Текст книги "Право на пиво"
Автор книги: Юлия Остапенко
Соавторы: Сергей Чекмаев,Сергей Слюсаренко,Андрей Николаев,Татьяна Томах,Олег Овчинников,Дмитрий Градинар,Владимир Порутчиков,Владимир Данихнов,Александр Каневский,Михаил Рашевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Александр Шебанов
«ЛИДЕР»
То, что любому нормальному наблюдателю показалось бы огромной грудой металлолома, неслось сквозь бездну пространства. Впрочем, конструкторы, создавшие это чудо, считали иначе. По их мнению, это был межзвездный корабль, обладающий идеальной формой для путешествия в гиперпространстве – той самой бездне, сквозь которую данный шедевр человеческой мысли возвращался домой. Как бы там ни было, это металлическое чудище являлось транспортом для первой экспедиции за пределы Солнечной системы.
Сама возможность наконец добраться до иных планетных систем поражала воображение. Хотя бы поэтому экспедицию оснащали по самому последнему слову техники, не жалея сил и средств. Все десять человек экипажа были общепризнанными гениями. Но все это не помогло проходить полету так, как планировалось. Спустя всего полчаса после первого выхода в гиперпространство, главный реактор стал выдавать процентов на пятнадцать больше мощности, чем должно было быть по теории. Связались с Землей, целых три дня проверяли расчеты – ошибок не нашли. Реактор работал стабильно, вполне адекватно реагируя на управляющие команды, но упорно производил немного больше энергии, чем планировалось. После долгого совещания было принято решение продолжить полет.
Потом все забыли о странностях реактора, потому что начались проблемы с автоматическими дверями, которые открывались и закрывались в любой момент, но только не тогда, когда это было нужно. После устранения неисправностей в системе блокировки дверей начали сохнуть растения в гидропонической оранжерее… И так далее и тому подобное, без конца. К началу второго года полета экипаж уже привык к неожиданностям. Больше уже никто не удивлялся тому, что даже самые простые приборы без видимых причин могут перестать работать. Люди с ангельским терпением отправлялись за необходимым в самые дальние уголки корабля, оставив тщетные попытки навести порядок.
И вот тогда случилась первая настоящая беда – врача на складе придавило контейнером. Его освободили от груза и в крайне тяжелом состоянии поместили в криокамеру. Только огромная значимость экспедиции не позволила повернуть корабль назад.
А затем в результате взрыва погиб человек. Краткое расследование показало, что произошло самовозгорание топлива для вездехода. Вероятность этого события учеными оценивалась как одна стотысячная, примерно такой же была возможность несвоевременного срабатывания системы пожаротушения. Однако результат был налицо.
После этого происшествия к кораблю прилипла кличка «Аутсайдер». Через некоторое время его официальное название, «Лидер», было забыто всеми. Самое странное, что дольше всех этому веянию сопротивлялся не капитан, как можно было бы предположить, а один из физиков.
К середине второго года пути экспедиция прибыла к своей цели – системе с планетой земного типа. Как выяснилось, тот самый взрыв, что убил человека, повредил и все исследовательские автоматы. Починить их в корабельных условиях не представлялось возможным. Самое удивительное, что до самого прибытия в систему никому не пришло в голову их проверить. Вместо автоматов на планету в специальном модуле отправились люди – пять человек.
Но бедствия не оставили экипаж и на планете. Через неделю после прибытия биолог увлекся исследованиями и провалился в какую-то яму. Он только успел схватиться за ее край и повис, не в силах вылезти. Только один человек оказался достаточно близко, чтобы прийти на помощь. Однако ему фатально не повезло – он споткнулся о камень и на глазах остальных землян вместе с биологом полетел вниз.
После этого командир принял решение возвращаться на Землю, о чем уведомил экипаж. Больше сообщений с планеты не поступало. С помощью телескопа люди, оставшиеся на корабле, обнаружили огромную воронку примерно там, где был посадочный модуль в момент последнего эфира. Было очевидным, что это «работа» метеорита. Вероятность его падения была чрезвычайно мала, но ведь это «Аутсайдер»…
Добраться до планеты было не на чем. Впрочем, уже никто не хотел рисковать. Остатки экипажа, посовещавшись, приняли решение возвращаться. Корабль ушел в гиперпространство и направился к Земле.
Обратный полет тоже не отличался особым везением, но все-таки больше никто не пострадал. Физически, по крайней мере. Но морально экипаж был на грани гибели.
Единственный оставшийся физик, Степан Витенко, заперся в лаборатории и откровенно пил свое любимое пиво «Оболонь», которое умудрился протащить на корабль в огромном количестве в качестве личного багажа. Хорошо еще, что он больше никого не пытался напоить им, как было сразу после первой трагедии. Тогда Степан провел целую рекламную акцию «Оболони», уверяя всех, что это единственное пиво, которое не утратило своих качеств за последние двести лет. Он даже совал всем под нос спектральный анализ любимого пива и основных его конкурентов. Но больше никто из экипажа спиртное не употреблял. Именно Степан долго не мог смириться с повальным переименованием корабля в «Аутсайдер». Слово «Лидер» ему было гораздо ближе, потому что так назывался крупнейший поставщик «Оболони» на межпланетном рынке. И вот где-то в начале обратного пути Степан все-таки сдался и в первый раз назвал корабль не родным именем…
Впрочем, физик не был единственной проблемой. Техник Вильям Тримен вечно находился в каком-то странном состоянии. Он приходил в свою каюту только спать. Все остальное время Вильям шатался по кораблю, не отвечая на вызовы. Словом, это был какой-то призрак, питающийся неизвестно чем, непонятно где находящийся и чем занимающийся.
Примерно так думал Виктор Стежков, навигатор корабля, исполняющий обязанности капитана. Он сам был в жутком состоянии – хроническое недосыпание и постоянное напряжение высосали все его силы. Сейчас Виктор уже в шестой раз просчитывал поправки, которые необходимо было внести в курс, чтобы вернуться домой. Закончив свое занятие, он внимательно посмотрел на голограмму корабля, висящую в центре кабины управления. Все основные узлы светились приятным зеленым светом, сигнализируя об отсутствии неисправностей. Вздохнув, Виктор собрался встать и отправиться отдыхать в капитанскую каюту. Неожиданно раздался сигнал вызова. Ничего подобного не было уже почти месяц, поэтому он с удивлением посмотрел на свой коммуникатор. Вызов шел от Вильяма. Легкое нажатие клавиши и из коммуникатора полилась быстрая речь:
– Привет, Виктор. Слушай, у нас серьезная проблема. Необходимо выйти из гиперпространства.
– Что случилось?
– Сейчас мы со Степаном придем и объясним. А пока приступай к выходу.
Если бы эти слова были сказаны другим тоном, то Виктор, наверное, просто проигнорировал бы их и пошел спать. Но все звучало слишком серьезно, и поэтому он снова сел в капитанское кресло и начал вводить команды для выхода.
Вильям со Степаном прибежали в кабину управления минут через пять, когда Виктор уже заканчивал.
– Долго до выхода?! – нетерпеливо выкрикнул физик, едва появился в комнате.
– Минут десять, – на редкость спокойно ответил Виктор. Он как раз ввел последнюю команду, поручив операцию выхода автопилоту.
– Долго, слишком долго. Можем не успеть, – также возбужденно прокомментировал Степан, буквально упав в кресло.
– Опять напился? Ну что мне с тобой делать… Сейчас отменю…
– Нет! Да стой же ты, дай хоть отдышаться… В общем, у нас проблемы с силовым экраном… Что-то с сверхпроводящими катушками. Степан лучше может объяснить, – вступил в разговор Тримен, до этого боровшийся с захватами своего кресла.
Громкий сигнал возвестил о том, что до выхода из гиперпространства осталось пять минут. Почти сразу за ним раздался сигнал тревоги, предупреждающий об опасном нагреве носовой части корабля.
– Началось! Кто-нибудь умеет молиться? Теперь самое время! А я лично глотну немного пивка… Никто не хочет?
Я так считаю – если уж умирать, так с пивом, чтоб веселее было.
С этими словами Степан достал откуда-то бутыль собственной конструкции, приспособленную для питья в любых условиях вплоть до полной невесомости. Отрицательные жесты окружающих подсказали ему, что пить он будет один. Впрочем, Степан, похоже, не очень сильно от этого расстроился, с энтузиазмом взявшись опустошать емкость.
Пару минут Виктор просто понуро смотрел, как Степан поглощает пиво, прежде чем задал мучившие его вопросы:
– Вильям, объясни мне, наконец, что происходит? Зачем нам выходить в обычное пространство, нам же лететь осталось всего пару дней?
– Понимаешь, Степан обнаружил какую-то странную область впереди. В общем, мы не сможем пройти. Хорошо еще, если успеем вынырнуть.
– Это точно?
– Да точнее быть не может. Я лично проверил.
– Внимание! Всем приготовится к выходу из гиперпространства. До окончания маневра – десять секунд, – вмешался в их разговор автомат.
– Может, пронесет? – с надеждой пробормотал Степан, по-видимому успевший осушивший свое литровое творение.
На цифре «четыре» корабль начало немного трясти, а автоматические сообщения посыпались, перебивая друг друга:
– Предупреждение! Критический нагрев…
– Три…
– Опасность! Силовое поле снято…
– Два…
– Тревога! Носовая обшивка…
К этому моменту тряска грозила выкинуть людей из захватов кресел. В такой ситуации обычно крайне болезненный удар межпространственного перехода показался ничем не примечательным тычком. Никто бы его и не заметил, если бы вслед за ним тряска не исчезла. Последовала фраза автомата, которая показалась словами ангела:
– Выход завершен…
Воцарилась мертвая тишина. Такая же была на протяжении всего обратного полета. Могло показаться, что с кораблем ничего не случалось, если бы вся носовая часть на голограмме не светилась тревожным красным огнем.
– Прилетели… Интересно, куда, – проговорил потрясенный Вильям.
Он освободился от захватов, поднялся и побежал – очевидно, проверить состояние передней части корабля.
– Ну, так что там с гиперпространством? – будничным тоном спросил Степана Виктор.
– Вить, да просто ерунда какая-то… В общем, зона повышенной температуры. Уже сейчас корпус нагревается слишком быстро, а по моим расчетам до центра еще довольно далеко. Носовые катушки не могут создавать поле – они просто теряют сверхпроводимость. Мы даже не сможем снова прыгнуть – разогрев корпуса от прыжка и так почти критический. Обычно он быстро остывает. А сейчас, наоборот, стремительно продолжает греться.
– И что делать?
– Нужно узнать какие мы получили повреждения. Больше ничего сказать пока не могу.
Томительные минуты ожидания прервал вызов Тримена:
– Плохо дело. Вся носовая часть расплавилась. Накрылись все сверхпроводящие катушки, что были спереди, так что о гиперпрыжке пока можно забыть.
– Возвращайся. Нам надо кое-что обсудить, – проговорил Степан, странно сверкая глазами. Впрочем, по мнению Виктора, иного и не стоило ожидать, учитывая количество выпитого.
Когда трио снова собралось вместе, физик познакомил их со своей идеей. Вильям выслушал все с непроницаемым видом, словно это его не касалось. Стежков же постоянно ёрзал, но все-таки дождался конца, не перебивая, лишь потом начал громко высказывать свое мнение.
– У тебя что-то не то с головой… Ты что, совсем спился? Ты предлагаешь сделать сверхпроводник из пива?!! – последние слова он выкрикнул, не в силах больше сдерживаться.
– Спокойней, Вить. Нет, не из пива, просто с его помощью. Это наша совместная разработка с Григорием. Он, как ты, наверное, помнишь, был биологом, я бы сказал, великолепным биологом. Григорий разработал особый тип микроорганизма, который способен собирать атомы в определенной последовательности, а я придумал структуру, которая по своим характеристикам является лучшим сверхпроводником на сегодняшний день. Мы окончили эту разработку уже на корабле где-то на половине пути к планете.
– То есть вирус просто создает решетку. А пиво-то тут при чем? Чтобы обмыть создание?
– Это не вирус, впрочем, тебе простительно этого не знать. Пиво, а если быть точным, светлая «Оболонь» представляет собой идеальную среду для размножения этих микроорганизмов, но убивает все остальные, включая твои любимые вирусы. В общем-то, это уже моя идея. Там есть все необходимые для их роста микроэлементы, а, кроме того, нет никаких тяжелых материалов и химических элементов, убивающих их и загрязняющих будущую структуру…
– Полнейший бред! – резко оборвал Виктор рекламную тираду Степана.
– Почему ты так предвзято относишься? Ты же не разбираешься в этом!
– У нас же полно других материалов! Зачем нам твое пивное чудо? Вильям, ну что ты молчишь? Да скажи ты ему!
– Что ему сказать? Я точно знаю, что расплавившиеся катушки были из самого лучшего сверхпроводящего материала, который у нас есть. А без них мы не сможем создать достаточно сильное поле, чтобы отразить агрессивную среду гиперпространства. К тому же, мы все еще в этой странной области. Я думаю, что это наш единственный шанс.
– То есть ты сговорился со Степаном?
– Почему сразу сговорился? Почему вы все так плохо думаете об ученых? Почему вы такого плохого мнения о людях?
– Кто это мы?
– Начальники. Ты такой же твердолобый, как и все те на Земле. Абсолютно ничем не лучше нашего покойного капитана.
– А при чем здесь Джон?
– При чем? Он – главная причина того, что этот корабль – «Аутсайдер».
– Никто не виноват! Это просто набор трагических случайностей!
– Трагических – может быть. Но насчет случайностей ты не прав. Все было вполне закономерно!
– Почему?
– Негласное расследование, которое я провел, показало, что взрыв был вовсе не случаен. Ли Юнг просто пытался придумать новую формулу топлива. Это ему почти удалось. По крайней мере, мощность у него была явно больше, чем было рассчитано в нашей системе пожаротушения.
– Но он же техник! Он должен был просто сидеть и ждать высадки!
– Так же думал наш капитан. Конечно, о мертвых либо хорошо, либо… Но тут такой случай… Видишь ли, Джон, может быть, хорошо умел отдавать команды, но психологом был ужасным. О чем вообще думали на Земле, назначая на должность капитана солдафона? Этот наш умник прямо в лицо Юнгу заявил, чтобы тот занимался своим делом и выбросил из головы глупости. Так сказал! А потом добавил: «Это приказ!» А парень на самом деле мечтал стать химиком… Вот он и стал работать в обход правил. Не удивлюсь, если наш доблестный медик хотел помочь ему и пошел на склад принести нужный реактив. Просто плохо был закреплен контейнер…
– Да что ты такое говоришь!
– Что узнал. А вообще, думаю, что не было никакого метеорита. Кто-то тайком наполнил один из баков вездехода супертопливом, и тот взорвался. Только двое погибли из-за настоящих случайностей, да и то можно поспорить. Но все остальное – однозначно неправильное руководство. Как вы не поймете, что нельзя командовать интеллектуально развитыми людьми. Мы не солдаты, которые должны четко исполнять любое распоряжение. Нельзя заставить нас делать то, что мы не хотим!
– Что ты так нервничаешь? Ты же всегда был…
– Вот именно – был! Что скажут – то и делал… Но мне это надоело! Я лучше знаю, как делать мою работу! Ну почему вы все так любите всюду лезть со своими советами и приказами, даже когда ничего не соображаете?! Мало вам было жертв? Еще хотите?
– Да ладно, успокойся, я верю, что вы лучше… Постой, а как же неполадки?
– А когда их не было? Это же первый полет! Виктор, ты, может быть, самый лучший навигатор Земли, но в технике и физике почти не разбираешься. И не стоит лезть! В общем, кэп, идите лучше спать, а мы со Степаном пойдем растить новые катушки.
Сверхпроводящие контуры, которые должны генерировать защитное силовое поле, через неделю были закончены. Еще пару дней понадобилось на прикрепление их к оплавившемуся корпусу и подсоединение к энергосистеме корабля. Наконец, все было готово к запуску.
Виктор появился в кабине только после прямого вызова.
– Все готово? – спросил он первым делом.
– Все катушки установлены, – уклончиво ответил Вильям.
– Сколько нам лететь до центра аномальной зоны? – задал новый вопрос навигатор, внимательно глядя на зеленое соцветие носовой части. Вроде бы все было в порядке.
– Что-то около пяти минут.
– Слушай, Степ, а у тебя есть с собой лишняя бутылочка «Оболони»? – неожиданно спросил Виктор.
– Нет, но могу принести, – удивленно ответил физик.
– Давай, неси скорее. Как ты там говорил: если уж погибать… Мы лучше немного подождем, глядишь, проживем лишние десять минут.
– Зачем так пессимистично-то, – задумчиво спросил техник, глядя на убегающего Степана.
– Чтобы жизнь медом, – улыбаясь чему-то ответил Стежков.
Минут через пятнадцать физик вернулся, неся с собой целую упаковку бутылок. Он дал одну Виктору, а другую протянул Вильяму. Удивительно, но никогда не пьющий Тримен взял пиво.
– Ну что, ребята, как говорится, поехали, – двусмысленно выразился Виктор.
– Пора домой, «Лидер»! – раздался чей-то радостный голос прежде, чем удар возвестил об исчезновении корабля из обычного пространства.
Юлия Остапенко
МАВКИНА БЛАГОСТЬ
– Да нет там мавок никаких!
– А я говорю, есть!
– Ты их видал, что ль?
– Не видал, а правду говорю, что есть!
Спорили корчмари рьяно, сверкая очами и погромыхивая кружками по столешнице. Пьяненький мужичок, сидевший у хозяйского стола, подперев заросшую щеку кулаком, сонно и заинтересованно моргал. Иногда щека с кулака соскальзывала, мужичок вздрагивал, и на мгновение его хмельной взгляд прояснялся – тогда он, кажется, прислушивался к спору с особым вниманием.
– Если нет, то куда народ пропадает? Кто б не пошел – поминай как звали! Кто еще, если не мавки?
– Да почем знать! Может, упырь или леший, всё один черт!
– Да откуда тебе леший в оболони? Оболонь – она ж мавок, да русалок, да водяников юдоль.
– Ну, значит, русалки или водяники. Что ты уперся – мавки да мавки?
– Да все знают потому что! И чего бы мужикам туда повадиться, если не мавки? С водяником, что ль, под луной ворковать?
Мужичок понимающе хохотнул и снова соскользнул щекой с кулака. Корчмари на мгновение умолкли, переглянулись, потом продолжили как ни в чем не бывало.
– Тебя послушать, так все мужики только и мечтают, как с мавкой траву помять.
– А ты будто не мечтаешь.
– Тьфу на тебя! На что она мне сдалась? Спереди еще ничего, а сзади-то – спины нет, одни кишки торчат.
– Да кто просит за спину ей заходить, дурень? Только тебя мавка и близко не подпустит. Они знаешь какие… ей надо, чтобы люб был.
– Много ты знаешь!
– А знаю!
– Да откуда, если не вернулся никто еще с оболони?!
– Вправду, что ли, не возвращаются? – наконец вмешался Лаврин. Пьяненький мужичок обиженно вскинулся, будто искренне верил, что представление дается для него одного. Корчмари, напротив, развернулись к молчавшему доселе посетителю с самым любезным видом.
– Как есть, – уверенно сказал тот, что постарше, и выразительно стукнул кружкой о стол, так что пивная пена заколыхалась. – Все, как один. Кто пошел в сторону оболони – поминай как звали. Ни один не воротился.
– И правильно, – оживленно кивнул молодой корчмарь. – Мавка-то, охмурив, сонную болезнь напускает. Очнется поутру добрый молодец – а памяти ему убыло. Что случилось? Как произошло? Уж про корчму-то нашу не припомнит, так и знай! Ну и про остальное тоже, а то пойдет разговоров – мавки, они ж на людях все из себя скромницы, – он подмигнул Лаврину и поднес кружку к губам, окуная усы в пену.
– Откуда же известно, что мавки любят живых мужчин, если никто наутро ничего не помнит? – спросил Лаврин.
Старший корчмарь уважительно склонил голову, молодой посерьезнел. Пьяненький мужичок, ничего не понимая, тревожно перебрасывал взгляд с одного на другого к третьему.
– В корень зрите, милостивый государь, – уважительно сказал старший. – Никак ученый будете?
– Летописец, – не без легкой гордости, впрочем, нисколько не кичась, ответил Лаврин. – Хожу по свету, собираю легенды и сказания.
– А правда-матушка вас не заботит?
– Правда – она ведь каждому своя видится.
– Верно, – кивнул корчмарь. – А я вам вот что скажу: попросту люди болтать не станут. Хотя тут кое-кто. – Острый корчмарьский локоть врезал в тощие ребра младшего товарища, от чего тот охнул, поперхнувшись пивом, и погрозил побратиму кулаком, – поклеп возводит. А только бывают люди, что против чар нечистых выстоять могут. Вот от них-то и сказ весь идет. Верить им, конечно, нельзя… но разве проверишь?
– И проверишь! – возопил вдруг пьяненький мужичок, резво вскакивая с насиженного места. Видно, его вконец разобидело, что господа беседующие не обращают на него ровным счетом никакого внимания. – Еще как проверишь! Я вот пойду и посмотрю! На мавок ваших! И всю правду скажу… как есть!
– Скажешь, – ухмыльнулся младший корчмарь. – Прям в оболони рожей в тину – хлямс! Так и скажешь.
– Не стоит, милостивый государь, – покачал головой старший. – Как бы там ни было, а вправду никто еще с оболони не вернулся. Местных спросите, коли мне не верите – не ходят туда. Мавки – не мавки, а гиблое место.
– Пойду, – упорствовал мужичок, видимо, и в самом деле достаточно пьяненький. Лаврин смотрел на него с помесью любопытства и жалости. В мавок он, положим, не очень и верил, но справедливости слов младшего корчмаря отрицать не мог – упадет бедолага лицом в трясину, еще задохнется, неровен час. Но мужичок, кажется, не на шутку разошелся – вскочил, стал искать шапку, даром что темнело на дворе.
– Пивка хоть глотни на дорожку, – вздохнул старший корчмарь, незаметно подсовывая кружку ближе. – Хорошее у меня пиво… славное! Не раз, бывало, возвращались посетители с дороги, добавки просили…
Мужичок на миг заколебался, потом отчаянно махнул рукой, едва не врезав Лаврину по носу.
– Время не терпит, корчмарь! Мавка меня заждалась!
– Ну иди, – переглянувшись с товарищем, вполголоса молвил корчмарь. И только дверь скрипнула на петлях, побратимы повернулись к Лаврину, оставшемуся единственным посетителем: – А что, может, вы пивка желаете?
– Благодарствую, не пью, – твердо ответил тот.
– Обяжете, – заелозил младший, – сам варил, душу вкладывал. На тысячу верст отсель такого пива не сыскать! Хоть попробуйте!
– Не пью, – совсем уже холодно повторил Лаврин. – Молока дай.
Корчмари помрачнели. Лаврин привык к такому приему: где это видано – чтоб здоровый мужик и не пил? Но он-то знал, как важно летописцу сохранять ясность ума и твердость руки – не менее важно, чем воину. Понаписываешь чего на хмельную голову, а потом окажется, что все это тебе спьяну привиделось – перед людьми потом стыдно, а то еще, бывало, и поверят… В глубине души Лаврин подозревал, что своим появлением в народных пересудах мавки и прочая нечисть обязаны именно хватившим лишку летописцам…
Посидел он еще, молока теплого попил, и уже совсем темно стало, когда дверь шумно распахнулась, и в корчму ввалился давешний мужичок – растрепавшийся, раскрасневшийся, с безумными глазами и расхристанным воротом.
– Корчмарь! – завопил он с порога. – Корчма-арь! Пива!!!
Повторять не пришлось. Засуетились, забегали. Подсунули было лавку, но мужичок не присел – выхватил из протянутых рук полную кружку, выпил залпом.
– Дивное пиво у тебя… дивное! – промямлил он, не глядя бросил на прилавок горсть монет и, шатаясь, побрел назад.
– Эй, сударь! – крикнул ему вслед младший. – Так что, был в оболони? Мавку видел?
Мужичок остановился в дверях, полуобернулся через плечо, так, что видать было только один хитрый глаз, хихикнул. И – поминай как звали.
Корчмари со значением помолчали. Лаврин чесал затылок.
– Дела-а… – протянул старший и принялся протирать опустевшую кружку.
Лаврин бросил взгляд за окно. Тьма стала непроглядной – глаз выколи.
– А что, далеко ли до оболони? – спросил наконец.
– К западу две версты.
Лаврин промолчал. Искушение было сильным. По крайней мере, он воочию видел, что с оболони все-таки возвращаются. Правда, нельзя было утверждать с уверенностью, что давешний мужичок до нее добрался. Может, все это время в десяти шагах от корчмы пролежал рожей в грязи. Хотя нет, грязи-то на его физии Лаврин не заметил, да и на одежде тоже…
Лаврин встал, нарочито решительно, чтобы самому не передумать.
– Пивка, – тут же предложил младший корчмарь. Лаврин отмахнулся.
– Ночка-то лунная, – многозначительно проговорил старший.
– Вижу, – сказал Лаврин и вышел вон.
Ночка выдалась не только лунная, но и весьма прохладная – пришлось поплотнее запахнуть тулуп. Дело шло к осени, ветерок резво гнал по небу мелкие вихрастые тучи, гнул верхушки деревьев. А еще – тянул с запада тухловатым запашком болот. Самая пора с мавками знакомиться – они такие ночки страсть как любят.
Дорога на запад была широкая, но заброшенная – видать, раньше, пока река не заболотилась, тут торговый тракт проходил. Лаврин шагал быстро, что-то про себя насвистывая. Вокруг ни души, даже зверье ночное сидело тихо – еще не наступила его пора, к полуночи дело только шло. Лишь ветер баловался в ветках да шаги Лаврина шуршали в сухой траве.
Пройдя шагов двести и выйдя на освещенный участок, где деревьев поменьше, Лаврин остановился и закурил трубку. Повернуть назад было еще не поздно. Впрочем, случалось ему и не в таких местах ночами гулять. Помнится, когда про ходячих мертвяков писал, пришлось переночевать на погосте, у свежих могил. И правда, ходили там – ленивые и недалекие, орали дурными голосами, все как в народе сказывают. Только потом оказалось, что это местные крестьяне надрались по случаю чьей-то свадьбы да от общей толпы отбились. А был бы пьян тогда Лаврин – небось, и правда бы написал: «Как есть, видал ходячих мертвяков».
Он докурил трубку, потом еще одну, потом филин заухал. «Ну, пора», – решил Лаврин и пошел дальше.
Заболоченная речная пройма была узенькой и извилистой, берега сплошь поросли осокой. Деревья по сторонам реки чахли и подгнивали – этак еще пару годков, и будет тут непролазная топь. Лаврин попробовал землю перед собой, потопал сапогом, боясь увязнуть. Вроде бы твердо, да и кочек много, и недалеко они – если что, перескочить можно. Белая, как гной, луна торчала прямо над головой, заливая оболонь нездоровым ровным светом. Лаврин поежился и в тот же миг услышал тихое, низкое завывание.
«Она», – подумал он, хотя не знал даже, на кого подумал – на мавку, русалку или просто нечисть. Завывание повторилось – медленно, тоскливо, будто бы вопросительно. Выла женщина, причем не сказать что совсем уж неприятно – будто колыбельную ребятенку вела. Только ребятенок – нечистый, и колыбельная – бесовская, а так даже почти красиво, душевно.
– Уууу-уу-у-умммм… – задумчиво протянула нечисть, и тогда только Лаврин ее увидел. Увидел – и не пожалел, что поперся ночью на оболонь.
Мавка стояла в осоке, как есть голая, в траве по бедра, но все было видно и так. Длинные, перевитые водорослями волосы облепляли мокрое тело, впрочем, не очень-то это самое тело скрывая. Груди налитые, талия – что твоя иголочка, вся из себя девка ладная, как березка, лицо – ясно солнышко, от улыбки сердце поет. Может, и правда со спины кишки торчат, но спереди-то, спереди… Загляденье, одно слово. И чего топиться пошла, дура, непонятно.
– УУУУУУ, – повторила мавка и улыбнулась призывнее. – А кто тут забрел в мою оболонь, а-а-а?
«Сейчас гребень попросит, волосы чесать, – лихорадочно припомнил Лаврин. – Надо ей гребень отдать. Дам – и бежать. Все, видел. Сказание напишу. Или целую повесть! Сейчас попросит и…»
– А иди ты ко мне, добрый молодец, – посмеиваясь, сказала мавка и потянула к Лаврину белые руки. Добрый молодец растерялся – гребень девку явно не интересовал.
– Так это… – как все летописцы, Лаврин, особенно в ответственные моменты, был малость косноязык. – Так я ж…
– А иди ты ко мне и потешь девоньку, – пропела мавка и двинулась ближе. Лаврин дал бы дёру, но ноги будто в землю вросли, а мороз кожу сдирал живьем. Мавка плыла к нему над осокой, кажется, не ступая даже ногой на грешную землю, и до того она была хороша и так улыбалась Лаврину, что ему почти расхотелось бежать от нее за тридевять земель, хотя знал, что надо.
– Сгинь, – прошипел он. – Чур меня, нечистая, сгинь… пошла… Хочешь гребешок?
– Хочу-у, – пропела мавка. – Ой, да развяжи завязочки на портках да покаж мне свой гребешок, родимы-ый…
Белые руки коснулись заиндевелых мужицких плеч, и пропасть бы тут летописцу Лаврину с концами, если б мавка вдруг не изменилась в красивом лице и не отскочила назад, как-то неуклюже для нечистой силы.
– Ай! – взвизгнула она – визжать, оказывается, умела не хуже, чем выть. – Это что?!
– Где? – рассудительно спросил Лаврин, приходя в себя.
– Вот! Ты! Ты кто такой?!
– Я?.. Лаврин-летописец… сказания собираю… пришел вот глянуть на мавку…
– Я спрашиваю – ты кто такой?! Чьих рук творение?!
– Божеских, – совсем уж растерялся Лаврин.
– Врешь! – пискнула мавка. – Не человек ты! Людского духу от тебя не чую! Говори, кто такой!
– Как не человек?! – опешил летописец. – А кто ж я, по твоему?!
– Почем мне знать? Может, ты нежить какая!
– Сама ты нежить! – обиделся Лаврин. – Чего ты меня боишься тогда, ты ведь тоже от черта?
– А вдруг ты упырь! Ай! Не подходи! – мавка юркнула назад в осоку и присела, только испуганные глаза блестели среди травы. Ларвину стало неловко – ни за что ни про что напугал девушку.
– Да живой я, – успокаивающе сказал он.
– Как живой, если духу людского нет? Не буду я любиться с нежитью!
– Что значит – духу людского нет?
– А нет! Все мужики-человеки, что ко мне приходят, одинаково пахнут. Пряно так, духмяно, хмельно… А ты нет! Ты незнамо как пахнешь. Не подходи!
– Да я… – Лаврин едва не плакал. Хороша ведь девка, как маковка, и гребень не просила, и любить хотела – вишь, запах ей не понравился! Нежная какая!
Хотя… что-то кольнуло Лаврина изнутри – так всегда бывало, когда ему на ум особенно хорошая мысль соизволивала заявиться.
– Погоди-ка! – ахнул он. – Дух, говоришь, людской да от всех одинаковый? Пряный да хмельной?
– Кисло-сладкий, – жалобно уточнила мавка из осоки.
– Так это ж пиво! – хлопнул себя по лбу Лаврин. – Они ж все надираются для смелости, прежде чем к мавкам тащиться! А ты, бедняга, небось дальше своей оболони нигде и не бывала?
– Не бывала, – застенчиво подтвердила мавка. Лаврин вздохнул.
– Ну а что, коли запахло б от меня людским духом, взяла бы мой гребешок? – многозначительно спросил он. Мавка совсем засмущалась, даже глазенки потупила – блестеть перестали. Молвила тихонько:
– Взяла бы… только ты ж нежить… чур меня…
– Сама нежить, – беззлобно повторил Лаврин. – Жди меня, девица, скоро вернусь.
И, насвистывая, бодро зашагал к тракту.
– Сто девяносто пять, сто девяносто шесть, сто девяносто семь, – подвел черту Федот-корчмарь. – Трех монет для ровного счета не хватает.
