Текст книги "Нарушая правила (СИ)"
Автор книги: Юлия Устинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Глава 17. Дина
По четвергам первой парой у нас философия.
Шумной ватагой первокурсники врываются в поточную аудиторию, и я вместе с ними. Девчонки из моей группы, идущие впереди, о чем-то перешептываются и оглядываются на меня. Полагаю, все дело в поцелуе, которым Тим только что со мной попрощался в коридоре. А еще он шлепнул меня. Прямо по попе.
Сказать по правде, я ненавижу слово “попа”. Но “ягодицы” звучит слишком сухо и анатомически, а “задница” – слишком вульгарно.
К чему это я?
Ах, да. Чемезову конец.
Как же вымораживают его собственнические замашки! И не то, чтобы мне не нравилось целоваться с ним – совсем напротив, но я не испытываю удовольствия от прилюдного выражения эмоций. Возможно, я слишком старомодная или суеверная, но недаром говорят, что счастье любит тишину. Само собой, большинству людей нет до меня никакого дела, и все же я чувствую посторонние взгляды, порой завистливые, замечаю злые усмешки или явное недоумение на лицах, типа: “Что? Чемезов теперь с ней? ОМГ”.
Да, некоторых все-таки это волнует.
Зато Тиму до лампочки чужое мнение. Пару месяцев назад я бы сказала, что таким образом Чемезов тешит свое эго размером с Австралию, но теперь я знаю, ему действительно плевать на то, что о нем подумают, что скажут. Мне, в общем-то, тоже. Нет у меня никакого комплекса деревенской девочки, оказавшейся в большом городе. Я просто не люблю повышенное внимание, но благодаря Чемезову в два счета превратилась в тему номер один для слухов и сплетен.
Мне кажется, народ в универе уже организовал что-то вроде тотализатора, где делают ставки, пытаясь предугадать, как скоро Чемезов меня кинет. Или что-то в этом духе. По-моему, никто не верит в то, что у него ко мне есть настоящие чувства. Кроме нас двоих, разумеется.
Раньше того же мнения придерживалась и Аня. Ведь именно она убеждала меня, что я нравлюсь Тиму. Но теперь мы не общаемся. На неделе у нас бывает несколько общих лекций, только – случайно или нарочно – Аня постоянно приходит с опозданием и садится подальше. И так уже несколько недель.
Правда сегодня она появилась вовремя.
Я вижу ее опущенные плечи и сгорбленную спину двумя рядами ниже. Девушка сидит особняком на самом краю ряда.
От мрачных мыслей меня отвлекает Чемезов своим дурацким сообщением.
ТИМ: Слушай, мне пришла в голову гениальная мысль. А что, если я переведусь к тебе на факультет?
Перечитав сообщение, я нервно покашливаю и набираю ответ.
Я: И чем же мой факультет провинился?
На что Тим присылает задумчивый смайл, а следом:
Да я тут подумал просто… меня вообще не вставляет гражданское и международное транспортное право.
Я: Сочувствую.
ТИМ: Я серьезно. Мне без разницы, на кого учиться. А так хотя бы будет нескучно.
Я: Нет.
ТИМ: Нет??? Почему?
Я: Нет. И точка.
ТИМ: Ну все, тогда я обиделся.
Я: Что поделать, жизнь – боль. Увидимся в буфете?
ТИМ: Давай. Если что, про перевод я пошутил.
Я: А я нет. Чтобы ноги твоей не было на моем факультете.
ТИМ: Капец, я считал, что дорог тебе.
Я: Очень дорог. Но только во внеучебное время.
Улыбаясь, как счастливая дурочка, я перевожу телефон в беззвучный режим, а потом моя улыбка гаснет. Я снова вижу поникшую фигурку Ани.
До начала пары еще остается немного времени, и я решаю выяснить, какого черта с ней происходит.
Крепко зажав ремешок сумки, встаю со стула, протискиваюсь за спинами своих галдящих одногруппников и спускаюсь по ступеням.
– Привет. Здесь свободно? – неуверенно обращаюсь к бывшей соседке по общежитию.
Подняв голову, Аня отрывается от экрана телефона и с явной неохотой сдвигается, освобождая мне место с краю.
– Нет, садись.
И на этом все.
Я молча достаю тетрадь со сменными блоками и зачем-то ее листаю. А потом чувствую, как меня кто-то щекочет пальцем по спине. Оглянувшись, натыкаюсь на приветливую улыбку Саши Брагина.
– Привет, Дина.
– А-а-а, привет, – отвечаю натянутым голосом, развернувшись к нему вполоборота.
– Классные штуки, – Саша указывает взглядом на мои митенки. – Наверное, тепло в них? – и проводит пальцем по моей руке.
– Да, тепло.
Я убираю руку с его стола и неторопливо стягиваю одну митенку, затем другую, ощущая на лице Сашин взгляд. Мне не по себе от того, как он на меня смотрит, ведь теперь я с Тимом. Но Брагин либо слишком упрямый, либо тупой – он словно не замечает этого, продолжая каждый день оказывать мне знаки внимания: то шоколадкой угостит, то подарит классную ручку, то место в аудитории займет. И все так ненавязчиво, искренне, что у меня язык не поворачивается отказать ему.
Вот и сейчас. Он, вроде бы, ничего противозаконного не сделал, но от того, как звучит его голос, от его выразительного взгляда, невинных прикосновений я чувствую себя какой-то вертихвосткой, которая флиртует с другим, пока ее парня нет поблизости.
К счастью, в аудиторию заходит преподаватель, и я просто отворачиваюсь от Брагина. Начинается лекция.
На протяжении всего занятия я поглядываю на сидящую рядом Аню. С отсутствующим взглядом она смотрит прямо перед собой. В ее тетради даже тема не записана. В какой-то момент Петрова все же замечает, что я за ней наблюдаю, отчужденно смотрит мне в глаза и снова отворачивается. Оставшееся время я сижу как на иголках.
А, когда пара заканчивается с упавшим сердцем вижу, что Аня поднимается со стула и проходит мимо меня. Я быстро кидаю свои вещи в сумку и бегу ее догонять.
– Ань, можно с тобой поговорить? – осторожно тяну ее за локоть.
Петрова пожимает плечами.
– Ладно, давай.
Мы пропускаем поток студентов и отходим к исписанной мелом доске, где препод объяснял нам структуру мировоззрения.
– Я тебя чем-то обидела? – прямо спрашиваю девушку.
– Нет, – Аня качает головой.
– Тогда почему ты меня избегаешь?
– С чего ты взяла? – ее лицо ничего не выражает, однако в голосе Ани звучат странные нотки – раздражение и досада.
Мы не были особо близкими подругами, да и знакомы всего три месяца, но я считала, что у нас с Аней теплые доверительные отношения, и есть, что вспомнить. Только теперь она как чужая, а я совершенно растеряна. И мне даже немного обидно.
Следует длинная пауза, после которой я говорю:
– Понятно. Ладно. Не буду приставать.
– Динка… Подожди, – на этот раз Аня удерживает меня за локоть. И голос ее звучит иначе.
Повернувшись, я беру ее за руку, она у нее ледяная и влажная, и тяну ближе к доске, чтобы проходящие мимо не могли нас ненароком подслушать.
– Это все из-за того, что я у Чемезова осталась, да?
Аня удивленно смотрит на меня.
– Конечно нет, что за глупости?
– Ну тогда что, Ань? Мы же за этот месяц ни разу толком не поговорили. То ты мимо проходишь, как будто в упор не видишь, то отвечаешь недовольно. Я уже голову сломала, честное слово. Не люблю я неопределённость. Если я тебя чем обидела, и ты не хочешь общаться, ты так и скажи!
– Дин, да ты тут ни при чем. Обещаю, скоро все будет, как раньше.
– Да случилось-то?! – повышаю голос.
Аня опускает голову и еле слышно произносит:
– Я беременна.
У меня даже рот от шока открывается.
– Песец…
– Он самый, – Аня тяжко вздыхает.
– Влад знает? – тихо спрашиваю я.
– Знает… Уже две недели меня за километр обходит, – ощетинивается девушка. – Просто цирк какой-то!
– Вот подонок! – меня распирает от гнева и обиды за девушку.
– Угу, – кивает Аня.
Ее потерянный вид разрывает мне сердце.
– Ну а ты что будешь делать?
– Что-что… На аборт записалась, анализы сдавала вот. В четверг пойду. Уже срок поджимает, дальше некуда тянуть.
– Понятно.
– Осуждаешь детоубийцу? – горько усмехается Аня.
– Нет! – я трясу головой. – Ничего подобного! Это твое решение. Может, тебе помощь нужна? Деньги или… я не знаю.
– Нет. Папа мне кидает на карту, жилье оплачивает. Я не голодаю. Квартира хорошая. Только скучно одной. Постоянно вспоминаю, как мы с тобой в общаге жили…
Улыбка Ани наполняется грустью.
– Да. Кто бы мог подумать, что все будет… вот так.
– Я смотрю, у вас с Тимом все серьезно?
– Похоже на то, – я снова опасаюсь называть вещи своими именами.
Все слишком неопределенно. Я живу у Тима нелегально, на птичьих правах, да, мы пара, нам очень хорошо вместе, но говорить о том, что это навеки – глупо. Если я в чем-то и уверена, то это в том, что сейчас не могу прожить без Чемезова и суток.
С ним ужасно весело. Мы проводим вместе почти все свободное время, гуляем, смотрим сериалы или готовим. Ладно, это я готовлю, а Тим просто сидит на барном стуле и молотит всякую ересь.
Мне нравится, что Тим не пытается казаться лучше, чем он есть на самом деле, а еще у него большое доброе сердце и душа ребенка. И, если меня спросят, за что я его полюбила – наверное, именно за это.
– Неожиданно, если честно, – признается Аня. – Но я рада за тебя. И ты не подумай, я не завидую и не обижаюсь, просто ситуация сложная. Не хотела никому говорить, знаешь, не люблю людей грузить, но тяжело все это в себе держать. И так страшно… – девушка замолкает. Ее лицо искажает гримаса страдания. – Я уже весь интернет перерыла. Одни жалуются, что боль адская, другие пишут, что ничего не поняли. Не знаю, чего ждать. Накрутила себя…
От этих слов у меня самой все внутри завязывается в тревожный болезненный узел.
– Бедная моя.
Мне в голову не приходит ничего более умного, чем просто обнять Петрову. В результате Аня начинает рыдать на моем плече.
– Ты знаешь, сначала я думала оставить ребенка, – всхлипывает она. – Ну люди же как-то учатся и детей рожают. А я так люблю возиться с малышами, только, как представила, что будет, если мама узнает…
– Ты даже не попробовала с ней поговорить, – я осторожно отстраняюсь и заглядываю в ее заплаканное лицо.
Аня качает головой, утирая слезы.
– Дохлый номер.
– А отец?
– Нет, Дин, – подняв голову, Аня часто моргает и дышит поверхностно и часто, – еще папу не хватало в это втягивать. Все решено, – понемногу ей удается вернуть самообладание. – Мама мне всю плешь проест, а Владу я не нужна. Этого ребенка никто не будет любить. Не хочу я ему такой жизни.
– Как никто не будет любить? А ты? – замечаю я.
Аня снова морщится.
– Хоть ты не рви мне душу… – устало бормочет она. – Я совсем о другом мечтала. Я диплом сначала хотела получить, потом свадьбу, чтобы весь посёлок видел, какая я красивая, чтоб девчонки завидовали, чтобы платье не как у всех… И любви хотела, как в кино, – печально вздыхает она. – По моим планам ребенок должен был появиться очень нескоро.
– Понятно.
Я не знаю, что ей еще сказать, как поддержать, чем успокоить.
– А у вас с Тимом уже… было? – неожиданно интересуется Аня.
– Нет, – пожимаю плечами.
– Молодец, Динка. А вот я пустилась во все тяжкие, как с цепи сорвалась. Знаешь, я в школе встречалась с одним мальчиком, тайком. Маме он не нравился. Но с ним я и понять ничего не успела. Мы были друг у дружки первыми. А Влад… Он казался мне таким опытным, таким горячим. Я думала, что влюбилась в него… Самой от себя тошно.
Так странно. Аня изливает мне душу, но при этом я чувствую себя неловко. Будто бы есть какой-то извращенный нравственный закон, запрещающий оставаться девственницей, встречаясь с парнем. Но Тим не настаивает, а я… Наверное, мне немного страшно, а еще я все время думаю об отце и Косте. Если мы с Тимом переступим черту, это будет означать, что я официально нарушила все правила, навязанные мне мужчинами из моей семьи. Я прекрасно понимаю, Костя трясется надо мной вовсе не из-за того, что не доверяет или опасается, что я наделаю глупостей. Он делает это из-за папы. Брат очень боится его подвести. А я боюсь подвести Костю.
Но это не отменяет того, как сильно я влюблена в Тима и как отчаянно сопротивляюсь своим желаниям. Какой-то замкнутый круг.
– Вообще-то, мы всегда предохранялись, – оправдывается Аня. – Кроме одного раза…
– Ну а Влад-то что? Что он сказал? – мне не дает покоя, что Фриц остался не у дел.
– Сказал, сама виновата. Он мне предлагал сразу… купить таблетку… в общем, есть такие, для экстренной контрацепции, – сбивчиво объясняет Аня, – но я подумала, пронесёт… Дура…
– И всё-таки, какой же он мерзкий! – рычу, снова закипая от злости. – Взял и свалил всю ответственность на тебя!
– Если бы только это, – угрюмо произносит Аня. – Влад уже с другой встречается. Кажется, со старостой группы. Вчера видела, как она к нему в машину садилась.
– Ну, может, он просто ее подвозил? – пытаюсь ее приободрить.
– Они целовались, Дин, – возражает Петрова.
– Да уж, – у меня нет слов.
Фриц уже давно меня напрягал своей фальшивостью, но ситуация с Аней показала его истинное лицо.
– Ну ничего. Теперь буду умнее, – так же мрачно добавляет Аня.
– Ты справишься. Все наладится, – мне больно видеть, как она мучается.
– Да. Как сказал Влад, не я первая, не я последняя, – сердито вздыхает девушка.
– Так бы и дать ему по голове чем-нибудь тяжёлым!
– Да я и правда сама виновата.
– Не надо его оправдывать! Он трус! Ничтожество! Поразвлекался, а как проблемы появились – голову в песок.
– Они все такие.
– Надеюсь, не все, – вставляю я.
– Ну да, кроме Чемезова, конечно, – Аня хитро на меня посматривает.
– Он правда хороший, – смущенно ей улыбаюсь.
– Да кто бы с тобой спорил, – усмехается Аня. – Ну что? Идем? Мне на третий.
Глава 18. Тим
Прислушавшись, я останавливаюсь в холле второго этажа и бросаю взгляд через перила. Внизу пусто и тихо.
Я уже обошел там все комнаты, а наверху проверил спальню Марка и оранжерею. “Лексус” матери стоял на подъездной дорожке, когда я приехал. Она точно должна быть дома, но куда подевался отчим и мой брат? Нет ни прислуги, ни помощника отчима, ни его охраны на посту.
Миновав кабинет отчима, я останавливаюсь, затем возвращаюсь, открываю дубовую дверь и заглядываю внутрь.
На одной из стен горит антикварное бра в виде подсвечника. В потемках различаю стоящую у стола маму. Увидев меня, она вздрагивает.
– Ты меня напугал, – говорит мать вместо приветствия.
Я вхожу в сумрачный кабинет.
– А что ты тут делаешь в темноте?
– Искала кое-что… – мама включает основное освещение и, вернувшись к старомодному столу из красного дерева, начинает торопливо задвигать ящики. – Ты не предупредил, что заедешь.
Я пожимаю плечами.
– Мне нужно записываться на прием к родной матери? Ок. В следующий раз сначала позвоню твоему секретарю.
– Не ерничай, Тима, – мама опускается в кожаное кресло. – Я сегодня не в настроении, чтобы ругаться. Что-то случилось?
– Куда подевался Марк? – делаю несколько шагов вперед, осматривая помещение.
Давненько я тут не был.
– Скоро Андрей его привезет. У Марка по четвергам шахматы.
– Ясно, – тяну я, переводя взгляд на шахматный стол с неоконченной партией. – А где твой муж?
– Володя за городом, на охоте. Его не будет несколько дней.
– Ну да точно. Сезон охоты. Вам срочно нужно новое чучело.
Я разворачиваюсь и подхожу к шкафу, занимающему целую стену. Его полки заставлены книгами по российской истории, юриспруденции и управлению, собраниями сочинений разных философов, мемуарами политиков и военачальников, а также всякими антикварными побрякушками.
Как вы догадались, помимо охоты, мой отчим просто пищит от всего старинного.
Остановившись напротив одной из секций, тянусь к крышке винтажного хьюмидора и приподнимаю ее пальцем. Когда мне было десять, я наплевал в эту шкатулку, прямо на любимые кубинские сигары отчима, за что, естественно, потом поплатился. Эх… Лучше бы я в нее тогда отлил…
– В чем дело, Тимофей? – любопытствует мама, наблюдая за моими перемещениями. – Зачем ты приехал?
– Я за братом, – нарочно хлопаю крышкой хьюмидора. – Дождусь его, а потом отвезу на тренировку. Вернемся через пару часов.
Мама несколько раз моргает, сбитая с толку тем, что я ставлю ее перед фактом.
– С какой стати ты распоряжаешься жизнью нашего сына?
– Ну тебе же плевать на него и то, кем он станет, – не без труда выдерживаю ее тяжелый взгляд.
– Марк станет юристом, – гордо сообщает она. – Как и его мать.
– Или… – чуть поколебавшись, я продолжаю, – психопатом, как отец.
По мере того, как мать переваривает услышанное, ее красивые миндалевидные глаза превращаются в две узкие злые щели.
– Что… ты несешь? Откуда ты взял этот бред? – она сразу напрягается. Мелодичный женский голос режет мне уши своей неестественностью.
Я глубже вглядываюсь в ее лицо. На нем написано, что угодно, только не удивление.
– Офигеть… – я шокирован тем, что мне открылось. – Так ты в курсе.
– В курсе чего? – мама нервно покашливает.
– Давай без этого? У тебя два высших образования, тебе не идет прикидываться дурой.
– Ну и что тебе известно? – прямо спрашивает она.
– То же, что и тебе – твой муж колотит Марка. И хочет воспитать из него урода, – сообщаю я ровным голосом.
– Ты преувеличиваешь, – так же спокойно возражает мама.
Поморщившись, я качаю головой.
– Не думал, что скажу это когда-нибудь, но тебе нельзя было рожать детей.
– Ты так меня ненавидишь? – с укором произносит она.
– Нет. Я вообще ничего к тебе не испытываю.
Мама упирает в висок два пальца и ухмыляется.
– Знаешь, моя мать тоже не была наседкой. Но именно благодаря тому, что я была предоставлена сама себе, я стала тем, кто я есть. И я даже благодарна Марго за то, что она не испортила меня своим творческим взглядом на жизнь, – произносит она с долей сожаления.
Но все что я слышу, это: я, я, я…
– Ну ещё бы. Ведь Марго не сидела и не смотрела на то, как тебя дубасит отец, – язвительно замечаю.
– Это все детские обиды, Тима, – мать пропускает мои слова о насилии мимо ушей. – Пора взрослеть. В любом случае, теперь между нами вряд ли можно что-то поправить, – поджимает губы, явно разочарованная мной.
Хотя, казалось бы, куда больше?
– А мне ничего и не нужно, прошли те времена, когда я ждал, пока ты освободишься и уделишь мне хоть пять минут, почитаешь книжку или сходишь погулять. Ну знаешь, как делают обычные матери.
На что мама качает головой.
– Если бы я была обычной матерью, то ты не имел бы того, что имеешь сейчас, – по ее лицу понятно, что она твёрдо в этом убеждена.
– Ну ясно. Все ради моего безоблачного будущего, а я тут тварь неблагодарная, еще права качаю, – огрызаюсь в ответ. – Мам, а что насчет Марка? За что он терпит издевательства? Ради какой такой высшей цели?
– Ты делаешь из мухи слона. Никто над ним не издевается. Володя, конечно, строгий отец и бывает резковат…
– Резковат?! – перебиваю ее. – Ты у Марка синяки видела?! А знаешь, что за фильмы твой Володя ему показывает?!
– Какие еще фильмы? – хмурится мать.
– Взрослые. Для настоящих мужчин.
– Не выдумывай!
В бессилии я сжимаю пальцами переносицу и ору:
– Так спроси об этом сына, если мне не веришь!
– Я спрошу. И с Володей поговорю, не беспокойся. Твоему брату ничего не угрожает. За кого ты нас держишь, в конце концов?! – строго одергивает меня.
У меня в горле застревает ком размером с яблоко.
– Он избивал меня, мам, – признаюсь я, используя этот факт, как единственный козырь в попытке заставить мать принять меры.
– Володя?! Когда?! – в полнейшем изумлении вскрикивает мама.
По-моему, она реально удивлена. И это обнадеживает.
– Считай, с первого дня, как вы с ним съехались, – продолжаю я. – Он звал меня в гараж и там… воспитывал.
– Тогда почему ты не говорил мне?! Почему я узнаю об этом только сейчас? – недоверчиво вопрошает мама.
– Потому что "настоящий мужчина" никому не жалуется. Это слова дяди Володи, – объясняю ей. – А теперь их повторяет мой младший брат. Как думаешь, мне есть, из-за чего волноваться?
– Господи… – мама медленно моргает.
– Ты живешь столько лет с моральным уродом и ничего о нем не знаешь? Ни за что не поверю.
– Ты многого не понимаешь, Тима… – она нервно трясет головой и отводит взгляд.
– Ну давай, просвети меня!
– Тебе лучше уйти, – мрачным тоном велит мать.
– Я приехал за братом, – напоминаю ей твердым голосом. – Мы едем на тренировку.
– Ладно. Хорошо. Можешь свозить его сегодня, – она неожиданно уступает мне.
– Кудо дважды в неделю. Вторник и четверг, – сообщаю я, воспользовавшись маминой покладистостью. – Я буду сам его возить и оплачивать занятия. Мне несложно.
– Ну нет! – тут же вспыхивает мать. – Это нужно обсудить с мужем! Какое кудо? Он ходит на плавание! У Марка итак загруженный график!
– Так разгрузи его, мам, – это я говорю уже, направляясь к двери.
– Ты меня обманул, – летит мне вслед.
– Я? – приходится оглянуться. – В каком смысле?
Мама не торопится отвечать. Поднявшись из кресла, она подходит к окну, занавешенному тяжелой портьерой, отовдигает ее и выглядывает в окно, из которого открывается вид на аллею. Ну да, у моих матери и отчима есть свой парк.
– Ты знаешь, что отец девушки, которая живет с тобой, сидит в тюрьме? – произносит мама, стоя ко мне спиной.
– Ты навела о ней справки, – усмехаюсь я. – А о том, что мы живем вместе, дай-ка подумать, консьерж настучал, да?
– Ты считаешь, что я плохая мать. Пусть так, но это не значит, что я допущу того, чтобы ты угробил свое будущее.
Я фыркаю, устав слушать ее старую заезженную пластинку.
– Да как я гроблю?! Я за месяц ни одной пары не пропустил!
– Ты же знаешь, что я имею в виду, – сухо парирует мать. – Отец твоей возлюбленной сидит по сто одиннадцатой. Парень, которого он избил, потерял слух. Через пять месяцев он выходит. Тебя это не беспокоит? – наконец она поворачивается.
– Нет, – пожимаю плечами.
– Заканчивай с этой девушкой, – отрезает мать, глядя на меня решительно и неумолимо. – Берись за ум. Найди кого-то нашего круга, для тебя это не проблема. Получи диплом. Я устрою тебя на хорошую должность. Не знаю, думаешь ли ты о будущем или нет, но мы с отцом не собираемся спонсировать тебя всю жизнь. Или ты подчинишься, или лишишься всего.
Я с отвращением разглядываю женщину, которая дала мне жизнь.
Интересно, она хотя бы день любила меня?
– Мне без разницы, – говорю упавшим голосом. – Лишай меня всего. И, вообще, если тебе станет легче, я приношу извинения за то, что появился на свет. Прости, что отравляю вашу идеальную жизнь, что не соответствую твоим ожиданиям, что все порчу. – Я подавляю вздох, злясь на то, что снова позволяю прошлому взять над собой верх. – Поставь на мне крест, вычеркни из завещания, забери у меня все, но я об одном прошу – займись своим ребенком. Ему нужна защита и адекватная мать, раз уж с отцом не повезло. Кроме тебя ему никто не поможет.
Сказав это, я выхожу из кабинета, собираясь дождаться брата в машине.
Разговор с матерью прошел не так, как я рассчитывал. Я надеялся, она будет в ужасе, забьет тревогу, начнет допрашивать и все выяснять.
Но ее реакция меня убила. Мама все знает. Отчим бьет моего брата с ее молчаливого согласия.
Наверное, зря я поторопился.
Безопасность Марка все еще под угрозой, как и моя беспечная жизнь с любимой девушкой. Только что мне делать? Идти в полицию? И кто поверит чуваку, которого отчислили из универа, у которого несколько автомобильных штрафов и административка за потасовку в ночном клубе? Ладно. С той дракой мать все уладила. Но что стоит мое слово против слова прокурора области и чиновника из министерства?
Надо подумать.
Или не думать, а просто разбить морду отчиму, когда тот вернется с охоты на несчастных кроликов…
* * *
Вечером я, точно женатик, сижу перед ящиком. Мы с Диной заказали и почти доели пиццу, и смотрим “Доктора Кто”. Дина снова вяжет, похоже, очередной шарф. Он неширокий, разноцветный, странный, и что-то мне напоминает.
– Какой-то ты тихий сегодня. Точно ничего не случилось? – осторожно спрашивает Дина, покосившись на меня.
– Да все в порядке… – качаю головой.
– Я же вижу, что не в порядке, – мягко говорит девушка, продолжая быстро перебирать пальцами.
Справедливости ради, нужно сказать, что после того, как я пообщался с матушкой, свозил Марка на тренировку и забрал с работы Дину, я ни разу не улыбнулся. Какое уж тут веселье. Мне будто на грудь наступили. И кто? Родная мать.
Я не хотел показывать, что раскис, да только, видно, плохо старался. Дина уже дважды спросила, какого хрена со мной происходит. И я дважды ей солгал.
– Да не парься, это все неважно, – пытаюсь отмазаться и в третий раз. – Не хочу тебя грузить.
– Ещё один! – с обидой произносит Дина.
– Ещё один? – я настораживаюсь.
Прекратив вязать, она отвечает:
– Да мы тут с Аней сегодня пообщались… Не хотела тебе говорить, вроде как, это личное. Но дело касается Фрица… Он не минога, а гад ползучий!
– Что он натворил? – я с беспокойством оглядываю ее.
– Аня ждет ребенка. Ну, вернее, не ждет, – смущенно добавляет Дина. – Ну ты понял. А Фриц и знать ничего не хочет. Уже и другую девчонку нашел.
– Вику… – с пониманием киваю. – Да, я видел их, – стискиваю зубы, чувствуя, что начинаю закипать от злости. – Как там Аня? Что собирается делать?
– Говорит, что не может оставить ребенка. На ней лица нет, а Фриц… – лицо девушки искажает гримаса недовольства. – Я таких мразей ещё не видела! А ведь поначалу и не скажешь!
Неожиданно я ловлю себя на том, что испытываю чувство вины.
– Жесть конечно, – злюсь, что не послал его раньше. – Ты Ане скажи, если ей что-то нужно…
– Спасибо, я ей уже предлагала помощь. Говорит, ни в чем не нуждается, – вздыхает Дина. – Просто жалко ее чисто по-человечески. Окажись я на ее месте, не знаю, как бы справилась.
– Окажись ты на ее месте, я бы не позволил тебе разбираться с этим одной.
Дина окидывает меня внимательным взглядом.
– И что бы ты сделал?
Мысль о том, что девушка, сидящая напротив, чисто теоретически, может носить моего ребенка, поражает тем, что не пугает меня.
– Честно? Не знаю. Но мы бы нашли выход. Вместе. Только думаю, твоя подруга правильно делает.
– Почему? – Дина напрягается и пронзает меня настороженным взглядом.
Походу, она решила, что я считаю глупостью заводить детей в нашем возрасте.
– Когда я родился, матери было девятнадцать, отец чуть старше, – говорю ей. – Они оба были студентами и конечно меня не планировали. Так вот, скажу по личному опыту, быть нежеланным ребенком не очень весело.
– Откуда ты знаешь, что они тебя не хотели?
Последнее, что мне сегодня нужно – так это испортить вечер с любимой девушкой воспоминаниями о своем счастливом детстве. Я медлю с ответом, сомневаясь, стоит ли продолжать, но Дина ждет объяснений.
– Однажды они ругались. Матери нужно было срочно бежать в суд, а отцу – на операцию, няня почему-то опаздывала, и они начали орать друга на друга, выясняя, чья профессия важнее, кто из них пойдет выполнять свой долг, а кто останется со мной. В общем, в пылу ссоры мать заявила отцу, что не хотела меня рожать, что это он настоял, вот пусть теперь сидит со мной и ждет няню. Мне было пять, но я все понял. Как-то так… – пожимаю плечами.
– Мне очень жаль, Тим, – взволнованно произносит Дина. – Это ужасно. Маленькие дети не должны такое слышать.
Я усмехаюсь, не зная, как реагировать на ее искренность.
– Да, у меня веселая семейка. Но к тому, что им похрен на меня, я привык давным-давно. Я, вроде бы есть, но, вроде бы, меня и нет. В принципе, это у нас взаимно, поэтому никаких обид. Так что, не надо меня жалеть, я зашибенно живу. О, ты слышала песню про бомжа?! – ловко перевожу тему. – "Сектор Газа" группу знаешь?
– Что-то знакомое, но про бомжа не слышала, – задумчиво бормочет Дина.
– Вот прямо напомнила мне ту песню моя исповедь, – иронизирую над собой.
– А мне другую. Только она на английском, – Дина с жалостью смотрит на меня. – "Смайл" называется.
Дина продолжает вязать, но ее слова выбивают из легких весь воздух.
Как она это делает? Разве можно так чувствовать другого человека?
– И откуда ты взялась такая, а? – подкалываю Дину, чтобы хоть как-то скрыть свое замешательство.
– Из Дубовников, – уголки ее губ озорно приподнимаются.
– Точно, – я тоже улыбаюсь, словно кретин. – Дин? – вытянув ногу, касаюсь пальцами ее босой ступни.
– Да? – Арсеньева обращает на меня взгляд.
– Ты должна знать, что я по уши влюблен в тебя. Остальное все не имеет значения.
– Хорошо, – бормочет она еле слышно, опуская голову.
– Значит есть надежда, что ты передумаешь на счет моего перевода на твой факультет? – я наклоняюсь, пытаясь заглянуть ей в глаза.
Дина сразу же вскидывает голову.
– Нет. Нет! Забудь об этом!
Откинувшись на спинку дивана, я смеюсь над ее реакцией, пока мой взгляд вновь не задерживается на странной расцветке шарфа, длина которого заметно увеличилась за этот вечер.
Не дает он мне покоя.
– Блин… – наконец меня осеняет. – Я понял! Это же шарф Четвертого Доктора!
Дина кокетливо улыбается, ловко перебирая спицами.
– А я все думала, когда ты догадаешься.
– И для кого он?
– Ни для кого. Просто я люблю делать всякие вязаные штучки из фильмов.
– Я все ещё жду свои домашние кеды, – напоминаю ей о своей хотелке.
– Извини. У меня нет на них вдохновения.
– А на шарф есть?
– А на шарф есть.
– Клянусь, ты ненормальная, – меня разбирает смех. – Какая-то Спицеманьячка. Значит этот шарф будет моим! – заявляю я.
– Зачем? Ты же ни за что его не наденешь, – Дина с сомнением смотрит на меня.
– Давай поспорим?! – возражаю я.
– Давай. Ты будешь ходить в нем неделю, не снимая.
– А как тебе такая идея: на мне будет только он, – я двигаю бровями, как последний извращенец, – и все.
– Смотря, где ты его повяжешь, – невозмутимо произносит Дина.
– Вокруг шеи, конечно!
Ее глаза вспыхивают озорством.
– Тогда нет, я аннулирую наш спор.
– Ханжа, – обзываю ее.
– Эксгибиционист, – Дина не остается в долгу.
– Эй, у меня нет плаща, чтобы делать им вот так! – вскочив с дивана, я растопыриваю руки.
Глядя на меня, Дина покатывается со смеху, а я продолжаю дурачиться, то распахивая, то запахивая воображаемый плащ.
– Хватит, я сейчас живот надорву! – утирая слезы, жалобно стонет Дина.
Я мысленно благодарю ее за то, что она не стала дальше мусолить тему моего плохого настроения, и наклоняюсь к журнальному столику, где стоит коробка с огрызками пиццы, чтобы взять пульт.
– Глянем еще серию?
– Давай. И спать, – Дина потирает глаза и убирает шарф Доктора Кто в специальную корзинку для рукоделия.
– Хорошо, мамочка.
Запустив новый эпизод, я плюхаюсь обратно на диван, устраиваю голову на коленях своей девушки, вытягиваю ноги, закрываю глаза и сразу расслабляюсь.
От Дины по-прежнему пахнет маршмеллоу, аромат которого уносит меня на много лет назад. У моей матери были духи с такой же яркой нотой, напоминающий зефир. По идее, этот запах должен меня бесить, ведь он пробуждает во мне то, что когда-то чувствовал один маленький человечек, на которого все забили, но я не психую. Наоборот, встреча с ним спустя столько лет пошла мне на пользу. Ведь я не шутил, когда говорил, что Дина меняет меня. Ей каким-то образом удалось рассмотреть во мне того самого мальчугана, и я теперь не знаю, как показать ей, насколько для меня это важно. Я не очень хорошо толкаю серьезные речи. В итоге вся моя признательность сводится к тому, что я, как Хатико, только виляю хвостом и преданно смотрю в глаза Дине.
