Текст книги "Бог не проходит мимо"

Автор книги: Юлия Сысоева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Над головой с шумом опять пролетел вертолет, обдав беглеца ветром. Султан что было силы побежал к ближайшему сараю. Заскочив внутрь, он остолбенел – его обдало резкой вонью свинарника. Он двинулся к выходу, но заметил, что на поляну выбежали несколько вооруженных людей в камуфляже. Было поздно. От отчаяния и злости Султан выстрелил несколько раз в первого попавшегося жирного хряка с грязными боками. Хряк, истово завизжав, повалился на бок и забился в предсмертных конвульсиях. Султан бросился к окошку и, дав несколько автоматных очередей, замер. Лоб его покрылся потом, ладони неприятно взмокли, сердце готово было выскочить из груди. Он перевел дыхание и вытер ладони о штаны.

– Султан, ты окружен, сдавайся, – послышался голос из мегафона.

– Не дождетесь, свиньи! – Султан подкрался к окну, бросил гранату, крикнув что было силы: -Аллаху акбар!

Раздался взрыв, встревоженные свиньи заметались в своих загонах, испуганно захрюкав.

– Гадость, – крикнул Султан, пнув ногой одну из подвернувшихся свинок. Перепуганное животное, взвизгнув, шарахнулось в сторону.

– Султан, с тобой говорит полковник Шмаков, сдавайся или будешь уничтожен. В случае сопротивления у меня приказ командования живым тебя не брать, мать твою.

– Аллаху акбар, Аллах инша! – заорал Султан и бросил еще одну гранату.

От взрыва сарай вздрогнул. Обезумевшие животные вырвались из своих загонов и с визгом бросились к выходу.

Султан прижался спиной к пыльной стене сарая и закрыл глаза. Шансов действительно не было: надо или сдаться – и тогда при помощи хороших адвокатов можно как-то выкрутиться, а затем скрыться за границей; или остаться умереть здесь, в этом грязном, вонючем сарае. Умереть в таком месте! Никогда не желал он себе такой смерти, но и сдаться этим кафирским неверным собакам ему казалось не менее унизительным.

– Султан, ты зря шалишь, последний раз повторяю, больше повторять не стану, сдавайся или будешь уничтожен на х...

– Да пошли вы, – прошипел Султан, вытирая со лба крупный пот. В руке он сжимал последнюю гранату.

Воцарилась пауза, видимо, ему давали время подумать; оставшиеся свиньи, глупо хрюкая, успокоились в своих загонах.

– Аллаху акбар, – крикнул Султан из последних сил.

Бросив гранату в окно, присел и зажал уши. Раздался взрыв, стены вздрогнули, с потолка посыпалась какая-то труха и песок прямо на голову и за шиворот, противно прилипая к взмокшей спине. Свиньи завизжали от ужаса и дико заметались в сарае, норовя его разнести.

Следующего взрыва Султан не слышал. Направленный выстрел из гранатомета разнес хлипкую стену в том месте, где он сидел, присев и зажав уши. Клубы дыма и пыли на несколько мгновений закрыли все вокруг от глаз наблюдающих. Сарай загорелся, несколько перепуганных насмерть животных с визгом побежали прочь.

Время остановилось, была вспышка и боль, свет померк, как выключают лампочку в темной комнате, и Султан понял, что стремительно падает вниз. Пол провалился под ногами, словно раскрылась огромная голодная пасть, жаждущая поглотить все его существо. Падение было столь быстрым, что послышался свист, постепенно переходящий в нарастающий гул и бешеный хохот, от которого, казалось, вот– вот разорвется голова. Невыносимо хотелось зацепиться за что-то, приостановить, хоть на мгновение, этот адский полет, это стремительное падение. Раздались крики и страшные стоны, жуткие чудовища с ревом вырвались и бросились на падающего Султана. Его несло в бездну, и бездне этой не было конца, ужас усиливался и овладевал им все сильнее и сильнее, его окружали мерзейшие твари, каких и представить было невозможно, они бросались на него, словно вгрызаясь в его чрево и заполняя все его нутро, как заполняют черви разлагающийся труп. Они ползли ему в рот, в глаза, в уши, и он не мог даже пошевелиться, чтобы как-то помешать этому чудовищному насилию.

Это был конец, настоящий конец. Навсегда. Кричать бесполезно, это было то самое место, где вечные крики сливаются в единую бессмысленную какофонию, где скрежет зубов и проклятия заполняют все призрачное пространство, наполненное страхом, одиночеством и забвением. Это место – древний мрачный Шеол, где больше нет выбора между добром и злом, где находятся те, кто уже сделал свой выбор.

Среди разорванных в куски туш свиней лежало несколько крупных и мелких фрагментов человеческого тела с грязными кроваво-черными обрывками одежды. От головы почти ничего не осталось, кроме лобной кости и глазницы с отвратительно вывалившимся глазом. Внутренности человека смешались с внутренностями нескольких погибших животных, обильно сдобренными фекалиями и навозом. Еще дымилась обгоревшая стена, и ветер разносил по окрестности чудовищное зловоние.

В тот же день все новостные каналы передавали сообщение об удачно завершившейся контртеррористической операции, в результате которой был уничтожен особо опасный международный террорист Руслан Мерзоев по кличке Султан.

21 ноября. Праздник Архистратига Божьего Михаила. Настя прилетела из Сингапура ноябрьским днем, когда в Москве выпал первый снег. Вот уже второй год как они с мужем и детьми уехали в Сингапурскую миссию, именно это изменило мужа и наладило их отношения, да и рождение сына, уже в Сингапуре, очень сильно повлияло на отца Сергия. Одним словом, Настя обрела наконец покой и мир. Ей и не верилось, что она могла жить столько времени в постоянном стрессе и на грани срыва. Теперь в ее жизни все было спокойно и размеренно. Отец Сергий нашел себя в миссионерстве и создании общины, полностью отдавшись этому важному делу.

Настя наконец была счастлива с мужем и с детьми.

Накануне легкий мороз сковал землю, и падавший снег не таял, образуя неровный, рваный ковер. Настя быстро шагала по скользким дорожкам и испытывала неясную тревогу, будто забыла что-то очень важное. Потом она поняла, что просто с ней нет детей, поэтому и возникает такое беспокойство. Она так привыкла быть всегда и везде с детьми, что не мыслила себя без них ни минуты. А тут в Москве впервые за столько лет она была без них.

Свекровь на зиму вернулась в освободившуюся квартиру, теперь она царствовала там безраздельно, была довольна и даже похорошела. Настю приняла радушно и, конечно, первым делом расспросила о сыне: как ее мальчик переносит чужой климат, непривычный для нас режим питания, как его отношения с туземцами, не испытывает ли ностальгию? Обещала приехать в гости.

Кое-как придя в себя после самолета, Настя должна была срочно навестить отца, с которым случился инфаркт и который выразил желание немедленно креститься, прямо в больнице. Именно это Насте нужно было организовать, и как можно скорее. Собственно, из-за этого она и прилетела в Москву.

Она должна была наконец встретиться с Аленой, которую не видела несколько лет. Лишь недавно Настя узнала ее трагическую историю со счастливым концом. Две недели назад Алена привезла в Москву своего сына, которого прятала от преследований Султана в семье отца Андрея.

Ноябрьские леса в великолепии осеннего угасания застыли серым кружевом, безмолвно ожидая снег. Увядшие и обретшие старческую желтизну травы покрылись, словно нарядом, хрустким искрившимся инеем. Солнце, задернутое белесой дымкой, готово было вот-вот скрыться за темными снеговыми тучами, медленно опускавшимися к земле.

Алена ранним утром выехала из Москвы. Она ехала одна на своей старой, но верной «девятке». На заднем сиденье в детском кресле, сладко посапывая, крепко спал маленький Петя. Сына она недавно забрала от отца Андрея и Вероники. Уже не было надобности оставлять его там. Султан был уничтожен, и теперь им ничто не грозило.

Она ехала туда, куда давно хотела попасть, и ехала к тому, кого уже не застала в живых на земле.

По серой заиндевелой ленте шоссе забавно змеилась, причудливо извиваясь и низко стелясь по самому асфальту, белая снежная поземка, уходя под машину и весело выныривая сзади, будто играя.

Алена спешила, мыслями и сердцем она давно была уже там, со старцем, на могилку которого хотела попасть засветло, чтобы сразу после вечерней службы тронуться в обратный путь. Она наконец обрела покой и хранила его как зеницу ока, с умилением и надеждой на Господню любовь и всепрощение к грешникам кающимся.

Мимо проносились убранные и заброшенные поля, деревни и села, старые фермы, дорожные развилки, указатели, трактиры, заправки и магазинчики, водонапорные башни и новенькие вышки сотовой связи. Мимо проносился мир, который в прошлом был для нее тяжким соблазном. Она училась жить заново, ей надо было растить сына и начинать жизнь почти с белого листа.

А пока она неслась, преодолевая дорожные изгибы, обгоняя протяжные фуры, медлительные легковушки, творя Иисусову молитву и предаваясь созерцанию окружающей ее жизни, сливаясь в единое целое с пространством и растворяясь в нем, как капля воды, устремляясь духом к горним мирам и к запредельности.

Наконец после нескольких часов путешествия вдалеке показались знакомые очертания монастыря, голубые главы монастырского собора, заново отстроенная, прямая, как свеча, колокольня, новый храм в лесах. Петя проснулся и удивленно стал смотреть в окно.

За эти годы монастырь расстроился и полностью преобразился. Алена не была там с того самого времени, когда ездила с подругой Настей еще юной девчонкой-студенткой.

Алена припарковала машину на пятачке возле главного входа, взяв малыша на руки, с волнением прошла через монастырские ворота, до неузнаваемости перестроенные, и направилась к главному собору, рядом с алтарной частью которого и покоился прах почившего этой осенью старца.

Могила старца была увенчана простым деревянным крестом с крышей домиком, под крестом в красном фонарике теплилась неугасимая лампада, могильный холмик весь сплошь завален букетами цветов, припорошенными, словно пыльцой, белым пушистым снегом. Первый снег тонким прозрачным ковром застилал землю, в воздухе неспешно кружились колючие снежинки. Старая яблоня с побитыми морозом побуревшими яблоками склонялась над крестом. На кресте вырезаны надпись «иеросхимонах Илиодор», крестик и дата преставления.

У могилки никого не было. Алена подошла; с минуту постояв, опустилась подле на колени, прижав к груди ребенка, наклонила голову в самую гущу побитых морозом и засыпанных снегом цветов и дала волю слезам, вся сотрясаясь в нахлынувших рыданиях благодарности и покаяния.

Он провидел ее будущее, он, быть может, вымолил ее из ада, не дав осуществить великое зло и отнять жизнь у десятков, а может быть и сотен, ни в чем не повинных людей. Какая милость, что она здесь и может оросить слезами его могилу.

Наконец Алена поднялась и еще долго стояла молча. Петя вновь заснул, блаженно закрыв глаза. Алене показалось, что могила вдруг стала издавать тонкое благоухание, то самое, которое исходило от старца при жизни и которое много лет тому назад Алене довелось почувствовать в первую их встречу. Она ощущала его незримое присутствие в этом месте и покой, посетивший ее измученную душу.

– Никак, знала его, милая? – внезапно послышался старческий голос.

Алена вздрогнула от неожиданности и обернулась. Перед ней стояла баба, по виду деревенская, в козьем пуховом платке и коричневом, видавшем виды драповом пальто. В руке она держала незажженную рублевую свечку. Ее морщинистое лицо приветливо улыбалось, а бесцветные старческие глаза были добры. Бабулька перекрестилась и, покачав головой, продолжила свой незатейливый монолог.

– Голубчик наш батюшка, помяни мя грешную у престола Божьего, – потом вновь обратилась к Алене, немного растягивая слова, как на распев. – Осень-то какая была, так дожди и лили, и лили без просвету, а как старца, батюшку нашего, заступничка, хоронили, так солнце засияло, как летом, и птички запели, так заливались, так заливались. А когда гроб в могилку опускали, так голубь белый в воздухе появился и три раза через голову в воздухе перевернулся, вот какие чудеса. Батюшка святой жизни был. А ты, я гляжу, с ребеночком приехала, видать, вымолил старец. Правильно сделала, что с ребенком приехала, за все надо благодарить Бога.

Алена улыбнулась, молча поклонилась незнакомке.

Вскоре к могилке подошла еще одна женщина, одетая во все черное, как инокиня, в руках она держала букет алых, будто огненных роз. Женщина наклонилась и молча положила цветы. На фоне белого снега розы вспыхнули огнем, такие яркие они были. Женщина перекрестилась и что-то быстро зашептала бледными губами. Алена едва разобрала имя – Кирилл. Ее слух что-то резануло, а женщина, прикрыв глаза, еще громче зашептала, так что можно было понять слова ее молитвы, она молилась о упокоении убиенного Кирилла.

Сердце Алены неистово забилось, кровь пульсировала в висках, в глазах потемнело. Алена с силой прижала к себе ребенка, словно боясь выронить его. Она вспомнила лагерь и того самого журналиста, которого казнили по приказу Султана. Она не знала эту женщину, не знала, за какого убиенного Кирилла та молилась, кем она ему приходилась – женой, невестой или просто подругой, но она была уверена, что это тот самый Кирилл. Именно здесь, у могилы старца, они встретились, и встреча эта не могла быть случайной. Алена пристально посмотрела в лицо женщины. Наталья плакала, слезы текли по ее бледным щекам. Алена решила сказать ей самое главное.

– Он умер как мученик, он не отрекся от Христа и за это удостоился Царства Божьего, я это знаю.

Наталья открыла заплаканные, помутневшие от слез глаза и с удивлением посмотрела на незнакомку, пытаясь понять, что ею было сказано. Потом взор ее прояснился, глаза вспыхнули радостным светом.

Больше они ничего не сказали друг другу – все было понятно и без слов.

Алена направилась к собору. Сразу после вечерней службы они с Петей поехали обратно.

Метель к вечеру усилилась. Время черных и непроглядных предснежных ночей закончилось. Теперь тьму пронзали вихри летящего к земле чистого в своей первозданности снега. Серебристые снежинки, освещаемые дальним светом фар, образовывали дивные, феерические светящиеся потоки, с бешеной скоростью несшиеся навстречу машине. Сзади кружились вихри легкого, еще не успевшего зацепиться за землю снега, словно желавшего устремиться назад, в небеса, и создававшего эффект огромной скорости и объема пространства, пронизанного этой скоростью. Стояли молчаливые темные леса, образующие мрачный тоннель, они нависали над дорогой и уходили вершинами в мутное крутящееся небо. Все смешалось в этом диком вихре: потоки времени, пространство, запредельные миры и стихия, создавая мистическую завораживающую картину мироздания.

1993 год. Известный монастырь. Подошла очередь Алены, она в волнении опустилась на колени перед старцем. Он взглянул на нее и вновь углубился в молитву.

Ей показалось, что он очень строго посмотрел на нее. Она приблизилась к нему, чтобы задать свой вопрос, и в этот момент обоняла дивное тонкое благоухание, ни с чем не сравнимое, разве что похожее на запах мира.

«Запах вечности», – подумала она.

– Батюшка, скажите, какой путь мне выбрать: монашество или в миру, замуж, семья? -решилась спросить она.

Она так часто мысленно задавала старцу этот вопрос и так часто получала от него в своем воображении ответ, что даже не узнала свой голос, словно это и не она произнесла. Старец молчал, лишь тихо перебирая своими тонкими пальцами ветхие истончившиеся четки. Алена хотела повторить вопрос, думая, что отец Илиодор ее не расслышал, углубившись в молитву.

– В монастырь? Какая прыткая, так сразу и в монастырь. Господь приведет тебя в монастырь, только прежде ты падешь до самого дна, отречешься от Него, но, прошедши через страдания, возвратишься. Господь через твоего сына спасет тебя от вечной геенны огненной, вырвет тебя со дна ада, не даст тебе погубить людей.

Старец еще раз строго посмотрел на нее и не дал своего благословения, вновь углубившись в молитву. Алена ничего тогда из его слов не поняла. На вопрос Насти ответила уклончиво: «Кажется, что-то сказал про монастырь в будущем, но не сейчас, я не поняла». Настя, видя, что Алена потрясена, не стала больше приставать с вопросами.

2006-2010 г.