещения Уолли Шарпа с географией рассылки писем. Показать конский ланцет (как только удастся его заполучить) ветеринарам, которых вызывали на место истязания животных, и выслушать профессиональные суждения. Вытянуть из Джорджа все, что тот помнит о братьях Шарп.

Написать матушке. Написать Джин.

А когда задачи перестали умещаться в голове, он погрузился в безмятежный сон.

В «Подлесье» Артур вернулся с таким же ощущением, какое испытывал перед завершением книги: главное на своих местах, пик творческого подъема позади, теперь остается только доработать, чтобы максимально свести концы с концами. В последующие дни начали поступать результаты его инструкций, запросов и напоминаний. Первый результат прибыл в виде бандероли, которая была упакована в вощеную оберточную бумагу и перевязана шпагатом, наподобие покупки из скобяной лавки Брукса. Еще не вскрыв пакет, Артур по выражению лица Вуда понял, что найдет внутри.

Он развернул бумагу и не торопясь раскрыл на всю длину складной конский ланцет. Инструмент этот выглядел особенно зловещим из-за контраста между тупым спрямленным краем и остро заточенным смертоносным выступом – вот уж действительно, зуб всех острей.

– Зверская штука, – выговорил Артур. – Могу я узнать?..

Но секретарь, отрицательно помотав головой, пресек этот вопрос. Сэр Артур слишком многого хочет: сперва ничего не знать, а потом вдруг передумать и дознаться.

Пришел ответ от Джорджа Эдалджи: братьев Шарп он совершенно не помнил, ни в школьные годы, ни в дальнейшем; ему даже в голову не приходило, по какой причине они могли бы питать неприязнь к нему самому или его отцу.

Более удовлетворительным оказалось письмо от мистера Митчелла с выписками из школьных характеристик Ройдена Шарпа:

Зимний триместр, 1890

Подготовительная ступень. Средний балл: низший. Аттестация: 23-й из 23. Умственное развитие низкое, знания слабые. Французский и латинский не посещает.

Весенний триместр, 1891

Подготовительная ступень. Аттестация: 20-й из 20. Непонятлив, домашние задания не выполняет. Показывает некоторые успехи в рисовании.

Летний триместр, 1891

Подготовительная ступень. Аттестация: 18-й из 18. Намечается повышение успеваемости. Подвергался телесным наказаниям за нарушение дисциплины на уроках, жевание табака, обман учителя, обзывание.

Зимний триместр, 1891

Подготовительная ступень. Аттестация: 16-й из 16. Успеваемость неудовлетворительная. Часто лжет. Постоянно жалуется или вызывает жалобы одноклассников. Пойман на пользовании шпаргалкой. Частые прогулы без уважительной причины. Успехи по рисованию.

Весенний триместр, 1892

Начальная ступень. Аттестация: 8-й из 8. Ленив, непослушен, ежедневно подвергался телесным наказаниям, отец поставлен в известность. Подделывает оценки одноклассников, своей вины не признает. 20 раз в текущем триместре подвергался телесным наказаниями.

24 июня 1892

Прогуливал уроки, подделывал записки и подписи, исключен по заявлению отца.

Вот так-то, подумал Артур: подлог, обман, лживость, обзывание – безобразник по всем статьям. А далее, отметим дату, когда его исключили или, если угодно, забрали из школы: середина лета 1892 года. Именно тогда начались гонения на семью Эдалджи, на семью Брукса и на Уолсоллскую гимназию. Артур досадовал: он получил эти сведения в результате обыкновенных, логичных запросов, а те болваны… Выстроить бы вдоль стены весь личный состав Стаффордширского полицейского управления, начиная с главного констебля и комиссара Барретта, продолжая инспектором Кэмпбеллом, сержантами Парсонсом и Аптоном и заканчивая последним новичком, и задать элементарный вопрос. В декабре 1892 года был похищен больших размеров ключ от Уолсоллской гимназии, который затем обнаружился в Грейт-Уэрли. Кого в первую очередь можно заподозрить: мальчишку, с позором исключенного считаные месяцы тому назад за тупость и злобу, или прилежного, хорошо успевающего пасторского сына, который никогда не учился в Уолсоллской гимназии, даже близко к ней не подходил и имел столько же оснований вынашивать злобу на это учебное заведение, как пришелец с Луны? Ответьте, главный констебль, комиссар, инспектор, сержант и рядовой констебль Купер. Ответьте, дюжина славных и честных мужей, заседающих в суде квартальных сессий.

От Гарри Чарльзуорта пришло описание инцидента, имевшего место в Грейт-Уэрли в конце осени или начале зимы тысяча девятьсот третьего. Вечером жена Джериуса Хэндли шла со станции в Уэрли, где купила какие-то газеты на продажу. С ней находилась ее малолетняя дочь. На дороге к ним пристали двое. Один схватил девочку за горло и занес какой-то блестящий предмет. Но мать с ребенком подняли крик, и мужчина обратился в бегство, крича своему сообщнику, пустившемуся бежать первым: «Все нормально, Джек, я тут». Девочка заявила, что тот же самый парень уже останавливал ее мать на улице. По описаниям это был круглолицый, безусый человек невысокого роста, в темной одежде и блестящей фуражке. Такому описанию вполне отвечал Ройден Шарп, носивший в то время матросскую форму, от которой впоследствии отказался. Далее, высказывались предположения, что «Джек» – это Джек Харт, беспутный мясник, известный как дружок Шарпа. Полиция располагала этими сведениями, но арестов не последовало.

Гарри сделал приписку, что Фред Уинн снова вышел на связь и за пинту стаута припомнил кое-что из того, о чем в первый раз запамятовал. Когда они с Бруксом и Шпеком учились в Уолсоллской гимназии, всем было известно, что Ройдена Шарпа нельзя оставлять без присмотра в железнодорожном вагоне, а иначе он непременно перевернет подушку сиденья и вспорет ножом, чтобы выпустить конский волос. А потом с диким хохотом уложит ее на прежнее место.

В пятницу первого марта, с полуторамесячным промедлением – призванным, очевидно, показать, что министр внутренних дел ни у кого не идет на поводу, – было объявлено о создании следственной комиссии. В ее задачи входило рассмотрение тех аспектов дела Эдалджи, которые вызвали обеспокоенность в обществе. Наряду с этим Министерство внутренних дел подчеркивало, что действия комиссии ни в коей мере не направлены на отмену прежнего судебного решения. Заслушивать свидетелей не планировалось, присутствия мистера Эдалджи не требовалось. Комиссии предписывалось рассмотреть материалы, имеющиеся в распоряжении министерства, и вынести заключение по ряду процедурных вопросов. Незамедлительный доклад мистеру Гладстону должны были подготовить сэр Артур Уилсон, кавалер ордена Индийской империи, достопочтенный Джон Ллойд Уортон, председатель суда квартальных сессий графства Дарем, и сэр Альберт де Ратцен, председатель лондонского магистрата.

Артур не хотел, чтобы эти джентльмены благодушно пережевывали в своем кругу «ряд процедурных вопросов». Он решил доработать опубликованные в «Телеграф» статьи, которые сами по себе уже доказывали невиновность Джорджа, и приложить к ним конфиденциальный меморандум о целесообразности возбуждения дела против Ройдена Шарпа. В нем Артур намеревался описать предпринятое расследование, суммировать доказательства и дать список тех, от кого можно получить дальнейшие свидетельства, включив туда прежде всего мясника Джека Харта, проживающего в Бриджтауне, и Гарри Грина, в настоящее время находящегося в Южной Африке. А также миссис Ройден Шарп, которая может подтвердить влияние новолуния на ее мужа.

Копию меморандума надо направить Джорджу и выслушать его соображения. А Энсон пусть подергается. При воспоминании о той долгой перепалке за бренди и сигарами у Артура всякий раз подступал к горлу неудержимый рык. Противоборствовали они долго, но, в сущности, без толку, как два скандинавских лося, сцепившиеся рогами в лесу. И все равно он тогда был поражен самодовольством и предрассудками человека, которому положено быть выше этого. А под конец Энсон еще надумал пугать его привидениями. Сколь же мало главный констебль знал своего гостя. У себя в кабинете Артур вынул конский ланцет, раскрыл и обвел лезвие карандашной линией на листе бумаги. Этот контур – с пометкой «в натуральную величину» – он собирался послать главному констеблю и поинтересоваться его мнением.

– Что ж, комиссия у вас есть, – изрек Вуд, когда тем же вечером вытаскивал из стойки бильярдный кий.

– Лучше сказать, комиссия есть у них.

– То есть вы находите ее совершенно неудовлетворительной?

– Я не теряю надежды, что даже эти джентльмены не смогут отрицать того, что бросается в глаза.

– Но?

– Но… вам известно, кто такой Альберт де Ратцен?

– Если верить моей газете, «председатель лондонского магистрата».

– Так-то оно так. А по совместительству – двоюродный брат капитана Энсона.

Джордж и Артур

Джордж многократно перечитал статьи в «Телеграф», прежде чем написать благодарственное письмо сэру Артуру; а перед следующей встречей в Гранд-отеле на Черинг-Кросс обратился к ним заново. Недолго прийти в замешательство, когда тебя описывает не какой-нибудь провинциальный щелкопер, а самый именитый литератор современности. От этого Джордж заподозрил у себя едва ли не расщепление личности: он и пострадавший, намеренный восстановить справедливость, и солиситор, готовый предстать перед высшей судебной инстанцией государства, и персонаж какого-то романа.

А тут сам сэр Артур разъясняет, почему он, Джордж, никак не мог состоять в предполагаемой банде уэрлийских негодяев. «Прежде всего, он убежденный трезвенник, что само по себе вряд ли расположило бы к нему такую банду. Он не курит. Он очень застенчив и нервичен. У него незаурядные способности к учению». Все так – и вместе с тем не так; лестно – и вместе с тем нелестно; достоверно – и вместе с тем недостоверно. Незаурядных способностей у него никогда не было: учился он не более чем хорошо, прилежно; получил диплом с отличием второго класса, а не первого; награжден бронзовой, а не серебряной и не золотой медалью Бирмингемского юридического общества. Спору нет, он неплохой поверенный, Гринуэй и Стентсон вряд ли до него дорастут, но выдающимся ему не быть. Точно так же он, по собственным оценкам, не очень застенчив. А если во время предыдущей встречи его сочли нервическим, так на то были смягчающие обстоятельства. Он долго сидел в вестибюле, читал газету и уже начал беспокоиться, что перепутал назначенный час, а то и день, когда заметил, что в нескольких ярдах стоит могучий человек в пальто и пристально его изучает. А кто бы не занервничал под взглядом великого писателя? Джорджу подумалось, что характеристику его как застенчивого и нервического, весьма вероятно, подтвердили, а то и выдвинули его родители. Как обстоит дело в других семьях, он не знал, но в доме викария родительские оценки не поспевали за ростом самих детей. Джордж имел в виду не только себя: родители, похоже, не учитывали, как взрослеет Мод, как набирается сил и способностей. А если вдуматься, не так уж он и нервничал во время встречи с сэром Артуром. Был случай, в большей степени провоцирующий нервозность, когда он «с полным самообладанием повернулся лицом к переполненному залу» – разве не так писала бирмингемская «Дейли пост»?