Текст книги "Право на пиво"
Автор книги: Юлия Остапенко
Соавторы: Сергей Чекмаев,Сергей Слюсаренко,Андрей Николаев,Татьяна Томах,Олег Овчинников,Дмитрий Градинар,Владимир Порутчиков,Владимир Данихнов,Александр Каневский,Михаил Рашевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
Итак. Что же мы имеем? Профессора пассажиры убить не могли. Остаемся мы с тобой и роботы кают первого класса – Мориарти и Бонда.
– Но роботы убить не могут. Там такие блокировки…
– Знаю. Значит – только я и ты. Я в это время был в кабине управления. Покинуть ее, как ты понимаешь, я не мог – автоматика бы не позволила, – Холмс перевел взгляд на Ватсона.
– Кэп, это не я. – Помощник побледнел, глядя то на лицо капитана, то на его значок.
– Я знаю. Твоя каюта находится внутри кабины управления. Покинуть ее, не пройдя мимо меня, ты не мог.
– Точно, сэр, – парень облегченно улыбнулся. – Как это я сразу не допер.
– Тогда кто? А, Ватсон?
– Не знаю, сэр.
– Все те же пассажиры.
– Но у них же у всех алиби.
– Значит чье-то алиби дутое. А мы просто пока этого не видим. Зови робота Мориарти.
6 часов до расчетного времени посадки «Гермеса» в космопорт «Независимый», планета Ариадна.
– Присаживайся… м-м-м, Сэм, – Холмс сразу не смог вспомнить, как зовут робота.
– Слушаюсь, сэр, – биоробот, с виду молодой, лет двадцати, черноволосый парень, одетый в голубую фирменную униформу, спокойно опустился в кресло.
– Сэм, расскажи, чем ты занимался между десятью вечера восьмого числа и восемью утра девятого.
– В восемь часов тринадцать минут я доложил вам, сэр, что пассажир каюты А2 мертв.
– Сэм, я попросил тебя начать с десяти вечера.
– Ты видел, кто убил пассажира каюты, за которой ты закреплен, – не выдержав, вмешался в разговор Ватсон.
– Начиная с двадцати ноль ноль восьмого числа и заканчивая восемью часами десятью минутами девятого числа вся информация уничтожена, – последовал чеканный ответ.
– Что? – Холмс и Ватсон одновременно подскочили к роботу. – Кем уничтожена?
– Мною.
– Кто тебе это приказал?
– Не знаю, информация уничтожена.
Холмс закрыл лицо руками и через некоторое время глухо сказал:
– Ватсон, иди и приготовь необходимые расчеты для входа в гиперпространство.
– Слушаюсь, сэр.
4 часа 56 минут до расчетного времени посадки «Гермеса» в космопорт «Независимый», планета Ариадна.
– Ватсон, расчеты готовы?
– Да, сэр.
– Мне помнится, ты говорил, что у тебя хобби – компьютерное видео.
– Да, сэр, удивленно воскликнул Ватсон.
– Ты не хочешь сейчас прыгать в Гипер?
– Если честно, нет, сэр.
– Тогда придется поработать.
Два часа десять минут до расчетного времени посадки «Гермеса» в космопорт «Независимый», планета Ариадна.
– ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! Говорит капитан корабля «Гермес». Всем пассажирам корабля приказываю срочно собраться в кают-компании. Благодарю за внимание.
Корабельные репродукторы еще три раза пролаяли это сообщение.
Час пятьдесят минут до расчетного времени посадки «Гермеса» в космопорт «Независимый», планета Ариадна.
Пассажирам, пришедшим в кают-компанию, представилась следующая картина. В центре помещения возвышался серый стальной ящик, размером с небольшой дисплей. От него тянулись провода к монитору, стоящему отдельно на возвышении.
– Присаживайтесь, господа, – капитан Холмс рукой указал на четыре кресла, стоящие полукругом напротив монитора. – Итак. Вы знаете, что вчера ночью был убит один из пассажиров этого корабля. Вы его знали, как господина Мюррея. В силу некоторых обстоятельств, разглашать которые я не имею права, Земля наделила меня чрезвычайными полномочиями класса АА01 и потребовала найти убийцу, до посадки «Гермеса» на Ариадну. В случае же невозможности найти убийцу мне приказано, – Холмс с нажимом произнес это слово, – уйти в гиперпространство. – Капитан посмотрел на Бонда. Тот вздрогнул, взглянул на Холмса и демонстративно отвернулся. – Не скрою, – продолжал Холмс, – переход в Гипер, при оставшихся запасах топлива, чрезвычайно опасное мероприятие. Оттуда мы можем и не вынырнуть.
Четверо пассажиров молчали: Пуаро испуганно, Гурский спокойно, Бонд и мисс Марпл – равнодушно. Гнетущую паузу прервал Гурский:
– Кэп, вы решили нас попугать напоследок? Убийца найден?
– Пока нет.
– Значит, не найден. Так молча бы объявили тревогу, загнали нас в анабиозники, и всех делов. Мы бы пребывали в счастливом неведении, относительно нашей дальнейшей судьбы. А теперь трясись, перед тем как заснуть. Помешать-то вам мы все равно не сможем, – русский бесцеремонно ткнул пальцем на бластер, висевший на поясе капитана. – Зачем этот концерт, кэп?
– Я предлагаю убийце сдаться, – глухо прозвучало в кают-компании. – Документ, который был добыт у Мюррея, он никому не сможет передать. Если мы выйдем из Гипера, корабль на Земле перевернут вверх дном, но документ найдут. Не выйдем – все там и останется. В случае добровольной сдачи, Землей обещано неприменение высшей меры. У меня времени особенно нет, поэтому даю пять минут убийце на раздумье.
– Это наивно, капитан, – Бонд презрительно закинул ногу за ногу.
– Время пошло, – Шерлок Холмс не стал вступать в дискуссию.
Пять минут спустя коротко пискнул таймер – время вышло. Вся четверка сидела неподвижно, словно окаменев.
– Что ж, убийце предоставлялся шанс сохранить свою жизнь. Он им не воспользовался. Внимание на экран!
В ту же секунду Ватсон включил монитор. На экране появилось изображение каюты с распростертым на полу, около стола человеком.
– Перед вами, господа, каюта господина Мюррея. – Невидимая камера показала крупным планом лицо, на котором застыло выражение удивления, сменяющееся гневом. Процесс смены выражения лица остановила черная точка во лбу – след лазерного луча. – А вот и бластер, из которого был убит господин Мюррей. – Камера повернулась, и на столе блеснула вороненая сталь грозного оружия. – Но он нам, увы, ничем не поможет в поисках убийцы. У нас нет даже оборудования для снятия отпечатков пальцев. Хотя наверняка, на бластере они вытерты. Но у нас есть оборудование, которое поможет заговорить другой улике. – Камера скачком перевела изображение на пол каюты. И во весь экран монитора стало видно изображение бутылки пива «Оболонь». – Да, господа, именно бутылка доброй, старой «Оболони» и поможет нам изобличить убийцу.
– Каким образом, капитан? – Атташе, усмехаясь, смотрел на Холмса.
– Очень просто, господин Джеймс Бонд. Нераскупоренная бутылка валяется под столом, рядом с трупом. Очевидно, в момент выстрела Мюррей держал ее в руках. То ли убийца попросил налить пива, чтобы отвлечь жертву, то ли сам Мюррей захотел освежиться. Выстрел бластера – это очень яркая вспышка. А бутылка, в силу своей круглой формы, является своего рода линзой, которая частично сфокусировала вспышку лазера на своей задней стенке. А та, в свою очередь, явилась своего рода фотопленкой. Не забывайте – это очень яркая вспышка!
– Бред, – атташе рассмеялся, – бутылка прозрачна, какой к чертям отпечаток.
– На молекулярном уровне.
– И как же можно разглядеть этот самый молекулярный уровень?
– Вот с помощью этого прибора, – Холмс дотронулся до серого ящика на столе. – Это контролер поверхности Абсолютного Отражателя. Как вы наверно знаете, основным элементом торсионного двигателя является Абсолютный Отражатель – зеркало, не пропускающее в корабль то жесткое излучение, которое образуется при работе торсионного двигателя. Его мономолекулярную поверхность и призван контролировать этот прибор. Он, господин атташе, «разглядит» неровности размером даже с одну молекулу. И теперь мы эту бутылку «Оболони» положим в контроллер, – Холмс, словно фокусник, вытащил откуда-то из-за прибора бутылку «Оболони» и ловко поместил внутрь ящика. – Внимание на экран, господа!
Картинка на мониторе сменилась. Вместо четкого изображения каюты, экран заполнил какой-то серый туман. Ватсон стал нажимать различные кнопки на ящике, и туман стал постепенно рассеиваться. Стали проступать стены, нечеткой тенью вырисовался стол. Другая тень, стоящая около стола, стала постепенно превращаться в человеческую фигуру. Вот проступила рука, с чем-то темным в кисти, стали прорисовываться элементы одежды. Секунда, другая – и расплывчатый контур головы превратился в лицо. Женское лицо, с ниспадающими на плечи волосами. Раздался вскрик. Мисс Марпл вскочила с кресла, в руке у нее блеснул бластер. И в то же мгновение Гурский в стремительном броске закатил сильнейшую оплеуху девушке. Та без сознания рухнула на пол. Вскочившего атташе остановил наведенный на него бластер капитана.
– Спокойней, господин атташе. Я думаю, господин Гурский и сам справится с убийцей. Помогать не надо. Не правда ли, Лев Иванович?
– Мне всегда грудастые блондинки казались вульгарными, – Гурский вновь спокойно сел в кресло.
25 минут до расчетного времени посадки «Гермеса» в космопорт «Независимый», планета Ариадна.
– Спасибо, Лев Иванович. Правда, бластер мисс Марпл выстрелить не мог. В районе кресел мы создали высокочастотное электромагнитное излучение, в котором, как известно, электрические приборы не работают. Но все равно спасибо. А теперь, мистер Бонд, – Холмс практически вплотную подошел к ариаднскому атташе, – я попрошу отдать мне то, что вам передала мисс Марпл.
– Я не пойму, о чем вы. Не забывайте – я дипломат суверенной планеты.
– Господин Бонд, если вы сейчас не отдадите то, что я у вас прошу, то через десять минут я отдам команду на переход в гиперпространство.
Бонд презрительно дернул плечами:
– Отдавайте.
– Только у вас не будет никакихшансов уцелеть.
– Это почему же?
– В вашу биокапсулу я не подам команду на запуск программы анабиоза. А знаете, что происходит с живыми существами, пересекающими Гипер в сознании? У вас в роду сумасшедших не было?
– Вы забываетесь!
– Мы теряем время. Ватсон, готовь «Гермес» к переходу в гиперпространство.
– Есть, сэр.
– Черт с вами, – атташе вытащил запонку из левой манжеты рубашки и протянул ее Холмсу, – здесь чип с информацией.
15 минут до расчетного времени посадки «Гермеса» в космопорт «Независимый», планета Ариадна.
– Сэр, ловко вы взяли на пушку эту Марпл. Обычный эталон времени выдали за несуществующий прибор контроля. А про бутылку такое нафантазировали – просто блеск! – Ватсон сидел в кресле второго пилота. Электронные часы отсчитывали последние минуты перед началом посадки.
– Ты тоже молодец. За каких-то два с половиной часа такой фильм склепать. Тебе режиссером работать, а не по Космосу шляться, – Шерлок Холмс занимал привычное место первого пилота.
– Сэр, а как вы догадались, что это Марпл убила этого профессора? У нее же алиби.
– Мне это Сэм сказал.
– Так у него же всю информацию уничтожили!
– Всю да не всю. Ты же знаешь, как порой трудно удалить абсолютно все файлы какой-нибудь крупной программы. Вот мне и пришла в голову мысль: проверить, а не завалялись ли в «мозгу» Сэма какие-нибудь клочки уничтоженной информации. Отослав тебя готовить расчеты по переходу в гипер, я подсоединил «мозг» Сэма к ЦБК, и тот его немного попытал. Правда, мучил он его недолго. Оказывается, у наших корабельных роботов есть файл регистрации изменений пароля доступа к нему. И оказалось, что в восемь ноль ноль девятого февраля пароль доступа был изменен. Изменил его, естественно, убийца.
– Но пароль – это же не имя убийцы.
– Ватсон, ты бьешь почти в десятку. Знаешь, какой был старый пароль, тот, который ввел Мориарти? – и выждав паузу Холмс произнес: – Дженни.
– Имя мисс Марпл?
– Точно. Наверняка Мориарти был по уши влюблен в эту спортсменку-красотку. И наверняка, это она его подбила на предательство. Ты вспомни, что о нем раньше писали газеты. Его жизненный путь – словно крутой слалом. Только вместо флажков – женщины и его открытия.
– А зачем же она его убила, раз он уже согласился сотрудничать с ариднцами?
– Хочется думать, что в последний момент профессор одумался и попытался изменить ситуацию. Следствие покажет.
– А как же ее алиби?
– А с этим вообще просто. Когда Пуаро и Марпл встретили той ночью в коридоре Мориарти, Марпл и не думала идти в свою каюту. Дождавшись, когда Пуаро зайдет к себе, вспомни распечатку работы электронных замков, она вернулась от своей каюты и вошла к профессору. Благо, ее каюта дальше по коридору, чем каюта Пуаро. А в каюту Марпл зашел Сэм, подчиняясь, то ли команде профессора, то ли самой Марпл. Убив Мориарти, Марпл переночевала в его каюте, а утром с помощью интеркома поменяла пароль Сэма и приказала идти в кают-компанию сразу после Пуаро. Затем сама вышла из каюты профессора. А нам сказала, что ее обогнал робот. Замки же не регистрирует, кто именно их открывает. Все, Ватсон, пора садиться на Ариадну!
Из тормозного двигателя вырвался сноп пламени. «Гермес» вздрогнул и стал сбрасывать высоту. Тот час в кабине управления загрохотал металлический голос Центрального Бортового Компьютера:
– Тормозной импульс прошел нормально. Скорость корабля расчетная. Космодром дал глиссаду планирования.
И вновь ударил сноп пламени.
– Корректирующий импульс прошел нормально. Мы на глиссаде планирования. Высота тридцать километров… двадцать… пять… Семьсот метров… четыреста… сто… десять… метр.
– Есть касание. Скорость расчетная.
– Включен реверс.
– Выпущен тормозной парашют.
– Останов.
– Ну вот и все Ватсон, мы на Ариадне, – Холмс не спеша отстегивал предохранительные ремни, – и, как всегда, вовремя!
– Только так, сэр! Пиво будете?
– Глупый вопрос!
Михаил Кондратов
ПРИНЦИП ТРИСМЕГИСТА
Лаборатория
– Здравствуйте.
Хоть музыка играла и негромко, дверные всхлипы она защу шала исправно. Сергей поднял голову. На пороге лаборатории стоял Юра, держа в руке видавший виды рабочий чемоданчик.
– А, Юрок, привет. Проходи, не стесняйся.
– Ага.
Юра сразу направился к принтеру.
– Давай, я все отключу, и перенесем его на тот стол, – Сергей махнул рукой в сторону окна. – Или даже лучше в Костину комнату – он сейчас в отпуске, ключи у меня. Ко мне должен человек один прийти, поговорить тет-а-тет. А там ты никому мешать не будешь, да и мы тебе тоже. Да! Может, кофе выпьешь?
– Нет, спасибо.
– А может, пива? – Сергей подмигнул.
– Не, только не перед работой. Разве что потом, как ремонт закончу.
– Ну, смотри. А то есть у нас тут образец, для анализов.
– Да мне еще вечером курсовой делать. Хотя… стаканчик бы выпил, если не задержу.
– Так давай, заправляй его, – кивок в сторону принтера, – и приступай к дегустации.
– Сергей Васильевич, если он начал бумагу зажевывать, мне не только заправить – еще и почистить его надо. Это в лучшем случае. Все, что нужно, у меня с собой, но минимум с часик провозиться придется.
– Что, со временем напряженка? – посочувствовал Сергей, отсоединяя принтер от компьютера.
– Да нет, у меня со временем нормально. А вы как?
– Я? А… Ты в смысле, что рабочий день вот-вот закончится? Пустяки! Я, считай, каждый день допоздна засиживаюсь. Мне ведь кроме опытов всяких еще и бумажками надо заниматься.
– Тогда я начинаю?
– Давай, Юрок. Вот, возьми ключи.
Юра свернул в бублик торчащие из принтера шнуры, легко подхватил его и понес к двери. Сергей вернулся было к отчету, но тут его снова окликнули:
– Сергей?
Новый посетитель не стал мяться у порога – он уже подходил к Сергею, на ходу протягивая руку. Вошедший явно принадлежал к клану власть предержащих, о чем свидетельствовал стильный костюм в сочетании со слегка надменным выражением лица и вальяжными манерами.
– A-а, Павел Геннадьевич, жду, жду, – Сергей выключил музыку и привстал для ритуального рукопожатия.
– Это кто? – тихо спросил Павел Геннадьевич, поводя глазами в сторону двери.
– Это мой компьютерщик, то бишь системотехник. Сын посоветовал – вместе учились, пока он не перевелся на стационар. Техника его любит.
Павел Геннадьевич вздохнул. Всегда так с этими изобретателями: как только речь идет не о работе – такая словесная каша заваривается! Что тут скажешь – мысли вскачь несутся, язык не поспевает. Он решил не уточнять, кого именно любит техника. Догадаться можно – ну и ладно. Тем более, к делу это не относится.
– Так что за новости у нас? Для разнообразия – нечто приятное?
– Скажем так – неплохое. Собственно говоря, основная задача решена, причем весьма неожиданным и оригинальным способом. О механизме действия рассказать?
– Валяй, пригодится. Только сильно не увлекайся. Постарайся, по возможности, не забывать, что я не спец ни в химии, ни в биологии.
– Да уж постараюсь.
Юрий
Принтер лениво высунул язык пробной страницы. Уже по первым строчкам стало ясно, что с ним все в порядке, но я терпеливо дожидался, пока страничка не вылезет до конца. На сегодня работа закончена. Теперь можно и расслабиться. Что там Васильич предлагал?
На мой взгляд, пиво разучились варить еще в середине двадцатого века, когда луженые котлы и дубовые бочки начали заменять нержавейкой и лагерными танками, а рецепты предков – биохимической теорией. Все, что можно найти на прилавках сегодня – жалкая попытка приспособить неспешное семейное дело к пастеризованным реалиям индустриальной эры. И пусть только кто-нибудь попробует мне сказать, что я, в силу молодости, не имел возможности сравнить прежнее пиво – с нынешним. Какое отношение это имеет к моим мыслям? Что хочу – то и думаю!
Но питьтто что-то надо. Вот и у меня свои предпочтения сложились, и я им четко следую. Правда, если вдруг предлагают попробовать новинку какую – тут уж предпочтения побоку. Коли угощают – грех отказываться.
Не стал грешить. Открутил крышку с бутылки и немного отлил в стакан. Глянул на свет. Да, действительно живое– пенное, мутное… но светлое.
В лаборатории у Васильича я обычно носом не кручу: здесь плохого пива мне еще пробовать не доводилось. Правда, жаль, что они работают с «Оболонью», а не с «Туборгом», например. Потому что там, за стенами лаборатории, я «Оболонь» не пью – привык к «Туборгу». Предпочитаю темные сорта, в основном «Портер».
Глотнул из стакана, во рту покатал. Лучше, конечно, чем обычное магазинное, но все равно «на послевкусие» одна горечь осталась. Светлое, одним словом. Не понравилось.
«А вот из этой стеклянной бутыли я, пожалуй, налью полный стакан. А взамен – чтоб незаметно было – добавлю то, которое только что пробовал».
Я уже давно просек: новый сорт в лаборатории и такое же пиво, чуть позже, в продаже – это как небо и земля. Дает о себе знать массовое производство с его неутомимой гонкой за прибылью. А о том, что в этой стеклянной бутылочке новинка, я догадался без труда: все-таки уши да мозги кое-какие имеются.
На самом деле мне совсем не хотелось их подслушивать. Сидел себе, проверял принтер и даже специально шумел громче обычного. Уж больно серьезного вида собеседник к Васильичу пожаловал. То ли бандюк какой, то ли «погоны» – они сейчас на одно лицо, не сразу и разберешь. Но лучше и тех и других поберечься. Говорят, от этого здоровья прибавляется. Или не убавляется – тут как повезет.
Только они чересчур нервно разговаривали: то громче, то тише. Так что кусочки фраз до меня иногда долетали: «золотое дно», «новое пиво… фирменное», «по десять бутылок кряду». Тут и дураку ясно станет, что Васильич для «Оболони» новинку приготовил. Да такую серьезную, что на фирменную марку тянет!
Если бы Васильич и впрямь дегустатором был, я бы ни в жизнь на образец не позарился. Но он ведь мне сам как-то жаловался: вол, мол, пятнадцать лет с пивом работаю, а во вкусе ни черта не разбираюсь. Я у него тогда спросил еще, как же он новые сорта делает, а он усмехнулся. У тебя, говорит, пупырышки на языке,а у меня – в спектрометре. Твои пупырышки и обмануть могут, а мои всю правду оцифрованную как на духу выложат.
Наполнив до краев стакан (жаль, тоже светлое и почти без пены), я аккуратно возместил недостачу в стеклянной бутыли и сделал первый глоток.
«Ух ты!»
Пиво оказалось очень ароматным, крепким и горьковатым. «Концентрированное, что ли?» Я отпил еще. И еще. Да, если б в магазины пошло пиво такогокачества, я бы еще подумал, «Туборг» взять или «Оболонь».
– О-бо-лонь.
Слово какое интересное. Вроде и русское – в смысле, славянское – но хрен поймешь, где корень, а где приставка. Что такое «лонь»? А «болонь»? Или все-таки «олонь»?
Едва слышно скрипнули дверные петли. Вернулся! Я быстренько опорожнил стакан. Мало ли – вдруг он на внешний вид определит, что за пиво у меня налито.
– Ну что, попробовал?
– Да, вкусное. Жаль, что не купишь такого нигде.
– Так оно же хранится совсем недолго. Живое ведь. Перебраживает, скисает… Что я тебе за принтер должен? Полтинник или больше?
– Да нет, пятьдесят в самый раз.
Васильич достал из кармана купюру и протянул мне.
– Держи. Спасибо, что откликнулся.
– Вам спасибо, подработать даете. Ну, я пойду?
– Давай, Юрок. Как курсовые посдаешь – оболонь,пивка попьем.
«Черт! Догадался?» – Я настороженно поглядел на Васильича.
– Что?
– Я говорю: как сессию закончишь – заходи, попьем пивка.
«Показалось».
– С удовольствием, Сергей Васильевич. До свидания.
– Пока, Юрок.
Я пожал Васильичу руку, взял чемоданчик и двинул домой.
Пустынный институт провожал меня гулким эхом до самой проходной. С недавних пор ворчливая бабуля-вахтерша уступила место одинаково молчаливым молодым людям в пятнистозеленых комбинезонах. Вот и сейчас очередной бирюк впился в меня взглядом, явно ожидая дерзких террористических поползновений. А вот не дождешься! У меня выходные начались!
– До свидания, – сказал я ему, выходя на улицу. Вроде бы он даже соизволил ответить – я не расслышал. Не до того стало.
Лаборатория
– Привычное мнение, что алкоголизм – порок людей слабовольных – в корне неверно. В медицине алкоголизм уже давно рассматривается как один из видов наркологической зависимости. Нормальный человек, в отличие от животного, испытывает положительные эмоции не только от вкусной пищи или красивой самки…
– Или самца, – меланхолично вставил Павел Геннадьевич.
– А? Да какая разница, у кого какие вкусы… А, ты имеешь в виду, для женщин? – Получив в ответ кивок, Сергей продолжил: – Хорошо, пусть будет не только от удачного партнера, но и от творчества. Причем, чем развитее мозг, тем более серьезные задачи ему необходимо решать, чтобы получать удовольствие. При этом в мозгу образуется медиатор системы положительных эмоций…
– Медиаторы – это такие пластмассовые штучки, с помощью которых играют на гитаре. Почему-то мне кажется, что ты не о них говоришь, – печально признался Павел Геннадьевич.
– Да, да, – рассеянно согласился Сергей. – То есть, нет. Иначе говоря, это эндогенные опиаты… – он вопросительно взглянул на собеседника, но тот удрученно покачал головой, – ну, внутренние наркотики организма. Мозг как бы дает сигнал: вот это – хорошо, это мне нравится. Вообще – большинство наркотиков, в том числе этанол, замещают собой те или иные группы опиатов. У алкоголика полностью отключается медиаторная система, подмененная этанолом, и он физиологическивынужден постоянно пить. Это что касается биохимических процессов. Как ты понимаешь, психологией мы здесь не занимаемся, а с культурными традициями сами как-нибудь разберетесь.
– Разберемся. Я вот только не понял насчет творчества. Это что же, все должны картины рисовать или книжки писать?
– Нет. Еще раз подчеркиваю: чем развитее мозг – тем большие у него запросы. Но для кого-то достаточным будет красиво расставить хрусталь по полкам, а кому-то подавай теорию относительности. Кстати, компьютерные игры – из той же области: элементарный суррогат полезной деятельности. Мнимая польза, но зато весьма реальные медиаторы в мозгу.
– Понял, понял, – произнес Павел Геннадьевич и задумался: «Значит, хваленый шопинг из той же оперы. Не забыть бы жене сказать». – Но, выходит, что алкоголиками сплошь и рядом должны становиться тупицы, ленивцы и неудачники, а ведь на самом деле это не так. У одного меня наберется десяток спивающихся знакомых с золотыми руками и весьма развитой смекалкой.
– Естественно, потенциальный Эдисон с легкостью отремонтирует любой бытовой прибор, а Кулибин – механизм. Золотые руки? Несомненно. Но эти люди способны на большее, а вынуждены довольствоваться малым. В итоге сам человек не разделяет восторга окружающих. Для него это – набившая оскомину рутина. Ему нужен поиск, эксперимент, а не исследованная вдоль и поперек домашняя железяка. Вот и напиваются, стирая разницу между желаемым и действительным. В итоге медиаторные системы окончательно редуцируют, и круг замыкается. Мы хотели добиться создания препарата, который защитил бы эти системы мозга от деградации. Но, как вы знаете, действовать пришлось методом «научного тыка». Ну нет у нас еще четко локализованного участка мозга, функции которого дублируются этанолом.
Обычно живой взгляд Павла Геннадьевича подернулся пеленой недопонимания. Сергей сделал вывод, что с лекцией пора закругляться.
– Историю наших поисков вы знаете…
– Да, да, – оживился Павел Геннадьевич, – помню, конечно.
Не мудрствуя лукаво, в самом начале работы (еще в девяностые) биохимики пытались решить задачу в лоб, используя для этого различные вариации существующих наркотиков. В итоге случайно появился довольно дешевый препарат со стойким галлюциногенным эффектом и быстрым привыканием. Где-то в цепочке посредников между лабораторией и прежним начальником ведомства-заказчика лопнуло одно из звеньев. Препарат чуть было не вырвался на волю из стен лаборатории. И хотя предшественник Павла Геннадьевича в деле замешан не был, вскоре высокое кресло обзавелось новым седалищем. Хозяин седалища относился к нему трепетно, тщательно оберегал от пинков и других неприятностей, методично дул на воду там, где другие расплескивали кипящее молоко, а потому все связи с лабораторией взял на себя. И никаких посредников!
– Так где же прятался ключик?
– Вашими стараниями мы давно и успешно сотрудничаем с производителями пива. В частности, выращиваем и изучаем новые штаммы пивных дрожжей. А заодно экспериментируем с их свойствами…
– Сергей, я понимаю и приветствую подобную увлеченность, но не мог бы ты сразу перейти к результатам?
– Пожалуйста, – слегка обиделся Сергей. – В питательной среде пивных дрожжей мы вывели микроорганизм-симбионт, отходами жизнедеятельности которого является «индуктор медиатора» – вещество, сходное по составу с обнаруженным в мозгу активно излечивающихся алкоголиков. Вне питательной среды симбионт моментально гибнет, то есть в массовых сортах пива он не жилец. Простейшее решение – добавлять индуктор в пиво и бить врага его же оружием. Но индуктор разлагается в течение двух-трех часов, а приспособить в качестве ингибитора альфа-кислоту нам удалось лишь недавно…
– Кислота? Наркотик? – Павел Геннадьевич принял стойку.
– Нет, – поморщился Сергей, – это вещество, содержащееся в хмеле. Упрощенно – та самая горечь, которая присутствует в хмелесодержащем пиве.
– А, – разочарованно буркнул собеседник.
– В организме человека индуктор избавляется от опеки альфа-кислоты и, используя в качестве проводника спирт, проникает в нужные места мозга. Самое главное, – Сергей торжественно вскинул руку, указывая пальцем в потолок, и Павел Геннадьевич заинтересованно задрал голову, – в дальнейшем, даже при злоупотреблении алкоголем, редукции не происходит. Мы избавляемся от физиологической зависимости и предупреждаем ее раз и навсегда!
– И от других наркотиков тоже? – переводя взгляд с потолка йа Сергея, полюбопытствовал Павел Геннадьевич.
Сергей вскинулся, готовясь разнести в клочья столь вопиющее незнание азов физиологии, но вовремя вспомнил, что это не симпозиум, а напротив – не профессор, и ограничился лаконичным «нет».
– Я, собственно, и не рассчитывал. Значит, как говорил Воланд, «лечить подобное подобным»? Похвально.
И вновь Сергей едва удержался от объяснений, что этот принцип сформулирован в незапамятные времена и приписывается самому Гермесу Трисмегисту. Воланд тогда еще под стол пешком ходил.
Павел Геннадьевич продолжил:
– Что ж, осталось только провести испытания…
Юрий
Метрах в десяти от здания института начинается дорога. Вернее сказать, одна из центральных трасс города, всегда забитая транспортом. Аккурат когда я придерживал двери, по этой дороге проехала «скорая» с непонятной латинской надписью « Obolonce». Протирать глаза я, конечно, не стал, но провожал машину взглядом, аж пока ее не заслонили другие. И только потом закрыл рот.
Что же это получается? Чья-то шутка? Оригинальный рекламный ход? Действительно: машины с красным крестом узнаваемы и без дурацких надписей-пояснений, да еще не на родном языке. Так почему бы их не переделать слегка? Чтобы слово напоминало торговую марку? Глядишь, в подсознании отложится. Да и больницам какая-никакая денежка перепадет.
Вся эта возня вокруг рекламы, на мой взгляд, слова доброго не стоит. Крупные компании, будто сонные супруги, перетягивают на себя одеяло продаж, выпуливая бешеные деньги на привлечение потенциальных покупателей. А покупатель-то все одно по вкусу судить будет, а не по симпатичным девицам из рекламных роликов.
Хотя, конечно, при прочих равных лучше будут брать то пиво, которое на слуху. Рискнув переиначить классика, скажу: «Все хорошее пиво похоже друг на друга, каждое плохое противно по-своему». Ну, правда, какая разница – много хмеля иди мало, резкий вкус или мягкий? Это ж все на любителя. А вот когда в пиво вместе с солодом горелые тряпки кладут, да воду льют прямо из городского водопровода… Кто хочет поспорить – с аргументами в Ясную Поляну, пожалуйста.
В общем, я себя убедил. Я вообще с собой легко нахожу общий язык. Так что до автобусной остановки я добрался в приподнятом только что заработанным полтинником настроении. Только постоянно лезущие в голову «лони-болони» несколько утомили.
Вот ведь прицепилась, зараза! Ладно бы мотив какой-нибудь популярный или рекламный стишок – с ними я уже научился справляться: начинаю морзяночную «муху» мурлыкать. Попробую: «Та-а та-а, ти ти та-а, ти ти ти ти, ти та-а…»
Интересно, много ли людей знает, что популярный футбольный напев – не что иное, как «муха»? И во время матча над стадионом все время проносится «муха», исторгаемая из фанатьих… фанатовских… болельщицких дудок. А зрители, значит, под ней сидят. Под мухой, значит. О, вот и мой автобус.
– Вошедшие пассажиры, за проезд оболоньте,пожалуйста.
Я думал, шею сверну – так резко обернулся к кондукторше. «Да нет, обычная тетка. Незнакомая. И кому оно вообще надо – нанимать людей, чтобы надо мной изгаляться. Так что вывод один, и очень неутешительный: я немного съехал с рельс. Остался вопрос: приторможу или дальше поеду?
Если судить по книгам и фильмам, мне сейчас приличествует биться в истерике, рвать волосы, безумно вращать глазами… Почему-то не хочется. Ну, сумеречное состояние, ну и что? Вон, у Кинга почти все герои свихнутые – и ничего, иногда даже хэппи-энд случается. Например, э-э… м-м-м… не помню, но что-то такое было».
Виртуозно используя естественные преграды и складки, местности, кондукторша скрытно подобралась вплотную и гаркнула:
