Текст книги "Право на пиво"

Автор книги: Юлия Остапенко

Соавторы: Сергей Чекмаев,Сергей Слюсаренко,Андрей Николаев,Татьяна Томах,Олег Овчинников,Дмитрий Градинар,Владимир Порутчиков,Владимир Данихнов,Александр Каневский,Михаил Рашевский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

– Что у вас, молодой человек?

«У меня зверушка, белочкой зовут!» – не стал говорить я. Молча достал деньги и оболонилпроезд.

«Может, и правда „белочка“? Да нет, от стакана пива… Мы вон, на „пивные праздники“ с друзьями минимум бутылок по пять высасываем – и ничего. В голове только шумит да язык заплетается. Разве что Васильич с рецептурой начудил. Позвонить, покаяться? Черт, мол, попутал. Не, не буду звонить – совестно. И ведь все равно неправдоподобно: Васильичу опыта не занимать, не мог он серьезных дров наломать. Тем более, сам собирался того пивка попить.

Ничего, впереди выходные. Мне бы только до дома добраться, никак себя по пути не выдав. А там никто не мешает запереться на все выходные и переждать. Не пройдет – попробовать привыкнуть. В крайнем случае, в понедельник схожу к психиатру. Не станет ведь он меня вязать да в психушку совать: я ведь не маньяк какой-нибудь.

Занятно все-таки, что дальше будет? Полюбопытствуем».

Я повертел головой и обнаружил немного впереди сидящую с раскрытой книгой девушку. Над ней оставалось вакантное место для висения, и я аккуратно туда передвинулся. Поглядим, о чем пишут:

«– Я не могу без тебя жить!

– Знаю, – кокетливо ответила Оболонь, – но не сейчас. Потерпи до вечера».

Ясно. Дальше можно не читать.

Лаборатория

– Осмелюсь заметить, – склонил голову Сергей, – что индуктор появился еще два года назад. На сегодняшний день проведено тридцать два эксперимента. Последний, тридцать третий, я проведу сегодня, – он погладил рукой стоящую на столе литровую бутыль из толстого темно-коричневого стекла. – Во всех случаях отмечен явно положительный эффект без каких-либо неприятных последствий. Но – еще раз напомню – его привязку к альфа-кислоте мы закончили совсем недавно…

– …хотя, наверняка, могли сделать это еще года два назад. Только вот не захотели: а вдруг что-нибудь пойдет не так? Как в свое время с талидамидом, например, да? А так – шкатулка Пандоры заперта надежно, и без вашего соизволения ее не открыть. Я правильно понимаю? – Павел Геннадьевич сдвинул брови на лоб. – Значит, мы вас спонсируем, денежных клиентов подсовываем, создаем вашей лаборатории безупречную репутацию, как какие-нибудь долбаные имиджмейкеры, а вы в ответ решили в молчанку поиграть? Почему, интересно мне знать, ты раньше ничего не сказал?

– А по той же причине, по которой ты лично приходишь в лабораторию, – решительно, но с едва уловимой дрожью в голосе, ответил Сергей. – И, прошу заметить, репутация у нас не дутая: ни один клиент не ушел обиженным.

Павел Геннадьевич немного помолчал, старательно высверливая взглядом дырку во лбу Сергея. Видимо, кость оказалась довольно толстой и, не добившись успеха, Павел Геннадьевич процедил:

– Пер-р-рестраховщик!

«На себя посмотри, – Сергей аккуратно прикусил язык, оставляя за зубами воробьиную стаю рвущихся наружу слов. – Все-таки мы не напрасно тратили время, натягивая на индуктор ошейник из альфа-кислоты – хоть какой-то сдерживающий фактор!»

– Так значит, вот в этой бутыли, – повел головой Павел, – образец?

– Да.

– И ты его, значит, сам пить будешь?

– Второй раз уже.

– Самоубийца.

– Традиция, – парировал Сергей.

– Ну и хрен с тобой, гуманист слюнявый. Отчеты, надеюсь, в порядке?

Сергей выдвинул ящик стола, извлек из него толстенную чернокожую папку с ручками-ремешками и передал ее собеседнику.

– Здесь все, в лучшем виде. Будешь читать – обрати внимание на подписи: все серии экспериментов, проходившие вне лаборатории, полностью контролировались вами же отобранными людьми. Мы тоже не профаны в конспирации, – гордо добавил он.

– Сговорились, значит? Ну-ну.

Постукивая пальцами по папке, Павел Геннадьевич внимательно изучал лицо Сергея. Тот вдруг почувствовал непреодолимое желание пробежаться взглядом по лабораторным закоулкам.

– Значит, неприятных последствий нет?

Сергей кивнул.

– А побочные эффекты? Что-то ты стыдливо умолчал об их отсутствии. Видно, зарыл-таки пару-тройку собак, а?

– Одну. Всего одну, – вздохнул Сергей. – Да и то не собаку – а так, щеночка.

– Выкладывай.

Первый тревожный звонок раздался из бывшего городского ЛТП, ныне успешно и за немалые деньги присматривающего за здоровьем спившихся коммерсантов и их родственников. После принятия индуктора самые безнадежные больные несколько часов вели себя весьма буйно, то умоляя врачей дать им выпивки, то пытаясь с боем прорваться на улицу. Затем, через расчетное время распада препарата, они приходили в норму и демонстрировали восхитительно быстрое исцеление. Сергей с командой пришли к мнению, что резкое восстановление работоспособности медиаторной системы как бы «напоминает» больным о выпивке, отсюда и буйство.

Когда же испытания перенесли в лабораторию, прозвенел второй звоночек, но так тихо, что вовремя услышан не был. Сергей лишь мимоходом отметил, что те сотрудники, которые решились испытать на себе действие индуктора, вдруг проявляли невиданный энтузиазм, который постепенно сходил на нет, возвращая работников к прежнему состоянию. Сами подопытные причиной такого подъема считали восторг от долгожданного успеха.

Третий звонок… впрочем, правильнее будет назвать это сиреной. И лучше сначала объяснить, к каким выводам в конце концов пришел коллектив лаборатории.

Резкий всплеск уровня эндогенных опиатов дает мозгу сигнал, что снаружи происходит нечто чрезвычайно полезное. Включаются механизмы запоминания, происходит импринтинг на окружении: возникают необходимые ассоциативные связи, формируется так называемое «светлое воспоминание». Объектом импринтинга может стать что угодно: предмет, понятие, мысль, даже чувство – все, что распознается мозгом как знакомое понятие. В случае с безнадежными больными – выпивка, которой они бредят днем и ночью, или свобода, которой они лишены. В случае с работниками лаборатории – в основном, сама работа. Это вполне объяснимо: о чем будет думать человек, тестируя плоды своего труда?

– Да, и еще. Резко активизируется воображение. Почему – мы выяснить не в состоянии: не хватает данных. Возможно, из-за ортокремневой кислоты или полифенолов…

– Раз не выяснили – нечего трепаться. Давай дальше.

– Даю. Воображение работает с объектом импринтинга. Мозг как бы пробует на вкус: что же такое особенно приятное произошло? При этом с окружающим миром происходят довольно забавные метаморфозы, – Сергей улыбнулся, припоминая. – Все последствия бесследно исчезают, как только индуктор прекращает действие.

– Но ведь фиксация остается? Получается, что твои бедные сослуживцы, как та крыса с электродами, будут теперь работать не за колбасу с маслом, а за опиум в голове?

– Опиат, – поправил Сергей. – Нет, конечно. Экстатическое состояние проходит вместе с падением уровня опиата, а сам предмет импринтинга… Если он в дальнейшем не приносит радости, мозг фиксирует ошибку и все.

– Что, Так просто?

– Конечно. Вот, например, что ты любишь поесть?

– Много чего… Шашлыки.

– Отлично. Если тебе вдруг два раза подряд попадется некачественное мясо – станет плохо или даже стошнит – твое «светлое воспоминание» превратится в «серое». Сработают защитные механизмы: шашлык – хорошо, но опасно. А вот если мясо будет плохим все время…

– Понятно. Так что там с сиреной?

Юрий

Салонная радиобубнелка переключилась на другую волну (не сама, конечно, – водитель помог), и по автобусу пронеслись легко узнаваемые вступительные аккорды нового хита.

 
Даже если вам немного за тридцать,
Есть надежда «Оболони» напиться.
 

«Ага, все понятно, „муха“ тут…»

 
Пивам всем на планете поражение светит,
Коль случится с «Оболонью» сразиться.
 

«…не поможет, потому что это явно…»

 
Ведь мы же с вами, слава Богу, не дети,
И в пиве сами знаем толк – прочь советы.
 

«…в голове рифмуется».

 
Ты возьми и попробуй, убедись без сомнений:
Нет достойных «Оболони» сравнений.
 

Я напряг живот, крепко сжал кулаки и челюсти – сосредоточился, в общем, – и попытался ни о чем не думать.

«Получилось! Интересно, долго я так выдержу?»

Я расслабился. Что ж, выяснилось кое-что утешительное: раз уж я в состоянии экспромтом сложить рекламную песенку – пусть даже идиотского содержания, зато неплохо срифмованную – значит, голова работает и не все потеряно. А если постараться, да перестать думать на время – затмение проходит. Эх, найти бы, кто между мной и Солнцем встал. Уж я бы объяснил ему, где плетень, а где я.

Крепясь и едва сдерживаясь от истерического смеха, я с трудом доехал до своей остановки. «Все, сегодня из дома никуда не выхожу. Даст Бог – отосплюсь, и все пройдет. Родным скажу, что учеба заела, чтоб не волновались раньше времени. И не совру ведь: курсовой-то все равно надо делать. Хотя они, наверное, поздно придут – может, я уже спать буду».

Привычные настенные надписи в лифте неузнаваемо исказились, на все лады склоняя « Оболонь» и ее производные. При некотором усилии из глубин памяти, лениво поводя плавниками, всплывало истинное звучание той или иной фразы.

Войдя домой, я с равнодушием обреченного скользнул взглядом по настенному календарю, приглашавшему испить чашу «Оболони»на ч удных берегах Крыма. Кто б сомневался…

Поужинал без приключений. Ни гречка, ни сосиски ничем другим не прикидывались, гордо храня свои традиционные вид и вкус. А вот картонная коробка с био-кефиром бесстыже утверждала, что внутри у нее не что иное, как био-болонь. Ярешил попробовать. Врала, конечно.

В народе говорят: «Голодное брюхо к учению глухо». Не знаю, кто это придумал и как он учился, но когда я сыт, разработка микроконтроллерных систем – последнее, чем хочется заняться. Нет, последнее все-таки – операционные исчисления. Так что сытое брюхо тоже, знаете ли, туговато на ухо. Надо бы передохнуть с полчасика.

Справедливо предположив, что в очередном детективе Опиумбейна главный герой – Капелла – сегодня, чего доброго, будет расследовать убийство Оболони,а Вейер Вейер – вести дело о ее же похищении, от художественного чтения я благоразумно воздержался.

Альтернатива – телевизор. Голубое окно в мир жвачки, памперсов и обычного стирального порошка.

С экрана вещал нечто неудобоваримое смутно знакомый депутат. Вместо привычной грозди микрофонов перед ним топорщилась батарея пивных бутылок с разноцветными этикетками. Нетрудно догадаться, что на них красуется крупно написанное « Оболонь». Я не стал вслушиваться и поспешно переключился на другой канал.

Здесь все было в порядке: Урюс Биллис в грязной рубахе привычно сражался с плохими дядьками. Дядьки медленно, но уверенно уменьшались в количестве, тем не менее успевая при этом по мелочам досаждать Урюсу переломами и огнестрельными ранами. Приятно видеть.

Порядок нарушился через пару минут, когда на рубахе у Биллиса явственно проступила знакомая надпись, а плохие дядьки стали слезно умолять его вернуть им сумку с «Оболонью».На что Урюс, широко ухмыляясь, нахально заявил, что уже все выпил и сейчас спустится за добавкой. Дядьки в панике заметались.

Я издал отчаянный стой и несколько раз щелкнул пультом. Эстрада! Вот спасательный круг помутневшего рассудка.

В телевизоре дергалась певица. Дергалась, как ни странно, в такт музыке – видимо, по чистой случайности вошла в резонанс. Как тот мост под солдатами. При этом она еще и пела:

–  Я-а-а хочу, чтобы во рту оставался свежий вкус «Оболони»…

С трудом сконцентрировавшись (набитый едой желудок, угрожающе бурча, напрягаться отказывался), я повторил мимолетный автобусный успех. Но – ничто в мире не дается бесплатно – от чрезмерных усилий в висках застучало. Того и гляди голова разболится, не до курсового будет. Вздохнув, я выключил телевизор, опустил чугунный затылок на спинку кресла и закрыл глаза: «Лучше посижу минут десять в тишине…»

Лаборатория

– А, – Сергей опять улыбнулся. – Понимаешь, один мой сотрудник, Костя, налил пиво…

– При чем здесь пиво?

– Я же тебе объяснял, что лучшим способом распространять индуктор является добавление его в пиво. Естественно, мы проводили все испытания в том виде, в каком это будет происходить с обычными людьми. Берем светлую «Оболонь» – мы с ними очень плотно сотрудничаем, живое пиво получаем ежедневно – и вперед.

– Логично. Я, честно говоря, уже забыл, с чего все началось.

– В папке все есть, надо будет – перечитаешь. Так вот, налил Костя пиво в кружку, а кружка у него рекламная – от кофе «Муромец». И, как обычно, подумал: «Странное название для кофе – ведь в богатырские времена о таком напитке и слыхом не слыхивали». Так, за этими мыслями, все пиво и оприходовал. А на следующий день рассказал мне свою историю. Как невольно шарахался от прохожих на улице. Как, собравшись с духом, полез в толпу витязей – хлеба домой купить. Как один богатырь – сухонький такой, в бабьем платке и с палицей – огрел его кистенем по спине и голосом старушки-соседки осведомился, почему это он не здоровается. Как дома его встретил молодой да пригожий Илья Муромец – в бигуди и при макияже – и полез целоваться…

– Так ведь, – хмыкнул недоверчиво Павел Геннадьевич, – что он сразу не догадался, в чем дело?

– Отчего же? Догадался. Я ему даже премию выдал за сообразительность и самоотверженность. И отпуск выписал. Так что лично ты с ним сейчас пообщаться не сможешь. А догадался он еще в лаборатории – к нему Славка, наш практикант, зашел. Костик как обернулся, со стула слетел, глаза как у филина, за штатив схватился и орет: «Вы кто?!» Славка сперва подумал: «Все, съехал мужик». Но потом решил, что это Костик прикидывается, и решил подыграть. Ну и говорит ему фальцетом: «Бэтмэн!» Тут Костя стал штатив от стола отдирать, не откручивая. Славка как увидел, что стол подпрыгивает, сразу понял – шутки кончились, и заорал уже своим голосом: «Костя, ты чего? Это же я!» Костя голос признал, тут его и осенило. Ну а дальше – решил терпеть во имя науки. Кстати, звонил он неделю назад. Говорит: «Знаю ведь, что это все игры разума, а не удержался – взял-таки „Муромца“ попробовать».

– И что?

– Остался при своем мнении. Так что сейчас опять сидит на «Якобсе». Как видишь, одного импринтинга мало.

– Выходит, эта штука работает, как обычная реклама? Если товар качественный – спрос растет, а если так, лабуда, – фирма только напрасно деньги на ветер пускает?

– Да, можно и так сказать. А если точнее – когда действие индуктора заканчивается, остается лишь пристальное внимание к его объекту, не более. Дальше уже начинают работать сами свойства объекта, и только от них зависит – останется воспоминание «светлым» или посереет.

В дверь постучали.

– Кто это? – напрягся Павел Геннадьевич.

– Не знаю… а, это, наверное, Юра, принтер починил. Пусть уже установит, а мы с тобой у окошка договорим, хорошо?

– А если услышит?

– Вряд ли. А услышит – не поймет. А даже если поймет – не беда: кому и что он может рассказать? А расскажет – тоже не страшно…

– И то правда, – поспешно перебил Павел Геннадьевич. Стук повторился. – Иди, человек ведь ждет.

Сергей открыл дверь.

– Ну что, порядок?

– Да, Сергей Васильевич. Все почистил. Теперь проверю, как работает.

– Проверяй. Я пока с человеком закончу… ах, да! Я же тебе пиво обещал.

– Да не надо, Сергей Васильевич, – засмущался Юра.

– Что значит «не надо»? – Сергей достал из тумбы стола литровую пластиковую бутылку с этикеткой. На ней было написано «Оболонь», а ниже – «Пшеничное». – Ты не смотри на наклейку. Внутри, между прочим, настоящее живое пиво, нефильтрованное. Где ты еще такое найдешь? Я поставлю стакан и бутылку… Ага! – Он отодвинул в сторону забытую на столе стеклянную бутыль. – Эту я домой заберу, – подмигнул Сергей Юре, – тоже вечером подегустирую. А эта – тебе. Наливать не буцу, выдохнется. Как закончишь с принтером, сам разберешься. Договорились?

– Хорошо. – Видно было, что пива Юре все-таки хочется.

– Вот и ладно.

Юрий

…задремал! Я вскинулся. Часы услужливо наябедничали, что вместо десяти минут удобное кресло украло у меня целых сорок! Пора учиться.

Мне нравится электроника. Я с удовольствием конструирую приборы (но только на бумаге, ибо паять ненавижу), поэтому зачастую довольно ординарное устройство отнимает у меня гораздо больше времени, чем заслуживает. Хочется улучшать и улучшать схему, вводя в нее дополнительные функции, унифицируя узлы, прикидывая, как поведет себя этот каскад, если вдруг перенапряжение…

Вначале справочники пестрили оболонями,и я иногда путался, выискивая истинный смысл в контексте или в памяти. Но примерно через час я с удовлетворением отметил, что концентрация изрядно надоевших слов постепенно спадает.

«Так что визит к психиатру отложим до худших времен. Пусть пока промышляет параноиками и шизофрениками без моего посильного вклада».

Я продолжал работать. Тенью за спиной мелькнула мама, поинтересовавшись, что я кушал и как себя чувствую. Интересно получается: вот если бы я ей сказал: «Мама, я не сошел с ума», она бы встревожилась почти так же, как от слов: «Мама, я сошел с ума». Смешно – значение совсем разное, а эффект почти одинаковый.

Отец поздоровался из коридора. Он сам не любит, когда его отвлекают, и со мной ведет себя соответственно. «Железный мужик! Уважаю».

В три часа ночи я подвел итоги. На выходные осталось заключение и оформление рамок на чертежах. «Ха! Значит, завтра можно с чистой совестью оттянуться». Я еще немного почитал и, когда в четыре начали слипаться глаза, лег спать.

Похоже, обязанности будильника настолько почетны среди предметов быта, что даже гениальное изобретение Белла ими не гнушается.

– Да?

– Привет.

– Пиэт, – зевая, ответил я.

Звонил Витька.

– Ты что, спишь?

– Нет, с тобой разговариваю.

– Горазд ты спать. Десять часов уже.

– Поздно лег, – ненавижу оправдываться, не чувствуя за собой никакой вины.

– Что делаешь сегодня?

– Еще не знаю. А что?

– Да мы тут решили на природу выйти. Ты как, участвуешь?

– А что на улице? – я наконец-то продрал глаза свободной рукой.

– Лето настоящее. Жара, солнце. В самый раз для пива.

– Во сколько?

– Часа в два, наверное. Раньше смысла нет.

– А кто еще будет?

– Пока только Конь и Джон. Кузя сегодня работает. Может, к вечеру подойдет.

– Куда пойдем? В парк?

– Да, наверное. Земля сухая уже.

– Хорошо.

– Тогда пока.

– Пока.

Я вернул трубку на место и двинул в ванную. До двух, пожалуй, можно будет курсовой закончить. «А что с „Оболонью“? – Я взглянул на плакат: „Испейте чашу наслаждений на чудных крымских берегах“. – Прощай, безумие! Или, может быть, все-таки до свидания? Нет, не буду сегодня много пива пить. Тем более, не очень-то и хочется».

Около двух я вышел из подъезда. Витька и Джон уже сидели на лавочке, а Конь как раз появился из-за поворота. Перездоровавшись, мы пошли в излюбленный магазин.

– Сколько брать будем? – спросил Джон.

– Ящик, – тоном, предполагающим непроизнесенное вслух «разумеется», ответил Витька.

– Мужики, я пару бутылок себе возьму и все. Не хочется что-то.

– Ты не заболел? – поинтересовался Витька. Конь и Джон только недоуменно зыркнули.

– Да не то чтобы очень, но вчера нездоровилось слегка, – ответил я, подумав: «Ага, расскажи вам, в чем дело – год покоя не дадите».

– Как хочешь, – пожал плечами Витька. – Все равно ящик надо брать: вечером Кузя подтянется, может, еще кто. Я всех вчера обзвонил.

За прилавком скучала знакомая продавщица. Света, по-моему. Мужики дружно полезли по карманам, извлекая на свет Божий мятые бумажки.

– Здрасьте, – сказал Витька. – Ящичек «Туборга» дайте, пожалуйста.

– А мне пару «Портеров» оболоневских, – добавил я, не глядя на Витьку.

Конь с Джоном только хмыкнули за спиной, а Витек покосился подозрительно:

– Чего это ты?

– А, – я махнул рукой, – хочется чего-то новенького.

Все-таки, хоть и достала меня вчера «Оболонь», но пиво у Васильича неплохое было. Надо бы попробовать.

Я улыбнулся.

Лаборатория

Сергей подошел к окну, возле которого уже стоял и задумчиво смотрел на рыжую стену соседнего корпуса Павел Геннадьевич.

– Одно меня беспокоит, – сказал он. – Уж очень агрессивная реклама выходит…

– Вообще-то мы принимали довольно сильную дозу препарата, чтобы, так сказать, наверняка засечь неприятные последствия. Нормальная профилактическая доза в десять раз меньше. Лечебный эффект не так ярко выражен, но ведь и клиентами будут не записные алкоголики, а нормальные люди.

– А… рекламный аспект остается?

– Да. Но тоже не в такой острой форме. То есть импринтинг сохраняется, но вот галлюцинационное, если можно так выразиться, творчество исчезает.

– Вы понимаете, что вы создали? – голос Павла Геннадьевича вдруг сорвался от волнения. – Это ведь золотое дно! Да за такую рекламу люди и впрямь не то что валютой – золотом согласны будут платить!

– Не совсем так. Я ведь уже говорил, что индуктор восстанавливает медиаторные системы раз и навсегда. При следующем приеме препарат в полном объеме выводится из организма с мочой. Это проверено и подтверждено.

– Но ведь хотя бы однажды все сработает как надо?

– И да, и нет. Во-первых, как вы собираетесь внушить человеку объект импринтинга? Во-вторых, опять повторюсь, индуктор способен сравнительно долго существовать только в присутствии альфа-кислоты. Идеальной средой обитания для него является пиво, причем обязательно хмельное. Собственно говоря, мы на него и ориентировались, как на лучшее средство для решения основной задачи.

– Да, да, помню. Избавить нацию от пагубного пристрастия к алкоголю, – энтузиазм в голосе Павла Геннадьевича слегка потух, но окончательно не выветрился. – Так что патентуйте, будем торговать. Только вот хотелось бы побочный эффект как-то использовать, чтобы хоть немного затраты окупить.

– Кстати, теперь, когда мы свою работу практически закончили, объясните мне, наконец, почему нельзя было просто развернуть мощную антиалкогольную кампанию? К чему эти шпионские штучки и тайные заговоры? Нет, мы, конечно, в накладе не остались, и даже наоборот. Но все-таки?

– У всех этих кампаний эффект довольно спорный. Ну, запретим мы крепкие напитки, так польются самогонные реки. А пенка достанется уже не государству – все утечет в чужие карманы. А ты знаешь, какие это деньги? Вон, в Америке всерьез утверждают, что восемьдесят процентов крупного капитала зародилось во времена сухого закона. Да и примета плохая есть…

– Что за примета?

– Глупое совпадение, конечно, но у нас было две антиалкогольных кампании: одна началась в четырнадцатом году, а вторая – в восемьдесят пятом… В общем, никто не хочет рисковать: мало ли, в какую задницу занесет на этот раз. Так что решили все втихаря провернуть, чтобы народ понапрасну не тревожить… Придумал! – вдруг возбужденно сказал Павел Геннадьевич и тут же сбавил тон. – Мы эту побочную рекламу сначала «Оболони» предложим, а где-то через полгода – остальным. Компания крупная, объемы большие и пиво у них неплохое, так что никакие воспоминания не «посереют».

– Но как обеспечить рекламу именно пива, а, допустим, не пробегающей мимо собаки?

– Новым сортом. Ведь когда человек новоепиво пробует, он волей-неволей о немдумает, так? Хорошее, «говорящее» название… во, «фирменное»! Вот тебе и нужное направление мыслям. Дальше начнет работать сам индуктор. Они получат широкое распространение своего пива, а мы – нашего препарата. Как раз то, что надо.

– А как закон обойти? Ведь вы, можно сказать, психотропное средство в массовое производство пустить хотите?

– Какое такое психотропное средство? Пищевая добавка! Или витаминный комплекс. Или усилитель вкуса. Да ваш индуктор в любые одежды обрядить можно. Слышишь, а зачем огород городить? Ведь твой симбионт в дрожжах сидит? А ще ты видел, чтобы их в составе пива указывали? Вообще никому ничего говорить не надо: особые дрожжи, и все тут.

– Тогда еще одна мелочь. Пива у нас иногда выпивают и по десять бутылок кряду. Вполне хватит, чтобы довести людей до бурных фантазий…

– Десять бутылок! Ты сам подумай: если человек выпил десять бутылок пива, он трезвый или все-таки не совсем? Может, у него белая горячка случилась? Жестоко, не спорю, но зато в другой раз такой выпивоха лишний раз задумается, стоит ли столько пить. Тем более, уже будет, чем думать. В общем, завтра же рвану на завод, побеседую там с людьми. Глядишь, еще какую копейку заработаем, – он подмигнул Сергею и протянул руку.

– Ну, пока, изобретатель! К тебе послезавтра загляну. Расскажу, как встреча прошла, о чем говорили.

– Я провожу.

По пути к двери Сергей приостановился возле Юры.

– Ты как, управился?

– Да, Сергей Васильевич, сейчас уже заканчиваю. Пробную страничку вот напечатаю…

– Подождешь меня? Я скоро вернусь.

– Подожду.