Текст книги "Укрощение «тигров»"

Автор книги: Юрий Жуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Но сознание этого нисколько не утешает наших бойцов. Мы уже привыкли брать, а не отдавать населенные пункты, и подлинный трагизм можно прочесть в глазах у молодого воина, который в силу ряда тактических соображений должен временно уйти вот из этой деревни, вот с этого холма, засеянного просом…

Возвращаясь с наблюдательного пункта, мы заехали в один хутор, находящийся сейчас в зоне боя. Все жители его ушли на север. Дома сиротливо глядели пустыми глазницами окон, двери были распахнуты настежь. Молодой автоматчик шел по улице, потупив глаза в землю и повторяя: «Выходит, неустойка получилась с нашей стороны!» – и щеки его заливал жар. На груди этого автоматчика сияла боевая медаль, и мы знали, что он, как и его друзья по оружию, выполнил свой долг до конца. Даже тогда, когда немецкие тяжелые танки ворвались в расположение подразделений капитанов Иванова и Долженко, автоматчики и стрелки оставались в окопах, забрасывая немецкие машины гранатами, отсекали и истребляли немецкую пехоту, пока танкисты контрударами уничтожали прорвавшиеся танки.

И как бы ни свирепствовала немецкая авиация, какие бы огромные танковые резервы ни вводило фашистское командование в бой, ему не удается добиться сколько-нибудь существенных результатов. Люди в этих свирепых трехдневных боях, о которых даже сталинградцы отзываются, как о невиданных, достигли высшей точки ожесточения. И если немцам кое-где и удается ценой потери сотен танков пробить небольшую брешь, продвинуться на два-три километра, то туг же перед ними встает новая стена, которую они вынуждены начинать проламывать с таким же страшным напряжением, как и первую.

Времена, когда немцам удавалось одним ударом пробивать оборону противника и устремляться на его коммуникации, миновали.

Сейчас уже глубокая ночь. Под ее покровом огромные армии производят перегруппировку. При свете десятков ярких ракет, подвешенных на парашютах, поле боя продолжает жить: активно работают разведчики, подтягиваются резервы, происходит смена частей, подвозятся огнеприпасы, подбитая техника эвакуируется на ремонт в тыл, подбираются оставленные на поле боя убитые и раненые.

Большое сражение 1943 года продолжается…

Подвиг гвардейца Бессарабова

8. VII, 18 ч. 40 м.

К сведению редакции. Выслали непроявленную пленку со снимками героев последних боев, в частности экипажа гвардейца Бессарабова, который уничтожил за один день три «тигра». Он представлен к званию Героя Советского Союза.

Сейчас начну диктовать рассказ Бессарабова, а позднее передам очерк «Старая гвардия». Желательно рассказ Бессарабова дать сегодня в номер.

Даю текст.

* * *

– Еще до начала немецкого наступления на Белгородском направлении мы глубоко и обстоятельно изучили особенности нового немецкого танка «Т-VI», прозванного фашистами «тигром», – начал свой рассказ гвардии лейтенант Георгий Иванович Бессарабов. – Мы отдавали себе отчет в том, что эта мощная машина является серьезным противником. Поэтому мы приготовились в нужный момент достойно его встретить.

Было ясно, что такую машину надо бить умеючи, ловко и лихо: стоит поколебаться, упустить удобный момент, неточно нанести удар, и снаряд «тигра» выведет твой танк из строя.

Мы учились разить немецкий тяжелый танк в его уязвимые места, а их у него немало, хотя он защищен гораздо лучше, нежели немецкие танки других марок.

Из танковой пушки следует бить «тигра» в борт, особенно по той части его, где находятся баки с горючим, в его ходовую часть. Личный состав нашей гвардейской части, используя дни временной передышки, неустанно тренировался в стрельбе с ходу, чтобы в нужный момент точно нанести удар по врагу.

Нашей гвардейской части выпала честь принять бой с противником на направлении главного удара немецкого наступления– на подступах к деревне Яковлево. Этот бой по своему ожесточению не имеет равных в истории нашей части, хотя она участвовала уже во многих тяжелых сражениях. На протяжении нескольких суток мы сдерживали и продолжаем сдерживать сейчас продвижение противника, численно превосходящего нас в несколько раз. Достаточно сказать, что в первый день боя наша танковая рота приняла на себя удар группы до семидесяти танков, поддержанных пятьюдесятью-семьюдесятью самолетами, которые непрерывно бомбили нас на протяжении круглых суток. И, невзирая ни на что, мы выстояли и не пропустили врага. В этом бою нам и пришлось впервые встретиться с «тиграми».

Когда мы увидели перед собой колонну, возглавляемую десятками этих угловатых, низких, широких машин с хищно вытянутыми длинноствольными орудиями, нам, признаться, стало немного не по себе – слишком не равны были силы.

Но ведь каждый гвардеец знает незыблемый закон нашей части: «Врагов бить всегда и всюду, сколько бы их ни было». И мы приняли бой.

«Тигры» шли тремя группами, возглавляя колонны машин, большинство которых принадлежало к типу танков «Т-IV». Мы действовали так, как нас учили: смело, дерзко – я бы сказал, нахально. Быстро маневрировали, выскакивали из-за укрытий, чтобы сменить огневую позицию, наносили удар с короткой дистанции. Тут же, на поле боя, мы установили еще одну особенность «тигра», которая оказалась нам на руку, – башня «тигра» поворачивается медленно. Мы быстро учли это: только успеет «тигр» дать пристрелочный выстрел, мы сразу же делаем резкий маневр. Пока немецкий артиллерист разворачивает башню, мы бьем по «тигру». Только он дает новый пристрелочный, мы снова делаем маневр…

Наши средние танки отличаются большой подвижностью и более чем двукратным превосходством в скорости. Поэтому в умелых руках они становятся грозой «тигров», несмотря на то, что те обладают более мощным оружием. Танкисты нашей роты доказали это в первый же день боя. Комсорг нашей роты Соколов уничтожил одного «тигра» и танк «Т-IV», гвардии лейтенант Шаландин поджег два «тигра» и два средних танка, гвардии лейтенант Мажоров – два «тигра». Все трое в этом неравном бою погибли смертью храбрых, но не опозорили гвардейской чести, показали еще раз всем танкистам, как надо бить численно превосходящего врага.

Мне в первый день боя не посчастливилось уничтожить ни одного «тигра» – я поджег только два средних танка прямыми попаданиями в лобовую броню, а броня «тигра» в лобовой части выдерживала удары бронебойных снарядов, только огромные столбы искр взлетали вверх, когда мы били по ней.

Тревожной ночью накануне второй битвы с немецкими танками я перебирал в памяти все подробности нашего ратного дня, взвешивал и оценивал свои ошибки, припоминал, как действовали мои товарищи. Теоретически я и раньше знал, что бить «тигра» в лоб не следует, теперь же убедился в этом на опыте. Лучше всего зайти ему с фланга поближе и нанести точный; хорошо рассчитанный удар в борт или ходовую часть. Так я и решил действовать.

С рассвета 7 июля, мы снова вступили в бой, заняв рубеж близ скрещения двух важных дорог. Нам было приказано любой ценой задержать здесь танки противника, пытавшиеся прорваться на север. Первая рота нашего батальона в составе испытанных, закаленных гвардейцев заняла рубежи, замкнув дорогу на замок, а мы стали на фланге, чтобы сподручнее было бить «тигров».

Накануне немцы весь день вели бешеное артиллерийское и воздушное наступление, методически обрабатывая на участке наступления землю километр за километром, точь-в-точь как они делали это в Севастополе и потом в Сталинграде. Буквально, не осталось ни одного живого места, ни травинки, ни кустика – только пепел, перегорелая земля и осколки металла. Поэтому немцы были уверены в том, что на этот раз им удастся прорваться на север, к Курску, и около семи часов утра сунулись вперед лавиной танков. На одном участке наступало 200, на втором – 500 машин, возглавляемых «тиграми».

Вся эта лавина двигалась несколькими параллельными колоннами в походном построении, рассчитывая, видимо, устрашить советских солдат. Старый прием! Немцы не учли, что они имеют дело не с новичками, а с воинами, у которых за плечами опыт двухлетней войны.

Мне было поручено командование группой из четырех машин. Выдвигаясь навстречу врагу с левого фланга, я вел две машины левее, две – правее. Поднявшись на высотку, я увидел огромную колонну немецких танков, среди которых было много «тигров». Сосчитать их я не успел, но позже мне говорили, что здесь было до ста танков, Я немедленно отвел машины назад, пока немцы нас не заметили, и за высоткой стал выжидать – если они пойдут вперед, мы начнем бить их с фланга.

Рядом с нами располагались машины другого подразделения. Чтобы не мешать друг другу, мы определили участки огня для каждой машины и стали выжидать.

И вот послышался уже хорошо знакомый нам злобный звериный рев «тигров». Покачиваясь на своих широких лапах, медленно ползли вперед шесть тяжелых машин. Немецкие танкисты и не догадывались, что мы тут, совсем рядом. У меня даже дух захватило от волнения. Такое чувство, что словами и не передашь. Ведь у меня на оккупированной немцами территории осталась старушка мать. Нас четверо братьев сражается на войне, и у каждого одна дума: как бы покрепче уязвить фашистскую гадину, которая причинила нам столько зла! И вот в этом отвратительном механическом звере я увидел как бы обличье проклятого Гитлера. Весь он в этой уродливой и злобной машине! И с этой мыслью я старательно навел прицел на борт «тигра» – в ту часть, где у него помещаются баки с горючим. Вспоминаю теперь: мысли в голове несутся быстро, сердце бьется, но руки работают спокойно и точно. Недаром мы и в школе и в части столько времени уделяли отработке прицеливания и стрельбы.

Хотел первый снаряд дать для пристрелки, осколочным, но тут же раздумал: ведь бью с места, дистанция 600 метров, «тигр» ползет медленно. Попробую сразу бронебойным! Выстрелил. И вдруг вижу: вспышка, сноп пламени над «тигром» и дым, густой черный дым! Я глазам своим не поверил и сразу же с тем же прицелом даю для верности второй снаряд. Снова вспышка. Теперь «тигр» уже превратился в факел. «Отлично», – думаю и сразу же, пока немецкие танкисты не опомнились от неожиданного удара, бью таким же способом по второму «тигру». Опять сделал два выстрела. Результат тот же: вспышка и столб пламени. Значит, правильно нас учили, что «тигр» вовсе не такая неуязвимая машина, как ее рекламируют немцы: нанести точный удар – и она запылает, как и любой другой танк.

Одновременно со мной вел огонь лейтенант Малороссиянов, командир одной из машин моего взвода. Ему удалось подбить третий «тигр». Остальные немецкие тяжелые танки развернулись и ушли назад.

С разрешения командира я ушел на заправку с двумя машинами. Быстро пополнив боезапас, мы вернулись, и я отправил на заправку остальные два танка. Только они ушли, немцы с новым остервенением повторили натиск, поддерживая свои танковые атаки усиленной бомбежкой. Позади своей машины я заметил еще одного «тигра» на дистанции каких-нибудь шестидесяти метров – совсем рядом! Я тут же навел пушку и выстрелил. Снаряд попал точно в цель – пробил «тигру» борт. Однако на этот раз немецкий танк не загорелся и продолжал двигаться вперед, ведя огонь с ходу. Ему удалось зажечь танк Малороссиянова. Обида и злость обожгли мне душу. Я послал еще один снаряд, потом еще один. Наконец и этот «тигр» загорелся. Я поспешил к горящему танку Малороссиянова, но мой друг, командир машины, был уже мертв. Остальные члены его экипажа были ранены. Я принял их на свою машину, доставил на командный пункт и в третий раз вернулся на поле боя…

День 7 июля я запомню надолго. Нам он принес много радостей, но и много горя: радость при виде горящих «тигров», горечь при воспоминании о наших боевых друзьях, об испытанных гвардейцах, которые отдали жизнь за Родину, погибли, но не пропустили врага.

Всего за два дня, 6 и 7 июля, наша гвардейская часть уничтожила 52 немецких танка, из них 15 «тигров», не считая орудий и автомашин с пехотой. Сейчас мы продолжаем вести бой с немецкими танковыми частями.

Какие же выводы для себя делаем мы из опыта первых встреч с «тиграми»?

Во-первых, сейчас каждый танкист видит, что «тигры» горят точно так же, как и всякий другой танк, что их можно бить и бить крепко.

Во-вторых, мы на опыте установили, что по «тигру» можно и должно вести огонь не только с ближней дистанции, но и с большого расстояния. Командир танкового взвода гвардии лейтенант Фомичев сумел подбить «тигра» двумя прямыми попаданиями в гусеницу с предельной дистанции – 2500 метров. Правда, для этой цели он израсходовал семнадцать снарядов. Гвардии лейтенант Калюжный, также командир взвода, сжег «тигра» огнем с дистанции 1500 метров, а другого подбил попаданием снаряда в борт под углом в 35 градусов. В среднем для поражения «тигра» с большой дистанции требуется израсходовать от 15 до 20 снарядов.

В-третьих, практика показала, что «тигр» обладает пониженной маневренностью, медленно поворачивает башню, что дает большие выгоды его противникам, действующим на быстроходных, маневренных танках.

Гвардейцы бьют «тигров» и в одиночном и в групповом бою. За три дня боев наше соединение уничтожило 346 танков, в том числе 34 «тигра». Фашистские танки поражают насмерть не только танкисты. Мы видели, как в эти дни успешно били «тигров» и артиллеристы нашей противотанковой артиллерии мелкого калибра, и стрелки противотанковых ружей. Главное – твердо знать уязвимые места немецких машин, действовать смело, дерзко и хитро – и тогда всегда выйдешь победителем из схватки с «тиграми».

Я твердо уверен, что боевой счет гвардейцев, сражающихся сейчас с отборными эсэсовскими танковыми частями, в ближайшие дни намного возрастет.

Думаю, что и на мою долю придется еще не один «тигр».

Старая гвардия

8. VII, 23 ч. 15 м.

К сведению редакции. Передаю обещанный очерк о танковой гвардии.

* * *

Мы встретились с ними на пыльной, изрытой воронками фронтовой дороге. Три грозных раненых танка с рассерженным ревом выходили из боя. На горячей броне каждого из них лежал мертвый гвардеец, и боевые друзья стояли рядом, держась за поручни машины, словно почетный караул, гвардейцы даже мертвыми не сдаются врагу, и тело каждого воина, отдавшего жизнь за Отечество, уносится его соратниками с поля боя – такова традиция.

Копоть и пыль покрывали лица танкистов, в глазах их еще мигали отсветы боя; в них трудно было узнать тех щеголеватых военных, какими мы видели их за три дня до этого в просторном лесном лагере. Теперь это были настоящие чернорабочие войны, их пыльные комбинезоны пропахли бензином, порохом и кровью.

На обочине шоссе, пока механики возились у моторов раненых машин, танкисты рассказали нам подробности боя. И в этом бою вновь во всей красоте и богатстве раскрылись те благородные черты души, которыми славна наша гвардия, сражающаяся под знаменем Ленина вот уже скоро два года.

– «Все за одного, один за всех» – это наш старый закон, вы знаете, – отрывисто говорил усталым, хрипловатым голосом молодой летами, но уже опытный танкист командир роты Владимир Бочковский. – Ну вот, этот закон и помогает нам воевать…

В ход пошли камешки и прутики в качестве наглядных пособий, и на разглаженной горячей черной пыли была быстро изображена схема битвы. Вот здесь, на склонах высоток южнее деревни, которую надо было любой ценой удержать в течение суток, стала рота. Она примчалась сюда стремительно, стараясь выиграть время, и все-таки танкисты не успели полностью укрыть машины… Вот эти танки пошли сюда, где торчит веточка, изображающая лесок, а эти восемь машин стали здесь, за бугорком. Стали насмерть…

Только рассветало, когда немцы сунулись по дороге, ведущей к селу, группой в семь-десять средних танков с полком автоматчиков. С этими было просто… Командир роты разрешил вести огонь лишь двоим – Бессарабову и Шаландину, чтобы не выдать расположения всей роты, и двое гвардейцев точными ударами сразу же зажгли две немецкие машины, после чего вся фашистская орда тут же откатилась. Гвардейцы понимали, что это только начало. И действительно, в 4 часа утра они заметили в свете восходящего солнца сразу три колонны тяжелых немецких машин с «тиграми» впереди, вытягивавшихся параллельными курсами по направлению к деревне. «Тигры» прерывисто ревели и, как обычно, швырялись тяжелыми снарядами. Тут же послышалось прерывистое гудение с неба – группы по 50–60 самолетов. Они одновременно заходили с разных концов и начинали бить по всей площади, на которую был нацелен танковый удар, – это и есть то «авиационно-танковое наступление», которое немцы практикуют теперь, как основу своих операций.

Земля загудела. Черная завеса потревоженной пыли закрыла горизонт. Стало темно. Разверзлись гигантские воронки, среди которых трудно было маневрировать. Но рота гвардейцев-танкистов и приданная ей рота гвардейцев-стрелков остались на месте и приняли бой.

Бои с «тиграми» мы уже описывали несколько раз, и теперь скажем только, что на этот раз даже видавшим виды гвардейцам пришлось невыносимо тяжело. Своими восемью танками они держали деревню, как и было им приказано, весь день. Помощи никто не просил и не ждал. Силы были рассчитаны и взвешены, и гвардейцы твердо помнили свое правило: пока против тебя одного только 20 немцев, ты вправе рассчитывать на успех.

Солнце поднялось к зениту и уже начало склоняться к закату, а бой все еще продолжался. Гвардейцы маневрировали, хитрили, били из засад, всячески старались заставить немцев поверить, будто здесь не восемь, а по крайней мере полсотни советских машин, и выигрывали время, драгоценное время…

Вечером напряжение боя достигло высшей точки. Немцы, видимо, догадались, наконец, что против них действует лишь горсточка лихих танкистов. Они полезли вперед с утроенным бешенством. Бессарабов, Шаландин, Соколов, Прохоров, Бочковский, оставшиеся в строю, продолжали сдерживать натиск немцев, но силы были слишком неравны, им пришлось отойти в деревню и начать уличный бой. К тому времени каждый из них уничтожил уже не одну немецкую тяжелую машину, но и гвардейцы несли потери.

Вот еще одна тяжелая бомба разорвалась рядом с танком Соколова. Машина была ранена. Тяжело накренившись, она съехала в глубокую воронку и застряла в ней. Бессарабов поспешил на выручку другу.

– Держись, Соколов, еще не все потеряно! – Бессарабов берет раненую машину друга на буксир и включает мотор.

Шаландин броней своей машины загораживает товарищей и прикрывает их огнем. Но вытащить тяжелый танк из глубокой воронки дьявольски трудно. Машина Бессарабова ревет изо всех сил, а дело не подвигается. Немецкие танки почти рядом. Как быть?

Бочковский, дравшийся неподалеку, тревожно наблюдал за маневрами Бессарабова. Он вывел из строя уже два немецких танка и одну пушку, когда стрелок-радист взволнованно сказал ему:

– Соколов опять просит помощи – машина Бессарабова не тянет…

Бочковский взвесил обстановку. Его рота уже выполнила свою задачу, можно было отходить на новый рубеж, но как уйти, оставив друзей, попавших в беду?

– Будь что будет, а ребят не бросим! – сказал Бочковский механику Ефименко, комсоргу роты, и танк командира подошел к машине Соколова.

Подав Соколову второй буксир, Бочковский и Бессарабов двойной тягой потянули раненый танк из воронки. Надо помнить при этом, что все три танка, собравшиеся вместе, находились под таким бешеным обстрелом, что кругом распыленный чернозем стоял сплошной тучей, а тяжелые осколки барабанили по их броне, как град. И все-таки танки упрямо тянули машину Соколова.

Волнующий миг спасения был уже близок, как вдруг два немецких снаряда одновременно подбили еще раз и подожгли раненую машину – у нее отлетел ствол пушки, и пламя взметнулось над мотором. С болью в сердце танкисты отцепили теперь уже бесполезные буксиры. Развернувшись, Бессарабов и Бочковский снова открыли огонь по наседавшим немецким машинам, принимая их снаряды на свою надежную лобовую броню.

Но вот и Бочковский почувствовал глухой удар – немецким снарядом сшибло гусеницу. «Из танка вон! Гусеницу натянуть!»– скомандовал командир, и танкисты без колебаний выскочили из машины под огненный дождь, чтобы исполнить приказ. К сожалению, было уже поздно: вторым снарядом немецкий артиллерист зажег машину. Бессарабов остановил свою машину и взял с собой боевых друзей.

Экипажи подбитых танков и четыре мотострелка, до последнего мгновения оборонявшие свой рубеж, уместились на броне машины Бессарабова, и она с гневным рокотом ушла из деревни, маневрируя под градом бомб и снарядов.

А утром бой возобновился. В распоряжении Бочковского теперь оставалось всего пять машин, включая танк Бессарабова, но каждый из них стоил по крайней мере десяти немецких. И рота снова стала непреодолимой стеной на пути немецких танковых колонн. Всего за эти два дня она уничтожила 23 немецких танка, из них немало «тигров».

Конечно, и сама она понесла потери, тяжелые, невозвратные потери, – не вернутся больше в строй ни Шаландин, расстрелявший два «тигра» и два средних танка, ни Соколов, уничтоживший одного «тигра» и один тяжелый танк, ни Мажоров, зажегший два «тигра». Не вернутся и многие другие… Но они отлично сделали свое дело, и рота будет вечно числить их в своих списках.

Раненые танки, уходившие на ремонт, снова двинулись. Механики оживили их.

– Нам пора, – сказал Бочковский, – приказано завтра быть на рубеже. Предадим земле тела товарищей, отремонтируем танки – и снова туда.

Он махнул рукой в сторону, где высоко вздымались к небу дымы взрывов, четко козырнул, отдал команду, и танкисты легко взлетели на броню, став на карауле у изголовья мертвых героев, убитых в бою.

Танки двинулись по взрытому бомбами шоссе на север…

* * *

В нынешних боях снова гремит знаменитое имя командира гвардейца Александра Бурды: его воины за несколько дней уничтожили уже около 70 немецких танков, среди них десяток «тигров». Храбрый, умелый командир учит своих танкистов воевать так, как заведено у «Старой гвардии». Нам довелось слышать, как Бурда, пользуясь короткой передышкой, рассказывал молодежи пример из собственной жизни – пример настоящей гвардейской боевой дружбы.

– Бывают же такие совпадения! – спокойно говорил он. – Ровно год назад, и довольно-таки неподалеку отсюда, мы тоже отражали атаки немцев. Должен вам сказать, что гитлеровцы тогда тоже нахально лезли. Было тогда у нас много всякого – и горького и сладкого. Но никогда я не забуду бой под деревней Каверья. Два года воюю, в трех танках горел, шесть машин подо мной разбито, а вот эта история больше всего меня тронула…

И Бурда рассказал действительно трогательную историю, лишний раз показывающую, что секрет могущества нашей гвардии в значительной мере в том и состоит, что в ней силен дух взаимной выручки и дружбы.

Александр Бурда в жаркий июльский день 1942 года вел своих танкистов в атаку на сильно укрепленный немцами пункт. За рычагами боевого танка сидел гвардии старший сержант Матняк. Я хорошо помнил этого прекрасного солдата по старым встречам с гвардейцами: худощавый смуглый кареглазый украинец с едва пробивающимися усиками был любимцем батальона.

Боевые друзья Матняка знали его с 1938 года, когда он только пришел в Житомирский учебный батальон. Вместе они учились, вместе служили, вместе начали воевать и вместе встали под гвардейское знамя в памятные дни битв в Подмосковье. Его знали как лучшего водителя танка, и он был во всем под стать своему командиру – такой же смелый, умелый, с хорошей украинской хитрецой…

Бой за Каверья был тяжел – пришлось драться буквально за каждый двор. Бурда непосредственно на поле боя возглавлял атаку. Но вот на огородах деревни он натолкнулся на хорошо замаскированную противотанковую батарею и вступил с нею в бой. Ему удалось подавить два орудия, как вдруг произошел редчайший случай: немецкий снаряд влетел прямо в канал ствола пушки его танка и разорвался в нем. Одновременно другой снаряд пробил броню танка и разорвался внутри машины.

Град осколков стекла и окалины плеснул в лицо Бурде. Потоком хлынула кровь. В глазах была нестерпимая резь. Но Бурда помнил, что на нем лежит ответственность за все подразделение, он, напрягая волю, не дал себе пасть духом. Он тут же передал по радио своему заместителю, такому же бравому гвардейцу, Заскалько, чтобы тот принял командование, и приказал водителю: «Вправо».

Надо было немедленно развернуть танк, чтобы подставить под снаряды мощную лобовую броню. Матняк оглянулся, кивнул головой, но танк остался на месте. «Вправо!.. Матняк, вправо!» – повторил громче Бурда. И опять все осталось по-старому. Тогда разгневанный командир бросился вниз, чтобы отшвырнуть растерявшегося водителя и самому сесть за рычаги – и в ужасе остолбенел: он увидел, что у Матняка оторвана рука, она болтается на ниточке сухожилия, на дне танка – лужа крови, а механик молча пытается одной рукой изменить направление движения танка. По броне непрерывно били немецкие снаряды, и искры сыпались в открытую рану Матняка.

– Матняк, родной, что же ты молчишь? – с болью в голосе сказал Бурда, вытирая залитые кровью и слезами глаза.

Матняк упрямо мотнул головой и снова потянулся к рычагам, но Бурда поднял его на руки, аккуратно опустил рядом с сиденьем, быстро перетянул перебитую руку ремнем, вынул складной нож и попытался перерезать сухожилие. Но нож оказался недостаточно острым, сухожилие не поддавалось. Пришлось пока оставить руку так. Матняк молча сжал ее здоровой рукой, поднес к груди и замер. Командир башни и стрелок-радист со страхом смотрели на него. Бурда, сидя за рычагами, протирал глаза и пытался вывести танк.

Это была нелегкая задача: работала только правая гусеница, левая тянула едва-едва. Танк мог двигаться только по дуге. Бурда дал задний ход, и машина, вздрагивая от ударов бронебойных снарядов, медленно стала пятиться по кривой. Развернувшись, командир дал передний ход, и танк начал уходить, огрызаясь огнем. Матняк бормотал, теряя сознание:

– Кто там жив из экипажа?.. Кто ведет танк?.. Скажите… Майор жив или нет?.. Скажите… Александр Федорович жив или нет?..

– Лежи, дорогой! – успокаивал его Бурда. – Все живы, все здоровы. Лежи!

– Где мы?.. Танк спасти надо!.. Понимаете, танк…

– Уже у переправы мы, дорогой. Сейчас танк спасем.

Матняк забылся, состояние его все ухудшалось. В эту минуту над переправой появились тридцать вражеских самолетов. Радиостанция вышла из строя. Мотор глохнул. Бросить танк?.. Нет, он должен быть спасен во что бы то ни стало! Бурда схватил кувалду, вышиб заклинившийся люк водителя, чтобы было виднее, – кровь совсем залила ему глаза! – снова взялся за рычаги и стал маневрировать между разрывами бомб.

Надо было во что бы то ни стало вернуть к жизни левую сторону ходовой части. Напрягая силы, майор все-таки заставил фрикцион работать и дал газ. Счастье! Танк медленно-медленно пополз. Теперь он двигался уже по прямой. Бурда провел его через речку, через поле. Он уже приближался к исходному рубежу, когда Матняк очнулся и снова настойчиво и требовательно спросил:

– Кто живой в экипаже?.. Кто ведет танк?.. Что случилось с майором?.. Где Бурда…

И снова Бурда начал успокаивать его:

– Да вот же я! Какой ты, Фома неверный, ей-богу…

На командном пункте все сбежались к подбитой, израненной машине, которая наперекор всему дошла своим ходом сюда. Из люка вылез окровавленный Бурда. Он хотел помочь выбраться Матняку, но тот упрямо ответил:

– Нет!.. Я сам… Сам!..

И он вылез сам, бледный, без кровинки в лице, угловатый, беспомощный, со своей оторванной рукой, болтающейся на ниточке сухожилия. Врач поспешил к нему на помощь. Матняк проговорил:

– Спасти нельзя? Что ж… Тогда режьте!.. Только, чтобы я видел.

Доктор отрезал руку. Матняк все еще стоял на ногах, держась нечеловеческим напряжением воли.

– Ну, а теперь похороните ее при мне, – тихо продолжал Матняк.

Гвардейцы плакали. Они быстро вырыли яму, бережно опустили туда белую, безжизненную руку своего лучшего водителя и засыпали ее землей. И сразу же Матняк обмяк, опустился на землю, остатки сил покинули его, и он тихо сказал:

– А теперь… Где майор?.. Где товарищи?.. Кто меня вывез? Спасибо, братцы! Не поминайте лихом…

Глаза его закрылись. Его и Бурду рядом положили в санитарную машину и увезли в госпиталь.

– И что же Матняк? – робко спросил молодой танкист. – Умер?

– Нет, что вы! – усмехнулся Бурда. – Так просто гвардейцы не умирают. Уж раз ты в бою уцелел, то жить тебе сотню лет!..

И он рассказал трогательное окончание этой истории.

Матняк долго пролежал в госпитале. Там он встретился с одной девушкой, которую знал еще до войны. В свободные от работы часы она добровольно дежурила в госпитале. Матняк любил ее, но сказать об этом стеснялся: что за жених без руки? И вот случилось так, что его выписали из госпиталя как раз в тот час, когда эта девушка кончила свое дежурство. Они вышли вместе. Пустой рукав гимнастерки угнетающе действовал на Матняка. Поглядев в высокое зимнее небо, он горько сказал:

– Ну вот, простимся… Видать, несчастная моя звезда. Кому я нужен, калека?

И вдруг девушка широко открыла глаза. В них сверкнули какие-то искорки. Видимо, она хотела что-то сказать, но потом просто обняла растерявшегося Матняка и крепко его поцеловала.

– Кому ты нужен? Дурной! Да ведь ты мне нужен! Неужели ты ничего не видишь и не понимаешь?..

Они поженились, и Матняк написал об этом письмо в свой батальон. Письмо читали вслух, читали несколько раз, и все очень радовались. И вдруг Заскалько осенила идея:

– Хлопцы, какие же мы остолопы! Любовь – любовью, все это замечательно, но ведь надо же им деньжат на первое обзаведение, а?.. Даю пятьсот рублей!

За два часа гвардейцы собрали на обзаведение молодоженам 9 800 рублей и перевели их другу.

* * *

В сегодняшней армейской газете мы увидели портрет танкиста, сделанный художником-фронтовиком старшим лейтенантом Вязниковым. На нас глядело знакомое молодое лицо: открытый взгляд упрямых глаз из-под широких бровей, твердо сжатые губы, юношески пухловатые щеки. На груди танкиста красовались два боевых ордена и гвардейский знак.

Мы прочли подпись: «Гвардии лейтенант В. Стороженко» и сразу же вспомнили встречу с этим юношей в канун боевых действий на Белгородском направлении. Мы были тогда в лагере танкового подразделения, которым командует сейчас один из старейших гвардейцев, боевой майор Заскалько. Это подразделение в течение трех месяцев готовилось к боям. Заскалько принял его у Александра Бурды, ушедшего на новый, более ответственный пост.

Танкисты жили напряженной и в то же время очень дружной боевой жизнью. Их машины были в постоянной боевой готовности, их оружие было отлично пристреляно, сами они проводили ученье за ученьем.